Нить Ариадны

Глава 14

Бой часов заставил Марину вздрогнуть.

— Поверить не могу, что уже три утра! ― воскликнула она. ― Поздно-то как!

Она только сейчас поняла, как затекли мышцы, с удовольствием потянулась и зевнула. Дигби спал у нее на коленях, уютно свернувшись рыжим пушистым клубком, чай в кружке давно остыл и покрылся тонкой мутной пленкой. В ночной тишине дома из соседней комнаты доносилось ровное глубокое сопение помощницы Лены, ему в такт жалобно и монотонно поскрипывало кресло-качалка, на котором важно восседала Клеопатра Петровна, закутавшись в теплый плед.

— Да, с хорошим рассказчиком время пролетает незаметно, ― кивнула женщина, несомненно, имея в виду себя. Марина не сдержалась ― хмыкнула. Клеопатра Петровна не оценила чувства юмора девушки, поджала губы и ворчливо заскрежетала: ― Сначала вы полночи терзаете меня вопросами, а теперь, не скрывая, ― подсмеиваетесь. Для женщины моего возраста это оскорбительно.

— Клеопатра Петровна, да будет вам. ― Марина за долгий вечер привыкла к вспышкам неудовольствия старой женщины и уже не обращала на них внимания. ― Вы же сами получили удовольствие, рассказывая, признайтесь.

— Получила, не получила ― этого вы точно знать не можете. Вряд ли вы способны прочитать по мимике моего лица о моих истинных чувствах. ― Она, кряхтя, сползла с кресла, властным жестом остановив вскочившую на ноги Марину, ― Справлюсь я. ― Женщина была уязвлена. Дигби покатился с колен девушки, но мгновенно проснулся и приземлился на лапы. «У кошек все-таки реакция исключительная», ― подумала Марина и заметила, что женщина собирает чашки на поднос.

― Должна сказать, что мне пора отдыхать. Завтра весь день предстоит работать над серьезными вещами, ― буркнула Клеопатра Петровна. В ее голосе снова преобладали недовольные нотки.

— Мне ведь тоже работать, ― не обращая внимания на слова женщины, сказала Марина и постаралась, чтобы ее голос прозвучало миролюбиво. На самом деле ей уже хотелось придушить Клеопатру Петровну, ну как же так можно поступать? Сначала она ворчала и никак не соглашалась делиться интересным случаем из своей практики. Когда наконец Марина ее уговорила, Клеопатра Петровна стала рассказывать так, словно внутри нее кто-то поставил старую исцарапанную пластинку. Она вещала своим скрипучим голосом полночи без особых пауз, с бесконечными отсылками к таким деталям и подробностям, без которых любой рассказ запросто мог бы обойтись, но Марина терпеливо слушала, не прерывая, не задавая вопросов, только изредка бросая взгляд на диктофон ― пишет ли? Самым неожиданным для Марины стало то, что эта история захватила ее, засосала, словно бездонная болотная трясина, так что Марина ясно представляла себе улицу, по которой когда-то шла молодой специалист по психологии Клеопатра Петровна на встречу с прекрасной нимфой Александрой Суворовой. История, словно клубок морских водорослей, опутала своими мохнатыми стеблями и не отпускала ее. Девушке хотелось продолжения, а точнее, логического конца, которого взбалмошная старая женщина внезапно решила ее лишить.

— Клеопатра Петровна, послушайте, история-то не окончена, а это значит, материал до конца не собран. Я с такой обрывочной информацией статью не смогу написать. Чем в итоге закончилась история Александры? ― Девушка постаралась, чтобы ее голос прозвучал ровно, но не получилось ― дрогнул. Клеопатра Петровна только вопросительно подняла брови, хотя, казалось, поднимать их выше было некуда, они и так неестественно высоко располагались на ее лице.

— Значит, зацепила история, ― удовлетворенно заметила женщина. Марина поморщилась: опять хочет, чтобы я ее уговаривала. Не дождется. И девушка, передернув плечами, раздраженно спросила:

— Скажите, в итоге вы встречались еще раз с ней или нет? Если она совсем исчезла, тогда кто-то должен был заявить в полицию, чтобы начать расследование.

— Вот молодежь, вечно вы торопитесь. Полиция, расследование… насмотрелись фильмов. ― Она закончила собирать чашки на поднос и теперь ровными стопками раскладывала бумаги на столе, любовно похлопывая каждую стопку. Наверное, вспоминала, сколько трудилась над каждой страницей. Дойдя до предпоследней стопки, женщина неожиданно взглянула на насупившуюся, следящую за каждым ее движением, девушку. В глазах Клеопатры Петровны заплясали веселые искорки, словно ее в эту самую минуту посетила замечательная идея. От этого она словно помолодела на несколько лет, движения стали более уверенными и быстрыми, она ловко поправила последнюю стопку бумаг и сказала, обращаясь к девушке: ― Почему бы вам самой не задать героине истории все интересующие вопросы? А уже после вашего с ней разговора, когда она ответит на ваши вопросы, я пролью свет на темные пятна, опираясь на научные факты.

Марина ушам своим не поверила ― вот тебе и конец истории. Девушка окончательно разозлилась, на то были две основные причины. Первая ― это то, что Клеопатра Петровна смогла разжечь в ней любопытство, которое так и не было удовлетворено; а вторая причина ― надежда на то, что через полчаса она будет сидеть за рулем своей машины с полным материалом в сумке и ехать в сторону Москвы, домой, рухнула.

— Клеопатра Петровна, давайте без игр в кошки-мышки, расскажите, чем все закончилось, — и дело с концом.

Но Клеопатру Петровну было не узнать, теперь она лучилась радостью, если это слово вообще могло быть к ней применимо, предвкушала некое удовольствие и на слова Марины только отрицательно качала головой.

— Нет-нет. Более я ничего вам не скажу, пока вы не встретитесь с нашей героиней. Это замечательная идея, и ее непременно нужно воплотить в жизнь.

«Ого, уже нашей героиней», ― со злостью подумала Марина, исподлобья глядя на довольную Клеопатру Петровну.

— Разве подобные встречи соответствуют кодексу поведения, о котором вы мне рассказывали в начале встречи? ― спросила Марина, надеясь, что напоминание о медицинской этике охладит пыл Клеопатры Петровны.

— Мне лучше знать, насколько это недопустимо, ― проговорила женщина, ― но я готова пойти на это, потому что только сейчас поняла, что личная встреча с героиней поможет вашей статье.

— Как, интересно? ― Девушка уже не скрывала своего недовольства.

— Вы сможете услышать всю историю от первого лица. И я вас уверяю, что вы сможете написать так, как не писали еще никогда. Я безоговорочно верю в развитие. ― Это было странно, но теперь Клеопатра Петровна поменялась с Мариной ролями, теперь она уговаривала ее, как несколько часов назад сама Марина упрашивала женщину начать свой рассказ.

— Ну, хорошо, ― с сомнением согласилась Марина. Она действительно устала и хотела домой. Клеопатра Петровна была права в том, что из личной встречи с неизвестной полоумной Александрой можно будет выжать больше, чем из нее самой. «Она просто невозможный рассказчик, и еще один вечер с Клеопатрой Петровной я уже не просто выдержу», ― невесело подумала Марина, ведь за расшифровкой диагноза все равно придется возвращаться. Но вдруг мелькнула мысль, что, может, и не придется, если таинственная Александра сможет нормально рассказать, что же с ней случилось полвека назад. ― Давайте я навещу ее, и посмотрим, что из этого получится.

Клеопатра Петровна удовлетворенно хмыкнула.

— Уверена, что получится все просто чудесно. Я сейчас найду адрес. ― И она побрела к книжному стеллажу. Там она стала перебирать скрюченными пальцами корешки книг. Наконец добралась до нужной и попыталась вытащить ее. Ничего не вышло ― стоявшие на полке книги были так плотно прижаты друг к другу, что достать хоть одну было непросто. Марина пришла на помощь пожилой женщине, и кое-как раскачивая книгу за корешок вперед и назад, смогла ее вытащить. Клеопатра Петровна проворно выхватила ее и принялась перелистывать страницы. Бумага была плохой ― тонкой и пожелтевшей, многие из страниц были уже порваны, а иные рвались прямо в руках Клеопатры Петровны, но ее это нисколько не смущало, она сосредоточенно что-то искала.

— Есть, ― довольно крякнула Клеопатра Петровна, вытаскивая вчетверо сложенный листок.

— Что это?

— Адрес, что же еще? ― Клеопатра Петровна уже увлеченно копошилась в дальнем углу комнаты, продолжая свои поиски. Девушка складывала в сумку блокнот, ручку, диктофон, быстрым движением выудила мобильник из сумки, проверила ― ни звонков, ни сообщений. — Алик мог бы и поинтересоваться тем, как у меня дела, ― недовольно пробормотала Марина. Ей очень хотелось поехать домой, но женщина продолжала искать что-то в своих бесконечных коробках.

— Нашла! ― воскликнула Клеопатра Петровна. ― Теперь все готово.

— Что готово?

— Марина, у меня просьба к вам, ― не удосуживаясь ответить на вопрос девушки, заскрежетала женщина, ― передайте Александре, меж собой продолжим звать ее так, этот сверток. Я ее давно не видела, думаю, ей будет приятно получить весточку от меня. А это адрес. ― И она протянула тот самый листок, что нашла в книге. Марине не хотелось ничего передавать, и Клеопатра Петровна с легкостью прочитала это на лице девушки. ― Я прошу вас, ― произнесла женщина таким тоном, что Марине стало стыдно, что не хочет помочь старой женщине.

— Хорошо, ― кивнула девушка.

— Извините, что не смогу вас проводить, мне давно пора отдыхать ― старым костям нужен покой. Лена вас проводит. До свидания. ― И, не сказав больше ни слова, она медленно удалилась вглубь дома.

Помощница Лена вышла в прихожую, хлопая заспанными глазами. Пока Марина надевала пальто, в коридор беззвучно вошел Дигби, он потерся о ноги девушки и протестующе замяукал, когда Лена взяла его на руки.

— Он хитрец, только и ждет возможности прошмыгнуть на улицу.

«Ох, Дигби, как я тебя понимаю», — подумала Марина, в этом доме ни секунды не хочется оставаться. Марина попрощалась и вышла в морозную ветреную ночь. Небольшой «Ситроен» ждал ее у подъезда. Его Марине подарил папа, когда девушка перешла через экватор в институте. Она быстро получила права, тоже не без помощи папы, и теперь любила рассекать по улицам Москвы, быстро, с максимально разрешенной скоростью. Стоять в московских пробках было куда менее интересно, но отказаться от машины у Марины и в мыслях не было. Возникали и другие неудобства, связанные с эксплуатацией автомобиля, например, девушка не любила заправлять или чистить машину от снега. Алик мужественно брал на себя эти обязанности. Но сейчас его не было рядом, и Марина, грустно вздыхая, сама взялась за щетку, чтобы смахнуть насыпавший за такой долгий вечер снег. Ночь была темной и звездной, вокруг было тихо. «Как можно так жить», ― думала Марина. Она привыкла к городскому шуму, и такая тишина пугала ее. Еще немного, и можно ехать, девушка открыла дверь и напоследок посмотрела на темный дом Клеопатры Петровны. В слабо подсвеченном окне гостиной, едва прикрытом кружевной занавеской, виднелось белое лицо Клеопатры Петровны. Она, не отрываясь, смотрела на Марину.

Девушка передернула плечами, прыгнула в машину и нажала на педаль газа. «Брр, как-то все это жутко», ― подумала Марина и повернула на шоссе, ведущее к Москве.

***

— Очень странно, не могу найти этот адрес в Интернете. Это дом или просто какая-то нежилая постройка? ― Марина наклонила голову и стала еще внимательней всматриваться в экран компьютера. — Что же это, черт возьми?! ― в сердцах воскликнула она и устало откинулась на спинку стула.

— Что такое? ― послышалось из-за перегородки, и сверху выглянуло смешливое детское лицо Макса. ― Статью написать не получается?

— Да нет. Тут другое дело, ― буркнула Марина. Она чувствовала себя отвратительно, потому что так и не смогла заснуть этой ночью. Как только она закрывала глаза, на нее обрушивался калейдоскоп образов ― здесь были и Клеопатра, и Александра, но в основном ― картины. Их было великое множество, и они бесконечным потоком вливались в сознание Марины.

— Минуточку, ― сказал Макс и исчез за перегородкой, чтобы через секунду плюхнуться на подоконник рядом с девушкой. ― В чем же дело? ― Его репортерский нюх подсказывал, что дело может быть весьма интересным, если Маринка вот уже битых два часа сидит и разговаривает с экраном компьютера.

— Не знаю, ― рассмеялась Марина и легко щелкнула Макса по носу. ― Как тебе рассказывать? Не успел подойти, а уже глаз не сводишь с моего монитора. Ты человек опасный, стащишь у меня материал и глазом не моргнешь.

— Как ты могла такое подумать? ― Макс картинно закатил глаза и поднес руку ко лбу, изображая оскорбленное достоинство. ― Я тут с тоски помираю, все утро слушаю заседание министров ― та еще нудность... Расскажи мне что-нибудь стоящее.

Марина улыбнулась и подумала о том, что, может быть, и стоит поведать Максу о вчерашнем интервью. Она никак не могла избавиться от мыслей о недавних событиях, остаток ночи и все утро в голове у девушки Клеопатра Петровна скрипучим голосом снова и снова пересказывала загадочную историю. Наваждение какое-то. Максу девушка доверяла, они вместе делали несколько репортажей, и он оказался парень что надо ― веселый, хваткий, дружелюбный. Не такой амбициозный, как Алик, и не совсем в тренде, как говорится, но для друга он подходил в самый раз. Марина подозревала, что Макс испытывает к ней нежные чувства, но он этого старался не показывать, а она благородно старалась это не использовать.

— Насчет стоящего не уверена, но материал действительно необычный.

— Я весь во внимании, ― шутливо произнес Макс, но натянулся, как струна, боясь пропустить хоть слово.

— Вчера брала интервью у одного психолога для цикла статей о выдающихся русских эмигрантах XX столетия. Помнишь эту прекрасную идею редактора — собрать материал о людях, которые смогли раскрыться, только покинув родину? ― Марина голосом выделила слово «прекрасную» и закатила глаза. ― Так вот, я поехала к одной из этих раскрывшихся за границей женщин брать интервью в Подмосковье ― она стала жить там, когда вернулась на родину из Америки.

— Так… ― пытался помочь Макс девушке. Он знал ее несколько лет и первый раз видел такой растерянной, про себя отметив, что такая Марина ему нравилась еще больше.

Макс любил веселых девчонок со спортивной фигурой, напористых и уверенных в себе, поэтому сразу, как только Маринка появилась в редакции, он почти влюбился в нее. Не то чтобы очень глубоко, а так, скорее поверхностно. Ему нравилось смотреть на нее, болтать с ней ― она была совсем неглупа. Но для того, чтобы влюбиться по-настоящему, Максу чего-то в ней не хватало ― человечности, что ли? Слишком она была неестественной ― вся по западной модели успешности. «Я люблю мир, а мир любит меня. Однако если мне что-то нужно, я это получу, несмотря ни на что». Тьфу.

Но этим утром Маринка вообще на себя не была похожа, словно с нее слетела глянцевая обертка ― немного усталая и … беспомощная. У Макса внутри как-то странно защемило. Девушка потерла глаза, а Макс отметил, что она сегодня первый раз явилась на работу без макияжа, и такое чистое лицо ей невероятно шло.

— Так вот, она рассказала мне одну любопытную историю. Очень любопытную…

— Но? ― Макс опять влез, искренне полагая, что помогает.

— Но у этой истории нет конца. Нет, не так. Я не знаю, чем она закончилась, а чтобы это выяснить, нужно встретиться с героиней полуночной истории.

— Ну и что? По-моему, обычное дело ― опросить как можно больше людей, чтобы материал был полным. ― Макс беззаботно пожал плечами.

— Да я и не спорю, но что-то меня смущает в этой истории, рассказ как-то не складывается в одну линию, понимаешь?

— Пока нет.

— Вчера героиня статьи дала адрес девушки, с которой мне нужно поговорить, хотя теперь она и не девушка вовсе. Думаю, этой даме сейчас глубоко за семьдесят. Так вот, нет такого адреса.

— Что за чепуха? ― спросил Макс и теперь уставился в монитор.

— На карте видно, что это небольшая деревня под Истрой ― но такого адреса в этой деревне нет, а все, что находится рядом, ― не выглядит жилым.

Макс внимательно посмотрел на карту, а потом перевел ее в режим «фото со спутника», всмотрелся еще раз и хлопнул себя по голове. Хлопок получился неожиданно звонким, с протяжным звуком, ребята посмотрели друг на друга и расхохотались.

— Я все понял. Нет ничего необычного в истории с адресом, и не надейся.

— Что же ты понял? ― Марину раздражал напыщенный вид довольного Макса.

— Читать нужно и другие репортажи, не только свои. ― Макс продолжал поддразнивать девушку, но потом смилостивился и стал объяснять: ― Я какое-то время назад делал репортаж как раз про историю этого места и сам долго не мог понять, почему не могу найти адрес в Интернете. Объясняется вся эта таинственность просто ― там расположена клиника новейшего образца, так называемый рехаб. Не просто клиника для наркоманов, пьяниц и психов, а для очень привилегированных людей с различными зависимостями и отклонениями, для голубой крови с большими деньгами, короче. Сама понимаешь, что лечатся там весьма известные люди, которым огласка совершенно не нужна. При определенном давлении и спонсорстве можно сей дворец и с карты, и со спутника легко убрать.

— Неужели? ― Марина одновременно испытала облегчение и разочарование от того, что все объяснилось так просто. ― Подозреваю, что мне нужно именно туда.

— Скорей всего, раз девушка твоя, которой глубоко за семьдесят, имела некоторые отклонения. Когда поедешь?

— Прямо сейчас, статью нужно сдать послезавтра. Тянуть не буду.

— Давай вместе, а? Только скажи шефу, что боишься ехать одна и что тебе позарез нужен штурман. А я обещаю тебя развлекать всю дорогу.

Марина рассмеялась и покачала головой, снова напустив на себя привычный вид ― занятой, холодный и одновременно с этим немного скучающий.

— И не надейся. Ты же меня с ума сведешь своей болтовней. Справлюсь сама.

Шумная Москва ударила в лицо Марины сухим колючим ветром. Девушка поежилась и плотнее завязала пояс зимней куртки. Редакция журнала находилась в самом центре столицы, в Романовом переулке. Марина очень любила это место, может быть, потому что рядом располагались две старинные церкви ― Знаменская и великомученицы Татианы. Марина не была набожной, но каждый раз, проходя мимо, неизменно что-то чувствовала. А может, из-за того что когда-то здесь располагалось поместье Романовых, и Марине нравилось думать, что великие князья часто прогуливались по этой земле меж столетних деревьев.

Только после того, как Марина оказалась за рулем, она снова обрела свою обычную уверенность и жесткость, романтизм, навеянный церквями XVII столетия, растаял. Девушка механическими движениями выкручивала руль, нажимала педали и бросала взгляды в зеркала ― это ей только помогало мысленно накидывать вопросы и версии. Что же с Александрой случилось на самом деле? Почему она в итоге оказалась в России? Скорей всего развязка окажется весьма банальной ― алкоголь, например, или какая-нибудь степень шизофрении.

Высокие здания отбрасывали длинные тени на улицы Москвы, погружая часть домов в сумрак. Близился вечер, солнце клонилось к западу, когда Марина выехала на шоссе. Здесь она с удовольствием сильнее нажала на педаль газа и, рассекая морозный воздух, быстро помчалась к развязке истории, не дававшей ей покоя.

Уже в темноте, плутая по проселочным дорогам, она въехала в поселок, который искала. Дома в основном были пятиэтажками, построенными в шестидесятые годы двадцатого века, ― безликий серый поселок, каких в нашей стране были тысячи, на главной улице ― страшные магазины с кричащими вывесками, чуть дальше ― полузаброшенные гаражи, а за ними пустырь. А за пустырем, скрытое небольшой лесопосадкой, виднелось современное, горящее электрическими огнями здание рехаб-клиники. К нему вела еле заметная в темноте, припорошенная снегом дорога. — С фонарями здесь явная проблема, ― пробормотала Марина, осторожно направляя автомобиль по дорожным колдобинам. Вскоре появился высокий и неприступный забор, который опоясывал внушительную лесную территорию. Повсюду были установлены видеокамеры. Перед КПП Марина остановилась, на вечерний морозный воздух вышел хмурый охранник, где-то залаяла собака, больше не было слышно ни единого звука.

— Чего вам? ― буркнул постовой.

Надо признаться, Марина на секунду растерялась, она вдруг осознала, что не знает настоящего имени Александры Суворовой. Как она могла отправиться сюда, не спросив самого главного? Что за непростительная глупость? Журналист называется! «Совсем вчера разум потеряла», ― ругала себя девушка. Однако внешне виду не подала и, быстро собравшись с мыслями, уверенно заговорила звонким голосом:

— Мне нужно встретиться с одной пациенткой, у меня для нее посылка. ― Это Марина в последнюю секунду вспомнила про сверток, который ей дала Клеопатра Петровна, он так и валялся на заднем сиденье, после того как девушка вчера закинула его туда. Марина спешно повернулась, нащупала рукой сверток и с торжественным видом вытащила его. ― Вот!

Охранник с безразличным видом взял сверток из рук девушки и стал внимательно читать надпись на пакете. Сердце Марины замерло, она даже не взглянула на него вчера, а сегодня вообще не вспомнила. Что, интересно, там написано? — Ждите здесь, ― бросил ей охранник и зашел в вагончик. Прошло несколько невыносимо длинных минут. Марина неожиданно для себя разволновалась, сердце стучало, как сумасшедшее, и казалось, этот стук был слышен на километры вокруг.

— Доктор Стоун примет вас.

— Кто?

— Доктор Стоун ― главврач. Сказал, что сам все вам объяснит. Машину придется оставить здесь, до клиники ― пешком по вон той аллее. Давайте паспорт, я впишу вас в журнал посещений.

Марина достала паспорт. «Нужно все-таки было взять Макса с собой, не тряслась бы сейчас, как курица», — говорила про себя девушка. Охранник аккуратно вписал данные паспорта Марины, еще раз указал на аллею, по которой можно дойти до входа, и отдал сверток. В плохо освещенной будке КПП Марина успела прочитать на свертке: «Алекс от Клеопатры Васильевой. В случае форс-мажора отдать доктору Лукасу Стоуну».

Марина сразу успокоилась, все стало понятно. Во-первых, с именем — Клеопатра Петровна тот еще великий конспиратор. Девушку звали Алекс, а не Александра. Во-вторых, неожиданное появление доктора Стоуна тоже легко объясняется, если вдруг эта Алекс отдала богу душу, то пакет надо будет отдать лечащему врачу. И она бодро зашагала по скрипучему снегу к современному красивому зданию. Перед входом ее встретил еще один охранник, но девушка показала пропуск, и ее без лишних вопросов пустили. Холл был огромным, с белыми кожаными диванами и хрустальными люстрами, на полу лежали ковры, а стены, как в музее, были увешаны картинами. Повсюду стояли вазы с цветами и фруктами.

— Ого, ― не удержалась Марина. ― Весьма недурно.

— Да, наши пациенты любят, чтобы их окружала красота, ― раздался женский голос. Марина обернулась и заметила миловидную женщину, которая стояла за стойкой. ― Вы на консультацию к доктору Стоуну?

— Не то чтобы на консультацию, но мне сказали, что он меня примет.

Женщина кивнула и набрала номер телефона.

— Доктор Стоун, к вам посетитель. Пауза. Хорошо. ― Женщина положила трубку, улыбнулась и сказала: ― Пойдемте, я провожу вас.

Марина последовала за женщиной. Они шли по коридору, потом на лифте поднялись на третий этаж ― было поразительное ощущение, что находишься в фешенебельном пятизвездочном отеле с дизайнерским ремонтом, а не в клинике.

— Так тихо, не слышно ни голоса, ни звука. Много ли пациентов в клинике?

Женщина улыбнулась и ответила певучим голосом:

— Я не могу отвечать на подобные вопросы, но думаю, что доктор Стоун вам поможет. А вот мы и пришли. ― Она толкнула дверь, и Марина оказалась в просторном светлом кабинете. ― Я вас оставлю, доктор подойдет с минуту на минуту. ― Женщина вышла, бесшумно закрыв дверь.

Комната была довольно скромно обставлена. Письменный стол, стул, кресла для посетителей, необъятных размеров книжный шкаф, снизу доверху наполненный книгами, журналами, папками. Они громоздились друг на друге, их было столько, что даже такого огромного шкафа во всю стену им было мало. Одна стена была сплошь увешана фотографиями в рамках. Многие из них были старыми и пожелтевшими от времени, иные были просто плохого качества, разобрать, кто на них изображен, не представлялось никакой возможности. Марина всматривалась в лица, пытаясь вычислить Александру.

— Многих из этих людей уже давно нет в живых.

От неожиданности Марина подскочила на месте и резко обернулась ― позади нее стоял пожилой мужчина. Его возраст сложно был определить, он был сух, черты лица ― остры, подбородок украшала небольшая ухоженная борода. Его редеющие волосы были аккуратно зачесаны назад, на носу восседали очки в массивной темной оправе, из-под них, увеличенные толстыми стеклами, внимательно смотрели на Марину спокойные темные глаза. Темно-зеленый жилет и бабочка завершали образ ― настоящий франт.

— Ой, вы меня напугали, так тихо вошли, что я и не слышала... ― проговорила девушка. ― Ах да, добрый вечер.

— Добрый вечер, милая леди. Каюсь. Не хотел отрывать вас, вы так увлеченно рассматривали фотографии. Всегда приятно видеть, что молодежь интересуется уже, можно сказать, историей. ― Старик учтиво склонил голову. ― Доктор Лукас Стоун к вашим услугам. Присаживайтесь, пожалуйста. ― И он указал на кресло. Сам же обошел письменный стол и присел на стул. Его спина была совершенно прямой. ― Ну-с, милая леди, что привело вас ко мне в сей поздний час?

— Меня зовут Шаповалова Марина, а привела меня к вам одна удивительная история. Дело в том, что мне нужно найти одну женщину. Этот адрес мне дала Васильева Клеопатра Петровна, ― при этих словах доктор Стоун поднял одну бровь, ― она сказала, что именно здесь я смогу найти ее. ― Марина решила не упоминать, что она журналистка, вряд ли здесь жалуют нашего брата.

— Понимаю, ― кивнул доктор Стоун. ― Здесь записан адрес? ― И он указал на бумажку, что девушка теребила в руках.

— Да, пожалуйста, взгляните. ― Марина протянула ему вчетверо сложенный листок. Доктор Стоун неторопливо развернул его.

— Такой чудесный почерк незабываем. ― Он улыбнулся. ― Кажется, я догадался, зачем, а точнее за кем вы ко мне пришли. Но все же будет любопытнее узнать всю историю от вас. ― Он перекинул ногу на ногу и откинулся на спинку стула, приготовившись слушать.

— Я даже не знаю, с чего начать, ― развела руками девушка. ― Я беседовала вчера с одним психологом… о жизни.

— Видимо, с Клеопатрой. Это же ее почерк.

— Верно. ― Марина недоверчиво посмотрела на него. ― Вы знакомы?

— Можно и так сказать, ― уклончиво ответил доктор. ― Но пока не обо мне. Обещаю, что отвечу на все вопросы, но только после вашего повествования.

— Так вот, кхм, речь зашла о практике Клеопатры Петровны, и она поведала мне историю Александры Суворовой или, как я поняла, ее настоящее имя ― Алекс. ― Марина неуверенно развела руками. Доктор, наоборот, даже крякнул от удовольствия.

— Пусть будет Алекс, ― предложил он.

— Эта была история болезни этой самой девушки, о том, как она путешествует во сне или, точнее, перемещается из родного дома в Америке в Англию. Удивительно было еще и то, что у нее обнаружились знакомства в богемной среде. Точнее, ее в Лондоне узнавали, а она ― никого. В общем, не понимала, что с ней происходило.

— Вы сказали, в богемной среде?

— Да, художники.

— Чудесно, чудесно! ― восклицал доктор, поглаживая свою бородку. Марине становилось не по себе. Может, этот доктор ― пациент клиники, забрел сюда случайно и теперь ломает комедию?

— И вы ищите Алекс здесь?

— Именно так. Как я уже упоминала, психолог сказала, что Алекс здесь.

— А для чего она вам нужна?

— Чтобы узнать конец истории. Клеопатра Петровна так и не рассказала, в чем был секрет и что же с ней на самом деле произошло.

— Ну конечно, конечно, ― опять пробормотал доктор Стоун. ― И Клео хотела, чтобы вы нашли Алекс и все сами разузнали. Какова, а?! В таком почтенном возрасте, а все еще весьма мастерски манипулирует людьми.

— Никто мной не манипулировал, ― насупилась девушка.

— Но вы же здесь, вряд ли вы сами мечтали оказаться в подобном месте. Ох, поверьте мне ― это ее рук дело.

— Так как мне найти Алекс? ― спросила девушка, проигнорировав последнее высказывание доктора.

— Увы, никак. Ее здесь нет, ― развел руками доктор и опять довольно крякнул, наслаждаясь тем, как вытягивалось лицо Марины.

— Но Клеопатра Петровна сказала, что я найду ее здесь…

— Наверное, настало время все объяснить. Хотя, признаюсь, мне невероятно нравится держать вас в неведении. ― Он хихикнул. А у Марины пронеслось в голове, что она никогда не встречала более мерзкого старика. ― Начну с себя. Представлюсь еще раз ― меня зовут Лукас Стоун, я доктор-психиатр, за долгое время моей научной деятельности я заработал множество регалий, но вам они не к чему, поэтому я скромно их опущу. ― Марина непроизвольно поморщилась, а доктор развеселился еще больше. ― У меня английский паспорт, однако должен сказать, что я наполовину русский ― моя мать была русской, поэтому дома меня звали на русский манер Лука.

Однажды, теперь уже можно сказать, в середине двадцатого века я познакомился с потрясающим доктором, ученым, перед которым открывались дотоле закрытые двери в психологии. Это была, как я, надеюсь, вы поняли, Клеопатра. Мы встретились на одной конференции в Штатах. Помню, замечательная была конференция, много хороших ученых тогда собралось, чтобы поделиться открытиями, послушать коллег, поспорить, может быть. А меня пригласили открывать ее. Я тогда тоже только делал первые шаги в науке, но кое-какие достижения у меня были, не буду скромничать. А читал я лекцию на тему самоактуализации человека, в те времена в Штатах это была значимая тема для становления общества.

Она подошла ко мне после лекции ― высокая, некрасивая, нескладная, по-мужски пожала руку и сказала, что она в восторге от моей речи. Я был польщен и счастлив. Она представилась ― Васильева Клеопатра Петровна. Она была еще довольно молода и неопытна, но меня впечатлило то, что она уже работала в Гарвардской психологической лаборатории, созданной Уильямом Джеймсом. Туда набирали только лучших. Не могу сказать, что она была в моем вкусе, точнее, совсем не в моем, чему я, кстати, был несказанно рад.

— Неужели?

— Да-да, я в молодости, так сказать, нравился женщинам, и они мне тоже нравились, что греха таить. Я предпочитал тоненьких золотоволосых нимф, называя про себя этот типаж лунным. А Клеопатра могла стать для меня другом, равным по уму и страсти к науке. Меня тянуло к ней, но это было не физическое влечение, если вы понимаете, что я имею в виду.

«Девушка-луна», ― пронеслось у Марины в голове. Так назвала Клеопатра Петровна Александру, когда описывала ее.

— Спустя некоторое время мы действительно подружились с Клеопатрой. Сначала мы просто состояли в переписке. А потом стали встречаться, и она заняла свое место в моем сердце, абсолютно особенное, предназначенное только для нее. Она одновременно была для меня и лучшим другом, и коллегой, товарищем, сестрой… правой рукой, наконец. Я старался выбираться в Штаты на все конференции и просто приезжал, чтобы побыть с милой Клео рядом.

Вы знаете, это такое удовольствие, когда находишь себе равного. Помню, как мы прогуливались в парке, часами разговаривая о психологии, не могли расстаться. Говорили горячо, эмоционально, улыбались друг другу. Иногда мне даже казалось, что я мог бы ее полюбить, если бы она была более, кхм, в моем вкусе. С другой стороны, стала бы она мне товарищем, коллегой, если бы я постоянно отвлекался на ее прелести? В итоге мне пришлось разделить эти две стези, потому что наука была моей страстью и жизнью, и соответственно, Клео была в этой части. Другая часть — это личная жизнь, с бурными романами и бессонными ночами. Там для Клео не было места. ― Он противно засмеялся. ― Так, я немного отвлекся… речь шла о том, что мы были очень близки, я бывал в гостях у ее семьи. Интересные люди, особенно дедушка…

Я пытался сделать жизнь Клеопатры разнообразней, приглашал ее в Лондон, познакомил с английской живописью. На тот момент ей было немного известно о прерафаэлитах от своего коллеги профессора Фитцпатрика, замечательный был физиогномист, кстати. Но полюбила она английское художественное искусство после нашего с ней визита в Тейт ― там находится лучшая коллекция английской живописи и по сей день. Помню, мы бесчисленное количество времени рассматривали работы прерафаэлитов. Особенно ей нравилась «Леди из Шалотт». О, вот перед этой картиной, Клеопатра могла стоять часами. О чем она думала в этот момент, кто его знает?

Марина слушала рассказ доктора, и внезапно ее охватило беспокойство. Причин для нервозности не было, ничего странного доктор Стоун не сказал, но отдельные слова, названия и имена заставили Марину напрячься и внимательно следить за каждым его словом.

― Возможно, мне хочется себе немного польстить, но я и сам неплохой представитель выпуска Королевской художественной академии. Думаю, что вы могли заметить мои работы, они украшают холл первого этажа клиники.

— Ваши работы? ― словно во сне повторила Марина.

— Да, я выставлял свои картины в пяти европейских столицах. Правда, был у меня период увлечения авангардом и скульптурой, но он быстро прошел. С этими произведениями я выставлялся только в Лондоне. Однако не буду об этом, сочтете еще, что это хвастовство.

— Что? — Марина никак не могла осознать слова доктора Стоуна.

— Что вас так поразило, милая леди? Вы считаете, что доктор-психиатр не может быть художником? — Доктор Стоун хмыкнул. — Уверяю вас, очень даже может. Вот я — самое что ни на есть тому доказательство, талантливый человек талантлив во всем. Я и Клео на свою авангардную выставку приглашал. Помню, что она пришла в каком-то нелепом красном платье. Ох, у милой Клео совсем не было вкуса. А я блистал на том вечере, как сейчас помню. — Доктор Стоун погладил свою бороденку и довольно улыбнулся. — Все красотки Лондона слетелись, чтобы посмотреть скорее на меня, нежели на мои работы. ― Видимо, было что-то такое во взгляде Марины, что доктор встал со своего стула и снял одну фотографию со стены. ― Взгляните, каким я был полвека назад.

С фотографии на Марину смотрел молодой красивый мужчина невысокого роста. Внешность доктора быль столь необычной, что хотелось приглядеться и понять, в чем же секрет его обаяния. Глаза углями горели на белом веснушчатом лице. Он и тогда носил бороду, только тогда она была рыжей и густой, на щеках ярко, по-детски, горел румянец, его было видно даже из-под бороды. Непослушные волосы, удивительно, были не рыжими, а темными. Доктор Стоун был коренаст, но при этом гибок, словно лев, который готовился к прыжку.

— Одна ветка моего генеалогического древа, ― доктор снова хихикнул, ― шотландская. Кровь горцев струится по моим жилам. Видите, сколько всего намешано во мне.

— Вот это да, ― не удержалась девушка. Доктор хмыкнул, довольный произведенным впечатлением.

— Моя семья, слава господу и правящей королевской династии, владеет некоторым количеством недвижимости, в том числе и на Гебридских островах. Именно туда я однажды и увез Клеопатру, мне хотелось, чтобы она отдохнула, выкинула ненадолго из головы свою психологию, там леди из Шалотт и нашла покой. Вы знаете, ее страстное увлечение этой картиной стало меня пугать. Я заметил, что она была сама не своя, под глазами залегли тени, она похудела, что делало ее похожей на высокую корявую палку. И смотреть она на меня стала так, что мне становилось не по себе. К сожалению, я не мог знать, что эта поездка станет роковой для наших отношений с Клео.

— Что вы имеете в виду? ― Почему-то теперь и голос девушки дрожал.

— Как я уже говорил, наши отношения с Клео были товарищескими, мы были лучшими друзьями. Нас так много связывало ― мы оба были влюблены в науку, оба были русскими, пусть я всего наполовину, но тем не менее, а также мы любили искусство. Клеопатра не раз благодарила меня за то, что я открыл ей мир живописи.

Однако я, в силу своей мужской толстокожести, не интересовался ее личной жизнью, считал, что это ни к чему. А зря. За внешней скромностью, оказывается, прятались кипящие чувства, и однажды Клеопатра вылила их на меня ― призналась мне в любви с такой страстью, что я даже не мог поверить, что и толика подобной страстности может скрываться в Клео. Я, к слову сказать, тогда был чрезвычайно изумлен, никак не мог в это поверить. Я пытался ей объяснить, что люблю и ценю в ней друга, коллегу, но она и слышать не хотела. Милая Клео хотела любви, интимной близости; хотела, чтобы мы принадлежали только друг другу… ― Марина вздохнула. В одну секунду ей стало жалко Клеопатру Петровну, так некстати потерявшую голову от любви к этому самодовольному хвастливому мистеру Стоуну.

Доктор же расценил вздох Марины по-своему и продолжил, качая головой: ― Да, да. Именно так все и было. Я был вынужден отвергнуть ее и покинуть Барра, оставить ее там одну на некоторое время ― остыть. Тогда я думал, что принял правильное решение, думал, что она образумится, поймет, что между нами ничего не может быть. Ведь я же рассказывал ей все о своих любовных похождениях, о том, какие девушки мне нравятся, как я боготворю золотоволосых неземных созданий. Даже советовался с ней, как окрутить ту или иную нимфу. Сейчас понимаю, что очень ошибался, и к сожалению, последствия моего поступка были весьма печальны и необратимы.

— Окрутить нимфу, — повторила Марина за доктором Стоуном. — Нимфу… неземное создание, словно эльф…

— Что? — не расслышал доктор.

— Извините, ничего. Это я, видимо, вслух рассуждала. Я правильно услышала, что вы упомянули остров Барра? ― Девушка не узнавала свой голос, чувство страха и недоверия росло в ней.

— Я рад, что вы слышали об этом невероятном месте. Удивительно, но я столкнулся с тем, что в России почти никто ничего не знает о Гебридских островах. А ведь это фантастической красоты места с морем лазоревого цвета и изумрудно-зелеными холмами. Бывали там?

— Нет. ― Марина качнула головой.

— Настоятельно рекомендую. Я еще не встречал тех, кто посещал Гебриды и остался к ним равнодушным.

— А что с Клеопатрой Петровной? ― Марина уже боялась услышать продолжение, но не спросить она не могла. На лице доктора Стоуна появилось несколько складок.

— Печально говорить об этом, но, когда я вернулся, я застал милую Клео, так сказать, не в себе.

— Что это значит?

— Она вообразила себя… Алекс… Александрой Суворовой.

— Что? ― Марину словно передернуло: повторяя про себя слова, сказанные доктором Стоуном, она и сама строила подобные догадки. Но услышать такое вслух — это совсем другое дело. ― Это не может быть правдой, я видела фотографию.

— Мне чрезвычайно тяжело говорить об этом, но это правда. И чем больше проходило времени, тем глубже становилась вера Клеопатры в свое второе Я. Я сам обследовал ее и пришел к выводу, что доминирование второй личности произошло не только из-за сильного стресса, но и из-за внешних факторов. Такое, к сожалению, случается. Помните историю доктора Джекила и мистера Хайда? Клеопатра стала вести себя неразумно и на работе, пренебрегать этикой психолога, используя неподтвержденные доминантные методы. Один из них ― ее излюбленный «Нокаут», а это совершенно непрофессионально… и неприемлемо для специалиста ее класса.

— Подождите, ― прервала его Марина, ― вы упомянули внешние факторы. Что это еще такое?

— Видите ли, тут вот какая еще была история. У Клеопатры был удивительный дедушка, о котором я уже упоминал, ― ученый-этнограф. Занимательная была личность — член Русского Географического общества, исследовал северные народности. Но больше всего интересовался якутскими и бурятскими шаманами. Он организовал несколько экспедиций, чтобы понять, каким образом шаманы впадают в транс и откуда у них берутся способности видеть будущее. Насколько я смог узнать у Клеопатры, наибольших успехов он достиг в последней экспедиции. Однако после возвращения из нее ученый прекратил всякую научную деятельность, не предоставив РГО никакого отчета.

— Что это значит? ― не поняла девушка.

— Если в двух словах, то он раскрыл секрет, который столь его интересовал, и записал его в черный кожаный блокнот. Клеопатра рассказывала, что помнила из обрывков дедушкиных рассказов, что шаманам во время камлания войти в транс помогает дым от костра, в который предварительно бросают определенный набор растений. Но весь процесс этого обряда хранился в строжайшем секрете, как и все остальные ритуалы и приемы шаманов, которые были окутаны тайной для непосвященных и передавались только из уст в уста. Не существовало совершенно никаких записей. Так вот, во время последней экспедиции дед Клео ― ученый-этнограф — принял участие в камлании и, похоже, увидел нечто удивительное, после чего бросил, как я уже сказал, и научную деятельность, и семью, а однажды и вовсе исчез. Говорят, он вернулся к шаманам. После него остался только блокнот с зашифрованными секретами.

Клеопатра, оставшись одна на острове Барра, томясь бездельем, решила расшифровать записи из дедова блокнота и… пропала… То есть я хочу сказать, что потерял ее не физически, а ментально. Она перестала существовать в реальности, перестала быть моей Клео.

— Как это?

— Я на сто процентов уверен, что на ее расшатанную любовными переживаниями психику фатально подействовали запахи засушенных растений, вызывающих галлюцинации, которые ее хитрый дед зачем-то спрятал между склеенными страницами.

Во всех местах с буддийской культурой, будь то Тибет или Бурятия, например, такое священное сочетание различных пахучих элементов называют санг, или сандзе. Обращаться с ними нужно очень осторожно. Подозреваю, что они дали толчок и способствовали развитию психического расстройства у милой Клео. Как я ни пытался объяснить ей, что человек, который никогда не имел отношения к шаманскому корню, не может справиться с этим в одиночку, она не слушала меня. Внешне это выражается в том, что человек теряет память, разум, возможность говорить или говорит на непонятном языке. Подобные состояния называются шаманской болезнью. Пострадавших пытались лечить, ставили им диагноз «эпилепсия» или «шизофрения». Ранняя смерть, сумасшествие — частая судьба таких несостоявшихся шаманов.

Если сказать совсем грубо, то сознание Клеопатры распалось на две субличности. Одна из них так и осталась Клеопатрой, и когда она доминирует, то кажется вполне разумным ученым, доктором. А вторая — это Алекс. С внешностью ангела. Такого ангела, как я люблю. Вы же слышали ее историю, как она оказывалась в Англии, искала идеального мужчину, которого ей все равно было мало? Ей нужны были все трое. Почему ― спросите вы меня? Потому что только так она могла собрать меня воедино. Только так могла насладиться мной. Никакая часть меня ее не устраивала, как она ни пыталась…

Марину словно оглушили, она не хотела верить доктору Стоуну, но его рассказ выглядел весьма достоверно.

— Но я видела фотографию. ― Марина решила использовать последний шанс.

— Это просто фотография. Должно быть, она купила ее в одном из фотосалонов. Или украла.

— Я не могу поверить, — прошептала Марина.

— К несчастью, это правда. Сочетание запахов растений, которые используют шаманы, вызывает сильные галлюцинации у неподготовленных людей. С блокнотом все обстоит куда хуже, Клео перелистывала страницы, между которых ее дед спрятал растения, запах впитывался в кожу и давал еще более разрушительный эффект. Психика Клео пошатнулась, ей стало казаться, что она Александра, и после того как в ее руках появлялся блокнот, она будто бы перемещалась в Англию, потому что именно там она была счастлива.

— А точнее, несчастлива, ― тихо сказала Марина. Ее сердце щемило от жалости к старой женщине.

— Кажется, вы не до конца осознаете, что с ней произошло, и судите меня. Но мне непонятно почему, ведь я никогда не обещал ей ничего, не говорил о любви, не говорил о нашем будущем. Я лишь пытался быть другом, вытаскивал ее из кокона, которым она сама себя окружила. Да, может быть, мне не нужно было посвящать ее в свои любовные перипетии и позволять ограждать меня от слишком надоедливых дамочек. Но она сама предложила ― я решил не отказываться. Она видела их слезы, заламывания рук, истерики. Ох, а уж если они беременели – это была целая история, приходилось их чуть ли не силой отправлять к одному знакомому доктору в Поплар. Клеопатра всегда ездила с ними, чтобы удостовериться, что моему будущему ничего не угрожает.

— Боже мой, зачем же вы втянули в ваши мерзости влюбленную в вас до безумия женщину? — выдохнула Марина.

— Она всегда была рядом, милая, безотказная, предлагала всю себя. Я не втягивал ее, я лишь использовал то, что мне было предложено. Хотя, возможно, эта безотказность и трансформировалась у Алекс в жесткость и жестокость.

В голове у Клео Алекс медленно, но верно превращалась в злобную сучку. Сначала Алекс была милой, наделенной характером самой Клео. Когда она приезжала ко мне в Англию, я обращал внимание на ее странное поведение, но не мог понять, распознать, что Клео уже была больна, потому что предпосылок не наблюдалось. Один день она вела себя как всегда, другой — несколько иначе, но всегда мягкая, уступчивая, готовая услужить. Потом я стал замечать у нее вспышки жесткости, равнодушия, сначала неявные, потом все ярче и ярче. Это теперь, спустя много лет, основываясь на открытии уникальности Билли Миллигана, можно предположить, что с ней творилось. Однажды она осталась в образе Алекс на долгое время. Надеюсь, что Клео поведала всю историю о том, как она пыталась найти меня…

— Невероятно, ― прошептала Марина, чувствуя при этом тошноту и отвращение к доктору Лукасу Стоуну.

— Понимаете, я чувствовал некоторую ответственность за то, что случилось. Поэтому поступил благородно ― я перевез дорогую Клеопатру на родину, нанял ей сиделку и позволил жить в достаточном комфорте, чтобы она могла не чувствовать никакого стеснения и заниматься имитацией научной деятельности. Я лечил ее, давал ей лекарства, и постепенно Алекс исчезла из сознания Клеопатры. Однако ей теперь кажется, что я отобрал у нее Алекс и поместил в клинику. ― Доктор самодовольно улыбался, а Марину затошнило еще сильней.

— А сами-то вы что здесь делаете? ― невежливо спросила она. Доктор только хмыкнул.

— Работаю, что же еще. Все, как обычно, сложилось для меня крайне удачно. Меня пригласили возглавить это чудесное место. Видите ли, пациенты у нас особые, им нужен особый подход и специалист экстра-класса. Ну и отсюда у меня есть возможность, так сказать, приглядывать за Клеопатрой.

— Понятно, ― протянула девушка. ― Теперь все понятно. Я пойду, наверное. Больше мне нечего здесь делать.

— Прошу прощения, что не оправдал ваших ожиданий и вы только зря проделали такой длинный путь. ― Он сложил руки на груди. Марине захотелось щелкнуть его по носу. Но она сдержалась и встала, чтобы попрощаться.

— Теперь, может быть, вы поможете мне? ― сказал доктор, не меняя положения. ― Клеопатра не говорила, где прячет тот самый черный блокнот, о котором мы вели здесь речь? ― Девушка отрицательно покачала головой. ― Эти растения, что были спрятаны в нем ее дедом, чрезвычайно интересуют меня, потому что только когда они, скажем так, собраны в один букет, появляется столь невероятная сила воздействия на человеческий мозг. Я посвятил разгадке состава этого «букета» много лет и самостоятельно нашел два компонента. Я мечтаю на основе экстрактов этих растений создать лекарство от различного вида депрессий. Вы же наверняка слышали, что депрессиями страдает каждый третий на нашей планете. И в этом деле мне бы очень помог блокнот Клеопатры, но она упорно молчит и не признается, где он спрятан. От Лены ― сиделки — толку мало, она говорит, что очень трудно что-то найти среди огромного числа бумаг Клеопатры и сделать это незаметно совершенно невозможно. Никого другого Клеопатра к себе не подпускает. Но раз вы говорили с ней, расположили ее к себе настолько, что она поведала вам про второе Я — Александру, то и про блокнот вы обязаны знать.

Марина замотала головой:

— Нет, про блокнот Клеопатра ничего не говорила.

— Вы не торопитесь с ответом, подумайте. Если вспомните что-то — дайте знать.

— Я уверена, что она ничего не говорила о местонахождении блокнота. Но если что-то всплывет в памяти, я непременно сообщу вам.

Девушка взяла сумку, попрощалась с доктором и быстро направилась к выходу. Марине хотелось вырваться на свежий воздух, выпутаться из щупалец, которыми охватил ее доктор Стоун. Она чувствовала, как за ней наблюдают в видеокамеры, расставленные повсюду, и только это удерживало ее от того, чтобы броситься бежать сломя голову. На улице она почувствовала себя немного лучше, но гнетущая неестественная тишина пугала. Хорошо еще, что луна была полной и светила ярко, а под ногами знакомо скрипел снег. Девушка махнула охраннику в будке КПП, мол, все ― визит окончен, уезжаю. И с облегчением села за руль любимого «Ситроена». Автомобиль отозвался приятным урчанием мотора и рванул по направлению к Москве.

«Слава богу, приехала», — пронеслось в голове у девушки, когда она заглушила мотор машины спустя полтора часа перед подъездом своего дома. Она взяла сумочку, чтобы достать ключи от квартиры.

«А это еще что такое», ― спросила себя девушка, вытаскивая прямоугольный предмет, завернутый в бумагу. На свертке было написано: «Алекс от Клеопатры Васильевой. В случае форс-мажора отдать доктору Лукасу Стоуну».

«Это же тот сверток, который меня просила передать Клеопатра Петровна. Совсем про него забыла ― заговорил меня этот доктор». Девушка даже всплеснула руками. Сверток упал на колени Марины, и, словно повинуясь каким-то внешним силам, девушка стала быстро и нетерпеливо рвать бумагу, в которую он был завернут. Сильно заболела голова. «Это от напряжения и усталости, ― сказала себе Марина, продолжая рвать обертку, ― нужно идти домой, отдыхать». Наконец плотная бумага поддалась, и пальцы почувствовали мягкость и гладкость кожи.

Боль сдавила виски, она становилась невыносимой, силы стремительно покидали девушку ― нестерпимо захотелось спать. Через силу открыв слипающиеся веки, Марина успела заметить выгравированного двуглавого орла на титульной обложке большого старинного блокнота из черной кожи.

КОНЕЦ