Ночная смена

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Я пытаюсь рассмеяться.

На самом деле, именно это и собираюсь сделать. Но почему-то звук, который вырывается из горла, оказывается самым низким и громким стоном, который я когда-либо издавала. Винсент не дразнит меня. Его глаза не отрываются от моих, терпеливые и темные от голода, пока тот дает время справиться со смущением. Я обхватываю рукой его запястье — то, которым он прижимает меня к матрасу — и киваю.

Когда он снова двигается, это ни медленно, ни поверхностно, ни нежно.

— Посмотри на себя, — бормочет Винсент. — Так хорошо внутри тебя.

Может быть, если бы он не был погружен в меня по самые яйца и, может быть, если бы смеялся, у меня хватило бы сил напомнить, как дешево я ценю грязные разговоры. Но, должно быть, я не в своей тарелке, потому что все, что выходит из уст Винсента, начинает звучать как поэзия.

— Еще, — шепчу я как в бреду. — Скажи еще.

Винсент читает меня как открытую книгу.

— Грязная девочка, — говорит он. — Кто сделал тебя такой мокрой? Для кого это?

— Для тебя, — выдыхаю я.

— Чья это киска?

Я всхлипываю от смеха.

— Моя.

Рука Винсента покидает мое плечо, чтобы схватить за подбородок, сжимая щеки достаточно сильно, чтобы мои губы растянулись в улыбке.

В его глазах смех..

— Ты и твой гребаный умный рот, — он подчеркивает каждое слово движением бедер, от которого веки трепещут, а дыхание перехватывает. Затем наклоняет голову и целует меня так крепко, что я вижу звезды. — Я сам себя на это настраивал. Но сыграно неплохо.

— Спасибо, — пищу я. — Не мог бы ты, пожалуйста…

Мне не нужно заканчивать мысль.

Винсент снова переносит вес на одну руку и опускается между нами. Он прижимает ладонь чуть ниже мягкого изгиба нижней части моего живота и проводит подушечкой большого пальца по клитору. Я возвращаю должок, сжимая его так, что перехватило дыхание, и я вознаграждена коротким движением бедра, прежде чем он снова находит ритм.

Это слишком хорошо. Слишком. Давление невыносимо и восхитительно, и когда он проникает в меня, я чувствую, как каждый дюйм его идеального члена протискивается внутрь. Мои бедра напряжены и дрожат, пальцы ног скрючены, одной рукой я крепко сжимаю его запястье — очарованная ощущением, как работают мышцы и сухожилия под кожей, когда он играет с моим клитором, а другой отчаянно схватила бицепс, плечо, темные растрепанные волосы. Что угодно, чтобы удержаться, пока волна поднимается все выше и выше.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

— Давай, — говорит он. — Ты сможешь это сделать. Я держу тебя.

Моя спина выгибается. Пресс сокращается. Ногти впиваются в его кожу.

— Винсент! — выдыхаю я.

Все дело в зрительном контакте.

Его руки, член и ободряющие слова довели меня до точки невозврата, но я, как уже поняла, мягкая и сентиментальная сука. Итак, все дело в очаровательных карих глазах Винсента, которые засветились нежностью, смыкаясь с моими, что толкает меня через край.

Ноющее давление внизу живота сжимается, а затем, внезапно, взрывается.

Веки трепещут и грозят захлопнуться, но я заставляю их оставаться открытыми. Мне нужно увидеть Винсента. Нужно, чтобы он наблюдал, как я буду кончать. И Винсент — моя опора, якорь, парень, который всегда держит дверь открытой для меня и дает больше, чем, как когда-либо думала, я заслуживаю — держит меня, когда я распадаюсь на части и снова собираюсь воедино. Последствия оргазма оставляют меня вялой и задыхающейся.

Но он не прекращает толкаться.

Глупый, бескорыстный, угождающий людям ублюдок. Он собирается убить меня.

Я стону и поднимаю голову, чтобы сказать, что на самом деле нет необходимости быть таким усердным, но потом замечаю маленькую морщинку страдания между его бровями. Он продолжает поглядывать вниз, туда, где соединяются наши тела, как будто пытается что-то рассчитать, точно рассчитать время. Я ненавижу это. Ненавижу, что он занят чем-то другим, кроме наслаждения собой. Кроме того, я думаю, он планирует выйти из игры и к черту это.

— Не надо, — говорю я.

Винсент моргает, глядя на меня, ошеломленный, но решительный. Я хочу запомнить его таким навсегда.

— Я кончу, — говорит он. — Все в порядке. Я близко. Я кончу…

В его голосе слышится едва заметная нотка нежелания. Он пытается скрыть это, но я слышу.

Мило, что он пытается быть таким внимательным, но, если думает, что я собираюсь позволить пожертвовать этим, потому что он чувствует себя виноватым, прося о том, чего действительно хочет — я убью его. На нем презерватив. Нина и Харпер с радостью оплатят мой план «Б» из-за явной ненависти к неожиданной беременности. Мы с Винсентом ведем себя как ответственные взрослые, а ответственным взрослым нужно немного пожить. Итак, я протягиваю руку через широкую часть рельефной спины и сжимаю его плечи. Это движение заставляет Винсента наклониться, прижимая наши тела ближе и позволяя использовать его впечатляюще крепкую внутреннюю силу в качестве рычага, чтобы приподнять бедра. Я встречаю его следующий толчок с такой силой, что трещат кости.

— Не надо, — повторяю я.

В глазах Винсента вспыхивает понимание. Он прерывисто втягивает воздух.

— Холидей.

Это еще одно предупреждение. И снова я решаю проигнорировать это. Я скрещиваю лодыжки на задней стороне бедер Винсента, крепко обхватываю его за талию и смотрю прямо в глаза, напрягая уставшие мышцы со всей оставшейся силой.

— Внутрь меня. Войди в меня, Найт.

— Срань господня, — говорит он, задыхаясь и начинает толкаться. Он повторяет эти два слова снова и снова, как мантру, когда лоб прижимается к моему. И затем он целует меня — небрежные, рассеянные касания губ на моей влажной от пота коже, а затем голодное проникновение языка в задыхающийся рот — пока я провожу ногтями по его волосам с утешением, любовью и… чем-то, чему пока не могу дать названия.

— Это твое, — шепчу я. — Это твое, это твое.

Я твоя.

Винсент обхватывает рукой одно из моих бедер и прижимает его к своей талии. При следующем толчке я с болезненной ясностью осознаю, что давление нарастает снова. Сейчас все по-другому — менее остро, но глухо и глубоко, что немного пугает. Мне всегда требовалась целая вечность, чтобы достичь второго оргазма. Я почти всегда откладываю это на потом, потому что переход к следующему занятию требует слишком больших усилий и заканчивается в промокшей от пота пижаме и сведенными судорогой запястьями.

Но это другое. Думаю, новый оргазм действительно мог бы прийти снова.

Винсент, должно быть, видит это на моем лице, потому что его глаза загораются.

— Еще один, — говорит он, не сбавляя темпа. — Дай мне еще один, Холидей.

— Я не могу…

— Да, ты можешь.

Его слепая уверенность в своей способности довести меня до оргазма могла бы привести в бешенство, если бы это не было так чертовски горячо. Я протягиваю руку, чтобы ущипнуть его за сосок. Винсент легко ловит мою руку и опускает ее между нами, прижимая ладонь к низу живота, чтобы я могла чувствовать его внутри себя, пока он ласкает мой сверхчувствительный клитор подушечкой большого пальца.

Я не могу пошевелиться. Я придавлена потным, раскрасневшимся, тяжело дышащим парнем, который, очевидно, собирается завоевать золотую олимпийскую медаль, доведя меня до второго оргазма, и я не в силах остановить его.

Я действительно, действительно не хочу, чтобы он останавливался.

— Подожди, — всхлипываю я, выгибаясь под прикосновениями. — Винсент…

— Позволь этому случиться, — говорит он. — Я говорил тебе, Кендалл. Я люблю, когда ты в беспорядке.

— Отвали…

И тогда я кончаю. Снова. Точно так, как он и говорил.

Если первый был ударом молнии, то этот — раскат грома. Нет быстрого всплеска или внезапного ослабления. Накатывающее давление растет и растет, а затем, почти мягко, перетекает через некую не отмеченную переломную точку. Но возникающий в результате поток, который проходит рябью по телу, совсем не нежный. Он такой интенсивный и глубокий, что я на мгновение теряю всякий контроль над своим телом. Кажется, я всхлипываю. Кажется, между ног разливается тепло. Кажется, я так крепко сжимаюсь вокруг Винсента, что он выкрикивает мое имя, словно призыв. Покачивая бедрами и издавая низкий рык, он следует по краю, бедра прижимаются вплотную к моим, в то время как член пульсирует, прежде чем рухнуть на меня сверху.

Винсент дает всего мгновение, чтобы оценить всю тяжесть его веса, к тому же сокрушительного, прежде чем обхватывает одной рукой мою поясницу и переворачивает нас так, что я оказываюсь распростертой на влажной от пота груди. Я чувствую, как эхо собственного сердцебиения отдается между ног.

В течение очень долгого момента мы оба слишком измотаны, чтобы что-то делать, кроме как пытаться отдышаться.

А затем, медленно, мозг начинает перезагружаться.

Черт возьми.

Я пытаюсь сжать губы и молчать, потому что кажется невежливым начинать громко смеяться после секса, но Винсент, должно быть, чувствует, как я дрожу.

— Черт, — он пытается сесть. — Я сделал тебе больно?

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, в равной степени раздраженный и восторженный.

— Боже мой, Винсент! Я в порядке. Черт возьми. Почему мы не сделали этого несколько недель назад?

Напряженная озабоченность на его лице немедленно исчезает.

— Так хорошо, да? — спрашивает он с самодовольной ухмылкой.

— Это было… — я замолкаю, недоверчиво качая головой. — Идеально. Это было идеально.

Я много думала о том, как потеряю девственность.

Я знала, что в худшем случае это может повлечь за собой либо полное отсутствие удовольствия, либо… ладно, это то, о чем я старалась не думать — отсутствие согласия. В лучшем случае я полагала, Гарри Стайлс заметит меня в конце одного из своих концертов и увезет в неуказанный европейский город, чтобы устроить восхитительно вычурное свидание, прежде чем мы в конце концов займемся любовью при свечах на ложе из лепестков роз.

Эй, у девушки могут быть свои мечты, и он был тем, по которому я пускала слюни со старшей школы и с годами постепенно добавляла все больше сюжетных моментов.

Но это?

Это было лучше.

Неуклюже, неистово, беспорядочно и идеально. Мы с Винсентом общались — даже когда это было скорее практично, чем провокационно — и смеялись — даже когда выставляли себя полными дураками — и оба кончили так сильно, что, думаю, потребуется добрых полчаса, чтобы вернуться к реальности, так что я записываю это на свой счет как крупную победу.

Все любовные романы, которые я читала, и самые смелые фантазии, которые лелеяла, могут поцеловать меня в задницу.

Они не соответствуют этому. Для меня и Винсента.

— Это было идеально, — соглашается он.

Я улыбаюсь.

И тогда говорю, очень тихо:

— Я действительно рада, что дождалась тебя.

Лицо Винсента морщится.

— Черт, Холидей. Не будь такой мягкой.

Его голос нежный, а глаза подозрительно блестят. Думаю, возможно, то, что я только что сказала, значит для него больше, чем он готов признать. Я обхватываю ладонями его лицо по обе стороны и приподнимаюсь, чтобы поцеловать, нежно, но достаточно крепко, чтобы, надеюсь, он почувствовал то, в чем я тоже не готова признаться. Когда мы отстраняемся и смотрим друг на друга, у меня непоколебимое чувство, что мы думаем об одном и том же: наполовину страшно, наполовину радостно осознавать, что ты влюбляешься в кого-то, но становится немного легче, когда знаешь, что ты не одинок.

— Это было действительно весело, — шепчу я.

Винсент кивает.

— Да, мы определенно сделаем это снова. Но придется дать мне немного времени, чтобы прийти в себя. Это было… сильно. Я действительно не планировал быть таким грубым.

Я приподнимаюсь на локтях.

— Эй, — говорю я, прижимая кончик пальца к его груди. — Я просила об этом.

Я ни за что не позволю ему избивать себя и изображать мученика за то, о чем очень недвусмысленно просила. Во всяком случае, это я собираюсь извиниться за то, что не предупредила заранее, что он открывает банку с сильно сдерживаемым сексуальным напряжением.

Но Винсент только фыркает.

— Я знаю, что это ты просила.

Я поджимаю губы и застенчиво прижимаюсь подбородком к его обнаженной груди. Оглядываясь назад, это, вероятно, была не самая лучшая идея — просить жестко и быстро, когда мое тело к этому не привыкло.

Винсент тоже выглядит немного потрепанным. Волосы потемнели от пота и торчат во все стороны. Крошечные розовые царапины и вмятины в виде полумесяцев усеивали его грудь и руки в тех местах, где я прижималась слишком сильно. Тело раскрасневшееся, влажное от пота и дрожащее. Он выглядит так, словно только что выиграл в овертайме матч чемпионата в жестокой борьбе.

— Возможно, я была немного чересчур амбициозна, — признаю я.

— Ни хрена себе, — говорит Винсент. — Мне нужно убрать с тебя беспорядок.

Мое лицо вспыхивает.

— Ты не обязан этого делать…

— Помолчи и позволь позаботиться о тебе, Холидей.

Я скатываюсь с Винсента, чтобы тот мог метнуться в ванную и снять презерватив. Он оставляет меня лежать на матрасе в одиночестве всего секунд на пятнадцать, прежде чем возвращается с одним из полотенец, немного влажным, чтобы оно не растеклось по всему полу. Одним сухим уголком он вытирает пот и немного тонального крема с моего лба, а затем протирает между ног несколькими нежными движениями влажной стороны полотенца. Он использовал теплую воду. Это мило.

Но Винсент всегда милый.

Хорошо.

Почти всегда.

Винсент бросает полотенце в наполовину заполненную корзину для белья, затем возвращается к кровати. Но вместо того, чтобы сесть на идеально свободный участок матраса рядом, он наваливается своим огромным телом прямо на меня, словно личное утяжеленное одеяло.

Воздух со свистом покидает легкие.

— Привет, — говорит он мне в шею.

— Привет, — ворчу я в ответ.

— Хочешь пойти поужинать или что-то в этом роде?

Я смеюсь, затаив дыхание.

— Прямо сейчас?

Он качает головой, уткнувшись в изгиб моего плеча.

— Нет. Пока мы просто собираемся сделать это, планируем, так что ты знаешь, на этот раз я никуда не уйду.

Мои глаза зажмуриваются и становятся влажными.

Долгое мгновение мы остаемся в таком положении. Прижатые друг к другу. Винсент удовлетворенно хмыкает, когда я провожу ногтями по его затылку сквозь влажные от пота волосы.

— Я немного проголодалась, — наконец бормочу я.

Винсент приподнимается на локтях.

— Наверное, сначала стоит одеться. И тебе следует выпить немного воды и принять Адвил или что-то в этом роде. Но я имел в виду то, что сказал о настоящем свидании. Летом в центре города открылся новый тайский ресторан. Я узнал о нем только через Postmates³¹, но онлайн он выглядит неплохо. Наверное, там хорошо и уютно. Посмотришь?

— Я определенно могла бы сходить поесть чего-нибудь тайского.

Винсент кивает, как будто все решено.

— Давай. Я приглашаю тебя куда-нибудь.

Он встает с кровати и двумя легкими шагами пересекает комнату, чтобы поднять с пола рубашку и джинсы. Винсент хмурится, когда оглядывается и понимает, что я не сдвинулась с места.

— Или можно заказать доставку, — предлагает он таким тоном, словно на самом деле предпочел бы остаться здесь, только вдвоем. Он упирается руками в матрас по обе стороны от моей талии и наклоняется, улыбаясь с такой искренней и раскрепощенной радостью, что на мгновение перехватывает дыхание. — Ты все еще могла бы успеть на смену, Холидей, если бы захотела. Я провожу тебя до библиотеки. Даже буду слоняться поблизости и приставать с просьбами о дополнительных рекомендациях по чтению, пока ты меня не выгонишь. Но я не хочу, чтобы ты чувствовала, что должна от чего-то отказываться. У меня будут тренировки, игры и все такое, а у тебя — время заняться своими делами. Ты все еще главная.

Мое сердце замирает.

Я больше не боюсь. Больше не прячусь от жизни. Мой список TBR никуда не денется, и я пропустила всего одну ночную смену в этом семестре. Марджи не слишком рассердится, если я снова прикинусь больной.

— Мы идем гулять, — объявляю я, спрыгивая с кровати. — И плачу я.

Винсент выгибает бровь.

— Угощаешь, да?

— Угу. Парень, который попросил урок репетиторства по поэзии, всучил мне сотню баксов за тридцатиминутный урок. Полный лох.

Он хватает меня за запястье и притягивает к себе.

— В защиту скажу, — говорит он, — он ещё и дерьмово флиртует.

Не думаю, что кто-то из нас полностью закончил исследовать этот новый и удивительный мир. Может быть, он не совсем устал играть с моими феноменальными сиськами, может быть, мне все еще немного любопытно, каково было бы ощущать щетину на бедрах. Но прямо сейчас поход куда-нибудь поужинать звучит как мечта. Держаться за руки на тротуаре, сидеть бок о бок в маленькой кабинке у окна, разговаривать, смеяться и обмениваться анекдотами, забавными фактами и секретами — по одному, смакуя каждый, — пока ресторан не закроется и нас не выгонят. А потом, если дождь прекратится, мы можем совершить долгую прогулку по залитому лунным светом кампусу, или вернуться прямо сюда, в мою постель и разговаривать до тех пор, пока не устанем бодрствовать. Нам не нужно выбирать прямо сейчас. У нас есть более нескольких сотен страниц с моментами, отобранными вручную. Спешить некуда. Нет последней страницы, к которой стоит вернуться.

У нас есть время.

Сколько угодно времени в мире.