Ночной Купидон

VIII

Мы с Янкой еще долго перемывали Ливанцеву косточки, но так ничего и не придумали. Каждая осталась при своем мнении. Янка считала, что Виталия следует проучить, а я все сильнее склонялась к тому, что надо сперва раскрыть его тайну. Подруга еще раз пять меня обвинила: мол, я в него влюбилась. Мне даже возражать ей надоело. И почему она на него так взъелась? Будто он не меня, а ее оскорбил, и к тому же в два раза сильнее, чем это случилось со мной. В результате полюбопытствовала, не пересекались ли часом когда-нибудь их дорожки? Она возмутилась. Оказывается, вообще живьем его ни разу не видела, и переживает исключительно по моему поводу. Спасибо ей, конечно, однако не чересчур ли бурная реакция? И с каких это пор она к «Желтухе» так прониклась?

Спросила. Янка вознегодовала еще сильнее. В плане: за кого я ее принимаю? «Желтуху» терпеть не может, и от Инессы ее тошнит еще с журфаковских времен. Просто, по ее, Янкиному, мнению, чтобы поганца дерьмом обмазать, годится только дерьмо. А дерьмовей «Желтухи» с Инессой ничего в голову ей не приходит.

В результате по обоюдному согласию забыли о теме. Негоже из-за одного мужика, пусть звезды, старую дружбу портить. Распили еще бутылочку вина и легли спать, так как с утра обеим надо было на работу. Перед сном вспомнила про Татьяну.

— Янка, не одолжишь на денек свои брюлики?

Узнала зачем, одолжила. Неохотно, правда. Велела ни в коем случае не терять, потому как это подарок Трофима. Я даже удивилась. Янка моя совсем не жмотина. Видно, какой-то особый подарок Трофима с глубоким значением.

Утром при полном параде прибыла на работу. Татьяна, однако, сперва отметила мой внешний вид. Бросила лишь один взгляд на меня и выдала:

— Гляжу, ты гулять продолжаешь. Сегодня дома не ночевала.

— С чего ты взяла?

— Так ведь во вчерашней одежде пришла.

— Ну и что?

— Да ладно, зачем скрывать. Мы ведь тут все свои.

— А я ничего и не скрываю.

Села… Татьяна как следует на меня глянула и ахнула:

— Е-мое! Зоська, ты глянь! Мужик-то и правда расщедрился! Это сколько же, интересно, карат? Дай посмотреть!

Пальцы с длинными ярко-красными ногтями хищно потянулись к кольцу. Вот молодец, Трофимушка! Хороший брюлик выбрал! Правда, не мне, но это роли не играет. По-моему, я наконец уложила Татьяну на обе лопатки. Та и про нравственность, и про продажность забыла.

Полчаса Янкино кольцо мерила. Потом эстафету Зоське передала. Та, добрая душа, молча страдала, однако из глаз ее лилось такое страдание, что меня начала совесть мучить. Нельзя, наверное, уж так, наповал!

Забрала кольцо и взялась за работу.

Вечером, когда возвратилась домой, встретила Зинаиду Васильевну и, конечно же, Рекса.

— Ой, Настенька, — затараторила соседка. — Как хорошо, что застала вас.

Ну, думаю, влипла. Нечего делать тетеньке. Сейчас заболтает до полусмерти! А она продолжает трещать:

— Вы меня только поймите правильно: конечно же, я бы его к себе посидеть пригласила, я, в общем, и пригласила, только он отказался, и Рексик почему-то очень разнервничался, так рычал!..

О чем это она? У меня от ее сбивчивой скороговорки ум за разум зашел.

— Зинаида Васильевна, извините, не понимаю.

— Да что там не понимать. Я Рекса уже отругала. Нехороший пес на такого приятного дядю рычать!

Сбрендила тетка, заподозрила я, вот что одиночество с людьми делает!

— Какого, Зинаида Васильевна, дядю?

— Ах вы, кокетка, Настенька, — расплылась в сладчайшей улыбке моя соседка. — Конечно же, речь вдет о вашем ухажере! Целый час, бедный, сидел и вас дожидался! Я даже табуреточку ему дала. А то он, несчастный, сперва на полу сидел. Вы поссорились?

У меня мелькнула безумная мысль:

— Володя, что ли?

Та глянула на меня с ужасом:

— Этот? Что вы! Я говорю… про Ливанцева, — с придыханием выпалила она. — Настенька, у вас с ним роман?

— Ливанцев сидел здесь, на площадке? — ошеломленно пролепетала я.

— Да, — энергично кивнула Зинаида Васильевна и с волнением продолжала: — Нет, вообще он был в темных очках, но ведь я его с вами уже несколько раз видела.

— Правильно, могли видеть. Только вчера… вряд ли.

— А я говорю вам: это был он. Ах, какой приятный, обходительный!

— Что же ему было нужно? Он не сказал?

— Нет. И я не спрашивала. Подумала, вы сами знаете.

Чудеса в решете!

Я распахнула дверь и шагнула было в квартиру.

— Настенька, куда же вы! Самое главное: он же вам оставил!

Она ринулась в глубь квартиры и почти тут же вернулась, держа в руках коробку в яркой подарочной упаковке.

— Вот. Возьмите. И еще записку. Это он у меня бумагу с конвертом взял. И еще — цветы. Только я их в воду поставила, боялась, иначе погибнут. Вас ведь все не было и не было.

— Цветы оставьте себе. Меня все равно целыми днями нет дома. А вы хоть полюбуетесь.

— Неудобно. Это же от вашего молодого человека…

— Вполне удобно, — заверила я. — Он мне другие подарит, а эти ведь вы спасли.

— Цветы от самого Ливанцева! — захлебнулась от восторга Зинаида Васильевна. — Я их, пожалуй, потом засушу и сделаю панно!

— Единственный вопрос! Какие цветы?

— Дивные хризантемы! — сообщила соседка, с опаской поглядывая на меня. Похоже, опасалась, что я в последний момент передумаю и заберу себе.

— Спасибо вам, Зинаида Васильевна!

— Это вам, Настенька, спасибо!

Она поторопилась захлопнуть дверь, но я успела услышать:

— Рексик, Рексик, у нас теперь есть цветочки от самого Ливанцева! Это, знаешь, тот самый красавец, передачи которого мы с тобой всегда смотрим! А ты на него, шалун, рычал, когда он здесь на табуретке сидел.

Войдя к себе, я первым делом разорвала конверт: «Настя! Заехал, но вас не дождался. Телефоны ваши не отвечают. Простите, если можете, за вчерашнее! Компенсацию прилагаю. Виталий».

Я заглянула в конверт. Денег в нем не оказалось. О какой, интересно, компенсации он говорит? Вспомнила про коробку. Развернула и остолбенела. Супер-пупер диктофон, намного круче того, что у меня остался в живых!

Вот тебе и Ливанцев. Никак не похоже на повадки зарвавшейся звезды! Я полагала, он в лучшем случае деньги мне с кем-нибудь передаст, но чтобы такое… Да мой разломанный диктофончик в подметки этому не годился! А главное ведь, тратил время, искал. Пусть даже не сам, а поручил какой-нибудь помощнице, но все равно ведь подумал, велел не абы какой, а самый хороший.

Или обхамил, а после испугался и решил загладить вину, чтобы не понаписала о нем гадостей? Тогда его дежурство под моей запертой дверью выходит за рамки логики. Проще просто прислать с нарочным диктофон. А еще проще, чтобы кто-нибудь мне пригрозил. А он сам притащился и битый час здесь сидел, физиономию звездную свою засвечивал.

Только тут до меня дошло: о моем участии в его приключении никто не знает. Ливанцев до сих пор тщательно утаивает мое существование. Может, действительно, потому, что это опасно? В таком случае что же? Он обо мне заботится и меня оберегает? Не поленился сам ради этого приехать?

Я совсем запуталась. До того, что начала болеть голова. Вот и Зинаида Васильевна приняла Ливанцева за моего поклонника. И впрямь, так обычно ведут себя мужчины, когда в чем-нибудь виноваты и хотят прощение вымолить. Нет, кто бы поверил: Ливанцев торчал под моей дверью на табуреточке! А сперва вообще сидел на полу! По собственной воле! Просто бальзам на мою самооценку. То есть получается, я ему нравлюсь? Или опять пустил в ход обаяние, стараясь меня нейтрализовать?

Пока я с большей или меньшей уверенностью могла предположить лишь одно: хамить мне во время интервью совершенно не входило в планы Ливанцева, и сорвался он к полной неожиданности для самого себя.

Удивительно: так спокойно держался, перенеся ограбление, избиение и унижение, а от пустякового вопроса сорвался. Выходит, я нащупала крайне болевую точку. Но почему? Почему он до такой степени старается скрыть свою женитьбу? Подумаешь, что не разведен, но давно не живет с женой! Эка невидаль в наше время и в его-то окружении! А он повел себя так, будто я военную тайну раскрыла. Может, он ее убил?

Я потрясла головой. Ну и глупости на ум лезут! А если не глупости, что же на самом деле? Встретиться с ним еще раз и попытаться поговорить начистоту? Бесполезно. Не скажет Кто я ему, и с какой стати он обязан выворачивать передо мною душу! Попытаюсь разузнать своими силами.

Первым делом, однако, решила поблагодарить Виталия. Затеплилась надежда на то, что удастся восстановить отношения.

Ливанцев ответил совершенно отрешенным голосом.

— Виталий, спасибо за диктофон.

— Ах, это вы, — крайне холодно отозвался он. — Простите, сейчас совершенно не могу говорить. Перезвоню, ладно?

Он отключился. Я злилась на себя. Разбежалась, дура! Рассчитывала, что он, услышав мой голос, умрет от счастья! А он откупился и успокоился, и я еще ему сейчас уверенности добавила. Теперь он уже не сомневается, что все в порядке. Или просто занят? Ну да. У него ведь завтра очередной эфир. Человек в цейтноте, а я на него всех собак навешала!

Ну, вот. Кажется, снова запуталась. Права Янка: надо выкинуть из головы этого Ливанцева. Многовато я что-то о нем думаю. Так и впрямь недолго влюбиться.

Попыталась отвлечься на домашние хлопоты, однако Виталий из головы не шел. И еще розы его на глаза попались. Стоят и не вянут. Говорят, такое бывает, только если подарено от чистого сердца, ну и, конечно, если цветы были свежие.

Подрезала стебли и поменяла воду. Пускай постоят подольше, что там ни говорила по их поводу Танька. Нет, как ни крути, а отношение Виталия ко мне интересное. Одними практическими соображениями не объяснишь.

Вытянулась на диване и как-то незаметно начала себе представлять, как бы у нас было, если бы он действительно в меня влюбился, ну и я, естественно, в него.

В какой-то момент поймала себя на этих мыслях и разозлилась. О чем я думаю! Какой роман с Виталием! Подобная идея способна зародиться лишь в больном мозгу Зинаиды Васильевны.

Где я и где Виталий? На него барышни гроздьями каждый день вешаются. Нужна ему средней руки журналистка! Всю жизнь спал и видел! Хотя влюбляются ведь не в профессию, а в человека. Да и Виталий, чай, не наследный принц. Если слегка копнуть, выяснится: мы с ним приблизительно из одной среды, так сказать, средней московской интеллигенции. Оба университет закончили с разницей всего в несколько лет — он исторический факультет, а я — журналистику. Теоретически даже в своей альма матер могли пересечься. Тогда бы у него не было причин взирать на меня сверху вниз.

Стоп! А он разве смотрит? Ничуть! Вон как по-простому грибы уминал! С кем-то, вероятно, он свой гонор и проявляет, но только не со мной. Это я сама комплексую. Начиталась статей про него. Но в них-то он публичный, а со мной совершенно другой.

Нет, простым, как правда, его, конечно, не назовешь, но он вполне адекватный. За исключением одного вопроса, который касается его женитьбы. Между прочим, и вопрос о школьной любви ему не понравился. Или и то и другое связано?

Ну да. По времени вполне может быть, что Ливанцев женился на своей школьной любви. Что же у них потом-то вышло? Разбежались? Но тогда вряд ли он так дергался бы. Она его бросила? Ближе к теме. Такие мужики, как Ливанцев, с одной стороны, избалованы женским вниманием, а с другой — плохо и крайне болезненно переносят поражения на любовном фронте.

И что же у нас получается? В моем воображении мигом возникла этакая голливудская картинка: самая красивая девочка в классе и самый красивый мальчик в классе. Он в нее влюблен, провожает домой, приглашает в кино. Там они первый раз и поцеловались… Фу, пошлость какая! Но ведь могло же быть? Вполне могло. Вопрос, что случилось потом? Встречались, встречались, поженились. Теперь мне отчего-то представилась свадьба и кислое выражение лица ливанцевской мамаши. Тоже, между прочим, вполне реально. Такие мамочки обыкновенно убеждены, что любые невесты недостойны их сыновей! Ладно, проехали мимо свадьбы, но дальше-то, как ни крути, снова черная дыра, и в начале телевизионной карьеры Виталия жены на горизонте не имеется.

Нашла в интервью одно из самых ранних, где Ливанцев прямо заявляет, что холост. Мол не встретил еще такой девушки, которая готова терпеть его рядом с собой. Я тогда восприняла это как большое пижонство.

Видимо, стоит выйти на клуб выпускников. Наверняка сокурсникам Ливанцева про его женитьбу известно, Не может быть иначе. Не в вакууме ведь они с женой жили! У меня есть знакомые с факультета журналистики, но не его года выпуска. Вполне вероятно, сумею через них выйти на друзей Виталия. Завтра же этим займусь! Янку тоже озадачить? Нет, ее вмешивать не стану. Чересчур уж она настроена против Ливанцева. Обойдусь собственными силами. Только вот не забыть, вечером брюлики завезти. Может, еще у кого-нибудь одолжить? Если стану каждый день менять драгоценности, Татьяну инфаркт хватит. Впрочем, своей цели я уже добилась: одиночеству моему она теперь не сочувствует. Завидует. Смачно, от всей души. Теперь не знаю, что хуже. Давящая атмосфера зависти меня тоже не вдохновляет, тем более что к ней добавляется угрюмость Зоси. Теперь они меня обе ненавидят. Раньше тоже ненавидели, но по-другому — с чувством собственного превосходства. О господи! Какая тоска! Уйти, что ли, из этой «Воскресной недели»? Недавно мне предлагали место в аналогичном издании. С той же зарплатой. Я подумала и отказалась. Смысла нет, шило на мыло менять. Тут я уже вроде привыкла. Теперь вот даже жалею. Все-таки свежие лица. Хотя… Наверняка ведь опять окажусь в компании тех же Тань и Зось, только с другими именами. Уходить, так хоть с повышением. Но заманчивых предложений пока не поступает.

Мне стало совсем тоскливо. Носишься, носишься, стараешься, делаешь, а потом смотришь — оказывается, на самом деле стоишь на месте, и ничегошеньки в твоей жизни не меняется! У ровесников какие достижения. Кто в карьере преуспел, кто на семейном поприще: муж, жена, дети. Есть одна одноклассница, так она троих уже родила и говорит, что останавливаться на достигнутом не собирается. А я живу точно так же, как десять лет назад. Приблизительно та же работа, та же квартира, зарплата… Да раньше, пожалуй, даже больше зарабатывала, потому что еще в трех местах сотрудничала. Задор молодой не иссяк. Вовки тогда еще не было, а сейчас уже нет. Как была одна, так и осталась. Разве что опыта жизненного прибавилось, но, по мне, лучше бы его и не было, потому что он в основном отрицательный. Неужели и дальше так будет? Но это же ужас. Проснешься однажды и поймешь, что навсегда уже одна или в лучшем случае как Зинаида Васильевна, в обнимку с песиком! Мороз по коже! Я тоже хочу пожить как люди! И работа чтобы была интересная, а главное — чтобы было кого любить! Пусть сидит каждый день у меня на кухне и лопает мои грибы!

Мои душевные терзания прервал звонок телефона, и я услышала в трубке голос Виталия:

— Настя, простите, что не смог сразу поговорить! Перед завтрашним эфиром такая запарка!

— Да я понимаю, ничего страшного. — Звонок его меня очень обрадовал.

— Моя компенсация вас устроила?

— Даже очень. В следующий раз, пожалуй, кину вам под ноги еще что-нибудь старенькое, требующее замены.

— Согласен! — в тон мне откликнулся он и хохотнул. — Только, боюсь, если, например, холодильник, у меня сил не хватит его раздавить.

— В чем проблема. Его можно не давить, а в окно выкинуть, я вам даже помогу. Но, к сожалению, холодильник у меня совсем новый.

— Тогда займемся телевизором. Они хорошо из окна падают. Шума много, соседям, так сказать, радость. Причем, предлагаю заранее, сперва привезти новый, а уж после разобраться со старым!

Интересно, это намек? Для выяснения я решила прозондировать почву:

— Виталий, значит, я могу надеяться на продолжение интервью?

Створки раковины резко захлопнулись, и моллюск снова укрылся в своем убежище. И куда только девался игривый тон!

— Об интервью забудьте.

— Но почему?

— Не хочу!

— Виталий, обещаю не задавать вам… — замявшись, подыскивая наиболее деликатное выражение, я добавила: — Сложных для вас вопросов. Если хотите, обговорим заранее темы.

— Не хочу, — вновь отчеканил он.

— Давайте я вам вообще пришлю вопросы заранее, по Интернету, и вы отберете только те, которые вам нравятся, — пошла я на последний, отчаянный шаг.

— Для меня нет вопросов, которые мне нравятся или не нравятся. Просто я не хочу вам давать интервью.

— Но почему? Вы ведь обещали.

— А вы, я вижу, готовы на все ради такой ерунды, как интервью.

— Это моя работа!

— Вот и найдите для нее другой объект. На мне свет клином не сошелся.

И он бросил трубку.