Новогоднее чудо для миллиардера

Глава 5

Нина

— Скажите, Нина. Кто… Кто отец вашей дочери?

Я перевожу взгляд на незваного гостя и понимаю, что он смотрит на мою девочку, на мою доченьку пристально-пристально! Буквально взгляда не сводит!

Потом он переводит взгляд на меня и буквально окатывает горячей и одновременно ледяной волной. У него очень красивые глаза — ярко-голубые, цвета летнего неба…

У моей Лели — такие же.

Хм…

Почему я заметила это именно сейчас? Я по очереди смотрю в глаза Алексея, потом — в глаза дочери.

Меня к полу прибивает от похожести. Нет, от идентичности! Те же золотистые крапинки вокруг зрачка, та же темная, яркая радужка…

Я будто в одни и те же глаза заглядываю, и поневоле по коже морозец проносится.

Холодные мурашки выстраиваются цепочкой вдоль всего позвоночника, волоски на коже приподнимаются.

— Нина?

— Что?

— Вы не ответили! — говорит настойчивым голосом Алексей.

Как будто требует!

Интонации у него командирские, а вид… Вид, как у большого босса во главе длинного стола. Того и гляди, отчитает со всей строгостью!

Привык командовать?

Определенно.

Значит, не простой бомжик. Очень непростой.

Но это я уже и так поняла по его дорогой одежде и правильной манере разговаривать, по тому, как хорошо и ловко он управляется со словами и вообще держится в доме моих родителей, словно я у него в гостях, а не наоборот!

— Так вы ответите или нет? — настойчиво спрашивает Алексей.

Он оказывается от меня близко-близко.

Длинные, красивые пальцы обхватывают мой локоть, удерживая меня на месте.

Он так близко. Что… Что он делает?

Зачем так близко подошел?

Еще и трогает меня.

Волнующая дрожь по телу — волной.

Приятный жар изнутри приливает к щекам.

Я чувствую запах миндального геля для душа, я точно таким же умываюсь, потому что только он стоит на полочке в ванной. За исключением Лелькиного геля с ароматом бабл-гам. Но я не хочу пахнуть, как детская жвачка, поэтому всегда выбираю миндаль.

Мой привычный, любимый гель для душа на коже Алексея раскрывается совсем иначе — мягкое тепло отходит на второй план, горчинка выбивается в лидеры. Запах напоминает марципаны, а я их так люблю…

С удовольствием бы полакомилась.

Не Алексеем, конечно, а марципанами.

Да, марципанами. Кажется, я брала конфеты с марципаном, Леля не должна была их слопать.

— Нина?

Алексей наклоняется. У нас приличная разница в росте. Я чувствую себя рядом с ним меньше, чем есть, испытывая ни с чем несравнимое ощущение, когда мужчина превосходит в силе и росте. Дима был чуть-чуть выше меня, буквально на пару сантиметров и не любил, когда я надевала высокий каблук. Кажется, с Дмитрием я вообще разучилась носить изящные туфельки, а рядом с Алексеем…

Черт…

Меня вдруг пронзило такое легкомысленное настроение: захотелось надеть черное, шелковое платье, которое я купила еще летом, но так ни разу и не надела — слишком роскошное, некуда было в нем ходить, и лодочки на тонкой высокой шпильке, распустить волосы и… пойти танцевать.

Что за наваждение такое?

— Вспоминаете, кто это был? Может быть… Не помните партнера по сексу? — интересуется Алексей низким голосом, пустив в него харизматичную хрипоту.

А еще его губы… Они так близко от моей щеки.

Горячее мужское дыхание с ароматом смородины струится по коже, спускается ниже, к шее.

Он, что, обнюхивает меня?!

Мои колени слабеют.

Всегда думала, что выражение “колени слабеют” — это просто приукрашивание, для красоты словца.

Но вот она я, Нина Ежова, уверенная в себе мать-одиночка, не побоявшаяся встретить Новый Год в селе, в компании только дочери, и мои колени… Они как желе! А я… словно клубничный пудинг, дрожу от того, как близко ко мне стоит красивый, высокий мужчина.

Одна его рука крадется на мою талию. Я понимаю это и… проклинаю себя за желание остаться на том же самом месте, на котором происходит нечто невероятное.

Очнись, Нина! Тебя же не околдовали…

С большим трудом собираю волю в кулак и отхожу!

Алексей продолжает на меня смотреть.

К тому же я улавливаю протяжный, довольно громкий, разочарованный выдох. Эй, не думал же он, что склеит меня за секунду?

Возмущенно смотрю на него и говорю, неожиданно перейдя на “ты”

— Остынь! Будешь лапы ко мне тянуть, мигом выгоню тебя охладиться… В сугроб!

Другой бы смутился и принялся оправдываться, извиняться… Может быть, как-то попытался сгладить острые углы.

Кто-то другой — может быть.

Но только не бозик, Алексей Кравцов.

Мой взгляд он выдержал с достоинством, будто я в него не плеснула возмущением. Он и бровью не повел, не моргнул и вообще даже не шевельнулся.

— Так кто отец?

— Какая тебе, к черту, разница?!

— Так…

Алексей снова смотрит в сторону Лели.

— Твоя дочь кое-кого мне напомнила, поэтому спрашиваю. Может быть… кхм… я с ее отцом был близко знаком?

— Вряд ли.

— Но ты даже не сказала, кто он.

— И не обязана, — дергаю плечом. — Разве нет?

— Просто интересуюсь. Это так сложно?

— Отца Лели нет в живых. Ясно? — отвечаю резко.

Снова он ничем не смутился и не поспешил принести извинения или хотя бы сказать “сочувствую, примите мои сожаления”

Ничего подобного!

Он просто приподнимает свои ровные, темные брови домиком — точь-в-точь, как моя Леля, и спрашивает:

— Уверена?

Кажется, я переоценила его. Все-таки воспитан он не очень хорошо!

— В чем, прости, я должна быть уверена? Я уверена в одном, что ты не имеешь права задавать подобные вопросы. Все-таки, гость здесь — ты. Поэтому веди себя скромнее!

— Хорошо увиливаешь от ответа, Нина.

В глубине моей грудной клетки рождается звук, очень сильно похожий на клекот возмущенный мамы-орлицы, вокруг семейного гнездышка которой начал ползать очень привлекательный и крайне подозрительный змей!

— Отец Лели — мертв. Я уверена в этом, потому что он погиб у меня на глазах. Это все, что ты хотел знать?

Вытерев руки о полотенце, я швыряю его на спинку стула, резко отхожу в сторону.

— Стой!

Пальцы Алексея снова на мне. Теперь на локте. Прожигают кожу.

— Что? Что ты меня хватаешь постоянно?! Отпусти!

— Уверена, что он и был отцом Лели? Может быть, у тебя и другие партнеры были, а? Которых ты не запомнила?!

Ахнув от возмущения, я левой рукой от всей души влепила наглецу пощечину и толкаю его в грудь ладонями.

— Да как ты смеешь задавать такие личные вопросы?! Пошел… Вон! Вон из моего дома!

На кухне становится тихо. Да как он смеет говорить мне такое?! Я осталась одна, беременная с Лелей, когда мой любимый и единственный погиб… Трагически…

На мои глаза слезы наворачиваются. Я давно не плакала по прошлому, но сейчас вдруг захотелось пореветь, обняв подушку!

Глаза Алексея распахиваются от удивления.

— Я обидел тебя? Послушай, Нина…

— Вон из моего дома! — отвечаю со слезами, выталкивая мужчину в коридор. — Пошел прочь! Не желаю тебя больше видеть.

— Нина, послушай. Прими извинения. Хочешь, поговорим об этом?

— Вон!

Слезы градом по лицу льются. В запале я дотолкала Кравцова до двери, ведущей их коридора в холодный тамбур, и распахнула ее, а потом настежь открыла входную дверь.

В тамбур сразу же залетел целый вихрь снежинок, еще и порядочный комок снега завалился.

— Все! Уходи!

— Там же метет! Черт подери, даже забор не видно! — возмущается мужчина.

Наглец уходить не желает. Даже пятками в порог уперся.

— Черт с тобой! Сиди в веранде. И в дом… Ты… Не войдешь!

Я влетаю из тамбура обратно в дом, хлопаю дверью, закрыв ее на ключ, щеколду и толстый засов.

Прижимаюсь к ней спиной. Боже, какая ужасная предновогодняя неделя! Свалился же под мою елку этот… хам!

— Нина, здесь же холодно! Я замерзну…

— Там в углу лежит тулуп и валенки. Старые. До мусорки не донесла. Тебе — сойдет. В самый раз будут! — быстро отвечаю и убегаю как можно быстрее и дальше.

— Мама, мама, у змейки хвост… отолвался! Где бозик? Он починит! — встречает меня Леля в прихожей, протягивая измятую змейку.

— Бозик… пошел остудиться! — отвечаю я.

Больше никаких бозиков, даже самых красивых с самыми распрекрасными глазами на свете, которые… черт дери, а он все-таки прав… так сильно похожи на глаза моей дочери!

Ну почему?! Почему…