23 Декабря
Эбби
После удара раздаются крики.
Люди идут на помощь Ричарду.
Ричард барахтается, у него порез на губе и широко раскрытые глаза.
В этой суматохе есть на что посмотреть, и всё это сосредоточено в тридцатисекундном промежутке времени.
Но я ни на что из этого не смотрю.
Я смотрю, как Дэмиен трясёт кулаком, как будто удар был пустяком, а затем смотрю, как Дэмиен уходит, спиной ко мне, его широкие плечи чуть ссутулились.
Они не настолько ссутулились, чтобы обычный человек заметил это, но достаточно, чтобы кто-то, кто изучал его тело, его осанку, его слова и выражения, заметил.
Я заметила.
Это поражение.
Интересно, так ли он выглядит, когда проигрывает дело, когда покидает зал суда, зная, что старался изо всех сил и потерпел неудачу?
Или, может быть, так он выглядит, когда выигрывает, но знает, что тот, за кого он боролся, не должен был быть победителем.
Я никогда не узнаю мелочей, мелких фактов и частей того, кем он является. Мелочи, за которые я бы убила, чтобы узнать об этом мужчине.
И в этот момент я понимаю.
Если я хочу узнать о нём все мельчайшие подробности, мне нужно пойти за ним, чтобы он остался в моей жизни. Мне нужно объяснить. Объяснить, что хотя всё это началось как глупый план мести, чтобы поквитаться и быть мелочной, то, что между нами — реально.
Очень, очень реально, а я — полная идиотка.
Я двигаюсь к лифту, надеясь успеть до того, как двери захлопнутся, и поговорить с ним как можно скорее. Чем меньше времени я дам Дэмиену на раздумья, тем лучше.
Однако я делаю шаг вперёд, а пальцы больно обвивают моё запястье.
Ричард.
Каким-то образом он стоит, выглядя чуть более трезвым, с растущим красным пятном на челюсти.
— Отпусти меня, Ричард, — говорю я, свободной рукой пытаясь убрать его пальцы с моей руки, и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
Он не так красив, как я когда-то убеждала себя.
Особенно сейчас, когда я начала встречаться с Дэмиеном, пожалуй, самым сексуальным мужчиной в Нью-Йорке.
И стоит ему открыть рот, как он становится ещё менее привлекательным, извергая отвратительную чушь.
— Не могу поверить, что ты выкинула это дерьмо, Эбигейл. Такой гребаный ребёнок. — Его пальцы начинают сжиматься на моём запястье, и паника нарастает. Ричард, возможно, не был добрым, и, возможно, он был дерьмовым парнем. Он мог использовать свои слова как оружие и говорить мне самые мерзкие вещи, чтобы заставить меня вести себя так, как он хотел.
Но он никогда не поднимал на меня руку.
Никогда.
Я думаю, после того, как расти так, как это делала я, это должно было бы стать тревожным сигналом, но до этого никогда не доходило.
До сих пор, видимо.
— Ричард, отпусти меня.
— Ты всегда была не более чем шлюхой.
— Ты делаешь мне больно, Ричард, — говорю я низким голосом, стараясь не привлекать внимания.
Потому что даже сейчас я пытаюсь защитить его имидж.
Пытаюсь убедиться, что я соответствую кроткой, послушной версии женщины, которой он хотел меня видеть.
Почему?
Почему, чёрт возьми, я делаю себя меньше для него?
— Хорошо. Не могу поверить, что ты думала, что сможешь победить меня. — Он ядовито смеётся и оглядывает комнату в поисках старых добрых друзей, которые обычно заступаются за него. Но это не вечеринка братства. Это семейная вечеринка в престижной юридической фирме.
Никто не хочет присоединиться к смеху с ним. На самом деле, глаза, которые смотрят на нас, смотрят с замешательством и беспокойством. — Ты мусор, Эбби. Всегда такой была. Предполагалось, что ты будешь просто женщиной, которую я трахаю, когда это удобно. Но потом ты стала полезной, заботилась о вещах и облегчала мне жизнь. Я держал тебя рядом. Зачем нанимать помощницу, если я могу просто трахнуть женщину и убедить её, что сделаю её своей женой, если она будет делать для меня всю эту хрень?
Очевидная правда, что Ричард не только знал о том, как много я для него делаю, но и знал мою мотивацию, убивает небольшую часть меня. Ту часть меня, которая думала, что, возможно, просто возможно, он был слишком туп, чтобы понять эту часть. Что, возможно, он был настолько тупым и заблуждался в своём старом денежном воспитании, как единственный ребёнок — богатый белый мальчик, что считал это нормальным поведением.
Но я должна была догадаться.
Он придурок, но Ричард не дурак.
— Но потом ты потеряла свою полезность, Эбби. Потеряла, когда начала ожидать чего-то. Поэтому я потерял тебя. — Комната чуть-чуть кружится, и я чувствую особое желание вырвать у его ног.
— Ты облажался. Я человек, Ричард. Ты обращаешься с людьми, как с собственностью, как будто они тебе что-то должны. Но никто тебе ни черта не должен. — Его рука крепко сжимает моё запястье, и с моих губ срывается тоненький звук: паника, боль и страх, слитые воедино.
— Ричард, отпусти её, — говорит голос.
Саймон.
— Дедушка…
— Я сказал, отпусти её.
— Ты понятия не имеешь, что… — Саймон обрывает его, и я не собираюсь лгать — я удивлена стойкостью этого человека после рассказов Ричарда. Но опять же… ничего из того, что говорил Ричард, не было правдой, очевидно.
— Я всё слышал. Ты заслуживаешь худшего, чем то, что она с тобой сделала.
— Она разрушила мой шанс стать партнёром, — говорит Ричард с детским нытьём.
— Ты бы никогда не стал партнёром, Ричард, — говорит Саймон, и вся комната замолкает. Ди-джей всё ещё играет рождественскую музыку, но со словами Саймона она кажется ещё тише.
— Ни хрена, я собирался! — говорит Ричард, но отпускает моё запястье, поворачиваясь к своему дедушке. На секунду я беспокоюсь, что он двинется к нему, ударит и схватит старика, но он просто стоит на месте.
— Ричард. Ты не стал был.
— Я заслуживаю стать партнёром, дедушка. Я ждал шесть лет, никогда не третировал тебя за то, что ты не сделал этого раньше. — При этих его словах я не могу удержаться от смешка, потому что это, блять, не так. Я слышала, как он звонил Саймону, жалуясь на то, что хочет стать партнёром. Его голова поворачивается ко мне, и я прикусываю губу, вспоминая, что мне нужно выбраться отсюда и найти Дэмиена.
— Ты ничего не заслуживаешь только из-за своей крови, Ричард. Ты не выигрываешь дела в одиночку. Ты не командный игрок. У всех в офисе проблемы с тобой…
— Это чушь. — И тут, к моей всепоглощающей радости, я слышу согласие и хихиканье, означающие, что в офисе действительно недолюбливают Ричарда.
Может, этот план мести стоил того, хотя бы для того, чтобы увидеть, как всё развалится.
— Это не так. Ты берёшься за дела только с паршивыми намерениями.
— Я берусь за дела, которые принесут деньги.
— Ты берёшься за дела с алчным сердцем, Ричард. Это не то, для чего нужна эта фирма.
— Эта фирма для того, чтобы зарабатывать деньги.
— И есть способ сделать это, не помогая насильникам. Не занимаясь только делами высокопоставленных клиентов.
— Я не…
— Мы с Дэмиеном собирались поговорить с тобой в следующем году и обсудить это. Но ты, похоже, так хочешь обсудить это сейчас, так что вот: фирма меняет тактику. Мы хотим помогать большему количеству людей, мудрее выбирать наших клиентов, поэтому мы не будем принимать дела, в которых есть обвинения в насилии, будь то физическом, эмоциональном или финансовом. Все клиенты должны будут подписать пункт о морали.
В зале наступает тишина, музыку отключили минуту назад, и каждый человек в комнате смотрит, внимательно слушает.
— Господи Иисусе, дедушка. Он добрался до тебя. У тебя здесь было что-то замечательное, а ты собираешься всё испортить?
— Единственный, кто сейчас всё портит, так это ты. Судя по тому, как Дэмиен смотрел на Эбби весь вечер, я не думаю, что он будет в восторге, узнав, что ты прикоснулся к ней.
— Какое мне, блять, дело до того, что он думает? — говорит Ричард, слюна летит вместе с его словами. — Он гребаный неудачник. Мусор из Бронкса, которому повезло. Он ничтожество, и только и хочет помогать неудачникам…
И от мерзких слов, вылетевших из его рта, я теряю самообладание. Я отдёргиваю руку назад, жалея, что у меня нет старшего брата, который научил бы меня наносить удары, и бью Ричарда в уже покрасневшее место, оставленное Дэмиеном.
— Блять!
Это я.
Это я кричу, потому что я думаю, что люди забывают сказать вам, что когда вы бьёте кого-то с намерением причинить ему боль, это также причиняет боль и вам.
Я трясу рукой, прыгаю, как будто это поможет, мои каблуки цокают по дорогому мраморному полу.
Но пока это происходит, я не замечаю, как три человека хватают Ричарда.
Потому что, когда я собиралась ударить его, в качестве платы за то, что он так говорил о Дэмиене, Ричард набросился на меня, пытаясь… Я не уверена.
Я правда не хочу знать.
И теперь Ричард пьяно кричит, отбиваясь от рук более крупных, гораздо более трезвых мужчин, держащих его.
— Ты, гребаная сука! — кричит он, но я даже не могу его слушать. Рука Саймона, тёплая, мягкая и добрая, так не похожая на руку его внука, касается моего локтя.
— Иди, дорогая. Тебе лучше пойти поймать моего партнёра. У него вспыльчивый характер, но то, как он смотрел на тебя сегодня… Ему просто нужно остыть. Иди и найди его.
Я должна остаться.
Я должна помочь убрать беспорядок, который я устроила.
Но вместо этого я киваю и бегу к лифту.
К сожалению, а может, и к счастью — смотря с какой стороны посмотреть, он всё ещё спускается, сейчас он на 20-м этаже из шестидесяти.
У меня нет времени ждать, пока он поднимется обратно. Вместо этого мои глаза перемещаются на лестницу, которая зовёт меня, и я ругаюсь, прежде чем начать спускаться по ней, молясь о том, чтобы не сломать ногу, не сдуть лёгкое или не расплавиться в ужасную лужу через десять этажей.
Когда я достигаю 45-го этажа, я проклинаю свои туфли.
К 30-му этажу я проклинаю платье.
На 15-м я проклинаю себя, гадая, сколько времени понадобится кому-то, чтобы найти меня, если я упаду и умру на этой лестнице.
Однако к 1-ому, когда я попадаю в вестибюль, у меня возобновляется чувство неотложности, и я выбегаю из здания на Рокфеллер-центре. Холодный воздух сотрясает мои лёгкие и обжигает кожу, но мне всё равно.
Мне нужно найти мужчину.
И тут я вижу его, переходящего 49-ю. Я перехожу её на свет, наблюдая, как лампочка "идти" превращается в оранжевую стрелку.
— Дэмиен. Дэмиен! — кричу я через дорогу, приближаясь к нему, и его тёмные волосы с седыми прядями появляются в поле моего зрения. Я вижу через дорогу, что его челюсть твёрдая, сжатая от гнева, и я удивляюсь, почему он здесь, а не направляется к парковщику. Он поворачивает голову ко мне, каким-то образом услышав меня сквозь шум нью-йоркского хаоса, и просто стоит там.
— Одну минуту! Пожалуйста! — кричу я сквозь шум, подбегая к обочине и начиная выходить на дорогу. Раздаётся гудок, но я смотрю только на Дэмиена. Его лицо застыло в панике, но кто-то хватает меня за платье, не давая мне бросится прямо в машину.
— Господи, леди, какого хрена! — спрашивает парень, которому чуть за двадцать, на его лице выражение шока, словно он не может решить, должен ли он вызвать полицию и поместить меня в психиатрическую лечебницу или это просто случай, когда Нью-Йорк есть Нью-Йорк. Я успокаивающе улыбаюсь ему и извиняюсь, благодаря его за то, что он, по сути, спас мне жизнь.
Мне должно быть стыдно.
Я чуть не умерла, пытаясь перейти через дорогу к мужчине, который определённо ненавидит меня. Мужчине, который определённо не хочет слушать мои объяснения.
Но я не смущаюсь. Я полна решимости, если что. Более решительно настроена добраться к нему, объяснить, попытаться изо всех сил спасти то, что между нами, что-то действительно, действительно чертовски хорошее.
— Дождись света, сумасшедшая ты женщина! — кричит он, перекрывая шум транспорта, и я считаю это хорошим знаком. Я полагаю, что если он говорит мне подождать, значит, он готов ждать.
Я стою там, замерзая в холоде нью-йоркской зимней ночи, хотя текущий во мне адреналин не даёт мне этого почувствовать, и жду. Я двигаюсь, неоднократно нажимая на кнопку "идти", как будто это поможет.
Это никогда не помогает.
Честно говоря, я убеждена, что эта кнопка — обман, плацебо, заставляющая вас ждать достаточно долго, чтобы вы не рисковали и не столкнулись со встречным транспортом.
Наконец, загорается зелёный свет, появляется маленький шагающий человечек, и я мчусь, бегу в этих дурацких туфлях, жалея об открытом носке и, честно говоря, о не надетом похоронном платье, в котором, возможно, было бы легче бежать.
Но потом я там, слегка подпрыгиваю, чтобы перепрыгнуть через бордюр, прежде чем оказаться перед ним.
И, чёрт возьми, он не выглядит счастливым. Он не выглядит приветливым, или весёлым, или тёплым, или как-то ещё, что я чувствую, когда обычно стою перед ним и смотрю на него.
— Пожалуйста, Дэмиен. Позволь мне объяснить.
Он не говорит ни слова, и у меня сводит живот. Он просто продолжает смотреть на меня. Где-то дальше по дороге звонит колокол Армии спасения Санты, прося пожертвования.
Я говорю первое, что приходит на ум, первое, что я могу сделать, чтобы уговорить его остаться.
— Я не думала, что ты мне понравишься, — говорю я. Его бровь приподнимается. — Блин. Чёрт. Я не… Я не это имела в виду. Я не думала, что ты будешь мне небезразличен. — Я дышу глубоко, мои лёгкие не привыкли к чрезмерным кардио нагрузкам, тем более к бегу по 60-ти лестничным пролётам, а затем через Рокфеллер на каблуках, в то время как моё сердце продолжало бешено колотиться в панике.
Движение почти незаметно, лёгкое смягчение в складке между его бровями, но я вижу это. Когда работаешь в розничной торговле, учишься читать выражения на лицах людей. Более того, когда ты работаешь в сфере макияжа, тебе приходится читать лица людей, чтобы понять, что они на самом деле думают о том, что ты им продаёшь.
— Я встречалась с Ричардом четыре года. Четыре года, которые я провела, убеждая себя, что он то, что мне нужно. Что нам суждено быть вместе. Я делала всё возможное, чтобы показать ему, что я подхожу ему, что я вписываюсь в этот… — Я машу рукой в сторону здания, из которого только что сбежала. — Глупый гребаный мир, в который я умирала от желания, чтобы он принял меня. Я создала эту фантазию в своём воображении, где мы просто… подходим друг другу. — Я смотрю на омелу в дверном проёме позади него, размышляя, каково это — нырнуть в проём и поцеловать его, когда между нами ничего не было.
Никакой лжи.
Никакого вранья.
Только мы, новое начало. Два незнакомца в Нью-Йорке, которые подходят друг другу.
— Я сказала себе, что эта дурацкая вечеринка — была ключом. Если бы он взял меня на эту вечеринку, на которую он ходил годами и никогда не брал меня, то мы бы вышли на новый уровень. Если бы ты спросил меня четыре месяца назад, я бы сказала тебе, что сегодня вечером Ричард станет партнёром, а у меня на пальце будет его кольцо. — Я провожу рукой по глазам, вероятно, испортив макияж глаз, но какое это имеет значение? Если всё пойдёт ужасно, то по моему лицу всё равно потечёт река. — Боже, я была такой чертовски глупой. Такой чертовски глупой. — Я поднимаю голову к небу, к темным, зловещим облакам, которые отражают то, что я сейчас чувствую.
— Я изменилась ради него. Ками видела и ненавидела его за это. Кэт видела и пыталась отговорить меня от этого. Даже Ханна знала. Она беспокоилась обо мне. Но я… Я думала, что люблю его. Я думала, что он — моё всё, и что в конце концов будет значить небольшое самопожертвование, если у меня есть моя вторая половинка? Я покрасила волосы, чтобы походить на женщин из загородного клуба. Я стала одеваться более консервативно. Я была менее весёлой, менее яркой. Я меньше говорила, когда он был рядом. Я… Я не была собой.
Все эти маленькие изменения, о которых я даже не подозревала, пока он не ушёл.
Маленькие способы, которыми я лепила себя, чтобы соответствовать его желаниям, и ради чего?
Четыре впустую потраченных года драгоценной жизни.
— Как это связано с чем-либо? С нами? — спросил Дэмиен, впервые сказав мне слова, кроме указания не выбегать на встречную полосу.
Прогресс.
Я называю это прогрессом.
— Я обещаю, я доберусь туда, — говорю я, и снова — маленькая подсказка, маленькая надежда, когда уголок его губ приподнимается. — На Хэллоуин я должна была прийти на корпоративную вечеринку. Он заехал за мной. Я была в костюме кролика…
— Костюм кролика? — спрашивает он, его улыбка, которую он не может побороть, растёт.
Я возвращаю её, моя душа поднимается.
— Костюм кролика, — повторяю я с небольшой улыбкой. — Он был скромным. Он не был похож на… кролика из «Плейбоя» или что-то в этом роде. — Он поднимает бровь, и я думаю, что это хорошо. Его интрига в костюме, не так ли? — В любом случае, Ричард сорвался. Я не знаю. Он просто… Всё было кончено. Он сказал мне, что я недостаточно серьёзна, что я не то, что ему нужно. Что я весёлая, но никогда не стану его женой. Что я не соответствовала тому образу, который был нужен ему в качестве партнёра. — Я насмехаюсь: — А вот его помощник юриста Мисти, наверное, соответствовала, да? — Ещё одно покачивание головой. — Это не важно. Он оставил меня плакать у входа в здание на холоде в костюме на Хэллоуин, и я думаю… это сняло заклятие. Я позвонила девочкам, и мы напились, пока составляли список глупых вещей, которые нужно сделать, чтобы я лучше относилась к своей жизни, а Кэт заставила меня скачать приложение для знакомств. — Я перевожу взгляд с розовой бабочки на его глаза, когда он говорит дальше.
— И ты совпал со мной.
— И я совпал с тобой. И… Чёрт. Боже. Вот где становится плохо.
Та унция мягкости, которую я заработала, затвердела. — Я мало что помню о той ночи. Я была… Я была в полном беспорядке. Но я помню, что увидела тебя, помню, как Ричард постоянно жаловался на тебя и как сказала: “Я собираюсь трахнуть его босса”. При этих словах Дэмиен громко смеётся.
Это… хороший знак, верно? Я думаю?
— Мы разработали план, Кэм и я. Кэт была… невольным свидетелем, — говорю я, и Дэмиен снова улыбается.
— Похоже, для неё это в порядке вещей.
— Очень даже, — говорю я и забываю, что должна была сказать.
— Так что же это было… — Его рука движется в сторону Радужной комнаты. — Всё это? Почему ты ничего не сказала?
Ах, вот где я была, умоляя и прося. Да.
— Что сказать? Например? О, мой бывший, с которым я была четыре года, который разрушил мою самооценку и личность, работает на тебя, и я буду рада, если ты возьмёшь меня на праздничную вечеринку и докажешь ему, что я подхожу на роль жены адвоката? — Я делаю небольшую паузу. — О, и пока ты в этом, мы можем трахаться, и это будет просто убийственно, и у меня определённо появятся чувства к тебе, потому что ты чертовски потрясающий, добрый, поддерживающий и всё, кем, как я думала, он будет, но так и не стал?
— Ладно, я понимаю, как это могло бы плохо закончиться. — Я улыбаюсь, но я знаю, что это грустная улыбка. Натянутая улыбка.
— Я солгала тебе три раза, Дэмиен. — Я борюсь с желанием приблизиться к нему. — Первый — не сказала тебе, кто я. Это было неправильно. Я жалела об этом каждую минуту каждого дня, проведённого с тобой. Боже, было несколько раз, когда я пыталась сказать тебе, клянусь. Сегодня был один из них. Я пыталась отменить это, но что-то всегда мешало. Или мне напоминали о том, какой Ричард гребаный подонок, и это ослепляло меня.
— Как он напоминал тебе? Ты всё ещё встречалась с ним? — Над глазами Дэмиена нависли тёмные тучи, такие же, как над нашей головой.
— Нет. Просто… мелочи. Он написал мне на днях, попросив удалить его существование из моих социальных сетей. У нас была банка с…
— Что?
— Банка. Банка из-под огурцов. В ней были маленькие листочки бумаги с напоминаниями…
— Нет, другая часть.
— О. Он, э… В тот день, когда мы пошли на «Рокетс», я разговаривала по телефону с Кэм и сказала ей, что собираюсь рассказать тебе всё. Это было… Мы были слишком реальны. Слишком настоящими. Я собиралась, а потом… он написал мне. Он не хотел, чтобы я… ну, знаешь, запятнала его образ, поэтому он хотел, чтобы я удалила все его фотографии, убрала все отметки, а потом сообщила, когда всё сделаю.
— Иисус, мать его, Христос. — Я ничего не говорю. — Какие две других?
— Что?
— Две другие вещи, о которых ты солгала.
— О. Эм. Я не люблю виски. — Он улыбается, на этот раз широко, и, чёрт, надежда снова вспыхивает.
— Да ладно.
— Оно ужасное на вкус.
— Тебе нравятся сладкое. Ты же не хочешь чувствовать его вкус, когда пьёшь. — Я улыбаюсь и киваю.
— Ага. Но я вспомнила, как однажды Ричард попросил меня купить тебе бутылку для одного мероприятия…
— «Гленливет»11… Я помню это. Ты купила её?
— Я провела обширное исследование в Гугле. Я не хотела, чтобы он выглядел плохо. — Его глаз дёргается.
— А последнее?
— Я ненавижу кантри музыку.
— Ты предпочитаешь бойз-бенды, — говорит он с улыбкой, и я закатываю глаза.
— Да, я предпочитаю поп-музыку. Но теперь она мне нравится. Правда. Она… нравится мне. — Я улыбаюсь ему, и, чёрт, это там. Это не ненависть, но блеск в его глазах, тот блеск, который появляется, когда он думает, что я забавная. — Но это всё. Всё остальное — это всё я. Всё, что я говорила тебе, что я чувствую к тебе. — Я двигаюсь, испытывая свою удачу, и кладу руку ему на грудь. Тепло его груди пробегает по моей руке.
— Я клянусь…
— Почему у тебя кровоточит костяшка? — спрашивает Дэмиен, прерывая меня.
— Что?
— Твоя костяшка. Она кровоточит. Почему? — Я смотрю вниз, и точно, первая костяшка на моём безымянном пальце кровоточит. Почти поэтично, если честно.
— Я ударила Ричарда. — Он смотрит на меня, сбитый с толку.
— Нет, я ударил Ричарда.
— Ну, да. Ты ударил, а потом ты ушёл, а потом я попыталась уйти, но Ричард схватил меня за руку…
— Он что?
— Он схватил меня за руку. Саймон заставил его остановиться. А потом он сказал мне несколько гадостей, затем он сказал несколько гадостей о тебе, и тогда я ударила его по лицу. А потом я убежала. Я собиралась спуститься на лифте, но он уже ехал вниз, а я не хотела, чтобы ты так далеко ушёл. Этот лифт такой чертовски медленный. Поэтому я побежала вниз по лестнице и…
— Ты бежала по лестнице? — спросил он, теперь на его губах появилась лёгкая улыбка. — Ты занималась кардио, чтобы добраться сюда? — Его голос очень похож на "о, милая, ты пекла", а-ля Кристиан из «Бестолковых».
— Да, и я вся вспотела, и от этого у меня жуткий зуд, но, думаю, это нормально, потому что здесь чертовски холодно.
— Где твоё пальто? — спрашивает он, почти уставившись на меня.
— У меня не было времени, чтобы остановиться у гардероба и попросить их найти его. Я должна была бежать за мужчиной. — Его взгляд смягчается и превращается в нечто такое, что зарождает во мне что-то ещё — надежду.
Порыв ледяного ветра проносится по дороге, и я вздрагиваю.
— Господи, — бормочет он под нос, притягивая меня к себе и распахивая пиджак, чтобы я могла просунуть руки и обхватить его спину.
Похоже, у него не было времени взять пальто.
Я вдыхаю его запах, тот фирменный аромат «Армани», который я определила в первый же день, заполняет мои лёгкие. Я позволяю его теплу просочиться в мои кости, а когда его руки обвивают мою спину, я позволяю этому чувству проникнуть и в меня.
Если это последний раз, когда этот мужчина обнимает меня вот так, я должна впитать достаточно, чтобы хватило до конца жизни.
Когда-то я думала, что Ричард — моя вторая половинка, потому что мне нравилась идея о том, что он может мне предложить.
Простая жизнь в преданности человеку, который был важен.
Жизнь, в которой я могла бы проводить каждое мгновение, живя для мужчины своей мечты так, как не смогла моя мама.
Мне кажется, я думала, что если я преуспею там, где она потерпела неудачу, в мире всё будет хорошо. Равновесие восстановится. Жизнь станет лёгкой.
Но родственная душа так не работает. Родственная душа не должна быть лёгкой или односторонней. Это баланс — отдавать и принимать.
Я думаю, что есть шанс, что Дэмиен мог бы стать "отдавать" для моего "принимать", а я, возможно, разрушила это.
Он чуть-чуть отодвигается, чтобы посмотреть на меня, и я зеркально отражаю его, откидывая голову назад. Небо тёмное, смесь назревающего шторма и ранней зимней ночи, но мы находимся под уличным фонарём, и блики и тени, которые он создаёт на лице Дэмиена, так невыносимо красивы.
— Ты сделала это, чтобы вернуть его? — спрашивает Дэмиен, его голос низкий и вопросительный.
— Что? — спрашиваю я. Я не понимаю вопроса, мой разум не в состоянии сосредоточиться ни на чём, кроме того, как он сейчас выглядит, глядя на меня добрыми глазами.
Не сердитыми.
Возможно, обеспокоенными глазами.
Должна ли я почувствовать облегчение? Или нервничать?
— Я спрашиваю, ты сделала это, чтобы вернуть его? Была ли вся эта схема с намерением вернуть Ричарда? — Ах, вот оно что.
— Что? Нет. Никогда, — быстро говорю я, пытаясь объяснить. — Ты должен знать, что ни одна часть меня никогда не хотела этого. Никогда. Когда он порвал со мной, это было как… как будто заклинание было снято. Я больше не понимала, что я в нём вижу. Как будто я наконец-то смогла увидеть реальность. Я просто… Я хотела, чтобы он возненавидел то, что отпустил меня. — Я смотрю через его плечо на Рокфеллер-центр и Радужную комнату на его вершине. Я продолжаю говорить, не глядя на него, но чувствую, что он смотрит на меня горящими глазами. — Я провела несколько своих лучших лет, пытаясь облегчить ему жизнь. Я думала, что это мой долг, моя расплата за то, что было бы прекрасной жизнью. И я думаю, он знал это. Я думаю, он всегда знал, что я не для него, но ему нравилось то, что я могла ему дать. — Я вздохнула и наконец-то посмотрела на Дэмиена, боясь того, что увижу.
Смешанные эмоции. Вот что там.
С таким же успехом можно закончить копать могилу этим прекрасным отношениям.
— Я знала, кто ты, когда ты впервые появился в приложении. Кстати, Ричард тебя ненавидит. Постоянно ноет о тебе. — Края губ Дэмиена приподнялись. — Итак, ты появился в этом чёртовом приложении, и я сказала: "К чёрту". Я была пьяна с Кэт и Ками, но я отчётливо помню, как сказала: “Я собираюсь трахнуть его босса”. — Повторение этих слов заставляет Дэмиена рассмеяться, его голова откидывается назад со звоном. Я продолжаю говорить, улыбаясь. — Так что мы составили план. Оказалось, что я уже подхожу под твой типаж, — говорю я и расширяю глаза. — Низкая, фигуристая блондинка? — Он тоже улыбается. — Я просто… Я хотела доказать ему, что могу быть лучше. Он сказал, что не может остаться со мной, потому что я не соответствую имиджу фирмы. Что я недостаточно серьёзна. Я хотела доказать ему, что… я могу.
Лицо Дэмиена снова потемнело, улыбка исчезла с его лица.
— Клянусь, если бы в ту первую ночь ты сказал мне, что ищешь чего-то серьёзного, я бы бросила это здесь и сейчас. Я обещаю, Дэмиен. Я бы никогда тебя не провела… Но потом… между нами всё изменилось. Это стало большим для меня. Ты стал большим. И я попыталась. Клянусь, дорогой. Я пыталась сказать тебе несколько раз. Но нас всегда… прерывали.
— Так это никогда не было связано с ним? — спрашивает он.
— Не в том смысле, как ты думаешь. Ты никогда не был моим билетом, чтобы завоевать его. Ты был моим билетом, чтобы заставить его чувствовать себя так же хреново, как чувствовала себя я. — Я делаю глубокий вдох, готовая выплеснуть всё. — И каким-то образом, на этом пути, ты устранил весь ущерб, который он нанёс, и заставил меня чувствовать себя красивой, любимой и лелеемой. И я перестала думать о нём, о мести или о том, чтобы поквитаться. Я думала, что нам будет просто весело. Но это было больше. Каждый день ты показывал мне, чего я стою, и что я заслуживаю большего, чем просто того, кто терпит моё присутствие. Я заслуживаю быть равной в отношениях, а не помощницей какого-то мужчины. Мне хватило одного свидания с тобой, чтобы понять, что ты совсем не такой, как мне говорили. Хватило одного визита в «Роллардс», чтобы понять, что ты хороший человек. Мне хватило одной поездки домой, чтобы понять, что мы с тобой — нечто большее.
И вот я здесь.
Потому что если это и закончится у меня на глазах, по крайней мере, я сделаю это с чистой совестью, ни одно слово не останется недосказанным.
— Потребовалась одна ночь, когда ты пришёл домой и увидел меня там, чтобы я влюбилась в тебя. — Я закатываю губы внутрь, потирая их, пока борюсь за то, чтобы не отвести взгляд от его глаз. — Речь никогда не шла об экстравагантности. Дело было в том, чтобы чувствовать себя равной. Чувствовать, что тебя лелеют. Чувствовать, что тебя ценят. Ты это делаешь. Ты показал мне это с самого начала. И я знаю, что я начала это дерьмово, и я знаю, что ты, вероятно, думаешь, что я сумасшедшая, сука и… миллион других вещей. Но я умоляю тебя, Дэмиен. Дай мне шанс. Дай мне шанс доказать, что всё это было настолько по-настоящему, насколько это было возможно. Что это…
— Тебе не нужен шанс, Эбигейл. — Его слова тверды, и я застываю на них, мои руки крепче сжимаются вокруг его тёплой талии, потому что это последний раз, когда я делаю это.
И это нормально.
Это справедливо.
— Я уже знаю, что всё было по-настоящему с самого начала. Я должен был сказать тебе раньше, сказать, что мы больше не просто развлекаемся. Мы танцевали вокруг этого, и ты права — ты пыталась сказать мне, а я сказал тебе, чтобы ты сказала мне позже. — Его рука поднимает мой подбородок и скользит к горлу, ощущая там учащённый пульс.
— Это говорит мне всё, что мне нужно знать. То, как панически бьётся твой пульс. Взгляд твоих глаз прямо сейчас. То, как ты держишь меня, как ты бежала. Хотя, naranja, если ты ещё раз попробуешь так выбежать на дорогу, я отшлёпаю тебя, когда мы вернёмся домой. — Мои глаза расширяются, но мой разум в замешательстве, пытаясь собрать всё воедино.
— Это всегда было больше, Эбигейл. Я не виню тебя за желание отомстить. Если бы ты сказала мне об этом с самого начала, я бы согласился. Ричард — засранец. Засранец, у которого не будет работы после праздников.
— Дэмиен, ты не…
— Могу. И сделаю. Это должно было произойти в любом случае, но это история для другого дня. Всё, что тебе нужно знать, это то, что это реально. Я влюбляюсь в тебя по уши, и даже если бы ты не была со мной, я бы потащил тебя за собой. — Моё сердце учащается, а губы Дэмиена подрагивают. — Да, детка. Я чувствую это.
— О.
— Да, "о". Теперь я могу поцеловать тебя, а потом мы можем забрать наши пальто и вернуться ко мне домой, чтобы я мог трахнуть тебя как следует? — Ещё один толчок моего сердца, ещё один кончик его губ.
— Почему ты не взял пальто? — спрашиваю я, мой мозг наконец-то работает достаточно, чтобы спросить.
— Детка, ты ни за что не уйдёшь без меня сегодня. Мне нужен был воздух. Я вышел прогуляться. Я уже собирался возвращаться, когда ты меня нашла. — Мой рот открывается, и его рука чуть-чуть сжимается. — Ты понимаешь. Я сказал тебе, что влюбляюсь, и я утягиваю тебя с собой.
С его словами я могу только смотреть на него, позволяя небольшой улыбке играть на моих губах.
— Тебе не нужно никуда меня тащить, Дэмиен. Потому что я уже.
Затем он целует меня, полно и глубоко, как раз когда снег начинает падать.
Это волшебный рождественский момент моей мечты — целовать этого мужчину в смокинге, ёлка Рокфеллера обрамляет нас, чистый воздух.
Месть никогда не была такой приятной.