Закрываю дверь своего углового офиса, в одной руке у меня кейс для бумаг, другой рукой я машу своей помощнице, и тут до меня доносится голос.
– Уходите, Мартинес?
Я останавливаюсь, скрипнув по натертому до блеска паркету начищенными дорогими туфлями, идеально дополняющими мой образ. Но не поворачиваюсь. Ради этого голоса не стоит так стараться, еще меньше стоит делать вид, что меня волнует то, что он говорит.
– Вам что-то нужно, Бенсон?
Взгляд останавливается на письменном столе возле моего офиса, за которым сидит моя помощница Таня. Она кусает губы, стараясь не рассмеяться. Смотрю на нее и игриво улыбаюсь.
Я медленно поворачиваюсь лицом к заносчивому внуку Саймона Шмидта.
Я уважаю человека, который создавал эту компанию бок о бок со мной, но совсем не испытываю таких чувств к отпрыску его дочери.
Скрестив руки на груди, он смотрит на меня так, будто поймал на расхищении имущества, а не заметил, что я ухожу из офиса в четыре часа дня. Этот человек не только хреновый адвокат и заноза у меня в заднице, но еще и не в состоянии придерживаться со мной определенной тактики. Минуту назад он подлизывался, а теперь пытается подловить на чем-то.
– Куда вы идете? – запальчиво спрашивает он в приступе раздражения.
Я смотрю на него. Он тоже не сводит с меня глаз. Сотрудники в кабинках опен-офиса и у кулеров с водой переводят на нас взгляды, пододвигают стулья и поворачиваются так, чтобы лучше видеть наше противостояние.
Я бы, черт возьми, хотел этого.
Я бы, черт возьми, хотел настоящего противостояния с этим мудилой. За столько лет у нас с Саймоном был далеко не один разговор насчет него, но каждый раз он убеждал меня, что поговорит со своим внуком, что все устаканится и он просто еще не освоился в компании.
И вот прошло уже шесть лет, а я все еще не могу слышать голос этого человека без желания свернуть ему шею.
– Почему ты решил, что тебя это касается? – спрашиваю я.
– Некоторым здесь приходится работать полный день. В любом случае я думаю, что люди, которые усердно работают и приносят деньги этой компании, заслуживают услышать, с какой стати вы позволяете себе уходить, когда вздумается.
Он вызывающе выпячивает губы. Он и впрямь думает, что делает сейчас что-то хорошее.
– Некоторые из нас даже задерживаются на работе, Мартинес. Когда вы оставались здесь после пяти?
– О, поверь, Ричард, мы все знаем, что ты задерживаешься. И почему ты это делаешь. – Я бросаю взгляд на Мисти, помощницу юриста, с которой у Ричарда интрижка вот уже несколько месяцев. – Ты же в курсе, что у нас по всему зданию развешаны камеры и мы имеем к ним доступ, да?
Я говорю и слышу сдавленное хихиканье сотрудников. Прищуриваюсь, замечая, как верхний свет мелкими крапинками отражается на одежде Ричарда.
– И почему у тебя… Это что, блестки? – спрашиваю я, делаю шаг вперед и понимаю, что крапинки разноцветные – розовые и голубые. – На уроке ИЗО перестарался? Наверное, тебе лучше рисовать только цветными карандашами.
Слышны смешки, а Ричард краснеет. Я не люблю вот так высмеивать людей, смущать их на публике, особенно если речь идет о моих сотрудниках. Но, как адвокат, Ричард должен знать: если ты не можешь выдержать, то не стоит и начинать.
– А?
– Я…
Он озирается по сторонам, а неловкость расходится от него почти осязаемыми волнами. Смущение.
– Бывшая насыпала блестки в кондиционер, – чуть слышно говорит он.
Я продолжаю смотреть на него и вижу, что он весь в блестках: они в его волосах, немного на лице, в складках черного костюма и даже на шнурках туфель.
Готов поспорить, он еще несколько недель будет отмываться от блесток, если это действительно его бывшая насыпала их в кондиционер. Вот такую видеозапись я бы посмотрел: Ричард садится в свою уродскую машину, включает кондиционер, надеясь отогреться от ноябрьского холода, и тут же весь покрывается блестками.
А она молодец.
– Что ж. Готов поспорить, ты это заслужил, – говорю я и, не желая больше продолжать разговор, разворачиваюсь и иду дальше.
– Так и что? – продолжает Ричард, вынуждая меня опять остановиться. – Куда вы идете?
Я поворачиваюсь.
– Слушай. Я знаю, ты считаешь себя всемогущим в этом офисе или типа того, но, когда разговариваешь со мной, не забывай, кто я такой. Я не только партнер компании, а еще и сооснователь. А что ждет тебя – зависит от меня, приятель, – говорю я парню лет на десять младше меня.
– Мой дед… – Он краснеет то ли от досады, то ли от смущения.
Да мне плевать. У меня есть дела поважнее.
– Знает мое мнение. Твой дед – мой партнер – знает, что без моего согласия мы никуда не сдвинемся в вопросе твоего продвижения в этой фирме. Так что тебе лучше сменить тон, перестать проявлять неуважение к людям в этом офисе и начать уже выигрывать гребаные дела. Прекрати трахать свою помощницу, а вместо этого лучше подумай о клиентах.
Я смотрю на него в упор и, кажется, вижу, как он скукоживается от смущения.
Отлично.
Так и надо.
– А теперь, если ты не возражаешь, я уйду. Не забудь добавить к рабочему дню то время, которое потратил на споры со мной, и присмотри за долбаными практикантами.
Он краснеет еще больше, и я вижу краем глаза, что Мисти стоит неподвижно.
Но мне все равно, какая драма там развернется.
Мне нужно идти на свидание.
Телефон начинает звонить, как только закрываются двери лифта. Из меня вырывается стон, когда я вижу на экране имя своей матери. Закрываю глаза и раздумываю, стоит ли отвечать на звонок или лучше потерпеть ее раздраженный и беспокойный голос позже, слушая голосовую почту.
Это вовсе не значит, что я не люблю свою мать. На самом деле как раз наоборот. Просто она – любопытная и острая на язык американка кубинского происхождения, которая жаждет, чтобы ее единственный сын остепенился, и каждый наш разговор заканчивается ее словами о том, что я слишком много работаю.
В самом деле?
Возможно.
Но мне нравится моя жизнь, и я не вижу ни одной причины менять ее. И я уже раз сто ей говорил: дело не в том, что я не готов и не хочу остепениться, просто я не стану этого делать только потому, что она или кто-то еще считает, что мне уже пора. Это обязательно случится, когда я встречу ту самую, женщину своей мечты, мою вторую половинку.
– Привет, ма, – говорю я, зажав телефон между плечом и ухом, и нажимаю на кнопку лифта, чтобы спуститься на парковку.
– Он живой! – восклицает она, как будто в самом деле думала, что я мог умереть.
Я вздыхаю:
– Ма, мы же с тобой на прошлой неделе разговаривали.
– Но я звонила два дня назад, а ты не перезвонил.
Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Лучше бы я выбрал слушать сообщения в голосовой почте, чем разбираться со всем этим прямо сейчас.
– Я же тебе написал, – говорю я, хотя прекрасно понимаю, что ей недостаточно сообщения о том, что я жив и просто завален работой.
Я хотел позвонить ей позже, но слишком увлекся одним громким делом и забыл. Лифт останавливается, издав сигнал, и я выхожу на этаже парковки, плотнее запахивая свою куртку, потому что меня встречает холодный ноябрьский воздух.
– Ты же не позвонил, Дэмиен. Я не слышала твой голос. Откуда мне знать, что это не какой-нибудь психопат, который убил тебя и отправляет мне сообщения?
Я вздыхаю, нажимаю на брелок, чтобы разблокировать машину, кладу свой кейс в багажник и открываю дверь со стороны водительского сиденья.
– Тебе нужно прекращать смотреть «Мыслить как преступник»[7], ма.
– Но этот парнишка Рид такой очаровательный!
Я задумываюсь над тем, стоит ли мне позвонить отцу, чтобы он проконтролировал, что смотрит мама, исключительно ради сохранения моего рассудка.
– Ты просто так звонишь? А то у меня планы, – говорю я, вставляя ключ в зажигание, и завожу мотор.
Мой телефон подключается к блютусу, я слышу ее голос через динамики и могу спокойно бросить мобильник на пассажирское сиденье и откинуться на спинку кресла.
– Планы?
Ее голос взмывает вверх с вопросительной интонацией, и в ту же секунду я жалею, что вообще заикнулся об этом. Я совершил серьезную ошибку, дав ей знать, что иногда могу не только работать и сидеть дома в ожидании выхода на работу.
К сожалению, я не могу забрать свои слова обратно и избежать этого разговора, поэтому и не пытаюсь.
– Да, ма. У меня свидание через… – Я поворачиваю запястье, чтобы посмотреть на часы. – Тридцать минут.
– Свидание!
Мама в эйфории.
Еще одна ошибка.
Почему я не сказал, что у меня деловая встреча или типа того? Билеты на игру или запись к парикмахеру. Или вообще что угодно, кроме долбаного свидания.
– Да, и будет плохо, если я опоздаю.
– Да, ты прав, не стоит, – говорит она, и на секунду мне кажется, что есть надежда обойтись без… – Ты меня познакомишь с этой девушкой? Может, в следующем месяце, когда я приеду?
Вот это новости. Зато можно легко сменить тему разговора.
– А когда именно ты приезжаешь?
В машине наконец стало тепло, я поворачиваю кондиционер к себе и пытаюсь отогреть руки.
– Мы с твоим отцом приедем в город повидать тебя после Рождества. Не хочу всей этой предпраздничной суеты, все куда-то летят в это время, поэтому мы навестим тебя после Сочельника. Я очень хочу увидеть своего сыночка.
– Конечно, – говорю я. – Но почему бы мне не приехать к вам? Ты же не любишь мороз, а сейчас здесь охренеть как холодно.
– Дэмиен Мартинес, следи за языком, – говорит она, и я закатываю глаза. Мне сорок с лишним, а мать до сих пор делает мне замечания по поводу моих выражений. – Если я к тебе приеду, то смогу убедиться, что у тебя полный холодильник и дома чисто. Я уверена, что у тебя в шкафах черт ногу сломит с тех пор, как я заглядывала в них в последний раз.
Неправда, ведь она выкинула две трети моих вещей в припадке расхламления, когда приезжала в прошлый раз. А поскольку я не любитель ходить по магазинам, то так и не купил ничего вместо тех вещей.
– В моих шкафах все ровно так, как ты видела полгода назад, и в холодильнике у меня нормально.
– Если я приеду, то заполню морозилку и приготовлю твое любимое… – она делает паузу и продолжает: – Тамале[8]. Я приготовлю их, чтобы отметить праздники, и заморожу, чтобы у тебя всегда была домашняя еда в холодильнике.
– Это необязательно, мам.
Я пытаюсь сопротивляться, хотя знаю, что это бесполезно.
– Обязательно. Я твоя мама, и ты любишь тамале. Это мой долг.
Она права, я люблю ее тамале, но не до такой степени, чтобы она почти два дня готовила у меня на кухне, жалуясь на то, сколько с этим блюдом возни и пытаясь заставить меня и отца помогать ей.
– Так насчет девушки, – начинает она, и мне вдруг хочется задержаться в разговоре о моем беспорядке в шкафах и дрянной еде в холодильнике.
– Мам, пожалуйста. Это всего лишь первое свидание. Возможно, там ничего и не сложится.
Я слышу разочарованный вздох, который она издает каждый раз, когда вспоминает, что ее сын не остепенился, несмотря на ее бесконечные попытки изменить это.
– Знаешь, однажды ты встретишь женщину, влюбишься и не захочешь больше никаких перерывов.
– Ты права. – Я соглашаюсь, чтобы ей стало спокойнее. – Я же как отец, мам. Он наслаждался жизнью, усердно работал и веселился. А потом встретил тебя, влюбился и забыл о своей прошлой жизни.
Если бы я прямо сейчас стоял перед ней, уверен, ее лицо было бы перекошено от раздражения, пока она пыталась бы придумать достойный ответ на мое безупречно логичное заявление. Всю мою жизнь она при любом удобном случае говорила мне, что я в точности как отец, и мама терпеть не может, когда я использую ее же аргументы против нее. Я начинаю говорить, не давая ей возможности придумать новый способ уговорить меня найти женщину и остепениться.
– Ох уж эти адвокаты, – ворчит она, и я улыбаюсь.
– Да, твой сын адвокат, а значит, более чем способен опровергнуть любой твой аргумент. Так что смирись уже с тем, что я просто буду развлекаться до тех пор, пока на меня вдруг не снизойдет что-то и я не влюблюсь с первого взгляда. Просто свидание. Нет никакой необходимости знакомиться с девушками, которые побывали со мной на паре свиданий.
Повисает тишина, я еще раз смотрю на время и вычисляю, как долго буду добираться до парковки возле ресторана, в котором у меня назначено свидание.
Время есть, но не так уж много.
– Дэмиен, ты сведешь меня в могилу раньше срока, – сдается мама.
– Я уже поехал, – говорю я, понимая, что любой ответ растянет этот разговор, и она вздыхает.
– Хорошо, дорогой. Я сегодня скину тебе точные даты. А ты постарайся не работать.
– Договорились, – отвечаю я, тронувшись с места, и моя рука зависает над кнопкой завершения вызова на экране.
– Люблю тебя, сынок.
– Люблю тебя, мама. До скорого.
И теперь я еду к Эбигейл Келлер.