– Ну что ты, маленькая?
Юрий сидел на корточках перед Еленой, всматривался в ее лицо, кончиками пальцев утирал слезы, словно жемчужинки собирал…
– Не обижайся на меня, хорошая моя, – тревожно морщил брови он. – Я не обманывал, клянусь, не обманывал… Первые дни правда ничего не помнил!
– А потом вспомнил, да не сказал, – рвано всхлипнула Ленка.
– Малыш, я ж не погулять в лес вышел, – чуть укоризненно склонил голову набок Юрий. – Надо ж было разобраться… А то, может, мне живым можно было быть только Иваном, – горько усмехнулся он.
– Вишь ты как… – скривилась Ленка. – То ты Иван, то ты Юрий. Как мне звать-то тебя? – вздрогнула, сдерживая слезы.
– Да хоть валенком, краса моя, – с жаром выкрикнул Юрий. – Только зови, прошу тебя! Зови!
– Ва-ань, – не выдержав, заныла Ленка, согнулась пополам, почти со стула своего упала.
А он поймал ее в объятья, сжал крепко-крепко и целовал, целовал, целовал…
– Ты же мечта моя, ты же чудо мое, ты же Богом мне дана, чтоб жив остался…
Его губы хаотично двигались от ее виска к затылку, потом снова возвращались к глазам.
– Я ж уже не знал, зачем живу и для чего, – шептал Юрий сбивчиво. – Денег заработал столько, что уже нули считать замучился, дом построил, с парашютом прыгнул, вокруг света обошел, а радости нет, – он путался в ее волосах, срываясь на шепот. – Понимаешь, не нужно оно ничего… Ни яхты, ни самолеты, ни пароходы… Вот дверь в твоем курятнике нужно поправить… Кур покормить… Возился с тобой и чувствовал себя нужным, чувствовал себя важным, любимым…
– Дурак! – усмехнулась Ленка, вытирая слезы. – Сколько людей о таком, как у тебя, мечтают…
– А ты мечтаешь? – вдруг с жаром спросил Юра.
– Нет, – честно покачала головой Лена. – Я вот инкубатор хочу… А больше мне ничего и не нужно.
– А я? – его голос дрогнул. – Я тебе нужен?
Он смотрел ей в глаза, не отрываясь, дышал прерывисто, сжимал ладонями ей плечи гораздо сильнее, чем надо бы, но…
– Нужен, – прошептала Лена. – Очень… Я так тебя ждала!
И словно добившись своего “да”, Юрка рванул!
Вперед, вверх, накрывая ее, подминая!
– Моя! Ну моя же! Всегда была и навсегда будешь! – шептал он то самое важное, что можно услышать только в момент истины. – К черту весь мир, к черту все деньги, когда есть ты, – стягивал с нее одежду, впивался в ее плечи губами. – Ленка, – стонал, закрывая глаза, – любимая моя, ненаглядная моя, – путался пальцами в ее волосах, прижимался, ластился, вдыхал и не мог надышаться. – Лена, Леночка, Ласточка моя, Ласочка моя…
А Ленка просто млела… принимая его поцелуи, его объятья и его самого. Обнимала, гладила сильные плечи, целовала обветренные губы и любила. До одури во всех смыслах любила. Впервые в жизни. Раз и навсегда.
– Твоя, родной мой, – скорее шевелила губами, чем произносила. – Навсегда твоя.
Не выдержал, подхватил на руки, утащил на кровать…
Прямо так, поверх покрывала, не расстилая.
Вонзался в нее, словно всему миру заявлял, что не отступит, вбивался, словно хотел ей доказать, что не уйдет…
– Люблю тебя, люблю… Дурак, знаю, но люблю…
Нашел ее ладонь, вплел свои пальцы в ее… Чтобы еще крепче, чтобы навсегда, чтобы никого между ними…
– Ванька! – кричала в сладкой истоме Лена. – Счастье мое…
Выгибалась, сжимала его коленями, лицо свое у него на груди прятала…
И думала о том, что вот оно, счастье ее…
Такое долгое, такое выстраданное, такое необычное… Но только ее, только с ним. А весь мир пусть ждет. Потому что есть они, и…
Тут Ленка напряглась, замерла, задержала дыхание.
– Ну что? – спросил Юрий, моментально все почувствовав.
– Скажи мне все-таки, сколько эти дурацкие часы стоят?
.
***
– Благодетели, значит?
Никитич кривился, не сильно веря, а Чибис Юрий Петрович, закусив губу, водил взглядом с одного мужика на второго, словно считал их детской считалочкой…
– Шеф, ну ты ж сказал по-нежному, – развел руками Санек. – Вот что смогли по-нежному, то и выяснили!
Рождественское утро в деревне началось затемно…
У всех.
Ленка вышла кормить птицу, Марийка встала, потому что у нее тянуло поясницу, Юля просто спать не могла на новом месте, а мужики…
– Ванька! Тьфу, Юрка, – выругался Никитич, забегая в прихожую соседки. – Одевайся давай! Мои мальчишки твоего водилу раскололи!
Собрались за десять минут.
– Лен? – кричал с крыльца Чибис. – Лен, где штаны мои? Я ж не поеду своего водителя в Андрюхиных трико допрашивать!
Лучшая птичница деревни суетилась, ругалась, но выкладывала чистые и отглаженные вещи…
– Вот оно все… И запонки, и заколка на галстук!
– Да к черту галстук! – ругался Чибис. – Так поеду. Андрей?
Окликнул друга, поспешил на выход, замер, обернулся, Ленку стиснул, поцеловал и все же убежал.
Очень уж ему хотелось понимать, что в тот день произошло…
Из деревни выехали быстро.
Мало того, что утро раннее, так еще и выходной.
Лучшие бойцы Никитича пыточную себе устроили в гаражах…
Ну как пыточную.
Стул жесткий, лампа яркая… Детектор лжи, ни к чему не подключенный, и два мужика, которые то и дело рассуждают о том, кому этих вот красавчиков лучше сдать: следователю или начальнику? Следователь, он, конечно, безопаснее, но лет на восемь. А начальник, он быстро, но не факт, что все живы останутся.
В общем, к пяти утра водитель поплыл.
– Да мы ж наоборот! – кричал когда-то хорошо накачанный, а сейчас располневший мужчина. – Мы же из лучших побуждений!
– Ну да, ну да, – скривился Санек. – Я ж и говорю, благодетели.
– Да ты ж выслушай! – выкрикнул водитель.
А Петрович с Никитичем напряглись и почти вплотную прильнули к скрытому двустороннему зеркалу.
Кажется, водитель Чибиса всерьез захотел излить душу.