Глава 24

– Ну что ты, маленькая?

Юрий сидел на корточках перед Еленой, всматривался в ее лицо, кончиками пальцев утирал слезы, словно жемчужинки собирал…

– Не обижайся на меня, хорошая моя, – тревожно морщил брови он. – Я не обманывал, клянусь, не обманывал… Первые дни правда ничего не помнил!

– А потом вспомнил, да не сказал, – рвано всхлипнула Ленка.

– Малыш, я ж не погулять в лес вышел, – чуть укоризненно склонил голову набок Юрий. – Надо ж было разобраться… А то, может, мне живым можно было быть только Иваном, – горько усмехнулся он.

– Вишь ты как… – скривилась Ленка. – То ты Иван, то ты Юрий. Как мне звать-то тебя? – вздрогнула, сдерживая слезы.

– Да хоть валенком, краса моя, – с жаром выкрикнул Юрий. – Только зови, прошу тебя! Зови!

– Ва-ань, – не выдержав, заныла Ленка, согнулась пополам, почти со стула своего упала.

А он поймал ее в объятья, сжал крепко-крепко и целовал, целовал, целовал…

– Ты же мечта моя, ты же чудо мое, ты же Богом мне дана, чтоб жив остался…

Его губы хаотично двигались от ее виска к затылку, потом снова возвращались к глазам.

– Я ж уже не знал, зачем живу и для чего, – шептал Юрий сбивчиво. – Денег заработал столько, что уже нули считать замучился, дом построил, с парашютом прыгнул, вокруг света обошел, а радости нет, – он путался в ее волосах, срываясь на шепот. – Понимаешь, не нужно оно ничего… Ни яхты, ни самолеты, ни пароходы… Вот дверь в твоем курятнике нужно поправить… Кур покормить… Возился с тобой и чувствовал себя нужным, чувствовал себя важным, любимым…

– Дурак! – усмехнулась Ленка, вытирая слезы. – Сколько людей о таком, как у тебя, мечтают…

– А ты мечтаешь? – вдруг с жаром спросил Юра.

– Нет, – честно покачала головой Лена. – Я вот инкубатор хочу… А больше мне ничего и не нужно.

– А я? – его голос дрогнул. – Я тебе нужен?

Он смотрел ей в глаза, не отрываясь, дышал прерывисто, сжимал ладонями ей плечи гораздо сильнее, чем надо бы, но…

– Нужен, – прошептала Лена. – Очень… Я так тебя ждала!

И словно добившись своего “да”, Юрка рванул!

Вперед, вверх, накрывая ее, подминая!

– Моя! Ну моя же! Всегда была и навсегда будешь! – шептал он то самое важное, что можно услышать только в момент истины. – К черту весь мир, к черту все деньги, когда есть ты, – стягивал с нее одежду, впивался в ее плечи губами. – Ленка, – стонал, закрывая глаза, – любимая моя, ненаглядная моя, – путался пальцами в ее волосах, прижимался, ластился, вдыхал и не мог надышаться. – Лена, Леночка, Ласточка моя, Ласочка моя…

А Ленка просто млела… принимая его поцелуи, его объятья и его самого. Обнимала, гладила сильные плечи, целовала обветренные губы и любила. До одури во всех смыслах любила. Впервые в жизни. Раз и навсегда.

– Твоя, родной мой, – скорее шевелила губами, чем произносила. – Навсегда твоя.

Не выдержал, подхватил на руки, утащил на кровать…

Прямо так, поверх покрывала, не расстилая.

Вонзался в нее, словно всему миру заявлял, что не отступит, вбивался, словно хотел ей доказать, что не уйдет…

– Люблю тебя, люблю… Дурак, знаю, но люблю…

Нашел ее ладонь, вплел свои пальцы в ее… Чтобы еще крепче, чтобы навсегда, чтобы никого между ними…

– Ванька! – кричала в сладкой истоме Лена. – Счастье мое…

Выгибалась, сжимала его коленями, лицо свое у него на груди прятала…

И думала о том, что вот оно, счастье ее…

Такое долгое, такое выстраданное, такое необычное… Но только ее, только с ним. А весь мир пусть ждет. Потому что есть они, и…

Тут Ленка напряглась, замерла, задержала дыхание.

– Ну что? – спросил Юрий, моментально все почувствовав.

– Скажи мне все-таки, сколько эти дурацкие часы стоят?

.

***

– Благодетели, значит?

Никитич кривился, не сильно веря, а Чибис Юрий Петрович, закусив губу, водил взглядом с одного мужика на второго, словно считал их детской считалочкой…

– Шеф, ну ты ж сказал по-нежному, – развел руками Санек. – Вот что смогли по-нежному, то и выяснили!

Рождественское утро в деревне началось затемно…

У всех.

Ленка вышла кормить птицу, Марийка встала, потому что у нее тянуло поясницу, Юля просто спать не могла на новом месте, а мужики…

– Ванька! Тьфу, Юрка, – выругался Никитич, забегая в прихожую соседки. – Одевайся давай! Мои мальчишки твоего водилу раскололи!

Собрались за десять минут.

– Лен? – кричал с крыльца Чибис. – Лен, где штаны мои? Я ж не поеду своего водителя в Андрюхиных трико допрашивать!

Лучшая птичница деревни суетилась, ругалась, но выкладывала чистые и отглаженные вещи…

– Вот оно все… И запонки, и заколка на галстук!

– Да к черту галстук! – ругался Чибис. – Так поеду. Андрей?

Окликнул друга, поспешил на выход, замер, обернулся, Ленку стиснул, поцеловал и все же убежал.

Очень уж ему хотелось понимать, что в тот день произошло…

Из деревни выехали быстро.

Мало того, что утро раннее, так еще и выходной.

Лучшие бойцы Никитича пыточную себе устроили в гаражах…

Ну как пыточную.

Стул жесткий, лампа яркая… Детектор лжи, ни к чему не подключенный, и два мужика, которые то и дело рассуждают о том, кому этих вот красавчиков лучше сдать: следователю или начальнику? Следователь, он, конечно, безопаснее, но лет на восемь. А начальник, он быстро, но не факт, что все живы останутся.

В общем, к пяти утра водитель поплыл.

– Да мы ж наоборот! – кричал когда-то хорошо накачанный, а сейчас располневший мужчина. – Мы же из лучших побуждений!

– Ну да, ну да, – скривился Санек. – Я ж и говорю, благодетели.

– Да ты ж выслушай! – выкрикнул водитель.

А Петрович с Никитичем напряглись и почти вплотную прильнули к скрытому двустороннему зеркалу.

Кажется, водитель Чибиса всерьез захотел излить душу.

Загрузка...