Глава 11
Я кричала и чувствовала себя последней дурой.
Да, это был первый перенос порталом, и меня дико трясло. Бессознанка в первый раз не считается.
Рука, дернувшая в синее пламя, вообще ввергла в состояние шока, потому что оказалась материальной, из плоти и крови.
И одна. Тела не было.
В тот самый миг, который длился переход, меня держал обрубок руки. Да, я не псих, и знаю, что так не бывает. Порталов, кстати, тоже не бывает. И магии не бывает. Все это я и пыталась донести криком.
И удивленное лицо, вынырнувшее из ниоткуда, этот крик никак не могло остановить. Да, я стояла и орала, орала и орала, пока не послышался сип и связки не сдались. Тогда сдалась и я.
— Тихо, тихо, Лиз, — меня гладили по спине и держали слишком близко, чтобы я могла успокоиться.
Чужой — и о, Боже! живой мужчина нос к носу со мной — это не то, что способствует расслаблению. И эти поглаживания спины… Зачем? Разве это когда-либо успокаивало?
Но я сдалась. И только из-за связок.
Кроме того, уже успела краем глаза заметить помещение — обычная библиотека, из дерева сделанная, вокруг все такое старинное-престаринное, шкафами купе и не пахнет. В общем, нормальная земная обстановка.
— Это прошлое? — пробормотала я и внимательней присмотрелась к мужчине.
Тот отступил на шаг, опять взял за руку и аккуратно подвел к креслу-честер. Послушно сев, попыталась рассмотреть своего спасителя, смутно подумав, что черты лица вроде как знакомые.
— Вы — призрак?
Недоуменно поднятая бровь и скептическая улыбка.
— Пока нет.
— А будете? — я поддалась вперед и с нетерпением ждала ответа.
Это он или не он?
— Если ты спрашиваешь, меня ли видела во сне, то да, это был я, — серьезно заявил мужчина, и, скрестив руки на груди, представился: — Марк.
— Очень приятно, Лиза, — если честно, горло неприятно зудело, и этот хрип…
Я закашлялась и с неудовольствием подумала, что во всех этих гнусных путешествиях еще и подпортила себе здоровье.
— Лиза, пойдем, покажу комнату. Тебе нужно отдохнуть. Гордей подаст горячий чай через пятнадцать минут.
С этими словами мне снова подали руку, и я не без необходимости оперлась.
Не ожидала, если честно, что меня будет так шатать после перемещения.
— Марк, спасибо, но я хотела сначала все обсудить.
Не отвечая на мою попытку завязать разговор, мужчина остановился перед дверью, и галантно приоткрыл ее.
Почему-то я смутилась. Вместо того, чтобы достойно пройти мимо, стою и смотрю на него, а он…
Чуть мерцающие карие глаза, аккуратный нос и чувственные губы. Пропорциональные и аристократичные черты лица. Стройная фигура и широкие плечи.
По уверенному взгляду становится понятно: он знает, куда идет по жизни и что там собирается делать. Не просто уверенность, а знание — вот что источал весь его образ, и ото всего этого у меня захватило дух.
Я даже не подумала, что так стоять глупо, и не чувствовала времени и какого-то движения вокруг.
Дыхание остановилось, и вдруг я резко перестала существовать. Когда Марк осторожно потянул к выходу, руки предательски задрожали.
Мы шли рядом, поднимались по лестнице, а меня колотила дрожь. То жар, то холод накатывал волнами, и в какой-то момент я почувствовала тошноту.
— Марк, а где здесь туалет?
Только нарастание определенных позывов позволило отбросить лишнюю скромность и уточнить такой неромантичный пункт назначения.
— В конце коридора, налево, — меня отпустили, а я на ватных ногах полетела к ванной комнате.
Последующее неприятно поразило. Что ж, здравствуй, токсикоз. Я же теперь беременная!
Воспоминание о недавних событиях послужило причиной нового приступа рвоты. Да так же и умереть недолго! Перед глазами все поплыло, и я соскользнула на пол.
Материализовавшийся из воздуха стакан с водой даже не вызвал удивления. Выпила, новый позыв, еще раз выпила, прислонилась к стенке. Закрыла глаза.
— Больше не тошнит?
О, да, я дернулась и ударилась затылком. Здравствуй, плиточка на стенке. Открыла глаза и увидела сидящего на корточках Марка. Сочувствующее лицо вызвало не просто неловкость, а новый приступ.
— Токсикоз, — еле слышно прошептала я.
Пусть не думает, что меня от его вида тошнит.
— Это резкий переход и нервное истощение. Обычно токсикоз начинается во втором — третьем месяце, а у тебя только первый закончился.
— А? — я оторвалась от обливания лица холодной водой и, обалдев, уставилась на мужчину.
Он и такое знает?
Тот только загадочно улыбнулся и протянул полотенце.
В свою комнату я вошла с помпой, потому что по факту идти мне не дали. Аккуратно подняв на ноги, Марк терпеливо подождал возникновения рецидива, но еды во мне уже не осталось, так что игнорируя все мои протесты, он вполне удачно донес меня на руках.
Осторожно расположив мое слабое тельце на огромной и мягкой кровати, Марк ретировался.
— Отдыхай, — пожелал мне этот необыкновенный мужчина и закрыл за собой дверь.
А меня накрыла дрема.
Лязгающий стук несмазанных колесиков разбудил не вовремя, и я недовольно приоткрыла глаз. Рядом на прикроватную тумбочку поставили кружку с чаем и два пирожка. Я благодарно вздохнула и опять провалилась в сон.
Черная пелена сразу же окутала, убаюкав и успокоив, и я увидела нечто странное.
Мой дом. Я открыла железную дверь подъезда и зажмурилась. Солнечные блики заиграли на стеклышках очков, ослепляя. В нос ударил запах весенней прохлады и подтаявшего снега.
— Как хорошо, — воскликнула я и, осторожно спускаясь по ступенькам, вышла на улицу.
Растаявшие грязные комочки снега превратились в общее месиво. Стараясь не замочить сапог, я постаралась осторожно продвинуться к остановке. Блики играли на окнах, отражались в лужах, и даже перекочевывали на лица прохожих. Впрочем, меня это не интересовало. Я шла ослепленная и впервые не злилась из-за этого. Казалось, что все вокруг соткано из воздушного золота.
Стекавшая вода с крыш отбивала звонкую ноту ля, а мимо проносящиеся редкие на тихой улочке машины, поднимали водопад разноцветных грязных брызг.
Подошел трамвай, семерка.
Отыскала проездной и, оплатив проезд, вошла в салон. Почему-то я ехала в институт на субботние пары. Раннее утро, полупустой вагон, ясная погода…ощущение непонятного и томительного предвкушения завладели мной.
Села в кресло и расслабленно улыбнулась своему отражению. Милая девушка со светлыми волосами, обычный черный пуховик и кожаная сумка. Привычный образ из привычного мира предрекал привычный день и всю последующую привычную жизнь.
Но сегодня я точно знала — что-то прекрасное обязательно случится, оно не пройдет мимо. Не сегодня.
— Привет.
Знакомый голос буквально физически отозвался в теле. Две струны схвачены в одном аккорде, они благозвучно звенят, оставляя после себя легкую дымку эха.
Я подняла голову вверх и улыбнулась. Марк.
— Привет.
Почему-то обычное слово наполнилось новыми оттенками.
Трудно объяснить, что же случилось с этим словом: по грамматике — все как обычно, но фонетика включала в себя все: и радость встречи, и утреннее предвкушение, и какое-то неясное томление, и солнечные лучики, и весенний растаявший снег, и надежду, и многое-многое другое. Такое, что даже я не смогла бы с ходу определить.
— Опаздываем, — Марк сел в соседнее кресло.
И опять что-то случилось. Насколько долго можно смотреть в глаза малознакомому мужчине? Не моргая, не отодвигаясь, не смущаясь и не думая ни о чем? Вечность.
Я не вспомнила этого слова, просто ощутила его дыхание в солнечном сплетении. Дышать — не больно, смотреть — не стыдно, думать — невозможно; просто быть — вот счастье.
Несколько остановок мы проехали молча, ощущение времени растаяло.
Также молча вышли из трамвая, и перешли дорогу. На противоположной стороне рабочие в рыжих куртках дырявили асфальт. Резкие звуки взывали к голосу разума, но сегодня был явно не его день.
Я оступилась, он приобнял за плечи.
Я подняла глаза и встретилась с восторженным взглядом.
Необыкновенное чувство всепоглощающего счастья накрыло нас, и только золотые блики на домах и играющие в людские игры лучики понимали это. Поцелуй будто вынул душу и вздернул ввысь, свое земное сознание не ощущалось, и только радость переполняла и переливалась из одной души в другую.
Мы оторвались друг от друга одновременно и засмеялись. Легко сцепившись за руки, направились к институту. Не дошли. Марк увлек в маленький скверик справа, и мы долго ходили, держась за руки. Вечность. Нет, больше, чем вечность.
И вдруг я резко проснулась. Ощущение растаявшего счастья ранило, будто у меня вырвали зубы.
— Что же это было? — я задавалась этим вопросом, когда умывалась и пристально смотрела в зеркало, разглядывая ответы в своем отражении, когда завтракала и медленно собиралась на учебу.
Это неприятное ощущение преследовало меня по пути на остановку, и длилось вечность. Чертову, ужасную вечность. Реальность вместо сна оказалась несносной, и я не обращала внимания на лужи, блестящие блики на очках и всё вокруг. Как слепая, шла вперед и считала лужи.
Счастье. Я жаждала, мечтала о счастье. Особенно теперь.
Подошла семерка. Судорожно вздохнула. Не верилось. Это невероятно. Приобнявши себя за чуть уже выпирающий животик, я замерла. Колебание длилось всего секунду, но и этого улетающего мгновения хватило, чтобы решиться. Это моя жизнь и мой выбор.
Трамвай тихо тронулся. Пассажиры садились, и никто не обратил внимания на одиноко стоявшую женщину с одинокой, почти растаявшей, дорожкой слез.
Я проснулась от судорожных рыданий в мокрую подушку. Двойные сны мне раньше никогда не снились.
***
С кольцами разбирались долго, но когда Мариам вдруг исчезла, Татьяна быстро поняла, какого типа кольца были зачарованы.
Она надела простенькое колечко с голубым топазом и сразу же увидела призрака-Мариам.
Женщины рассмеялись своей выдумке и смело шагнули в зеркало.
Они вынырнули там же, в гостинице. Новые постояльцы номера спали, и женщины осторожно проскользнули наружу. Ночной город встретил равнодушием и не спешил радовать приятными сюрпризами. Мобильник у Татьяны сел уже давно, а чтобы подключить к зарядке, требовалась розетка.
Решили дойти до кафе быстрого обслуживания и дождаться его открытия на остановке рядом. Летняя ночь освежала прохладным ветерком и пугающим одиночеством. Женщины накинули теплые плащи, предусмотрительно захваченные из дворца, и подремали на лавочке.
Городские службы мыли асфальт и бибикали сонным водителям, вороны каркали над головой, но это был ее, Татьянин родной мир, и даже пробудившись от резкого гудка поливалки, женщина довольно улыбнулась.
В шесть часов утра прошел первый автобус. В семь открылось кафе, и, купив себе по паре сэндвичей, женщины разместились в теплом помещении. Татьяна поставила на подзарядку мобильник, а Мариам с любопытством разглядывала немногочисленных посетителей.
— И куда теперь?
— Позвоню Сашке, и если все в порядке, поеду сдаваться обратно любимому.
— Примет? — скептически посмотрела Мариам.
— А куда денется? Скажу, что уходила проверять свои чувства. И если честно, после всего, что случилось, мне очень хочется обратно.
А еще, подумала про себя Татьяна, он давал ощущение защищенности, нежности и нужности, так что она даже не думала о ком-нибудь другом.
— Ты его, правда, любишь?
Татьяна задумчиво размешала сахар в пластиковом стакане.
— Не знаю. Раньше сильно любила. А сейчас мне просто хочется быть рядом.
— А куда мне? — голос Мариам дрогнул и выдал ее волнение.
— Поехали. Если все в порядке, поживешь вместе с нами, пока не подыщем тебе квартиру. Если нет, то будем искать жилплощадь вдвоем, то есть втроем, — хмуро закончила Татьяна и допила чай.
— А почему ты не хочешь отдать дочку родителям? — почему-то спросила Мариам.
— Потому что они далеко, потому что я давно им не звонила, и не хочу от них зависеть, — зло прошипела Таня и резко встала, — если ты доела, нам пора.
Сашка орала долго. Мариам же испытала постыдное чувство злорадства и радости, что кто-то ругает Татьяну. Так ей и надо, бездушной сволочи. Теперь Мариам это видела отчетливо, и не понимала, почему вначале приняла ее за сильную и благородную женщину. Сильной она, конечно, являлась и сейчас, вот только кому нужна эта сила, если она идет во вред?
Мариам подумала, что она все-таки лучше Татьяны. Хоть у них есть много общего — обе ушли от мужей и бросили детей, Мариам оправдывала себя тем, что она жертва политических обстоятельств, а также тем, что в ее королевской семье родители априори уделяли мало внимания своим детям. Зачем? Есть няня, она несет ответственность за физическое состояние ребенка, есть учителя, воспитатели — те несут ответственность за мораль, этику и все эфемерное, а родители… Их обязанность — баловать подарками, давать кров над головой, ну и вообще, любить своих детей! Причем любить — это значит хорошо относиться, не наказывать и не обижать — так думала Мариам, пока Татьяна разруливала ситуацию с подругой.
Сашка орала не зря. Анюта, которая поначалу спокойно восприняла поездку к тете Саше домой, через пару дней стала впадать в истерику и требовать маму. А мамин телефон не отвечал, и Александра не знала, что думать, и что говорить дочери. Телефона Марка она не знала.
— До вечера, Саш, пожалуйста, подержи ее у себя до вечера. Мне нужно решить вопрос с ним, а после — я перезвоню.
Татьяна повела девушку в ломбард, и они заложили колечко. Невозмутимый продавец выдал 50 000 рублей, и женщины поделили добычу пополам.
Купили Мариам вещи полегче и посовременней, Татьяна же помнила о своем гардеробе в доме у любимого и решила не тратиться. Положение шаткое, и еще неизвестно, как долго ей придется саму себя обеспечивать.
В такси они почти не разговаривали, каждая думая о своем.
Когда машина остановилась у роскошного особняка, Мариам удивилась. Изысканная архитектура, великолепный сад, все формы и силуэты казались такими знакомым, что на мгновенье ей показалась, будто она вернулась домой — так разительно отличался дом от прочих на этой улице.
Женщины позвонили в домофон и их беспрепятственно пропустили на территорию. Татьяна бодро зашагала по садовой дорожке, а Мариам как зачарованная плелась следом. Необыкновенно хорошо обустроен сад, и ее все еще не покидало ощущение дежавю.
Они зашли в дом, и дворецкий принял вещи. Оставив себе только дамские сумочки, женщины прошли внутрь. Таня уверенно поднялась по лестнице и, пройдя прямо по коридору, вдруг завернула за угол.
Она шла по дому, который еще недавно считала своим и пристально рассматривала его. Чувство ревности почему-то наполняло душу. Она искала новые предметы, внимательно оглядывала обстановку и все никак не находила перемен. Вещи лежали на местах, будто она только вчера оставила их здесь и какое-то неведомое чувство сожаления сжимало сердце. Наконец, они открыли дверь кабинета и вошли внутрь.
Мгновение — собраться с мыслями Татьяне. Возглас удивления откуда-то сбоку и…
— Дядя! — Мариам бросилась к мужчине, сидящему за столом, и замерла.
Легкая растерянность сменила радость встречи, и девушка засомневалась. Она так давно не видела в реальности, только во сне…
А он изменился — новые складочки у рта, морщинки, чуть посеребренные инеем волосы.
И еще, ей стало очень стыдно.
- Прости, — тихо прошептала она, — но я подумала, так будет лучше.
— Марк, я не понимаю… — Татьяна облокотилась о дверной косяк и шокировано рассматривала бывшего возлюбленного и Мариам.
Они знакомы? Женщина недоуменно переводила взгляд с одного на другого.
— Ты? Как ты…? — слова почему-то кончились, и женщина в который раз молча оценивала Марка.
Красивый, надежный, богатый. Такой знакомый. Вроде.
Мысленно кляня себя последней дурой, она внимательно пыталась найти черточки чего-то иноземного, иного, то в облике Марка, то в окружающих его предметах. Странно. Все, как обычно.
— Проходите, садитесь. Нам нужно поговорить.
Разговор занял весь оставшийся день. Мариам плакала, радовалась, подбегала и осторожно обнимала дядю, но чувство неловкости висело в воздухе.
Татьяна морщилась во время разговора и так не пала к ногам любимого. Они рассказали о жизни во дворце, о Кассандре и Татьянином лечении, причем по Марку было видно, что он что-то во всей этой истории не одобряет.
Когда дворецкий пригласил ужинать в столовую, все облегченно вздохнули. Поужинали плотно и быстро, и Марк показал женщинам их комнаты.
Татьяна пристально наблюдала за бывшим любовником в течение всего ужина, понимая, что сейчас не самый удачный момент для сантиментов, все равно сгорала от желания поговорить. Надо решить свою судьбу, надо все прояснить — в конце концов, Сашка ждет, да и к Анюте пора.
Поэтому лишь только они завели Мариам в выделенные ей комнаты, а Татьяна остановилась около своих уже бывших покоев (две комнаты плюс забитая до отказа гардеробная), она схватила мужчину за рукав и с мольбой посмотрела в глаза. Если надо, она и вслух попросит, но Марк в который раз оказался не дураком.
Они зашли внутрь, и он осторожно прикрыл дверь.
— Зачем ты ввязалась в это, Таня? — спокойно и ровно произнес тот, из-за которого она вляпалась в эту историю.
— Пришлось. Она же перенеслась, чтобы меня убить, — Татьяна дернула брезгливо плечом и села на кровать.
— Если вы объяснились в номере, почему решила идти в иное измерение? Почему не позвонила мне? Почему, черт возьми, ты вообще уехала? — такой некогда ласковый и любимый голос, но Татьяна знала — его лучше не злить.
Ни разу не пробовала, но интуиция сразу расставила приоритеты, и умереть смертью храбрых за правду в ее планы не входило.
— Сложно. Марк, я так устала. Сашка ждет моего ответа, куда везти Анюту. А я не знаю — не хочу тебя напрягать, но… — сделав паузу, женщина жалобно вздохнула, дав понять, что ехать ей некуда.
— Пусть отвезет к отцу.
— Он в командировке.
— Уверена?
Татьяне сразу стало неприятно от этого допроса. Да какое право имеет он, бывший любовник, рассуждать о ее взаимоотношениях с мужем?!
— Хорошо, мы поедем в гостиницу. Сейчас немного отдохну и поеду. Закажи мне такси, пожалуйста.
— А Мариам? — вдруг заинтересованно спросил Марк.
— А она твоя племянница, ты с ней и разбирайся, — зло прошипела Татьяна, — какое мне дело до твоей родни? Итак, всю душу выпили, пока держали у себя.
— Тебя обижали? — он нахмурился.
— Нет.
— Били?
— Нет.
— Запирали?
— Нет.
— Не кормили?
— Кормили. К чему все эти вопросы?
— По-моему, ты недооцениваешь, как повезло, что ты попала к Кассандре. В соседнем королевстве заперли бы в лаборатории для экспериментов.
— Каких еще экспериментов?
— Исторических. Если бы ты динозавра увидела, что, отпустила бы гулять?
— Я не динозавр!
— А думаешь, человек из другого измерения — обычное дело?
Татьяна отвернулась и уставилась в окно. Козел. Какой же он козел. А она еще думала, что у него есть к ней чувства. И почему ж она, ешкин кот, так думала?!
— Марк, — Татьяна умела признавать свое поражение. Теперь только оставалось сменить тактику, — Мне некуда ехать. Моя подруга все это время держала дочь у себя. Прошу тебя, — она обернулась, и из глаза полились настоящие слезы, — прошу тебя, позволь нам неделю пожить здесь.
Мужчина пристально разглядывал заплаканное лицо, будто читая ее мысли, потом немного помедлил и кивнул. Молча вышел за дверь, а Татьяна все еще смотрела в след.
Такой экземпляр уплыл. Жаль. Очень жаль.