О том, как жена захотела изменить своему мужу

Глава 19

Оранжерея была огромной и красивой. Я долго бродила между растениями, успокаиваясь, и старалась найти гармонию в себе.

А заодно осознать одну простую и малоприятную истину: я — никому не нужна. Вообще. Только себе и будущему малышу.

И пусть. В конце концов, мир не сошелся клином на мужчинах, и без них вполне можно прожить.

Сразу же побежали мысли: зачем я здесь? Неужели только из-за Кассандры?

А если откровенно?

Я бродила, вдыхала аромат цветов и трогала их нежные листочки. Наедине с природой, без людского общения было легко и покойно. Как будто я попала в оазис из другого мира — так необыкновенно все это смотрелось.

Как и рояль в самом углу оранжереи.

Сверху — открытая форточка, почти у самого потолка. Стеклянная, с необычным узором, она открывала ночное небо и мелькающую между облаками луну. И полностью прозрачная стена в сад.

Мне захотелось поиграть. Не то, чтобы я хорошо умела, но ведь и слушателей нет. Поэтому я смело подошла к инструменту и открыла крышку.

Ощущение вседозволенности — что я могу выплеснуть наружу то, что меня гложет, и о чем мечтаю, овладело мной. Я вспомнила песню, которую сочинила еще до замужества, и легонько напела ее:

Иногда в ночи

Ясный призрачный свет

Для меня звучит

Как нотный букет.

Он зовет меня

Туда, в светлую даль.

Он волнует меня,

Мешает ночью спать.

Дальше должны были идти вариации на проигрыш, но я не помнила, как там нужно играть, поэтому просто помурлыкала на «А-а-а».

Мне казалось, что я растворяюсь в этой нехитрой мелодии, а луна, так вовремя выглянувшая из-за тучки, одобрительно сияет мне.

— У тебя приятный голос.

Аккорд оборвался, а я замерла. Крышка рояля ловила легкие блики луны, и в ее гладком отражении я не видела говорящего. Но тембр, пусть и негромкий, определенно был знакомы и поднимал неясные трепыхания в душе.

— Почему ты играешь в темноте?

— Не включайте свет, — немного поспешно ответила я и все-таки обернулась.

Он стоял в чуть мерцающей зелени, и лунная дорожка освещала его лицо. Слишком красивое. А фигура! Нереально встретить такого на улице.

Олег все-таки качок, и сильно уступает в пластичности и легкости движений. Я выдохнула: и во всем другом тоже уступает…

— Что это за песня?

— Моя старая… — почему-то я засмущалась, и говорить об этом расхотелось.

Не для него я играла, а для себя и луны.

— Красиво, — опять похвалил меня мужчина и подошел ближе.

— Ничего не красиво, — возразила я, — всего-то пару аккордов помню. Но иногда мне нравится играть, это как способ раскрыть свою душу, вылить из нее то, что накопилось.

— И стихи красивые, — продолжал мужчина.

— Хватит! Перестаньте! Вы меня смущаете! — я отмахнулась и привстала с табуретки, — Вы наверняка лучше меня играете. Рояль ваш?

— Мой. Только мы договаривались на ты.

Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Некоторое время собиралась с мыслями, а потом все-таки попросила:

— Тогда сыграй, пожалуйста.

Он слегка улыбнулся и сел на табуретку.

Мне стало очень любопытно, что такое может сыграть этот идеальный мужчина?

Я встала за левым плечом, спросила:

— Свет включить?

— Не надо.

Полилась мелодия. Краси-ивая. Бешеные аккорды сменяли друг друга и рвались лавиной переживаний прямо в душу.

Меня охватили эмоции, забытые и неоправдавшиеся ожидания, мечты, сны и многое другое.

Вот я стою в восторге и понимаю, что мне выпало огромное счастье стать матерью, и уже не важно, кто отец ребенка. Или вот я с упоением люблю Марка (в этот момент почему-то стираются все лицемерные условности, и я осознаю, что влюбилась до чертиков и, кажется, до гробовой доски). Или вот теперь я мечтаю стать художницей, долгими ночами, пока малышка спит (почему, кстати, малышка?!!!) рисую натюрморты, делаю эскизы, занимаюсь творчеством, и открываю свою выставку!

Последний аккорд оставил меня на впечатлении от выставки и подаренных цветов, и я выдохнула.

Музыка прекратилась, а я все еще стояла там, в зале, с приветственным огромным букетом алых роз.

— Лиза… — негромкий голос Марка вызвал море мурашек, и я невольно очнулась.

— Да… Что вы хотели?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, и в полумраке это выглядело очень интимно. И тут до меня дошло: я говорила ему «Ты».

Интимное, очень личное «ты».

Он повернулся на крутящемся табурете и, быстро приобняв за талию, притянул к себе. Его голова оставалась на уровне живота, и это было так близко… Так непривычно, что я задохнулась от смущения.

Но мужчина лишь улыбнулся и прошептал:

— Хочу, чтобы ты перестала мне выкать. Раздражает. Не такой я и старый.

— Совсем не старый, — быстро повторила я, и чуть не утонула в блестящих коричневых глазах.

Бездна эмоций кружились на дне и втягивала меня внутрь. Сколько мы, не отрываясь, смотрели друг на друга — не знаю.

Марк первым отвел глаза.

Встал и отошел к залитому лунным светом окну. Все очарование разом улетучилось, и его место занял стыд.

Он меня не поцеловал. Находился рядом, держал так близко и не поцеловал.

Я чуть не разревелась от обиды. Только близость Марка удержала от того, чтобы не растечься в жалости к самой себе.

Мужчина резко повернулся и спросил:

— Ты хорошо спала?

Я промолчала. Почему-то вспомнился нереальный сон, где мы вместе едем в институт, и стало еще обиднее. Мне такие сны снятся, а он…

— С тех пор, как ты здесь, я замечательно сплю. А сегодня мне снилась ты, — он взял меня за руку и подвел к окну, — Мне снилась такая глупость: будто мы счастливы.

— Разве это глупость? — прошептала я, не в силах смотреть на него.

Лунная дорожка в саду — так сказочно красиво. Космически прекрасный сад превращался в какое-то нереально таинственное место.

— Очевидно, что глупость, ведь ты даже рассматривать не будешь мою кандидатуру, — он горько тряхнул головой и, полностью повернувшись, заглянул мне в глаза, — я не просто стар, я отец твоего несостоявшегося жениха, да и маг. А мне почему-то кажется, что у тебя появилось отвращение к магии.

Сердце упало в пятки и я замерла.

Мне показалось? Я ослышалась? Это он сейчас признался мне в симпатии? Не может быть. Я, наверное, что то не так поняла, и он вежливо развлекает меня, говоря об…

Я все-таки взглянула на точеный профиль.

Он сомневается, что я выберу его?

Из-за какой-то магии?

Из-за ненастоящего жениха?

Я хотела бы улыбнуться и отшутиться, но даже намек на то, что мои чувства могут быть взаимны, парализовал меня.

— Не появилось, — все-таки ответила я и тут же добавила: — Но в моем положении я не могу думать о личном счастье. Теперь я — мать…

Не знаю, понял ли он меня, но матери-одиночки поняли бы точно. А он так смотрел… Будто его сейчас отведут на казнь и если я его каким-то способом не спасу, мы больше никогда не увидимся. Невыносимо.

Я вырвала руку и пошла вглубь оранжереи.

Кто-то заигрался, кто-то позволил себе мечтать о несбыточном. А кто-то…

Просто развернул меня к себе и поцеловал. Удивившись, что сладкий поцелуй оказался соленым, я не сразу поняла, что плачу. А потом понеслось…

Сначала его поцелуй доказывал мне, что я не права в своих доводах. Потом он показывал силу своих чувств, и, наконец, умолял остаться, обещая космическое-прекосмическое счастье.

Уж если от его поцелуя такие эмоции, что же меня ждет дальше? А поцелуй твердил и уговаривал: только с ним и только так я могу быть счастлива.

Я сдалась и растворилась в его объятьях. Марк подошел к окну, привлекая меня за собой, и я услышала пение необыкновенных птиц и невероятно прекрасную музыку, очень похожую на музыку ренессанса. Она лилась из сада, и под нее так сладко было целоваться…

— Лиза, — прошептал мне в губы этот самый фантастический человек на свете, — ты будешь со мной?

— Да, — негромко сказала я, боясь вспугнуть.

Что? — Счастье, которое лилось на меня лунными лучами, музыку, что окутывала нежнее любого шелка.

Этот мужчина стал для меня самым желанным в мире, и я не могла признать другого ответа.

Подхватив на руки, он спустился со мной вниз по жутко узкой лестнице и донес до комнат. Поставил на пол и еще раз безумно поцеловал. Моя взбудораженная кровь кипела и я страстно жаждала продолжения, но — увы! мой мужчина рассудил, что не сегодня. Ничего не сказал, только у дверей еще раз поцеловал и ушел.

А я не знала, петь мне или плакать, или прыгать до потолка. Такого обилия неземного счастья не водилось во мне раньше.

***

Марк возвращался в свою комнату задумчивый. Татьяна никак не выходила у него из головы.

— Зачем ты здесь?

Она, такая одинокая и воинственная, смотрелась посреди ночной улицы жалко. Как бы не отталкивал ее от себя мужчина, все-таки между ними была связь.

Не та, которой обычно называют мелкую интрижку или роман на стороне, а настоящая, эмоциональная. Чего уж теперь скрывать: он любил, пусть недолго, не глубоко и не без эгоизма. Но чувства, пусть и секунду пылающие, никогда не проходят бесследно.

— Ты же умная женщина, Тань, — он вышел из-за тополя и неспешно подошел к ней.

Вечерний воздух нельзя было назвать теплым или даже прохладным. Северный ветер шевелил Татьянины волосы, и было в ее фигуре что-то эпическое. Как воительница, сжимала она рукоять чемодана и бесстрашно смотрела на врага.

На него.

— Так зачем?

Какая же неуступчивая!

Марк подумал, что Олегу пришлось с ней нелегко. В ней намешан такой коктейль боли, гордости, любви и желания самоутвердиться, что совершенно не понятно, какое качество одержит верх.

— Чего ты от меня хочешь?

Вопрос явно застал ее врасплох, потому что она растерянно моргнула и чуть расслабилась. Но лишь на мгновение — потом в глазах колыхнулась обида, сразу же переросшая в жгучую ненависть.

И она презрительно улыбнулась.

— Если не заметил, я решила избавить тебя от ненужного присутствия.

— Что сказала Аня?

— А что она, ребенок, может понимать? — воинственно спросила Татьяна, — Ей будет там хорошо, где ее матери будет хорошо.

— А если такого места не найдешь? — спокойно спросил Марк.

— Найду! Вот увидишь!

— Верни монетку, — он пододвинулся ближе, — Тебе не стоит водить дела с Касс. Это может быть опасно.

— Вот только не говори, что беспокоишься, — фыркнула Татьяна, и слегка отвернувшись, сказала: — Ты действительно на нее запал?

— На кого?

— На блондинку, — будто выплюнула Таня, — и что в ней нашел? Клуша, каких мало. Еще и беременная.

Он тогда удивился: почему все думают, что он запал на Лизу? Даже Гордей осторожно интересовался. Это ведь глупость. Он помогает чисто по- человечески, испытывая сочувствие к непростой судьбе девушки, и еще, частично, чувствуя вину за действия бывшей жены.

Но никакой любви он не испытывает. Симпатия и участие — разве это не все?

Дружеская поддержка, на крайний случай. Но любви нет. И что они все с ней носятся?!

Он отвлекся и пропустил момент, когда женщина вытащила монетку и потерла ее. Золотое облако из легкого мерцания окутало ее.

— Прощай. Надеюсь, не увидимся.

Вспышка, его протянутая рука и… Не успел.

Рука безвольно шлепнулась о бок, но он только горько вздохнул.

Она думает, что сохранила гордость. Глупышка. Кому нужны эти пережитки прошлого?

Марк со стоном повернулся к дому.

Она просто не понимает, во что может вляпаться. Во что точно вляпается, попав к Кассандре дважды…

Сейчас, открывая дверь спальни, он опять почувствовал укол вины: в том, что не решил вопрос с Таней, сразу и навсегда, а откладывал и старался сделать вид, будто ничего не происходит — его ошибка. А интуиция и магические способности подсказывали, что она еще аукнется.

Чувства к Лизе, водопадом нахлынувшие, как только он увидел ее одинокую фигурку у рояля, испугали.

Неужели он действительно любит и не замечал своих чувств, как последний дурак?

Он закрыл дверь и собирался расстегнуть рубашку, когда заметил легкое движение у кровати. Один щелчок пальцами, и комнату сразу же залило светом.

— Дядя, я боялась, что ты меня не впустишь, — виновато протянула Мариам и встала с ковра, — Мне нужно с тобой поговорить.

— Говори, — он устало плюхнулся в кресло и прикрыл глаза.

Вокруг племянницы развевалось темно-фиолетовое облако с розовыми вспышками. Страсть, романтические надежды. Банально.

Зачем это сейчас? Ему надоело разбираться в женских чувствах: люблю-не люблю, хочу этого, дайте другого.

Тело пело от томной радости и в то же время смертельно устало, будто он пропахал десять километров по бурелому.

— Дядя, у тебя с Таней серьезно?

Он не сдержал смешка. Татьяна сейчас дает свидетельские показания его бывшей жене и вынашивает план мести. Всё серьезно, да.

Но если говорить честно, он плохо представлял — за что?

— Нет. У нас все давно кончилось. А, может, и не начиналось.

— Не понимаю…

— Знаешь, между мужчиной и женщиной все происходит неоднозначно. Чувства рождаются, умирают, они не могут быть статичными. Нельзя предугадать, что может случится в следующий момент.

— Но Таня тебя любит.

— Это она вбила себе в голову мечту, что любит. И носится с этой идеей, не замечая ничего вокруг. Я ей нравлюсь, есть симпатия, были отношения. Но так как она целеустремленная женщина…

— Тогда что есть любовь? Если не симпатия и не стремление быть рядом? — тихо спросила девушка.

— Никто не знает. Многие путают с влечением, влюбленностью, навязчивым желанием. Знаю одно: я ни за что не причиню любимому человеку боль.

— Хочу быть с Олегом, — без всякого перехода сказала Мариам, — Он мне нравится. Он сильный и хороший. Он… Я даже не знаю почему, но я хочу быть с ним. Он не такой, как Рональд или Корсар. Но он любит эту женщину, и я чувствую бессилие, — она сжала кулачки, — Есть дочь, и я слышала, ты обещал их соединить.

— Не все обещания исполняются, — криво усмехнулся Марк, — Я это сказал, чтобы он отстал от Лизы. Порыв души. Я понятия не имею, как их можно соединить, если только не подсунуть любовное зелье Татьяне.

— Не смей! — Мариам вскочила, как разъяренная кошка, — Если ты солгал, тогда помоги мне.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Мариам насмешливо подняла бровь, но мужчина, кажется, не заметил:

— Для Олега Татьяна более подходящий экземпляр на роль жены, чем ты. Во-первых, она хочет семью. Это видно, и очень ценно. Во-вторых, у них дочь — а кровные узы создадут в будущем дополнительную привязку, и наконец, Олег искренне любит Татьяну…

— Ты же сказал, что невозможно долго любить одного человека, — попыталась уличить его Мариам.

— Это одержимость. Думаю, любовь прошла, поэтому он может симпатизировать тебе. Чувство вины осталось, оно иногда сквозит, как северный ветер. Симпатия, привязанность к воспоминаниям…

— Это можно порвать?

— Как я могу отдать его взбалмошной девчонке? Еще вчера ты была замужем, во дворце и вполне счастлива. У тебя двое детей, и чтобы не сказала тебе Касс, они не исчезнут. Забудь. На тебе лежит ответственность за двоих крошек. Ты ноешь про любовь, но на что ты сама готова пойти? Готова ли забрать детей из дворца и растить их вместе с Олегом? Согласна ли быть замешенной в бракоразводном скандале и быть порицаемой обществом? Детей тебе в этот мир не отдадут.

— Я не хочу назад!!! — взвизгнула Мариам, — почему ты меня пугаешь, а не помогаешь? Я хочу Олега и пришла просить помощи, а ты говоришь совершенно о другом!

Марк сухо сказал:

— Ты хочешь забыть про обязанности и жить в удовольствие? Не получится. Еще раз говорю: одумайся. Даже Таня заботится о дочери, хоть с первого взгляда этого и не скажешь.

— Она плохая мать! — вскрикнула Мариам и топнула ногой, — Не смей меня сравнивать! Все понятно. Разрываешься между женщинами, обманываешь их, а срываешь на мне!

Она издала какой-то нечленораздельный звук, и выбежала, хлопнув дверью.