Обещанная

Предисловие

Во дворе капища было шумно и весело. Сегодня сюда собралась вся ребятня со всех окрестных деревень и сел. В основном здесь были дети в возрасте от шести до десяти лет, но среди них было и несколько малышей младше пяти и парочка старших, лет пятнадцати, которых родители послали присмотреть за остальными.

Старик Добран сидел на завалинке своего дома, ласково щурясь от теплого весеннего солнца, и рассказывал им про основы их веры и миропонимания.

Маленькая Злата сидела возле его ног и водила палочкой по песку. Ей было всего четыре года, и все эти разговоры были ей пока не понятны и мало ее интересовали. Гораздо интереснее было наблюдать, как под воздействием ее магии, неровные линии на песке сами собой складываются в волшебные узоры. Добран искоса поглядывал на ее проделки и время от времени то стирал какую-то линию, неодобрительно качая головой, то наоборот, дорисовывал, улыбаясь при этом.

— Ох наплачешься ты с ней, Велимир, — сказал ведун старейшине в ночь, когда Злата появилась на свет, уморив до смерти свою мать тяжелыми родами, — дите, рожденное в эту ночь, — посланник Богов, а вот на счастье или на беду — не известно. Отдай ее мне, так для всех лучше будет.

— Разберемся, — хмуро сказал Велимир, глядя на крошечный пищащий комочек, который сейчас на руках держал Добран. Затем он перевел взгляд на безжизненное тело Маравы, все еще лежащее на кровати, — отмучилась, горемычная, всю жизнь от нее одни только беды были, так еще и напоследок удружила, дите в подоле незнамо от кого принесла, а сама — в Рию отправилась.

— Зачем ты так, Велимир? — укоризненно вздохнул ведун, — вины Маравы тут нет, сколько Боги отмеряли, столько и прожила. А то, что маялась всю жизнь — так видать судьба такая. Ну что надумал-то? Отдашь мне девочку?

— Не отдам, — отрезал Велимир, — Ждана — бесплодная, нет у нас детей, себе оставлю, дочерью мне станет. Имя ей нареки.

— Златой назови, неясная судьба у нее, мраком покрытая, пусть хоть имя будет светлым, — вздохнул Добран, — пожалеешь ты о своем решении, Велимир, ох, пожалеешь.

Ведун передал ему младенца. Велимир осторожно взял ее в свои огромные руки. Малышка смотрела на него ясными голубыми глазами и улыбалась беззубым ртом.

— Что это? — испуганно спросил старейшина, — разве может младенец улыбаться?

— Непростое дитя ты выбрал, — покачал головой ведун, — она все может, провидицей будет, Богам ее посвятить надо.

— Нет, — нахмурился Велимир, — не будет этого, в миру жить будет. Не больно-то Боги на меня призрели, не отдам ее им, — сейчас в нем говорили давние обиды за трудное детство, когда потеряв родителей в очередном набеге, он попал в невольники, что сделало его хитрым, изворотливым и в чем-то беспринципным. Сбежав из полона, Велимир всю юность провёл в разбойничей ватаге, совершая набеги, что окончательно ожесточило его сердце, и вот несколько лет назад он осел на их землях. Поначалу был сотником, затем воеводой, а после недавнего набега, когда благодаря его уму и хитрости удалось отбиться практически без потерь, все единогласно выбрали его старейшиной.

В глубине души Велимир понимал, что старый ведун прав, и что лучше было бы отдать младенца и не идти против богов, но стоило ему взять ее на руки, как на сердце стало легко и радостно, а в мыслях — тихо и спокойно, словно порыв весеннего ветра, ворвавшийся в комнату разметал, развеял в прах все заботы и терзания. Старейшина смотрел в сияющие глаза девчушки и не желал расставаться с ней.

— Дурное задумал ты, старейшина, ох, дурное. Не по себе ношу поднял. Не сдюжишь. Боги все равно свое возьмут. А будешь ли ты после этого счастлив?

— Вот и посмотрим, — Велимир осторожно укутал малышку в полу плаща и вышел в морозную зимнюю ночь.

— Светлых Богов никогда не рисуют и прочих изображений и кумиров их не делают — объяснял детям Добран.

— А почему, дедушка? — спросила кареглазая Лика, дочка охотника Ватюты. Старик улыбнулся, все дети в возрасте до десяти лет звали его дедушкой, — а потому, внученька, что надобности в этом нет. Вокруг оглянитесь, и вы их всегда увидите.

Злата, слушавшая в пол-уха, подняла голову и осмотрелась: вот березка покачала ветками, словно Хранительница Дев, Аста, тряхнула косами, вот старый дуб скрипнул, словно Покровитель Воинов, Рагнор, поднимаясь, разминал свои кости, и даже старая избушка, подобно бабушке Лете, улыбалась щербатым ртом распахнутой двери. Девочка улыбнулась, и из-под ее рук в небо взлетела стая ярких бабочек, на миг сложившись в Покровителя пастухов и стад, молодого Дея.

Добран покачал головой:

— Иди сюда, Злата, довольно проказничать, — он похлопал себе по коленям, девочка поднялась на ножки и доверчиво забралась на руки к старику. Тот ласково гладил ее по голове, погружая в состояние легкого забытья. Прогнать ее он не мог, а то, что он будет рассказывать дальше, ей было лучше не слышать. Злата сидела у него на коленях, не шевелясь, и любовалась потоками силы, которые кружили вокруг Добрана. Ведун что-то говорил, но его слова не доходили до ее сознания. Вдруг он на секунду прервался и вынул из-за пазухи цветной лубок с изображением красивого мужчины. Злата успела увидеть картинку и замерла, словно ее поразила молния. Глаза мужчины смотрели прямо ей в душу.

— Это Хорос, создатель нашего мира, основа основ и глава темного пантеона, — меж тем продолжал Добран, не заметив ее изменившегося состояния.

— А почему создатель мира — темный? — поинтересовался Боргес, сын третьего старейшины. Парню было уже одиннадцать, и на следующий год он должен был стать взрослым членом клана.

— Потому что он — разрушитель, только ему позволено что-то менять в этом мире, и только он может его разрушить.

— Я его во сне видела, — тихо сказала Злата, — будто зовет он меня, манит, а найти не может, говорит: «выходи, милая, все равно отыщу, обещанная,» — она подняла испуганные глаза на Добрана, — дедушка, ведь ты меня ему не отдашь?

— Что ты, милая, — старик вздрогнул, и его рука снова прошлась по ее голове, затуманивая ее мысли, — «так вот кому ты обещана, Злата,» — подумал ведун.

— Ха-ха-ха, — рассмеялся Боргес, — много мнишь о себе, приемышь, с чего вдруг Хоросу тебя к себе забирать? Если помрешь только…

— Замолчи, дурак, — одернула его старшая сестра Мила, — не смей говорить такое. Дедушка, расскажи еще.

— Поздно уже, детишки, — вздохнул Добран, глядя на клонящееся к закату солнце, — завтра приходите, коли дождя не случится. Пойдем, Злата, домой тебя отведу, — он поднялся, держа на руках задремавшую девочку.

— Что ты несешь, старик⁈ — бушевал Велимир, — что значит — обещанная?

— Я предупреждал тебя и жену твою предупреждал, Злата — непростая девочка. Ему принадлежит. Придет он за ней. И с тебя спросит, коли не отдашь.

— Это мы еще поглядим, — проворчал Велимир, — кому она обещана и кто за ней явится. А если ты мне голову морочишь, Добран, то и тебе головы не сносить.

— Полно вам, о чем спорите? — Ждана уже уложила Злату и сейчас спускалась вниз, мужчины тотчас замолчали, — давайте лучше ужинать. Проходи, Добран, мы тебе всегда рады, а на Велимира не сердись, если он чего брякнул, так это он не подумавши, — она выразительно посмотрела на мужа.

— Да, проходи, Добран, — осекся Велимир, — прости, я сгоряча, не серчай. Как скажешь, так и сделаю, но в капище тебе Златку не отдам, свет она мой, сердце мое, жизнь за нее отдам.

— Вот в том-то и беда, — качал головой ведун, — привязался ты к ней, а в возраст войдет да невестой станет, как отдавать будешь?

— Так до того далеко еще, — отмахнулась от Добрана Ждана, — ей всего четыре года от роду, раньше восемнадцати невестой не становятся, а там любую отдавать придется. Так что ты не волнуйся. Мы справимся.

Отужинав и попрощавшись с ними, Добран отправился к себе домой. «Учить тебя надо, Злата, силу твою развивать, чтобы сама свою судьбу выбрать могла. Ничего, что Велимир против, потом сам мне спасибо скажет,» — размышлял ведун, поглядывая на небо.

Погода портилась, ветер натянул черные тучи, готовые разразиться ливнем. В небе блистали зарницы. Добран зашел на крыльцо. Сверкнула молния, громыхнул гром. Ведун упал на пороге своего дома. Сухое дерево мгновенно занялось. Пламя, ловко взбираясь по столбам, лизнуло крышу, огненными змеями расползлось по деревянным мосткам, добралось до сарая и дровника, снопом искр рвануло в сторону частокола. Через несколько минут вершина холма представляла из себя гигантский погребальный костер, в котором горело и тело Добрана, и его дом и все капище. А над всем этим высоко, до самого неба, подымался черный столб дыма. Жители деревни стояли у подножия холма, не решаясь подойти ближе.

— Никак Добрана Боги призвали, — шептались женщины, глядя, как пылает капище.

— Осерчал на него Хорос, — качала головой Ждана, — плохая смерть, ой, плохая.

— Не причитай, беду накличешь, — сурово сказал Велимир, — поделом ему, нечего было на Злату зариться. Я его давно раскусил. Сила у нее великая, к рукам прибрать хотел, но Боги — не Митрошка, видят немножко, за то и поплатился. Теперь перед Богами ответ держать будет. Расходимся, — крикнул старейшина, — чего тут смотреть? Завтра в совет пошлю, пусть волхвы решают, кого нам ведуном прислать.