— Здравствуй, Злата.
Она смотрела в его черные глаза и, казалось, ее сердце сейчас выскочит из груди.
— Здравствуй. Зачем пожаловал? — девушка откинула на спину тяжелую светлую косу, стряхивая наваждение.
— На обещанную свою полюбоваться, — улыбнулся он ей, — а что, нельзя?
— От чего же нельзя? Можно. Любуйся, вот она я. Только тебе никогда не достанусь! — выкрикнула она и проснулась.
— Опять этот сон, да что же такое-то? — девушка провела рукой по лицу, — неужто правду мачеха сказала, неужто обещанная я? — в голове всплыл давний разговор между родителями, случайно подслушанный ею, — да ну, глупости это! — отмахнулась от воспоминания Злата, — тогда бы жрецы знали. Так ведь нет, никто ни слова не сказал на посвящении. И батюшка много раз говорил, что нет надо мной судьбы. Откуда же эти сны?
Не первый раз приходил он к ней, не первый раз тревожил ее сон. Молодой, красивый, статный, да вот только волосы седые, да в задумчивом взгляде пряталась печаль. И как не пыталась она избавиться от этих снов, какие средства не пробовала, ничего не помогало. Он приходил всегда неожиданно, вторгаясь в сновидение всего на несколько мгновений, волнуя ее чувства и тревожа разум.
— Доброе утро, госпожа, как почивали? — в комнату заглянула Марфутка, невольница, которую отец год назад привез из очередного набега.
— Хорошо почивала. Батюшка уже встал? — Злата взглянула на нее.
— Так его еще до рассвета след простыл. Обещал к завтраку воротиться. Вы завтракать-то будете?
— Буду, Марфутка, вели накрывать, — Злата встала и начала одеваться: тонкая льняная рубашка плотно обняла стройный стан девушки, тяжелый парчовый сарафан лег ей на плечи, за ним последовала соболья душегрейка, на ноги она надела войлочные сапожки, подбитые сафьяном и кожей. Жемчужный браслет охватил ее запястье, а на голову легло тонкое шерстяное покрывало, прихваченное серебряным обручем. Злата полюбовалась на себя в бронзовое зеркало и, быстро выйдя из комнаты, поспешила вниз, в трапезную, стуча по дубовому полу каблучками.
— Здравствуй, доченька, — Ждана вошла в трапезную и улыбнулась ей.
— Здравствуйте, матушка, — поклонилась Злата, — а батюшка где? Марфутка сказала, что он затемно уехал.
— Уехал, милая, уехал. Совет сегодня. Решать будут, как беду от нас отвести, — горько вздохнула Ждана, садясь на лавку.
— А что за беда, матушка? — Злата удивленно смотрела на мачеху.
— Страшная беда, доченька, — покачала головой женщина, — соседи наши, с севера, войной грозят. А как мы против них выстоим? У них и оружие, и людей немеряно, и магия сильная. А у нас что? Поля да озера, плуги да сети рыбацкие, да пара ведунов с волхвом, которые вот-вот из ума выживут. Беда, одним словом.
— Да чем же мы им не угодили-то? — Злата села рядом и откинула назад косу, — вроде не обижали ничем, и купцов их привечали, и урожаем делились.
— Мало, видать, окаянным, — вздохнула мачеха, — а что от последователей разрушителя ждать?
На этих словах Злата вздрогнула, в голове тут же встал давешний сон. «Ну нет, — отмахнулась от этих мыслей девушка, — не может этого быть. Не про то.»
— Не гневите Богов, матушка, — тихо сказала Злата, — раз посылают испытания, значит — заслужили.
— Много ты знаешь, — проворчала мачеха.
— Да уж побольше вашего, — гневно ответила Злата, она не терпела, когда кто-то дурно говорил о богах, у нее складывалось ощущение, будто поносили ее семью, — не нам в дела высших лезть, для того волхвы есть, — отрезала она, сложив руки на груди и давая понять, что больше не намерена это слушать.
— Правильно Добран говорил, наплачемся мы с тобой, — вспылила Ждана, резко поднявшись, — восемнадцать лет от роду, а гонору, будто тысячу прожила! — в последнее время подросшая падчерица все чаще и чаще показывала свой характер, превращаясь из послушной и ласковой девочки в своенравную и непокорную девицу, чем крайне злила и беспокоила мачеху.
— Так может и прожила, — спокойно парировала Злата, — вам-то почем знать?
— Я тебя с младенчества нянчила, ночи не спала, глаз не смыкала, — взвилась Ждана, — а ты мне такое говоришь?
— Молчи и слушай, — глаза Златы были пустые, а ставший незнакомым голос звучал как из-под воды, Ждана замерла, у падчерицы снова были видения, которых она сама никогда не помнила, чем женщина активно пользовалась, выдавая за свои, — ребеночек у вас будет с Велимиром, сын, Богданом назовете, но только при одном условии, — во взгляде девушки светилась сила, — от приемной дочери тебе избавиться надо. Велимир против будет, а ты настаивай. Мол, судьба ей невестой повелителя Севера Зоряна Горыныча стать. Не избавишься от приемыша, сына тебе не видать, — Злата замолчала, глядя в одну точку.
— Златочка, девочка моя, ненаглядная, да как же так-то⁈ — мачеха стояла перед ней на коленях, целуя ей руки.
— Матушка? — Злата посмотрела на нее, — что вы делаете? — она кинулась поднимать ее с колен. Ждана заливалась слезами.
— Да что случилось-то? — девушка никак не могла взять в толк, почему она себя так странно ведет.
— Видение было у меня, — рыдала женщина, — судьбинушка тебе нелегкая досталася, за клан свой, за людей в полон пойти, невестой повелителя Севера стать. Только так ты нас от беды спасешь, от разорения земли наши сохранишь, — всхлипнула Ждана, поглядывая искоса на приемную дочь.
Злата сидела, как громом пораженная. У мачехи часто случались видения, и она редко ошибалась. Даже отец слушался ее, когда она начинала пророчить.
— Не плачьте, матушка, если суждено, то так тому и быть, Богам не перечат, — бесцветным голосом произнесла девушка, глядя вперед невидящим от навернувшихся слез взглядом. Все-таки сон был в руку. Пришел-таки за ней жених.
Ждана украдкой ухмыльнулась:
«С нею сладить труда не составит. Все, что скажу — сделает. Осталось Велимира убедить. Помоги мне, хранитель ночи, Марон,» — пронеслось в голове Жданы.
Дверь в трапезную открылась, и в комнату вошел хмурый Велимир.
— Здравствуйте, батюшка, — Злата быстро вытерла слёзы, помогла мачехе подняться и поспешила навстречу к отцу, — как в совет съездили? Есть ли новости?
— Дурные новости, дочка, — Велимир тяжело опустился на стул и вздохнул, — северный клан войной грозит, если посольство для переговоров не пришлем, — а у тамошнего правителя — два брата и сестра на выданье, да и сам он — не женат, — задумчиво произнес отец, глядя на нее.
— А хочет-то чего? — не поняла Злата, — земли али оброк?
— Дань он хочет, — в глазах Велимира вспыхнул гнев, — в виде трех девушек из семей родовитых и одного юноши, чтобы союз родственный между нашими и его землями создать и мир вечный заключить.
— Так это же здорово, батюшка, — воскликнула Злата, — это же замечательно! Значит, войны не будет, и урожай уцелеет, и люди живы останутся…
— Да пойми ты, глупая, кроме тебя, Любы и Гордеи, других на выданье нет. Год тот тяжелый был. Всего три девки родились. Ты понимаешь, Злата? — Велимир схватился за голову, — мне тебя отдать придется, в плен, заложницей, на поругание!
— Да с чего вы взяли, батюшка? — голос Златы звучал успокаивающе, Велимира она считала отцом и любила в отличие от мачехи, — не на поругание, а замуж, союз ведь, а не неволя. И потом не чужие они нам, родственные, просто темным богам молятся, да обычаи странные. Так то ничего, ко всему привыкнуть можно. Не берите в голову. Я согласна. Если это поможет войны избежать.
— Да что ты такое говоришь, дочка? — Велимир схватил ее за руки, — как я тебя, свое дитятко, за северянина отдам? И не думай!
— У тебя нет выбора, Велимир, — Ждана холодно смотрела на мужа, — видение у меня было. Обещанная она. Судьба ей невестой Зоряна Горыныча стать. Вспомни, — она встала позади мужа и положила ему руки на плечи, — ведь еще Добран говорил — придет за ней жених. Вот и сыскался, наконец, да какой! Сам повелитель Севера! Пришло время, отдавать ее надо. Злата правильно говорит, не плен это, а союз. Она — девушка взрослая, замуж ей пора, а за того или иного, так то, видать, не нам решать. Пусть люди рассудят, кому в невесты к захватчикам идти.
— Так-то ты дочь любишь, — Велимир поднял голову и посмотрел на жену тяжелым взглядом.
— Не кручинься, батюшка, — Злата забралась к отцу на колени и прильнула щекой к его груди, — не за просто так ведь отдашь, за мир и благополучие, за спокойствие и счастье людское.
Велимир хмуро смотрел на дочь. Злата с малых лет отличалась рассудительностью и добротой. Тяжело вздохнув, он промолвил:
— Хорошо, будь по-вашему. Ждана, созывай вече, всем миром решим, а я тот выбор приму.
— Ты правильно поступаешь, — Ждана обняла мужа и поспешила наверх башни, возвышающейся над их домом. Спустя пару минут зазвучал колокол, созывающий всех жителей на вече.
Злата сидела на коленях отца, обхватив его шею руками:
— Не отчаивайся, батюшка, — она поцеловала его в щеку, — все у вас будет хорошо, сыночка она тебе родит, и не одного. А про меня — забудь, как пришла, так и уйду, на то оно и злато, чтобы им расплачиваться, — Велимир в изумлении смотрел на дочь, Злата смотрела в пустоту невидящими глазами, — все равно отдавать придется.
На этих словах Велимир вздрогнул.
«Боги свое возьмут, обещанная она,» — в памяти всплывали слова Добрана.
«Не отдам ее богам! — вспыхнула мысль в уму Велимира, — не бывать этому! — вскипел гнев в груди старейшины, — коли все равно отдавать, то хоть женой повелителя Севера ее сделаю, и ей — хорошо, и клану — выгодно, жаль, сокровище это отдать придется. Зорян, как знал в какой год прийти, уже на следующий бы полно невест было, так нет же, сейчас ему подавай,» — он ласково погладил ее по голове
— Будь по-твоему, дочка, — тихо проговорил Велимир, приняв для себя решение, — если вече тебя выберет, назавтра в путь двинемся. До снега успеть надо. Пока перевалы не замело.
Злата закрыла глаза и положила голову ему на плечо. Он обнял ее и тихо баюкал на коленях словно маленькую, пока она не уснула в его объятиях. Велимир поднялся и отнес дочь в ее комнату.
— Марфутка, присмотри за ней, а то вдруг передумает, — приказал он невольнице, — если проснётся, за порог не выпускать, будет плакать и проситься, скажи, что я приказал. А коли бежать надумает, так стражу кличь. Все ясно?
— Яснее некуда, господин, — невольница сверкнула глазами и подошла к нему, Велимир обнял ее за талию и впился ей в губы жестким поцелуем.
— Отвезу Злату к жениху, а потом от Жданы избавлюсь, — ухмыльнулся старейшина, — дождешься меня, женой мне станешь.
— Куда ж я денусь-то от вас, господин? — усмехнулась она, — только вы у меня в сердце, больше никто мне не мил, — она повисла на нем, покрывая поцелуями его лицо и щеки. Велимир схватил ее за волосы и отшвырнул от себя:
— Знай свое место, рабыня!
А затем тихо добавил:
— Не время ещё. Не ровен час прознает кто.
Он развернулся и пошел вниз.
— Все равно моим будешь, — шептала Марфутка, — никуда не денешься! — девушка жестко ухмыльнулась и заперла дверь Златы на ключ, — а ты тут посиди, нечего батюшку тревожить.
Во дворе около их терема уже собралась толпа. Все жители мужского пола в возрасте от двенадцати до восьмидесяти всех сословий и званий стояли, ожидая появления первого старейшины. Велимир вышел на крыльцо.
На сердце было тяжело. Ему не хотелось расставаться с дочерью, еще меньше хотелось, чтобы ее дар достался северянам. С тех пор как родилась Злата, зимы в их краях стали тёплыми и снежными, а лета — жаркими с обильными дождями, словно сама Ведара призрела на них. Добран тогда сразу указал ему на это явление.
«Пока Злата живет здесь, твой клан никогда голодать не будет, сама Ведара в ней. Отдай ее мне в капище, — ведун не терял надежды уговорить его, — ей силу развивать надо.»
И вот теперь он сам должен отдать ту, что приносила благополучие их землям.
С другой стороны Злата давно тяготила его своим норовом и мешала его отношениям с Марфуткой, которая словно околдовала его. Все мысли Велимира были об этой чернявой бестии, до того хороша она была в постели. Ждана ему уже давно приелась, их отношения изначально носили чисто политический характер. А с тех пор как место старейшины в ее родном клане занял ее брат, которого он всячески поддерживал, Велимир получил полную свободу действий в отношении жены.
Светлану было абсолютно наплевать что будет с его сестрой, которая к тому же являлась ему сводной, так как ее матерью была первая жена их отца. Только наличие Златы сейчас мешало Велимиру избавиться от нелюбимой жены. Злата хоть и не любила мачеху, но относилась к ней с должным почтением и нередко пеняла отцу за его выходки и грубость в отношении жены. Она точно не позволит выгнать Ждану и не потерпит невольницу в качестве его жены. Теперь ему представился шанс убить двух зайцев разом: с одной стороны устроить будущее Златы, с другой — свое.
«Как только Злата уедет, прогоню Ждану,» — решил Велимир.
— Родичи, соратники и прочий люд, — начал старейшина, — беда идет на наши земли. Северяне объявили нам войну, — он сделал паузу, позволяя его словам дойти до сознания людей. Пару мгновений над площадью висела тишина, а потом все загомонили разом:
— Как война? Делать-то что? Помогите Боги! Вот беда-то! Как быть-то? — летело со всех сторон. Велимир поднял руку, призывая к тишине:
— Повелитель Севера, Зорян Горыныч, согласен решить все миром, если мы пошлем к нему посольство, а так же трех невест — для него и его братьев и жениха — для его сестры. Все будет по чести и по закону, союз родственный между землями и вечный мир, — Велимир смотрел на сородичей.
— Да не бывать этому! Детей — в полон, никогда! Лучше бой принять! — выкрикнул один из мужчин.
— Ты-то чего взбеленился, Хран? У тебя дочке три годка, а сыновей пока и в помине нет, — одернул его один из стариков-ведунов, — пусть это родители решают. У кого есть дочери на выданье? Выйдите вперед, — из толпы вышли двое мужчин: отцы Любы и Гордеи, Велимир спустился с крыльца и подошел к ним.
— Решайте, отцы, — произнес старик, — готовы ли дочерей в северный клан послать, а жениха по жребию назначим, парней у нас много.
— Что скажешь, старейшина, — Веран, отец Любы, смотрел на Велимира.
— Я говорил со Златой, она согласная. Сказала, что если это поможет бойни избежать, она противиться не будет.
— Тогда и нам не след противиться, — медленно проговорил Снежан, отец Гордеи, — я дочь уговорю, сама, по доброй воле пойдет.
Они посмотрели на Верана. Тот покачал головой:
— Любка — строптивая, не согласиться, вот была бы Милка постарше, ее можно было бы, да ей только десять годков. Мала еще, — он задумался, потом тряхнул головой, — присылай завтра людей, Велимир, выдам тебе дочь, только сам не поеду. Жена вот-вот родить должна.
— Спасибо, мужики, в век вашей жертвы не забуду, — Велимир поклонился им в пояс, — готовьте невест, завтра утром отправимся. Может кто добровольно женихом пойти хочет? — Велимир посмотрел на толпу, — решайте хлопцы, семью под опеку возьму, обещаю.
— Я пойду, — из толпы вышел высокий красивый юноша, — мне терять нечего. Мать на днях померла, сестра замужем, а отец и без меня проживет. Позвольте, старейшина, — он смотрел на Велимира.
— Добро, Цветан, быть по-твоему, спасибо тебе за смелость и рассудительность, — он снова поклонился в пояс теперь уже парню, — готовься, завтра к рассвету жду на своем дворе.
Толпа одобрительно загудела.
— Значит на том и порешим, — кивнул старик, — выбирай посольство, Велимир.
Злата открыла глаза, за окошком было темно, а в комнате тускло горела свеча. Марфутка сидела у ее постели и с сожалением смотрела на нее:
— Проснулась, горемычная? Крепко же батюшка тебя усыпил, весь день да всю ночь проспала, рассвет скоро.
— А чего это ты меня жалеешь? — Злата вскинула брови.
— Ну как же не жалеть-то? — всхлипнула невольница, — откупились тобой, невестой северянам назначили, уж я-то знаю, каково это, — она вытерла слезы.
— Не плачь, Марфутка, — вздохнула Злата, — я сама согласилась. Уж лучше так, чем погибших считать. Четверых отдать за весь клан, за вечный мир, — не большая цена.
— Так ты знаешь все? — удивилась служанка.
— Знаю, мне батюшка сам рассказал. Вели завтрак подать, голодная я, — она встала и подошла к окну, — старики сказывают, на те земли заклятие вечной зимы наложено, говорят, уже восемнадцать лет солнце ту землю не греет, полгода светит, а полгода нет, и снег вокруг стены светящейся, что уцелевшую часть земель защищает, не тает, и звери чудные бегают, с рогами, а не коровы…
— А еще они Хоросу поклоняются, — прошептала невольница.
— И что с того? — обернулась на нее Злата, — Хорос этот мир создал, ему и кланяться надо за это.
— Так разрушитель же, — удивленно проговорила Марфутка.
— Видимо, потому и поклоняются ему, чтобы то, что уцелело, спасти, — тихо сказала Злата, — а для меня теперь все едино, что свет, что тьма. Все пустое, — из глаз девушки покатились слезы. Она не хотела уезжать в неведомые края, где все по-другому, но долг перед людьми тяготил ее сильнее, чем страх покинуть родные земли
Светало, и первые лучи солнца осветили ее горницу. Злата сидела у окна и смотрела, как во дворе идут приготовления. Вот прибыли Снежан и Гордея, девушка была спокойна и сосредоточена, вот дружинники привезли ее близкую подругу Любаву, связанную по рукам и ногам и с кляпом во рту, вот во двор вошел Цветан с котомкой за плечом. Вот Велимир вышел во двор, чтобы раздать последние указания. Он поднял глаза на окна ее светелки и кивнул. Значит, пора было и ей, она в последний раз оглядела свою комнату. Сердце болело от тоски и печали.
Злата вздохнула и, выйдя из комнаты, пошла к лестнице. По дороге она встретила мачеху, которая вышла ее проводить. Они обнялись, Злата понимала, что это в последний раз. Сердце защемило, и она уже собиралась сказать ей о предательстве отца, но увидев радостный блеск в ее глазах, промолчала.
Выйдя из дверей терема, Злата на несколько мгновений задержалась на крыльце родного дома. Ее взгляд пробежал по двору. Казалось, они все пришли ее проводить. Тонкая березка, качнулась под порывом холодного осеннего ветра в сторону огромного тополя — это Хранительница Дев, Аста, закрыв лицо, уткнулась в грудь своего мужа Рагнора. Жалобно скрипнула дверь дровника — это всхлипнула бабушка Лета, громким криком летящих в теплые земли журавлей донесся до нее прощальный возглас Дея.
— Пора, Злата, — Велимир, заметив, что она медлит, подошел к самым ступеням. Она посмотрела на отца, в его взгляде была мрачная решимость.
«Будь, что будет» — думала Злата, спускаясь с крыльца. Велимир проводил ее к повозке, в которой уже расположились все будущие заложники. Гордея, бледнее полотна, молча смотрела в окно, Любава, уже освобожденная от пут, тихо скулила, проливая слезы по своей загубленной жизни, Цветан хмуро смотрел на них.
— Ну, что раскисли, — Злата плюхнулась на сидение, подобрав полы сарафана, — али помер кто?
Они удивленно смотрели на нее.
— А ты-то что здесь делаешь? — Любаша даже перестала рыдать от изумления.
— Как что? — усмехнулась Злата, — с вами еду. Братьев-то трое. Вам двоим многовато будет, — улыбнулась девушка.
— Зря радуешься, — мрачно произнесла Гордея, — в полон идем, не на праздник. Али отец не рассказал? — с язвительной усмешкой добавила она.
— Да я раньше вашего узнала, — фыркнула Злата, — сама согласилась, — она взглянула на Гордею. За холодной маской сдержанности та прятала страх.
— Чевой-то вдруг? — недоверчиво посмотрела на нее Любава.
— Так дочь первого старейшины, как никак, пусть и приемная. Значит, мне первой и ответ перед кланом держать. Не могу я допустить, чтобы кровь людская лилась, коли дело миром решить можно. А потом восемнадцать мне, не сегодня-завтра сосватали бы. Так я лучше за молодого северянина пойду, чем за наших стариков, — серьезно ответила ей Злата, — а ты, Любушка, не реви, — она заметила, как по щекам подруги вновь побежали слезы, — а то всю красоту проплачешь. Они там, знаешь, какие — ух! Нашим не чета. Не обижайся, Цветан, — она взглянула на парня, который сейчас волком взглянул на нее, — ты, наверно, единственный, кто с ними сравниться, — Злата уверенно заговаривала их, наводя сон, — а девки там, Цветан, одна к одной, а принцесса — всех лучше, — она поглядывала на них, тихонько водя пальцем по ладони, — чернявая, глазищи, как озера, кожа белая, как снег, брови соболиные, стройная, как березка в поле, спи, Цветан, — она дунула на ладонь, и глаза парня тут же сомкнулись.
— Ну что, девоньки, ваш черед, — она посмотрела на испуганных попутчиц и снова дунула на ладонь, погружая их в сон.
— Быстро управилась, дочка, — Велимир заглянул в повозку и посмотрел на спящих.
— Ну, так сам учил, — грустно улыбнулась девушка, глядя на отца.
— Прости меня, дочка, — Велимир прикоснулся губами к ее лбу, и Злата провалилась в сон.
— Просыпаемся, молодежь, — голос Снежана, который ехал в посольстве, разбудил Злату, она потянулась и осмотрелась. Ее голова лежала на коленях у Цветана, который спал, откинув голову на подголовник сидения. Напротив, в обнимку спали Гордея и Любава, — просыпаемся, просыпаемся, — тормошил он их. Злата села и погладила по щеке Цветана.
— Принцесса, — пробормотал парень и открыл глаза, удивленно глядя вокруг, видимо, ему снился очень занятный сон.
— Пока еще нет, — усмехнулась Злата, — но скоро ты с ней познакомишься.
— Тьфу ты, Златка, сначала усыпляешь, потом будишь на самом интересном месте, — проворчал Цветан, — зачем сон навела? — он сердито смотрел на нее.
— Затем, что Велимир приказал, не бузи, — одернул парня Снежан, который уже растолкал девушек, — выходите, привал, — он выбрался из повозки.
Злата выпрыгнула следом. Один из дружинников, стоящих у возка тут же взял ее за руку.
— Ты чего? — она удивленно смотрела на него, — думаешь, сбегу?
— Думать — это не моя забота, — ответил он ей, — думает у нас старейшина, я только приказы выполняю, а мне приказали тебя одну никуда не отпускать.
— И по нужде со мной пойдешь? — улыбнулась Злата. Дружинник кивнул.
— Ну и ну, совсем батюшка из ума выжил, — покачала она головой, — ну пойдем, мне, страсть как, в кустики надо.
Он довел ее до ближайших кустов и выпустил ее руку:
— Иди, только быстро.
— А как же глаз с меня не спускать? — Злата решила облегчить ему задачу, разговаривая с ним, чтобы парень не дергался.
— Ох и язва же ты, Златка, — дружинник стоял к кустам спиной, — ну что я не понимаю, что ли? И потом куда ты тут денешься? Степь кругом. На версту видно. Ну сбежишь, далеко ли? Батюшка твой — лучший следопыт, враз найдет и назад притащит, не тебе с ним в этом тягаться.
— Тут ты прав, Вольф, — Злата вышла из кустов и взяла его за руку. От ее прикосновения парень вздрогнул от неожиданности.
— Идем, охранничек, есть хочу, — рассмеялась девушка. Она прекрасно видела подавленное состояние, одолевавшее всех вокруг, и старалась хоть как-то развеять его, хотя у нее самой на душе кошки скреблись, а страх перед неизвестностью сжимал сердце.
— Ну пойдем, обещанная, — произнес парень, и теперь Злата вздрогнула от его незнакомого голоса.
— Ты чего шарахаешься? — Вольф смотрел на нее.
— Померещилось что-то, — прошептала Злата.
Он отвел ее к месту привала, где на расстеленной на земле скатерти уже стояла приготовленная трапеза. Остальные ребята сидели тут же, а за спиной каждого стоял дружинник.
— Ну чего вы как на тризне? — покачала головой Злата, — свадьбы у нас скоро, радоваться надо.
— Да что-то не радостно, Златочка, — тихо сказала Гордея, испуганно поглядывая на отца, — не любо мне за чужака идти.
— Так ведь не чужаки они нам, родственный клан, просто живут далеко, вот и не общаемся, — Злата взяла запечённое птичье крылышко, — м-м-м вкуснятина, давно меня батюшка так не подчевал, у мачехи-то что: щи да каша, ну пироги иногда, а тут дичь, свежая, да вы попробуйте!
— Да что ты балаган развела, Златка? — сердито сказала Любава, — тебе, что, совсем наплевать, что у нас на душе?
— Ой-ой-ой на душе у нее грусть-тоска-печаль по родимой сторонушке, — протянула Злата строчку из одной застольной песни, — да я на ваши кислые рожи смотреть не могу. Сидят и заживо себя хоронят, как будто завтра помирать. Хотите киснуть? Да Марон с вами, сидите, печальтесь, а мне помирать пока рано, — она подцепила вареный клубень и, разломив его, протянула Цветану, — ты-то хоть есть будешь, или вместе с этими клушами печалиться станешь?
— Буду есть, — улыбнулся парень и взял предложенный кусок, — и правда, вкусно.
— А я о чем? — Злата с аппетитом уже уплетала птичью ножку. Глядя на нее, Гордея тоже заулыбалась и начала есть. Любава, поняв, что осталась в меньшинстве, а еда — не бесконечная, поспешила присоединиться к ним. Наевшись, они разбрелись по стоянке. Злата стояла около лошадей, ласково гладя их по шее. Велимир подошел к ней:
— Спасибо, что пытаешься подбодрить их, дочка.
— Не ради тебя, отец, — холодно сказала Злата. Сейчас они были далеко от дома, и теперь у нее не было причин притворяться, что все хорошо. На душе было муторно, она давно догадалась, что задумал отец в отношении Жданы, — я все знаю, и про тебя, и про Марфутку, и про Ждану. Недоброе задумал ты, дурное. Отольется тебе это горькими слезами.
— О чем ты? — Велимир хмуро смотрел на нее.
— Ты знаешь, о чем я, — в голубых глазах Златы сейчас была зимняя стужа, — Ждану не бросай. А Марфутку отпусти. Пусть домой возвращается. Не бери грех на душу, — Злата вздохнула и пошла к повозке, — больше я их усыплять не буду. Захочешь — сам сделаешь или Снежана попросишь. А на меня не рассчитывай. Нет у тебя дочери и не было никогда. Померещилось тебе, — она забралась в возок, уселась на сидение и отвернулась, пряча слезы.
Сомнения в правильности своего решения терзали ее, заставляя сказать эти жестокие слова. Не верилось ей, что при всей своей хитрости и изворотливости не нашел Велимир другого способа мир заключить. Уж больно легко согласился. И вече созвал, потому что знал, не пойдет она против воли народа. И мачехино видение кстати пришлось. Неужто сговорились они? Неужто обманули ее, чтобы не кобенилась? А вдруг он сам ее за этого Зоряна сосватал, чтобы с глаз долой, услать подальше?
— Нет, — что-то воспротивилось в ней этим мыслям, — не мог он так поступить! Не такой он!
Злата знала, что Велимир любит ее, как дочь, всегда любил. Не причем он здесь. Это судьба у нее такая. Не зря тот сон приснился. Не ей с Богами спорить, смириться придется. Слезы ползли по щекам. Расставаться всегда тяжело, и каким бы ни был Велимир, он растил и учил ее и всегда относился к ней как к дочери. Злата была благодарна ему за это, но сейчас ее одолели тоска и отчаяние, не давая рассуждать здраво.
Что она будет делать там, среди снегов, среди холодных ветров и метелей? Как ей, дитю света и тепла, прижиться в царстве мрака и стужи?
Злата смотрела в окно, любуясь игрой солнечных лучей на разноцветных кронах деревьев.
Говорят, там, куда они едут, весна, лето и осень проходят за три месяца, а все остальное время лежит снег. Как она будет жить без птичьих песен, запаха цветов и шелеста трав?
Слезы тихо капали ей на грудь. Рука Велимира коснулась ее волос, и девушка повалилась на сидение.
— Пора отправляться, — Велимир подошел к Снежану, — позаботься о них, Злата уже спит, — Снежан посмотрел на старейшину и кивнул. Как только остальные уселись в повозку, он дунул на ладонь, и они тут же уснули очарованным сном.