Обет молчания

МИЛТОН ПРАЙОРИ

На пороге дома нас встречали мои родители, Чарльз, тетя Белинда и дядя Роберт, все, кроме Роберта.

Мама без конца обнимала меня.

Казалось, ей необходимо было все время убеждаться, что я на самом деле здесь.

Мисс Каррутерс стояла немного поодаль с Андрэ, держащей ребенка. Мамин взгляд уже скользнул по ним, но, всецело поглощенная мною, она не смогла сразу осознать, что мы привезли с собой чужих людей. Мой отец стоял рядом, ожидая своей очереди заключить меня в объятия. Он был почти так же взволнован, как и мама. Чарльз приплясывал вокруг нас.

— Ты видела солдат? — спросил он.

Возвращение домой было просто замечательным.

Маркус находился в роли зрителя, наблюдая и улыбаясь.

— Как нам благодарить вас? — промолвил отец. — Мы так признательны моему брату, что он попросил вас, майор, привезти их домой… но особенно вам.

Тетя Белинда, что-то оживленно говоря, поцеловала Аннабелинду, а потом меня. Дядя Роберт стоял, ласково улыбаясь всем нам. Он так напоминал мне его сына, моего собственного милого Роберта.

— Где Роберт? — спросила я.

— Роберт вступил в армию сразу же после объявления войны, — сказала мама.

— Сейчас он проходит военную подготовку, — добавила тетя Белинда. По-моему, где-то на Сэлисбери Плэйн.

— Я собираюсь вступить в армию, когда буду достаточно взрослым, сказал Чарльз. Никто не обратил на него никакого внимания.

Казалось, мама вдруг поняла, что здесь находятся незнакомые люди. Ее глаза задержались на Андрэ с ребенком.

— Я вам все объясню позднее, — сказала я. — Это мисс Каррутерс из школы, она путешествует с нами. На самом деле она пока не хочет ехать дальше. Если бы она смогла задержаться…

— Но, конечно, вы должны остаться, мисс Каррутерс, — сказала мама. Люсинда упоминала вас в своих письмах. Эта поездка, конечно, вымотала вас. Я распоряжусь приготовить вам комнату.

— А это мадемуазель Андрэ Латур. Мы познакомились с ней, когда пересекали Францию.

— Добро пожаловать в Англию, — сказала мама.

— Она тоже должна остаться у нас, мама, — сказала я.

— Конечно. Посмотри, здесь находится и кое-кто из прислуги. Они все так беспокоились о тебе.

Миссис Черри… разве это не чудесно?

— В самом деле, мэм, — ответила миссис Черри. — Мы так рады, что вы вернулись домой в целости и сохранности, мисс Люсинда.

— Надо приготовить две комнаты. А, возможно, три. Майор Мерривэл?..

— Благодарю вас, — сказал Маркус. — Но я должен доложить полковнику Гринхэму, что все прошло, как планировалось.

— Но вы останетесь позавтракать?

— С удовольствием.

Моя мама разрешала все проблемы. Я жаждала остаться с ней наедине и видела, что она желает того же.

После завтрака тетя Белинда и дядя Роберт с Аннабелиндой ушли.

Я пошла в свою комнату. Вскоре появилась мама.

Войдя в комнату, она сразу обняла меня.

— Мы так тревожились! — сказала она. — С момента объявления войны я почти не спала. О да, мы были вне себя от беспокойства, твой отец и я… хотя он не показывал это в такой степени, как я.

Мы не знаем, как благодарить дядю Джеральда, который сказал, что непременно вызволит вас оттуда. Я сама хотела поехать, но он назвал мою затею нелепой и неосуществимой. И он отправил этого обаятельного майора. Какой приятный человек!

— Да, — сказала я. — Он всем понравился. Он так невозмутим.

— Благослови его Бог!

— Я должна объяснить тебе, откуда взялись эти люди, приехавшие с нами. Ты же не возражаешь против их присутствия здесь?

Матушка взглянула на меня с изумлением.

— Моя дорогая, я рада каждому, кто приехал с тобой. Меня заботит только одно, чтобы ты была дома. Но кто они? О мисс Каррутерс я, разумеется, слышала. Я имею в виду девушку с ребенком.

— Сначала о ребенке. Я должна оставить его у нас. Я обещала его матери. Видишь ли, она умирала…

Я рассказала ей, как навещала Плантенов, как Маргарет лишилась собственного ребенка и усыновила Эдуарда. Матушка внимательно слушала, когда я описывала смерть Маргарет Плантен.

— Я должна позаботиться о малыше, мама. Если я этого не сделаю, то никогда не буду счастлива, — закончила я.

Моя мать прекрасно все поняла.

— Это большая ответственность. Бедное дитя… без матери, — промолвила она.

— Маргарет так его любила. Он заменил ей родного ребенка.

— Да, я понимаю.

— И он останется здесь, правда? Он не должен стать одним из тех малышей, которым надо подыскивать дом.

— Один раз он уже оказался в таком положении, бедный ягненочек!

— Я не хочу, чтобы это произошло снова.

— Не беспокойся о ребенке. Ты слишком молода, чтобы усыновить его. Но мы позаботимся о нем.

Бедный маленький беженец! Я хочу, чтобы перед тем, как развязать войну, люди помедлили бы и подумали, сколько горя она принесет.

— Их занимает только собственное могущество, а не страдания тех, за счет кого они его достигают.

Но Эдуарду будет хорошо.

— Эдуард? Его так зовут? Мы будем называть его Эдвард. Это имя здесь уместнее.

Я обняла матушку. Она отнеслась к ребенку именно так, как я и ожидала.

— Сначала я подумала, — сказала она, — что его мать Андрэ.

— О нет. Мы встретили ее в гостинице, прямо у границы Бельгии с Францией. Ее дом разбомбили, родители погибли, и она направлялась к своей тете, которую ненавидит. Она хочет найти здесь работу. Я подумала, что мы могли бы помочь ей.

Она очень хорошо умеет обращаться с маленькими детьми.

— Ты привезла домой столько проблем, моя дорогая, но я все равно безумно счастлива, что ты снова со мной.

— И еще есть мисс Каррутерс. Она совершенно не такая суровая и грозная, какой я ее считала.

Теперь я понимаю, что она просто страшится будущего.

— Я уже встречала таких учительниц. Они озабочены тем, что их ждет, когда они не смогут больше преподавать.

— У нее вроде бы есть кузина, которая дает ей понять, что она всем обязана ее щедрости. Должно быть, это ужасно. Я знаю, что она с радостью задержалась бы здесь на несколько дней.

— Не вижу причин, почему она не может это сделать. Она проделала весь этот путь вместе с тобой, что заставляет меня относиться к ней как к близкому человеку.

— Как мне повезло, что у меня есть ты и папа вместо ужасной старой кузины и такой тети, как у Андрэ. Расскажи мне о Роберте.

— Он очень беспокоился о вас. Мы должны сразу сообщить ему, что вы благополучно добрались домой. Он в армии с самого начала войны и, конечно, не мог приехать. Вот увидишь, он будет здесь при первой возможности.

— Роберт — солдат… как странно!

— Думаю, в ближайшие месяцы нас ожидает множество странных событий. Но сейчас для меня имеет значение только твое возвращение домой.

В этот момент открылась дверь, и вошел отец.

Он ничего не сказал, просто обнял меня, крепко прижал к себе и погладил по голове.

На следующий день мы обсуждали планы на будущее. Мама окунулась в это с почти маниакальной энергией. Кроме того, она все время твердила мне о страшной тревоге, которую она испытала, о самых диких фантазиях, возникавших у нее.

— Я не хотела бы никогда снова пройти через все это, — повторила она несколько раз. — Нашей первой заботой, — продолжала она, — должен стать ребенок.

Вновь открыли детскую. Слуги пришли в восторг. Они ворковали над Эдуардом — отныне Эдвардом, — и было ясно, что он доволен их вниманием.

— Бедный малыш! — говорила миссис Черри. — Его дом разбомбили немцы. Я бы разбомбила их самих, будь это в моей власти. Хотя бы немного пожалели бедного беспомощного ребенка. Ну, мы еще им покажем, что почем.

— Нам нужно найти няню, — сказала мама. — А пока Андрэ останется и поможет. Должна сказать, что, по-моему, Эдвард уже привязался к ней… г почти так же, как к тебе.

— Может быть, наймем Андрэ, мама. Мы должны помочь ей. Она кажется сейчас такой счастливой оттого, что может остаться здесь. Ее очень огорчала перспектива поехать к этой ее старой тете.

— Бедная девушка! Сколько ей пришлось пережить! Слава Богу, Эдвард еще слишком мал и не может понять, что случилось с его домом.

Так решились проблемы, связанные с Эдвардом и Андрэ. Следующей была мисс Каррутерс. Мой отец проникся к ней настоящей симпатией. В первый же вечер она произвела на него впечатление своими познаниями в политике.

Во время того первого ужина у них разгорелась дискуссия о достоинствах и недостатках коалиционного правительства. Мисс Каррутерс высказала мнение, что, хотя в мирное время создавать его в какой-то степени рискованно, во время войны все может оказаться наоборот.

— Заставить все партии работать во имя единой цели — успешного окончания войны предпочтительнее, чем позволить им заниматься критикой ради самой критики. Заставить их больше думать о благе страны, чем о сведении политических счетов, увы, обычном для них занятии, может оказаться весьма благотворным.

Отец согласился с ней, и они продолжили легкую непринужденную беседу с очевидным удовольствием.

Прошло несколько дней. Мама предложила мисс Каррутерс задержаться еще немного, если она не спешит отправиться дальше. Мисс Каррутерс приняла приглашение с нескрываемой радостью.

Аннабелинда возвратилась с родителями в Хэмпшир, заявив, что скоро опять приедет в Лондон.

Матушка часто приходила ко мне сразу же после того, как мы расходились по своим комнатам. Она обычно говорила, что хочет немного поболтать перед сном.

Во время одной из таких бесед она сказала:

— Я думаю, что твое возвращение в «Сосновый Бор» маловероятно. Нет смысла обманывать себя, что все это кончится через одну или две недели.

Немцы захватили Бельгию. Скоро они будут во Франции. Я обсудила это с, твоим отцом. Тебе только пятнадцать лет, и твое образование еще не завершено.

— Сейчас каникулы;

— Я знаю, но они скоро кончатся. Необходимо думать о будущем. Мы с отцом не в силах позволить тебе уехать в школу, даже в Англии, То, что ты пережила…

— О, нам не так уж плохо пришлось. Мы уехали вовремя, спасибо майору Мерривэлу. Вот без него нам было бы трудно.

— О да, разумеется. Кстати, мы собираемся пригласить его на обед, на двадцать третье, если он сможет прийти вместе с дядей Джеральдом. Но, может статься, он не сумеет выкроить на это время.

Но я хочу все-таки подчеркнуть, что тебе надо продолжать свое образование, идет война или нет, и твой отец подумал, что идея попросить мисс Каррутерс остаться в качестве твоей гувернантки может оказаться удачной.

Я посмотрела на маму и рассмеялась.

— В чем дело? — спросила она. — Разве я сказала что-то смешное?

— Нет… нет. Вовсе нет. Это просто потому, что ты похожа на волшебницу. Ты разрешила все проблемы. Андрэ, Эдвард… а теперь мисс Каррутерс.

— Она нравится тебе, правда? Твой отец считает ее очень умной женщиной.

— Да, она мне действительно нравится. Она нравится мне намного больше сейчас, когда я узнала ее поближе. Она не такая суровая, как в школе. Когда мы пересекали Францию, она вдруг стала человечной.

— Думаю, она милая женщина и будет очень хорошей гувернанткой.

— Ты уже сказала ей?

— Нет еще. Мы с твоим отцом решили сначала узнать твое отношение к этому.

— Я считаю это замечательной идеей. Ей была так ненавистна мысль о возвращении к кузине. Я не могу удержаться от смеха. Как, чудесно, что сейчас я дома! Мы беседовали как-то ночью в гостинице в Кале под шум бившихся о причал волн… мы говорили о нас самих и наших страхах перед тем, что нас ждет, если мы когда-нибудь выберемся оттуда и попадем домой.

Мы обсуждали наши проблемы, и я поняла, что мисс Каррутерс несколько страшится будущего. И Андрэ тоже. Теперь все разрешилось. Это похоже на конец волшебной сказки.

Матушка немного помолчала, а потом промолвила:

— Пусть так и будет, Люсинда. Я поговорю с мисс Каррутерс.

— Да', - сказала я. — Попроси ее. Скажи, как ты будешь ей благодарна, если она останется.

— Я это сделаю.

Я оглядела свою комнату и сказала:

— Как чудесно оказаться дома!

Дни летели быстро. Мисс Каррутерс откровенно радовалась перспективе новой работы. Она обсудила со мной то, что называла учебным планом. Она считала, что особое внимание должна уделить литературе. Благодаря этому я буду хорошо знать классику и смогу продемонстрировать свою эрудицию в разговоре с гостями моего отца. Я согласилась. Я согласилась бы с чем угодно, потому что получала удовольствие, видя ее радость. То же самое было с Андрэ. Они обе были довольны.

Я написала Аннабелинде. Я сообщила ей, что мисс Каррутерс собирается стать моей гувернанткой.

Я не сомневалась, что ее это позабавит. Аннабелинда, достигнув зрелого семнадцатилетнего возраста, несомненно убедит свою мать, что не нуждается в дальнейшем образовании.

«У нас дома мало что изменилось, — писала я. — Конечно, вес говорят почти исключительно о войне. Большинство, похоже, считают, что к Рождеству она закончится. Возможно, так и будет, как только наши войска окажутся в Европе.

Мы еще не видели дядю Джеральда. Тетя Эстер говорит, что он очень занят. Я уверена, что скоро он будет сражаться во Франции. Они приедет на обед двадцать третьего. И угадай, кто приедет еще? Майор Мерривэл! Мама решила, что лучше всего пригласить его вместе с дядей Джеральдом. Будет здорово снова увидеть Маркуса.

Андрэ счастлива. Я не могу не вспоминать о нашей встрече с ней в „Олене“. Одна случайная встреча меняет жизнь людей. Ты согласна?

Эдварду здесь очень хорошо. Он больше не Эдуард. Мама подумала, что, поскольку он будем воспитываться здесь, лучше переделать его имя на английский манер. Она все великолепно устроила. По ведь именно этого я от нее и ждала. Есть ли какие-нибудь новости о Роберте?

Мои наилучшие пожелания твоим родителям и, конечно, тебе тоже.

Люсинда.»

А де получила весточки от Аннабелинды. Она редко отвечала на письма, только если хотела сообщить что-то важное.

Нас навестила тетя Эстер, приехавшая из Кэмерли, где они с дядей Джеральдом прожили большую часть их совместной жизни. Она сказала, что ей надо кое-что купить в Лондоне и она воспользовалась случаем заглянуть к нам.

— Это избавляет от необходимости писать вам, — сказала она. — Насчет приглашения на обед. Джеральд никак не сможет приехать двадцать третьего.

В Европе события развиваются слишком быстро.

Немцы приближаются к Монсу, и ситуация становится все более и более тревожной.

Монс! Я думала о мадам Рошер и о том, что сейчас с ней. Меня не покидало чувство, что она никогда не оставит «Сосновый Бор».

— Конечно, я понимаю, — сказала мама. — Но как жаль! Мне так хотелось, чтобы майор Мерривэл узнал, насколько мы ему благодарны. Я думаю, что они с Джеральдом делают одно дело?

— О да. По-моему, они едут одновременно.

— С его стороны было замечательно помочь возвращению девочек домой.

— Для своих родных Джеральд всегда сделает все, что в его силах. Но я хочу сказать, не можем ли мы организовать этот обед раньше? Я думаю — но у меня нет полной уверенности, — что Джеральд уедет двадцать второго. Самое позднее, когда он сможет прийти к вам, это девятнадцатое.

— Хорошо, мы перенесем обед на девятнадцатое. Почему бы нет? Нас это устроит точно так же.

— Я уверена, что все будет в порядке, — сказала тетя Эстер. — Но вы извините нас, если его придется отменить. Сейчас такое тревожное время.

— Ну конечно, — ответила мама.

Матушка решила, что приглашенных будет очень мало.

— Пусть это будет настоящий семейный праздник. Думаю, что Джеральд и майор Мерривэл занимают такое положение, что уже пресытились торжественными приемами, — сказала она. — Я пригласила мисс Каррутерс и Андрэ присоединиться к нам. Я была уверена, что майору хотелось бы знать, что с ними все благополучно.

К моему ожиданию гостей примешивалось радостное волнение. Маркус Мерривэл занимал большое место в моих мыслях.

Я боялась, что прием отменят. Мама сказала, что мы должны быть готовы к этому. Во время войны ни в чем нельзя быть уверенным.

Однако наступило девятнадцатое число, и у нас появились Маркус Мерривэл с дядей Джеральдом и тетей Эстер. Маркус был в отличном настроении, точно так же, как во время нашего путешествия по Франции.

Он взял мои обе руки.

— Мисс Люсинда! Как приятно видеть вас! И мисс Каррутерс, и мадемуазель Латур. Ну, все в сборе, не так ли?

— Не знаю, как нам благодарить вас, майор, — сказал отец. — То, что вы совершили…

— Уверяю вас, это было только удовольствием, от начала до конца.

— Я знал, что Маркус все сделает, несмотря ни на какие трудности, сказал дядя Джеральд. — Здесь нужен был как раз такой человек, как он.

— Ну что же, прошу к столу, — промолвила мама, — Надеюсь только, что вас не вызовут по неотложному делу сегодня вечером. С военными в такое время каждую минуту может произойти, что угодно.

Мама так рассадила нас, чтобы майор оказался по правую руку от нее, а я рядом с ним. Дядя Джеральд сидел между мисс Каррутерс и Андрэ.

Мои родители задали майору множество вопросов о нашем путешествии, на большую часть которых я уже отвечала, и мама снова благодарила Маркуса за то, что он сделал. Он снова отвечал, что это было для него удовольствием.

— Отвлечением от обычной рутины, — добавил он. — А вы знаете, как мы все любим разнообразие.

Кстати, как поживает мистер Эдуард? Соблаговолил ли признать свой новый дом?

— Люсинда вам все о нем расскажет, — ответила мама. — Он для — нее любимая тема разговора. Кстати, теперь мы зовем его Эдвардом. Мы решили, что лучше называть его на английский манер.

— Какая превосходная идея! — Майор повернулся ко мне. — Я так рад, что мадемуазель Андрэ осталась с вами!

Он улыбнулся ей через стол.

— О да! — с жаром подтвердила Андрэ.

Отец беседовал с тетей Эстер о ее сыновьях Гарольде и Джорже.

— Джорж в любом случае собирался стать военным, но Гарольд тоже немедленно вступил в армию, — сказала тетя Эстер.

— Нам понадобятся все мужчины, которых мы сможем заполучить, — сказал Маркус, и разговор перешел на военные темы.

После обеда, когда мы все вернулись в гостиную, Маркус снова оказался рядом со мной.

Он спросил про Аннабелинду. Я сказала, что она в Хэмпшире со своими родителями и я не видела ее после своего возвращения в Англию. Я добавила, что ее брат в армии и проходит военную подготовку в Сэлисбери Плэйн.

— Должно быть, он в королевской артиллерии.

— Да. Думаю, он приедет повидаться с нами, как только сможет.

— Он ваш любимец, правда?

— О да. Он один из самых милых людей, которых я знаю.

Майор Мерривэл кивнул.

— Я не ожидал встретить здесь сегодня мисс Каррутерс.

— Она собирается давать мне уроки. Мои родители считают, что мне нужна гувернантка.

— Да, конечно. Вы еще очень юны. — Маркус ухмыльнулся. — Но не огорчайтесь по этому поводу. Это, знаете ли, будет исправлено в недалеком будущем.

— Наверное, вы скоро уедете?

— В любой момент… в зависимости от обстоятельств.

— Я слышала, что немцы близко от Монса. Вы не знаете, насколько близко?

— Знаю только, что слишком близко.

— Это ужасно. Я не могу перестать думать о мадам Рошер. Что она будет делать? Она может повести себя надменно и ожесточенно.

— Думаю, она должна подчиниться завоевателям. Хотя для нее было бы разумнее уехать.

— Я не могу поверить, что она когда-нибудь покинет «Сосновый Бор» по собственной воле. Только представьте себе, каково это ей! Лишиться своего дома.

— Все-таки лучше, чем лишиться своей жизни.

Я помрачнела, и майор положил свою руку на мою.

— Не грустите, мисс Люсинда. Мне очень не хочется, чтобы вы грустили.

— Для многих сейчас грустное время.

— Знаете, никогда не бывает плохо все от начала до конца. Всегда среди неприятностей находится что-то хорошее. Только подумайте! Не будь войны, мы могли бы никогда не встретиться.

Я улыбнулась ему, и он продолжал:

— Надеюсь, что вы будете думать о нашей встрече как об одном из приятных моментов.

— Моя мама уже столько раз говорила вам о нашей благодарности, что я не буду повторять это еще раз. Но я хотела бы повторить то же самое.

— Вы преувеличиваете мои заслуги. Пусть. Мне это нравится. Я воспользуюсь первой же возможностью снова посетить ваш дом.

— О… правда?

— Я буду ожидать этого с самым большим нетерпением.

— Расскажите о своей семье.

— Что вас интересует?

— Где они живут? Большая ли у вас семья? Вы женаты?

— Сассекс. Родители, брат и сестра. Еще нет.

Я засмеялась:

— Очень лаконично.

— Вы хотели получить ответы и получили их.

— Почему вы ответили «еще нет» на вопрос о том, женаты ли вы? Звучит так, словно это может скоро произойти.

— Я должен подождать, пока найду идеальную женщину… и получить ее согласие.

— Я уверена, что она скажет «да».

— Ни в чем нельзя быть уверенным в этой жизни, но с вашей стороны очень мило говорить так. Боюсь, что идеальная женщина искала бы идеального мужчину.

— Когда люди любят, их любимые кажутся им идеальными.

— Как утешительно! Но недостатки выйдут на свет позднее., Возможно, идеал — все-таки некий компромисс.

— Вы немного циник?

— Я? Ни одной минуты. Я романтик. Оптимист. Вероятно, очень неразумный человек.

— Ну, надеюсь, что вы найдете идеальную женщину.

— Найду. Даже если придется подождать, пока она немного повзрослеет.

Маркус смотрел на меня, улыбаясь, чуть насмешливо приподняв брови. Я почувствовала себя смущенной, но счастливой.

К нам подошла Андрэ.

— Майор Мерривэл, — сказала она, — я слышала, что немцы продвигаются по Бельгии и уже подошли к границе с Францией. Это правда?

— Неразумно верить слухам, мадемуазель Латур. Но я боюсь, что враг продвигается быстро.

— Вы скоро опять отправитесь на континент?

— Думаю, через несколько дней.

— Как бы мне хотелось, чтобы война кончилась!

— Можете не сомневаться, что мы все разделяем ваше желание.

К нам присоединилась мисс Каррутерс.

— Было так приятно увидеть вас, майор Мерривэл! — сказала она. — Я никогда не забуду, как вы нас опекали.

— Как хороший пастух, — прибавила Андрэ.

— Не говорите так, — сказала я со смехом. — Это делает нас всех похожими на овец. Я всегда считала, что «пастух» не слишком хорошая аналогия в таких случаях. В конце концов, пастух опекает овец, готовя их к бойне.

— Некоторые умирают от старости, — сказала мисс Каррутерс.

— Но даже их держат ради шерсти.

— Дорогие дамы, — сказал Маркус. — Я не пастух… просто обычный малый, которого переполняет счастье, что он мог быть вам полезен. То, что я сделал, мог сделать любой.

— Ну, я думаю, вы оказались очень находчивы в сложной ситуации, объявила мисс Каррутерс. — Эту поездку я никогда не забуду и всегда буду благодарна вам за помощь.

К нам подошли мама с тетей Эстер, и разговор сделался общим.

Я не сомневалась, что все нашли этот вечер удачным, и, когда он кончился, Маркус Мерривэл остался в моих мыслях. Я сделала открытие, что он мне очень нравится. Я заметила, что даже слуги попали под его обаяние. Он вошел в наши жизни как герой. Он казался человеком, которому не безразличны чувства окружающих, для каждого у него находились улыбка и приветливые слова, и я начинала думать, что ко мне он относится как-то особенно.

На следующий день дядя Джеральд зашел попрощаться.

Пришли плохие вести. Немцы находились уже в предместьи Монса, и намечалось большое сражение.

— Мы должны сдержать их, — сказал дядя Джеральд. — Нам необходимо ускорить переброску людей и боеприпасов. Полк отбывает завтра на рассвете.

— Майор Мерривэл едет с вами? — спросила мама.

— Конечно. Он славный малый, правда?

— И в высшей степени привлекательный, и мы так благодарны ему. И, естественно, вам тоже.

— Ваша благодарность не вызывает сомнений.

Я знал, что Маркус справится с этим заданием.

Довольно эффектный мужчина, как по-вашему? Он пользуется популярностью у женщин.

— Это меня не удивляет, — ответила мама.

— К тому же из хорошей семьи. Из Лаклейсов.

Герцог, по-моему, должен приходиться ему троюродным братом. Служить в армии в традициях этой семьи. Маркус далеко пойдет. У него есть и способности, и связи.

— Похоже, что они подружились с Люсиндой, — промолвила мама. — Я думаю, в таких ситуациях люди сближаются. Надеюсь, мы будем видеть его чаще.

— Пока продолжается война, у него будет дел по горло. Как и у большинства из нас.

— Через какое-то время она кончится.

— Чем раньше, тем лучше. Но, думаю, это может оказаться позже, а не раньше. Обе стороны настроены очень решительно. На мой взгляд, предстоит довольно длительная борьба.

— Некоторые считают, что все кончится к Рождеству.

— Так им твердит пресса, и они, как попугаи, повторяют это. Хотя я считаю, что неплохо иметь оптимистический взгляд на вещи.

— Приведите к нам в гости этого милого майора еще раз, когда сможете, — попросила мама.

— Не сомневайтесь в этом, — ответил дядя Джеральд.

В Лондон приехали Аннабелинда со своей матерью.

— Нам надо кое-что купить, — сказала тетя Белинда. — Я сказала Роберту, что все не обязаны экономить из-за этой ужасной войны. Мы должны продолжать жить в свое удовольствие, правда?

— Значит, Роберт остался в поместье?

— Он сказал, что у него столько дел. А Роберт-младший в армии, и некоторые наши работники тоже…

— Думаю, это все усложняет. Однако вы все-таки в Лондоне.

— Как наш милый майор Мерривэл? Роберт знает его семью.

— Джеральд сказал, что он из Лаклейсов.

— Он произвел на меня хорошее впечатление, — сказала тетя Белинда. Аннабелинда рассказала мне, какой он обаятельный человек. Я слышала, что он приглашен на обед. Я с нетерпением жду новой встречи с ним.

— Боюсь, что ты его не увидишь. Обед уже состоялся. Нам пришлось перенести его, потому что майор Мерривэл с Джеральдом должны были уехать на континент раньше, чем думали.

Лицо Аннабелинды потемнело.

— О, — пробормотала она. — Но Люсинда сказала мне, что будет званый обед. Я специально захватила для него платье.

— Сожалею, — сказала матушка. — Но ничего не поделаешь. От нас это не зависело. Им необходимо было уехать раньше, чем они рассчитывали. Дела в Европе обстоят весьма плохо.

Я видела горькое разочарование Аннабелинды.

У меня мелькнула мысль, что она уговорила свою мать приехать из-за званого обеда. В этот же вечер я убедилась в своей правоте.

Аннабелинда ворвалась в мою спальню с искаженным от ярости лицом.

— Ты лживая хитрая девчонка! — сказала она. — Ты сделала все нарочно. И я понимаю', почему.

— О чем ты говоришь? — спросила я.

— Ты… и Маркус. Ты знала, что он придет не двадцать третьего, а раньше, и не сообщила мне.

— Зачем?

— Потому что я бы приехала.

— Тебя не приглашали.

— Конечно, нет. Ты позаботилась об этом.

— И не думала. Если бы ты была здесь, то, конечно, тебя бы пригласили. Но тебя не было. Мы же не приглашаем вас на каждый званый обед, который задаем. В любом случае, вы живете слишком далеко.

— Почему ты не сообщила мне, что дата изменилась?

— Мне не пришло в голову, что я должна сделать это.

— Ты не хотела, чтобы я присутствовала на обеде, да? — Ты, конечно, была бы приглашена, находись ты в Лондоне.

— Ты написала мне, что прием будет двадцать третьего, зная, что он состоится девятнадцатого.

— Когда я упомянула в письме, что обед собираются устроить двадцать третьего, я так и считала.

— А когда дата изменилась, ты умышленно скрыла это.

— Я не делала этого умышленно. Дату изменили, когда я уже послала тебе письмо, и я не считала необходимым сообщать тебе это.

— Ты боялась моего приезда. Ты не хотела его.

Ты боялась, что в моем присутствии он не обратит на тебя никакого внимания.

— Ни о чем таком я и не думала.

— Ну, как же. Ты ревновала. Всегда одно и то же. Ты пыталась обратить на себя его внимание и злилась, потому что он ясно показал, что ему больше нравлюсь я. Он тебе нравится, правда? Ну, так я тебе скажу, что он больше интересуется мной, чем тобой… и именно поэтому ты не хотела моего присутствия здесь.

— Ты несешь невероятную чушь. Я ничего подобного не думала, Ты считаешь, что все влюблены в тебя. Только из-за того…

— Из-за чего?..

— Из-за Карла Циммермана.

Ее лицо потемнело. Я подумала, что она собирается ударить меня.

— Не смей никогда упоминать это имя!

— Хорошо, а ты будь любезна не говорить мне всякий вздор.

Еще несколько минут назад я ненавидела Аннабелинду. Теперь ко мне постепенно возвращались прежние теплые чувства к ней.

Она спокойно промолвила:

— С твоей стороны это было нечестно, Люсинда.

— Я не думала, что должна сообщать тебе об обеде, — сказала я. — И мне никогда и в голову не приходило привлекать к себе внимание Маркуса.

Будь ты здесь, ты пошла бы на этот прием.

— Ты еще так молода, — сказала Аннабелинда. — Майор опытный мужчина. Его не заинтересовала бы школьница. Мне не хочется, чтобы ты ставила себя в глупое положение, Люсинда.

— Я не из тех, кто ставит себя в глупое положение. Я не вешаюсь на мужчин.

— Ты бросаешься ему на шею. Ты должна предоставить ему свободу. На самом деле его интересую только я. Мне это известно. Такие вещи человек чувствует. Я знаю, что ты к нему испытываешь. Маркус действительно способен очаровать, но ты абсолютно ничего не понимаешь. Он относится к тебе как к ребенку. Он сам сказал мне это.

Ты не должна придумывать…

— Придумывать что?

— Что у него к тебе особый интерес. Это только причинит тебе боль.

— Тебе ли давать советы, Аннабелинда? — не могла я удержаться от колкости.

— Да. Их дает тот, кто имеет опыт.

— Ты и в самом деле имеешь опыт!

— Ты должна была поставить меня в известность о перемене даты. Однако что сделано, то сделано, и теперь майор Мерривэл в Европе…

Думаю, он страшно разочаровался, не увидев меня.

Он спрашивал обо мне?

— Да.

— Что?

— Просто спросил, как ты поживаешь.

Аннабелинда медленно кивнула.

— Моя единственная цель — приглядеть за тобой, чтобы тебе не пришлось страдать.

— Я не нуждаюсь, чтобы за мной приглядывали, и вспомни, что это тебя заставили страдать.

— Ты нуждаешься в присмотре… Не питай романтических иллюзий насчет Маркуса Мерривэла. Я знаю, что он очаровательно любезен со всеми, но он светский человек. В отношении женщин у него определенная репутация. Не воображай его романтическим влюбленным, ведь ты просто ничего не смыслишь в таких вещах.

Вскоре Аннабелинда ушла, а я лежала, размышляя над ее словами.

Недели ползли медленно. Наша жизнь подчинялась определенному распорядку. Отец часто отсутствовал по «делам палаты», как называла это мама.

Мисс Каррутерс приступила к своим обязанностям с присущей ей энергией, и мы занимались каждый день. Андрэ заботилась об Эдварде.

Матушка занималась благотворительностью, связанной с военными нуждами, в основном Красным Крестом, которому уделяла особое внимание. Нас всех время от времени приглашали помочь в его работе.

В один из темных ноябрьских дней миссис Черри вошла в мою комнату с сообщением, что меня хочет видеть какой-то джентльмен. Он ждет в гостиной.

Я сразу же подумала о Маркусе Мерривэле. Я взглянула на себя в зеркало. Щеки порозовели, глаза сияли. Меня охватило радостное волнение. Я поспешила в гостиную, открыла дверь и увидела Роберта.

Я страшно обрадовалась. Я уже забыла, что ожидала увидеть Маркуса.

— Роберт! — воскликнула я.

Он застенчиво улыбнулся. Цвет хаки не шел ему, делая его каким-то другим. Роберт выглядел бы иначе, если бы уже стал офицером и получил элегантную форму, но этого еще не произошло. Он казался очень бодрым и здоровым, немного загорел и отчасти утратил ту нескладность, которая так шла ему.

Я бросилась к Роберту, и мы крепко обнялись.

— Как чудесно снова увидеть тебя! Я все время задавала себе вопрос, когда же ты приедешь.

— Я чувствую то же самое, — ответил Роберт. — Кажется, прошла целая вечность. Я уже все знаю о вашей поездке домой. Наверное, это было настоящее приключение.

— О да.

— К счастью, твой дядя смог организовать, чтобы вас вывезли оттуда.

— В противном случае нам пришлось бы передвигаться вместе с беженцами.

— Я слышал, что вас доставил майор Мерривэл. Я страшно переживал, думая о вас в этой школе. Надо же было оказаться именно в Бельгии!

— Я часто задаю себе вопрос, что там сейчас происходит. Мадам Рошер, владелица школы, очень высокомерная аристократка. Я пытаюсь понять, как все может обернуться для нее.

— Очень неприятно находиться в оккупированной стране, надеюсь, нам никогда не придется испытать это.

— Конечно, не придется! Это совершенно немыслимо. При всех обстоятельствах есть Ла-Манш.

Для Франции все иначе.

— Это так. Я часто думаю о дедушке. И мама тоже. У нас нет сведений, что происходит в Бордо.

— Мне кажется, что месье Бурдон сможет позаботиться о себе.

— Мне тоже так кажется, но нам хотелось бы знать наверняка.

— Роберт, расскажи мне о себе.

— Ну, сначала приходилось трудно, но я привык. К моему большому удовольствию, мы много занимаемся верховой ездой, постепенно входят в привычку и распорядок дня, и приказы, которые надо немедленно выполнять. Это не вызывает отрицательных эмоций. Возникает замечательное ощущение товарищества, и ты испытываешь удовлетворение, когда, вконец измотанный, ложишься в постель и спишь, спишь до самого подъема.

— Ты очень скучаешь по дому, Роберт?

— По многим причинам, да. Но мы должны воевать и победить. Оставаясь дома, нам никогда не сделать этого.

— На сколько тебя отпустили?

— Осталось три дня. Два я уже провел дома, а остальные буду здесь, в Лондоне.

— Как хорошо!

— Мать и сестра приехали со мной. Отец вынужден остаться. У него столько работы.

— Он возражал против твоего приезда сюда?

— Ты же знаешь, какой он. Всегда готов войти в положение и сделать то, что хочет его семья. И, конечно, мама и Аннабелинда сказали, что мы должны провести время в Лондоне, чтобы повидать тебя и твоих родных.

— Я так рада, что ты здесь.

— Я очень давно тебя не видел. С прошлого Рождества. Только подумать! Мы никогда еще не расставались так надолго.

— Мне не верится, что мы должны расстаться.

Как ты собираешься провести свое увольнение здесь?

— С тобой…

— Какая замечательная перспектива!

Роберт взял меня за руку и заглянул в лицо.

— Ты действительно так считаешь, Люсинда?

— Конечно.

— Ты немного изменилась.

— В чем?

— Повзрослела.

— Мы все время взрослеем.

— Я имею в виду, что дело не в том, что прошел год. Думаю, это война и то, что ты увидела во время вашего страшного путешествия. Я слышал о ребенке.

— О да. Ты должен взглянуть на Эдуарда.

— Ужасно было видеть смерть этой женщину… и с твоей стороны замечательно взять на себя заботу о ребенке.

— Я знала, что ты поймешь.

— Ты не могла поступить иначе. Я слышал, что он славный малыш.

— А ты знаешь об Андрэ Латур?

— Да, Аннабелинда рассказала мне. Она говорила, что майор Мерривэл был просто великолепен.

— Да.

— Я хотел бы оказаться на его месте, Люсинда.

— Ну, ты находился на военной подготовке, и поэтому, я думаю, дядя Джеральд поступил правильно.

— Наверное, это было необычно… все вместе…

— Теперь я дома, и все хорошо. С нами приехала мисс Каррутерс, школьная учительница. Она стала моей гувернанткой.

— Ну конечно, тебе же всего пятнадцать.

Роберт вздохнул, и я сказала:

— Ты как будто находишь это достойным сожаления.

— Ну, — признался он, — мне бы хотелось, чтобы ты была немножко постарше. Скажем, семнадцатилетней.

— Семнадцать? Разве это такой уж зрелый возраст?

— Это возраст, когда ты можешь начать думать о будущем.

— Я считаю, что о будущем можно думать в любом возрасте.

— Я имею в виду строить планы… разумные планы. — Я казалась озадаченной, и он продолжал:

— Ничего. Мы поговорим об этом потом. Чего бы тебе хотелось? Пойти в театр? Жаль, мы не можем покататься верхом. Мне бы хотелось пронестись галопом по полям.

— Мы можем немного погулять. Как обычно.

— Это было бы здорово. Мы смогли бы сбежать от всех?

— Ты именно этого и хочешь?

— Да, — сказал Роберт.

— Думаю, поскольку это твое увольнение, тебе и выбирать.

В комнату вошла Аннабелинда. Она нежно поцеловала меня.

— Я решила, что мой взрослый брат сделает тебе сюрприз. Как ты его находишь?

— Я считаю, что он выглядит великолепно, а повидаться с ним просто замечательно.

— Я знала это наперед. Люсинда — твоя большая поклонница, Роберт.

— Взаимно.

Аннабелинда рассмеялась. Она находилась в хорошем настроении.

Вошла ее мать. Тетя Белинда выглядела очень элегантной, они с дочерью были удивительно похожи. Тетя величественно заключила меня в свои объятия.

— Дорогая Люсинда! Как приятно видеть тебя!

Вошла моя мама.

— Какой прекрасный сюрприз появление Роберта, правда? — сказала она.

Я согласилась.

— Я так рада, что ты здесь, — прибавила матушка, обращаясь к Роберту.

— О, мне хотелось увидеть вас всех.

— И в особенности его милую Люсинду, — добавила Аннабелинда.

— Роберт как раз говорил, чем ему хотелось бы заняться. Я сказала, что это его отпуск и он должен сам решать.

— И у него всего три дня, — добавила мама.

— Ничего, — сказал Роберт. — Я их использую на полную катушку.

Мы отправились на обед.

Аннабелинда поинтересовалась, где мисс Каррутерс и Андрэ Латур.

— Мисс Каррутерс — ярая приверженка условностей, — объяснила мама. — В некоторых случаях обедает с нами, но, по-моему, делает это с явной неохотой. Что касается Андрэ, то она весь день находится в детской с Эдвардом, но очень часто обедает с нами.

— А как поживает малыш? — спросила тетя Белинда.

— Замечательно. Нам уже не представить наш дом без него.

— Как все прекрасно устроилось! — сказала тетя Белинда. — Ты всегда была милым человеком, Люси.

— Я не уверена, что это комплимент, — засмеялась мама.

— О, это комплимент, Люси, дорогая. Кстати, вы еще виделись с этим славным майором Мерривэлом?

Аннабелинда насторожилась, наблюдая за мной.

— Нет, — ответила мама. — В такие времена военные постоянно заняты.

— Какая жалость! Мы разминулись с ним в тот раз, когда он приходил на обед. Мне Маркус Мерривэл показался таким обаятельным человеком.

— Очень обаятельным, — подтвердила мама.

— И из такой хорошей семьи. Эта ужасная война… она прямо все портит.

— Она все продолжается и продолжается, — сказала мама. — А теперь мы еще объявили войну Турции. Столько горя за эти три месяца, и разве не ужасно, что враги потопили «Добрую Надежду» и «Монмут»?

— Я отказываюсь говорить об этих жутких вещах, — сказала тетя Белинда. — С меня хватит и с тебя, наверное, тоже, Люси. Я думаю, это Джоэль сообщает дома все эти ужасные новости?

— Об этом пишут в газетах, — резко ответила мама.

— А мой Роберт беспокоится о земле. В военное время мы должны выращивать больше зерна. Но хватит о сражениях! Довольно! Ходить по магазинам гораздо занимательнее! Я считаю, что мы не должны махнуть на себя рукой только потому, что идет война, — промолвила тетя Белинда, вызвав улыбку моей матери.

Потом Роберт рассказал несколько забавных историй из жизни в Сэлисбери Плэйн.

— Становишься спартанцем и стоиком, — сказал он.

Подражая старшему сержанту, он повторил несколько его саркастических высказываний об изнеженности некоторых новобранцев. «Теперь ты в армии, и здесь нет мамочки, чтобы целовать своего крошку и заботливо укрывать ночью». Среди офицеров оказался один, которому явно доставляло садистское наслаждение измываться над теми, кто выказывал признаки слабости.

Роберт рассказал нам, как новички что-то праздновали в местном кабачке, и этот садист, инструктор по верховой езде, напился до бесчувствия. Он даже не понял, что с ним произошло. Несколько новобранцев отнесли офицера на плац, раздели, сложили одежду и оставили его там.

— Должен сказать, что на следующее утро он все же появился в конюшне, и это приключение не оставило на нем никаких следов. Вел он себя, словно ничего не произошло, и ни словом не обмолвился об этом инциденте.

— Он получил по заслугам, — сказала тетя Белинда.

— Все-таки он стерпел месть тех, над кем издевался, а значит, в нем есть что-то хорошее, — сказала мама.

— Будьте уверены, Люси во всем найдет хорошее! — язвительно заметила тетя Белинда.

— Ну, обычно в каждом и в самом деле есть что-то хорошее, — сказала я.

— Я вижу, что ты воспитала дочь в своем духе, Люси, — промолвила тетя.

— И правильно сделала, — сказал Роберт и продолжал:

— По крайней мере, он пожал то, что посеял.

Думаю, он считал это жестоким, но справедливым.

— Ну, мы с Аннабелиндой не такие добрые, как ты и твоя дочь, Люси, сказала тетя Белинда. — Мы бы злорадствовали, правда, дорогая? Мы бы оставили его вдобавок и без одежды. Тогда вы бы посмотрели, приступил ли бы он к своим обязанностям, благородно игнорируя причиненное ему зло.

— Мы не настолько уж ненавидели его, — объяснил Роберт. — Он жесток, но не очень-то легко обучать неопытных новобранцев.

— Пока мы в городе, надо сходить в театр, — сказала тетя Белинда, меняя тему разговора.

Эти три дня мы с Робертом провели вместе. Мы наслаждались прогулками по Лондону. Нам нравилось одно и то же, и мы почти читали мысли друг Друга.

Проходя по Вестминстерскому мосту, мы вспомнили, как я забыла перчатки на скамейке в Грин-Парке и нам пришлось вернуться за ними. Роберт, как и я, мог воскресить в памяти нашу радость и возбуждение при виде этих перчаток на скамейке на том же самом месте, где я их оставила. Мы оба преисполнялись благоговением, проходя мимо величественных палат парламента. На фоне текущей Темзы эти огромные башни в готическом стиле казались очень древними, хотя им еще нет и сотни лет. Они олицетворяли в наших глазах то, чем мы дорожили: дом, нашу страну, частью которой мы всегда с гордостью и благодарностью ощущали себя.

Теперь это чувство становилось еще сильнее. Мы сражались, спасая себя от иноземного господства, мы сражались, чтобы в такие маленькие страны, как Бельгия, не мог безнаказанно вторгаться враг.

Роберт отправлялся на поле боя, я одновременно и тревожилась за него, и гордилась им.

Мы часто ходили в Грин-Парк и смотрели на уток. Мы отыскали скамейку, на которой я когда-то забыла перчатки. Это рассмешило нас, и мы начали вспоминать разные случаи из прошлого.

— Похоже на то, Люсинда, — сказал Роберт, — что наши жизни всегда оказывались переплетены.

— Это потому, что наши матери — подруги.

— Вы с Аннабелиндой как сестры.

— Да. Так было всегда. Хотя я так мало вижу подругу в этот приезд.

— Я думаю, они с матерью сговорились оставить нас вдвоем.

— Ты так думаешь?

— О, это очевидно. Я не жалуюсь.

— Я тоже, думаю, они ходят по магазинам. Они всегда это делают, когда приезжают в Лондон.

— Они были бы рады приобрести здесь особняк, но, поскольку твои родители оказывают нам гостеприимство, не видят в этом особой необходимости. И мой отец против.

— Но, я думаю, они бы его уговорили.

— Я тоже так думаю. У меня был замечательный отпуск.

— Надеюсь, тебе будет не слишком тяжело возвращаться к этому ужасному инструктору по верховой езде.

— Мне тяжело расставаться с тобой.

— О, Роберт, я не хочу, чтобы ты уезжал.

Он взял мою руку и сжал ее:

— Пиши мне, Люсинда.

— Конечно.

— И рассказывай мне обо всем, что происходит.

— Я буду… и ты тоже.

— Я думаю, мои письма будут проходить цензуру.

— Мне не нужны военные сведения, меня интересуешь только ты.

Роберт рассмеялся.

— У меня будет еще один отпуск, а потом мне должны присвоить офицерское звание.

— И это может означать немедленную отправку на фронт.

— Думаю, что да.

— Возможно, к тому времени война уже окончится.

— Кто знает? Люсинда, а ты кажешься взрослее. Я имею в виду, старше своих лет.

— Правда?

— Пятнадцать. Тебе скоро исполнится шестнадцать. Это уже почти зрелость.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя какой-то сморщенной старухой.

— О нет. Я просто хочу, чтобы мы были ровесниками, вот и все.

— В этом случае, ты не был бы для меня тем милым взрослым братом, каким я знаю тебя всю мою жизнь.

— Об этом и речь.

— О чем?

— Подрастай быстрее, Люсинда, будь хорошей девочкой.

— Обещаю сделать все, что в моих силах.

Роберт повернулся и поцеловал меня в щеку.

— Чудесно, — сказал он. — Мы понимаем друг друга.

— Да. Думаю, да. Мне будет очень грустно, когда ты завтра вернешься в полк.

— Тогда давай составим план на мой следующий отпуск.

— Какая прекрасная мысль! А я тем временем подумаю, как побыстрее подрасти.

— Просто сделай это, — сказал Роберт.

Мы вернулись домой чуть молчаливее обычного.

Мы все пошли на станцию проводить Роберта.

Тетя Белинда с Аннабелиндой остались в Лондоне еще на несколько дней.

Меня удивляло, что Аннабелинда не проявляла ни малейшего интереса к Эдварду, а если о малыше упоминали, ее лицо словно превращалось в маску.

Она вела себя так, словно ее раздражало, что я привезла ребенка в Англию. Аннабелинда предпочла бы, чтобы дитя осталось в Бельгии, благополучно устраненный с ее пути.

Думаю, это было достаточно логично. Этот эпизод из своей жизни ей хотелось забыть, а мой поступок вытащил его плод на свет Божий, чтобы он напоминал ей о себе при каждом визите к нам.

Но мне казалось бесчеловечным, что собственный сын не вызывает у женщины ни интереса, ни даже любопытства.

Аннабелинда пребывала в прекрасном настроении и, видимо, простила мне, что я не сообщила ей о перенесении обеда в честь Маркуса Мерривэла на другое число.

Она иногда приходила в мою комнату немного поболтать наедине. Мы говорили и школе и о том, что могло случиться с мадам Рошер.

— Не сомневаюсь, что она будет давать указания армии оккупантов.

— Бедная мадам Рошер, мне трудно представить нечто подобное.

— Ты ведь не можешь вообразить, что она кому-нибудь подчиняется, да?

— В таких обстоятельствах могу.

— А я не перестаю думать, как все удачно получилось. Благодаря несравненному майору Мерривэлу. Ты ничего не слышала о нем?

— Нет.

— Ты уверена?

— Конечно.

— Ты уже один раз проявила скрытность, когда дело касалось его. Мне просто интересно.

— Я ничего не скрываю. Думаю, он где-то во Франции… или в Бельгии.

— Я считаю, что, поскольку он в одном полку с твоим дядей, ты можешь что-то знать.

— Мне неизвестно, где дядя Джеральд. Идет война. Многие вещи надо держать в секрете.

— Понимаю. Думаю, он весело проводит время, а?

— Я бы сказала, что там не так уж и весело.

— Маркус всегда будет хорошо проводить время. С ним так здорово. Но с Робертом ведь тоже очень хорошо вместе, да?

— Да. Ты же знаешь об этом.

— Он хороший парень, Роберт. Вы с ним просто созданы друг для друга.

— Что ты имеешь в виду?

Аннабелинда рассмеялась:

— Ты знаешь, что я имею в виду. Я думаю, наши родители всегда планировали это.

— Ты имеешь в виду?..

— Конечно, дурочка. Свадебные колокола и все такое прочее. Будь ты на год или два старше, он сделал бы тебе предложение прямо сейчас. Для меня это очевидно.

— Это вовсе не очевидно. Я всегда любила Роберта. Мы всегда были добрыми друзьями.

— Говорят, это лучшая основа для брака. Он тебе нравится, правда? Разве не здорово, что ты станешь моей невесткой? Знаешь, это общее желание.

— Я не верю, что моим родителям приходят в голову подобные мысли. А тебе, Аннабелинда, я бы посоветовала заняться собственными делами, а моими я займусь сама.

— О! — сказала она с издевкой. — Милая Люсинда, Роберт обожает тебя, а ты его. Вы идеальная пара. Вы так похожи. Когда ты выйдешь за него замуж, вы поедете в деревню, у вас родится десять детей и вы будете идеальными супругами, из тех, кто «и с тех пор они жили счастливо».

— Аннабелинда, перестань устраивать мою жизнь!

— А я ее и не устраиваю. Я просто говорю, какой она будет, и для тебя же это лучше!

— К своим многочисленным достоинствам ты добавляешь еще и ясновидение.

— Я просто рассуждаю логично и вижу то, что у меня прямо перед глазами. Похоже, ты действительно рассердилась. Хочешь, чтобы я ушла?

— Да… если ты собираешься предсказывать мое будущее. Почему бы тебе не предсказать свое собственное?

— Я сделала это, Люсинда.

Я пристально посмотрела на нее. Я понимала, о чем она думает. Ей очень понравился Маркус Мерривэл. Он был из богатой и занимающей прекрасное положение семьи и при этом привлекателен сам. Идеальное сочетание. Аннабелинда надеялась снова увидеть его, чтобы очаровать — а в своих способностях на этот счет она не сомневалась, — и она слегка опасалась меня. Только потому, что, приходясь племянницей начальнику Маркуса, я имела больше возможностей для встречи с майором, чем она.

После ухода Аннабелинды я стала размышлять над ее словами.

Действительно ли мои родители так горячо желали моего брака с Робертом? Я знаю, что они приветствовали бы его, потому что очень любили Роберта. А Роберт? Он был со мной очень нежен и немного загадочен… если возможно себе представить его таким. Он намекнул, что, будь я постарше, он мог бы сделать мне предложение.

Это льстило моему самолюбию. Мне очень нравился Роберт. С другой стороны, меня постоянно преследовал образ Маркуса Мерривэла. Я вспоминала, как он вел себя на пути к границе Франции и Бельгии… по дороге к Кале… и потом в нашей собственной гостиной.

Меня волновало то, что Аннабелинда явно видела во мне соперницу.

Наступило Рождество. Шла война, и люди помнили, что ее обещали кончить к Рождеству, и вот оно, Рождество, а война продолжается.

Мы не добились легкой победы. Через Ла-Манш перевозили раненых, а война все шла и шла.

С самого начала военных действий моя мама энергично занялась благотворительной деятельностью.

В апреле 1915 года у нее родилась идея превратить Марчлэндз в госпиталь. Именье находилось не слишком далеко и от побережья, и от Лондона.

Оно стояло в лесу. Надеялись, что чистый воздух, наполненный хвоей, будет благотворно влиять на выздоровление раненых.

Мама полностью окунулась в хлопоты. Отец всю неделю оставался в Лондоне, но приезжал в Марчлэндз на воскресенье. Были приглашены двое врачей и несколько медсестер. Мы с мисс Каррутерс тоже помогали. Конечно, мы не имели специальных знаний, но в госпитале находилось множество работы, для которой они и не требовались.

Наступил май, когда снова появился Маркус.

Он сопровождал дядю Джеральда, и они оба собирались через несколько дней в Галлиполи,[4] хотя только неделю назад вернулись из Франции.

За обедом дядя Джеральд и Маркус в основном говорили о войне. Дядя Джеральд любил разыгрывать сражения на скатерти, где перечница изображала крепость, а вилки — ружья. Силы противника представляло специально выбранное блюдо.

Мой отец внимательно слушал. Последнее время он был очень занят. В верхах царила тревога.

Оказалось, что войну не так-то легко выиграть, как считали некоторые.

— Вся операция проводится, чтобы помочь русским, — говорил дядя Джеральд. — Именно поэтому мы сражаемся с турками за Дарданеллы.

— Фишер это не одобряет, — сказал отец. — А вы знаете, что он руководит операцией.

— Это плохо, — сказал дядя Джеральд. — Первый лорд Адмиралтейства может наделать ошибок.

— Черчилль считает, что совместные боевые операции Англии и Франции на суше и на море могут заставить Турцию выбыть из игры.

— К этому мы и стремимся.

— Это будет не так, как во Франции, — сказал Маркус. — Нам уже начинает надоедать позиционная война.

— Ужасный способ воевать, — согласился дядя Джеральд. — Мы ведем себя, почти как троглодиты. Избегаем противника вместо того, чтобы вступить с ним в бой.

Потом в гостиной я перекинулась парой слов с Маркусом.

— Когда вы уезжаете? — спросила я.

— В любой момент, когда прикажут. Никогда не знаешь точно.

— Как все неопределенно во время войны!

— Думаю, милая Люсинда, что так бывает даже в мирное время.

— Как, по-вашему, скоро кончится война?

— Начинаешь остерегаться прогнозов. С уверенностью можно сказать только одно. С каждым днем мы становимся старше.

— Вы говорите об этом как о чем-то приятном.

Большинство людей не хотят стареть.

— Это зависит от возраста. Люди капризны, правда? Одни пошли бы на все, чтобы замедлить бег времени, другим хотелось бы ускорить его.

— А в какую категорию попадаете вы?

— Мне хотелось бы, чтобы вы быстро повзрослели на несколько лет, а я остался бы таким, как я есть.

Уже второй раз поднимался вопрос о моем возрасте, сначала Робертом, а теперь Маркусом. Это должно было что-то означать.

Я не могла удержаться от вопроса:

— Зачем вам это?

— Потому что есть вещи, которые я хотел бы вам сказать, но пока не могу.

— Мне бы хотелось услышать их.

— Не искушайте меня, милая маленькая Люсинда. Просто подрастайте, прошу вас. Вам шестнадцать или исполнится шестнадцать в этом году?

— Только в сентябре.

— Я это запомню. В это время через год вам будет почти семнадцать, но я уверен, что вы приобретете семнадцатилетнюю умудренность до достижения этого возраста.

— Похоже, что вы считаете семнадцать лет весьма знаменательным возрастом.

— О да, это так. В это время девушка становится женщиной.

— Звучит поэтично.

— Вы разбудили во мне поэта. Действительно, под вашим влиянием во мне пробуждается все хорошее. Поэтому нам необходимо как можно чаще встречаться, чтобы это хорошее восторжествовало.

— Но как? Ведь вы будете далеко?

— Давайте каждый день думать друг о друге.

И при первой же возможности я приеду посмотреть, выполняете ли вы свое обещание скорее взрослеть.

— Разве я дала такое обещание? И в любом случае я не смогу осуществить его, если вы упорно будете обращаться со мной как с ребенком.

Маркус внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Простите меня. Если бы мы не находились в гостиной ваших родителей, у меня возникло бы искушение забыть о вашем возрасте.

Смысл его слов не вызывал сомнения. Я подумала об Аннабелинде. Этого она и боялась. От этой мысли меня охватило радостное волнение.

Через два дня майор Мерривэл уехал в Галлиполи.

Я много думала о нем. Действительно ли он говорил мне о своих чувствах? Или это были беспечные, ласковые слова, которыми он одаривал весь женский пол? Я была немного растеряна, но, должна признаться, что он привлекал меня. Аннабелинда проявила определенную проницательность.

Я задавала себе вопрос, что она сказала бы, услышав наш разговор.

Я следила за военными действиями в. Галлиполи. То, что происходило там, казалось очень далеким и чрезвычайно опасным. Поскорее бы все это кончилось!

Мы должны были скоро переехать в Марчлэндз.

Госпиталь был почти готов. Мисс Каррутерс отнеслась к затее с большим энтузиазмом. Она говорила, что нас должна радовать возможность внести свой вклад в борьбу за победу, а научиться кое-чему в госпитале полезно, но не за счет наших уроков.

Андрэ была с ней согласна и надеялась, что Эдвард сможет иногда обойтись часок и без нее.

Я много думала о Маркусе. Меня интересовало, когда я снова увижу его и будет ли он по-прежнему придерживаться игривых недомолвок. Должна признаться, что я находила все это очень увлекательным. Майор Мерривэл был самым привлекательным из всех мужчин, которых я когда-либо встречала, и это было не только моим мнением.

Большинство людей согласились бы со мной, и мне очень льстил сам факт, что он обратил на меня внимание.

Я пыталась узнать как можно больше о Дарданелльской операции и была очень встревожена, получив сведения, что она проходит неудачно.

Но что складывалось удачно в этой войне? Из Франции тоже поступали плохие новости. О скором окончании войны даже не шла речь.

Я пыталась хотя бы частично проникнуться энтузиазмом мамы относительно госпиталя, чтобы мои мысли не устремлялись постоянно к Маркусу.

Как-то ночью, в полнолуние, я неожиданно проснулась. Может быть, меня разбудил яркий свет луны. Существовала какая-то причина, но я не могла с уверенностью сказать, не приснилось ли мне что-нибудь. Снаружи стояла тишина. С тех пор как первый цеппелин появился над берегом в начале декабря прошлого года, полная луна вызывала у людей тревогу. То, что казалось таким прекрасным в мирное время, могло стать опасным в военное.

Для полетов на своих дирижаблях наши враги выбрали бы лунную ночь. Они попытались бы разрушить наши дома, как коттедж Жаке и Маргарет.

Я прислушалась. Легкие шаги, скрип половицы.

Кто-то бродил по дому.

Я взглянула на часы у кровати. Было около двух часов ночи. Я встала, нащупала домашние туфли, набросила пеньюар, открыла дверь и выглянула в коридор. Никого. Потом я снова услышала шаги. Кто-то шел по лестнице. Я поспешила к лестничной площадке и, взглянув вниз, увидела осторожно спускающуюся фигуру.

Это была Андрэ.

— Андрэ, — прошептала я, — Андрэ, что случилось?

Она обернулась, и на мгновенье ее лицо стало испуганным. Потом она сказала:

— О… это вы… Я разбудила вас. Мне так жаль, Люсинда.

— Что-нибудь случилось?

— Пустяки… Вы же знаете, как я беспокоюсь об Эдварде.

Андрэ поднялась по лестнице и стала рядом со мной.

— Что с ним?

— Ничего особенного. Я шла на кухню взять немного меда.

— Меда! В такое время? Сейчас около двух часов ночи.

— Видите ли, малыш немного кашляет. Это мешает ему заснуть. Теперь он спит, и я решила выскользнуть вниз и принести меда, который поможет ему. Не волнуйтесь. Просто небольшая простуда. Мне показалось еще днем, что ему немного нездоровится. И этот кашель, который не давал ему заснуть…

— Утром я пошлю за врачом.

— Это не понадобится. Просто кашель мешал Эдварду заснуть, а потом, когда он, наконец, уснул… я выскользнула за медом — Прекрасная идея. Я пойду с вами.

— Вы знаете, где мед?

— Нет, но мы найдем его. Он стоит где-то вместе с вареньем и джемами. Вы в самом деле считаете, что у малыша нет ничего серьезного?

— Господи, конечно, нет. Боюсь, что я слишком трясусь над ним. Но вам это понятно. Вы в этом смысле такая же, как и я. Я прекрасно разбираюсь в легких недомоганиях у детей, которые мгновенно проходят. Вероятно, к ужину он будет в полном порядке.

Мы дошли до кухни и после недолгих поисков, нашли мед.

— Это замечательно, что вы заботитесь о нем, — сказала я.

— Он такая прелесть!

— Я тоже так думаю. Но вы так хорошо к нему относитесь.

— Это просто моя работа, поэтому, пожалуйста, не делайте из меня героиню. Мне доставляет удовольствие присматривать за Эдвардом Я хотела найти какое-то пристанище. Вы и ваша семья столько для меня сделали. Если я смогу хоть немного отплатить вам, я буду вне себя от радости. То, что делаю я, пустяки по сравнению с тем, что вы сделали для меня. Быть здесь, выбраться…

Я сжала руку Андрэ.

— Странно, что зло может породить что-то хорошее, — сказала я.

— А возможно, и добро может породить зло.

— Неужели вы верите в это?

— Нет, конечно, нет. Думаю, мне надо поспешить назад. Его светлость Эдвард может проснуться и раскрыться, если некому будет приглядеть за ним.

— Надеюсь, его кашель не станет сильнее. Мы должны проследить за этим, Андрэ.

— Положитесь на меня.

Мы вместе поднялись по лестнице.

— Я пойду к Эдварду, — промолвила я.

— Лучше не надо, — сказала девушка. — Если он проснется, его заинтересует, что происходит, и он больше не заснет. Надеюсь, он все еще спит.

Тогда все хорошо. В случае необходимости я дам ему мед. Если что-нибудь действительно будет не так, я сразу же приду к вам.

— Наверное, вы правы, — сказала я.

Мы помедлили у моей двери.

— Мне так жаль, что я побеспокоила вас, — сказала Андрэ. — Я старалась не шуметь.

— Вы испугались, когда увидели меня. Боюсь, я напугала вас.

Андрэ рассмеялась.

— Наверное, я приняла вас за привидение. Вы чутко спите?

— Да нет. Просто я уже проснулась. Думаю, меня разбудила луна. Она светила прямо в окно.

О, как я хочу, чтобы эта проклятая война кончилась! Из-за нее у всех нас сдают нервы.

— В Марчлэндзе у нас почти не останется времени думать о чем-то, кроме госпиталя.

— Возможно, работа там пойдет нам на пользу.

— Хотелось бы, — сказала Андрэ. — Ну, спокойной ночи, Люсинда. И еще раз прошу извинить меня.

Я вернулась в постель. Я думала о тревоге Андрэ за Эдварда я надеялась, что с ним все в порядке.

Она оказалась превосходной няней. Я стала вспоминать нашу встречу в гостинице. Потом я мысленно повторила поездку через Францию. Картины вспыхивали в моем мозгу и гасли. Я видела растерянные лица беженцев, старую женщину, толкающую детскую коляску, наполненную всем, что старушка смогла захватить, ветхий автомобиль, набитый людьми и вещами, маленьких детей, цепляющихся за материнские юбки. Все они были внезапно лишены крова.

Эти образы запечатлелись в моей памяти навсегда.

Потом я уснула. Утром Эдвард чувствовал себя прекрасно.

Примерно через неделю госпиталь был готов к приему раненых. Несколько комнат превратились в больничные палаты. Появились операционная, множество кладовых, амбулатория, вообще все, что должно иметься в госпитале. Мама была совершенно счастлива.

У нас работали два врача: доктор Эджертон, примерно сорока лет, и доктор Мэй, более зрелого возраста, а также штат медицинских сестер, в большинстве своем, молодых, только что прошедших курс обучения, во главе которых стояла старшая сестра Гэмэдж, вселявшая ужас не только в подчиненных, но и во всех нас. Имелся также штат прислуги, который служил в Марчлэндзе с тех пор, как я себя помнила. Всех переполняла решимость добиться успешной работы госпиталя. Все были рады сделать что-нибудь для страны.

Как я и предполагала, мисс Каррутерс оказалась ценнейшим работником. Ее властность пришлась очень кстати. Она и сестра Гэмэдж сразу страшно понравились друг другу. Мама понимала, какое грандиозное дело она затеяла, и была очень признательна всем помогавшим ей.

Катастрофа следовала за катастрофой. «Луизитанию» на пути из Нью-Йорка в Ливерпуль потопила в мае немецкая подводная лодка. Погибло примерно тысяча двести человек. Это потрясло всю страну. Все только и говорили, что о вступлении в войну Соединенных Штатов.

Действия коалиционного правительства, сформированного мистером Асквитом, в которое вошли такие лидеры партии, как Бонар Лоу и Остин Чемберлен, не принесли особого успеха. Дарданелльская авантюра угрожала обернуться катастрофой. Уинстона Черчилля критиковали за ее полное одобрение. Премьер-министра обвиняли в некомпетентности и неспособности привести страну к победе.

Мы все настраивались на новый образ жизни.

По утрам мы с мисс Каррутерс занимались. Днем мы два часа посвящали верховой езде. Мисс Каррутерс в юности каталась верхом, но уже несколько лет не садилась на лошадь. Однако, она быстро вспомнила старые навыки и оказалась довольно хорошей наездницей. Андрэ училась у нас, и иногда мы совершали прогулки верхом все вместе.

Я обнаружила, что Андрэ обладает великим даром радоваться, и было приятно видеть, насколько она благодарна нам за избавление ее от необходимости вести ту жизнь, которая ей претила. Мисс Каррутерс испытывала нечто подобное, но не в такой степени и в любом случае не демонстрировала своих чувств с такой готовностью.

— Я люблю старые дома, — сказала как-то Андрэ, — особенно те, у которых есть своя история.

Ей хотелось все узнать о Марчлэндзе. Она изучала фамильные портреты Гринхэмов и задавала вопросы о них. Я знала очень мало.

— Вам надо расспросить моего отца, — сказала я.

— В такое время, как сейчас, он слишком занят, чтобы удовлетворять мое любопытство, — ответила Андрэ. — Кстати, что вы можете сказать об этом доме… кажется, Милтон Прайори? Я слышала разговоры слуг о нем. Мне бы хотелось на него взглянуть.

— Он находится примерно в двух милях отсюда, — сказала я. — Мы можем пойти и посмотреть на него. Уже несколько лет он пустует. Он из тех домов, про которые говорят, что в них водятся привидения.

— Именно это я и слышала от слуг.

— Что в нем раздаются странные звуки? — спросила я. — Плач, и стоны, и свет в окнах?

— Что-то вроде этого.

— Дом совершенно заброшен. Не знаю, кому он принадлежит. Там не на что особенно смотреть.

— Все-таки мне хотелось бы как-нибудь взглянуть на него.

— Тогда завтра. Давайте отправимся туда верхом. Не думаю, что мисс Каррутерс будет возражать.

На следующий день в конюшне Андрэ напомнила мне о моем обещании поехать в Милтон Прайори.

— Хорошо, — промолвила я. — Но приготовьтесь к разочарованию.

— Это тот старинный особняк, окруженный кустарником? — спросила мисс Каррутерс.

— Описание довольно верное, — ответила я.

Я не видела дом уже около двух лет. И сразу же заметила в нем перемену. Кустарник оставался таким же неухоженным, но строение потеряло нежилой вид. Может быть, причина была в вымытых окнах?

— Очаровательно, — сказала Андрэ. — Да, он похож на дом с привидениями. Вам известна его история?

— Нет, совершенно неизвестна, — ответила я, — Знаю только, что он уже долго пустует, и, похоже, никто не хочет купить его. Я не знаю, продается ли он. Я ничего не слышала об этом.

— Давайте подъедем поближе, — попросила Андрэ.

— Не возражаю, — сказала я.

Мы направили своих лошадей к кустам, и внезапно из них выбежала восточноевропейская овчарка и понеслась к нам. Она казалась свирепой и опасной.

— Ангус! — произнес чей-то голос, — Что случилось, старина?

К нам шел человек. Его поношенная одежда и неряшливый вид соответствовали дому. Мужчина был средних лет, с рыжеватой бородой, в руках он держал ружье.

— Сидеть, Ангус 1 — сказал незнакомец.

Ангус сел, но продолжал следить за нами с мрачным и угрожающим видом.

— Что вы здесь делаете? — спросил мужчина. — Вы знаете, что вторглись в чужие владения?

— Извините, — сказала я. — Мы этого не знали.

Ведь дом пустовал уже много лет.

— Вы не двинетесь с места, пока я не узнаю, что вам надо.

Меня поразили его слова.

— Я ваша соседка из Марчлэндза, — промолвила я.

— Ну и что? — ответил хозяин собаки.

— Мы просто хотели взглянуть на дом. Пожалуйста, скажите нам, кто вы.

— Я сторож, — ответил мужчина.

— Сторож Милтон Прайори!

— И буду им в дальнейшем.

— Дом продается? — спросила я.

— Думаю, да.

— Я не слышала об этом.

Охранник пожал плечами.

— Наверное, кто-то уже купил его, — предположила я.

— Вполне возможно.

— Понимаю. Извините. Дом так долго пустовал. Мы просто хотели рассмотреть его поближе.

— На вашем месте я бы оставил эту затею.

Ангусу это бы не понравилось, пес очень свиреп, должен вам сказать.

— Ну, теперь мы предупреждены, — сказала я. — Извините, Андрэ. Это все, что вы увидите.

— Какое разочарование! — сказала она. — Мне бы хотелось узнать историю этого места. Интересно, кто здесь будет жить?

— В свое время мы это узнаем. Обитатели дома будут избирателями моего отца, и он придет сюда, чтобы их агитировать.

Мисс Каррутерс сказала, что дом ей понравился. По ее мнению, похоже на эпоху ранних Стюартов.

— Но, по-моему, он нуждается в реставрации.

Сколько, вы говорили, он пустовал, Люсинда?

— Не знаю точно. Но долго.

В конце недели, как это часто бывало, приехал отец. Маме не терпелось сообщить ему, как продвигаются дела в госпитале.

Помню, за обедом он сказал нам, насколько непопулярен становится премьер-министр.

— Война все еще продолжается, и они ищут козла отпущения. Бедный Асквит! Он самая подходящая фигура. Ллойд Джордж только и ждет, чтобы занять его место. Марго Асквит в бешенстве.

Если кто-то м способен удержать его от ухода в отставку, то это его грозная жена.

Доктор Эджертон в тот вечер обедал с нами. Он сидел рядом с мисс Каррутерс.

— Я считаю Ллойда Джорджа очень талантливым человеком, — сказал доктор.

— Возможно, этот огнедышащий уэльсец проявит всю ту энергию, которой так недостает Асквиту, — предположила мисс Каррутерс.

— О, я в этом не уверен, — ответил доктор, и между ним и мисс Каррутерс разгорелась дискуссия о достоинствах Ллойда Джорджа и Асквита.

— Мне жаль старика, — промолвил отец, — но начинают поговаривать, что не лучше ли ему уступить свое место Ллойду Джорджу.

— А Черчилль? — спросила мама.

— О, он в опале из-за Дарданелл. Он слишком уверен в правильности взятого курса. Думаю, сейчас, эта уверенность поколебалась.

— Дела обстоят очень плохо? — спросила я.

— Не настолько плохо, как это освещают газеты. Они считают сенсационными только плохие новости. И если можно кого-нибудь обвинить, репортеры это сделают. Людей всегда больше интересуют плохие новости, чем хорошие. Сформулируем это так. Дела могли бы обстоять лучше.

— Мы на днях говорили о Милтон Прайори, — сказала мама, — Люсинда рассказала, что там появился сторож со свирепой собакой.

Мне показалось, что отец насторожился.

— Милтон Прайори? — сказал он. — Что такое с ним?

— Похоже, что кто-то продает его. Люсинда пошла туда посмотреть на дом… вернее, показать его Андрэ.

— Я была с ними, — сказала мисс Каррутерс. — Сторож довольно настойчиво попросил нас держаться подальше от этого места.

Я подробно рассказала отцу, что произошло.

— Собака вела себя очень агрессивно. Казалось, ей достаточно приказа хозяина, и она разорвет нас всех на куски.

— Надеюсь, что этот человек умел обращаться с ней. Ты решила, что дом собираются продать?

— Очень похоже.

— В свое время мы это узнаем, — сказала мама. — Интересно, кто будет новым владельцем?

— Надеюсь, они окажутся добрыми либералами, — сказала я. — Иначе нам придется обращать их в свою веру.

Отец улыбнулся.

— Какие изменения произошли в Милтон Прайори? — спросил он.

— Думаю, окна вымыли… ну и, конечно, появился сторож. Думаю, владельцам надо будет привести дом в порядок, если они надеются его выгодно продать.

— Подождем и посмотрим, как будут развиваться события, — вставила мама.

— На вашем месте я бы держался от него подальше, — сказал отец. — Мне не нравится, что там сторожевая собака.

— Мы обязательно услышим о его продаже, — добавила мама. — Здесь такие вещи не сохранить в секрете.

Потом разговор снова переключился на коалиционное правительство и вероятность того, что мистер Асквит уступит пост премьер-министра мистеру Ллойду Джорджу.

Вскоре после этого к нам приехал Роберт Дэнвер. В форме он выглядел очень красивым. Он был по-прежнему худым и казался еще выше, чем раньше, но уже не соответствовал утверждению Аннабелинды, что у ее брата «все части тела плохо подогнаны друг к другу».

Я пришла в восторг и с благоговением рассматривала Роберта.

— О, Роберт, тебе присвоили офицерский чин! — воскликнула я.

— Да, — подтвердил он. — Я чувствую себя настоящим мужчиной.

— И ты больше не подчиняешься этим грубиянам сержантам?

— Думаю, это было необходимо.

— Значит, прощай, Сэлисбери Плэйн, и теперь…

Поле сражения, — мое лицо омрачилось.

— Отъезд на континент придется отложить на месяц или больше. Меня посылают на курсы.

— Курсы? Я думала, ты уже закончил свою подготовку.

— Я прошел ее. Но это другое. Я придумал метод запоминания азбуки Морзе, и меня отобрали для курсов.

— Это означает, что ты будешь посылать сообщения… на поле сражения.

— Наверное.

— О, Роберт, я горжусь тобой!

— Я пока не сделал ничего, чем можно гордиться.

— Уже сделал и сделаешь еще больше.

— О, я человек не героического склада. Оставляю это таким, как майор Мерривэл. Кстати, ты видела его в последнее время?

— Нет. Он в Галлиполи.

Роберт помрачнел.

— И дядя Джеральд тоже, — продолжала я. — Мы очень беспокоимся.

Роберт понимающе кивнул.

Мама и тетя Селеста, часто приезжавшая в Марчлэндз и с удовольствием помогавшая в госпитале, очень обрадовались Роберту.

Потом к нам присоединились мисс Каррутерс и Андрэ, и мы вместе повели Роберта взглянуть на Эдварда.

— Как он растет быстро! — заметил Роберт.

Андрэ с гордостью смотрела на малыша.

— Он обещает стать крупным мальчиком, правда, Эдвард?

Эдвард что-то проворковал и ласково улыбнулся.

Мы съели обед, и мама сказала:

— Почему бы вам с Робертом не совершить небольшую прогулку верхом, Люсинда?

— Мне эта идея нравится, — сказал Роберт. — А тебе, Люсинда?

— Мне тоже, — сказала я.

Скоро мы уже скакали по знакомой местности, как в те времена, когда я еще не уехала в школу и не началась война.

Мы продолжали вспоминать прошлое.

— Ты помнишь, как мы нашли на дороге птенца черного дрозда?

— О да. Он выпал из гнезда. И ты влез на дерево, потому что мы догадались, что гнездо там… и положил его обратно. А на следующий день пришли взглянуть, все ли с ним в порядке. — Помнишь, как твоя лошадь споткнулась в лесу о поваленное дерево и ты упала на груду листьев?

Мы смеялись, вспоминая это. У нас было столько общих воспоминаний.

— Это кажется таким далеким, — сказала я, — потому что все изменилось.

— Война кончится, и нормальная жизнь вернется.

— Ты так думаешь?

— Да. Я возвращусь в Каддингтон Мэйнор, и со временем покажется, что войны никогда не было.

— Я думаю, что, когда происходит нечто подобное, люди становятся другими и уже никогда не будут прежними.

— Но ведь ты не изменилась, Люсинда?

— Я чувствую себя другой. Я заметила это… катаясь вот так с тобой и вспоминая прежние времена. Случай с птенцом и падением в лесу. Это перенесло меня в прошлое, и на мгновенье я снова стала такой, как тогда… а потом поняла, что существует огромная разница между мной сегодняшней и той, которой я была.

— Думаю, мы все стали умудренней, но я спрашиваю, осталась ли ты прежней Люсиндой, моим близким другом?

— Надеюсь, я всегда буду им, Роберт.

— Моя сестра называет меня предсказуемым.

— Аннабелинда говорит обо мне то же самое и считает, что именно поэтому я так скучна. Она всегда знает, как я собираюсь поступить.

— Ну, Аннабелинда считает, что она всегда права. В этом она достаточно предсказуема. Но в самом деле, в большинстве случаев можно заранее сказать, что я сделаю, и думаю, что общение со мной нельзя назвать волнующим.

— Я была взволнована, увидев тебя сегодня утром в форме офицера.

— Ты первая, кому мне хотелось ее показать.

— Ты поедешь к твоим родителям?

— Да, сегодня вечером.

— А я увижу тебя перед отправкой на курсы?

— Я планирую провести дома два дня. А потом приехать на день в Марчлэндз, если ты ничего не имеешь против.

— Конечно, нет, но сначала ты должен поехать домой.

— Должен. Моему отцу надо так много рассказать мне о поместье. Я рос с сознанием, что оно станет когда-нибудь моим… в далеком будущем, я надеюсь. У меня те же чувства к нему, что и у папы. Как ты знаешь, мы с отцом всегда были лучшими друзьями.

— Моя мама часто говорит, что ты его точная копия.

— Это общее мнение. Мои мать и сестра совсем другие.

— Странно, когда в одной семье такие разные люди. Говорят, я похожа на маму, но она утверждает, что во мне есть много от отца. Не знаю, в кого Чарльз. По-моему, он займется политикой.

Сейчас он единственный известный мне человек, который молится, чтобы война продолжалась, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы вступить в армию.

— Настоящий патриот!

— Думаю, он больше думает о своей славе. Он видит себя вступившим в битву и выигравшим войну за неделю.

— Он повзрослеет.

— Я рада, что тебя посылают на эти курсы, Роберт… потому что это задержит твою отправку… на фронт.

— Со мной все будет в порядке, Люсинда. Я предсказуем. Я просто буду выполнять приказы своих командиров. Я из тех, кто с грехом пополам доводит дело до конца.

— Не меняйся, ладно?

— Я не смог бы, даже если бы захотел. Могу я попросить тебя о том же?

— Конечно… А, вот посмотри! — сказала я. — Это старый Милтон Прайори.

— Какая перемена! Что с ним сделали?

— Там теперь живут новые люди.

— Они купили его?

— Наверное, да. Теперь там сторож со свирепой собакой, чтобы держать всех на расстоянии. Раньше люди иногда забредали сюда. Несколько окон было разбито, и через них проникали в дом. Думаю, у новых владельцев есть много причин, чтобы нанять сторожа.

— Они привели особняк в порядок. Будем надеяться, что они окажутся приятными людьми и внесут вклад в светскую жизнь Марчлэндза.

— Мои родители надеются, что они добропорядочные либералы.

— Ну, теперь у либералов нет монополии на власть, не правда ли? При коалиционном правительстве у консерватора столько же шансов войти в кабинет министров.

Вечером Роберт уехал.

— Мы увидимся через два дня, — сказал он. — Постарайся выкроить денек.

— Я могу даже попросить мисс Каррутерс освободить меня от занятий.

— Я всегда забываю, что ты школьница, Люсинда. Но ведь это уже ненадолго?

Когда он ушел, я стала думать о Маркусе Мерривэле. Он, как и Роберт, с нетерпением ждал, когда я вырасту.

Я чувствовала себя польщенной, но в то же время мне становилось не по себе: находясь с Робертом, я точно знала, что хочу быть с ним, но будоражащее общество Маркуса Мерривала совершенно опьяняло меня.

Снова наступило Рождество, а потом новый, 1916 год. Он не принес ничего хорошего. Пришлось признать, что план захвата Дарданелл потерпел неудачу.

Некоторые соглашались с Черчиллем, что сама идея была блестящей, но ее бездарно воплотили в жизнь.

Военный министр лорд Китченер отправился на Дарданеллы, чтобы предложить эвакуировать оттуда войска. Надежды на победу иссякли, и продолжать операцию означало напрасно губить людей и тратить боеприпасы. И теперь, в январе нового года, войска с Галлиполи начали возвращаться в Англию.

В конце месяца нас посетил дядя Джеральд. Он выглядел постаревшим. Он сказал, что эту кампанию вообще не надо было затевать.

Он разыграл сражение за Дарданеллы перед нами на столе за обедом.

— Операцию обрекли на провал с самого начала, — сказал он. — Прежде всего, отсутствие внезапности. Они послали туда территориальные части. Нам не хватало опытных людей, а это, уж поверьте мне, то, что необходимо в подобной ситуации. Острая нехватка снарядов, недостаток ресурсов. Асквит должен уйти!

— Черчилль уже ушел, — напомнил ему отец.

— Идея Черчилля была хороша. Она могла сработать. Нас погубил способ ее осуществления. Вот посмотрите, это мы, — сказал дядя Джеральд. И мама опасливо посмотрела на его стакан с вином. — А это, — он придвинул графинчик, — турки.

Мы наблюдали, как он двигает тарелки и блюда по столу. По моему мнению, это нисколько не напоминало поле боя. Мне не терпелось узнать новости о Маркусе Мерривэле.

— Эта операция не пошла на пользу престижу Англии. Это конец для Асквита. Подумай о наших потерях, Джоэль… почти четверть миллиона человек. Это катастрофа, Джоэль. Катастрофа. Думаю, ты слышал обо всем этом в палате.

— Там почти ни о чем другом не говорят после решения Китченера.

— Полетят головы, Джоэль. Наверняка полетят головы.

— Думаю, вы рады снова оказаться дома, Джеральд, — сказала мама, — А как майор Мерривэл?

Он вернулся вместе с вами?

— Да, вернулся, но Мерривэла ранили.

— Ранили! — воскликнула мама. — Тяжело?

— Гм. Его сразу отправили в госпиталь.

— Он мог попасть и сюда, — сказала мама.

— Моя милая Люси, я думаю, что он действительно довольно тяжело ранен.

Мама расстроилась, и дядя Джеральд несколько смягчился.

— В подобных случаях, — сказал он, — их увозят в один из лондонских госпиталей.

— Насколько тяжело ранен Маркус? — спросила я.

— О, он с этим справится. Не сомневайтесь в майоре.

— В каком он госпитале? — спросила мама.

— Точно не знаю.

— Что с ним случилось?

— Не знаю подробностей… Знаю только, что рано достаточно серьезна. Маркуса несли на носилках.

Я представила все это себе… Мне стало страшно. Что с Маркусом? Мне захотелось увидеть его.

— Мы очень переживаем за майора, Джеральд, — сказала мама. — Он почти член семьи после того, как привез Люсинду, — Эдварда и остальных из Бельгии.

— О, я знаю. Великолепный малый. Но он не стоит на пороге смерти. Просто нуждается в небольшой починке.

— Ты должен узнать подробности и известить нас. Думаю, если майор Мерривэл в лондонском госпитале, самое меньшее, что мы с Люсиндой должны сделать, это навестить его, Джоэль, и я не забыла, чем ему обязана Люсинда. Только Богу известно, что могло случиться, если бы он не позаботился о ней, и мы всегда будем благодарны тебе, Джеральд, что ты послал его.

— Я считал, что это наилучший выход. Майор очень находчивый малый.

— Ну, так разузнай о нем, Джеральд. Мы хотели бы навестить его, правда, Люсинда?

— Да, — подтвердила я. — Хотели бы.

Со свойственной ему пунктуальностью дядя Джеральд через несколько дней проинформировал нас о Маркусе Мерривэле.

Мама сказала, что ей нелегко оставить наш госпиталь, но в данных обстоятельствах она считает это необходимым.

Андрэ выразила желание поехать с нами. Она не собиралась сопровождать нас в госпиталь, считая, что три человека это слишком много. Она просто хотела побывать в Лондоне, чтобы приобрести кое-что для Эдварда.

— Помните, Люсинда, вы рассказывали о музыкальной шкатулке, которая была у него? Когда ее открывали, звучала «Колыбельная» Брамса. Я знаю, что ему ее не хватает. Вчера он открывал обыкновенную коробочку и явно прислушивался. Он казался таким разочарованным, что не слышит музыки.

— Трудно представить, чтобы он помнил ее все это время, — возразила мама, — но, думаю, что этот мотив может запомниться даже ребенку.

— Мне бы хотелось купить подобную шкатулку и еще кое-какие вещи, сказала Андрэ.

— По-моему, это хорошая мысль, — ответила мама.

И мы поехали.

Маркус находился в палате вместе с несколькими офицерами. Он лежал на спине и казался немного менее жизнерадостным, чем обычно. Тем не менее, майор встретил нас широкой улыбкой.

— Это замечательно! — сказал он. — Как мило с вашей стороны прийти навестить бедного старого калеку!

— Думаю, описание не соответствует истине, — сказала мама. — Джеральд сказал, что вам становится лучше с каждым днем.

— После вашего визита выздоровление пойдет гигантскими шагами. Садитесь, прошу вас.

— Пожалуйста, не двигайтесь, — сказала мама.

— Боюсь, что вы зря волнуетесь. Я прикован к кровати.

— Как вы себя чувствуете?

— Замечательно… потому что вы с Люсиндой пришли навестить меня.

Мама засмеялась.

— Я говорю серьезно, майор Мерривэл.

— Я тоже. И, пожалуйста, не называйте меня майором.

— Маркус, — сказала мама. — Мы так рады, что вы в Англии.

— И мисс Люсинда тоже?

— Конечно, — сказала я. — Мы так беспокоились о вас, когда узнали, что вы ранены!

Он состроил гримасу:

— Да, попал я в переделку, а? Тем не менее, благодаря этому я вернулся домой.

— Где вы и останетесь на некоторое время, — прибавила мама.

— Очень похоже на то.

— Мы были разочарованы, что вы не попали в наш госпиталь, — сказала я.

— Я не смел мечтать об этом… ведь ради этого одного стоило получить ранение.

— Не говорите так! — промолвила мама. — Тем не менее, Марчлэндз превосходное место для выздоровления. Может быть, позднее…

— Вы имеете в виду, что я мог бы приехать в Марчлэндз? Ничто бы так не поправило мое здоровье.

— Тогда мы приложим все силы, чтобы организовать это. Думаю, Джеральд смог бы что-то сделать. Он умеет улаживать большинство проблем.

— С этого момента я стану всем здесь досаждать, и они будут только рады избавиться от меня.

Я понимала, что ничего подобного не будет. Не вызывало сомнений, что его неповторимое обаяние оказывает и здесь свое обычное действие и сестры милосердия с радостью ухаживают за ним.

При нас вошла сестра-хозяйка, женщина средних лет с суровым лицом, но даже она смягчилась и лишь ласково побранила его за излишнее возбуждение.

Наше посещение не было долгим, но оно заняло все дозволенное время.

Когда мы вышли из палаты, мне стало грустно, потому что я не сомневалась, что состояние Маркуса намного тяжелее, чем он пытался представить.

Маме удалось перед уходом побеседовать с врачом. Марчлэндз был теперь известен в медицинских кругах как одно из поместий, предоставленных раненым, и потому к ней относились с несомненным уважением.

Нас провели в маленькую комнату, где за столом сидел доктор Гленнинг.

Он предложил нам сесть, и после этого мама сказала:

— Майор Мерривэл — наш очень близкий друг.

Насколько тяжело он ранен?

— Ну, бывает и хуже.

— И лучше, — добавила мама.

Врач кивнул;

— Внутренние повреждения. Пуля, к счастью, не задела легкие. Однако мы должны быть очень внимательны к майору. Повреждена правая нога.

Но это пустяки по сравнению с остальным.

— Понимаю. Его жизнь в опасности?

Врач покачал головой:

— У него прекрасные шансы на выздоровление. у майора сильный организм… он в прекрасной форме. Я бы сказал, что у него хорошие шансы стать таким, как и прежде, но это требует времени.

— Мы с дочерью подумали, что Марчлэндз был бы подходящим местом для его выздоровления.

Нас интересует, возможно ли, чтобы майор попал к нам.

— В данный момент я не могу разрешить перевозить его. Майору Мерривэлу предстоит длительное лечение. В дальнейшем, если его состояние улучшится, я не буду возражать против этого. Ему потребуется время для полного выздоровления, а пребывание среди друзей пойдет ему на пользу.

Да, я считаю, что в свое время его вполне можно перевезти в Марчлэндз.

— Он в самом деле вне опасности? — спросила я.

— Не в большей опасности, чем большинство.

Никогда не знаешь, как все может обернуться. Вам ведь это известно, мисс Гринхэм… Но я повторю, что у него отличные шансы на выздоровление.

— Это хорошие новости, — сказала мама. — Когда, по вашему мнению, мы могли бы увидеть майора в Марчлэндзе?

Врач с задумчивым видом поджал губы:

— Ну, я сказал бы, самое меньшее через пару месяцев.

— Хорошо, мы с нетерпением будем ждать его в Марчлэндзе. Вы дадите нам знать, когда его можно будет доставить туда, не опасаясь причинить ему вред?

— Конечно, я сделаю это.

— А пока мы будем его навещать. Мы специально для этого приехали сегодня в Лондон.

— Я слышал, что работа в Марчлэндзе доставляет вам много хлопот?

— Да, мы все время очень заняты.

— У нас поток раненых после дарданелльской катастрофы. К тому же к нам постоянно поступает их огромное количество из Франции.

— Будем надеяться, что все это скоро кончится.

— Солидарен с вами, миссис Гринхэм.

Он пожал нам руки и повторил свое обещание известить нас, когда Маркуса можно будет перевозить, и мы ушли из госпиталя обнадеженными.

Мы повидали Маркуса Мерривэла. Он был ранен, но не настолько серьезно, чтобы отсутствовали шансы на выздоровление. Мы надеялись, что через некоторое время он приедет в Марчлэндз.

Я возвращалась в Марчлэндз в приподнятом настроении. Я поняла, что чувствую себя счастливее, чем когда-либо с тех пор, как началась эта злосчастная дарданелльская операция. Я очень много думала о Маркусе и всякий раз при упоминании о Галлиполи испытывала леденящий страх. Теперь это кончилось. Он ранен, но остался в живых, и его неукротимый нрав поможет ему выздороветь.

Пройдет время, и мы будем ухаживать за ним в Марчлэндзе.

Мама понимала и разделяла мои чувства.

— Он такой обаятельный человек! — сказала она. — Он поправляется быстрее, чем большинство раненых. С тех пор как мы открыли госпиталь, я заметила, что оптимизм — одно из лучших лекарств, помогающих при выздоровлении.

Андрэ с нетерпением ждала известий о Маркусе, но я видела, что ей хотелось вернуться в Марчлэндз к Эдварду. Она не любила оставлять его даже на день.

Примерно через неделю после нашей поездки в Лондон ночью меня разбудил взрыв. Я тут же вспомнила цеппелин, бомбивший коттеджи около «Соснового Бора».

Цеппелины были громоздкими и служили хорошей целью, но они представляли собой и огромную опасность.

Я вскочила с кровати, надела пеньюар, туфли, выбежала из комнаты и сразу же услышала мамин голос.

— Люсинда, с тобой все в порядке? Чарльз?..

Чарльз уже стоял в коридоре. Там находились еще несколько слуг и мисс Каррутерс.

— Я уверена, что это разорвалась бомба, — сказала она. — И, должно быть, где-то довольно близко.

Появилась миссис Грей, кухарка.

— Что это было, как вы считаете, миссис Грей? — спросила мама.

— По звуку похоже на взрыв бомбы, миссис Гринхэм.

Мы все собрались в холле, где к нам присоединилось несколько сестер милосердия.

— Который час? — спросила мама.

— Недавно пробило полночь, — ответил кто-то.

— Вы считаете, что это воздушный налет?

— Очень похоже.

— Я больше не слышу взрывов. Думаете, цеппелины вернутся?

— Возможно.

Миссис Грей предположила, что маме, мне и Чарльзу не повредила бы чашка чая, и, если бы мы прошли в гостиную, она бы прислала нам чай туда. Остальные могут выпить его в кухне.

Мама решила, что это неплохая идея. Сейчас было тихо, а утром мы услышим все подробности.

— Мы должны быть готовы к любой неожиданности, — сказал мисс Каррутерс. — Надо надеяться, что они ничего не сбросят на госпиталь.

— Они могут сбросить бомбу куда угодно, — сказала мама. — Чарльз, отойди от окна. Никогда не знаешь…

Чарльз нехотя отошел.

— Мне бы хотелось стать пилотом, — промолви. он. — Только представь себе, что ты в небе!

— Ты не собираешься сбрасывать бомбы на людей, надеюсь? — спросила я.

— О, я бы не стал делать этого.

— Очень благородно с твоей стороны, — съехидничала я.

— Я собираюсь вступить в королевскую авиацию.

Никто не удивился. Чарльз выбирал себе новую опасную профессию каждые несколько недель.

В эту ночь больше ничего не произошло, но утром мы удивились, узнав, что никакого цеппелина не было. Мы слышали взрыв, произошедший в Милтон Прайори.

Об этом нам сообщил почтальон. Когда он принес почту, его увидел Дженер, наш лакей, и счел его рассказ настолько интересным, что привел его в столовую, где мы завтракали.

— Думаю, вас заинтересует то, что может рассказать почтальон, миссис Гринхэм, — сказал он. — Это насчет того взрыва ночью.

— Да, мэм, — сказал почтальон. — Это случилось в старом Милтон Прайори… Теперь его уже не продашь. Похоже, он разрушен… полностью.

— Как это могло случиться? — спросила мама.

— Ну, это загадка. Возможно, газ. Вы знаете, что может случиться из-за него. Как бы то ни было, Милтон Прайори пришел конец.

— Как странно! — промолвила мисс Каррутерс. — Интересно, в чем же дело?

— В свое время мы это узнаем, — ответила мама.

Когда я увиделась с Андрэ, она сказала:

— Я слышала ночью взрыв.

— Вам надо было присоединиться к нам в гостиной, — сказала я ей. — Мы после него почти час не ложились спать. Мы просто сидели, рассуждая и строя догадки, что могло случиться. Мы все думали, что взорвалась бомба, сброшенная с цеппелина.

— Так и было?

— Нет. По-видимому, нет. Что-то взорвалось в старом доме… говорят, газ.

— Какой ужас! Я не спустилась вниз, потому что взрыв разбудил Эдварда и он немного раскапризничался. Я не могла оставить его.

— Да. Я так и подумала. Он испугался?

— Совсем немножко. Я успокоила его, и он, в конце концов, заснул.

— Думаю, нам стоит узнать побольше о том, что произошло в Милтон Прайори.

— Мне бы хотелось взглянуть на дом.

— Может быть, когда Эдвард вздремнет, мы сможем съездить туда верхом.

Так мы и сделали. Там уже находились полицейские. Мы подъехали как можно ближе и увидели искореженные балки, рухнувшие стены и груды кирпичей на том месте, где раньше стоял красивый дом.

— От него мало что осталось, — прошептала Андрэ с дрожью в голосе.

— Теперь его никогда не продадут.

— Просто руины, — продолжала Андрэ. — Что же здесь произошло, как это случилось?

— Думаю, скоро все выяснится.

— Ну, в любом случае дому пришел конец.

Мы поехали обратно, не узнав ничего нового.

Потом мы услышали, что взрыв произошел из-за утечки газа.

В этот день отец приехал позднее обычного и сразу пошел взглянуть на Милтон Прайори, где ему как члену парламента, разрешили осмотреть то, что осталось от дома. Мне пришло в голову, что отцу поручили расследование, поскольку происшествие случилось в его избирательном округе.

Отец, несомненно, был встревожен.

Двое из тех, с кем он обследовал Милтон Прайори, обедали с нами. За столом стало ясно, что мой отец и его гости не хотят говорить о взрыве.

Однако мама, мисс Каррутерс, доктор Эджертон и я не могли так просто отказаться от обсуждения события, больше всего занимавшего наши мысли.

— Мы все решили, что это один из этих ужасных цеппелинов, — сказала мама.

— Нельзя с полной уверенностью отрицать такую возможность, — ответил отец.

— О нет, Джоэль, — запротестовала мама. — Эти штуки такие огромные. Кажется, что они просто висят в воздухе. Кто-то наверняка увидел бы его.

— Возможно, он быстро сбросил бомбу и улетел.

— Но взрыв оказался таким громким, — возразила я, — что люди по соседству должны были выбежать из домов. Он не мог улететь так быстро, что его не заметили бы.

— Ну тогда, возможно, это не цеппелин.

— Я только что вспомнила, — сказала я, — что в Милтон Прайори не было газа.

— Наверное, его провели туда недавно, — ответил отец.

— Но мы непременно знали бы об этом. Нет, газ тут ни при чем. Не сбрасывали и бомбу. Тогда что случилось? Загадка! Но мы, без сомнения, узнаем отгадку рано или поздно.

— Ну что же, — сказал отец, — тогда, выражаясь словами нашего премьер-министра, ты должна «набраться терпения».

Это произошло на следующий день. Я как раз закончила занятия с мисс Каррутерс и, выйдя из классной комнаты, увидела на лестнице маму.

— Люсинда, я хочу с тобой поговорить, — сказала она.

— Да?

— Пойдем в мою комнату. Я не хочу, чтобы нас кто-то слышал.

Мне не терпелось узнать, что она собирается сообщить. Когда мы вошли в ее комнату, она закрыла дверь и, встревоженно глядя на меня, сказала:

— Садись.

Я села в полном недоумении.

— Люсинда, — начала матушка, — это очень важно и весьма секретно. Но мы с отцом знаем, что ты никому не скажешь, и, в конце концов, ты уже не ребенок.

Мать замолчала, глядя, нахмурившись, перед собой, а я ждала, полная дурных предчувствий.

— Я знаю, ты уже давно догадалась, что твой отец, ну, не рядовой член парламента.

— Да… Он часто уезжает, и я видела, что ты немного беспокоишься, когда его нет, и, конечно, подразумевается, что ему нельзя задавать никаких вопросов.

— Мне всегда хотелось, чтобы твой отец не был связан с разведкой. Я всегда боялась за него. Это чуть не испортило нам жизнь, когда его послали на выполнение секретного задания и я думала, что он погиб. Я вышла замуж за другого…

Я догадывалась, что она пытается собраться с мыслями перед тем, как все рассказать мне.

— Твой отец самоотверженно служит своей стране, — продолжала она. Из-за этого он никогда не входил в кабинет министров. Для министра подобная деятельность невозможна. Поэтому он просто заседает в парламенте. Для Гринхэмов это традиция, и он должен ей следовать.

— Да, я знаю.

— Возникла некоторая проблема. Он собирается сам рассказать о ней. Твой отец неохотно идет на это, но мы оба решили, что так будет лучше.

Он попросил меня… ну, подготовить тебя. Думаю, он просто хочет увериться, что мы правы, посвящая тебя в этот секрет.

— Что за секрет?

— Он собирается сам рассказать тебе о нем. Мы все обсудили вчера вечером и пришли к выводу, что это наилучшее решение. Сначала твой отец считал, что ты еще слишком мала, но после всех недавних событий ты уже не ребенок. Я знаю, ты поймешь нас и приложишь все усилия, чтобы помочь.

Отец ждал нас в кабинете.

— Садись, Люсинда, — промолвил он. — Твоя мама уже сказала тебе, что я связан с секретной службой?

— Да.

— Речь пойдет о Милтон Прайори.

— Милтон Прайори! — удивленно пробормотала я.

— Да, Милтон Прайори, — повторил отец. — И ты должна сохранить наш разговор в тайне.

— Понимаю.

— Я не хочу, чтобы Милтон Прайори служил темой для разговоров… Пусть думают, что взрыв произошел по вине цеппелина или из-за утечки газа. Я понимаю, что у тебя особый интерес к этому дому, но ты должна прекратить строить догадки.

Таинственность вызывает у людей любопытство, поэтому перестань обсуждать это происшествие, а если о нем зайдет речь в твоем присутствии, то постарайся всеми силами изменить тему разговора.

— Но почему?

— Потому, Люсинда, что Прайори использовался правительством как исследовательский центр.

Там проводились секретные эксперименты. Было очень важно сохранить в тайне место проведения этих исследований. Прайори выбрали по моему совету. Брошенный дом, пустующий уже несколько лет. Появление в нем людей не должно было удивлять соседей, потому что основная работа велась под предлогом якобы производимой реставрации дома.

Отец замолчал и взглянул на меня.

— Ты считаешь, что Милтон Прайори взорвали шпионы? — сказала я.

Отец кивнул.

— Да. Я чувствую себя ответственным, ведь это я предложил вести здесь работу. У меня в Лондоне хранятся секретные бумаги, содержащие важные подробности об этом месте и работе, которую необходимо выполнить.

— В чем она состояла?

— Слишком сложно объяснить. Эксперименты по усовершенствованию нового бронебойного орудия. А теперь большая часть материала погибла.

— Полностью? — спросила я.

— Нет. Но мы отброшены на много месяцев назад. Меня весьма волнует, что некоторые документы, находящиеся у меня, несомненно, были кем-то изучены. Прежде всего, нашим врагам стало известно, чем мы занимались, во-вторых, они узнали, где проводилась работа, а в-третьих, они сумели взорвать дом.

Я вспомнила сторожа с собакой. Он, конечно, охранял это место.

— А теперь, Люсинда, перейдем к одному из самых тревожных аспектов всей этой проблемы.

Кто-то проник в наш особняк в Лондоне и нашел секретные документы, которые хранились там в целях их безопасности. Кто это мог быть? К нам не забирались воры. По крайней мере, если это и произошло, мне ничего об этом неизвестно.

— Ты хочешь сказать, что этим человеком мог быть кто-то из живущих в доме?

— Ну, не обязательно из тех, кто там живет.

Может быть, из имеющих туда доступ. Возможно, рабочий, приходящий выполнять какую-то работу.

Поэтому я хочу, чтобы ты была настороже, Люсинда. Если ты увидишь что-нибудь… если чье-то поведение покажется тебе подозрительным… немедленно сообщи мне или маме, кто бы это ни был.

Мы не можем исключить ни одного человека. Ты видишь, как велика опасность. Я хочу знать, кто видел секретные документы в моей комнате, кто осуществил уничтожение Прайори.

— Да, — ответила я. — Я тоже хочу этого.

— Невыносима сама мысль о том, что кто-то проник в дом, просматривал мои бумаги, — сказал отец. — Это заставляет ощутить, какие сейчас опасные времена. Итак, Люсинда, молчи о Прайори.

Пресекай разговоры на эту тему… и гляди в оба.

— Хорошо, — промолвила я.