Обманный бросок

8 Кеннеди

Исайя: Встретимся в женском туалете.

Я: Почему именно там?

Исайя: Там мы познакомились. Я романтик.

Я: Тебе пора перестать пользоваться моим туалетом.

Исайя: Но там намного чище, чем у нас.

Я не удивлюсь, если, зайдя в уборную, обнаружу, что Исайя стоит там, опершись бедром о раковину, и отправляет в рот мятные леденцы. В конце концов, за эти годы я заставала его здесь несколько раз.

Он слишком занят, изучая все прелести женского туалета, чтобы обнаружить мое присутствие, но, возможно, впервые за время работы я наконец замечаю его.

Бейсболка надвинута задом наперед, но из-под нее все равно выбиваются идеальные волосы.

Он высокий. Безбожно высокий.

И еще его одежда: брюки цвета хаки идеально облегают мускулистые бедра, а поверх белоснежной футболки надета оливково-зеленая куртка-бомбер, подчеркивающая мышцы на груди. У него белоснежные кроссовки и укороченные носки – невозможно определить, правильно ли он подобрал пару в этот раз.

– Привет!

Исайя замечает меня у двери дарит мне свою фирменную улыбку. У него во рту полно мятных конфет.

– Привет, женушка!

– Я уже жалею, что согласилась.

Исайя игнорирует мои слова.

– Стадион уже заполняется, хотя игра начнется только через пару часов.

Ожидаемо! Сегодня первый матч сезона – против Миннесоты, и болельщикам не терпится вернуться на трибуны.

Исайя окидывает взглядом мой наряд: велосипедки, кроссовки и поло «Воинов». Мои волосы собраны в конский хвост, а щеки горят, потому что последние три часа таскала коробки с медицинскими тейпами и другими расходными материалами.

На самом деле, эта неделя вымотала меня. Не было дня, чтобы я пришла на поле позже семи утра, а ушла до захода солнца. И я подозреваю, почему доктор Фредрик решил на этой неделе поручить мне дела всего медицинского персонала.

– Давно ты здесь? – спрашивает Исайя, и вокруг его глаз собираются морщинки, но не от улыбки, а из-за беспокойства.

– С утра. Доктор Фредрик решил, что День открытия – идеально подходит для того, чтобы я провела инвентаризацию медицинских принадлежностей. Я пришла сюда в шесть.

– Разве у вас нет стажеров для таких задач?

– Есть.

Его осеняет понимание, и обычно беспечный Исайя выглядит раздраженным.

– Ты поела?

– Я в порядке.

– Ты ела, Кеннеди?

– Я потом перекушу в столовой.

Он смотрит на меня так, словно не верит, а затем вторгается в мое личное пространство. Не знаю почему, но я не отстраняюсь, не вздрагиваю и не ежусь. Я не возражаю, если он вторгнется в мое личное пространство и прикоснется ко мне.

Странно.

Но Исайя этого не делает. Он просто протягивает руку и запирает дверь от посторонних.

– У меня кое-что для тебя есть. – Он лезет в карман. – Не такое броское, как то, что было у тебя в прошлый раз.

– Я ненавидела то кольцо.

На его губах появляется озорная улыбка.

– Я тоже.

Исайя держит между указательным и большим пальцами изящное кольцо.

– Ого, – слышу я свой голос. – Красивое.

Взяв кольцо из его рук, я любуюсь, как камень переливается на свету. Он потрясающего фиолетового цвета. Кажется, что это аметист. Маленькие бриллианты образуют вокруг него ореол, а шинка сделана из патинированного золота.

Очевидно, у этого кольца есть история, какой не бывает у новых украшений. Похоже, это кольцо носили, лелеяли и любили.

– Скрестим пальцы, чтобы оно подошло, – вставляет Исайя. – У моей мамы тоже были маленькие руки.

Стоп. Что?

Я перевожу взгляд на Исайю и понимаю, что он наблюдает за мной.

– У твоей мамы?

От такого вопроса этот самоуверенный мужчина краснеет.

– Это ее обручальное кольцо.

Я физически ощущаю, как кровь отливает от моего лица, когда сжимаю пальцами кольцо его матери.

Я не могу его носить! Не сейчас, когда наш брак – это просто сделка. Возможно, я никогда не пойму, как можно ценить родительские вещи, но братья Родез обожали свою маму.

Я знаю немногое, но Исайе было всего тринадцать, а Каю – пятнадцать, когда их мать трагически погибла. Миллер упоминала, что Кай рассказывал о своей маме с большим чувством. А прошлой осенью в журнале «Еда и вино» вышла статья о Миллер, где упоминалось, что она назвала десерт в честь этой женщины, хотя они и не были знакомы.

Исайя говорит о матери мало. С другой стороны, он избегает серьезных тем. Я догадываюсь, что он скучает по ней так же, как и его брат.

– Я не могу его надеть.

– Думаешь, не подойдет?

– Это кольцо твоей мамы, Исайя. Его следует сохранить для кого-нибудь другого. Того, кто тебе дорог.

– Но мне дорога ты.

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

Он смотрит мне в глаза, не отступая, но и я не сдаюсь.

– Пожалуйста, – продолжаю я, протягивая ему кольцо, чтобы он забрал его. – Я не хочу оскорбить память твоей мамы, надевая ее кольцо, потому что я замужем за ее сыном только из-за делового соглашения. Я надену другое.

После долгих секунд молчания Исайя наконец забирает у меня кольцо.

– Это единственная вещь мамы, которую я хотел взять себе после ее смерти, – говорит он, вертя его между пальцами. – Не знаю почему. Наверное, тогда я просто плохо соображал. Мне следовало бы сохранить что-нибудь из ее одежды или любимых книг, но я выбрал это кольцо, потому что помню, как красиво оно смотрелось на ее коже. Я всегда мечтал подарить его девушке, на которой женюсь. И пусть наш брак заключен по расчету, Кеннеди, ты и есть та девушка, на которой я женился.

Исайя берет меня за руку, и я даже не вздрагиваю, когда он проводит подушечкой большого пальца по моему безымянному.

– Так что, пожалуйста, ради меня, просто надень его, хорошо?

Его умоляющий тон заставляет меня согласиться, и Исайя, не дожидаясь ответа, надевает кольцо мне на палец.

Оно подходит идеально.

Исайя обводит его большим пальцем.

– Но если ты его потеряешь, я с тобой разведусь.

Я ничего не могу с собой поделать и хохочу.

Я несколько лет запрещала себе смеяться в присутствии этого мужчины, и теперь мне приятно поддаться такому порыву.

Я смягчаюсь, и мой тон становится нежнее:

– Я позабочусь об этом. Ради тебя.

– Уверен, ты справишься.

– И я верну тебе это кольцо, как только все закончится.

На это Исайя не отвечает.

– Это тебе, – продолжаю я, доставая из кармана и протягивая на раскрытой ладони черное металлическое кольцо и его силиконовый аналог. – Это не бриллианты, но…

– Может, тебе лучше встать на одно колено или что-то в этом роде?

Я бросаю на Исайю строгий взгляд.

– Забирай эти чертовы кольца, пока я не передумала!

Его улыбка становится шире.

– Ты купила запасное силиконовое кольцо, чтобы я мог носить его во время игр?

К моим щекам прилила кровь. И правда: зачем я это сделала?

Наверное, потому, что Исайя похож на того, кто будет надевать силиконовое кольцо на время игр, поскольку не сможет носить металлическое. И я – его якобы жена – об этом знала.

– Тебе не обязательно надевать его на время игры, если это неудобно. Просто я подумала, что это могло бы подкрепить нашу легенду, учитывая что Ремингтон присутствует на домашних матчах.

Исайя надевает силиконовое кольцо на безымянный палец левой руки.

– Я как раз собирался сделать там татуировку с твоим именем, потому что не могу носить кольцо во время игры, но сойдет так. – Он отпирает дверь, придерживает ее и говорит: – Вам лучше вернуться к работе, док.

Выходя, я посмеиваюсь, думая о татуировке, и тут до меня доходит: я не вполне уверена, что он пошутил.

Держа Кая за руку, я разминаю его мышцы, уделяя особое внимание той, что приводит большой палец кисти: она, как правило, напрягается в начале подачи, если не проработать ее перед выходом на поле. Прижимаю большим пальцем, снимая напряжение.

Я расслабляю мышцы между его пальцами, затем переворачиваю его руку ладонью вверх и большим пальцем прохожусь по отводящей. Мои пальцы проводят линию вдоль сухожилий и гладят кожу.

У него большие руки и развитая мускулатура, приобретенная за годы тренировок, где он оттачивал умение контролировать траекторию бейсбольного мяча. На ощупь они как у Исайи.

В моем сознании всплывает воспоминание о нашей ночи в Вегасе. Я помню, как непринужденно держала его за руку, а текила помогала мне не задумываться.

Хотела бы я всегда так спокойно относиться к прикосновениям! Но тот физический контакт был совершенно иным, чем здесь, в тренажерном зале.

Я начала работать в области спортивной медицины еще на первом курсе. Дин был игроком бейсбольной команды нашего университета, и я помню, как увидела его в тренажерном зале после одной из игр.

Врачи и тренеры команды работали со спортсменами, используя различные виды послематчевой терапии и помогая расслабиться с помощью растяжки. Я помню, как легко медицинский персонал прикасался к спортсменам.

Тогда сама мысль о прикосновении к кому-то была для меня чуждой, и я оказалась одновременно шокирована и заинтригована тем фактом, что существует профессия, позволяющая использовать свое тело для исцеления чужого.

Никто и никогда не касался меня по-настоящему. Я не могу припомнить, чтобы меня обнимали в детстве. Никто никогда не держал меня за руку и не прижимался ко мне. В то время я не знала, что это ненормально, но как только поступила в колледж, то поняла: со мной что-то не так. Все мое тело напрягалось, когда новые университетские друзья пытались обнять меня в знак приветствия.

В следующем семестре я начала стажироваться в бейсбольной команде Дина и сменила специальность на медицинскую. Я влюбилась в науку! Удивительно, но человеческий организм способен разрушаться и восстанавливаться. Можно сделать свое тело крепче, чтобы избежать травм.

Я научилась использовать свои руки для исцеления другого человека. И хотя физический контакт, не связанный с медициной, все еще кажется мне неестественным, я работаю над этим.

– Ты собираешься посмотреть мне в глаза или…

Я продолжаю разминать руку Кая, пока он сидит на массажном столе.

– Нет, если можно.

Он усмехается.

– Ты меня ненавидишь? – спрашиваю я.

– Черт возьми, Кеннеди! Никогда не думал, что ты настолько склонна драматизировать.

Я отпускаю его руку и наконец поднимаю взгляд. Да, поднимаю, хотя он сидит, а я стою, потому что братья Родез невероятно высокие.

– Теперь ты изменил свое мнение обо мне?

– Конечно, нет.

– Я, по сути, использую твоего брата.

– Он, кажется, не возражает. Я почти уверен, что он вызвался бы в добровольцы, если бы имел такую возможность.

Я никогда не пойму так называемой влюбленности Исайи. Если бы он знал обо мне хоть что-то, его чувства бы давно испарились. Коннору предложили управлять компанией моей семьи. Все, что ему нужно было для этого сделать, – быть со мной, и он не справился.

Кай говорит тихо, чтобы слышали только мы.

– Однако если ты причинишь ему боль, у нас будет совсем другой разговор.

– Он не должен пострадать. В этом нет ничего личного. Это просто сделка. И ее срок истекает через шесть месяцев.

Кай касается кольца своей матери на моем пальце.

– Я не уверен, что он воспринимает это именно так.

Меня это тоже беспокоит. Это кольцо кажется слишком серьезным для того, что мы затеяли.

На массажный стол рядом с Каем шлепается одноразовая тарелка с домашним сэндвичем.

– Ешь, – говорит Исайя, обращаясь ко мне.

Я поднимаю взгляд на другого чересчур высокого Родеза.

– Я же сказала, что все в порядке…

– Съешь сэндвич, Кенни! Ты выглядишь так, будто вот-вот упадешь в обморок. – Он поворачивается к брату. – Она здесь весь день и не прекращает работать! Не позволяй ей продолжать разминку, пока она не поест.

Исайя уходит, строго наказав мне съесть этот сэндвич, и Кай хохочет.

Здесь есть столовая, и, похожи, именно там он его и добыл. Я тоже могу туда сходить, просто у меня пока не было такой возможности: когда у моих коллег бывают перерывы, я не позволяю себе останавливаться.

Доктор Фредрик, возможно, никогда не захочет меня повысить, но, когда к нему обратятся за рекомендацией, не сможет сказать, что я не самый трудолюбивый работник в его отделе.

Я снова беру Кая за руку, чтобы закончить разминку перед игрой, но он убирает ее, придвигая ко мне тарелку.

– Ты слышала. Я не собираюсь быть причиной обморока своей невестки.

– Не называй меня так!

Его озорная ухмылка очень похожа на улыбку его брата.

– Объявляю общий сбор! – кричит Монти на весь тренажерный зал. – Владелец нашей команды мистер Ремингтон хотел бы кое-что сказать.

Я сразу же замечаю на другом конце зала Исайю. Он тоже смотрит на меня, жестом показывая, что что-то не так.

– Я вас не задержу надолго, – говорит Артур Ремингтон, поднимая руку. – Хочу пожелать вам удачи. Я с нетерпением жду очередного успешного сезона. Это мой сорок второй год в качестве владельца «Воинов Города ветров», и я горжусь командой, собравшейся в этом зале. Но прежде, чем этот бейсбольный год начнется официально, я хотел бы объявить, что это мой последний сезон.

Мы с Исайей снова переглядываемся.

– В следующем году нашу семейную команду возглавит моя внучка Риз. – Он протягивает руку, указывая на женщину, которая, видимо, и есть его внучка.

Она очень красива. На вид лет тридцати пяти. Короткие светлые волосы, стройная фигура, и одета с иголочки. Сногсшибательная во всех смыслах этого слова. Но что более важно – она женщина. Женщина собирается возглавить всю эту организацию! Еще одна женщина в сфере, где заправляют мужчины.

В глубине души я понимаю, что хотела бы быть здесь в следующем году, чтобы это увидеть.

– Я буду скучать по ежедневным встречам с каждым из вас и по этому полю, но мне не терпится передать в руки своей любимой внучки наследие нашей семьи.

Зал дружно аплодирует, а Риз просто поднимает руку в знак приветствия.

– В этом сезоне вы будете видеться с ней гораздо чаще, чем со мной. В ходе подготовки к вступлению в должность Риз будет замещать меня там, где я не смогу присутствовать. Это касается как домашних, так и выездных игр. Она будет путешествовать с вами весь сезон и отчитываться передо мной, так что относитесь к ней так же, как относились бы ко мне.

Стоп.

Путешествовать с нами?

Я снова нахожу глазами Исайю, ожидая увидеть ужас на его лице – такой же, как у меня, но он просто стоит, засунув руки в карманы, и на его лице ехидная ухмылка.

Он не хуже меня понимает, что теперь одного заявления о том, что мы женаты, будет недостаточно. Теперь мы постоянно будем под наблюдением, и придется притворяться.