Обожжённая душа

Глава 2. Гостиный двор

– С тобой, наверное, что-то такое случилось ужасное. Так молод, а уже седина, – девичьи пальчики поворошили серебристые пряди волос, погладили скулу. Мягкие подушечки прошлись по нижней губе.

«А ведь, как хорошо всё началось. К чему эти расспросы?» – со вздохом подумал Пребран, обхватил её запястье и провёл кончиком языка по ямке ладони, чувствуя солоновато-кислый вкус.

Девушка тягуче втянула в себя воздух, блаженно прикрыв пышные ресницы, откинув за плечо блестящие русые пряди, которые так приятно касались кожи.

– Расскажи, – промурлыкала она, не отступая от своего, состроив просящую гримасу.

Она склонилась к самому уху, и мягкие губы коснулись в поцелуе. Её язычок оставил влажную дорожку на шее княжича, от чего, несмотря на то, что недавно в тесной клетушке произошло бурное сношение, новая волна жара прокатилась по телу, напрягая каждый мускул. Пребран повернул голову.

Она лисьим прищуром смотрела из-под густого полога ресниц. Дразнящая улыбка коснулась губ девушки, ещё замутнённые глаза не оправившейся от близости девицы при свете лучин казались золотисто-карими, как янтарный мёд. Он не сдержался и прильнул к её припухшим от ласк губам в долгом чувственном поцелуе. Голова поплыла, а желание взять её снова обострилось до ломоты в паху. Он сдёрнул с девицы тяжёлое одеяло и, подхватив длинноногую чаровницу, которая только и успела ахнуть, опрокинул на живот. С лёгкостью подтянув её к себе, Пребран склонившись, покрыл её спину поцелуями, прокладывая дорожку к мочке уха.

– Нет, не расскажу, – прошептал он, обжигая горячим дыханием вспотевший висок, толкнулся вперёд, проникая в неё глубоко до упора, девушка, не успев приготовиться, задохнулась, ухватившись покрепче за края лавки.

Ещё вчера днём он вовсе не предполагал, что остановится на ночлег в гостином дворе «Белый камень». А тем более не мог предугадать, что к нему в постель придёт одна из сестёр хозяина. Хотя стоило ожидать – весь вечер бросала в сторону княжича многозначительные взгляды, подавая двусмысленные знаки внимания, но в тот миг Пребран был озадачен другим. Долгая поездка затянулась из-за поднявшейся метели. Княжеский отряд не только задержался, но ещё и сбился с пути, сильно уклонившись на север. Хорошо, что поблизости от перехода скальных холмов оказались заселённые земли с небольшим подворьем. А потом, как разъяснил сам хозяин, до княжества Орушь осталось всего пять десятков вёрст. Но теперь дороги заметёт, и боги знают, сколько ещё будет бушевать, если уже за ночь сугробы не поднялись по брюхо лошадям. В ответ его мысли в стены врезался очередной порыв ветра, да так, что натянулся бычий пузырь на окне, и за толстыми стенами поднялся такой шум, что, казалось, настал конец времён. Но Пребран едва обратил на то внимание – шум за окном перебивали сладострастные вскрики девки, что начали срываться с её губ.

Надо отдать должное ей, была выносливой и вовсе ненасытной. Изматывал всю ночь, и уж верно скоро рассвет, а ей хоть бы что. Но если рассудить, в это захолустье редко кто заезжает из зажиточных купцов, а уже про князей и речи не могло быть. Если бы не стихия, то и он бы не оказался тут. И девица, верно, решила не упустить своё, быстро забралась в его постель. Хоть он, как вышло, того и жаждал, несмотря на то, что изнурительный путь выпил все соки, и княжич думал только об отдыхе. Однако верно не знал своих сил, а девица оказалась уж больно сочной и ко всему миловидной: карие глаза, русая до пояса коса, тяжёлая грудь, которая томно вздымалась и опадала при дыхании. Княжич истосковался по горячим ласкам, плутая по заснеженным вершинам уже как почитай месяц. Сжав её полные груди, которые едва помещались в его ладонях, он размеренно скользил, до тех пор, пока не сбилось вконец дыхание, ощущая как разливается по телу блажь, обхватив крепко талию, он резко толкнулся, сдобрив своей жест увесистым шлепком по мягкому месту чуть ниже спины девицы, пыхнул на белой коже розовый след. Грубо смяв бёдра, он как можно глубже проник в лоно, сполна насладившись рвущейся наружу истомой, а когда насытился, отстранился, выплеснув горячее семя на поясницу, выпустил девку. Она, получив своё, всхлипнула и без сил откинулась на постель, распластавшись.

Пребран же поднялся. Укладываться спать рядом с ней не желалось, достаточно пресытился за ночь её обществом. Глянул в мутный пузырь, через которой ничего не разглядеть было, только то, что на улице заметно посветлело. Подняв с захламлённого вещами сундука кафтан, порылся в складках одежды, выуживая несколько крупных кун, бросил на постель рядом с раскрасневшимся лицом девки. Она приподняла голову и довольно улыбнулась, обнажая ряд ровных зубов, зажала в ладони плату, которой хватит на много месяцев, чтобы больше не утруждаться.

– А теперь уходи.

Веление нисколько не смутило девушку, хотя мимолётная досада всё же мелькнула во взгляде. Присев в постели, она потянулась за платьем. Пребран, взяв трость, поворошил угли в очаге, слыша, как шуршат одежды. Щёлкнул засов двери, но девица, верно, задержалась, Пребран кожей спины ощутил, как она хочет что-то сказать, но княжич не обернулся, вглядываясь в огненные переливы углей. Дверь, наконец, глухо хлопнула, и в тот же миг раздался за ней мужской сдавленный и разъярённый голос.

– Ну что, наблудилась, стыдоба? А ну быстро пошла к печи! Всё утро тебя ищу… – рокотал глухо, стараясь не потревожить постояльцев, хозяин «Белого камня».

Пребран фыркнул – поздно Еруса спохватился. Конечно, сюда он не сунется, а тем более требовать виру – плату за содеянное непотребство – не стал бы, даже если она была бы ему дочерью. Княжич её не звал, пришла сама и далеко не невинна. Ко всему с ним было полдюжины воинов, один воевода Вяшеслав чего стоит. Хотя Пребран до сих пор не мог понять, зачем отец отправил его с ним. Всё ещё не доверял или чего-то опасался?

Оставшись в желанном одиночестве, он ещё некоторое время бездумно смотрел на огонь, потом будто очнувшись, вздрогнул и поднялся. Оглядывая скомкавшуюся постель, Пребран без сил рухнул, веки вдруг стали тяжёлыми, он закрыл глаза. Теперь княжич ощутил себя совершенно опустошённым, пришла и запоздалая изнурительная усталость, но не оттого, что ночь он безустанно мотал девку, а от беспокойных, копошившихся в голове дум. Пребран вдруг припомнил её вопрос и невольно погрузил пятерню в волосы, пронизывая через пальцы поседевшие пряди. И кто её за язык тянул спрашивать, хотя удержаться от любопытства в самом деле весьма сложно, и так терпела до последнего, видно больше перебарывало желание получить награду, потому и держала язык за зубами. Пребран зажмурился, призывая себя хоть немного вздремнуть, всё одно спешить некуда. Но куда там. Мысли одна за другой, как пущенные стрелы, которых уже и не остановить, вонзались в голову. Как бы он ни пытался отгородиться и поставить стену от прошлого, не вышло. Случившееся с ним пять зим назад ранило с новой силой.

Сглотнув, потёр шею. Пребывание в лагере степняков сильно подорвало его волю, и терзания из-за собственной трусости и малодушия не давали покоя. Однако посещали уже и не так часто, как поначалу, тогда он совсем не хотел топтать землю и был на грани, надломленный волей, искал забытьё во всём, что ему выпадало. Он даже не заметил, как пролетели четыре года жизни у волхва Наволода в Волдаре, не выдернули из тьмы и бесконечные поручения отца по прибытии на родину. И верно эта затея – отправить его в Орушь к князю Ярополку – была всего лишь одним из способов Вячеслава растормошить сына. Хотя он и так добросовестно всё исполнял, что ему велел правитель. От дум его отвлёк тихий стук в дверь. Вернулся Будята. Пребран хотел было прогнать его, но передумал, пусть приберётся, скоро уже и вставать. Притворившись, что спит, княжич слушал, как юноша тихо собирает разбросанные вещи, раздув пожарче и огнище. Верно после бури мороз будет крепкий, благо терем оказался сложенный на славу, просмолённый, что холоду не пробраться.

Только задремал, как шум внизу разбудил.

Судя по всему, горница гостиного двора «Белый камень» наполнилась народом – поднявшийся внизу гомон да топот множества сапог не дали Пребрану уснуть. Он нехотя поднялся с постели, хмурясь, натянул на себя исподнюю рубаху, велел притихшему у очага Будяте исчезнуть. Тот не стал ждать, когда его попросят дважды, убрался. Пребран подумал, что пора бы парня пристроить. Почитай скоро семнадцать вёсен сравняется: за четыре зимы возмужал, раскинулся в плечах, оброс усами и пусть редкой, но бородкой. В прислужниках бегать уже не пристало, больно неуклюжим становился да неповоротливым.

Подпоясавшись, Пребран накинул на плечи кожух из бурого соболя, потому как внизу явно было холодно от непрерывно хлопающей входной двери, и спустился вниз по скрипучему от времени порогу.

За длинным столом в небольшой горнице уже спозаранок восседал Вяшеслав со Жданом, остальные верно отсыпались ещё. Воевода напоминал каменную глыбу, грозную и необъятную. Еруса, хозяин двора, стоявший, опершись о деревянный столб, чуть в стороне от княжеской братии, в подмётки тому не годился, хотя мужик он с виду был матёрый, и взгляд его холодил свинцом – с таким не пошумишь здесь. Он толковал о чём-то с мужчинами, которые явно забрели не для того, чтобы погреться за чарочкой сбитня или мёда. Поглядывали они на воеводу настороженно.

Значит, слух уже расползся по подворью, что отряд из самого Доловска прибыл в далёкие земли. Стало теперь очевидным, что прохожие вовсе не случайно зашли в ненастье к очагу. Пришли, знать, полюбопытствовать.

Когда княжич вышел в двери, сразу ощутил на себе тяжёлый взгляд. Еруса хмуро проследил, как Пребран направился к воеводе. Совесть ни на долю не взыграла в парне. Впрочем, она никогда не была частью его нрава, потому, сколько бы Еруса не давил его взглядом, ему было плевать. Тем более, он не настаивал, чтобы родственница хозяина оказалась у него в постели.

Опустившись за стол напротив Вяшеслава и Ждана, Пребран подхватил чарку, опрокинул в себя. Терпкий, чуть с остринкой, сбитень вмиг согрел нутро, и кровь разлилась по телу приятным жаром.

Не успел он осушить чашу, как под нос ему подставили запечённую осетрину. Княжич поднял голову и утонул в янтарных глазах девушки, которая ещё недавно выпрыгнула из его постели. Она ещё верно не успела остыть. Девушка легонько улыбнулась. За несколько мгновений в воображении представилось откровенное непотребство. Новый прилив сил застал княжича врасплох. Точно, колдунья. Пребран подавил острое желание подхватить её и вернуться с ней обратно наверх. Может, и в самом деле метель поднялась кстати…

Его мысли перебил нарочитый кашель Вяшеслава. Девушка вздрогнула и, развернувшись, пошла прочь. У входа её уже перехватил гневный взгляд Ерусы. Сбросив напряжение, хозяин продолжил тихо толковать чём-то с постояльцами.

– Похоже, здесь оставаться надолго нельзя, – разрядил обстановку воевода, уж верно догадываясь, что к чему.

Пребран фыркнул. Хорошо, что князь Вячеслав не отправил с ним Избора. Тот ведь до сих пор смотрит на него косо. Всё из-за той выходки, когда княжич пытался сбежать из детинца. Много зим уж прошло, а Избор всё держит зло, не простил. Хоть Пребран и был сейчас другим в чём-то, а в чём-то…

Он с иронией глянул в сторону девушки, что выглядывала из-за спины Ерусы, подмигнул, досадуя на то, что меж ними столбом стоял хозяин постоялого двора и пара столов, снова отвернулся. Да, в чём-то не изменился вовсе.

Пребран придвинул к себе чашу с рыбиной. Изголодался он за время пути основательно, и не только по женщинам, но и по вкусной еде, с вяленого мяса уже нутро всё сворачивалось. Княжич положил в рот кусок отщеплённой мякоти, обжигая язык, стал с жадностью пережевывать. Мясо во рту таяло само. Пребран сдобрил вкус кислой брагой, испытывая истинное наслаждение.

– Что будем делать? – спросил Ждан, разбавляя тишину. – Может, всё же ещё одну ночку перекантуемся как-нибудь?

Он был ещё молодой, но выслуживший у князя доверие мужчина с рыжими, как рябина, волосами и такими же усами и бородой, что делали его облик ярким, и среди белого снега он напоминал всполох костра.

– Дороги замело, пройти невозможно.

Пребран оглянулся, и снова в него врезался потемневший взгляд Ерусы.

– Нет, – ответил твёрдо княжич.

Из двух бед выбирают меньшую. Ему самому не хотелось застревать в лесу в сугробах да ночевать на морозе, но оставаться на постоялом дворе становилось опасно.

– Деревень поблизости много. Найдём ночлег в другом месте.

– Это верно, – подхватил Вяшеслав слова Пребрана. – По глупости быть отравленным Ерусой не хочется, а тот явно точит ножи, – добавил воевода вполголоса, а потом, не таясь, хохотнул, бросая взгляды на хозяина двора.

Ждан верно сначала не понял, к чему это он, но, подняв взгляд на покрасневшую девку, что жалась к прилавку, верно услышав их разговор, тоже захохотал, привлекая внимание и других постояльцев.

– Обеда ждать не будем, выдвигаемся прямо сейчас, – сухо сказал Пребран, отодвигая чашу с недоеденной пищей.

Вспомнил ночь с блудницей, и нечаянно перед его внутренним взором возникла та, о которой он предпочёл бы никогда не вспоминать. Когда-то он точно так же посмеялся, потом пришлось горько сожалеть.

Тяжело вздохнув и перестав пережёвывать пищу, которая в раз стала безвкусной, Пребран помрачнел. Нутро скрутило до тошноты. Если бы можно было выдрать её из памяти, то он бы сделал это. Освободиться от всего того, что с ним случилось почти пять зим назад, от всех унижений, которые испытал на собственной шкуре, от неудач, что подрывали волю, настигая в самое неподходящее время. Стоило ему найти хотя бы какую-то опору и пустить молодые побеги, все тяготы злого прошлого обрушивались на него и сламывали, открывая старые раны. Сделалось гадко на душе, а рвущаяся наружу злость ядом разъедала нутро, едва ли не вынудив выскочить из-за стола. Впрочем, ещё никогда не случалось того, чтобы при воспоминании о травнице Пребран оставался холоден. Его всегда будет вот так скручивать, что хоть на стену лезь, а в груди будет разливаться такая пустота, от которой хочется выть.

Неожиданно распахнулась дверь. В помещение хлынула на миг стужа, прокатываясь по ногам, серебристый пух влетел в горницу вместе с пришлыми. Двое мужей, срывая шапки с голов, отряхивая себя от снега, прошли вглубь, расселись за другой стол по лавкам. Уже вскоре заметили княжескую свиту.

Смотрел сначала один, седой, с глубокими глазницами, потом закрутил головой и другой, мужик помоложе, зим так сорока, с густой бородой и тёмными, как дёготь, волосами.

Они перестали таращиться, когда вышла к ним девка, неся в руках крынку питья.

Пребран поднялся, не находя смысла больше оставаться здесь. Одевшись в кожух, застегнул на груди петли.

– Остальных поднимайте. Жду на улице, – вышел из-за стола и, ощущая втыкающиеся в спину пристальные взгляды, покинул горницу.

Спустился по длинной лестнице крытого тесаными досками крыльца. Привыкая после тёмного помещения к яркому белому свету, прищурился, скользнув взглядом по заснеженным туманным далям и едва приметным постройкам. За несколько саженей не было видно ничего, всё скрывала стена сыпавшего с неба снега. Белые пушистые хлопья нескончаемым потоком опадали на землю, укрывая поля, леса и реки. Вдыхая студеный воздух, Пребран ощутил, как кипучая река покрывается льдом холодного равнодушия, вновь впадая в спячку, и былой злости как и не бывало.

Мороз жёг кожу, не давая долго стоять на месте. Пребран спустился во двор. На ресницы и голову быстро налипли хлопья. Он постоял несколько мгновений в тишине, пока к нему не вышел Будята. Княжич наказал прислужнику собирать вещи в дорогу. Натянул на голову меховую шапку, которую вручил ему Будята, и решил пойти сразу к конюшням, но на крыльцо вдруг вышли постояльцы. Всё так же с подозрением смотрели в сторону княжича и о чём-то тихо беседовали. Внутри росла тревога. Неспроста всё. И будет лучше как можно быстрее убраться с этого места.

Подняв ворот кожуха, княжич прямиком направился к постройкам.

У скотного двора никого не было, да и пройти ко входу не так-то просто оказалось, дорожку замело по колено. Пришлось брать деревянную лопату и расчищать снег. Пребран откровенно клял Ерусу на чём свет стоит, что тот не сподобился позаботиться о свои гостях и заранее расчистить дорогу. Ругал и Будяту, своего сподручного, который задерживался и казать нос на мороз не спешил. Бросив ждать подмогу, Пребран счистил снег с прохода, перекидав его за плетень. Справившись, он изрядно вспотел в жарком кожухе, смог, наконец, войти внутрь конюшни. Стоило шагнуть через порог, в нос пахнуло душным спёртым воздухом с запахом соломы, конского навоза и пота. За перекладинами, фыркая и пережёвывая сено, стояли шесть мастистых скакунов дружинников, и более ничьих лошадей не было. Подобрав с бочки краюху хлеба, княжич приблизился к своему жеребцу, скормил ему хлеб.

– Осталось немного нам топать, – успокаивал он скорее себя.

«Немного, если вновь не заплутаем».

В конюшню нырнул отрок в длинном тулупе явно не по размеру и в шапке меховой. Поморгав испуганно, кинулся хлопотать, навёрстывая упущенное, пока его не выпороли. Княжич к себе его не подпустил, сам подобрал сбрую, принялся взнуздывать. Отрок был и рад тому, молча занялся другими, стараясь не попадаться на глаза.

Грудной и могучий голос Вяшеслава раздался во дворе, когда уже кони были готовы к дороге. Водрузившись в седла, мужчины поспешили покинуть выселки. Провожать их, знамо дело, никто не вышел. Может, оно и лучше. Да и вообще никого не было на дворе, ушли и мужики с крыльца.

«Что за дикое место и люди дикие?» – с брезгливостью фыркнул княжич, припоминая, чего наслышан о племени увягов. Раньше, тут князь сидел, но местные волхвы и жрецы изжили его, изъявив волю быть сами себе хозяевами. Конечно, в этой деревеньке должен быть староста, и княжич имел право высказать обиду за неподобающее отношение, но потом, подумав хорошенько, понял, что, скорее всего, правды не добьётся, и как бы его не изжили вместе с дружиной. А подмоги ждать не от кого, ближайшее княжество – Орушь, и то, по всей видимости, не шибко раздольное. Потому лучше потерпеть. Голова ему ещё нужна. По крайней мере, до того времени, как исполнит волю отца.

Сворачивая на заметённую снегом главную дорогу, всадники, беря чуть южнее к раздолью, пустили коней. В бег – не вышло, снега было, слава богам, хоть и не по брюхо, но по колено лошадям, потому всё одно замедлял ход. Вдалеке на пять вёрст в округе сквозь белую пургу видны были только тусклые тени кустарников, да очертания леса. Отряд неспешно вышел за околицу невеликой деревеньки, двинулся вдоль промоины. Реку сковало льдом едва ли не в локоть толщиной.

– Через лес поедем, – объявил Вяшеслав, оборачиваясь на дружину.

Никто не стал ему возражать. Пусть по льду и сподручнее, и быстрее, но совершенно не безопасно, а они явно нажили себе недругов. А ну как вздумает отплатить Еруса за попорченную девку, да в погоню бросится? Хотя в такую пургу даже молодой голодный зверь не сунет носа из логова. Но чем бес не шутит, лучше лишний раз поберечься. По лесу оно всё спокойнее, да и мороз там не такой крепкий, и ветра меньше.

Сойдя с дороги и спустившись с пригорка, кони утонули по брюхо. С трудом пробрались к опушке, плывя в сугробах, бороздя, что плугами, снег. Когда добрались до стройных молодых рыжебрюхих сосенок, идти животным стало посвободней.

В чаще дорога разыскалась быстро, видно накатанная местными. Вяшеслав, сбрасывая с плеч снег, поравнялся с Пребраном, с подозрительным интересом поглядел на княжича.

– Коли говорить желаешь, воевода, то говори, – не выдержал Пребран давящего взгляда хоть и грозного с виду да шумливого, но доброго в душе мужа.

В этом княжич за время пути убедился: то сторожить сам назовётся на всю ночь, позволяя другим выспаться, давая отдыхать молодым дружинникам, то еду последнюю отдаст, то шкурой меховой поделится в крепкий мороз.

– Зачем Вячеслав нас в такую даль послал? Знамо дело по важному поручению, только по какому – не сказывал, – пробасил воевода.

Пребран обратил на него неверящий взор, искренне дивясь, что отец скрыл свои побуждения перед верным ему человеком. Можно сказать, приближенным к самому сердцу.

– Я думал, он оповестил тебя.

– Нет, – покачал тот головой, надвигая шапку на глаза, – ничего он не говорил. И даже не могу догадаться, что нужно ему в землях увягов.

Пребран хмыкнул, мысленно обращаясь к весточке, что была подшита во внутренних складках кафтана. Вот только что в той весточке, он тоже не знал. Да и сам не интересовался, а теперь будто прожигала кожу.

Подоспел и Ждан, верно прислушавшись к разговору, видать тоже пробрало любопытство.

– Я тоже не знаю. Отец мне не говорил, – признался Пребран.

Вяшеслав даже хохотнул басистым голосом, с недоверчивостью взглянул на княжича, прищурив правый глаз. Запорошенная борода и усы почти скрывали его лицо.

– Богами клянусь, не знаю, – коснулся Пребран ладонью груди, и добавил: – Надеюсь, после этого послания головы нам не открутят. Может, Вячеслав избавиться от меня решил, – пошутил он в довесок, да видно зря, Вяшеслав хмуро приподнял бровь.

Князь Вячеслав провожал сына немногословно, правда упредил, чтобы не осрамил тот его перед князем Ярополком, да посдержаннее себя вёл, борзость чтоб свою засунул куда подальше.

– Друже, – вмешался Ждан, напряженно водя глазами по лесу. – Кажется… засада.

Пребран мгновенно ухватился за ледяную даже через рукавицу рукоять меча, тоже вгляделся в кущи леса, запорошенные снегом, который, набившись в кронах, глухо и бесшумно опадал. Он нутром почуял, что здесь они не одни. Все же Еруса решил отомстить.

– Вот суки, – выругался тихо он.

Среди зарослей тенью мелькнул кто-то.

Сначала показались двое. Пребран узнал в них сразу тех двоих, которые зашли в постоялый двор чуть позже, а потом стерегли его на крыльце. Тут-то стало и понятным, что явились не справедливость чинить, а грабить. Да и верно девка та подослана была для отвода глаз, понял он. Следом, не видя более смысла таиться, вышли ещё пятеро. Семеро татей для полдюжины опытных воинов – на один зуб. Смелая затея, но глупая. Напряженно оглядывали друг друга, в воздухе повисло ожидание. Кто же первым нападёт? Потому как не верилось, что миром всё обойдётся. По крайней мере, Пребран не собирался так просто позволить гнидам обчистить себя.

Княжич поднял глаза, вглядываясь в межи заснеженных деревьев, вслушиваясь в глухую тишину, которую изредка разбавлял скрип стволов. Первая пущенная стрела свистнула возле виска.

Пребран мгновенно спрыгнул с седла в снег, выдёргивая из ножен клинок, тут же к нему подступил тать, и едва он замахнулся тесаком, как был пронизан насквозь в плечо. Мужик всхрапнул, повалился в белоснежную перину уже навечно. Началась немая толкотня, кони, чуя запах пролитой крови, всколыхнулись, бестолково топчась на месте. Вяшеслав принял на себя сразу двоих. И только тут княжич выхватил взглядом метившего в воеводу ножом юнца. Одним рывком Пребран выхватил тесак с седельного закрепа, метнул в татя и попал точно в череп. Все навыки, что были усвоены в юношестве, работали с завидным постоянством, да и после приезда в Доловск воинская подготовка не прошла даром. Вяшеслав обернулся, душегуб уже опрокинулся в еловые ветки.

Более Пребран не мог проследить за той резнёй, что началась кругом – как бы самому не стать мишенью чьего-то ножа. Грабители, будь они неладны, наступали со всех сторон. Верно, вся деревня собралась, что обчистить княжескую дружину?

Вспомнив о помощнике, княжич отыскал взглядом Будяту. Парень прилип к стволу сосны, прижимая сумку к груди. Оружия путёвого, ясное дело, ему никто носить не позволял, а хозяйский нож сгодится только хлеб кромсать. Олух, даже не додумался спрятаться в лесу, таращился на бойню во все глаза. Его быстро заметили.

– Беги! – крикнул ему Пребран, хоть тот уже приготовился отбиваться.

Будет его время сражаться, когда получит меч и пройдёт посвящение, а сейчас можно и удрать, помощь его Пребрану ещё нужна.

Княжич в два шага настиг того головореза, который было пустился в погоню за юнцом.

– Эй, – присвистнул он, и мужик, резко обернувшись, сплюнул, отпуская лёгкую наживу, пошёл на Пребрана.

Бугай грудью, что сохой, надвигался медленно, щеря желтоватые зубы, сжимая в мосластом кулаке топор. Лицо его было багровое и обветренное, русая борода светилась плешинами, в глазах горело дикое буйство, и ничего человечного в них не было. Пребран глянул в сторону зарослей – Будяты уже и след простыл. Вернул взгляд на татя, перехватывая покрепче рукоять, сделал ложную попытку отступить, позволив грабителю оттеснить его от дороги. Сильный победит одного, знающий – тысячу. Вспомнил слова Наволода.

Добра с собой был много, а потому следовало ожидать, что в чужих землях настигнет их напасть. Помимо одёжки, оружия да лошадей было и золото. Неужели приняли их за торгашей? Вспыхнуло желание вернуться и спалить «Белый камень» да Ерусу вместе со всеми его заговорщиками.

– Что же ты, гнида, надумал на чужое позариться? – Пребран ещё раз окинул его взглядом, оценивая силы.

Хоть тот и был здоров и необъятен, как мерин, да много лишнего жира, обрюзгшие, мясистые щёки не говорили о его сноровке. Громила, резко втянув через крупные ноздри воздух, напал первым, тяжело обрушив на Пребрана топор. Княжич увернулся, вспорхнуло лезвие клинка и напоролось на подстеленный татем обух.

Отдача пронизала локоть болью, меч не раскололся, хорошо.

– Может, сам всё отдашь, зато шкура останется цела? – прохрипел простуженным голосом тать.

На подобную насмешку княжич ответил холодной ухмылкой. За дебрями доносился лязг оружия, глухое рычание, вскрики не понятно чьи – верно всё наступали враги. А достать такого быка – придётся попотеть. В кожухе жарко стало, на спине проступил пот, но это только хорошо, кровь забурлила, разгорячая тело, рождая гнев.

Следующий сокрушительный удар выбил всё же клинок из рук Пребрана, и, не давая никакого продыха, тать развернулся, замахиваясь вновь, чтобы, наконец, проломить голову, как тыкву. Тело отозвалось мгновенно, не давая и доли мига на раздумье и страх. Княжич увернулся, лезвие всё же зацепило, прочертив по виску. Топор на удачу княжича вонзился в ствол дерева. Пользуясь заминкой, покуда душегуб пытался выдернуть оружие, словно только и было его спасение в нём, Пребран, войдя в свои силы, с разлёту ударился всем весом о татя, сбив громилу с ног, снова радуясь тому, что за годы и сам окреп будь здоров. Пару раз кулак его попал по кости скулы и в челюсть, грабитель дёрнулся, пытаясь скинуть с себя груз, да не вышло. Пребран надавил локтем на кадык, и тать задохнулся, всё глубже вдавливаясь в снег. И когда шея вот-вот должна была хрустнуть под напором, гнида всё же извернулся, стукнув чем-то по голове, от чего разом всё помутнело и зазвенело в ушах. Душегуб опрокинул княжича одним махом, но Пребран потянул его за грудки:

– Стой, сука.

Ткань треснула, но княжич ни на долю не ослабил хватку, хоть тот и бил что есть мочи по голове, попадая то в висок, то куда-то в ухо – ослеплённый гневом Пребран ничего не чувствовал. Быть может, потом, но не сейчас. Оставаясь холодным к ударам, княжич потянул паскуду на себя и, не почувствовав опоры, вместе с ним покатился кубарем с крутого склона. Но даже тогда не выпускал его.

Снег налипал на лицо, забивая дыхание, и всё перемешалось, превратилось в белую холодную кашу. Пребран лишь чувствовал удары о попадавшиеся на пути камни, и благо толстая одёжка и сугробы смягчали ушибы, от которых хоть и целы были рёбра, но дыхание выбивало напрочь. Но не успел княжич очнуться, как сверху на него рухнул душегуб. Гневно рыча, ударил в правый бок, да так, что в глазах посыпались серебристые искры. Тать, сдавив двумя руками горло. Лёгкие загорелись, и желание глотнуть воздуха оглушило. Пребран протянул руку, нащупав пальцами в сапоге у лодыжки припрятанную холодную сталь, выдернув нож, вонзил в толстую шею. Мужик дёрнулся, но глаза его стремительно стекленели, умерла в них злоба. Изо рта и носа потекла по бороде кровь. Княжич, высвободившись из ослабевшего плена, оттолкнул громадину. Сам повалился на бок, надолго закашлявшись, хватая ртом воздух. Отдышавшись как следует, он пошевелился и тут же скривился от боли, ощущая, как правый бок нестерпимо обожгло болью.

– Зараза.

Опершись о твердь, Пребран, раскачиваясь, усилием воли поднялся сначала на колено, а потом на ноги, качнулся, непроизвольно хватаясь за ушибленное место. Тупая боль опоясывала, давила на лёгкие, будто в груди у него лежал булыжник.

Он опустил взгляд и выругался, увидев расползающиеся пятна багровой крови вокруг убитого татя.

– Вот и награбили, – сплюнул он.

Закостенелыми озябшими пальцами загрёб снег, утирая лицо и кровь, что текла носом, обращая снег в алый, как сок клюквы, цвет, и мгновенно смерзалась.

Пребран разогнулся, оглядывая лощину, куда они свалились. Выбрав место почище, опираясь на деревья, кое-как взобрался по склону. Найдя свой меч и топор, подобрал.