Обольщение

Глава 4

Джулиан услышал, как открылась дверь и в спальню проникли приглушенные женские голоса. Дверь снова закрылась, и он уловил веселое дребезжание подноса с завтраком, который опустили рядом с кроватью на столик. Он медленно пошевелился, чувствуя необычную сонливость. Во рту был отвратительный привкус. Он нахмурился, пытаясь вспомнить, сколько портвейна выпил прошлым вечером.

С большим усилием он открыл глаза и в первый момент ничего не мог понять. Похоже, стены его комнаты перекрасили за ночь. Он уставился на незнакомые китайские узоры и долго смотрел на них, пока память медленно возвращала к нему события прошлой ночи.

Джулиан лежал в постели Софи. Он медленно приподнялся на подушке, ожидая, что представшая перед ним картина вызовет приятные воспоминания. Но ничего не приходило на ум: мешала непроходящая раздражающая боль в голове. Он снова нахмурился и потер виски.

Не может быть, чтобы он не помнил, как занимался любовью со своей женой! Хотя его слишком долго продержали в болезненной готовности к этому — он страдал почти десять дней в ожидании счастливого момента. И уж конечно, результат должен был вызвать у него самые приятные воспоминания. Он обвел взглядом комнату и увидел у гардероба Софи. Она стояла к нему спиной в том же пеньюаре, что и накануне вечером. Он улыбнулся, заметив, что кружевная оборка ее сорочки подвернулась под воротничок. Джулиан испытал сильное желание подойти к ней и поправить оборку, но потом решил, что лучше вообще снять с нее пеньюар и вернуть ее в постель.

Он попытался вспомнить, как выглядят ее маленькие нежные груди в свете свечей, но единственное, что у него возникло перед глазами, — это темные напрягшиеся соски под мягкой тканью шелковой ночной рубашки.

Подталкивая свою память дальше, он вдруг обнаружил, что помнит, как его жена лежала в постели в ночной рубашке, как обнажились ее стройные изящные ножки, и он вспомнил, какое волнение испытал при мысли, как они могли бы обхватить его бедра.

Он вспомнил также, как сбросил с себя халат, почувствовав безумное желание. В глазах Софи стоял ужас, когда она смотрела на него. Он разозлился, подошел к кровати, сел рядом с ней, полный решимости переубедить ее и заставить принять его. Она была насторожена, и беспокойство застыло в ее глазах, но он знал, как убедить ее расслабиться и насладиться его ласками. Она уже отвечала ему взаимностью.

Он помнил, как потянулся к ней и…

Джулиан потряс головой, пытаясь собраться с мыслями. Конечно, он не мог опозориться, не справившись с обязанностями мужа. Ему просто необходимо было сделать Софи своей, и не мог же он, в конце концов, заснуть на полпути, независимо от количества выпитого портвейна.

Ошеломленный провалами своей памяти, Джулиан попытался выбраться из-под одеяла. И вдруг увидел на простыне большое пятно, высохшее за ночь. Он с облегчением улыбнулся. Конечно, он должен был его увидеть. Нет, он не опозорился!

Но минутой позже к удовлетворению примешалось некоторое сомнение. Красно-коричневое пятно на постели было слишком большим.

Невозможно большим.

Чудовищно большим.

Что же он такое сотворил со своей хрупкой нежной женой? Джулиан только раз овладевал девственницей — в первую брачную ночь с Элизабет. За все последние горькие годы ему больше не представилось случая, так что нечего было вспомнить и не с чем сравнить.

Он слышал мужские разговоры и знал, что обычно женщина не истекает кровью, как зарезанный теленок. Иногда вообще крови не бывает. Но чтобы вызвать такое кровотечение, мужчина должен был растерзать женщину. Видимо, он причинил очень много боли, если появилось такое пятно.

Тошнотворный спазм сжал горло Джулиана, пока он рассматривал ужасное свидетельство своего зверства. И вдруг он вспомнил свои слова:» Ты поблагодаришь меня утром «.

Боже мой! Ни одна женщина, пострадавшая подобно Софи, не стала бы благодарить мужчину, который столь жестоко ее ранил. Она должна его возненавидеть. Джулиан закрыл глаза, отчаянно пытаясь вспомнить, что же он с ней вытворял. Но никакой картины не возникало в затуманенном мозгу. Однако нельзя же отрицать очевидное. Он снова открыл глаза.

— Софи! — Голос прозвучал неуверенно даже для самого Джулиана.

Софи вздрогнуло, точно он ударил ее хлыстом. Она повернула к нему лицо с таким выражением что Джулиан стиснул зубы.

— Доброе… доброе утро, милорд. — Она смотрела на него широко открытыми, полными смущения глазами.

— Я понимаю, предполагалось, что сегодняшнее утро должно быть намного лучше, чем есть. Во всем виноват я.

Он потянулся за халатом. Ему понадобилось время, чтобы надеть его, при этом он лихорадочно соображал, как с честью выйти из положения. Вряд ли она сейчас в состоянии выслушивать объяснения. Бог ты мой, когда же наконец прекратится мучающая его головная боль.

— Я думаю, слуга вам уже все приготовил для бритья.

Джулиан оставил без внимания ее слова.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — тихо спросил он.

Он подошел к жене и остановился, когда она вдруг отшатнулась. Но, упершись спиной в гардероб, она не могла отступать дальше, хотя в ее глазах читалось именно такое желание. Она замерла, уцепившись за расшитую муслиновую юбку, и взволнованно смотрела на него.

— Со мной все хорошо, милорд.

Джулиан с силой втянул воздух.

— Софи, малышка, что такое я сотворил с тобой? Что наделал? Неужели я был ночью таким ужасным монстром?

— Вода для бритья стынет.

— Софи, меня не волнует вода для бритья. Меня волнует твое самочувствие!

— Я сказала уже, что со мной ничего не случилось. Пожалуйста, Джулиан, мне надо одеться.

Он застонал и придвинулся к ней, не обращая внимания на попытки Софи избежать его прикосновений. Он мягко взял ее за плечи и заглянул в испуганные глаза:

— Мы должны поговорить.

Она облизала губы.

— Вы не удовлетворены, милорд? Я надеялась, что наконец-то вы успокоитесь.

— Бог ты мой, — выдохнул он, нежно притянув ее голову к своему плечу. — Могу себе представить, как ты отчаянно надеешься, что я наконец удовлетворен. Не сомневаюсь, ты и думать не хочешь о второй ночи.

— Конечно, милорд, я предпочла бы не иметь второй такой ночи. Пока я жива. — Голос Софи звучал глухо, поскольку она уткнулась в его халат. Он понял, насколько искренне ее желание.

Его мучила вина. Успокаивая, он гладил Софи по спине:

— А если я поклянусь, дам слово чести, что в следующий раз все будет не так плохо?

— Слово чести, милорд?

Он выругался, еще сильнее прижал ее к себе. Он чувствовал ее напряжение, но понятия не имел, как вывести ее из этого состояния.

— Возможно, ты не веришь в мое слово чести, но обещаю, в следующий раз, когда мы займемся любовью, ты не будешь страдать.

— Я даже мысли не допускаю о следующем разе, Джулиан.

Он медленно выдохнул:

— Да, понимаю.

Он почувствовал, как Софи пытается высвободиться из его рук, но не отпускал ее. Он должен найти способ успокоить ее, уверить, что он вовсе не чудовище, каким показался ей прошлой ночью.

— Извини, дорогая, сам не знаю, что на меня нашло. Может показаться странным, но, честно говоря, я даже не помню, что случилось. Поверь, я не хотел причинить тебе боль.

Софи пошевелилась, упираясь ему в плечи:

— У меня нет желания это обсуждать.

— Мы должны. Иначе будет еще хуже. Софи, посмотри на меня.

Она медленно подняла голову, неуверенно взглянула на него из-под ресниц и торопливо отвела взгляд.

— Что вы хотите от меня, Джулиан?

Его руки на миг сжали ее, потом он заставил себя расслабиться.

— Я хочу, чтобы ты простила меня и не злилась из-за проклятой ночи. Конечно, я сейчас прошу слишком многого…

Она прикусила губу:

— Ваша гордость удовлетворена?

— Черт с ней, с гордостью. Я пытаюсь извиниться перед тобой и объяснить, что никогда не будет так… так неприятно. — Проклятие!» Неприятно»— разве этим словом можно объяснить, что она чувствовала прошлой ночью, когда он такое с ней сотворил? — Любовь должна быть приятна и мужчине, и женщине. Любовь — это удовольствие. И я хотел, чтобы ты его испытала. Не знаю, что случилось… видимо, у меня помутился разум. Черт побери, я, наверное, сошел с ума.

— Пожалуйста, милорд. Ваши слова меня ужасно смущают. Неужели мы должны обсуждать случившееся?

— Но пойми, нам просто необходимо все обсудить.

После паузы она осторожно спросила:

— А почему необходимо?

— Софи, ну будь наконец разумной, моя радость. Мы женаты и должны заниматься любовью часто, поэтому у тебя не должно быть страха после первого опыта.

— Я не хотела бы называть любовью то, что не имеет к любви никакого отношения, — резко ответила Софи.

Джулиан закрыл глаза, пытаясь не терять самообладания. Ничего не поделаешь, он должен проявить терпение по отношению к своей жене. К сожалению, он не мог похвастаться этой чертой своего характера.

— Софи, ты ненавидишь меня?

Она тяжело вздохнула и уставилась в окно.

— Нет, милорд.

— Хорошо, во всяком случае, уже что-то. Немного, но что-то. Проклятие, Софи, что я делал с тобой ночью? Я набросился на тебя? Но клянусь, я ничего не помню после того, как подошел к твоей кровати.

— Я на самом деле не желаю это обсуждать, милорд.

— Да, разумеется.

Он запустил пальцы себе в волосы. Разве можно ожидать, что она сейчас в подробностях опишет все его действия? Он и сам ничего не хотел слышать. Однако ему необходимо знать, что он действительно сделал с ней и как низко может опуститься. Воображение уже начало мучить его.

— Джулиан!

— Вы правы, этому нет прощения, но вчера вечером я выпил слишком много портвейна. Клянусь, я никогда больше не приду к тебе в таком скверном состоянии. Этого, конечно, нельзя простить. И все-таки, пожалуйста, простите меня и поверьте, что в следующий раз все будет совсем иначе.

Софи откашлялась

— Что касается следующего раза…

Он поспешно прервал ее:

— Я понимаю, ты не горишь желанием повторить эту ночь, но не будем торопить события. Мы можем заниматься любовью, Софи. Это для тебя только первый неудачный опыт. Мы можем провести сравнение: допустим, ты упала с лошади, пытаясь научиться ездить верхом. И если снова не сядешь в седло, ты уже никогда не овладеешь искусством верховой езды.

— Я не совсем уверена, что собираюсь им овладеть, — пробормотала она.

— Софи!

— Да, конечно. Но есть маленькая проблема — наследник. Извините, милорд. Я чуть не забыла о ребенке. Он проклинал себя.

— Да не думаю я о наследнике! Я думаю о тебе! — простонал он.

— Наш договор заключен на три месяца, — тихо напомнила Софи. — Можем ли мы вернуться к первоначальному сроку?

Джулиан выругался про себя.

— Сомневаюсь, что это будет лучший выход. Твоя естественная неловкость за три месяца вырастет до чудовищных размеров. Софи, я тебе объяснил, что самое страшное позади. Зачем возвращаться к глупому договору?

— Да, именно. Особенно после того, как вы достаточно ясно дали понять, что у меня слишком мало средств добиваться выполнения нашего соглашения. — Она высвободилась из его объятий и подошла к окну. — Вы были совершенно правы, милорд, утверждая, что у женщины очень мало прав в браке. Она может положиться только на слово чести мужа-джентльмена.

Новая волна неловкости и чувства вины накрыла его с головой. Но когда вынырнул из нее, он скорее предпочел бы оказаться перед лицом дьявола, чем перед Софи. По крайней мере он мог бы защищаться.

Его положение казалось невыносимым. Остается одно достойное решение, и следует выбрать именно его, даже если уверен, что этим все осложнится еще больше.

— А могла бы ты вновь поверить моему слову, если я соглашусь вернуться к трехмесячному сроку нашего договора? — глухо проговорил Джулиан.

Она быстро глянула на него через плечо:

— Да. Я могла бы вам поверить, если вы пообещаете не обольщать меня и не применять насилие.

— Я хотел тебя обольстить, это верно. Однако сегодня ночью я применил насилие. Совершенно справедливо, ты можешь теперь расширить границы своих требований. Ну что ж, Софи, я согласен. Хотя мой внутренний голос подсказывает, что этого не следует делать, я все-таки не в силах отказать тебе в праве настаивать на отсрочке.

Софи наклонила голову и сцепила перед собой пальцы:

— Благодарю вас, милорд.

— Не стоит благодарности. Поверь, я совершаю серьезную ошибку. Что-то здесь не так. — Он потряс головой, словно пытаясь восстановить в памяти прошлую ночь. Но перед ним словно возникла стена. Неужели он потерял голову? — Я даю тебе слово больше не пытаться обольстить тебя в течение действия нашего соглашения. Не говоря уже ни о каком насилии. — Он поколебался и протянул руку, чтобы привлечь ее к себе, но осмелился лишь прикоснуться к ней. — Пожалуйста, прости меня.

И Джулиан вышел из ее спальни, чувствуя, что вряд ли мог уронить себя в ее глазах больше, чем уже уронил в своих собственных.

Следующие два дня могли бы быть лучшими днями в жизни Софи. Наконец-то ее медовый месяц стал таким, каким она рисовала его в своих мечтах. Джулиан был добр, задумчив и бесконечно нежен. Он относился к ней, точно она была редким и бесценным произведением из фарфора. Молчаливая чувственная угроза, витавшая в атмосфере пролетевших дней, наконец исчезла.

Она не могла утверждать, что больше не видела желания во взгляде Джулиана, оно было, но тщательно скрывалось, и Софи больше не боялась, что пламя страсти вырвется из-под контроля. Наконец она получила ту передышку, которую хотела получить перед свадьбой.

Но вместо того чтобы успокоиться и наслаждаться жизнью, Софи чувствовала себя совершенно несчастной. Два дня она боролась с ощущением вины, пытаясь убедить себя, что поступила правильно, выбрав единственно верное в сложивших обстоятельствах решение. У нее так мало прав, что она вынуждена была использовать средства, оказавшиеся под рукой.

Но свойственная ей честность не позволяла успокоить себя подобными объяснениями. На третье утро после фиктивной брачной ночи она поняла, что ни дня больше не выдержит, не говоря уже о трех месяцах.

Никогда прежде Софи не чувствовала себя так скверно. Самобичевание Джулиана давило на нее тяжелым грузом, и она была не в силах его вынести. Совершенно очевидно, он ругал себя за то, чего не делал. Но поскольку он не совершил ничего дурного, Софи чувствовала себя намного хуже, чем если бы он действительно сделал что-то плохое.

Она допила чай, принесенный горничной, со стуком опустила чашку на блюдце и отбросила одеяло.

— Какой прекрасный день, мадам. Вы поедете кататься верхом после завтрака?

— Да, Мэри. И пожалуйста, пошли кого-нибудь спросить лорда Рейвенвуда, не присоединится ли он ко мне.

— О, разве можно сомневаться в том, что его светлость поедет с вами? — весело засмеялась Мэри. — Он примет любое ваше приглашение, он поспешит даже в Америку, если вы его попросите. Мы все просто не нарадуемся.

— А что особенное происходит?

— Мы видим, как он стелется перед вами, стараясь угодить… Никогда его таким не знали. Его светлость должны быть благодарны судьбе за то, что нашли себе такую жену, совсем не похожую на ту ведьму, на которой он был женат в первый раз.

— Мэри!

— Извините, мэм, но вы не хуже меня знаете… Это же не секрет. Она была просто ненормальная… Так коричневый или синий костюм для верховой езды, мадам?

— Новый коричневый, Мэри. И довольно о первой леди Рейвенвуд. — Софи сказала это с должной твердостью. Она ничего не хотела сегодня слышать о своей предшественнице. Вина, приносившая ей столько страданий, внушала опасения, что граф, узнав правду, решит, что она кое в чем похожа на его первую жену.

Часом позже Софи спустилась в холл, где ее уже ждал Джулиан. Он был одет в элегантный костюм для верховой езды: облегающие светлые бриджи, сапоги до колен, сюртук подчеркивали скрытую силу его тела.

Джулиан улыбнулся, увидев на лестнице Софи. В руке он держал маленькую корзинку.

— Я велел повару упаковать нам ленч в надежде, что мы поедем осмотреть руины старого замка на холме за рекой. Как вам мое предложение, дорогая? — С этими словами он подошел к Софи и подал ей руку.

— Вы очень внимательны, милорд, — застенчиво отозвалась Софи, стараясь удержать на лице улыбку. Его страстное желание угодить ей трогало и в то же время заставляло страдать еще сильнее.

— Может быть, ваша горничная поднимется наверх и выберет ваши любимые книга? Я выдержал бы любую, кроме Уоллстоункрафт. Я сам взял из своей библиотеки кое-что. Кто знает, если будет солнце, мы могли бы посидеть под деревьями, почитать.

Сердце Софи дрогнуло.

— Хорошо, милорд. — Но потом она вернулась к реальности. Вряд ли у него будет настроение сидеть и читать в тени под деревьями, после того как он услышит ужасную правду.

Джулиан вывел ее из дома под яркие лучи весеннего солнца. Две оседланные лошади ждали их — гнедой мерин и Ангел. Конюхи стояли рядом. Джулиан внимательно наблюдал за Софи и, обвив рукой ее талию, подсадил ее в седло. Его напряженное лицо расслабилось, когда он заметил, что она не вздрогнула от его прикосновения.

— Я очень рад, что вы решили сегодня покататься верхом, — сказал Джулиан, вскочив в седло и взявшись за поводья. — В последние два дня мне очень не хватало наших утренних прогулок. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Вы уверены, что хорошо себя чувствуете в седле?

Она покраснела и пустила своего мерина рысью.

— Вполне, Джулиан.

«До тех пор я буду вполне хорошо себя чувствовать, пока не найду мужества рассказать тебе правду, а потом мне будет очень плохо, — добавила она про себя и подумала:

— Не побьет ли он меня?»

Часом позже они остановились возле руин старого нормандского замка, некогда бывшего сторожевой крепостью над рекой. Джулиан спешился, подошел к мерину Софи. Он нежно помог жене спуститься на землю, а когда ее ноги коснулись почвы, он не сразу отнял руки.

— Что-то не так, милорд?

— Нет. — Он насмешливо улыбнулся. — Все хорошо.

Он убрал руку с ее талии и заботливо поправил плюмаж на ее маленькой бархатной шляпке, который, как всегда, был в беспорядке и свисал под привычным опасным углом.

Софи вздохнула:

— Да, постоянные недочеты в моем туалете были одной из причин, по которой я провалилась на брачном базаре в Лондоне. Как бы горничная ни старалась привести в порядок мои волосы и одежду, я всегда умудрялась появиться на балу или в театре в таком виде, будто по мне проехал экипаж. Наверное, я предпочла бы жить в более непритязательные времена, когда люди носили меньше одежды и ее не надо было содержать в таком порядке.

— Я ничего не имею против того, чтобы жить с тобой в наше время. — Улыбка Джулиана стала еще шире. В его освещенных солнцем зеленых глазах искрился смех. — И чем меньше на тебе одежды, тем лучше ты выглядишь.

Софи почувствовала, что снова краснеет, и, отшатнувшись от него, направилась к груде камней, оставшихся от старого замка. В другое время Софи нашла бы эти руины живописными. Сегодня же с трудом заставляла себя сосредоточиться на них.

— Прекрасный вид, не правда ли? Он напоминает мне старый замок на земле Рейвенвудского аббатства. Мне надо было привезти с собой альбом.

— Я вовсе не хотел смутить вас или нарушить ваш покой, мадам, — тихо проговорил Джулиан, подходя к ней сзади. — Или испугать напоминанием о той ужасной ночи. Я просто хотел немного пошутить. — Он коснулся ее плеча. — Прошу прощения.

Софи закрыла глаза:

— Ты не испугал меня.

— Каждый раз, когда ты уходишь от меня, я начинаю беспокоиться, что ты боишься.

— Джулиан, прекрати, прекрати немедленно. Я тебя не боюсь.

— Не обманывай, малышка, — нежно убеждал он ее. — Я просто волнуюсь, что твое мнение обо мне не скоро изменится.

— О, Джулиан, если ты еще хоть раз извинишься, я закричу! — Она отступила от него, не осмеливаясь оглянуться.

— Софи, что за ерунда? Что сейчас не так? Мне жаль, что ты не желаешь слышать мои извинения. Но у меня нет другого достойного способа, кроме как попытаться тебя убедить, что мое раскаяние искренне.

Все, что она могла сделать, — это не разрыдаться.

— Ты не понимаешь, — с несчастным видом проговорила Софи. — Я не хочу больше слышать твоих извинений, потому что… потому что в них…

Наступила короткая пауза, прежде чем Джулиан тихо сказал:

— Ты вовсе не обязана пытаться облегчить мою участь. Она обеими руками вцепилась в плетку.

— Я не пытаюсь облегчить. Я просто пытаюсь объяснить тебе некоторые детали. Дело в том, что я намеренно ввела тебя в заблуждение.

Снова молчание.

— Я не понимаю. Что ты имеешь в виду, Софи? Что мое поведение ночью было не столь плохим, как мне кажется? Ну, пожалуйста, не беспокойся. Мы оба знаем правду.

— Нет, Джулиан. Ты не знаешь правду. Ее знаю только я. И должна кое в чем признаться, но боюсь, что ты очень разозлишься.

— Но не на тебя. Я никогда не смогу разозлиться на тебя.

— О, молю Бога, чтобы ты помнил об этом, хотя здравый смысл подсказывает мне, что ты забудешь свое обещание. — Она собрала все мужество, не осмеливаясь обернуться и прямо посмотреть ему в глаза. — Причина, по которой ты не должен извиняться заревое якобы постыдное поведение, в том, что ты ничего плохого не сделал…

— Что?!

Софи, закрывая лицо рукой в перчатке, задела шляпку, и плюмаж снова съехал набок.

— То есть ничего не произошло, хотя ты думаешь, что произошло.

Тишина за ее спиной стала оглушающей. И тут Джулиан снова заговорил:

— Софи, черт побери! Но ведь было так много крови! И она бросилась объяснять, пока мужество совсем не оставило ее:

— Но со своей стороны я должна вам указать, что вы пытались нарушить суть нашего соглашения. Я очень нервничала и злилась… Надеюсь, вы примете это во внимание, милорд: вы из тех людей, которые способны понять, что такое гнев.

— К черту, Софи! О чем ты говоришь? — Голос Джулиана стал слишком тихим.

— Я пытаюсь, милорд, объяснить, что вы вовсе не терзали меня в ту ночь. Вы просто заснули.

Наконец Софи медленно повернулась и посмотрела на него. Он стоял рядом. Ноги в блестящих ботфортах расставлены, в руке — плетка. Его изумрудный взгляд был холоднее, чем царство Аида.

— Разве я заснул?

Софи быстро кивнула, напряженно глядя мимо его

Плеча:

— Я добавила в чай кое-каких трав. Я же говорила, что есть более эффективные средства от бессонницы, чем портвейн.

— Помню, — вымолвил он ужасно тихо. — Но ты ведь тоже пила чай.

Она покачала головой:

— Я просто притворилась, что пью. Вы были слишком заняты, ругая книгу мисс Уоллстоункрафт, поэтому вообще не замечали, что я делаю.

Он сделал к ней шаг. Плетка болталась у его ног.

— Дьявольщина! Но ведь доказательство было на простыне! Пятно…

— Это травы. После того как вы заснули, я добавила их в чай, чтобы добиться красноватого цвета. Только я не знала, сколько надо лить жидкости на постель, и так волновалась, что пролила слишком много, и пятно на постели получилось больше, чем задумывалось.

— Ты пролила чай с травой?.. — медленно повторил он.

— Да, милорд.

— И таким образом я убедился, что жестоко набросился на тебя.

— Да, милорд.

— И ты утверждаешь, что той ночью ничего не произошло? Вообще ничего?

Что-то внутри Софи всколыхнулось.

— Да ведь вы же пытались соблазнить меня, несмотря на мои протесты и просьбы не обольщать меня. И вы все равно пришли ко мне в спальню, не слушая моих возражений, и я очень испугалась. Дело, разумеется, не в том, что ничего не случилось, — если вы понимаете, о чем я говорю, — а в том, что ничего не случилось, потому что я помешала этому. Ведь не только у вас есть характер, Джулиан!

— Так ты меня опоила?! — В его голосе прозвучали недоверие и ярость.

— Но это было легкое снотворное, милорд.

Плетка Джулиана хлестнула по кожаному верху сапога, прервав ее объяснения. Глаза Джулиана зажглись, точно зеленые изумруды.

— Ты опоила меня одним из своих проклятых составов и устроила декорации, чтобы я подумал, что взял тебя силой.

По сути, ей нечего было возразить в ответ на такое заявление. Софи опустила голову. Она стояла уставившись в землю, плюмаж болтался перед глазами.

— Да, я полагаю, именно так вы можете относиться к случившемуся, милорд. Но я никогда не собиралась заставить вас думать, что вы, что… вы сделали мне больно. Я только хотела, чтобы вы думали, что добились, чего хотели… выполнили свою обязанность. Мне казалось, вас очень беспокоило то, что вы еще не воспользовались правами мужа.

— И ты решила, что, однажды осуществив свои права, я оставлю тебя в покое на следующие несколько месяцев?

— Я надеялась, что на какое-то время вы удовлетворитесь. И после этого согласитесь со сроком нашего договора.

— Софи, если ты еще хоть раз упомянешь соглашение, я задушу тебя. По крайней мере я испробую на твоей спине свою плетку.

Она смело шагнула вперед:

— Я готова к вашему насилию, милорд. Хорошо известно, что у вас дьявольский характер.

— Неужели? Но тогда я удивлен, как ты осмелилась сделать свое великое признание наедине? На несколько миль вокруг никого, кто мог бы услышать крики о помощи, если бы я захотел наказать тебя.

— Я решила, что было бы не правильно вовлекать окружающих в наши отношения, — прошептала она.

— Ох как благородно, моя дорогая. Ты простишь меня, если я не поверю, что женщина, способная опоить мужа, будет настолько обеспокоена мнением слуг? — Его глаза сощурились. — Боже мой, что же они подумали, меняя постельное белье на следующее утро?

— Я объяснила Мэри, что пролила чай.

— Другими словами, один я поверил, что совершил грубое насилие над тобой. Так-так, очень интересно.

— Прости, Джулиан. Я приношу свои искренние извинения. Ради оправдания я еще раз напоминаю, что очень испугалась и разозлилась. Я уже думала, что у нас все так хорошо складывается, что мы все лучше узнаем друг друга… А ты вдруг со своими угрозами…

— Мысль о том, чтобы заняться любовью, страшит тебя настолько, что ты готова зайти так далеко? Черт побери, Софи, ты же не девочка, ты зрелая женщина и прекрасно понимаешь, зачем я на тебе женился.

— Я уже объяснила, что не боюсь самого действа, — призналась она с горячностью. — Просто я хочу, чтобы у нас было время узнать друг друга. Нам необходимо время, чтобы научиться понимать друг друга как муж и жена. Я не желаю превращаться в племенную кобылу для твоих прихотей, а затем возвращаться на сельское пастбище. Согласись, что именно это, и только это, ты имел в виду, когда женился на мне.

— Ни с чем не соглашусь. — Он еще раз стегнул кнутом по сапогу. — Насколько я знаю, ты сама нарушила наш договор. Мои требования просты, и их мало. И одно из них, если помнишь, — чтобы ты никогда не лгала.

— Джулиан, я не лгала тебе. Скорее, я ввела тебя в заблуждение. Ты должен понять, что я…

— Ты лгала мне, — грубо прервал он. — И если бы я не мучил себя виной в последние дни, я бы сразу догадался. Ведь все признаки были налицо. Ты не могла встречаться со мной взглядом. И если бы я не думал, что ты просто не выносишь одного моего вида, то сразу бы понял, что ты меня обманываешь.

— Извини, Джулиан: Мне очень жаль.

— Ты еще больше будешь сожалеть, когда мы с этим покончим. Я не твой дедушка, который готов глупо потакать тебе во всем, и пора это понять. Я надеялся, что ты достаточно умна, чтобы понять все самой. Но видимо, нужен наглядный урок.

— Джулиан!

— Садись на свою лошадь, Софи.

Софи колебалась.

— Что ты собираешься делать?

— Когда все решу, тогда и скажу. А пока тебе полезно пострадать и поволноваться в ожидании моего решения.

Софи побрела к мерину.

— Я понимаю, что ты в ярости, Джулиан. И может быть, я этого заслуживаю. Но я действительно хочу услышать, как ты собираешься наказать меня. Я же не выдержу этой неизвестности.

Джулиан взял ее сзади за талию так внезапно, что она вздрогнула. Он поднял ее в седло, затем постоял минуту, глядя на нее с холодной яростью.

— Если вы собираетесь устраивать такие трюки со своим мужем, мадам жена, вам лучше сразу научиться жить в ожидании наказания. Я отомщу, Софи. Можешь не сомневаться. Я не собираюсь позволить тебе стать такой же сумасбродной потаскухой, как моя первая жена.

Прежде чем она смогла что-то ответить, он отвернулся и вскочил на своего Ангела. И, не говоря ни слова, галопом понесся к дому, оставив Софи далеко позади.

Она приехала через полчаса после Джулиана и с удивлением обнаружила, что веселый жужжащий дом, каким он был несколько последних дней, изменился как по мановению волшебной палочки. Эслингтон-Парк стал угрюмым и тихим.

Дворецкий печально посмотрел на Софи, когда она с несчастным видом вошла в прихожую.

— Мы беспокоились о вас, миледи.

— Спасибо, Тайсон. Как видите, со мной ничего не случилось. А где лорд Рейвенвуд?

— В библиотеке, миледи. Он дал указание, чтобы его не беспокоили.

— Понятно.

Софи медленно пошла к лестнице, тревожно оглядываясь на угрожающе закрытую дверь библиотеки. Поколебавшись, приподняла юбки костюма для верховой езды и побежала вверх, стараясь избежать озабоченных взглядов слуг.

Джулиан появился к ужину, чтобы объявить о своем решении.

Когда он с непримиримо тяжелым взглядом сел за стол, Софи поняла, что он обдумывал свою месть за бутылкой кларета.

Непроницаемое молчание воцарилось в столовой. Софи казалось, что все фигуры на медальонах на потолке укоряюще смотрели на нее.

Изо всех сил она пыталась проглотить кусочек рыбы… Когда Джулиан кивком головы отправил дворецкого и слугу из комнаты, Софи затаила дыхание.

— Утром я уезжаю в Лондон, — наконец нарушил молчание Джулиан.

Софи подняла на него глаза. В них зажглась надежда.

— Мы едем в Лондон, милорд?

— Нет, Софи. Ты не едешь в Лондон. Еду я. Ты же, моя дорогая разумная женушка, останешься здесь, в Эслингтон-Парке. Я собираюсь подарить тебе исполнение твоего самого сильного желания. Ты можешь проводить остаток трех прекрасных месяцев в абсолютном покое. Я даю торжественное слово, что не буду тебе докучать.

До нее дошло, что он собирается оставить ее здесь, в Норфолке.

Софи замерла, пораженная.

— Я останусь одна, милорд?

Он улыбнулся с издевательской любезностью:

— Совершенно одна, даже без мужа, убитого чувством собственной вины, готового танцевать под твою дудку. Однако в твоем распоряжении хорошо обученный штат слуг, и, может быть, ты сможешь развлечь себя, занимаясь лечением их больных глоток и внутренностей.

— Джулиан, пожалуйста. Лучше ударь меня, и мы с этим покончим.

— Не искушай меня, — сухо посоветовал он.

— Но я не хочу оставаться здесь одна. Мы же договорились перед свадьбой, что ты не оставишь меня в деревне, когда поедешь в Лондон.

— Ты еще осмеливаешься упоминать о чем-то подобном? После всего, что случилось?

— Мне очень жаль, если вам это не нравится, милорд, но вы же давали мне слово перед свадьбой. Вы были так близки к тому, чтобы нарушить собственное слово! А теперь собираетесь нарушить и другое. Это… это нечестно с вашей стороны, милорд.

— Не вздумай читать мне лекцию о чести и честности, Софи. Ты всего лишь женщина и мало понимаешь в этом! — рявкнул он.

Софи прямо взглянула в его глаза:

— Но я быстро учусь.

Джулиан тихо выругался и отшвырнул салфетку.

— Не смотри на меня как на человека, у которого нет чести. Уверяю тебя, я не нарушаю клятву. Конечно, когда-нибудь я возьму тебя в Лондон, но не раньше, чем ты согласишься выполнить обязанности жены. В конце наших драгоценных трех месяцев я вернусь, и мы обо всем поговорим. Думаю, к тому моменту ты поймешь, что сможешь перенести мои прикосновения. Так или иначе, мадам, я получу от нашего брака то, что хочу.

— Ну да, наследника.

Он усмехнулся:

— Ты уже доставила мне много осложнений, Софи. И если тебя это удовлетворяет, пожалуйста. Я не собираюсь позволять тебе и дальше превращать мою жизнь в кошмар.

На следующее утро Софи стояла потерянная среди мраморных скульптур в холле, стараясь не подавать виду, что расстроена, и наблюдала за приготовлениями Джулиана к отъезду. Слуга присматривал за погрузкой багажа, а его сиятельство подошел к жене и холодно и официально с ней попрощался:

— Я желаю вам наслаждаться своим браком в эти два с половиной месяца, мадам.

Он отвернулся, потом остановился и отвратительно выругался, снова заметив болтающуюся ленточку, выбившуюся из прически Софи. Задержался, быстро и нетерпеливо перевязал ее, после чего удалился. Его каблуки застучали по мрамору.

Софи выдержала неделю унизительного наказания, прежде чем наконец пришла в себя, посчитав, что уже достаточно настрадалась за свое преступление. Конечно, она допустила серьезную тактическую ошибку в отношениях с мужем, а посему немедленно отправляется в Лондон. И мир снова наполнился для нее радужными красками.

Если ей вменялось в обязанность научиться управляться с мужем, то почему бы и Джулиану не научиться кое-чему в обращении с женой? Софи решила, что их брак следует начать с новой страницы.