Обольщение ангела

12

Гордон замер, удивленный ее словами и тоном, которым она это произнесла. Роберта была бледна, будто перед обмороком. У нее был страх на лице, как у молодого воина перед самой первой в жизни битвой. Она, казалось, приготовилась к смерти. Его девственница-жена панически боялась неизвестного.

Гордон неторопливо закрыл за собой дверь. Он погладил щенка и опустил его на пол. Смучес тут же забился в угол, и Гордон мысленно похвалил его за это. Затащить свою жену в постель и так было делом довольно хлопотным, и ему тем более не улыбалось еще и выгонять из постели щенка, чтобы заняться с ней любовью.

— Ну? — спросила Роберта нервным, звенящим от напряжения голосом.

Гордон перевел взгляд на ее руку, вцепившуюся в спинку стула, с побелевшими от напряжения пальцами, и опустил глаза на ее тело, едва прикрытое сорочкой. Она выглядела ужасно соблазнительно. Он испытал сильнейшее желание тут же уложить ее прямо на пол, но усилием воли сдержал себя.

— Успокойся, ангел, расслабься, — сказал он с самой обаятельной улыбкой.

Повернувшись к ней спиной, он стянул с себя рубашку и повесил ее на крючок возле кровати. Потом неспешно снял башмаки и чулки. В постели с Робертой ему будет проще, если не придется наспех снимать с себя что-то из одежды, и, значит, надо снять все. Прежде ему случалось иметь дело с женщинами, даже не снимая башмаков, но его жена заслуживала лучшего.

Несколько долгих мгновений Гордон молчал, прежде чем повернулся к ней лицом. На нем оставались только грубошерстные штаны, он выглядел словно дикий горец. Да, Роберта уже видела его обнаженным на речке, но сейчас совсем другое дело. Они оба знали, что должно совершиться между ними через несколько минут, и это усложняло дело.

— А знаешь, дорогая, — сказал Гордон, с веселой, ребяческой улыбкой поворачиваясь к ней. — Мне бы хотелось выпить с тобой и немного поболтать.

— Ты хочешь просто поговорить? — недоверчиво отозвалась Роберта, и лицо ее прояснилось, краски снова начали возвращаться на ее лицо.

Гордон весело кивнул. Ну и трусиха! Она вела себя так, словно бы он и был тем самым чудовищем, что жило у нее под кроватью, а не героем, победившим его.

Вразвалочку подойдя к столу. Гордон украдкой взглянул на нее и налил себе почти полный стакан виски. Потом медленно повернулся к ней, поднял стакан к губам, словно провозглашал в ее честь тост, и сделал большой глоток. Возбужденный обжигающей горечью напитка, он двинулся через комнату к ней. Отчаянное выражение на лице Роберты едва не заставило его рассмеяться: он видел, что она убежала бы сейчас, если бы стул не загораживал дорогу.

— Иди сюда, ангел, — сказал он, протянув к ней руку. — Посиди со мной. Нам надо обсудить кое-что важное.

Роберта перевела взгляд с его лица на стул, потом снова на него.

— Но тут место лишь для одного, — сказала она.

— Хватит и для двоих, если ты сядешь ко мне на колени, — возразил он. — Ну, пожалуйста! — Это единственное слово «пожалуйста» совершило чудо, ведь он просит, а не приказывает.

Роберта медленно облизнула языком губы, пересохшие от волнения, и Гордон едва не застонал от этого невероятно чувственного движения, сделанного ею по неведению. Когда же она протянула к нему слегка дрожащую руку, он схватил ее и потянул вниз, мягко, но настойчиво усадив к себе на колени.

Уставившись на огонь в очаге, Роберта сидела прямая и окаменевшая, словно статуя. Неужели она боялась даже взглянуть на него?

— Расслабься, ангел, — уговаривал Гордон, слегка поглаживая ее по спине. — Я ведь тебя не укушу.

Роберта робко взглянула на него. Ее взгляд говорил о том, что она знает, что он намеревается сделать с ней.

— Сделай глоток, — сказал он, протягивая ей кружку.

Роберта покачала головой.

— Ну, пожалуйста, сделай это ради меня, — принялся уговаривать он с обаятельной улыбкой, такой же искренней, как у младшего сына.

Роберта взяла у него из рук кружку и, зажав ноздри пальцами, сделала большой глоток. Содрогнувшись, когда огненная жидкость обожгла ее изнутри, протянула кружку обратно.

Гордон снисходительно улыбнулся:

— Дорогая, когда пьешь, лучше не зажимать нос.

— Так пьется легче, — ответила она.

Гордон сам отхлебнул еще виски и поставил кружку на пол рядом со стулом. Потом мягко заставил ее прислониться к своей обнаженной груди и положил ее голову себе на плечо.

Поглядывая на него из-за густых, черных как смоль ресниц, Роберта ждала, что он скажет.

— Тебе удобно, ангел?

— Да.

— А теперь поговорим вот о чем, — начал Гордон, ласково заглядывая в ее изумрудные глаза. — Я не собираюсь сейчас же набрасываться на тебя. Так поступают животные или грубые мужланы, которые не знают любви, а лишь удовлетворяют свою похоть. Любовь же — это единение не только тел, но и чувств, эмоций. Ты понимаешь?

— Да, — ответила она, но выражение ее лица говорило совсем о другом.

— В этом нет ничего страшного. Разве я когда-нибудь лгал тебе? — И тут же, усмехнувшись на собственный вопрос, поправился: — Я когда-нибудь причинял тебе зло?

Роберта отрицательно покачала головой.

— Нет, ты спас мне жизнь возле львиной ямы и помог скрыться от королевы, — ответила она. — А десять лет назад ты убил чудовище, жившее у меня под кроватью.

— Тогда все в порядке, — сказал Гордон, довольный, что убедил ее. — Хочешь еще что-нибудь спросить?

Покусывая нижнюю губу, Роберта опустила глаза и покраснела от смущения.

— А что при этом чувствуют? — спросила она.

— Ах, дорогая! То, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, так же приятно, как солнечное тепло, нежные цветы, ласковые улыбки, — ответил он. — И даже еще приятней.

Услышав это, она оживилась, но секундой позже на лице ее снова появилось недоверие.

— Откуда мне знать, что ты говоришь это не просто для того, чтобы заманить меня к себе в постель? — спросила она.

— Подумай сама, разве в мире было бы так много людей, если бы занятие любовью не было бы таким приятным? — возразил Гордон. — Но чего я сейчас больше всего хочу, так это только твой поцелуй. Ты поцелуешь меня, дорогая?

— Да. — Роберта закрыла глаза и подставила губы.

— Нет, ангел, я хочу, чтобы ты сама меня поцеловала.

— Ну ладно, — согласилась она, открывая глаза. И потянувшись к нему, целомудренно его поцеловала.

— Ну нет. Ты не вложила в это никакого чувства, — недовольно пожаловался он. — А мне нужен настоящий поцелуй.

Собравшись с духом, Роберта крепко обняла его и обхватила ртом его губы. Волна желания пробежала по всему телу Гордона, когда он ощутил, как ее язык скользнул меж его губ. Неумело она старалась подражать ему.

Не в силах сдержаться, Гордон обнял ее обеими руками и жадно возвратил этот поцелуй. Но тут же овладев собой, подарил ей другой, медленный, долгий, проникновенный поцелуй, в который вложил всю нежность, которую испытывал к ней.

— Ты сделала это замечательно, — прошептал он у ее губ. — А теперь мне хочется, чтобы ты потрогала меня.

— Потрогала?.. — воскликнула она, явно встревоженная.

— Просто проведи рукой по моей груди, — попросил он тихим и ласковым голосом. — Или где-нибудь еще, где хочешь.

Протянув руку, Роберта провела кончиками пальцев по его обнаженной груди к плечу, а потом вниз по мощным мышцам к локтю. Ей хотелось касаться его, ощущать напряжение его мускулов под своей рукой, чувствовать изумительную гладкость и теплоту его кожи. Осмелев, она скользнула ладонью от локтя вверх к его шее, а потом вниз к груди, с удовольствием погрузив пальцы в шелковистые каштановые волосы, покрывающие ее посредине. И точно так же, как он сделал с ней утром, провела большим пальцем по его плоскому соску, улыбнувшись, когда он отвердел под ее прикосновением.

Гордон едва не застонал под этими ее сладостными прикосновениями. Не сдержавшись, он порывисто притянул к себе ее голову и, наклонившись ближе, прильнул к ее губам.

И Роберта ответила на этот поцелуй.

— А теперь я хочу потрогать тебя там же, где ты трогала меня, — хриплым шепотом сказал он. — Можно?

— Да, — прошептала она.

Медленно, чтобы не вспугнуть, Гордон потянул рубашку вниз с ее плеч по рукам. И спустив до талии, оставил ее груди обнаженными. С розовыми, трогательно торчащими в стороны сосками, они были совершенной формы.

Его охватило неистовое желание приникнуть губами к этим влекущим розовым бутонам, но усилием воли он сдержал себя. И снова поцеловал Роберту, а когда она вздохнула у его губ, скользнул рукой по груди и слегка подразнил ее чувствительные соски, которые сразу же отвердели.

С удивлением Роберта ощутила какой-то трепещущий жар между бедрами. Дыхание ее стало неровным и частым; она потянулась к его ласкающей руке, стремясь ощутить все острее и острее то сладострастное ощущение, которое вдруг почувствовала.

— Поцелуй меня, ангел! — прошептал Гордон обольстительно хриплым от желания голосом.

Во вторичном приглашении Роберта не нуждалась.

Она обвила руками его шею и приникла губами, целуя со все разгоравшейся страстью.

— Чего бы я хотел, так это снять нашу одежду и лечь и в постель, пока мы ласкаем друг друга, — сказал Гордон. — Ты согласна?

Роберта кивнула, хотя и покраснела от смущения. Слабый румянец со щек распространился по ее нежному горлу вплоть до самой груди.

Задыхаясь, Гордон поцеловал ее и поднял, чтобы, пронеся через комнату, мягко опустить поверх мехового покрывала на кровать. Жадно целуя, он до конца стянул с нее рубашку, оставив обнаженной перед своим взором.

Как загипнотизированный, смотрел он на ее мягко округлые груди, на нежные бедра и тонкую талию. Да, он мельком видел ее и раньше, но теперь, когда она лежала перед ним обнаженной и словно бы ждала, у него вдруг пересохло в горле и ослабели колени.

Гордон наклонился над Робертой и опять поцеловал ее, одновременно снимая с себя грубошерстные штаны и бросая их на пол.

— Ангел, как ты прекрасна! — прошептал он, одной рукой поглаживая ее бедра.

— Ты тоже!.. — порывисто выдохнула она.

Гордон поцеловал ее так медленно, словно время остановилось и впереди у них была целая вечность, чтобы сделать то, чего оба желали. Ему хотелось до предела продлить эти упоительные секунды предвкушения; держа ее в объятиях, он уже знал, что она согласна и пойдет на это по доброй воле. Он понимал, что это была самая важная ночь в их супружеской жизни, и то, что произойдет в постели между ними сейчас, окрасит их отношения на всю оставшуюся жизнь.

Он прижал ее теснее к своему твердому мускулистому телу. Его поцелуй стал требовательнее, заставив Роберту задышать еще чаще.

Инстинктивно отвечая на его страстный поцелуй, она обвила руками его шею и изо всех сил прижалась к нему своим обнаженным телом. В первый раз в своей жизни она испытывала сладостное чувство от мужской твердой плоти рядом со своей мягкой женской. И это ее потрясло.

— Я собираюсь любить тебя, ангел, — прошептал Гордон. — Ты понимаешь?

— Да, — едва дыша, прошептала она. — Люби меня!..

Гордон улыбнулся и приник к ее губам в умопомрачительном поцелуе, который длился целую вечность. Роберта с такой же страстью отвечала ему. Он раздвинул языком ее губы, скользнул внутрь и провел им по нежной внутренности ее рта. Она отвечала ему тем же. Их языки соблазнительно встретились, сначала робко, потом все смелее и смелее, свиваясь в сумасшедшем танце, таком же древнем, как само время.

— Ты чувствуешь словно бы солнечное тепло? — прошептал Гордон.

— Да.

— И я тоже.

Роберта застонала от его признания. От этих слов у нее натянулись какие-то нежные струны в душе, а все ее тело воспламенилось желанием.

Гордон страстно покрывал поцелуями ее виски, ее щеки, подбородок, глаза. Его губы то снова возвращались к ее губам, то ласкали нежный изгиб шеи, то опускались к трепещущим грудям и ниже, к животу и бедрам. Захватив губами один из розовых сосков, он вобрал его, и тут же трепещущий жар между ног вспыхнул в ней с новой силой.

— Дорогая, — прошептал Гордон, когда она застонала под ним. — Раздвинь для меня ноги.

Без колебаний Роберта сделала то, что он сказал, не ожидая уже от него ничего, кроме новых наслаждений.

Гордон слегка привстал между ее бедрами. Она застонала в ожидании новой сладостной муки.

— Взгляни на меня, ангел.

Роберта открыла глаза. В них горело желание.

— Будет только секундочку больно, — пообещал он. — Потерпи.

Одним мощным толчком Гордон вошел в нее, нарушив девственность, и погрузился глубоко внутрь ее дрожащего тела. Роберта вскрикнула от неожиданной боли и вцепилась в него.

Гордон замер, оставаясь совершенно неподвижным, давая ей возможность привыкнуть к этому новому ощущению внутри себя. Потом осторожно начал обольстительные движения, побуждая ее двигаться вместе с ним.

Инстинктивно Роберта обвилась вокруг него ногами и встречала его мощные толчки своими собственными. И вдруг она воспламенилась и взорвалась, словно волны этих безумно сладостных ощущений подхватили ее и унесли в рай.

Только после этого Гордон позволил себе удовлетворить свою собственную долго сдерживаемую потребность. Он застонал, задрожал и излил горячее семя внутрь ее лона.

Несколько долгих мгновений после этого они лежали совершенно неподвижно; их прерывистое дыхание было единственным звуком, нарушавшим тишину. Наконец Гордон перекатился в сторону, увлекая ее за собой, и поцеловал в лоб.

Сияющими глазами Роберта радостно посмотрела на него.

— А ведь ты обещал, что мы будем только трогать друг друга, — сказала она.

— Мы так и сделали, — ласково усмехнулся Гордон. — И снаружи, и внутри.

— Если бы я только знала, что заниматься любовью так приятно, то, вместо того чтобы ехать в Англию к дяде, я бы прискакала к тебе в Инверэри и потребовала, чтобы ты выполнил свой супружеский долг.

— Благодарю за лестную оценку, ангел. — Гордон вытянул из-под них меховое покрывало и набросил его сверху со словами: — А теперь пора спать.

— Я не устала, — возразила Роберта.

— Что ж, давай немного поболтаем. — Гордон обнял ее и чмокнул в щечку. — Жаль, что я не приготовил к нашей брачной ночи подарок для тебя.

— Но ты уже подарил мне это кольцо. — И, не заботясь о том, что выставляет напоказ свой «дьявольский цветок», Роберта вытянула левую руку, чтобы полюбоваться золотым кольцом с огромным изумрудом.

— И все же мне хотелось бы подарить тебе что-то большее, — возразил Гордон. — Ну, чего тебе хочется?

Роберта повернулась на бок, прижавшись кнему. И, лежа нос к носу с ним, проговорила:

— Солнечный свет, цветы и приветливую улыбку.

— Они твои, ангел. Ими владеешь только ты, и никто другой.

— Ты, и никто другой, — прошептала она, смыкая веки.

Гордон поднял к губам ее левую руку и приложился поцелуем к родинке.

— В сентябре я отвезу тебя ко двору, где ты будешь представлена королю, — сказал он. — В Эдинбурге множество магазинов, где продается все, что душе угодно. Там мы и выберем тебе подарок. А когда родится наш первенец…

Но, взглянув на жену, Гордон увидел, что она уже спит. Легчайшим, как дуновение ветерка, поцелуем он коснулся ее черных волос, а потом и сам погрузился в глубокий, без сновидений, сон.

Проснувшись на другое утро, Гордон еще с закрытыми глазами потянулся к середине постели, ища теплое хрупкое тело жены. Но ее там не было. Он открыл один глаз, потом другой. Постель была пуста. Куда же она исчезла?

Тут до него донесся звон посуды с противоположного конца комнаты и, приподняв голову, он увидел ее. Стоя в его белой рубашке перед очагом, Роберта готовила завтрак. Ее черные волосы каскадом падали до самой талии, а сквозь тонкий, почти прозрачный лен рубашки просвечивали соблазнительные очертания ее стана и бедер.

— Я вижу, ты пробуешь свои силы в стряпне, — чуть хриплым со сна голосом пробормотал он. — Вот никогда бы не подумал, что такая благородная леди может возиться с горшками.

Услышав звук его голоса, Роберта обернулась, и губы ее сложились в ласковую улыбку. Тепло, которое излучали ее изумрудные глаза, яснее слов говорило о том, сколько нежности к нему она хранила в своем сердце.

— И что, это будет съедобно, ангел? — шутливо спросил он.

Роберта подняла одну бровь, передразнивая его привычную манеру.

— Еще бы! — заявила она. — И вообще, у меня еще много талантов, о которых ты даже не подозреваешь.

— А я люблю сюрпризы, — ответил Гордон. — Особенно такие, как сегодня ночью. Ты можешь удивлять меня ими в любое время суток.

— Прошлая ночь едва ли была для тебя сюрпризом, — нахмурилась Роберта, но тут же не удержалась и улыбнулась. — Ты все рассчитал заранее своей хитрой кэмпбеловской головой.

— Как ты можешь подумать обо мне такое! — изображая оскорбленную невинность, воскликнул он. И вслед за тем, подмигнув ей, добавил: — Аты носишь мою рубашку, ангел. Она тебе идет.

— Мне нравится ее запах.

— Так моя рубашка пахнет?

— Это ты пахнешь, — сказала Роберта. — Горным вереском.

Это заставило его улыбнуться.

— Иди-ка сюда, — ласково позвал он, хлопнув рукой по подушке. — Продолжим наш разговор здесь.

Роберта взглянула на пресные лепешки на противне, поставленном на огонь, и подняла палец, прося, чтобы он дал ей еще минуту. Потом взяв деревянную лопатку, осторожно сняла лепешки с противня и, переложив их на доску, накрыла льняным полотенцем, чтобы сохранить мягкими и теплыми на все утро.

И лишь после этого быстро юркнула к нему в постель.

— Итак, ангел, с чего это ты поднялась ни свет ни заря? — целуя ее в губы, спросил он.

— Как жена, я обязана накормить тебя завтраком, — ответила она.

Гордон удивленно поднял одну бровь, но глаза его лучились весельем и нежностью. Она была первой в его жизни женщиной, которая после ночи, проведенной с ним, принялась готовить ему завтрак, а не отправилась проматывать его деньги в магазинах и модных лавках, как другие.

— Значит, одна ночь со мной — и ты уже сделалась образцовой домашней хозяйкой? — поддразнил он ее.

Прежде чем она успела раскрыть рот, чтобы ответить, Гордон быстро схватил ее и начал целовать, сначала жадно, а потом все более медленно и проникновенно. Свободной рукой он поглаживал ее гибкую спину, а когда она чувственно вздохнула у его губ, то поднял ей сзади рубашку и обхватил руками ее голые ягодицы.

— У тебя восхитительная попка, — пробормотал он.

— А у тебя чудесные руки, — прошептала она.

— Эй! Какого дьявола ты все еще дрыхнешь, — загремел вдруг чей-то голос с порога. — Разве можно в горах быть таким беспечным?

Роберта взвизгнула, а Гордон в долю секунды выхватил из-под подушки кинжал. Оба они посмотрели в сторону двери.

— Снова играете в Адама и Еву? — спросил Дьюи, входя в их охотничий домик.

— Негодник! Ну ты и напугал меня, — сказал Гордон, убирая кинжал. Он взглянул на покрасневшую жену и шутливо бросил: — А ты не смущайся, ангел. На тебе ведь моя рубашка.

— Конечно, я был прав, — сказал Дьюи, облокотясь на стол и с ухмылкой поглядывая в их сторону. — Обязательно скажу Гэбби, что она ошиблась.

— В чем? — спросил Гордон.

— Да она уверяет, что ты не спишь со своей женой, — простодушно выпалил великан. — А я ей твержу, что ты слишком горячий мужчина, чтобы не поживиться таким лакомым кусочком, как твоя жена.

— Ну что ж, ты победил, — сказал Гордон, искоса взглянув на свою покрасневшую супругу. — Так, значит, ради этого ты и притащился с утра пораньше?

Дьюи отрицательно покачал головой и показал на кувшин в руках.

— Я принес вам молока. Гэбби говорит, что леди Роб любит пить по утрам молоко, которое готовит наша Бидди.

— Спасибо тебе, Дьюи, — улыбнулась Роберта. — Я и самом деле люблю его.

Поставив кувшин на стол, Дьюи пошел на другой конец комнаты и по-хозяйски приподнял полотенце, прикрывающее лепешки на доске возле очага.

— А это что тут прячется? — поинтересовался он.

И, тут же отведав одну из них, аппетитно причмокнул:

— Ну и ну! Да они просто совершенство! Даже вкуснее, чем у нашей бабушки Бидди.

— Как это дочь графа Данриджа научилась печь такие восхитительные лепешки? — удивленно повернувшись к жене, подыграл ему Гордон.

— Я не хвасталась, когда говорила, что у меня еще много талантов, — с явной гордостью ответила Роберта.

Не удержавшись, Дьюи прихватил еще лепешку и направился к двери.

— А вы придете на праздник? — с набитым ртом, спросил он.

— Моя жена будет прыгать со мной сегодня через костер, — обнимая ее, ответил Гордон.

— Тогда увидимся позднее. — И Дьюи закрыл за собой дверь.

— Здесь так тепло, — сказал Гордон, стаскивая с Роберты рубашку и кидая ее на пол. — Так на чем мы остановились?

— Мы собирались есть лепешки, — ответила она.

— Лепешки подождут. — Он опустил голову к ее груди и искусительно провел языком по соскам. — Какие там лепешки, когда здесь есть кое-что получше.

Однако два часа спустя Гордон уже умял большую часть этих лепешек и нашел их самыми восхитительными из всех, которые когда-либо ел. Сразу же после завтрака, прихватив Смучеса, он вышел за порог. Нужно было сходить в конюшню, чтобы накормить и напоить лошадей.

Оставшись в домике одна, Роберта торопливо расчесала волосы. Потом, надеясь на теплый день, надела легкую юбку и льняную блузу с глубоким вырезом, но оставила ноги босыми.

— Ты готова? — спросил Гордон, вернувшись. Он бросил Смучеса на постель и добавил: — Праздник вот-вот начнется.

— В общем-то готова, — ответила Роберта. — Но я бы предпочла сначала искупаться.

— Ты пахнешь восхитительно, — сказал ей Гордон. — От тебя исходит аромат нашей любви. — И, быстро подойдя к ней, протянул венок из полевых цветов. — Я дарю тебе солнечный свет, цветы и улыбку. — И с этими словами надел венок ей на голову.

Роберта засмеялась.

— Благодарю вас, милорд. Пожалуй, я оставлю вас при себе еще на некоторое время.

— На всю жизнь и еще на один день, — шепнул ей Гордон, целуя в губы.

— А мы возьмем с собой Смучеса? — спросила она.

— Нет, щенок будет путаться под ногами у коров и лошадей, а я не хочу, чтобы его затоптали копытами, — покачал он головой.

Казалось, сама великая Мать-богиня милостиво улыбалась тем, кто собрался на этот праздник костров. Они даровала людям идиллический день, с синим небом, теплым солнцем и чистым горным воздухом, напоенным ароматом расцветающих трав.

Роберта могла бы показаться случайному прохожему лесной феей, когда вместе с мужем спускалась по тропинке в долину Глен-Эрей. Она весело напевала что-то себе под нос и, держа мужа за руку, почти вприпрыжку шагала рядом с ним. Ее радовало все: и то, что она на самом деле стала его женой, и то, что ей впервые предстояло присутствовать на празднике костров.

— Знаешь, я так волнуюсь, — призналась она.

— Я бы никогда этого не подумал, — успокоил ее Гордон. И, бросив искоса озабоченный взгляд, спросил: — А ты что, никогда раньше не бывала на первом выгоне скота у себя дома?

— Нет, — честно ответила она. — Расскажи мне, как это происходит?

— Два костра собираются из веток высушенных еще в марте десяти разных пород деревьев, — начал Гордон. — Это в первую очередь береза — в честь древней богини и дуб — в честь древнего бога. Ель при этом символизирует рождение, ива — смерть, а рябина — магию. Яблоня — любовь, — тут он притянул ее к себе и поцеловал, — а виноградная лоза — радость; орешник — милосердие, а боярышник — чистоту. Тут празднуется плотская любовь, союз всех мужчин и женщин. Влюбленные пьют из майской чаши, куда наливают вино и березовый сок, а потом вместе прыгают через горящий костер. После этого между двумя кострами прогоняют скот, чтобы огнем очистить его.

К тому времени, как они добрались до долины Глен-Эрей, вокруг пруда уже собралась толпа мужчин, женщин и детей. А весь скот, собранный в одно большое стадо, щипал в отдалении траву. Две груды сушняка только и ждали момента, когда их подожгут с началом праздника.

Как единственному сыну и наследнику главы клана, Гордону принадлежала честь зажечь праздничные костры. Роберта с гордостью смотрела, как, взяв в руки пылающий факел, он зажег сначала один костер, а потом другой. Когда пламя разгорелось и жарко взметнулось к небесам, зрители разразились громкими приветственными криками.

— Наш Горди и леди Роберта должны первыми выпить из праздничной чаши и прыгнуть через костер, — громким голосом объявила Гэбби. — Инверэри станет процветать, если у молодого хозяина и его жены будет много детей.

— Давай, ангел, — сказал Гордон Роберте. Он взял из рук Гэбби чашу и поднес ее жене, чтобы она сделала по обычаю глоток. Повинуясь ему, Роберта отпила из чаши. Затем Гордон и сам сделал изрядный глоток.

Передав майскую чашу Гэбби, он подхватил вдруг Роберту на руки и с разбегу перепрыгнул сначала через один костер, а потом через второй. И, учащенно дыша, отпустил ее, дав ей медленно соскользнуть вдоль его тела, вставая на ноги.

Рукоплескания, крики и ободряющий свист поднялись вокруг.

Роберта зарделась, вспомнив их близость минувшей ночью. Но, несмотря на свое смущение, обхватила Гордона за шею, крепко прижалась к нему и поцеловала. Она хотела, чтобы ни один человек из клана Кэмпбелов не сомневался, что она действительно жена Гордона, в полном смысле этого слова.

— Я ведь говорил, что прыжок через костер вместе со мной обеспечит тебе ребенка от меня? — шепнул Гордон, приложив ладонь к ее горящей щеке.

— Ложь — страшный грех, — шутливо парировала она. — Придется тебе просить об отпущении грехов, когда будешь в церкви на исповеди.

— Ты беспокоишься о моей душе, ангел? — усмехнулся он. — Обещаю, что на том свете мы с тобой будем вместе.

— Да, но где? — спросила она. — Я не сомневаюсь, что, если тебе понадобится, ты затащишь меня вместе с собой и в ад.

— Нет уж, ангел. Я надеюсь, что ты замолвишь за меня словечко перед господом, — отшутился он.

Следующими через двойной костер прыгали Гэбби и Дьюи. За ними последовали другие пары. А потом подошло время прогонять между кострами скот, чтобы совершить обряд очищения.

Ребята постарше побежали в конец долины и, крича и размахивая кнутами, словно заправские пастухи, пригнали к ним весь выведенный на летние пастбища скот.

— Пусть молодая хозяйка Инверэри проведет первую корову между двумя кострами, чтобы принести изобилие нашему клану, — объявила Гэбби.

— Что я должна сделать? — шепотом спросила у мужа Роберта, пряча левую руку в складках юбки.

— Дьюи приведет сейчас корову, — ответил Гордон. — Возьмись за веревку и проведи ее между двумя кострами.

Смущенная тем, что оказалась в центре внимания, Роберта выступила вперед и взяла у Дьюи веревку. Она вспомнила, как в прежние времена ее родичи Макартуры боялись, что она сглазит им скот, и еще глубже спрятала свою левую руку в складках юбки. Держа веревку одной рукой, она попыталась подвести корову к костру, но, к несчастью, скотина заупрямилась.

— Возьмись двумя руками! — крикнул со своего места Гордон.

Помедлив, Роберта ухватилась обеими руками за веревку и таким образом провела корову между кострами. При этом она мысленно молила провидение, чтобы никто не заметил этот «дьявольский цветок» на ее левой руке.

Когда она протащила корову на другую сторону прохода между кострами, все разразились радостными криками. На лбу и над верхней губой Роберты блестели капельки пота. Но не от этой непривычной для нее работы, а от страха, что в ней могут заподозрить ведьму.

В то время как Гордон пошел в конец стада, чтобы помочь ребятишкам подогнать остальной скот к кострам, Роберта стояла рядом с Гэбби, постепенно успокаиваясь. Робко, точно чувствуя себя виноватым, к ней приблизился Гэвин.

— Простите, что я заставил вас плакать, — сказал он. И, одарив своей обаятельной улыбкой, так похожей на отцовскую, спросил: — Можно, я опять буду вашим рыцарем?

Роберта улыбнулась, и сердце ее наполнилось нежностью.

— Ты всегда будешь моим рыцарем, — мягко сказала она, положив ему руку на плечо.

— Ну что, ангел, пойдем купаться? — спросил подошедший к ним Гордон.

Роберта вспыхнула, поняв, на что намекает муж. Предвкушение этого заставило ее почувствовать жар его горячего тела, и все в ней словно встрепенулось от желания.

— А можно мне пойти с вами? — попросил Гэвин.

Роберта закусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться над озадаченным выражением лица мужа. Хотела бы она знать, как он выкрутится из этой ситуации!

Гордон наклонился, а потом встал перед малышом на одно колено.

— Леди Роб и я будем купаться без всякой одежды, — сказал он сыну.

— Ты имеешь в виду, голыми? — спросил тот.

— Да, вот именно. Так что на сей раз тебе придется остаться здесь.

Лицо мальчика омрачилось, он держался из последних сил, чтобы не заплакать. Тогда Гордон наклонился ближе к сыну и прошептал ему на ухо:

— Мы с Робертой собираемся сделать тебе сестренку, о которой ты просил.

Услышав это, Гэвин воспрянул духом.

Гордон поднялся и, взяв жену за руку, повел ее прочь от собравшихся в долине. Идя с ним по тропинке, Роберта не выдержала и оглянулась на шестилетнего малыша. Гэвин стоял один и печально смотрел, как они уходят. Он выглядел таким несчастным и покинутым, что у нее сжалось сердце. Ведь она знала еще с детства, как ужасно остаться в одиночестве.

— Горди, посмотри на Гэвина, — сказала она. — Мы не можем оставить его так.

— Дункан поиграет с ним, — беспечно бросил тот.

— Дункан играет со старшими ребятами и не захочет, чтобы малыш таскался за ним.

— Мы же идем купаться, — возразил Гордон. — И я тоже не хочу, чтобы он таскался за нами.

— Я буду купаться в рубашке.

— Гэвин это переживет, — заверил Гордон, твердо взяв ее за руку. — Парень должен учиться быть и один.

— Ему ведь всего шесть лет, — сказала Роберта, выдернув руку у мужа. — Я не могу покинуть его таким.

— У него есть мать.

— И бессердечный отец в придачу.

С этими словами Роберта решительно повернула на поляну, где стоял мальчик, который с робкой улыбкой смотрел на нее. Подойдя, она протянула ему руку и спросила:

— Ты пойдешь с нами?

Разрываясь между тем, пойти ему или остаться, Гэвин нерешительно смотрел на ее протянутую руку. Наконец, собравшись с духом, сказал:

— Нет, вы идите и сделайте мне сестренку.

Роберта закусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Мы с твоим отцом решили подождать для этого ночи, — объяснила она.

Выражение лица мальчугана прояснилось. Он потянулся к ее руке.

— Ну, тогда…

— Гэвин!

Роберта и малыш одновременно обернулись на этот резкий окрик.

— Иди сюда немедленно! — позвала сына Кора, стоя в окружении нескольких женщин.

Гэвин посмотрел на Роберту и пожал плечами:

— Может, мы искупаемся вместе в другой раз.

— Я бы этого очень хотела, — сказала она. — Я увижу тебя завтра?

— Да, я обязательно приду, — ответил он.

Роберта сделала реверанс.

— Благодарю вас, мой рыцарь.

Гэвин улыбнулся и тоже склонился в неумелом поклоне. Потом повернулся и бегом бросился к матери.

Роберта посмотрела ему вслед и перевела взгляд на пышнотелую темноволосую красавицу, его мать. Кора в упор смотрела на нее, и в ее черных глазах безошибочно читалась жгучая ненависть.

Гордо вздернув подбородок, Роберта повернулась, чтобы уйти. Но тут взгляд ее случайно упал на заветное ожерелье, и холодок пробежал у нее по спине.

Ее звездный рубин потемнел.