Обратный билет

Глава 1

Тамара Шеридан медленно шла по галерее, изредка останавливаясь перед той или иной картиной и критическим взглядом окидывая ее. Если не считать служителя, она была одна в опустевшем зале. Свет уже приглушили, и галерея выглядела довольно печально.

Другие чувства, глубина переживаний, другие размеры, думала Тамара. Ее позабавила такая странная, драматическая непоследовательность. Теперь, когда выставка закончилась, она позволила своему воображению свободный полет, и, хотя у многих картин красовались таблички с надписью «Продано», ей было грустно от сознания того, что уже никогда больше не придется пережить трепет и успех первой выставки.

Она повернулась и пошла к выходу из галереи. Она увидела Бена, который беседовал в маленьком застекленном офисе с Джозефом Бернстейном. Оба курили сигары и казались весьма довольными собой. Тамара слегка улыбнулась им.

Приятно, думала она, внезапно испытать, что такое настоящий успех, и все-таки во всем достигнутом чувствовался налет разочарования. Будто бы этот успех уже сам по себе знаменовал некую высшую поворотную точку. Она вздохнула. Кроме того, вечером ей еще предстояло присутствовать на банкете по случаю закрытия выставки. Тамара была в состоянии какой-то непонятной угнетенности — чувство, которое ей решительно хотелось отбросить.

В самом конце галереи она остановилась у единственной картины с надписью: «Не продается». Это полотно не входило в число ее лучших работ. Теперь Тамара признавала это. Мазки были слишком резкими, краски слишком тусклыми, но она никогда не продала бы эту картину. Этому мешало то, что было на ней изображено. Бледные краски пытались создать у зрителя впечатление тумана и мелкого, моросящего дождя, впечатление, усиленное ее собственными воспоминаниями. Она иронически улыбнулась. Кто мог подумать, что эти любительские усилия передать на холсте чудесное великолепие «Фалкон-Хэд» отражали всю пустоту ее тогдашней жизни. Не выдержав, Тамара резко отвернулась: она не могла долго смотреть на эту картину, не возвращаясь мысленно к горьким разочарованиям своей юности. Неужели прошло уже семь лет с тех пор, как она покинула Фалкон-Уэрри? Неужели прошло всего семь лет с тех пор, когда она была такой впечатлительной восемнадцатилетней девушкой с необузданным воображением и способностью так глубоко переживать? Кажется, прошла целая жизнь, так много событий заслонило собой боль и унижение, которые она некогда испытала! Она уже не была впечатлительной, наивной, безответственной девочкой, она была женщиной — зрелой и стремящейся к успеху.

Так почему же тогда она хранит эту картину? Почему она цепляется за нее, продолжая таким образом терзать себя? Если она действительно стала трезвой и зрелой, как ей казалось, то почему она не выбросит вон эту картину?

Потому, жестко сказала она себе, что, пока эта картина у меня, я не забуду ужасную ошибку, которую совершила тогда, и лишь мой талант, моя живопись спасли меня от жестокого унижения!

— О чем задумалась?

Она вздрогнула от неожиданности — так была поглощена своими мыслями.

— О, Бен! — воскликнула она, приходя в себя. — Ты меня напугал.

— Я вижу. — Он тепло улыбнулся ей и затем перевел взгляд на картину. — В чем дело, Тамара? Что такого в этом старом полотне, что оно так волнует тебя?

Тамара снова взглянула на картину.

— В ней ничего нет особенного, Бен, — ответила она спокойно. — Я просто сравнивала свои теперешние работы с прежними попытками. Ужасно, не правда ли?

Она сумела придать своему голосу правильную нотку насмешливости, и Бен отвлекся от своих вопросов, но все же заметил:

— Почему же тогда ты хранишь ее?

Тамара пожала плечами.

— Наверное, чтобы напоминать самой себе о своем беспомощном начале, — легко ответила она. — О чем вы говорили с мистером Бернстейном?

Бен совсем позабыл о своих вопросах и пошел рядом с Тамарой, увлекая ее к офису.

— Он чрезвычайно доволен твоим успехом. Еще бы! — сказал он, улыбаясь. — И, соответственно, своим.

— Несомненно, — вскользь заметила Тамара, глядя с интересом на Бена.

— Он хочет устроить еще одну твою выставку осенью, — продолжил Бен. — Как ты думаешь, ты сможешь подготовиться к этому времени?

Тамара колебалась. Все неслось, как ей казалось, слишком быстро.

— О, я не знаю, Бен, — начала она. — Мне… мне нужно отдохнуть!

— В твоем возрасте? Отдохнуть?

— Серьезно. Я думаю о том, чтобы устроить перерыв и дать себе отдохнуть.

— Хорошо, как ты захочешь. Я отправлюсь вместе с тобой. Возьмем с собой все, что тебе нужно, и ты сможешь рисовать сколько твоей душе угодно!

— Нет! — резко перебила его Тамара и сжала его руку. — Пожалуйста, Бен, не торопи меня! Мне нужно время, чтобы подумать. В последние три недели у меня не было ни одной свободной минуты! Ты мчишься слишком быстро для меня. Пожалуйста, остановись хоть ненадолго!

Бен вздохнул:

— В этом деле нужно ковать железо пока горячо! Сейчас публика интересуется работами Тамары Шеридан. Ты ведь не хочешь, чтобы какой-нибудь начинающий художник похитил твои лавры?

Тамара пожала плечами:

— Разве это возможно?

— Дорогая, в этой игре возможно все! — мрачно произнес Бен. — Скажи ему, что ты подумаешь о моем предложении! Сделай это ради меня!

Тамара взглянула на него.

— Хорошо, Бен, — просто ответила она, уступая, и вошла следом за ним в сизое от дыма сигар помещение.

Джозефу Бернстейну было около шестидесяти. Он славился своей помощью молодым художникам. Не то чтобы он делал это только из любви к искусству, но Тамаре он нравился, и она доверяла его суждениям. Кроме того, он был приятелем Бена, а она обязана Бену всем.

— Ну, Тамара, — улыбаясь, встретил ее Бернстейн, — Бен передал тебе о нашем предложении?

— Да, мистер Бернстейн, он мне сказал, — кивнула Тамара.

— Хорошо, хорошо. Я хочу, чтобы ты была на поверхности, пока, как говорится, шар вращается. У тебя очень успешная выставка! Это, дорогая Тамара, далеко не всегда бывает при первом опыте. Но я уверен, публика будет снова привлечена. Твои картины обладают неким, как бы это выразиться, шармом, необыкновенной жизненностью! Нет, не то, — простотой линий, которая привлекает. Для девушки твоего возраста ты удивительно талантлива. В твоих работах чувствуется опыт, будто ты, как знаменитые художники прошлого, уже страдала!

Тамара почувствовала, что слегка краснеет. Мистер Бернстейн был проницателен и заслуживал доверия.

— Я благодарна вам за помощь, — начала она и тут поймала умоляющий взгляд Бена. — Я хочу сделать то, о чем вы говорите. Я могу попытаться, но…

К счастью, ей не пришлось продолжать. Бернстейн прервал ее:

— Конечно, конечно, Тамара. Мы слишком торопим тебя! Настоящий художник не терпит, чтобы его торопили! Я вижу это, я чувствую, что ты устала, и я это понимаю. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть к своему положению. Это ведь Бен — он инициатор моей настойчивости. Прости меня!

Тамара беспомощно взглянула на Бена, который ответил ей полуулыбкой:

— Хорошо, хорошо. — Он пожал плечами. — Я знаю. Я не художник и не спонсор. Пошли, Тамара. Мы пойдем в бар и выпьем. Ты пойдешь с нами, Джо?

Бернстейн покачал головой:

— Нет, спасибо, Бен. Твоя находка устала от разговоров. Поговори с ней о более интересных вещах. Право, я не нужен тебе, чтобы объяснять, что это за вещи!

Бен усмехнулся:

— Нет, конечно. Идем, Тамара!

На улице шел мелкий дождь, уличные фонари окрашивали лужи в разные цвета, придавая им причудливую форму. Ночной Лондон, подумала Тамара. Скольких художников он вдохновил!

Но вскоре она отбросила все мысли об искусстве и сосредоточилась лишь на том, чтобы обходить лужи и успевать за Беном, который гигантскими шагами направлялся туда, где была припаркована его машина.

Внутри огромного «астон-мартина» он повернулся к ней, по-хозяйски просовывая руку за ее спиной и обнимая ее.

— О, Тамара, — ласково пробормотал он. — Я люблю тебя!

Он поцеловал ее нежно и ласково. Затем он включил двигатель мощного автомобиля. Ответа он не ждал и не получил. Тамара искоса взглянула на него. Эмоции Бена взволновали ее, но почему она на них не ответила? Может быть, она ненормально холодна или ее прежний опыт мешает ей свободно отдаться естественным чувствам? Подобные мысли и раньше пугали ее, а сегодня она чувствовала себя особенно напряженной.

Они ехали в свой излюбленный бар — уютный подвальчик гостиницы возле Пикадилли. В зале с приглушенным мягким светом, где подавались роскошные вина и курились дорогие сигары, Бен внимательно посмотрел на нее и спросил:

— Что с тобой, Тамара? Сегодня ты какая-то другая. Будто смотришь внутрь себя.

Тамара посмотрела на янтарную жидкость в своем бокале:

— Я не знаю, Бен, я, право, не знаю. Как-то сегодня… и выставка, и все кажется пустым!

— Пустым? — Бен взглянул на нее встревоженно и снова повернулся к стойке бара. — Еще одно виски, — тихо произнес он так, чтобы Тамара не слышала. — Почему? Это касается нас? Меня?

— О нет! — Тамара грустно покачала головой и ласково погладила рукой мягкую ткань его рукава. — Как это может относиться к тебе, Бен? Без тебя я была бы ничем.

— Сомневаюсь. Я в этом решительно сомневаюсь, — горячо возразил Бен. — Рано или поздно ты должна была добиться успеха! Я просто несколько ускорил естественный ход событий. Вот и все.

Тамара пожала плечами:

— Спасибо, Бен. Ты очень добр.

Бен закурил новую сигару.

— Я не хочу быть «очень добрым», — вырвалось у него с нетерпением. — Ты знаешь, чего я хочу? Я хочу жениться на тебе!

Тамара наклонила голову:

— О, Бен! Как бы я хотела поверить, что у нас все будет удачно! — Она подняла глаза. — Но почему на мне? Я хочу сказать, что ты — Бенджамен Гастингс. Твой отец — Аллен Гастингс — председатель синдиката «Гастингс». Я уверена, что, если бы он понял, что ты говоришь это серьезно, он нашел бы, что тебе ответить. — Она насмешливо улыбнулась. — На мне! На Тамаре Шеридан! Я ведь никто, я без всяких связей!

— Это несправедливо! — с упреком воскликнул Бен. — Ты ведь знаешь, что отец твой большой поклонник!

— Поклонник моих работ! — задумчиво повторила Тамара. — Я не уверена, что он будет рад приветствовать меня в качестве своей невестки!

— Конечно, будет рад, — горячо перебил ее Бен. — Кроме того… — В его голосе прозвучала нотка раздражения. — Кроме того, я собираюсь сам выбирать себе жену, и я выбрал тебя!

Тамара вздохнула:

— Я хотела бы любить тебя, Бен. Все было бы так просто!

Бен пораженно воскликнул:

— Дорогая, все и так просто! Я люблю тебя, ты знаешь это, и я готов жениться на тебе и научить тебя меня любить!

Тамара нахмурилась.

— Разве можно научить любить? — с любопытством спросила она.

Бен посмотрел на свой бокал и покачал головой.

— Тамара! — беспомощно произнес он. — Разве тебе так необходимо исследовать каждую сторону наших отношений? Нам ведь хорошо вместе, ты знаешь, что это правда. Наши интересы и наши вкусы совпадают. Так в чем же дело? Почему наша женитьба не будет удачной? Удачной, как у других?

Тамара прикусила губу.

— Я не знаю, Бен. Я думала… о, какой смысл думать? Дай мне, пожалуйста, сигарету, дорогой.

Бен протянул ей портсигар, она выбрала одну сигарету, прикурила ее от общей зажигалки и доверчиво спрятала свою руку в его ладони:

— Давай не говорить сегодня о серьезном, Бен. Нам предстоит еще прием. Ты так мил, что устроил его для меня, и я не хочу, чтобы сегодня мы чувствовали отчуждение.

— Отчуждение? — Бен непонимающе взглянул на нее. — Я хотел сегодня объявить о нашей помолвке!

— О, Бен!

— Но ведь это так! Разве ты не согласна со мной, Тамара?

Тамара сжала руками свои виски.

— Ты должен дать мне время, Бен!

— Сколько времени тебе нужно?

Тамара увидела напряженное выражение его красивого лица и почувствовала себя виноватой.

— Хорошо, Бен, — медленно произнесла она, — дай мне подумать до вечера — до приема. Ты можешь отвезти меня домой? Я должна переодеться. И я дам тебе ответ, когда ты приедешь за мной, хорошо?

Бен уставился на нее:

— Ты так считаешь?

— Конечно.

Он кивнул и быстро прикончил свое виски.

Когда они вышли, Тамара плотнее закуталась в свое пальто, прячась от промозглой, холодной сырости ночного воздуха, и прижалась к нему.

— Несмотря на мое нетерпение, — ласково сказал Бен, — я хочу, чтобы ты знала, что, даже если ты скажешь «нет», я все равно буду с тобой встречаться!

Тамара вопросительно взглянула на него.

— Да, вот так! Не порывай со мной из-за этого. Если мы не сможем быть не чем иным, как друзьями, то давай, по крайней мере, останемся ими. Я не допущу, чтобы что-то встало между нами!

— О, Бен! — Тамара качала головой, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Но почему я? Почему я?

Бен стиснул кулаки:

— Я не знаю, я просто, вероятно, схожу с ума!

Квартира Тамары находилась в новом доме напротив Риджент-парка. Она оставила Бена в вестибюле.

— Я буду готова через час, — сказала она, и он, кивнув, ушел.

Квартиру на четвертом этаже занимали Тамара и некая Эмма Латимер, выполнявшая обязанности горничной, кухарки, экономки и компаньонки — все в одном лице. Эмма — женщина неопределенного возраста — откликнулась на объявление, которое Тамара поместила в «Таймс» два года тому назад, когда ее доходы начали, наконец, достигать жизненного уровня. Подкрепляя свой доход еще и коммерческими делами, Тамара смогла снять эту квартиру и нанять Эмму за очень невысокое жалованье. Она едва поверила своей удаче, заполучив такое сокровище, каким оказалась Эмма, за почти мизерное вознаграждение. Позже, когда они подружились, она узнала, что Эмма провела всю жизнь, ухаживая за больными родителями, и только с их смертью освободилась. Совершенно беспомощная в современном мире, где так много значила квалификация, она сразу откликнулась на объявление Тамары, и это оказалось для них обеих благословением.

Теперь жалованье Эммы стало более чем достаточным, и квартира была обставлена и ухожена так, как всегда мечтала Тамара.

В маленькой передней Тамара сняла пальто и позвала:

— Эмма! Я дома!

Эмма Латимер появилась на пороге кухни. Ее седые волосы были стянуты в пучок, и она, как всегда, была одета скромно и немодно. Но для Тамары она не была прислугой. Эмма была для нее самым близким человеком, заменившим мать, которую она никогда не знала.

— Ну, — спросила Эмма, — все кончено, да?

Тамара кивнула и с облегчением опустилась в кресло, вытянув длинные стройные ноги и сбрасывая туфли.

— Вот и хорошо, я только что приготовила чай. Принести чашечку?

Тамара улыбнулась и кивнула:

— Да, пожалуйста. А потом мне нужно будет принять ванну. Бен заедет за мной через час.

Тамара с благодарностью и наслаждением маленькими глотками пила крепкий, пахучий дымящийся напиток. Эмма умела приготовить его именно так, как любила Тамара. Это было просто счастьем — расслабиться и ни о чем не думать несколько минут.

Улыбнувшись, Тамара сказала:

— Сядь, Эмма. Я хочу поговорить с тобой.

Поколебавшись, Эмма пожала плечами и присела на краешек стула:

— Да, о чем?

— Бен сделал мне предложение.

Эмма спокойно махнула рукой.

— Ну, меня это не удивляет, — сказала она.

— Дело в другом — должна ли я его принять?

Эмма пожала плечами:

— Это тебе решать.

Тамара взглянула на нее нетерпеливо:

— Я знаю, но все же, что думаешь ты?

Эмма наклонила голову и стала рассматривать свои аккуратные ногти.

— Ты хочешь узнать мое мнение?

— Да.

— Тогда, если тебе действительно необходимо мое мнение, я скажу. Ответ должен быть «нет».

Тамара нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, казалось бы, нет причин, да? Но если ты действительно хочешь выйти замуж за мистера Гастингса, зачем тогда спрашивать мое мнение? Ты просто поставила бы меня в известность об этом.

— О, Эмма! — Тамара поставила свою чашку и встала. — У тебя все звучит так просто!

— Но так оно и есть. Нет смысла выходить замуж за молодого человека, если сомневаешься. Полным-полно несчастных браков, и если ты спрашиваешь меня…

— Похоже, что все они должны были посоветоваться с тобой, — перебила Тамара с артистическим сарказмом, и Эмма позволила себе улыбнуться.

— Мне жаль, если я ответила не так, как тебе хотелось бы, мисс Тамара, — сказала Эмма, вздохнув, — но ведь ты меня спросила.

— Да, спросила, — печально подтвердила Тамара. — И все же я не уверена, что ты права. Замужество серьезный шаг, и ты единственный человек, с которым я могу посоветоваться.

Эмма пожала плечами:

— Но, мисс Тамара, никто не может решать за тебя!

— Я знаю, — кивнула Тамара.

— На свете никогда не было ни одной женщины, которая знала бы все заранее, — заметила Эмма несколько задумчиво. — Заметь, я не вижу никакой причины, почему бы тебе не принять предложение мистера Гастингса. Он славный молодой человек, красивый, добрый. И у вас, конечно, не было бы никаких проблем с деньгами. Все дело в том, чего ты хочешь. Что касается меня, то мне никогда не нравились блондины. Мне нравились темные, смуглые, темноглазые, с каштановыми волосами!

При этих словах Эммы Тамара снова почувствовала невероятное напряжение. Внезапно она вспомнила «Фалкон-Хэд». Как и тогда, в галерее, на нее опять нахлынуло непонятное чувство тоски. Чтобы скрыть его, она поспешно воскликнула, не вникая в суть своих слов:

— Так кто же это был, Эмма?

Эмма вздохнула:

— Только один, один-единственный, мисс Тамара. Но он не вернулся после Эль-Аламейна!

— О, прости, Эмма!

Тамара вышла из своего мрачного состояния и на мгновение попыталась представить себе, что испытала Эмма, когда мужчина, которого она любила, не вернулся с войны. Может быть, поэтому ее привязанность к родителям никогда не проходила? Может быть, для нее жизнь чувств умерла вместе с этим мужчиной?

— Не о чем жалеть, — сказала Эмма. — Слишком много лет прошло, чтобы я могла испытывать что-либо, кроме чувства ностальгии.

Ее внимательный взгляд встретился с темно-синими глазами Тамары.

— У всех у нас есть свои маленькие горести, не правда ли, мисс Тамара?

Тамара почувствовала, что краснеет. Как всегда, Эмма была с ней чутка и проницательна.

— Ой! — воскликнула Тамара, взглянув на свои часики. — Сколько уже времени! Нужно быстрее принять ванну. Если мистер Гастингс приедет до того, как я буду готова, попроси его подождать, ладно?

Она побежала в ванную, стараясь успокоить свои взбудораженные нервы. Что с ней такое сегодня? Почему ей кажется, что она подошла к какой-то черте? Она стала мнительной, недоверчивой. Она сказала Бену, что устала, но он ей не поверил. Но она действительно устала. Ей необходим отдых.

Она погрузилась в душистую воду ванны, устало откинулась и прикрыла глаза. Конечно, Эмма ничего не знала о ее прошлом, и тем не менее невольно она затронула именно ту струну, которая разволновала ее.

Тамара с досадой села и начала тщательно намыливать свои плечи. Она чувствовала себя отупевшей и обессиленной. Вдруг она замерла. С необыкновенной яркостью перед ее глазами всплыли картины того, как это началось семь лет тому назад. Она должна была бы вспоминать прошлое с достаточным спокойствием зрелой женщины. А она, напротив, вела себя как девочка, позволяя чувствам брать верх над разумом. Ведь ей нужно серьезно и взвешенно обдумать предложение Бена, а не мучиться мыслями о далекой роскоши «Фалкон-Хэд» и холодной агрессивности его хозяина.

И все же чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась, что только полный отказ от прошлого может позволить ей воспринимать настоящее. Несмотря на горечь, которую она испытывала, думая о нем, прошлое всегда будет присутствовать и мучить ее до тех пор, пока она сама позволит это.

Но как решить эту проблему? Как избавиться от этого мучительного чувства горечи?

Она резко встряхнула головой, отталкивая даже самую мысль. Нет, это невозможно! И все же она все больше и больше убеждалась в необходимости почувствовать раз и навсегда, что она действительно изменилась. И единственный способ достичь этого — поехать назад в Фалкон-Уэрри, вернуться в деревню на юге Ирландии, где она провела первые восемнадцать лет своей жизни.

Тамару воспитывали дед и бабка. Мать ее умерла во время родов, а отец — ленивый, никчемный англичанин, как презрительно называл его ее дед, не появлялся вообще долгие годы. То, что он вообще вернулся, очень позабавило всех в деревне. Но потом ее бабушка и дед умерли, и в Фалкон-Уэрри у нее не осталось ничего… ничего, вяло подумала она.

Позже, накладывая вечернюю косметику, она пыталась разобраться в себе и понять, откуда у нее эти сомнения относительно Бена? Почему она колеблется и не хочет сделать этот первый шаг? И когда она поедет в Фалкон-Уэрри, насколько все будет легче, если на пальце у нее появится кольцо Бена?

Но как это воспримет Бен? Что же сказать ему, когда он потребует ответа? Вряд ли он одобрит это намерение вернуться в Ирландию. Особенно после того, как узнает, что она хочет ехать одна, чтобы рассеять призраки, которые все еще угрожают ее догнать.

Как она и ожидала, Бен был решительно против ее отъезда из Англии.

— Если ты настаиваешь на отдыхе, поезжай, по крайней мере, куда-нибудь поближе, чтобы я мог навещать тебя, раз ты не хочешь, чтобы я поехал с тобой!

— Ты не понимаешь, Бен, — сказала она растерянно. — Там ведь моя родина!

— Но ты ведь говорила, что твои родители умерли.

— Да. Ты знаешь, что мой отец умер спустя шесть месяцев после того, как я приехала сюда.

— Верно.

Бен знал Тревора Шеридана. Разве не через него он узнал и его дочь?

— Ну хорошо, — вздохнула Тамара. — Когда я уезжала из Ирландии, я думала, что больше не вернусь, и не хотела возвращаться. Но сейчас что-то тянет меня туда. — Она искала слова, чтобы выразить свое чувство. — Это… это — что-то большее, чем жизнь. Я должна поехать туда, чтобы вернуть свои мысли в нормальное русло. Попытайся меня понять, Бен! Мне необходимо поехать!

Она разволновалась. Как она вернется? В качестве кого? Летом в Фалкон-Уэрри бывает мало приезжих. Деревня живописна, но и только. Там ничего особенного нет, кроме замка «Фалкон-Хэд», конечно. И, едва она подумала о «Фалкон-Хэд», она поняла, что ей следует сделать. Она должна поехать туда снова как художница. Она должна нарисовать «Фалкон-Хэд». Тогда она сможет уничтожить старую картину и вместе с ней всю боль, сердечную боль, связанную с ней. Это и будет ее отдых — пара месяцев в Ирландии.

Бен, казалось, задумался.

— Там был мужчина? — вдруг хрипло произнес он.

Лицо Тамары вспыхнуло. Она отбросила тяжелую прядь золотистых волос со своих щек и сказала:

— Не в том смысле, в котором ты думаешь!

— А в каком?

Тамара тяжело вздохнула:

— Я не могу тебе это сказать. Позволь мне поехать, и, когда я вернусь, я расскажу тебе всю правду.

Бен пробормотал:

— Разве у меня есть выбор?

— Но ты можешь порвать со мной здесь, сейчас. Я не буду тебя винить!

Он покачал головой:

— Нет, я не могу, Тамара!

— Ну так что же?

— Хорошо, поезжай в эту ужасную деревушку, но помни, что, если ты не вернешься через шесть недель, я приеду за тобой.

Тамара кивнула:

— Я могу ведь позвонить тебе. Там есть телефон.

Бен слегка улыбнулся:

— Ты меня просто потрясла! Хорошо, позвони мне, расскажешь, где ты остановилась. В Фалкон-Уэрри есть отель?

Тамара покачала головой:

— Отеля нет. Там есть только таверна. Кажется, она называется «Фалкон-Армс». Возможно, для начала я остановлюсь там. Позже я, наверное, сумею снять домик.

Бен поморщился.

— Имя «Фалкон» фигурирует в этих местах довольно часто, не так ли? — заметил он.

Тамара опустила голову:

— Да. Семья Фалкон — это местные, что ли, сквайры. Во всяком случае, их можно так назвать.

— Гм-м.

Бен странно посмотрел на нее. Ее реакция на имя Фалкон не ускользнула от его внимания.

— В любом случае, раз ты решила ехать, то, по крайней мере, разреши мне проводить тебя. У тебя уже есть план действий?

— Собственно говоря, еще нет. Я думала поехать в конце следующей недели.

— Так скоро?

— Да. Чем быстрее я уеду, тем быстрее вернусь.

— Правда. Ты полетишь?

— Да, в Шеннон. Фалкон-Уэрри находится на западном побережье. Я договорюсь, чтобы машина, которую я найму, встретила меня в аэропорту. Я хочу иметь собственный транспорт.

— Ты можешь взять мою «мини», — предложил Бен, но Тамара покачала головой.

— Нет. Благодарю тебя, но я хочу еще некоторое время побыть независимой, — ответила она, ласково ему улыбаясь. — Если мне будет одиноко, я позвоню тебе, и ты сможешь ко мне присоединиться, да?

Бен крепко сжал ее руку.

— Да! — с чувством воскликнул он.