— Да ты что! Ты, наверное, шутишь! — воскликнула Кори, отпрянув от камина и взмахнув длинным шампуром, на котором дымился поджаренный кусочек хлеба.
— Почему? Разве не здорово? А как вам такая идея, Эдвина? — Пола повернулась за поддержкой к матери Кори.
В потускневших карих глазах Эдвины зажглось веселье, щеки слегка порозовели от огня.
— Если ты с ней согласишься… — предостерегающе начала Кори.
— А почему бы не попробовать? — спросила Пола, скорчив гримаску и устраиваясь поудобнее. — Ну что ты теряешь? Уж не свою девственность, это точно.
Кори угрожающе посмотрела на Полу, а Эдвина расхохоталась. Все трое давным-давно знали, что Кори лишилась невинности с Дэйвом, мужем Полы. Конечно, тогда Пола и Дэйв еще не были женаты, но уже встречались. И в общем-то сама Пола виновата — она вдруг начала крутить Дэйву мозги; если бы не это, он и Кори никогда бы не сошлись. Дэйв, чтобы заставить Полу мучиться от ревности, стал изображать горячий интерес к Кори, а Пола притворялась, будто ее это совершенно не волнует. Кори тогда уже исполнился двадцать один год, и она горела желанием избавиться от девственности на всю оставшуюся жизнь. Вот она и решила соблазнить их старого школьного друга, в ту пору местного автомеханика. Событие, правда, не слишком запомнилось, оба здорово напились. У Кори остался лишь неприятный осадок, особенно после того, как Дэйв умудрился рассказать о «ночи страсти». Ну чем не поступок истинного мужчины — прийти и признаться? Смолчи он, и Пола никогда бы ничего не узнала… Но он не смолчал. И потому неразлучные подруги — куда ближе чем сестры — Кори и Пола три месяца не разговаривали. Теперь же, через пять лет, они вместе с Эдвиной хохотали до слез при одном лишь упоминании об этом историческом событии.
— Тебе и делать-то ничего не надо, — продолжила Пола, пристраивая тарелку на своем большом животе и с аппетитом вгрызаясь в ароматный тост, — просто ответишь на объявление. Никто же не просит давать свое. Да в общем-то это и не вариант вовсе — так ведь? Ну я про то, что тогда Эдвине телефон бы оборвали или вообще упекли бы за сводничество.
Кори украдкой взглянула на мать. Все еще содрогаясь от хохота, Эдвина с трудом встала с кресла, чтобы подкинуть угля в камин. Пола тотчас подмигнула подруге, и та улыбнулась.
— А вообще-то, — Пола зевнула, разморясь от жары в гостиной, — пожалуй, от твоего собственного объявления толку было бы больше. Скажем, неплохо бы начать с изложения требований к величине фаллоса… — Она недвусмысленно замолчала и тут же увернулась от летящей подушки. — А что такого? — Ее голубые глаза широко распахнулись, и на лице не промелькнуло и тени улыбки. — Уверяю тебя, это очень важно…
— Да ты просто невыносима! — прыснула Кори. — С большим ли, с маленьким, или вообще без оного, мне вовсе не нужен никакой мужчина.
— Ха, — хмыкнула Пола.
— Тогда сделай милость, поведай, дорогая, что тебе нужно, — поинтересовалась Эдвина. Она все еще стояла у камина, но Кори прекрасно видела в зеркало, как женщина мгновенно вспыхнула и зарделась.
— Ничего, — с напускным безразличием ответила Кори. — Вообще ничего. Я совершенно счастлива здесь, в Эмберсайде, с тобой и…
— Фу, — перебила ее Пола, — рассказывай кому-нибудь еще. Уж мы-то знаем, ты ждешь не дождешься вырваться из этого… — Она вдруг наткнулась на красноречивый взгляд Кори и изменилась в лице.
Эдвина повернулась и с улыбкой посмотрела на обеих. Непохожие внешне, разные в жизненных притязаниях, они так сходны по характеру! И так преданы друг другу! Впрочем, и ей тоже.
Она засмотрелась на Полу. Все в ней, даже живот, казалось миниатюрным. Озорные голубые глаза всегда вызывали улыбку, а пушистые светлые локоны придавали лицу какую-то трогательную детскость. Правда, сейчас в ангельских чертах молодой женщины читалось полнейшее удовлетворение, этакое довольство жизнью, чего Кори пока еще не доводилось испытывать.
— Что ж, мир распахнется перед Кори, — заключила Эдвина, — если только она сделает шаг навстречу.
— Мир для меня, — возразила Кори, — сосредоточен здесь, в Эмберсайде.
Эдвина удивленно вскинула брови:
— Жить в маленьком домике, в маленькой деревне, работать в маленьком магазине одежды — может, для кого-то это предел мечтаний, но только не для тебя.
— Кто бы говорил? Если таким образом ты пытаешься подвигнуть меня на брачное объявление — оставь надежду. Мужчина, завоеванный таким путем?! Я и в самом деле не уверена, нужно ли мне это. — Она резко вскинула голову в ответ на неожиданно громкий стук на улице. — Боже, что это?
— Если ты думаешь, что это рыцарь на белом коне выехал на площадь в холодную зимнюю ночь, то тебя ждет глубокое разочарование, — бросила Пола, когда Кори подошла к окну.
— А, мусорный бак громыхнул от ветра. — Кори опустила занавеску. — И хватит на сегодня про то, как заарканить мужика, расскажи лучше о ребенке.
— Что? О том, как я намерена выдавить из себя здоровенную голову? При одной только мысли об этом меня начинают мучить кошмары. Давайте-ка сменим пластинку. Как насчет аэробики, уроки со вторника? Так, для смеха, раз нет ничего другого. Вести будет Ди Робинсон, представляешь, какова она в костюмчике? Между прочим, он выдерживает не больше двух фунтов. Ну соглашайся, Кори, не могу же я заниматься этим одна, со всякими мамочками, а после родов форму иначе не вернешь.
— Господи Боже мой! Прыгать в зале на сквозняках вместе с миссис Уиллис, зная о том, что в это время старая корова и сплетница Линда Моррис придирчиво изучает размер моих бедер…
Ни слова не говоря, Эдвина с Полой переглянулись.
— Ну ладно, знаю-знаю, — добавила Кори, — я должна сбросить вес. Вот о чем вы обе думаете. Конечно, мне надо похудеть.
— Ой, ты опять за старое, — вздохнула Пола. — Ну и какая же это часть тела ощутит на себе все тяготы кампании ненависти на этот раз?
— А не все ли мои телеса того требуют?
— Да у тебя ни унции лишнего веса.
— Да что ты говоришь! Вряд ли можно назвать меня стройной. А?
— Пожалуй, это слово не приходит на ум первым, — согласилась Пола. — Ты весьма…
— Пышная? Только произнеси, и твой ребенок родится прямо сейчас.
Пола взглянула на Эдвину, словно ища поддержки.
— А вы что скажете маленькой противной девчонке?
— Да я уже не раз пыталась, — махнула рукой Эдвина. — Кори, дорогая, у тебя, конечно, крупная кость, но при таком росте ты весьма пропорциональна. Если похудеешь, станешь тощей и костлявой, а сейчас прекрасно выглядишь.
— Надеюсь, это не слепая материнская любовь? Бросьте вы, я же прямо-таки толстая!
— Полная, — поправила Пола. — И еще, пусть Гарриет почаще занимается твоей головой. Она очень здорово причесала Кэти и Стива на свадьбу. Не станешь же ты отрицать?
— С трудом верится в парикмахерский талант тети Гарриет, — фыркнула Кори, — но, по правде говоря, жених и невеста были в полном порядке.
Кори унаследовала блестящие каштановые волосы от матери, но, взглянув на нее, она вдруг ощутила болезненный толчок в сердце, такой мучительный, что слова, готовые слететь с губ, застряли в горле.
— Итак, аэробика, — вздохнула Пола, оценив ситуацию, — пойдем и запишемся, как только я вернусь из роддома. Думаю, недели через две.
Эдвина рассмеялась:
— Вряд ли ты будешь готова к занятиям так быстро, Пола.
— Да, пожалуй. — Пола вдруг погрустнела. — Боюсь, вы правы. И секса нельзя, я просто с ума схожу, но Дэйв ни в какую, говорит, боится попасть ребенку в глаз. И уж если я вспомнила о Дэйве, то думаю, терпение его иссякло, и мне пора домой. Вы же знаете, он ненавидит оставаться с моими родителями. Но придется потерпеть, пока я буду в больнице. Спасибо, — отозвалась она, когда Кори протянула руки и помогла ей встать. — Не забудь, завтра на ленч я готовлю овощи; дома все почищу и принесу, хорошо? В котором часу лучше прийти?
— Я поставлю цыпленка около двенадцати, — откликнулась Кори. — Вот и приходи, потом все вместе зайдем в паб выпить.
— Договорились. — Пола повернулась к Эдвине. — Спокойной ночи. — Она поцеловала ее в щеку. — До завтра.
Кори вышла в прихожую вместе с Полой и закрыла за собой дверь гостиной.
— Извини, — тут же прошептала Пола. — Я просто не подумала.
— Да ничего. Она и так прекрасно понимает, как я хочу вырваться отсюда и изменить свою жизнь. Вообще-то лучше бы мне этого не хотелось.
— И тем не менее… но пытаться отрицать подобное — еще хуже. Правда, я не собиралась обсуждать эту тему при Эдвине.
— Да, все бы стало намного проще, если бы у меня кто-нибудь появился, и я зажила бы счастливо, как ты.
Пола покачала головой:
— Ничего не выйдет. Такая жизнь никогда тебя не устроит.
— А должна бы. — Кори улыбнулась, заметив озабоченный взгляд подруги. Улыбка совершенно преобразила некрасивое лицо Кори, которое становилось привлекательным, когда она хоть немного этого хотела.
— Ну что для тебя дурацкие вечеринки по субботам, жареный цыпленок по воскресеньям, аэробика по вторникам, — в сердцах воскликнула Пола, — вряд ли все это тебя вдохновляет! — И вдруг глубокомысленно заявила: — Ты встретишь кого-нибудь, обязательно встретишь, и он будет особенным. Вот увидишь. И карьера твоя состоится. В конце концов у тебя будет все.
Кори покачала головой:
— Если бы можно было заключить сделку с Богом, я бы согласилась отказаться от всего, только бы Он…
Пола дотронулась до Кори и сжала ее руку.
— Понимаю, — прошептала она, взглянув ей в глаза.
Кори долго еще стояла в дверях и смотрела, как Пола побрела на самый конец улицы, к деревенской площади. Сильный мокрый ветер бил ей в лицо и почти сбивал с ног, и Кори вернулась в гостиную, лишь убедившись, что подруга уже дома.
Эдвина сидела на диване. Мягкий свет пробивался сквозь бахрому абажура, лампа позади удобного кресла, у камина, отбрасывала причудливые круги на потертый узорчатый ковер и забитые книгами полки. Ветер надувал занавески, и странные тени бродили по стенам; когда же через трубу шальной порыв добирался до огня, пламя в камине, казалось, оживало — то взвиваясь вверх, то опадая.
— Сядь. — Эдвина похлопала по дивану рядом с собой.
Кори удивленно посмотрела на мать, но тут же улыбнулась.
— Я знаю, что у тебя на уме, дорогая, — продолжила Эдвина. — Иди сюда, давай поговорим.
Кори покачала головой. Никогда и ничего не скроешь от Эдвины. Да и ни к чему — у них особые отношения — подруг, а не матери с дочерью. Но Кори говорить не хотелось; они сто раз уже говорили, и что толку? Как бы она ни была разочарована в жизни, в каком бы тупике себя здесь ни ощущала, такая не похожая на своих ровесников, она не бросит мать в маленькой деревушке Эмберсайд ради своей мечты. Ничто не заставит ее пойти на это. А мать, конечно же, собиралась поговорить об отъезде. И Кори придется привычно отделываться отговорками, мол, если она пойдет на поводу своих желаний, кинется в большой мир, то окажется в дураках, пытаясь стать той, которой в действительности не является.
Но сегодня Кори не хотелось играть в эти игры. И Эдвине тоже. Беспокойство матери терзало душу, обе они прекрасно знали истинные стремления Кори, ничего общего с доводами против отъезда не имеющие; да, Кори действительно рождена не для серой деревенской жизни, среди угрюмых, чертовски скучных людей.
Кори взяла мать за руку, поцеловала когда-то красивое, а сейчас обрюзгшее серое лицо. В глазах ее уже нет былого блеска, но сохранилась все та же мягкость, с коей двадцать шесть лет мать встречает взгляды дочери.
— У тебя усталый вид, — прервала молчание Кори.
Эдвина сжала руку дочери. Как страстно хотелось ей воскликнуть: уезжай, перестань губить молодость рядом с умирающей матерью, которая едва ли доживет до пятидесяти. А Кори тогда уже перевалит за тридцать, но вряд ли найдутся слова, чтобы убедить упрямую дочь. Они слишком любят друг друга, и Эдвина в очередной раз кляла свою болезнь, разрушавшую жизнь обеих.
Они поговорили про Полу, про ее остроумные шутки, потом, не желая слушать наставлений о том, что ей не следует взваливать на себя болезнь матери и тащить весь этот груз несчастья, Кори поспешила в маленькую кухоньку приготовить горячее питье на ночь.
Она налила в кастрюльку молока, вытерла стол, вынула две кружки. Скоро останется только одна, и Кори не знала, переживет ли… Пять лет назад у Эдвины обнаружили рак груди, пять ужасных лет. Ей удалили опухоль, и казалось, теперь с ней все в порядке, она здорова. Но передышка длилась всего два года, Эдвина расцвела, от нее веяло свежестью. Они строили такие грандиозные планы, но рецидив перечеркнул все мечты — и теперь Эдвина может уйти и через пять дней, и через пять месяцев, и через пять лет.
Между делом Кори в который уже раз подумала — насколько проще и легче было бы и ей, и Эдвине, если бы ее устраивало обыкновенное женское счастье: муж, ребенок, неполный рабочий день, обычная безопасная, до мелочей расписанная жизнь. Эдвина скакала бы от счастья, если бы дочь вышла замуж, — девочка пристроена и не пропадет одна. Кори, конечно, кое-кто нравился из тех, с кем она когда-то ходила в школу, но, как ни старалась, девушка не могла представить себя замужем ни за кем из них. Даже за Бобом, единственным школьным дружком, женатым ныне на Морин Дэннис. Она считала себя влюбленной в него до тех самых пор, пока он не изменил ей с Морин. А Кори-то надеялась утолить с ним свою чертовски жгучую жажду жизни! Даже примеряла его на роль избавителя — наконец-то ей встретился тот, кто способен помочь угомониться. Кори, наверное, согласилась бы, сделай он предложение. Но он встретил Морин и заделал ей ребенка.
Правда, сейчас, если бы не болезнь Эдвины, ей стоило бы благодарить Морин Дэннис за оказанную услугу: мужчина, выросший в Эмберсайде и считавший развлечением танцульки по субботам, редкие поездки в Ипсвич поболеть за свою команду, — не для нее, как и работа в магазине матери, что на деревенской площади, как и игра в бинго по вечерам. Кори жила мечтами о яркой, бурной, напряженной жизни женщин, сделавших карьеру, о коих она читала в журналах. Ее устроила бы работа на телевидении: разъезжать по миру, снимать художественные или документальные фильмы или просто новости. Пожалуй, это предел ее желаний. Свободным временем она распоряжалась бы примерно так же, как дети владельцев больших домов, выстроенных в живописных уголках на подъезде к деревне. Они приезжали в выходные и устраивали вечеринки, в то время как родители их нежились где-нибудь на курортах. Нынешним летом Кори все глаза проглядела, наблюдая из окна магазина, и однажды так увлеклась, что, наряжая манекены, все пуговицы застегнула неправильно — засунула их не в те петли. Она смотрела сквозь слезы разочарования, как мимо окон в машинах с открытым верхом проносятся юноши и девушки с развевающимися волосами из другой жизни, до нее долетали незнакомая музыка, незнакомый смех. Кори не обращала внимания на слезы. Обитатели больших домов редко общались с деревенскими, разве что изредка заскакивали в паб или в бакалею. Никто из них никогда не заходил к ним в магазин. Может, они вообще его не замечали: все выставленное — такое скучное и мрачное по сравнению с их яркими нарядами. Кори представляла себе их возвращение в Лондон воскресным вечером — снова развлечения богатых. А утром их ждала напряженная, престижная работа. Как она мечтала поехать с ними, быть одной из них!
— Кстати, — Эдвина взяла принесенный Кори горячий шоколад, — я знаю, вы с Полой любите меня разыгрывать, но скажи, ты и впрямь намерена дать брачное объявление?
Кори, ворошившая угли в камине, медленно повернулась и насмешливо взглянула на мать, прикинувшись удивленной и смущенной одновременно.
— Ну что тебе сказать, я собиралась дать объявление на норманнском диалекте и предложить уроки французского. Думаешь, не получится?
— Да не в том дело, дорогая, ты же просто не говоришь по-французски.
— Вряд ли речь идет о том, чтобы говорить. — В голосе Кори слышалось полнейшее простодушие.
— В Эмберсайде это как раз то, что нужно, — засмеялась Эдвина. — Ну а теперь включай телевизор, посмотрим какой-нибудь ночной фильм.
— Ох, — вздохнула Кори, — погоди, я только надену тапочки.