Глава 12

А как чувствуют себя беременные женщины? – спросил Коул. Он взглянул на Холли и тут же перевел взгляд на дорогу – впереди был крутой поворот.

Она высунула руку из окна, подставив ее ветру.

– Странно.

– Ну как? – не отставал он. Когда они выехали из Таунсенда, она почти сразу заснула и проспала весь переезд через Смоки-Маунтинз. Они ехали в Ашвилл, где у Холли на складе уже три года хранились вещи. Их надо было забрать, потому что оплачивать хранение Холли больше не могла. Он удивился тому, как она глубоко заснула, свернувшись клубочком на сиденье и положив голову ему на колени. Время от времени она ворочалась, устраиваясь поудобнее и тихонько постанывая во сне, но вообще-то спала так, будто в собственной постели. Коул вел машину и думал о песне, кассету с которой Рэнди оставил в кабине пикапа. Он придумал несколько аранжировок, но каждая чем-то его не устраивала. Все равно приятно было снова думать о музыке.

Холли пригладила растрепавшиеся волосы и посмотрела на него.

– Тебя интересуют подробности или краткая сводка?

– До Ашвилла ехать еще не меньше часа, так что время у тебя есть.

– Тема довольно скучная.

– Ни за что не поверю!

– Ты ведешь себя нетипично для мужчины. Готова спорить, ты думаешь, я вся озарена внутренним светом и всей душой стремлюсь к радостям материнства.

– Не забывай, я уже неделю живу с тобой в одном доме. Смею предположить, что все свои лучшие проявления ты приберегаешь для работы.

Она захихикала:

– На самом деле там я еще хуже. Не в мотеле, правда, а в ресторане. Иногда от запаха пищи мне становится так дурно, что я зеленею – прямо под цвет формы.

– И долго такое продолжается?

Дорога шла вниз с холма, и он убавил скорость, оглядывая горизонт. Горы в серовато-голубой дымке казались застывшей волной, накатившей на берег да так и оставшейся. Красота была такая, что дух захватывало.

– У всех по-разному. Давай остановимся вон там, хочется полежать на травке, – показала она на лужайку у поворота.

Коул подъехал туда, выключил мотор. Со стороны Холли не было дверной ручки, поэтому он вышел из машины и открыл ей дверцу.

– По-моему, довольно глупо каждый вечер так себя мучить, – сказал он, возвращаясь к прерванному разговору. – Может, тебе на время оставить работу? Вернешься к ней позже.

– Мне нужны деньги, – напомнила она ему спокойно, без раздражения. Так учительница в десятый раз объясняет что-то непонятливому ученику. Она оперлась на его руку и вышла. – Я понимаю, что тебе это знать необязательно, но дети обходятся дорого.

– Коляски, кроватки и все такое?

– Больницы, врачи, питание. Все остальное очень мило, но без этого можно обойтись. – Она уперлась руками в поясницу и пошла к перилам, ограждавшим лужайку.

– А страховка?

Она обернулась и изумленно на него взглянула.

– Я порой тебе просто поражаюсь.

– Почему?

– Ну откуда у меня может быть страховка? Пожалуй, вопрос был действительно глупый.

Коул вспомнил, как в детстве им с Рэнди всегда велели быть осторожными. «Помните, страховки у нас нет. Случись что с вами, у нас не хватит денег поставить вас на ноги». Он подошел к Холли:

– А государственная?

– Ты имеешь в виду соцобеспечение?

– Разве оно не для этого существует?

– Я заплачу за себя сама или не пойду в больницу!

Странное заявление для женщины в ее положении. Но, подумал Коул, поскольку без больницы не обойтись, значит, она твердо решила платить.

– А что ты будешь делать, когда родится ребенок? Я понимаю, что ты человек упорный и настойчивый, но, раз уж ты решила заплатить за больницу, значит, тебе придется взять отпуск для родов.

– К тому времени я накоплю достаточно денег, чтобы пробыть дома недели две. А потом буду брать ребенка с собой в мотель. Сезон еще не начнется, так что работы будет немного. Я, правда, еще не говорила об этом с Арнольдом, но, думаю, он возражать не будет.

Она, похоже, спланировала все, кроме неожиданностей – эпидемии гриппа, болезни ребенка, одежды для них обоих или, к примеру, новых покрышек для машины.

– Ты что, думал, я тебя к себе пригласила просто по доброте душевной? – продолжала Холли. – Тогда я и не подозревала, что ты так много умеешь делать по дому. Мне нужен был твой фургон. Переехав в дом дедушки, я все думала, как забрать вещи со склада, и тут подвернулся ты. Ты знаешь, во что бы мне обошлось нанять фургон и грузчика?

– Мне больно об этом напоминать, но грузчика ты пока что не нашла.

– Ты вполне сгодишься. Мы вдвоем справимся со всем за полчаса.

Она твердо решила показать ему, что способна на многое.

– Как же я отработаю свое содержание, если половину работы сделаешь ты?

– У тебя еще полно времени впереди. Не забывай, не кончилась еще даже неделя твоего отпуска.

– Вы с Троем жили в Ашвилле? – Центром кантри-музыки этот городок назвать нельзя, но начинающие берутся за работу там, где она есть.

– Мы там познакомились. Я работала у агента, который занялся Троем. Мы были вместе месяца два, а потом агент нашел ему неплохое место – работать на разогреве у Мэнди Льюис. Ее партнер заболел. Мэнди Трой понравился, и она решила взять его с собой на гастроли. Он позвал меня с собой, вот я и свезла все свои пожитки на склад. Потом он переходил с одного места на другое, и каждый раз к все более известному исполнителю. Когда мы расстались, он работал с Эмили Томас.

– Он талантливый?

– Спроси кого-нибудь другого, – пожала плечами она. – У агента я работала не потому, что разбираюсь в музыке. Просто так получилось.

– А теперь Трой где?

– Последний раз собирался в Нашвилл. Раз он добрался до Нашвилла, подумал Коул, может далеко пойти.

– Ты его любила?

– Тебе не кажется, что ты стал задавать чересчур интимные вопросы?

– Это только если ты его не любила, но тогда встает другой вопрос: почему ты решила оставить его ребенка?

– Все было не так просто.

– По-моему, это всегда непросто, – возразил он.

– Не забывай, это и мой ребенок.

– Конечно. Только время для его рождения не самое подходящее. Мне кажется, ты идешь по проволоке. Шаг в сторону – и ты окажешься на улице без гроша в кармане.

– Слушай, а какое тебе до этого дело?! – Он наступил на больное место. – Тебя-то почему это так заботит?

Он не знал, что на это ответить. Как объяснить то, чего сам до конца не понимаешь?

– Мне просто любопытно, почему люди поступают так, а не иначе.

– Господи, все вы, музыканты, одним мирром мазаны. Тебя так интересует моя история, потому что из нее может получиться песенка.

В ее обвинении была некоторая доля правды, и это его задело.

– Если ты когда-нибудь узнаешь себя в одной из моих песен, можешь смело подавать в суд, я разрешаю.

Она присела на ограду, взглянула на него, чуть улыбнулась уголками рта. Ее ярость была как молния – внезапная, но короткая.

– У тебя, кроме фургона, ничего нет. Если я его отсужу, тебе негде будет жить.

– Я главным образом беспокоюсь о своей запасной футболке.

– Мои претензии этим не ограничатся. Я стою дороже, – возмутилась она.

– О да! – Ему нравилось, что она не идет на попятный. – Любой человек, собирающийся плодиться и размножаться, стоит по крайней мере в два раза дороже обычного.

– Это ты верно заметил, – кивнула она.

– Можешь пользоваться этой формулировкой по мере необходимости, – великодушно разрешил он.

– Ух ты, прямо вот так совершенно бесплатно?

– Ну, взамен разрешения написать про тебя песню, – усмехнулся он.

– Ты всегда добиваешься того, что хочешь? Коул задумался над ее вопросом:

– Есть люди, которые так считают.

– А ты с ними не согласен?

– Наверное, нет.

– Наверное? – спросила она, устраиваясь на ограде поудобнее.

Он колебался, размышляя.

– В последнее время все мои трудности были в основном связаны с тем, что я никак не мог решить, чего именно хочу.

– Такой роскоши я теперь себе позволить не могу.

Ее слова прозвучали так неожиданно, что Коул вздрогнул. Неужели он настолько зациклился на себе самом? Если положить на одну чашу весов ее проблемы, а на другую – его, результат будет настолько не в его пользу, что просто смешно.

– Мне очень жаль.

– А мне – нет. Уже не жаль. Отболело. – Она слезла с ограды. – Мне здесь, конечно, очень нравится, но, если мы немедленно не тронемся в путь, обратно по горам придется ехать в темноте.

Коул помог ей залезть в машину, закрыл за ней дверцу, сел за руль. Холли уже рылась в пакете с ленчем.

– Проголодалась?

– В последнее время есть хочется постоянно.

– Ты что, собираешься есть на ходу? Дорога очень крутая, трясет.

– Ну, один бананчик.

Он включил зажигание, подождал, пока завелся мотор.

– Предупреждаю, я не знаю, где смогу остановиться в следующий раз.

– Мне стало гораздо лучше, – успокоила она его.

Коул, проверив, нет ли сзади машин, выехал на дорогу.

– Лучше, чем как? – буркнул он себе под нос.

– Я все слышу, – раздалось сзади.

Через десять минут им все-таки пришлось остановиться. Холли стояла над обрывом, уцепившись рукой за куст лавра, а Коул держал ее за плечи. Под мышкой у него был рулон с бумажными полотенцами. В нескольких метрах от них сидел свиристель и с любопытством наблюдал за происходящим.

Коулу уже не раз приходилось стоять рядом с людьми, которых рвало, и это не вызывало у него отвращения. Рэнди столько лет пил, что Коул ко всему привык.

Холли медленно выпрямилась.

– Ничего не хочу слышать! – сказала она предостерегающе и протянула руку.

Коул оторвал кусок от рулона и дал ей.

– Ты так и не рассказала мне, какие, собственно, чувства испытывают беременные.

Она окинула его убийственным взглядом.

– Это удивительное, ни с чем не сравнимое состояние. Разве ты не видишь?

Коул улыбнулся, обнял ее за плечи и повел обратно к фургону.

– Пожалуй, к этой теме мы вернемся позже. Когда они опять проезжали лавровую рощу на обратном пути, солнце уже клонилось к закату. Коул ехал медленно, надеясь, что так фургон не рассыплется на кусочки под тяжестью груза.

Холли загружала его, словно собирала головоломку. Она вкладывала одно в другое, подгоняла коробки по размеру, и набила фургон доверху. То, что не поместилось, она отставила в сторонку – может, кому пригодится.

– А ты придумала, куда мы все это денем дома? – спросил Коул.

Холли сладко зевнула и ответила:

– Сложим в гараж. А потом я все просмотрю, сделаю ценники и устрою распродажу.

– И сколько ты собираешься выручить? – Мебель в основном была подержанная, купленная на тех самых гаражных распродажах и блошиных рынках, все остальное – из дешевых магазинов. В картонных коробках лежали хозяйственные мелочи для кухни и ванной.

– Я рассчитываю сотен на пять, но буду рада и половине.

Рэнди такие суммы носил в кармане на мелкие расходы. Одна рубашка Фрэнка и то стоила дороже. А Белинда...

– Для меня это месячная плата за стол и жилье, – сказал он.

– Только не за этот месяц. То, что ты сделал сегодня, стоит не меньше недели проживания.

Коул быстро провел в уме необходимые расчеты. Они выехали из Мэривилла в пять утра. Он взглянул на часы. Почти девять. Если повезет, доберутся до дома к полуночи. Еще час на разгрузку, получается двадцать часов. Если считать по пять долларов в час, получается больше недельной платы. Если бы он мог указать на ошибку в расчетах, не боясь показаться скрягой, он бы обязательно поддразнил ее.

И тут Холли, словно прочитав его мысли, сказала:

– Наверное, даже две недели.

– Как скажешь.

– Я это не из великодушия, – сказала она таким тоном, которым обычно делают важные сообщения. – Мне просто нравится, что ты рядом. Пожалуй, даже слишком нравится.

Он улыбнулся, легко и весело.

– И ты думаешь, что, пока стол и кров оплачены вперед, я не уеду?

– Приблизительно так.

Он наклонился к ней и пожал ее ладошку.

– Ты мне тоже очень нравишься.

Она некоторое время молчала, а потом сказала серьезно:

– Наверное, мне был нужен друг. Я не понимала этого, пока ты не появился.

Как же ему хотелось попросить Рэнди перевести ему деньги, которые так нужны Холли. Она могла бы перестать работать, перестать волноваться о том, сумеет ли оплатить счета, купила бы все, что нужно ей и ребенку, и провела бы оставшуюся часть беременности спокойно. Это было бы прекрасно.

Но он знал наверняка, что шансов всучить Холли не заработанные ею деньги у него нет. Точно так же он никогда не смог бы уговорить ее отдать ребенка на усыновление, чтобы жизнь его сложилась удачно. Скажи он об этом, и их дружба распалась бы немедленно.

Когда-нибудь – он очень боялся, что это случится раньше, чем их дружба окрепнет, – ему придется рассказать ей, кто он такой. Фрэнк и Джэнет не могут бесконечно сдерживать репортеров. Когда весть о его исчезновении дойдет до их ушей, ему придется либо мчаться назад и исправлять положение, либо навсегда забыть о своей карьере.

На следующем повороте Коул притормозил и съехал с шоссе.

– Ты когда-нибудь видела такую красоту? – спросил он Холли.

В проеме между деревьями сияло садившееся за горизонт огненно-красное солнце. Туман, лежавший на склонах гор, походил на пепел в остывшем камине. Ближайший холм светился ярко-оранжевым, соседний отливал медью, следующий – золотом. Леса на дальних склонах были изумрудно-зелеными, и воздух звенел от пения птиц.

– Я так давно не смотрела на закат, – призналась Холли.

– Почему? – Он спросил не просто так, ему действительно хотелось знать.

– Я была так занята...

– Не может быть, что дело только в этом, – настаивал он. – Много ли времени нужно, чтобы полюбоваться на закат?

Она сосредоточенно нахмурилась:

– Не знаю. Может быть, и не хотела смотреть.

– Почему?

– Есть вещи, на которые хорошо смотреть вдвоем.

Коул, ни слова больше не говоря, вылез и достал одеяло, которым был накрыт журнальный столик.

Холли высунулась в окошко, чтобы получше рассмотреть, что это он там делает.

– Пора тебе снова посмотреть на закат, – сказал он, распахивая дверцу с ее стороны. – Твоему будущему ребенку будет только лучше, если мама станет обращать побольше внимания на такие вещи. – Сунув одеяло под мышку, он протянул ей руку. Они сошли с шоссе и вышли на лужайку.

– Ты вроде говорил, что у тебя нет детей. Он расстелил одеяло.

– Когда мама умерла, ответственность за брата легла на мои плечи.

– А где был твой отец?

– Душой или телом? – Повисла пауза, и Коул поспешил добавить: – На самом деле он всегда был с нами. Этого у него не отнять.

– Некоторые мужчины даже не понимают, что это такое – быть отцом. – Она села и жестом показала ему на место рядом с собой.

Коул присел на корточки и посмотрел на садящееся солнце.

– Мужчины вроде Троя?

– Ругать его за то, какой он есть, все равно что ругать быка за то, что тот не дает молока.

– Он еще может тебя удивить, – сказал Коул.

Она устроилась поудобнее, оперлась на руки.

– Это будет величайшим чудом.

– Никаких чудес. Нашвилл же совсем рядом.

– Оставь, я для него прочитанная книга, старый телефонный номер.

– Почему ты становишься такой упрямой, когда речь заходит о нем?

– А ты как будто менее упрям?

– Если бы это был мой ребенок, я бы хотел об этом знать.

– Даже если бы у тебя уже была другая любовь?

– А почему ты решила...

– Разве от прессы что-нибудь скроешь? Уже писали, что Трой Мартин и Эмили Томас теперь вместе.

Ногу Коула пронзила острая боль. Он присел на одеяло.

– Быстро поладили.

– Моей первой ошибкой было то, что я связалась с Троем. Второй я не совершу. Я не расскажу ему о ребенке. Вдруг в один прекрасный день он и впрямь станет знаменитостью и решит, что неплохо бы для разнообразия имиджа побыть отцом? Можешь себе представить судебный процесс? С одной стороны я с адвокатом из тех, кто дает рекламу в ночных программах, с другой – он с каким-нибудь пижоном, который из своего офиса на двадцать шестом в упор не видит таких, как я? Нет уж, спасибо. Если я ему скажу, я ничего не выиграю, а проиграть могу многое.

– А с чего ты решила, что он станет знаменитостью?

– Голос у него – так, ничего особенного, но у него талант выбирать хиты. Он может купить компакт-диск в день выхода и сказать, какие песни наверняка выпустят синглами, какие – может быть, а какие войдут в десятку.

– Да, ценное умение.

– Но это не самое главное. Он идет напролом. Так человек, проплутавший неделю в пустыне, ищет воду. Он сделает все что угодно, переступит через любого и даже не заметит.

– Но ты же с ним жила. – Коул не стал спрашивать, почему, ждал, что она сама ответит.

– Ну что тебе сказать? Когда думаешь, что любишь человека, всегда его оправдываешь.

Коул знал в музыкальном бизнесе многих таких вот Троев Мартинов. Все они были толстокожими безжалостными эгоистами.

– Мне кажется, в Нашвилле Трою будет не так просто зацепиться. Там все умеют за себя постоять.

– Это мерзкий бизнес, и люди в нем неприятные. Я не хочу, чтобы мой ребенок рос в их мире.

– Ты слишком все обобщаешь.

– Прости. Наверное, я покушаюсь на твои мечты, но у такого, как ты, нет ни одного шанса у них выиграть. Певцов кантри представляют этакими честными и романтичными парнями, но все это ложь, Нил. Я видела, как они заводятся кто чем может – алкоголем, наркотиками. И сколько бы ни писали о СПИДе, все равно многие не пропускают ни одной юбки. На каждого, кто получил контракт с фирмой звукозаписи, есть тысяча не менее талантливых, которые...

– Почему ты считаешь, что певцы кантри средоточие зла и этим отличаются от всего остального мира? Люди везде разные, – сказал Коул.

Она обернулась и посмотрела на него.

– А тебе все равно, какие они, главное – что они делают, да?

– На самом деле это тебе все равно. Выходит, если музыкант, значит, заведомо подлец? Смотри лучше на закат, Холли.

– Если мой ребенок принесет в дом гитару, я год с ним разговаривать не буду.

– Это самый лучший способ заставить его пойти по стопам отца.

Она упала на спину и застонала.

– Как же трудно быть родителем!

– Особенно, позволь заметить, если ты решила быть единственным родителем.

– Одно я знаю наверняка. Он будет часто любоваться закатами.

Коул прилег рядом с ней. Их руки касались друг друга. Холли сжала пальцами его ладонь. Друзья, любующиеся вместе прекрасным.

– Люби его и будь к нему внимательна. Это гораздо важнее, чем быть всегда правой.

– Твоя мама такой была?

– Такой я ее запомнил.

– Я знаю, что мои мама с папой очень меня любили, но они этого старались не показывать. – Она положила голову ему на плечо. – Плевать, что я его избалую, все равно, всякий раз, когда он будет плакать, я буду брать его на руки.

– А если твой плакать не будет?

– Тогда, наверное, придется его время от времени щипать.

– Похоже, у тебя серьезная воспитательная программа.

Холли сильнее сжала руку, так что ее ногти впились Коулу в ладонь.

– Что случилось? – спросил он.

– Что-то ползет у меня по ноге. Убери, пожалуйста! – Она вздрогнула. – Только не рассказывай, что это было.

Коул присел и увидел жука, ползущего по ее лодыжке. Он взял его и отшвырнул подальше.

– Это была бабочка, искавшая ночлег, – сообщил он.

Она приподнялась и села.

– Спасибо, только учти, я всегда знаю, когда мне лгут. У меня внутри начинает звенеть будильничек.

Он рассмеялся и, встав, протянул ей руку.

– Хорошо, что предупредила.

Холли забрала одеяло с собой. Они поехали дальше, и не прошло и пяти минут, как она заснула.

Коул, чтобы не скучать, включил радио и, к своему удивлению, услышал песню из «Серебряной молнии». Видно, они решили выпускать альбом, несмотря на скандал, который должна была устроить фирма звукозаписи, узнав, что тура по его раскрутке не будет. Коул почувствовал себя ужасно виноватым перед Фрэнком и Джэнет. Вот уж кому без него наверняка пришлось туго.

Несколько минут Коул пытался убедить себя, что Фрэнк пошел на это из личных соображений, но у него ничего не получалось. Ясно было, что все сделано для того, чтобы сохранить репутацию Коула, и только. Рухнет завтра «Вебстер энтерпрайсиз», не беда. Всегда найдется тот, кто будет счастлив заполучить менеджером такого аса, как его отец. Да они в очередь выстроятся.

Коул машинально отбивал ладонью ритм. Ему не хотелось думать о том, как безответственно он себя повел, о том, сколько людей в Калифорнии о нем беспокоятся, о том, что от него зависят десятки состоящих у него на службе. Нет-нет, еще не пора.

Нужно совсем немного времени, несколько дней, неделю свободы. Может, за это время он придумает, как помочь Холли, которая упрямо шла к своей цели в одиночку.

Загрузка...