Глава 3

Коул встряхнул подушки и швырнул их на пол. За ними последовали одеяло и простыня. Логического объяснения тому, что бумажник следует искать именно в кровати, не было, но во всех других местах он уже посмотрел.

В спальню вошел Фрэнк. Он перешагнул через джинсы, валявшиеся на ковре, будто ненужный хлам, и многозначительно посмотрел на царивший в комнате беспорядок.

– Вы с Белиндой поругались?

– Не могу найти бумажник.

– Ты смотрел в тех вещах, что привезли из больницы?

– Черт! Конечно, он там. А где сумка?

– Внизу. В шкафу у входа. – Фрэнк следом за Коулом вышел из комнаты. – А почему тебе приспичило искать бумажник? – спросил он настороженно. – Ты прекрасно обходился без него пять месяцев.

Коул, поколебавшись, решил, что настал момент сообщить Фрэнку, что он решил уехать отсюда к себе домой.

– Мне нужны водительские права, – сказал он. – Рэнди пообещал Белинде, что перегонит ее машину, а я прокачусь на его развалюхе.

Фрэнк среагировал быстро и бурно.

– Я не позволю, ты с ума сошел. В Лос-Анджелесе безумное движение.

– Не позволишь? – ледяным тоном переспросил Коул.

– Да что с тобой такое? Тебе мало одного полета в кювет? Ты прекрасно знаешь, что с машиной Рэнди может случиться все, что угодно.

– Кажется, ты не против того, чтобы ей пользовался сам Рэнди. – Коул заковылял вниз по лестнице, злясь на то, что из-за больной ноги не может идти быстрее.

– Не увиливай в сторону. На машине Рэнди ты не поедешь, вот и весь разговор.

На площадке Коул остановился и резко повернулся лицом к отцу:

– Когда ты прекратишь указывать мне, что делать, а что нет? Мне тридцать один год! Я вполне вменяем и, стало быть, в состоянии сам принимать решения.

– Ну да, вроде того, чтобы посреди ночи отправиться на пляж и там напиться? Это действительно поступок зрелого человека.

– Можно подумать, мы совершили преступление.

– Вам просто повезло, что ничего не случилось.

Коул, окончательно разозлившись, стал спускаться дальше. Да, он сам загнал себя в этот тупик, и виной всему порочная философия – мир любой ценой. Он шел к этому долгие годы, и теперь в одночасье ничего не переменишь.

– Я хочу нести за себя полную ответственность, – огрызался он через плечо.

– А как насчет людей, чья жизнь зависит от тебя? – Фред донимал его, как всегда.

– При чем тут жизнь? От меня зависит их благосостояние. Не чувствуешь разницы? – Коул достал из шкафа сумку. Бумажник, разумеется, был там. На нем откуда-то появился глубокий надрез. «Но, в конце концов, какая разница?» – раздраженно подумал Коул. Он сунул бумажник в карман и прихватил с полки бейсболку с эмблемой «Доджеров», оставленную Рэнди.

– Через пару часов встретимся дома.

– У меня в лимузине кое-какие бумаги, которые тебе надо просмотреть перед пресс-конференцией. Если ты поведешь машину сам, то времени на это не будет.

– Я тебе сказал, что буду на пресс-конференции, но с журналистами беседовать не собираюсь. Пусть это возьмет на себя Джэнет. Мы ведь за это ей и платим.

Джэнет Рейнолдс работала раньше в крупном агентстве по связям с общественностью на юге Калифорнии. С Фрэнком и его непростым характером она управлялась так же легко, как умела ладить с прессой. За четыре года она стала незаменимой и была одной из тех Тройх, кому Фрэнк по-настоящему доверял, причем единственная из этой Тройцы не была его родственницей.

– Она, конечно, возьмет на себя всю официальную часть, но и ты будь готов к вопросам, которые не замедлят последовать.

– Не волнуйся, я не собираюсь тебя подставлять, Фрэнк.

Фрэнку пришлось в конце концов признать, что Коул не сможет вернуться на сцену, не объяснив, почему так изменилась его внешность. Теперь главной задачей было убедить толпу репортеров, что никаких пикантных подробностей, которые хотят скрыть от бдительной прессы, нет.

Коулу пришлось согласиться на то, что после пресс-конференции ему придется несколько раз показаться в обществе, дабы доказать, что с ним все в полном порядке. Пусть люди убедятся, что, хоть выглядит он несколько по-другому, он все равно тот же Коул Вебстер, Калифорнийский Ковбой, воплощение души кантри.

Невесть откуда появился Рэнди, лицо невозмутимое, в руках брикет мороженого. Коул устало закатил глаза. Кажется, у братца есть радар, подсказывающий ему, как вернее нарваться на Фрэнка, когда тот не в духе.

– Я думал, ты давно уехал, – сказал Рэнди, обращаясь к Коулу.

Фрэнк сурово поджал губы.

– Уезжаю через минуту. – Коул надел кепку и схватил Рэнди за рукав. – Может, ты меня проводишь?

– С удовольствием. – Рэнди взглянул на Фрэнка, впился зубами в мороженое и, прожевав, спросил: – Что-то не так?

– Да ты, черт подери, прекрасно знаешь... Коул, не дожидаясь продолжения, решительно потащил Рэнди за собой к двери.

– Не обращай внимания, – посоветовал он брату.

– Кажется, ему не очень хочется ехать домой в одиночестве, а? – Рэнди усмехнулся.

Оказавшись на улице, Коул отпустил Рэнди и поинтересовался:

– Зачем ты это делаешь?

– Что именно?

– Доводишь его.

– Не знаю, – пожал плечами Рэнди. – Наверное, потому, что это совсем не трудно.

– Окажи любезность, впредь избавь меня от этого, хорошо?

– Тяжелое утро было? – ухмыльнулся Рэнди.

– Не из лучших.

Коул направился к автомобилю. Рэнди пошел за ним.

– Видишь ли, выслушав Белинду, я понял, что улучшений вообще ожидать не приходится. Фрэнк-таки решился раскрыть прессе нашу тайну?

Коул остановился и в упор посмотрел на Рэнди.

– По-моему, ты и сам мог об этом догадаться. Достаточно было посмотреть на меня повнимательнее.

Рэнди поднял вверх руки и отступил назад.

– Слушай, мне хватает нотаций от Фрэнка. Так что давай ты не будешь ему уподобляться. Все, меня нет.

Выезжая из ворот, Коул подумал, что список людей, перед которыми ему следует извиниться, растет прямо пропорционально количеству его собеседников. И первой по счету в нем стоит Белинда. Она-то уж точно ничего дурного ему не сделала, а он напустился на нее, как сорвавшийся с цепи пес.

Хуже всего то, что, когда он закончил свои базарные истерические выкрики, она, вместо того чтобы послать его куда подальше, принялась его успокаивать и чуть ли не просить прощения. Впрочем, она всегда считала, что худой мир лучше доброй ссоры.

Коул достал из «бардачка» кассету – Рэнди сказал, что она пришла по почте, прислал какой-то молодой композитор, – и сунул ее в магнитофон. Он высунул руку в окно, потом задумчиво поскреб подбородок. Все никак не мог привыкнуть к своей бородке.

Слушая музыку, Коул постепенно забыл про битвы, которые выдерживал все утро. Его захватила сначала мелодия, которую вела одна гитара, а затем он стал вслушиваться и в слова. Это была песня не про потерянную любовь, не про беспробудное пьянство и не про дебош в баре. Просто о красоте лесной лужайки, увиденной глазами городского мальчишки. Слова были немудреные, но очень проникновенные. Песня очень выигрывала именно за счет незамысловатости. Слушая ее, начинало казаться, что эту лужайку нашел ты сам, и что настанет день, когда ты приведешь на нее и своих детей.

Коул перемотал пленку назад и прослушал сначала. А потом – еще раз. На четвертый раз он тихонько подпевал, на пятый – пел во весь голос. Он даже попытался вспомнить, что именно рассказывал Рэнди про композитора, но в памяти ничего не сохранилось. И как это так у него все время получается, что в голове находится место для любой ерунды, вроде ссоры с Белиндой, а главное проходит мимо, не задерживаясь. Лучшие мысли выскальзывают, не оставляя следа, как золотые рыбки сквозь рваные сети. Нет, все-таки нелепо он устроен.

Время летело незаметно. Горная дорога стала шире, движение усилилось, вскоре Коул выехал на шоссе. Он представлял себе, как аранжировал бы эту мелодию – здесь гитарный аккорд, здесь – клавишные, здесь включается бас. Он уже чувствовал эту песню своей. Черт, схватить бы сейчас телефон и позвонить Рэнди! Только Рэнди был, кажется, единственным в Лос-Анджелесе человеком, у которого в машине не было телефона. Оглядевшись про сторонам, Коул понял, что не стоит пороть горячку. До дома осталось всего ничего.

Через несколько минут он уже съехал с шоссе, направляясь к узкому каньону, который выводил прямо к их дому. Фрэнк настаивал на том, чтобы обосноваться в Калифорнии, объясняя это тем, что это удачный штрих к образу Калифорнийского Ковбоя, но Рэнди с Коулом были убеждены: таким образом он прежде всего хотел утереть нос нашвиллской музыкальной общественности, столько лет оставлявшей его и его семью без внимания.

Коулу тогда продемонстрировали десятка полтора домов, и выбрал он тот, вокруг которого был сад, а когда договор был подписан, даже внутрь не зашел. Здесь, естественно, были и бассейн, и теннисный корт, и вид на ночной Лос-Анджелес. Они обосновались здесь, сажали деревья, поливали их, ни дня не проходило, чтобы кто-то не сказал: «Просто здорово, что мы здесь оказались». Но в глубине души каждый понимал, что Калифорния никогда не станет им родной.

До дома оставалось порядка мили, но тут вдруг мотор закашлял, поперхнулся и заглох.

– Сукин сын! – Коул в сердцах стукнул кулаком по рулю. – Еще милю потерпеть не мог?

Поставив тормоза на нейтралку, он открыл дверцу и вышел, бросив сначала ищущий взгляд на дорогу, а потом на часы. Он управился быстрее, нежели предполагал, поэтому надежды на то, что его хватятся раньше чем через пару часов не было. Навстречу ему мчался красный «БМВ». Он помахал рукой. «БМВ» пронесся мимо, словно его не заметив. За ним проследовал «Мерседес», потом еще один «БМВ». Оба водителя прореагировали так же, как первый.

Чтобы убить время, Коул подошел к машине и поднял капот. О работе мотора он имел почти такое же представление, как о бифштексах, которые у Дианы получаются на редкость сочными.

Но тут его осенило. Дело-то вовсе не в моторе. Рэнди же предупреждал его, что бензина на весь путь не хватит. Он даже сунул ему в карман какие-то деньги, потому что знал: у Коула наличных не бывает никогда.

Коул растерянно хлопнул себя по правой ноге, пытаясь определить, выдержит ли она пеший переход. К тому времени, когда он наконец добрался до железных ворот с кирпичными столбами, он это выяснил. Последние ярдов сто он не шел, а прыгал на левой. Застонав, он прислонился к столбу, в который был вмонтирован интерком.

Ответил ему мужской голос.

– Чем могу помочь?

– Марти, это Коул. Пришли кого-нибудь за мной.

– Марти здесь больше не работает. Я вместо него... Меня зовут Роджер.

Снова Фрэнк за свое. Работники здесь менялись быстрее, чем Коул успевал запомнить их имена.

– Рад познакомиться, Роджер. Будьте добры, пришлите за мной кого-нибудь. Пешком я не дойду.

– Вы от какой-то газеты?

– Я – Коул Вебстер, – повторил он медленно, стараясь не раздражаться. – Я здесь живу.

– Этого не может быть. Мистер Вебстер приехал домой... – Сообразив, что сейчас скажет лишнего, он осекся. – Впрочем, это неважно.

Коул открыл было рот, чтобы сказать, что он не может одновременно находиться и перед, и за воротами, но тут вдруг понял, что некий смысл здесь просматривается. Наверное, Рэнди каким-то образом попал домой раньше его. А те, кто был нанят на работу после аварии, считали, что Рэнди – это Коул.

– Позвоните в дом. Мне надо с ним поговорить.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что в настоящее время мистер Вебстер не располагает временем. Он не может...

В настоящее время не располагает временем? Да где Фрэнк откопал такого?

– Тогда вызовите Фрэнка.

– Он тоже занят, – ответил вышколенный Роджер. – Вы, наверное, репортер, да? Мистер Вебстер просил вам передать...

– Белинда здесь? – прервал его Коул.

– Да, – ответил он неохотно.

– Тогда, может быть, вы хотя бы ее позовете?

– Мне очень жаль, но...

– Черт подери! – заорал Коул. – Либо позовите ее к телефону, либо... – Он замолчал, переводя дыхание. Этот тип ни в чем не виноват, он просто выполняет указания Фрэнка. – Полагаю, работа вам нравится и вам не захотелось бы ее потерять?

– Естественно.

– Отлично. Но это обязательно произойдет, если вы через пять минут за мной не приедете. Подумайте хорошенько, Роджер. Стоит ли так рисковать?

Последовала долгая пауза.

– Я попробую что-нибудь для вас сделать. Коул отошел от интеркома и, усевшись на землю, стал массировать себе ногу. В сущности, он торчит здесь из-за совсем уж дурацкой ссоры между Фрэнком и Рэнди, случившейся после того, как Рэнди потерял электронную карточку-ключ от ворот. Рэнди тогда гордо отказался от дубликата и мог входить, только позвонив привратнику.

При других обстоятельствах Коул посмеялся бы. Как же, его не пускают в собственный дом! По крайней мере, он нашел бы забавным то, что пытается попасть туда, куда на самом деле попадать-то не хочет. Да, вечная путаница, нагромождаемая Фрэнком из самых добрых побуждений.

На самом деле забавным, вернее, странным было то, как легко Коул привык к тому образу жизни, который был ему так чужд. Он вырос в условиях самых простых и непритязательных, а теперь не только знал, как едят омаров, а как – устриц, но в глубине души даже гордился этим знанием. И сам не мог понять, как так получилось, что это стало для него важно.

До того как появилась Белинда, он в свободное от гастролей и выступлений время заводил интрижки с самыми знаменитыми голливудскими звездами, смысл жизни которых заключался в том, чтобы как можно больше демонстрировать себя обществу. Он ходил во все фешенебельные рестораны и модные ночные клубы. Но скоро все это ему наскучило. Коул выяснил, что ничуть не приятно танцевать с той, которая интересуется не тобой, не танцем, не вашей беседой, а тем, кто и как на нее смотрит.

Фрэнк не пришел в восторг оттого, что Коул охладел к светской жизни, но особенно не жаловался и, что уж совсем удивительно, не давил на сына, поскольку вниманием прессы Коул обделен не был. Репортеры послушно стояли в очереди за интервью, а те, кому его получить не удавалось, обходились просто статьей. Целых четыре месяца материалы о нем появлялись еженедельно во всех таблоидах. Коулу это так надоело, что он перестал читать журналы и газеты и вернулся к своему излюбленному жанру – научной фантастике. Но в «Возвращении на безмолвную планету» снова наткнулся на свое имя – кто-то там делился мыслями о поп-культуре древности, а действие детектива «Дело о лопнувшей струне» проходило во время одного из его концертов.

К воротам подкатил карт, и Коул заставил себя встать. Ему самому не верилось, что несколько месяцев назад он пробегал по пять миль в день и четыре раза в неделю занимался с личным тренером. Страшно подумать, сколько сил придется потратить, чтобы вернуть былую форму.

Карт остановился так близко от ворот, что открыть их, не отодвинув его, было невозможно. Да, недобрый знак... Оттуда вылез высокий широкоплечий детина.

– Все ждете?

– А куда я денусь? – ответил Коул.

– Я думал, вы уже ушли.

– С чего бы мне уходить?

– Я полагал, вы испугаетесь разоблачения. Какую игру ведет этот тип? Неужели он так и не понял, с кем разговаривает? На расстоянии Рэнди, конечно, можно было перепутать с Коулом, но вблизи – безусловно, нет.

И тут до него дошло, что, собственно, происходит. Рэнди решил усТройть очередной из своих идиотских розыгрышей.

– Может, вы наконец откроете эти чертовы ворота? – спросил Коул устало.

– Прошу прощения, мистер. Этого я сделать не могу.

– Не знаю, зачем Рэнди велел вам так себя вести, но шутка затянулась.

– Мистер Вебстер не имеет к этому никакого отношения. Он предупреждал меня, что вы, репортеры, народ ушлый, но должен вам сказать, что меня вам провести не удастся.

– Мы, репортеры?! – переспросил изумленный Коул. – Протри глаза, парень. Я – Коул Вебстер. Это мой дом.

– Не стоит на меня орать. – Он развернулся и направился к карту. – Я понимаю, вы делаете свою работу, только я тоже не лыком шит. Передайте своему шефу, что нарвались на слишком сообразительного охранника и у вас ничего не вышло.

Коул был так поражен, что спросил только:

– Вы что, действительно меня не узнаете?

– Бросьте. Надо уметь проигрывать. Вы, правда, немного походите на Коула Вебстера, глазами, что ли. Но я вас все равно не пущу. – Он сел за руль, повернул ключ зажигания. – Может, если бы вы побрились и отпустили волосы подлиннее, обман и удался бы. Коул Вебстер не станет ходить в таком виде.

Коул понял, что спорить дальше бесполезно. Однако не удержался и сказал напоследок:

– Когда Фрэнк об этом узнает, у вас будут крупные неприятности.

Роджер усмехнулся и сказал:

– Что может быть неприятнее пособия по безработице?

Карт мирно покатил по дорожке. Коул остался один перед запертыми дверями.

Он покачал головой. Противно, когда тебя не пускают в твой собственный дом, однако бедняга действительно ни в чем не виноват. Коул взглянул на дорогу. Пожалуй, если бы машина стояла поближе, он бы злился поменьше.

Можно было сидеть у ворот и ждать, пока не появится кто-нибудь, кто его знает, но вот будет номер, если это окажется очередной Проныpa-репортер? Отличный получится заголовок. «Коул Вебстер изгнан из собственного дома!»

Поход обратно, под горку, был легче, но ненамного. Бедро болело меньше, но нога под шиной просто огнем горела. Да, в такой форме на сцену не вернешься. Люди ходят на концерты не только песенки слушать, они заряжаются от исполнителя энергией. Он никогда не стоял столбом на сцене. Его концерты всегда были моноспектаклями.

Внезапно он услышал громкий, подозрительно знакомый звук. Он огляделся по сторонам. Машина должна быть за следующим поворотом. И тут он увидел, как свет фар скользнул по деревьям вдоль дороги. У него замерло сердце. Он прибавил шагу, молча молясь о том, чтобы его предположения не подтвердились.

Увы, он не ошибся.

Черт возьми! Не много ли неудач для одного дня?

Загрузка...