Несмотря на запрещение Хуб Чанда, разговоры о том, что он пишет портрет Лачи, распространились по всей тюрьме. Это, естественно, вызвало интерес, и женщины одна за другой приходили посмотреть на Лачи. Среди них была и известная кинозвезда Диляра, осужденная за вымогательство на три с половиной года. Это была высокая красивая девушка с чистой, как зеркало, кожей и румяными, как лепестки роз, щечками. Глядя на нее, никто не сказал бы, что она способна на мошенничество, поэтому Лачи была очень удивлена, когда узнала причину ее тюремного заключения. Она выпалывала траву под деревом, когда к ней подошла Диляра. Они, болтая, продолжали работать вместе.
— Я бы никогда не подумала, что ты можешь обмануть кого-нибудь. Я просто не верю этому! — улыбаясь, сказала Лачи.
— Нет, это правда. О! Этот Синдхи Сетх был очень хитер, но я все-таки вытянула из него тридцать тысяч рупий, — засмеялась Диляра.
— Зачем?
— Мне нужны были деньги!
Лачи вспомнила свое положение. Деньги, конечно, нужны всегда, но иногда нужна бывает крупная сумма. Нет ничего удивительного в том, что Диляра обманным путем выманила тридцать тысяч. Наверное, они были ей очень нужны, поэтому она и пошла на это. Сердце Лачи сжалось от боли.
— А сколько ты зарабатываешь в кино?
— Тысяч пятнадцать-двадцать в месяц.
— Так зачем же ты шла на преступление из-за тридцати тысяч?
— Я хотела купить машину. Один махараджа продавал ее за восемьдесят тысяч. Для такой красивой машины это было совсем недорого, но у меня не было нужной суммы. Этот Синдхи Сетх уже давно увивался за мной, вот я его и одурачила.
— Из-за машины?! А раньше у тебя машины не было?
— У меня было две, но мне хотелось новую. Ты увидишь, все лопнут от зависти, когда увидят ее. Машина просто прелестная! Серебристо-серая!
Диляра бросила мотыгу и стояла, прижав руки к груди. Перед глазами у нее поблескивала серебристо-серая машина.
Лачи долго молчала. Задумчиво опустив голову, она выпалывала траву.
У нее были сестры. Они стали жертвами старых обычаев, нищеты, голода и дикости. Лачи могла понять их, когда они воровали, обманывали, но не могла понять, как можно мошенничать ради новой машины, да еще если уже имеешь две. Лачи подняла голову и посмотрела на Диляру. Какая она милая, симпатичная. Никакая машина не может быть красивее ее. Почему человек продает истинную красоту и покупает грубую, дешевую? Что это за сделка?
Она выпрямилась и вдруг гневно обрушилась на Диляру:
— А тебе не стыдно было совершать обман из-за какой-то машины?
Та спокойно взглянула на Лачи и слегка улыбнулась. Но, прочитав в глазах Лачи искреннее негодование, она смутилась, отвела глаза и сказала:
— Мать и отец продали меня за восемьсот рупий, когда мне было семь лет. Ты не поверишь этому.
— Отчего же? У нас это обычное явление. Со мной была такая же история.
— В течение десяти лет меня продавали раз десять. Каждый год у меня бывал новый отец. Каждый год я попадала в другие руки. С каждым годом цена на меня росла. Ведь я же очень красива, не правда ли?
— О, ты очень красивая, просто куколка!
— Пока я была маленькая, хозяева выдавали себя за моих родителей. Когда я подросла, они стали моими мужьями. В кино у меня уже не было ни матери, ни отца, ни мужа — все стали сводниками. Разве это не обман? О таких вещах, как мораль, нравственность, я и не знаю!
— А я знаю! — уверенно заявила Лачи.
Некоторое время обе молчали, не спеша двигая мотыгами. Наконец Лачи нарушила молчание:
— Как ты думаешь, я могу стать киноактрисой?
— Ну-ка выпрямись!
Лачи отбросила мотыгу и встала во весь рост. Диляра окинула ее опытным взглядом:
— О да, из тебя выйдет прекрасная актриса!
Лачи засмеялась:
— Хамида тоже так говорил.
— Какой Хамида?
— Водитель такси.
— Фи, да разве может тебя сделать киноактрисой водитель такси? Вот я из тебя сделаю кинозвезду!
— Правда? А что нужно для этого? — нетерпеливо спросила Лачи.
— Прежде всего стать любовницей режиссера!
Лачи удрученно села под деревом.
— И ты тоже, Диляра! И ты говоришь об этом же. Лучше уж тюрьма, — твердо сказала она и снова взялась за мотыгу.
В это время за Дилярой прибежала Джинан Бай:
— Пойдем скорее в контору. Тебя зовет господин Кали Чаран.
— А в чем дело? — вздрогнула Диляра.
— Какой-то продюсер хочет видеть тебя!
Диляра бросила мотыгу, вымыла руки под водопроводным краном и отправилась в сопровождении Джинан Бай в контору.
В кабинете Кали Чарана сидели Хаджи Абдул Салам и Мир Чандани. Диляра вошла в комнату и тут же уселась на колени к Мир Чандани. Она взяла из его портсигара сигарету и приготовилась прикурить. Оба щелкнули зажигалками и потянулись к ней. Перед нею было две зажигалки. Диляра посмотрела на обе и склонилась над зажигалкой Мир Чандани. Ее красивые тонкие губы выпускали легкие струйки дыма.
Хаджи, поникнув, погасил зажигалку. Он был влюблен в Диляру, день и ночь думал о ней, готов был потратить на нее хоть двадцать тысяч рупий, но та не соглашается меньше чем на сто тысяч. Но ведь это любовь, а не бизнес, где он мог потратить сто тысяч и выручить миллион. Когда делаешь бизнес, приходится рисковать деньгами, но идти на такие расходы ради любви — это уж слишком. Шла бы речь о пятнадцати-двадцати тысячах, так бог с ним. Он мог бы пожертвовать ими ради Диляры. Но эта негодница хочет сделать бизнес из любви. Как ей втолковать, что любовь — это любовь, а бизнес есть бизнес. К бизнесу надо подходить по-деловому, а любовь — это развлечение, так к ней и нужно подходить. Да бог с ней. Не хочет — не надо, найдется другая. Мало, что ли, женщин на свете?
Мир Чандани, наоборот, был чрезмерно бережлив, и Диляра не вызывала в нем никаких чувств. Он смотрел на нее, как на средство развлечения, как на подругу на несколько минут. Оба любили бридж, хорошие сигары, красивое платье, машины, знали толк в вине. На связь женщины и мужчины Мир Чандани смотрел как на что-то побочное, дополнительное. Женщины ему нравились только потому, что они были источником наслаждения. Как милы их наивные мордочки, затянутые в яркие сари тела и глупые речи. Оказавшись в их гостиной, человек мгновенно из атмосферы черного рынка и спекуляций, из делового мира лжи и мошенничества переносится в мир спокойствия, нежности, красоты. После изнуряющей работы и усталости женщина нужна бизнесмену как таблетка анальгина, обернутая в тонкую, красивую бумагу. Между женщиной и таблеткой от головной боли большой разницы нет. Во всяком случае Мир Чандани считал так. Удивительно то, что Диляра была вполне согласна с ним. Она была вынуждена признать его абсолютную правоту, вспоминая, как ее продавали и покупали, как ею торговали на рынке жизни. Затягиваясь сигаретой, Диляра положила свою изящную ручку на плечо Чандани и невинно улыбнулась.
— Дядюшка Хаджи! Что же мы будем делать? Черномазенький! Ты зачем звал меня? — метнула она стрелами глаз в Кали Чарана. В обществе мужчин женщина всегда бывает вооружена стрелами и луком. Что же делать бедняжке? Если сердце мужчины не будет пронзено стрелой взгляда, разве он будет уделять ей внимание?
Сердце Кали Чарана при виде Диляры начинало громко стучать. Она отлично понимала, почему оно стучит и чего хочет. Стоит ей удовлетворить его желание, как его сердце станет биться ритмично, он высокомерно задерет нос и будет гордо взирать на мир и презрительно на Диляру. Поэтому лучше уж называть этого негодяя «черномазеньким», а когда он очень рассердится, дать ему взятку в пятьдесят-сто рупий — он ведь очень жадный. Если уж нельзя удовлетворить его страсть, нужно хотя бы удовлетворить его алчность. Чувства Кали Чарана были очень изменчивы. Но в конце концов все сводилось к деньгам: любовь женщины, матери, болезнь отца, отпуска заключенных. Он на все смотрел одинаково, словно брал в руки, взвешивал, оценивал чувства и, наконец, приклеивал ценник. Заплатите такую-то сумму за это чувство и такую-то за покровительство, и Кали Чаран будет ваш!
— Что-то захотелось съездить на Далдар Роуд к танцовщицам, я давно там не был. Поехали, послушаем музыку! — предложил Хаджи.
Диляра всегда готова была принять участие в подобных увеселениях.
— О! Это будет чудесно! Я тоже в Лакнау два года занималась этим. О! Что за деньки были! Я тоже буду петь.
— Так ты со мной едешь? — уточнил Хаджи.
— А разве ты не едешь? — обратилась она к Мир Чандани.
— Я собирался вечерком навестить тетку жены старшего брата.
— Эту несчастную англо-индианку с Дарлинг Роуд?! Нет, ты не поедешь туда. Если ты сделаешь это, я напишу рапорт начальнику. Целую неделю я не выезжала из тюрьмы. Ты что же хочешь, чтобы я зачахла здесь?!
— Ну, хорошо, мадам! Сегодня едем слушать музыку. Поедем туда, куда вы пожелаете, — сказал Мир Чандани склонив перед ней голову.
Лицо Хаджи вытянулось. Они договорились с Мир Чандани, что тот поедет к своей англо-индианке на Дарлинг Роуд. Но эта негодяйка расстроила все его планы. Теперь, куда бы они ни поехали, она будет сидеть на коленях Мир Чандани. А что за удовольствие ему от этого? Никакого! Он с таким трудом договорился с Кали Чараном, чтобы тот отпустил их сегодня вдвоем. Ему пришлось заплатить за это пятьсот рупий.
— А как же я? — спросил бедняга.
— Не беспокойтесь, дядя! Мы для вас тоже захватим кое-кого!
— Кого?
— Лачи!
— Лачи?! Она женщина?
— Не женщина, а динамит! — ответил Мир Чан-дани.
— Я думал, что вас будет только трое, — сказал, кашлянув, Кали Чаран. — Теперь вас будет больше, мне придется послать с вами еще одного надзирателя. Это будет стоит еще двести рупий.
— Друг мой, ты требуешь столько денег, сколько проститутка не берет за вечер, — Мир Чандани протянул ему двести рупий.
Кали Чаран спрятал деньги в карман, позвонил и приказал посыльному позвать Джинан Бай.
Было решено, что уход Диляры из тюрьмы будет оформлен официально, якобы для пробных съемок по просьбе мнимого продюсера. Она покинет тюрьму в девять часов. В десять, после смены караула, машина будет ждать за воротами Мир Чандани, Хаджи и Лачи. Их будут сопровождать три надзирателя, а Диляру два. Все должны вернуться до смены караула в пять часов утра, чтобы никто ничего не узнал.
Диляра уговорила Лачи. Та согласилась, потому что до сих пор ей не приходилось бывать в домах танцовщиц.
Диляра, дав ей кучу советов и наставлений, в девять часов покинула тюрьму. За воротами ее ждала зеленая машина. Она приказала отогнать ее от ворот и принялась ждать остальных.
Около десяти подъехал черный «Кадиллак» Хаджи, в котором сидел он сам, Мир Чандани, Лачи и три надзирателя. Диляра выпорхнула из своей машины. В «Кадиллаке» сидело уже шесть человек, свободных мест не было, поэтому она преспокойно уселась на колени к Чандани. С нею были два надзирателя. Одного посадили на переднее сиденье, а для того, чтобы освободить место для другого, Диляра предложила Лачи сесть на колени к Хаджи.
— Я не сяду ни к кому на колени! — гневно воскликнула Лачи.
— О, боже! Да ведь всего на несколько минут! — уговаривала ее Диляра. — Ты же видишь, что нет места.
— Пусть на колени к бородатому Хаджи садится ваш надзиратель, — решительно ответила Лачи.
Ее так и не удалось уговорить. Бедный надзиратель с большим трудом втиснулся в машину, и все отправились на Далдар Роуд.