Одна из тридцати пяти (СИ)

ГЛАВА 11

Значит, чудовище?

Суров и нелюдим.

Он один играет по правилам или невинная леди эль-Берссо действительно слишком далека от придворных интриг?

Значит, выходной у ее компаньонки, вездесущей леди Эртон?

А доверие? К черту?

Или все было ложью с самого начала? О, как, наверно, потешалась над ним эта маленькая дрянь!

— Ваше сиятельство, она на месте… — Саргол вежливо ждал у приоткрытой двери, как всегда предельно собран и тактичен. Он окинул невозмутимым взглядом хозяина, который сидел в кресле, согнувшись, положив кисти рук на колени.

— Плакала? Напугана? — хрипло спросил Райт, распрямляясь, сжимая между пальцами тлеющую сигару и делая глубокую затяжку.

— Эм… скорее напротив, милорд.

Тяжелый взгляд Берингера скользнул на помощника.

— Что это значит?

— Прокусила руку одному из стражников, пыталась сбежать.

Советник усмехнулся. Ловкая притворщица… Значит, не такая уж невинная овечка.

Он дотянулся до бокала виски, не глядя схватил, жадно выпил огненный напиток до самого дна. Что ж, видеть эту женщину в своих владениях, проникнутых болью и страхом, будет непросто.

Саргол зажег факел, который зачадил, стоило им спуститься в подвал. У решетки стоял Аарон, лениво рассматривающий кольца, вбитые в стену, и поржавевшие цепи.

— Что ты будешь с ней делать? Пытать? — спросил он, на ходу присоединяясь к спутникам.

Кажется, наемник брезговал подобными зрелищами.

— Как пойдет, — кривая усмешка исказила и без того хищные черты лица советника.

Саргол же был молчалив. Он услужливо освещал путь, не смея высказать ни капли недовольства или несогласия по поводу действий своего господина.

— Райт, она все-таки женщина…

— Отвернешься, — грубо бросил тот.

Аарон вздохнул, поджал губы.

— Послушай, советник, ты же не можешь быть уверен…

— Послушай, наемник, — надтреснутый от гнева голос Берингера повторяло глухое эхо, — я никогда не ошибаюсь. Ни в этот раз, ясно?

Обреченный вздох Аарона гласил: «Тебе виднее».

Помощник отпер еще одну решетку, пропуская господина и его спутника внутрь помещения, где уже ждал начальник стражи.

— Ваше сиятельство, — отрапортовал он, — все, как вы приказали: без лишнего шума…

Райт безразлично взмахнул рукой, не желая тратить время на выслушивание объяснений.

— Где вы нашли ее компаньонку?

— Когда она почувствовала слежку, попыталась скрыться. Наши люди перехватили ее на постоялом дворе.

— У нее было оружие?

— Кинжал.

— Что-то еще?

— Письмо от епископа. Зашифрованное.

— Где? — и Райт властно протянул руку.

В темнице замешкались, судорожно ища конверт. Начальник стражи протянул послание Берингеру. Саргол поднес огня.

— В какой камере девчонка? — вымолвил Райт, доставая портсигар.

— В двадцать восьмой, ваше сиятельство, вы сами приказали…

— Я помню, — сжимая в зубах сигару, буркнул он, — переведите в пыточную. Кандалы не снимать.

Снова суета и суматоха всколыхнули помещение. Аарон, прижимающийся плечом к стене и подбрасывающий нож, вяло улыбнулся.

— Мы, конечно, недолго знакомы, советник, но я не узнаю прежнего хладнокровного старину-Райта. Поясни-ка мне, что ты хочешь? Проучить женщину? Мы же оба знаем, что ее ждет за измену Хегею, так зачем издеваться?

— Ты, наверно, до сих пор не понял, Аарон, — нарочито медленно вымолвил Райт, пронзая его одним из самых грозных своих взглядов, — я — чудовище… Особенно в этих стенах.

И по твердым шагам этого «чудовища» совершенно очевидно, что он питается юными девами.

Дверь в пыточную была открыта. Леди эль-Берсо усадили на стул лицом ко входу и дали изучить все, что находится в комнате. После этого шансов держать себя достойно у нее явно не осталось. Но, посмотрите-ка, она не думает рыдать, не кричит, не требует объяснений, а внимательно изучает каждый предмет, каждую деталь, будто силясь найти в окружающем хоть намек на возможный побег.

Ложбинка груди в вырезе платья вздымалась от тяжелого дыхания. Завитые волной каштановые локоны рассыпались по плечам, всклокочены на затылке, одна из шпилек запуталась и повисла у виска. На тонких щиколотках, невероятно маленьких и аккуратных, красовались оковы. Девушка подняла голову, услышав уверенные шаги советника. И ее взгляд из затравленного и напуганного быстро трансформировался в остервенело злой.

— Когда вы сказали: «увидимся ночью», — прошептала она тихо, глядя на мужчину исподлобья, — я ждала чего-то более романтичного.

Ее голос не дрожал и не обрывался, а, значит, она дошла до такой степени отчаяния, что забыла про страх. Да, именно так, ведь ее привели сюда силой, поймав в дворцовых коридорах, когда она с Мэг возвращалась в покои.

Райт наблюдал за ней, любовался ею сверху вниз, видя, как от бессильной ярости подрагивает ее верхняя губа.

— Даю тебе последнюю возможность, — прошептал Райт, бросая сигару, опускаясь перед девушкой на корточки и хватая острый подбородок: — читай!

Письмо, которое некоторое время назад передал ему начальник стражи, оказалось перед ее глазами.

— Сначала объясните мне, что происх…

— Читай, — настойчиво и холодно, — пока я еще добрый.

— Вы никогда не бываете добрым, — проговорила она, глядя на лист бумаги.

— Внятно и медленно, Джина. Так, чтобы я услышал каждое слово. Поняла?

— Да, — со злостью выплюнула она, начиная: — Два стакана молока взбить и перемешать с горстью клубники или земляники… — вскинула глаза, которые бешено сверкнули: — Берингер, вы издеваетесь? Что это?

— Читай дальше, — невозмутимо произнес он.

Она бросила взгляд на бумагу, затем на него.

— Не буду я это читать. Вы с ума сошли? Какого дьявола ваши люди на меня напали?

— Не будешь? — кажется, Райт услышал только это. — Так уверена?

— Да.

— Повтори еще, — его взор неотрывно следил за ее губами.

— Хоть тысячу раз. Да! Да! Да!

Он усмехнулся, будто только и ждал проявлений ее неповиновения.

— Саргол! — позвал, повернув голову: — Веревку мне! И оставьте нас одних!

Глаза девушки расширились, она хватанула ртом воздух, закусила губу.

— Ч-что? Зачем веревка? Ми…милорд… Берингер, что вы… Райт, я…

Наблюдая за тем, как мужчина взял веревку, как стража покинула пыточную и единственная дверь перед девушкой захлопнулась, Джина всхлипнула.

— … не надо…

— Так надо или нет, дорогая? — усмехнулся советник, заходя ей за спину. — Руки!

— Что?

— Руки за спину.

— Вы… вы что… это серьезно?

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Руки за спину, я сказал.

— Вы что меня свяжите? — кажется, ее посетила пугающая догадка. — Берингер, вы мерзавец… — прошипела она, покорно исполняя приказ. — Это вам не пройдет даром. Клянусь.

Сначала к ее запястьям прикоснулись мужские ладони. Теплое, ласковое, почти благоговейное прикосновение, обжигающее кожу.

— Как давно? — горячий шепот раздался над ухом. Нет, не так… Берингер коснулся губами ее волос, приводя девушку в замешательство.

— Не понимаю, что…

— Шшш, — кончики пальцев выписывали узоры на ее обнаженных плечах. — Как давно? И сколько это стоило? Назови свою цену, Джина.

Этот проникновенный, властный, глубокий шепот и движения его рук приносили настоящую муку.

— Говори, — коротко, резко на выдохе. Хорошо, что Райт не видит ее лица.

Все его тело напряжено, каждая мышца ноет от усталости и жажды. Он уперся ладонями в спинку ее стула, нависнув на ее ухом, слыша ее прерывистое дыхание.

— Я жду, Джина. Но учти: терпение у меня не железное.

— Я ничего не понимаю. Но знаю, когда вы осознаете, какой вы жалкий кретин, будет уже поздно. Потому что я говорю правду.

— Твой отец получил несколько тысяч золотых лир, милая. Деньги от Виктора де Мотинье.

Она вскинула голову, неплохо разыграв изумление. Главное: не смотреть в ее темные миндалевидные глаза. Райт стиснул спинку стула, наклоняясь ниже:

— Лучше бы тебе рассказать обо всем самой, Джина, потому что каждое произнесенное мною слово обойдется тебе слишком дорого.

— Прекратите, Райт! Пора бы уже понять, что я ничего не знаю ни про деньги, ни про вашу дурацкую записку.

Ее упрямство не доведет до добра, потому что Берингер умел ломать любые «преграды». И его не заботили методы.

— Скажи, когда передумаешь. Договорились? — усмехнулся он, затягивая узел на ее запястьях.

— Что вы собираетесь делать? Не будете же вы меня пытать? Берингер?

— А что мне помешает? — закончив, он обошел стул, встав перед ней. — Ну как? Еще не передумала?

— Посудите здраво, милорд. Разве у вас есть прямые доказательства против меня? Вы посчитали, что меня могли купить задолго до моего приезда в замок. Так?

— Начинаешь соображать, — вымолвил он, обхватывая ее за плечи и поднимая на ноги.

— У вас есть записка… Это шифровка, верно? И как назло, тоже против меня. И все это связано с епископом. Так?

— Это ты мне расскажи: так или не так, — произнес Райт.

— Что еще у вас есть против меня? А? — она без робости взглянула в его глаза. — Подумайте…

— Милая, если бы я верил всем, стал бы я начальником тайной канцелярии, как думаешь?

— Но я говорю правду.

— В этих стенах я слышал подобное не раз и даже не два, — Райт склонил голову, изучая ее лицо. — Единственное, что я усвоил, что женщинам, вроде тебя, нельзя верить.

Он взял стул за спинку и переставил к стене. Теперь Джина стояла посредине комнаты: руки связаны за спиной, ноги скованны цепями. И она была такая маленькая, трогательная и напуганная.

— Берингер, прошу — поверьте мне! — зашевелились ее побледневшие губы.

— Я знаю, кому выгодна смерть Эдмунда, — произнес он, медленно ходя по кругу, — но мне нужны были исполнители. А я всегда нахожу то, что ищу. Правда, тебе все-таки удалось некоторое время морочить мне голову, и я даже поверил, что ты можешь быть не при чем.

— Я действительно не при чем.

Берингер усмехнулся.

— Вижу, тебе сложно понять, девочка, что за каждое слово, которое вылетает из этого рта, — мужчина схватил ее за подбородок, сжал пальцы, вынуждая ее губы выпятиться вперед, — придется ответить.

Она не смела вздохнуть. Цепи но ногах жалобно звякнули.

— Чего же ты молчишь, милая? — его глаза сверкали гневом. — Расскажи, как ты потешалась надо мной, изображая из себя невинную овечку. Ну же, Джина!

Вот теперь она испугалась по-настоящему. Кажется, поняла, что сейчас он безумно опасен. Сейчас Райт и в самом деле походил на цепного пса, готового вопреки ненависти и презрению, наперекор принципам, пойти на самое настоящее преступление.

— Ты же прекрасно знаешь, что ты делаешь со мной, так ведь, маленькая лгунья? — приближая свое лицо к ее пылающему лицу, — и уверен, до недавнего времени это тебя забавляло, правда? Этакая скромная невинная девочка…

Она молчала, потому что не могла выдавить ни слова. И правильно: любое ее движение, а особенно движение этого чувственного рта лишили бы его остатков самообладания.

— Я же предупреждал тебя, чтобы ты держалась от меня подальше, верно?

— Райт… — фатальная ошибка! Она не успела договорить.

Его реакция была молниеносной. Горячий грубый, почти болезненный поцелуй обжег ее губы.

Было лишь одно обстоятельство, которое заставило меня, ничем не примечательную девушку из Хоупса, только раз в жизни испытать гамму всех самых мрачных, болезненных, губительных эмоций — близость этого мужчины. Его звериный, полный пренебрежения, страсти и порока поцелуй стал для меня первым. Тем, что любая девушка должна запомнить навсегда. Райт терзал мои губы с настойчивостью изголодавшегося животного, пока я не сжала зубы. Райт отпрянул, шипя от боли.

Видя, как он подносит тыльную сторону ладони к губам, стирая кровь, я предполагала, что это и есть конец всей моей жизни. Однако, мужчина довольно резко схватил меня за руки, срезал веревку, затем присел передо мной, снимая цепи с щиколоток. А я поняла, что рыдаю — беззвучно и горько.

— Что вам еще от меня надо? — от каждого его прикосновения, я хотела сжаться в комок.

Зато теперь я свободна, но не шевелюсь, и Берингер тоже не двигается. Кажется, ему неприятны мои слезы. Более того, он просто не выносит их.

— Я не стану извинятся, — произнес он мрачно, извлекая портсигар.

— К черту ваши извинения! Уверена, вам понравилось.

— Не стану спорить, — он закурил, водя кончиком языка по прокушенной губе.

Это движение, его набухшая губа, его лицо, которое еще пылало страстью, ввергли меня в пучину ужаса.

— Что дальше? — бросила с вызовом. — Что еще сделаете, чтобы я призналась во всех смертных грехах?

— Я и так знаю все о твоих прегрешениях, — отозвался он, делая несколько торопливых затяжек и сразу туша окурок о стену узилища, — хотелось просто услышать правду от тебя, Джина. Но, видимо, каждый из нас останется при своем.

— И что же? Не будет каленого железа, кнута и щипцов?

— А надо? — он повернулся, смерив меня взглядом. — Могу устроить.

Я промолчала. Не могу долго смотреть в его глаза. Вообще, не могу смотреть на него! Ни сейчас, ни потом, никогда.

— Я свободна?

— Свободна? — переспросил он, ухмыляясь. — Нет. Измена королю и его семье карается…

— … смертью, — вымолвила я глухо. — Тогда сделайте одолжение, лорд Берингер, зачитайте, наконец, обвинение.