1

4 марта 2006 года

Меня зовут Жюльен. Мне сорок пять лет. Я актер, вот уже четверть века это моя профессия, я играю одну за другой главные роли в театре и кино, карьера моя в целом складывается неплохо. У меня в парижском пригороде прекрасный дом в 250 квадратных метров, и у меня есть дети, собака, пара золотых рыбок, ежик, черепаха и прислуга… Из всех живых существ именно с этой женщиной мне, пожалуй, труднее всего договориться. Она перуанка, а мне, согласитесь, не так-то просто говорить по-перуански. Правда, я и по-черепашьи не говорю, но черепаху-то мне не приходится просить погладить мои рубашки!

Скорее всего, вы очень быстро заметите, что я отлично умею говорить о себе. Да, это дело я просто обожаю. Должно быть, моя профессия требует такого умения, но, может быть, наоборот, я стал актером именно потому, что люблю потрепаться о себе. Надо же, пять лет психоанализа — а вопрос так и висит нерешенный.

Пять лет психоанализа с одним и тем же мозгоправом, — да, у меня есть свой психоаналитик, отличный парень, у него кабинет, обставленный по всем правилам фэн-шуй, и кушетка там очень удобная. Мой психоаналитик только слушает — ничего не говорит и советов никогда не дает. Берет сто евро в час, по возможности наличными. Словом, первоклассный психоаналитик.

* * *

Но давайте все-таки вернемся к любви, о которой, собственно, я и завел разговор. Я заметил вот что: хочешь влюбиться — полюби для начала самого себя. Вот по этой части я настоящий чемпион, хотя, если посмотреть со стороны, на Джеймса Бонда, пожалуй, все-таки не тяну… на Джеймса Бонда — нет, но до агента 006, думаю, почти дотянул.

Сколько себя помню, всегда себя любил. По-настоящему я это осознал, когда поступил в коллеж и в первый же день грудастая девчонка из третьего класса положила на меня глаз. Вот тогда-то я и решил вступить в игру с тем полом, который принято называть слабым. Кстати, раз уж я об этом упомянул: только мужчины, не знавшие любви, могут так называть женщин! Какой же они слабый пол, если во всем, что касается физической близости, право окончательного выбора всегда за женщиной?

Надеюсь, не станете спорить, что именно она соглашается заняться с вами любовью, а не вы с ней? Вот-вот: мы предполагаем — она располагает. Женщина, если захочет, поменяет десять партнеров за день, а мужчина… нет, помечтать-то о таком он, конечно, всегда вправе, но именно что помечтать, и только, дальше этого не продвинется.

А стоит вам с женщиной зажить одним домом, она очень быстро становится сильным полом. Да ладно, пусть становится, меня это нисколько не смущает… И упрекнуть их я могу только в одном: женщина никогда не скажет об этом в открытую, а вечно будет строить из себя вашу ученицу и жертву. Я не раз задумывался, почему так происходит, я пытался понять, в чем дело — такие они извращенки или такие трусихи? — но так и не смог.

Только давайте сразу расставим точки над i: не надо думать, будто я женоненавистник! Ни в коем случае. Я никого ни в чем не обвиняю, просто констатирую факты.

Женщина в доме требует внимания, ласки, секса и здравого смысла, причем все это и всегда надо точно отмерять. Микстура должна быть составлена безупречно, потому как если чего-то одного самую чуточку недолить или перелить — а такое хоть раз в месяц да случается, — на вашу голову с самого утра обрушится цунами вместе со шквалистым ливнем укоров и попреков.

И уж в этом-то с ними никто не сравнится! Женщина может сколько угодно уверять вас, будто она не злопамятна, но подвернись удобный случай — тут же и припомнит вам все со времен основания Рима. И естественно, выскажет. Причем то, что вам казалось полной ерундой, к тому же и давно забытой, внезапно вылезет на первый план.

Несмотря на любые грозы и ураганы, я благодарю Господа за то, что он послал мне именно эту жену, мою Орели, — она всегда была для меня компасом и спасательным кругом, она всегда оказывалась рядом, когда я съезжал с катушек. Вот это и есть любовь: когда люди всем делятся и друг друга дополняют. Но все-таки я убежден, что мужчины и женщины не созданы для того, чтобы жить вместе. И не я один так считаю — спросите своих знакомых…

Мы часто говорим об этом с Аленом, одним из лучших моих друзей. Ален старше меня на год, прекрасно знает женщин и так же, как я сам, думает, что отношения между полами были бы куда менее напряженными, если бы мужчины и женщины жили по отдельности и встречались только тогда, когда обоим партнерам по-настоящему этого захочется.

А сейчас я кое в чем вам признаюсь. Мы с Аленом всегда втайне надеялись, что Господь призовет наших жен раньше нас и мы успеем пожить вместе. Нет-нет-нет, только не подумайте, будто мы с ним латентные гомосексуалисты! Ничего подобного. Просто нам обоим хочется свободы, а в мужской компании сроду никто никого ни к чему не принуждал. Ну и стало быть, мы бы друг друга не стесняли. Ален мне все равно что старший брат, нам нравятся одни и те же места на Земле, мы смеемся над одним и тем же и до такой степени говорим на одном языке, что я могу начать фразу, а он закончит моими же словами — и наоборот. Ален, как и я, давным-давно женат, как и я, обожает свою жену, но… но есть одна небольшая проблема (она же — и большая разница между нами): он в отличие от меня любит и чужих жен тоже.

Мой друг страшно возбуждается при мысли о том, что чужая жена может стать его любовницей. Более того, он приходит в восторг, представляя себе, как женщина, с которой он только что занимался любовью, возвращается к мужу, снова нацепив маску верной и достойной супруги. Я спрашивал у него, в чем тут дело, но в ответ не получал ничего, кроме туманных рассуждений. Может, хороший специалист и разобрался бы с ним, но как знать, было бы его объяснение верным или попросту чушью собачьей: с Аленом так просто не разберешься… Тем не менее я-то сам, несмотря на эту разницу между нами, сроду его не осуждал. Мало ли какие у кого тараканы в голове! Как бы сильно мы ни дружили, мы вовсе не обязаны иметь при этом одинаковые убеждения. Ален — монотеист, а его религия — стринги, и крепче его веры еще поискать надо.

* * *

Что до меня, я человек куда более умеренный, и у меня нормальная, то есть эпизодическая, сексуальная жизнь.

Так было не всегда. Едва утратив то, что связывало меня с детством, я сделался сексуально ненасытным. В то время количество для меня было куда важнее качества. Мне хотелось перепробовать все сласти, а прилавки так и ломились.

Пышки и прочие сладкие штучки, пускавшие меня в свою постель, были все как одна прехорошенькие. Самое странное, что я добивался их благосклонности без особых усилий. Моим приятелям-красавчикам, случалось, давали от ворот поворот, а я со своими неплохими, но заурядными внешними данными всякий раз попадал в яблочко. У меня был козырь, был дар — дар слова. Подростку это может очень пригодиться, особенно если он не высокий блондин с голубыми глазами. Мне всегда удавалось уболтать девушку, и тактика не менялась: лучезарная улыбка, комплимент, немножко юмора — и готово дело. Так я развлекался много лет — до первой сердечной раны.

* * *

Ее зовут Софи. Я встретился с ней у Пьера, второго моего лучшего друга. Он, в отличие от Алена, гуляет на законных основаниях, и его любовные отношения никогда не выходили за рамки секса. Ему невыносима сама мысль о том, что можно постоянно жить с женщиной и что эта женщина станет последней. Ему кажется, что красивых цветов слишком много, для того чтобы сорвать один-единственный.

Пьеру хочется осчастливливать всех подряд, без всяких исключений, и, по-моему, это стремление свидетельствует о его порядочности. Уважение к женщине — вот что для него главное. Ему не по душе бессовестные измены Алена, такое поведение он считает недостойным мужчины, и, несмотря на дружбу, между ними часто происходят яростные словесные битвы, в которых я выступаю обычно в роли адвоката дьявола, соглашаясь то с одним, то с другим.

Но я о Софи… Впервые я увидел ее в марте 1984 года. Пьер, тогда только-только начавший работать на телевидении, устроил вечеринку по случаю своего повышения по службе: его назначили заместителем главного редактора спортивной программы, — впрочем, Пьер всегда найдет повод для праздника. Мы с Аленом радовались и за друга, и за себя: билеты на матчи нашей любимой команды нам теперь были обеспечены. Жил Пьер в роскошной квартире, доставшейся ему от отца, который умер несколькими годами раньше; у нас с Аленом там было любимое местечко — дьявольски удобный диван в прихожей, и в тот вечер, развалившись, как обычно, на нашем диване, мы строили из себя гнусных типов: разглядывали входящих девушек и выставляли им отметки. Свинство, конечно, зато весело.

— Нет, ты только посмотри на эту, Ален! Правда же, на Барбру Стрейзанд похожа?

— Ну да, шнобель точь-в-точь, вот только с талантом наверняка нестыковка… Для одной женщины и то и другое разом, согласись, слишком круто.

— Так сколько ты ей ставишь?

— Тройку — по десятибалльной системе.

— Ну, ты суров!

— Никогда не любил Стрейзанд.

К женщинам Ален всегда был куда придирчивее меня. После двадцатой выставленной оценки он отправился за выпивкой, тут-то на пороге и возникла Софи. Не могу описать, что я тогда почувствовал. Высокая, с кошачьей грацией, и при этом элегантность и изысканность, каким обучиться невозможно. Девушка из тех, рядом с которыми любой смотрится лакеем, из тех, что даже голышом выглядят так, словно одеты в платье из последней коллекции лучшего модельера.

Она мимолетно мне улыбнулась, и я прирос к месту. Обычно женщина, подарившая мне улыбку, вскоре оказывалась в моей постели, и на этом, по сути, все и заканчивалось, но на этот раз я, сам не знаю почему, понял: все пойдет иначе. Тем не менее она мне улыбнулась. Я выждал еще несколько минут и переместился в гостиную, где вечеринка набирала обороты и колонки гремели последним диском Лайонела Ричи[1]. Пьер болтал с одной из прежних своих подружек, Жюдит, девицей ничем, кроме вечной готовности запрыгнуть в койку, не примечательной, и сегодня вечером ее готовность не должна была пропасть даром. Что касается Алена, то он отдал предназначенный мне стакан блондинке с огромной грудью, такую только у порноактрис и увидишь, и теперь трепался с ней. Я заметил, что блондинка еще и окольцована, — вечер для моего друга явно удался!

Софи разговаривала у стола с закусками с какими-то людьми. Пятясь, я незаметно подобрался к ним, дабы послушать, о чем говорят. Беседовали о путешествиях. Но тут Софи заметила мои маневры и хлопнула меня по плечу. Я вздрогнул от неожиданности.

— Привет, я Софи.

— Привет, я Жюльен, друг…

— Да знаю я, кто вы, — Пьер уже сказал.

— Надеюсь, он этим и ограничился?

— Нет, добавил, что вы бабник, и посоветовал вас остерегаться.

— Явный перебор, я прос…

— Ладно, расскажите лучше, чем вы занимаетесь в жизни…

Не дала договорить — будто ей вообще неинтересно, что я собираюсь сказать. Меня словно заморозило от этого.

— Я актер, то есть пытаюсь стать актером. Знаете, что про актеров говорят?

— Нет.

— Актер только тогда актер, когда играет!

— Ну и где же вы играете?

Пока нигде, пока только подумываю насчет одной пьесы.

— Ясно. Безработный.

Я привык импровизировать и смешить слушателей, а этой красотке хватило пары слов, чтобы смешать меня с грязью. Мне стало стыдно за свое выступление — будто меня освистали. Требовалось срочно взять себя в руки.

— А вы чем занимаетесь?

— Я стюардесса.

— А-а-а, бортпроводница: по мужику в каждом порту и еще парочка на борту!

Не успев договорить, я уже понял, что натворил. Хотел всего лишь складно пошутить, а вместо этого нагрубил, да так, что если бы мог дать себе хорошего пинка — непременно пнул бы.

— Xa-xa-xa, забавно! Мне бы такое в голову не пришло, но доля правды в этом естъ…

Господи! Она что, посмеялась моей идиотской шутке! Из вежливости или ей на самом деле нравятся пошлые хохмы? Приятнее было думать, что из вежливости… Остаток вечера мы провели за разговорами, начисто забыв про других гостей, и за это время я успел узнать, что она терпеть не может вечеринок вроде этой, потому что обычно там тусит лишь тупая и нудная публика.

— Спасибо за комплимент.

— Я не сказала, что не бывает исключений.

Здесь, по мнению Софи, собрались детки богатых родителей, жившие на папины и мамины денежки. Высказывалась она довольно резко и жестко, но не сказать что совсем уж ошибалась: мы и впрямь принадлежали к золотой молодежи. Тем не менее я попытался возразить, сказал, что мы не выбираем, где родиться, и никто, дескать, не знает, на какую подстилку нас аист сбросит, но она на это ответила:

— Это верно, только некоторым достается подстилка помягче.

В ней ощущался какой-то надлом. Интересно, откуда это у нее?

Девушка меня заинтриговала: по ней никак не скажешь, будто она выбралась из грязи, но ее внешность и ее слова не слишком гармонировали друг с другом.


Ален тогда тоже положил на нее глаз, но, не обнаружив на ее пальце обручального кольца, быстро умотал обратно к своей силиконовой блондинке.

Хорошо, что Софи любила свою работу. Сам я вряд ли нашел бы тему для разговора, но этого и не требовалось: моя стюардесса с восторгом рассказывала о местах, где побывала, — Маврикий, Сен-Барт, Сидней!.. У нее был настоящий дар — она так описывала все эти места, что они казались даже прекраснее, чем на самом деле. Вот уж в чем точно сомневаться не приходилось — она человек увлекающийся.

Ближе к трем часам ночи я предложил ее проводить. Софи согласилась и понимающе улыбнулась. Всю дорогу я впитывал каждое ее слово. Все, что она говорила, казалось мне необыкновенно умным. Я был на седьмом небе, меня просто ослепила эта девушка: разве можно хоть в чем-то сравнить ее с любой из тех, что готовили мне завтрак? Моя старушка с откидным верхом остановилась у дверей ее дома на площади Побед. Софи предложила зайти к ней выпить, я отказался, сославшись на головную боль, но на самом деле я — будто это было в первый раз — боялся того, что могло случиться. Софи не настаивала. Поцеловала меня в щеку и бросила: «Жаль!»

Как только дверь за ней закрылась, я почувствовал непорядок с сердцем, мне показалось, что вместе с Софи ушла часть меня. Так я познакомился с болью. Я злился на себя. Почему не принял ее приглашения? Почему так поступил? Ален, с которым я на следующий день обедал, дал ответ:

— Ты влюблен, друг, это любовь с первого взгляда.

Вот оно — слово, которого я опасался: любовь. Я понимал, что это значит, пусть даже никогда до того на собственной шкуре не испытывал. И — пожалуйста: мне плохо уже после первого вечера, когда ничего еще не произошло, а что будет со мной через месяц? Могу себе представить. И если вот это и есть любовь…

— Ты спятил? Я с ней едва знаком.

— Ну и что? Это и есть любовь. Встречаешь однажды женщину — и понимаешь, что хочешь провести с ней всю оставшуюся жизнь. Это судьба. Ничего не попишешь.

— Что? Но…

— Никаких «но». Если бы тебе эта девушка была до лампочки, ты бы благополучнейшим образом переспал с ней и…

— Не смей так говорить!

— Вот-вот, ты явно влюблен. Стоит человеку влюбиться, он начинает бояться постели. Влюбленный обожествляет женщину, она представляется ему святой и непорочной. Представь себе, что «твоя Софи», глядя тебе в глаза, говорит: «Давай-ка трахни меня, я твоя сучка».

— Все, заткнись! Не хочу больше тебя слушать!

— Вот видишь — ты влюблен.

— Ничего подобного. И я не верю в эту твою «судьбу»!

Мне свалилась на голову любовь, а я оказался к этому совершенно не готов, я представления не имел, что делать при таком раскладе. Я убежденный холостяк, меня мое положение устраивает, и никакая стюардесса не изменит этого. Я не собираюсь сходить с ума после обычного трепа над тарелкой суши. Да нет, японскую кухню я люблю, но всему есть предел. Дойдя в своих рассуждениях до этой точки, я неожиданно для себя позвонил Пьеру, чтобы узнать телефон Софи… так, на всякий случай.

— Записывай… 48 39 22 04.

«Привет, вы позвонили на автоответчик Софи, я только что улетела в Австралию, вернусь дней через десять. Оставьте мне сообщение после сигнала».

Сказать что-нибудь или промолчать? У меня было десять секунд на то, чтобы принять решение…

— М-м… добрый день, мадам, извините, я ошибся номером.

Ну не полный ли идиот? Я не владею собой, я не узнаю себя, впервые в жизни я не знаю, как вести себя с женщиной.

В глубине души я чувствовал себя пристыженным. Мне было стыдно за то, что я так опростоволосился. Вот только почему? Ответа я найти не мог, зато вспомнил средство, которое помогает не думать: хорошенько развлечься.

Надо было стряхнуть с себя наваждение, и я решил вечером отправиться в «Палас», чтобы как следует проветрить мозги. Этот клуб был в то время самым идеальным местом для встречи с девушкой, которая заставит меня забыть Софи. Софи! Даже имя какое-то уродское!

* * *

Мой загул продолжался целый год. Я перебрал тьму женщин — от застенчивой скромницы, оказавшейся на деле вулканом страстей, до нимфоманки, расталкивавшей меня посреди ночи, чтобы выпороть своим пояском от Гуччи. Я перепробовал всех, кого только можно, ну, почти всех. Некоторые пытались сблизиться всерьез.

Вот, например, Селина — красивая брюнетка с неслыханными для всех прочих женщин на планете антропометрическими данными: 50 кг, 36-й размер одежды и лифчик 95С! Селина была не женщиной, а самолетом-истребителем, творением гения, и изгибы ее тела могли послужить лучшим пособием при изучении аэродинамики. Селина прибыла на землю ради занятий любовью, и, надо сказать, удавалось ей это превосходно. Обаятельная, спортивная, она еще имела и голову на плечах, и великолепную машину, а также все прочее для того, чтобы нравиться. Единственная проблема — хоть одна проблема, но всегда найдется — заключалась в том, что Селина храпела, как старый мерседесовский дизель. Первая ночь с храпуньей оставляет неизгладимое впечатление, и никакая красота тут уже не спасет. Когда она уснула, сначала я подумал, что в дом пробралась какая-то агрессивная зверюга и рычит в углу, но через миг сообразил, что женщины и мужчины и впрямь равны — только, между нами говоря, это открытие меня не слишком обрадовало.

Так продолжалось месяца два, и все это время я с ужасом ждал момента отхода ко сну. Пришлось купить беруши, и, стоило Селине уснуть, я немедленно запихивал их в уши. Пока она не уснет, я не мог заткнуть уши: огорчать Селину мне не хотелось. Но в одно прекрасное утро я не выдержал. От усталости я ничего не соображал, бессонные ночи меня вконец измотали, и я вежливо попросил Селину пойти храпеть где-нибудь в другом месте. Этого оказалось достаточно, чтобы она впала в неописуемую ярость и в щепки разнесла все кругом, так что в гостиной потом пришлось делать ремонт.

* * *

После Селины была Джамиля, прелестная марокканочка нечеловеческой кротости и доброты, с неизменно ровным настроением и одним поистине бесценным даром: она никогда мне не возражала. А как чувственно она делала массаж — я буквально впадал в экстаз от этого! Не девушка, а мечта всякого нормального мужчины. Вот только братья этой мечты оказались далеко не такими кроткими, связь нашу почему-то не одобряли и мечтали отправить меня на тот свет.

Джамиля была старшей из шестерых детей и жила вместе со всей своей семьей в родительском доме. Познакомились мы в «Паласе» — даже в толпе Джамилю невозможно было не заметить. Она так грациозно танцевала на огромном динамике под «Good time» группы «Chic», что я глаз от нее не мог оторвать. Братья, разумеется, считали, что она на ночном дежурстве в больнице Сент-Антуан: Джамиля собиралась стать врачом неотложной помощи — и своего добилась. Мы провели вместе 20 дней, 8 часов и 34 минуты. На тридцать пятой минуте ее братья, на редкость бойкие подростки, воспользовались моей головой как боксерской грушей. Просыпаться от того, что ты превратился в боксерскую грушу, очень странно. Я приобрел бесценный опыт и твердо решил: с этого дня моя девушка должна быть единственным ребенком в семье.

* * *

Как, например, Алина. Двадцать четыре года, с виду типичная шведка, на пять сантиметров выше меня, ноги от ушей, внешность модели для рекламного буклета ИКЕА, а в голове пусто, как в ящике непроданного стола, и никакой инструкции по эксплуатации не требуется. Мне неприятно это говорить, но Алина была беспросветной дурой — из тех, для которых придумали девиз «Будь красивой и молчи!». К сожалению, наша красотка к этому совету не прислушивалась и поговорить обожала. Однажды вечером Ален пригласил нас на ужин — хотел познакомить меня с Люсиль, своей будущей женой, — и Алина несла за столом такую чушь, что вскоре мы с ней остались одни, да только она этого не заметила. Поверьте, столько глупости в одном-единственном человеке не часто встретишь. Подобная глупость — почти шедевр. Родителям Алины, наверное, пришлось немало потрудиться, чтобы добиться такого результата: вырастить чемпионку во всех категориях глупости, обладательницу золотой пальмовой ветви. Зато и расстаться с ней оказалось проще простого. Я сказал Алине, что она для меня слишком хороша, мне, мол, надо поработать над собой, чтобы дорасти до ее уровня, а для этого нужно сделать перерыв. Мои слова она приняла за комплимент, возражать не стала, и я снова сделался холостяком.

И оставался им, пока не встретил Жеральдину. Эта была аристократкой: Жеральдина Вермон де Бомон! Но я прожил с ней четыре месяца лишь из-за ее попки — абсолютно неотразимой, чего никак нельзя было сказать о лице. Нет, общее впечатление было вполне ничего, зато присмотришься повнимательней — уродина уродиной: тонкие, в ниточку, губы, носик-кнопочка и маленькие круглые, близко посаженные глазки. Правда, держалась моя аристократка так, что выглядела красавицей…

По просьбе Жеральдины — у нее, видите ли, имелись свои маленькие радости — я шлепал ее по неотразимой заднице, когда мы занимались любовью. Поначалу это было даже весело, но потом роль деда с розгами мне надоела, я перестал ее шлепать, и Жеральдина сначала напрягалась, затем отдалилась от меня и в конце концов ушла совсем. Ну и кто теперь скажет, что зад — не голова отношениям?

Вот так, в общих чертах, я провел год, надеясь забыть Софи. Надеялся я до вечера четверга в марте 1985 года.

* * *

В тот вечер мы с друзьями собирались встретиться в ресторанчике «У Джо Аллена» около Центрального рынка. В восьмидесятые годы этот парижский квартал считался самым продвинутым, тут было все и на любой вкус: панки, фанки, растаманы, денди…

Я уже собирался войти в ресторан, но меня окликнули:

— Жюльен?

Я обернулся. В тот же миг острие прошило меня насквозь, лишило голоса.

— Привет, Жюльен, ты меня помнишь?

Помню ли я ее! Да я год вкалывал как проклятый, только бы забыть ее, и вот, стоило только увидеть — и все мои усилия накрылись медным тазом. Стараясь не выдать своих чувств, стараясь казаться непринужденным и раскованным, я ответил:

— A-а… Софи, верно? Ну как дела?

— Отлично! У меня недельный отпуск, и сейчас я встречаюсь с друзьями в этом ресторане.

— Понятно… Я и забыл, ты ведь живешь где-то поблизости…

— Рада тебя видеть.

— И я тебя.

— По-прежнему актерствуешь?

— Ну да — вот репетирую Фейдо в Варьете.

— Здорово! Надо бы сходить посмотреть на тебя…

— Пожалуйста, в любой момент. А сейчас извини, меня ждут.

— Конечно, конечно, да и меня тоже. Думаю, мой телефон у тебя записан. Помнится, ты как-то оставил мне сообщение, правда, не совсем понятное…

Мне захотелось провалиться сквозь землю, выходит, она узнала мой голос на автоответчике!

— Точно, где-то должен быть.

— Ладно, звони!

Мы вместе вошли в ресторан и тут же расстались, направившись каждый к своей компании. Но расстались совсем ненадолго: случилось так, что наши столики оказались рядом, и Софи то и дело посматривала на меня. Должно быть, сообразила, что мне от этого не по себе, и развлекалась на всю катушку. А я никак не мог сосредоточиться на разговоре с друзьями, хотя вроде бы в нем и участвовал.

— Жюльен, ты в курсе, что Платини опять должен получить «Золотой мяч»?

— Совсем спятил? Его наверняка Платини отдадут.

Классно, да? В общем, я нес полную ахинею, тратя все силы на то, чтобы не оглядываться на Софи и притворяться, будто я увлечен дружеской болтовней. В любом другом состоянии я бы весь вечер упоенно трепался о Платини: для меня этот парень — футбольный гений в чистом виде. Я просто тащился от него, едва ли не рыдал от счастья, когда видел его на поле, от его игры меня буквально трясло. Этому пацану из Жеф-ан-Лоррен, сыну итальянского иммигранта, пришлось проделать долгий путь, чтобы стать кумиром миллионов футбольных фанатов. Один-единственный штрафной в его исполнении мог сделать результат матча. Разве что при Алене лучше было придерживать свои восторги — опять бы принялся подначивать и уверять, что ради Платини я готов сменить ориентацию. Бред, конечно.

Ален — единственный, кто заметил, что на самом деле я ужинаю за соседним столиком, только он и понял, насколько со мной неладно. Он видел, что в ресторан я вошел вместе с девушкой, ее лицо показалось ему знакомым, а спустя несколько минут у него не осталось никаких сомнений. Странно, что только у него. Какой-то час, и накрыло меня уже нешуточно. Я весь горел, меня потряхивало, голова готова была взорваться. И неужели объяснить мое состояние можно было только одним: я влюбился в едва знакомую девушку, с которой и проговорил-то всего один вечер? Неужто Ален прав и я влюблен? Жизнь порой шутит с нами весьма неловко. Вполне возможно, тысячи женщин были бы счастливы, если бы я по утрам намазывал им маслом гренки, так нет — мне хочется готовить завтрак именно ей, и ничего я с этим поделать не могу. Пришел поужинать с друзьями, съесть по гамбургеру с жареной картошкой — ухожу с таким ощущением, будто опустошил дюжину тарелок, хотя на самом деле и к одной-то не притронулся. Люсиль, с недавних пор законная жена моего друга Алена, тоже была «У Джо Аллена» и тоже заметила, что я веду себя странно. Следующим утром она позвонила мне, чтобы все разузнать про «эту таинственную особу». Вот вам еще одно проявление женской интуиции. Ален рассказал ей, что я влюбился с первого взгляда в незнакомку с площади Побед, и она тут же объявила, что это «так мило». Странно, до какой степени женщину может радовать несчастье мужчины: я едва жив, а она считает, что это «так мило».

Лично я употребляю слово «милый» совершенно в других случаях. Милым можно назвать младенца или щеночка, но при чем тут ужас, что накрыл меня с головой?! Ну уж нет, мое чувство к Софи было каким угодно, но только не «милым». Честно признаться, Люсиль всегда меня раздражала — в основном своей неизменной правотой. На этот раз она по-дружески посоветовала мне не упускать своего счастья. По ее мнению, истинная любовь встречается редко, самое лучшее, что можно сделать в этой жизни, — найти свою вторую половинку. Слушая ее, я представлял, как она обвивается вокруг Алена. Бедняжка, знала бы, что у нее на голове самые большие в мире рога, уж точно не распиналась бы про «любовь всей жизни»! В общем, слушал я Люсиль, и мне казалось, будто я читаю любовный роман из серии «Арлекин», сплошная дешевка и безвкусица, которую читать стыдно, но оторваться невозможно…

И все же Люсиль права. Нельзя упускать счастливый случай! Вот возьму сейчас и… и меня охватили страшные сомнения. А что, если Софи ко мне равнодушна? А что, если на нее напала блажь и ей просто приспичило переспать с первейшим идиотом на всем белом свете? А что, если я для нее всего-навсего минутная сексуальная прихоть? Ничего необычного в том нет — в конце концов, я был прихотью для многих женщин… Но на этот раз меня подобный вариант не устраивал, мириться я с ним не желал — впервые, между прочим, в жизни.

48 39 22 04 — номер я знал наизусть, я даже в лото ставил на эти цифры.

— Алло, Софи? Это Жюльен.

— Привет, как поживаешь?

Мне чудится или в ее голосе действительно звучит самодовольство пополам с высокомерием? А может, это гордость: как-никак, Софи победила?

— Нормально поживаю… послушай, я тут подумал, может, нам…

— Договорились.

— Вот и отлично, тогда я…

— Зайдешь за мной сегодня в восемь!

Я повесил трубку, не зная, что и думать о нашем диалоге. Я был одновременно и счастлив (еще бы: добился свидания с Софи!), и смущен (ее напористость пугала), — надо признать, эта девушка будоражила во мне крайне непривычные чувства. А что, если я влюбился в жестокую мужененавистницу, и она, подобно самке богомола, сожрет меня после спаривания? От этой мысли стало неуютно, и я решил побольше разузнать про Софи. Перед встречей с врагом лицом к лицу надо непременно узнать его как можно лучше, изучить и понять его стратегию. Единственным человеком, который мог хоть что-то знать об этой девушке, был Пьер.


Я ввалился к нему около двух часов дня. Дверь открыл сам, запасными ключами — Пьер дал их мне на тот случай, если, надравшись, потеряет свои. Пьер еще пребывал в постели, от него несло табаком и перегаром. Должно быть, последствие нескольких бутылок шампанского, которые он выдул в «Криптоне», с недавних пор ставшем самым модным заведением Монпарнаса.

Пьер, походя этим на вампиров, оживал только с заходом солнца и до утра успевал пустить на ветер просто бешеные бабки. И ничего поделать с собой он не мог, его притягивал ночной мир, и особенно — населявшие его существа. Кстати, одно из таких существ я и увидел рядом с ним, под одеялом.

— Пьер, проснись, мне надо с тобой поговорить.

— Мммм…

— Пьер, проснись.

— А? Что такое? Что случилось? Где они?

— Пьер, это я, Жюльен. Мне надо с тобой поговорить.

Пока он приходил в себя, я сварил кофе — такой же черный, как девушка, лежавшая в постели моего друга. Я мельком увидел только одну часть ее тела, и, надо сказать, выглядела эта часть великолепно. Как зовут девушку, Пьер не помнил — «она, кажется, из Южной Африки», — зато помнил, что у нее роскошный тыл. Вообще-то для того, чтобы отдаться душой и телом, Пьеру много не требовалось, только не мне его осуждать — сам пару дней назад был точно таким же.

Минут десять Пьер с невероятным тактом пересказывал мне события минувшей ночи, потом наконец-то заинтересовался, с чего это я к нему завалился ни свет ни заря.

— Кто такая Софи?

— Софи?

— Да, Софи. Год назад, на вечеринке по случаю твоего повышения…

— A-а, Софи!.. He-а, не врублюсь, о ком это ты?

— Думай, Пьер, вспоминай. Высокая брюнетка, с которой я проговорил весь вечер.

— A-а, эта! Да я ее и не знаю почти. Ее мать дружит с моей, и моя пригласила ее ко мне, надеясь, что мы подружимся, большое спасибо, мамочка! Она, кажется, стюардесса. И задница у нее потрясающая, правда?

— Оставь в покое ее задницу!

— А с чего ты вдруг о ней расспрашиваешь? Что тебе надо знать?

— Всё!

— Слушай, насколько мне известно, эта Софи не стремится к серьезным отношениям, она из этих, ну ты их знаешь, самоуверенных, независимых, самостоятельных. Любит путешествовать, и никто ей не нужен. Врубаешься?

Нет, я не врубался, и главное — ничего такого я слышать не желал.

— Зато у нее потрясающая задница.

— У тебя только задницы в башке!

Не дав Пьеру времени всерьез задуматься над моим поведением, я поспешил убраться.

* * *

Независимая, любит путешествовать — слова пульсировали у меня в голове, все сильнее убеждая, что для еще не народившихся отношений эти черты вряд ли будут полезны. До какой степени ей нравится путешествовать? И докуда простирается ее независимость? Всю вторую половину дня я бродил по парижским улицам, обдумывая наше свидание. Свет в эти дни такой, что сразу ясно: весна на носу, природа вот-вот пробудится. Каждый год в одни и те же числа террасы кафе заполняются, влюбленные со всего света встречаются там и строят планы… Так, направляясь куда глаза глядят, я забрел на улицу Канет и воспользовался этим, чтобы пошататься по лавкам в надежде добавить себе привлекательности — для Софи. Что в нашем случае лучше — одеться небрежно или, наоборот, элегантно? Элегантно или небрежно? Обдумывать подобные вопросы — сплошное удовольствие. Вообще-то я заказываю костюмы у одного портного с площади Мадлен, мне очень нравится атмосфера его ателье, этакое старомодное кустарное производство. Я там выбираю по образцам ткань, а через месяц получаю готовую вещь. Человеку, никогда не носившему сшитого по мерке костюма, не понять ощущений человека, предпочитающего одежду на заказ. Наслаждение податливостью ткани, удовольствие от ее прикосновений к коже — все это невероятно чувственно. Так элегантность или небрежность? В конце концов я остановился на элегантной небрежности: Levi’s 501, твидовый пиджак, белая рубашка и мокасины Weston. И, поскольку все это у меня уже было, я решил вернуться домой и принять ванну.

В то время я за смешные деньги снимал у отца Алена двухкомнатную квартиру на авеню Моцарта, квартиру эту обожал, мне там было хорошо, и на улице Пасси я чувствовал себя своим. Я всего минут десять успел побултыхаться в ванне, и тут зазвонил телефон: Алену приспичило рассказать мне о своей новой возлюбленной. Жена судьи — его ничем не испугать! Они познакомились не далее как сегодня, у дверей парфюмерной лавки в Нейи, снюхались мгновенно, и, по его словам, повадки у нее кошачьи, натура как у течной суки, а мозги воробьиные. Ну просто не портрет женщины, а телепередача «В мире животных»! Меня всегда восхищала легкость, с которой Ален соблазнял женщин. Ведь далеко не красавец, но чертовски обаятелен. У Алена потрясающее чутье. Соображает он молниеносно, запросто предугадывая чужие реакции, всегда опережая других на один ход, и эта способность помогает ему во всем. Открывая свою страховую контору, он поставил перед собой цель разбогатеть — и цели своей достиг.

Но при всем при том главный талант моего друга — способность охмурять замужних дам, в считанные минуты он умеет вычислить и заманить в свои сети самую уязвимую или несчастную в семейной жизни женщину, бац — и через пару часов она у него в постели. Собственно, сегодня днем именно это он и проделал. А теперь посвящал меня во все подробности. Я уже узнал, что его новая пассия очень громко кричит, что ей нравится, когда ее оскорбляют, и что она обожает, когда пьют нектар ее цветка. Слушая Алена, поэтично и романтично расписывавшего, как именно они развлекались в койке, я думал о ночи, которую сегодня, может быть, проведу с Софи, и мне делалось все тревожнее. Сумею ли я оставаться на высоте, сумею ли произвести на нее впечатление, если уже сейчас чувствую себя побежденным? Сколько я ни продумывал все возможные ситуации, успокоиться мне не удавалось. А вдруг у Софи какие-нибудь невообразимые фантазии? Так и вижу, как она предлагает мне поиграть в водопроводчика или насильника, — кажется, это две самые любимые игры у женщин. А если у меня случится осечка? При этой мысли я вылетел из ванной, прижимая трубку плечом, принял двойную дозу гуронсана и включил кофеварку. Под конец, перед тем как повесить трубку, Ален сообщил мне, что намерен сегодня же вечером заняться любовью с женой, чтобы доказать ей свою неизменную преданность, а в завершение пожелал и мне успешной охоты. Иногда мне хотелось поговорить с другом о чем-нибудь еще, кроме баб. Ну да, да, что правда, то правда, Ален может показаться малость съехавшим на почве секса, но он отличный и давний друг.

Мы познакомились в начальной школе. Я тогда только что пришел в новый класс, где заправлял одиннадцатилетний Ален, по моему и общему мнению, безусловный лидер, но и я, к несчастью для него, был лидером тоже. Спятить можно от того, с какого малолетства соперничают мальчишки. Едва с горшка спрыгнули, а уже меряются, у кого больше и кто дальше. После множества стычек из-за мяча или шариков дело в конце концов дошло до драчки, но в самый разгар потасовки директорские пальцы выкрутили нам уши. Влетело нам будь здоров, и это нас сблизило.

Мы стали лучшими друзьями. А в шестом, помнится, классе даже сделались кровными братьями, как герои наших любимых фильмов. Мысль о разлуке была для нас невыносима. Все школьные годы мы провели вместе, вместе ходили на уроки, вместе и прогуливали их. Занимались мы ровно столько, сколько требовалось, чтобы ублажить родителей, а главное — не остаться на второй год. Мы быстро завоевали популярность, девчонки от нас тащились, другие мальчишки нам завидовали. Мы были королями, только и делали, что развлекались, и нас ничто не могло остановить, даже учителя, считавшие, что дальше подручных мясника нам в жизни не продвинуться. Всю энергию мы отдавали спорту — футбол у меня, легкая атлетика у него — и организации вечеринок. Когда нам было по шестнадцать, мы даже нашли бар, который предоставлял нам для этого свой дальний зал, — получился настоящий ночной клуб, только дневной. Сделка была проще не придумаешь: мы собирались, но гостям не наливали, так что кому хотелось пить — шли к стойке и заказывали себе сами. Хозяин был очень доволен, а все ученики не только нашего лицея, но и окрестных мечтали туда попасть. Особенно девушки. Тогда-то мы и открыли для себя секс, и вот тут-то мы жаждали самых глубоких знаний и проявляли небывалое рвение. Правда, Ален уже тогда интересовался только чужими подружками, но, если не считать этой незначительной подробности, мы всегда были настроены на одну волну. И вообще у меня было два дома — его и свой. И Ален вместе со всеми своими недостатками был частью моей жизни.

Загрузка...