Одного раза недостаточно

Глава двадцать пятая

Ди сидела в кабинете Энтони Пирсона и разглядывала фотографии. Она еще чувствовала себя дискомфортно из-за разницы во времени. Она прибыла в Лондон в десять часов вечера днем ранее; по нью-йоркскому времени это было только пять дня. Ди позвонила Тони Пирсону домой. Он сообщил, что полный отчет готов, но выразил сомнение в том, что полученные данные имеют отношение к падчерице Ди. Она сказала, что придет в его офис в одиннадцать утра. Затем заснула с помощью трех таблеток секонала. Она не вынесла бы одинокую бессонную ночь в Лондоне. Здесь не было ночной телепрограммы, и она не могла сосредоточиться на чтении. Ди остановилась в «Гровенор-Хаус», потому что Карла жила в «Дорчестере». Ди не хотела столкнуться с подругой раньше времени.

Сидя в тихом консервативно обставленном кабинете Энтони Пирсона, она почувствовала приближение мигрени. Ди удавалось сохранять внешнее спокойствие.

Она просмотрела все снимки, врученные ей Энтони.

— Они великолепны, — равнодушным тоном заметила Ди.

Энтони Пирсон кивнул.

— Мой знакомый, Дональд Уайт, проводивший это, скажем, расследование, в течение нескольких дней наблюдал за домом в подзорную трубу. Бедняга сидел на дереве. Психиатр в отпуске… уехал отдыхать два дня назад… так что о нем мы ничего не узнали. Но фотографии Карлы и этой девушки просто потрясающие, верно? Конечно, я забрал негативы… это было оговорено заранее. Уайт — ведущий специалист в своей области и абсолютно надежен, но поскольку Карла — весьма известная личность, я счел эту меру предосторожности необходимой.

— Помилуйте, — раздраженно произнесла Ди, — он не застал их вдвоем в постели! Энтони Пирсон кивнул.

— Совершенно справедливо. Но эта фотография… девушка обнимает Карлу за шею… здесь они целуются… посмотрите на этот снимок… они идут, взявшись за руки. Нет, он не застал их в постели… но эта информация достаточна для какого-нибудь журнала, публикующего сплетни.

Ди уставилась на снимки. Ее голова начала раскалываться. Могла ли она, Ди, соперничать с такой молодой и прелестной девушкой?

— Она очень красива, — медленно промолвила Ди.

— Восхитительна, правда? Уайт установил, что Харрингтоны не являются ее родителями. Они обслуживают девушку. Ее зовут Зинаида Джонс. Дом арендован; он красив, невелик, стоит в пустынном месте и окружен участком земли. Карла ездит туда ежедневно. Трижды ночевала там.

Ди дрожащей рукой вытащила сигарету из пачки. Снова поглядела на девушку. Сильно увеличенный снимок был не очень резким. Она сделала глубокую затяжку.

— У вас найдется аспирин, Тони? Я не могу адаптироваться к временному сдвигу.

— Конечно.

Он направился к медицинскому шкафчику, висящему в ванной. Когда Энтони Пирсон вернулся, Ди все еще изучала фотографии.

— Все выглядит немного странно, да? — сказал он. — Похоже, великая Карла нашла себе новую молодую любовь. Но ведь о ней всегда ходили подобные слухи, верно?

— Да, — согласилась Ди. — Но я знаю Карлу. Она бывает у меня дома, и я никогда не замечала за ней ничего такого, что могло бы их подтвердить.

— За исключением этих фотографий, — сказал Энтони Пирсон. — Они весьма убедительны. Почему люди не могут выражать свои чувства в уединении спальни? Зачем ей понадобилось гулять в обнимку с этой девушкой?

— Она ведь не знала, что мистер Дональд Уайт сидит на дереве с фотокамерой. Вы говорите, это безлюдное место?

— Дом окружен участком площадью в сорок соток. Моя дорогая миссис Уэйн, при чем тут ваша падчерица? Ди покачала головой.

— Ну… возможно, она знакома с Зинаидой.

— О…

На мгновение Энтони Пирсон слегка покраснел.

— Понимаю. Все эти звонки… вы полагаете, что ваша падчерица… дружит с этой Зинаидой Джонс? Ди пожала плечами.

— Почему бы и нет? Она училась в Швейцарии. В женском колледже.

Она встала.

— У вас есть точный адрес?

— Да. Вот он. Это в часе езды от города.

— Спасибо. Вы пришлете мне завтра в «Гровенор» счет от мистера Уайта? По понятным вам причинам я не хочу, чтобы он пришел в Нью-Йорк.

По дороге в пригород она обдумывала план своих действий. Шофер знал, как проехать к поместью; они покинули Лондон и оказались среди роскошных зеленых пейзажей. Автомобиль приближался к Эскоту… Но что дальше? Она не может нажать кнопку звонка и сказать Зинаиде Джонс: «Слушайте, она моя!» Она попытается увидеть их обеих со стороны. Ситуация казалась Ди такой отвратительной, что она, втянув голову в плечи, удрученно откинулась на спинку сиденья. Но она была полна решимости покончить с этим делом. Сколько лет беззаветной любви она отдала Карле… сколько сделала подарков. Не на эти ли последние десять тысяч помчалась Карла к своей молодой любовнице? Впервые Ди поняла, что испытывает мужчина, становясь рогоносцем. Рогоносец! Как она смогла даже мысленно произнести это слово? Но оно точно отражало ее положение. Она не могла сказать, что Карла ей изменила… несомненно, полька делала это и прежде. Ди никогда не задавала Карле вопросов, а полька не расспрашивала ее об ее жизни с Майком. Однажды она попыталась поделиться с Карлой… объяснить, что их брак — видимость… что она испытывает облегчение, переспав с ним… потому что это означало, что на двое или трое последующих суток она избавлена от близости с мужем. Теперь Ди вспомнила об этом. Любопытно… в течение последних месяцев Майк неделями не дотрагивался до нее. Она только сейчас заметила это, и сделанное наблюдение встревожило Ди. Она сама не хотела, чтобы он касался ее… но неужели она так непривлекательна? Она знала, что ее тело теряло упругость… на бедрах, животе. Ди обращала на это внимание, лежа рядом с Карлой. У польки не было ни единого лишнего грамма. Ди не переживала из-за того, что ее тело стало немного мягким… находясь с Карлой, она казалась себе более женственной. Но почему Майк избегал ее? Может быть, причина в чрезмерном у влечении гольфом? Последнее время он много времени уделял азартным играм. Много ли он выигрывает?

Но ей нет до этого дела. Сейчас Ди интересовалась Карлой… и ее новой девушкой. Но, может быть, она вовсе не новая. Они, вероятно, вместе уже какое-то время. Возможно, Карлу потянуло к молодым. Сначала Дэвид… теперь эта девушка…

Водитель подъехал к густой живой изгороди.

— Вот этот дом, мадам. Вход чуть дальше. Но вы просили остановиться здесь.

— Да. Я хочу сделать сюрприз старым друзьям. Если автомобиль подъедет к дому, сюрприза не получится, верно?

— Да, мадам.

Поверил ли он ей? Англичане, когда хотят, могут быть непроницаемыми. Он, вероятно, подумал, что она хочет застать врасплох любовника. Он прав.

На маленьких железных воротах не было замка. Она открыла их и пошла по дороге. Начал накрапывать дождь. На Ди был плащ, она обвязала голову платком. Территория имела ухоженный вид. Перед домом в стиле Тюдоров стояла английская малолитражка.

Ди медленно приближалась к зданию. Есть ли у Зинаиды пес? Будет ужасно, если какой-нибудь английский мастифф вцепится ей в глотку. Ди представила себе заголовки: «Собака бросается на Ди Милфорд Грейнджер, вторгшуюся в чужие владения». Боже, как она объяснит это? В доме горел свет. Вероятно, Зинаида находится там… или она гуляет на природе, обняв Карлу за талию, как на фотографии? Карла любит гулять в любую погоду. Ди была готова поспорить, что Зинаида притворяется, будто тоже обожает это.

Она на цыпочках приблизилась к окну. Увидела уютную гостиную без претензий; в комнате никого не было. Возможно, если она обойдет дом… Карла всегда любила кухни…

— Почему ты не заходишь… на улице дождь.

Ди вздрогнула, услышав голос. Обернулась… увидела Карлу. Полька была в платке и пальто, на ее лице блестели капли дождя.

— Карла… я…

— Зайдем в дом. Здесь холодно и сыро.

Карла открыла дверь. Ди заметила, что у нее есть ключ. Это конец… Ей не следовало приезжать. Лицо Карлы напоминало маску. Она, вероятно, едва сдерживает ярость и сейчас скажет, что все кончено. О боже, зачем она это сделала? Однажды Ди видела пьесу, в которой любовница прилагала максимум усилий к тому, чтобы жена все узнала… потому что после предъявления доказательств мужу не останется ничего иного, как признаться в адюльтере. Если Карла признается в измене, Ди придется уйти. Даже если частица ее души умрет при этом… Она уйдет, чтобы сохранить свою гордость. Потому что без гордости… нет отношений. Однако ей хотелось броситься на колени перед Карлой… попросить ее забыть о том, что она приехала сюда… забыть весь нелепый инцидент.

Карла повесила пальто на вешалку, стоявшую у двери, и осталась в габардиновых слаксах и мужской рубашке. Ее волосы были прямыми, незавитыми. Она выглядела великолепно, несмотря на усталый вид.

Ди стояла не двигаясь. Карла, повернувшись, указала на вешалку.

— Снимай пальто. Оно мокрое.

Ди сняла пальто; она знала, что испортила прическу, задев ее шарфом. Она, вероятно, никогда еще не выглядела так плохо. И где-то в доме Карлу ждало эффектное молодое создание.

— Сядь, — сказала Карла. — Я принесу бренди.

Она исчезла в другой комнате.

Ди осмотрелась. На стене висел портрет Карлы. Возле него — снимок немецкой овчарки, очевидно, давно умершей, потому что рядом с псом стояла маленькая девочка. Видно, овчарка была любимицей Зинаиды. Где сейчас девушка? Вероятно, наверху; похоже, она, как и все, уступала переменчивым настроениям Карлы, считалась с ее потребностью в одиночестве.

Карла вернулась с бутылкой бренди и наполнила спиртным два бокала. Ди с изумлением увидела, что полька опустошила свой бокал одним залпом. Карла села.

— Хорошо, Ди… не стану спрашивать, как ты разыскала меня. Избавлю тебя от этого унижения.

На глазах Ди выступили слезы. Она поднялась и подошла к камину, в котором тлели головешки.

— Я бы отдала десять лет моей жизни, чтобы вернуть назад сегодняшний день.

— Я так много значу для тебя? — почти ласково спросила Карла.

Ди повернулась к ней, с трудом сдерживая слезы.

— Много ли ты для меня значишь? О, господи… Она прошла по комнате к своей сумке и взяла сигарету. Закурив, повернулась к Карле.

— Нет… не много. Но достаточно, чтобы сходить с ума при каждом твоем исчезновении… чтобы врать мужу… отправить его одного в Канн… а самой тем временем позвонить в Лондон другу… установить твое местонахождение… узнать о Зинаиде. Я, должно быть, мазохистка. Вместо того чтобы выбросить тебя из моего сердца, я приезжаю сюда… чтобы увидеть ее своими глазами… чтобы… Почему я терзаю себя подобным образом? Я знаю, что она гораздо моложе меня… очень красива… я так жалею о своем поступке… мы бы были вместе, если бы я не совершила его.

— Где ты ее видела? — спросила Карла.

Ди открыла сумочку и бросила фотографии Карле на колени.

Карла рассмотрела их. Бросила на Ди изумленный взгляд.

— Это работа наемного соглядатая. Ди беспомощно покачала головой.

— Его зовут Дональд Уайт. Он — англичанин. Не беспокойся… негативы у меня. Послушай, Карла… меня ждет автомобиль… Я, пожалуй, пойду.

Она направилась к двери. Протянув руку к пальто, повернулась к Карле.

— Скажи мне одну вещь… как долго длится эта связь? Карла перевела взгляд с фотографий на Ди. С печальной улыбкой покачала головой.

— Да… понимаю… фотографии… Что еще тебе известно?

— Я знаю, что ты провела здесь несколько ночей.

— Да, твой человек весьма дотошен. Но все же недостаточно дотошен… верно?

— Тебе нравится эта игра?

Ди сорвала пальто с деревянной вешалки.

— Нет… ты не поверишь, как болит моя душа. Но раз ты проделала столь длинный путь… обременила себя такими хлопотами… думаю, перед уходом ты должна познакомиться с Зинаидой.

— Нет.

Ди стала надевать пальто. Внезапно подбежав к подруге и толкнув ее, Карла заставила Ди сесть в кресло.

— Ты шпионила за мной… а теперь хочешь поскорей уйти отсюда. Соглядатай заслуживает того, чтобы узнать развязку. Возможно, она послужит тебе уроком на будущее.

Подойдя к лестнице, Карла крикнула:

— Миссис Харрингтон!

Невысокая седая женщина выглянула из-за балюстрады.

— Скажите Зинаиде, чтобы она оторвалась от телевизора и спустилась вниз. Я хочу познакомить ее с моей подругой.

Карла налила себе бренди. Указала на полный бокал Ди.

— Выпей. Тебе это не помешает.

Ди не отводила глаз от лестницы. Наконец она увидела девушку. В жизни она была еще лучше, чем на фотографиях. Высокая Зинаида только немного уступала в росте Карле. Светлые волосы девушки падали на плечи. На снимках она выглядела старше. Ди решила, что Зинаида — ровесница Дженюари.

Карла ласково улыбнулась.

— Иди сюда, Зинаида. У нас гостья. Это миссис Уэйн. Девушка улыбнулась Ди и посмотрела на Карлу.

— Можно мне попробовать шоколадное печенье, которое миссис Харрингтон приготовила сегодня днем? Она не разрешает мне брать его до обеда.

— Мы слушаемся миссис Харрингтон, — медленно произнесла Карла. — Вероятно, она хотела сделать нам сюрприз.

— Но теперь, когда ты знаешь, сюрприза не получится. Можно мне взять одну штуку? Пожалуйста. Мне так надоели овсяные пряники, которые она вечно печет.

— Ступай обратно к телевизору, — сказала Карла. Девушка огорченно вздохнула. Затем указала на Ди:

— Она останется обедать?

— Мы пригласим ее? Зинаида улыбнулась:

— Обязательно, если ты расскажешь мне перед сном сказку про Красную туфельку.

Она выбежала из комнаты.

Ди проводила ее взглядом. Потом посмотрела на Карлу.

— Она очень красива… но в чем дело? Это какая-то игра? Мне показалось, что она ведет себя, как двенадцатилетняя девочка.

— На самом деле как десятилетняя.

— Что ты имеешь в виду?

— Ее интеллект соответствует десятилетнему возрасту.

— И она — твоя большая любовь?

— Она — моя дочь.

Ди на мгновение потеряла дар речи.

— Выпей бренди, — сказала Карла. Ди осушила бокал одним залпом. Карла снова налила спиртное им обеим.

— Сними пальто и останься пообедать. Если любишь шоколадное печенье.

— Карла, когда ты родила ее?

— Тридцать один год тому назад.

— Но она выглядит так молодо. Карла пожала плечами.

— Они всегда выглядят молодо. Возможно, потому, что не ведают «взрослых» проблем.

— Ты… хочешь рассказать мне о ней?

— После обеда. Но сначала я предлагаю тебе отпустить машину. Я сама отвезу тебя назад в город.

Это был непринужденный обед. От такого поворота событий Ди испытала облегчение, ее душу переполняла любовь к очаровательной девочке-женщине, которая с аппетитом поглощала еду и болтала, не умолкая ни на минуту. Мистер и миссис Харрингтон были, очевидно, семейной парой, ухаживавшей за Зинаидой. Ди заметила, что Зинаида называет Карлу «крестной». По завершении обеда девушка, вскочив из-за стола, сказала:

— А теперь крестная расскажет мне про Красную туфельку.

Ди сидела, затаив дыхание, пока Карла разыгрывала сказку — она говорила, танцевала. Ди никогда не видела, чтобы Карла так отдавала себя. Но ее любовь к Зинаиде была заразительной. В девять часов появилась миссис Харрингтон.

— Идем, Зинаида… у крестной гостья, пора принимать ванну и ложиться в постель.

— Ты придешь потом послушать молитву?

— Конечно, — обещала Карла, целуя дочь. Карла подбросила дров в камин. Печально уставилась на огонь.

— Она очаровательна, правда?

— Она выглядит потрясающе, — согласилась Ди. — У нее твои черты лица… а глаза темные. Наверное, отец Зинаиды был очень красив.

— Я не знаю, кто он.

Ди молчала. Она не двигалась, боясь разрушить настроение. Карла неуверенно заговорила.

— Понимаешь, меня в один вечер изнасиловала почти дюжина русских солдат. Кто-то из них стал ее отцом.

Сев, Карла снова уставилась на пламя. Медленно заговорила, не отводя глаз от огня. Тихим бесстрастным голосом принялась рассказывать о своем детстве в Вильно… о сестре Терезе… о занятиях балетом… войне… русской оккупации… изнасиловании. Она объяснила, что не могла покинуть Вильно до рождения ребенка. Поведала о Григории Сокоине, принявшем у нее роды… она не могла кричать в ту ночь, потому что в обители спали дети… терпела невыносимую боль в течение девятнадцати часов… Григорий не отходил от нее… В последний момент, когда они поняли, что с нею что-то не так… ребенок выходил попкой вперед… Григорий преодолел страх и помог Зинаиде родиться, буквально вытянув ее из Карлы. Она до сих пор видела Григория, склонившегося под тусклым верхним светом… шлепающего залитую кровью малышку по ягодицам до первого жалобного крика.

Карла посмотрела на Ди.

— В фильмах и больницах мы всегда видим мать, получающую душистый белоснежный сверток. Но моя крохотная спальня напоминала в ту ночь бойню. Ребенок был залит моей кровью… свисала длинная пуповина… Григорий сделал все необходимое, пока из меня выходил послед.

Она слегка вздрогнула.

— Я никогда не забуду ту ночь… мы обмыли малышку… уничтожили окровавленные простыни… в первый раз приложили ребенка к моей груди. Мне не приходило в голову, что у меня может родиться девочка с золотыми волосами. Я всегда думала, что ребенок будет уменьшенной копией русского солдата с носом картошкой и запахом перегара изо рта. Взяв девочку на руки, я поняла, что никогда не смогу бросить ее.

Она тихим голосом рассказала об опасном путешествии, проделанном с двадцатью воинами Армии Крайовой… Днем они прятались в сараях… ночью перебирались по крышам и подземным туннелям… Ребенок был привязан платком к ее животу… Когда рядом находились русские, она заглушала крики девочки с помощью водки.

— Так все и произошло. Здоровой красивой малышке было около трех месяцев… мы приближались к «коридору»… нас окружали фашисты… и тут девочка заплакала. Что мы только ни делали — не помогала ни водка, ни шоколадное печенье — наш НЗ. Ее крики звучали все громче. Я приложила девочку к груди… но у меня было мало молока. Нам не удавалось успокоить ее. Вдруг один из мужчин вырвал Зинаиду из моих рук и прижал подушку к лицу девочки, другой в это время зажал мне рот, чтобы я не закричала. И когда немцы ушли… Зинаида была мертва. Боже! Я никогда не забуду этот момент… Мы все смотрели на безжизненное крохотное тельце. Я всхлипывала. У мужчины, державшего подушку, по лицу текли слезы. Внезапно он начал делать Зинаиде искусственное дыхание. Мы все стояли, не шевелясь. Двадцать грязных замерзших людей, путешествовавших вместе, спавших, прижавшись друг к другу, снимавших вшей со своих товарищей, в течение трех долгих недель жили двумя мыслями — как сохранить жизнь и вырваться из ада. У всех в глазах стояли слезы, пока мужчина занимался Зинаидой. Даже маленькие дети с осунувшимися лицами — некоторым исполнилось всего пять или шесть лет — понимали, что происходит. И когда Зинаида издала первый писк, отдаленно напоминавший крик ребенка, все упали на колени и стали благодарить Господа. Зинаида ожила. Она была мертвой в течение пяти или десяти минут — этого времени хватило, чтобы отсутствие кислорода причинило вред ее голове. Но тогда я не знала об этом. Мы добрались до Швеции; Зинаида казалась нормальным ребенком, только более красивым, чем другие. Я оставила ее в семье Ольсонов. Они думали, что Зинаида была подкинута в обитель и взята мною. Отправляясь в Лондон, я обещала присылать им деньги на содержание девочки… и забрать ее сразу по окончании войны. Понимаешь, я собиралась пожить у дяди Отто. Я не могла обременять его ребенком и надеялась поступить в балетную труппу. Тогда бы я смогла содержать дочь.

Остальное тебе известно. Джереми нашел меня в бомбоубежище, и я стала сниматься. Это звучит легко и просто, но я попала в чужой мир с незнакомым языком, которым должна была овладеть… Я смущалась и думала, что все смеются над моим английским. Не верила в свои актерские способности. Умела только танцевать. Но я получила возможность отправлять миссис Ольсон приличные деньги каждую неделю; она была очень добра и постоянно присылала мне фотографии Зинаиды. Девочке исполнилось три года, когда появились первые симптомы беды. Письма миссис Ольсон становились все менее радостными. Зинаида плохо ходила… почти не говорила… отставала в развитии от сверстников. Сначала я успокаивала себя тем, что многие дети сначала отстают в развитии — ты знаешь, как это бывает. Все твердят тебе, что Эйнштейн не говорил до пяти лет… и ты выбрасываешь тревожные мысли из головы. Ребенок догонит своих ровесников. И наконец миссис Ольсон присылает письмо с просьбой разрешить ей отдать ребенка на гособеспечение. «В конце концов Зинаида — не ваша дочь, она — сирота. Зачем вам тратить на нее деньги?» Карла зашагала по комнате.

— Представляешь мои чувства? Я настояла на том, чтобы девочку привезли в Лондон… Хотела растить ее как свою дочь. Но Джереми оказался весьма практичен. К этому времени я уже обрела известность в Лондоне. Джереми объяснил, что незаконнорожденный умственно отсталый ребенок погубит мою карьеру. Ты должна учесть, это был не 1971 год, — сейчас общественность посмотрела бы на это обстоятельство сквозь пальцы. В 1946 году актрису с бастардом выкинули бы из бизнеса. Джереми сам отправился в Швецию и доставил девочку в Лондон. Он также раздобыл английское свидетельство о рождении и придумал фамилию Джонс. Мы поместили Зинаиду в психиатрическую больницу, где девочку подвергли всевозможным обследованиям. Все заключения были одинаковыми. Повреждение мозга. Она способна к обучению… Но никто не мог сказать с определенностью, что будет с ее интеллектом.

Карла налила себе еще бренди.

— В одном, пожалуй, нам повезло — ее умственное развитие соответствует десятилетнему возрасту, а эмоциональное — шести годам.

— Но десятилетний ребенок способен натворить многое, — заметила Ди. Карла кивнула.

— К сожалению, ты права. Она беременна. Полька подошла к лестнице.

— А сейчас я должна подняться наверх и послушать, как она читает молитву.

Когда Карла вернулась вниз, Ди ждала ее, стоя у лестницы.

— Карла… что мы предпримем?

— Мы?

В глазах Ди стояли слезы.

— Да… мы. Боже мой, Карла… теперь я все поняла… почему ты исчезала… почему была такой…

— Скупой?

— Не скупой… но…

— Скупой, — с печальной улыбкой произнесла Карла. — Ди, у меня нет состояния, которое мне приписывают. Я ушла из кино, имея четверть миллиона. Эти деньги вложены. Я живу на проценты и подарки, которые получаю.

Она посмотрела на Ди со слабой улыбкой.

— Джереми стареет. Он не всегда может вовремя позвонить мне, когда случаются неприятности. Я приехала сюда и нашла для Зинаиды компаньонку. Профессиональную медсестру. Но она не станет надевать белый халат. Будет жить с Зинаидой и держать связь со мной. Харрингтоны — замечательные люди… они ведут хозяйство… делают все, что в их силах. Но они не могут неотлучно находиться при ней. Мисс Роберте после своего прибытия сюда будет постоянно приглядывать за Зинаидой — ездить с ней верхом, играть в шашки, читать ей… Медсестра обойдется мне в триста долларов в неделю, но я обрету покой. Я не могу надолго оставаться здесь и ухаживать за Зинаидой… она боготворит меня. Если я задерживаюсь здесь, она привязывается ко мне. Однажды ночью она… попыталась заняться со мной любовью.

Встав, Карла воздела руки к потолку.

— Почему бы и нет? Господи, у нее тело женщины. Оно требует секса… жаждет его. Сейчас мы держим ее на транквилизаторах. Но мне не следует жить тут долго. Психиатр, следящий за ней, договаривается насчет легального аборта.

— Кто сделал ее беременной?

— Мы думаем, посыльный из магазина. Кто знает? Харрингтоны вдруг заметили тошноту по утрам, утолщение талии… они стали расспрашивать Зинаиду. Она ничего не скрывала. Негодяй сказал Зине, что, если он засунет свой член в ее пиписку, она получит удовольствие. Но ей это занятие не понравилось, она испытала боль. Мы велели Зине никогда больше этого не делать, и она дала нам обещание… но мне будет спокойнее, когда на следующей неделе приедет мисс Роберте.

— Карла, я хочу тебе помочь.

Карла, улыбнувшись, взяла Ди за руку.

— Ты уже помогла. Твои чеки были мне очень кстати.

— Нет… я хочу сделать больше. Многие люди с моими средствами создают фонды и благотворительные организации. У меня есть такие фонды. Но я хочу приносить добро сейчас, пока я жива. Вернувшись в Нью-Йорк, я немедленно перепишу завещание. Положу десять миллионов в необратимый фонд, предназначенный для тебя и Зинаиды. При желании вы сможете получить эти деньги сейчас. Одни только проценты будут ежегодно составлять более полумиллиона долларов. Мы создадим в Штатах фонд Зинаиды… построим школу и назовем ее именем твоей дочери… Вместе все обдумаем… Возможно, перевезем Зинаиду в Америку. Она сможет жить с медсестрой в домике для гостей, стоящем в моем имении недалеко от Зимнего дворца. Я оборудую проекционный зал, чтобы она могла смотреть фильмы… Все равно Майк мечтает о нем… возможно, мы добьемся прогресса… разучим с Зинаидой небольшую речь. Пусть люди увидят, сколь прекрасным может быть умственно отсталый ребенок. А ты сможешь вернуться в кино и сказать всем, что удочерила Зинаиду… наше время не будет уходить без пользы. Я перестану посещать бессмысленные ленчи, а ты — работать у этого чертова станка. Наши дни заполнит настоящее дело. Карла… мы будем работать вместе.

Увидев, что Карла плачет, она заключила ее в свои объятия.

Ночью, лежа с Ди в постели, Карла зашептала:

— Я люблю тебя, Ди. Никогда тебя не покину. Не буду больше внезапно уезжать. Теперь мне дышится легче. У Зинаиды нет никого, кроме меня. Я всегда беспокоилась — что, если я заболею? Вероятно, поэтому уделяла столько внимания своему здоровью. Мои деньги позволяют мне неплохо жить. Но их не хватит на старость или продолжительную болезнь; что тогда ждет Зинаиду? Я не могу даже подумать о государственной больнице. Я умру раньше Зинаиды — тех средств, которые останутся после меня, ей не хватит до конца жизни. Но теперь, благодаря тебе, я смогу жить без страха перед будущим.

Ди ездила в Эскот из «Гровенор-Хаус» до аборта Зинаиды, потом отправилась в Канн. Карла собиралась задержаться еще на неделю, по истечении которой подруги договорились встретиться в Нью-Йорке.

Сидя в своем самолете, Ди думала о том, испытывал ли кто-нибудь такое счастье, какое охватило ее сейчас. Она даже сделает вид, что ей нравится Канн. Она может проявить душевную щедрость. Потому что по возвращении в Нью-Йорк начнется ее настоящая жизнь…