Одной любви недостаточно

6

Вскоре после этого Зу, извинившись — надо переодеться к ужину, — с каким-то смутным чувством покинула Тони. Никаких признаков пребывания в доме Мэта и Камиллы Зу не заметила, но ей приветливо улыбнулась Хэндзл.

— Я рада, что вы вернулись с прогулки как раз вовремя и познакомились с Камиллой. Что вы о ней думаете? Правда, она просто очаровательный ребенок?

— Ребенок? — удивилась Зу, не скрывая иронии.

— А… конечно же, французские девочки взрослеют гораздо быстрее, но ведь Камилле всего девятнадцать.

— Я так и подумала, хотя выглядит она старше.

— Она, наверное, слишком открыто флиртовала с Тони, и поэтому вы так с ней суровы? Во Франции девчушки начинают кокетливо махать ресницами уже в колыбели. Они практикуются на своих папах, но потом очень быстро понимают, что к чему и тут же нацеливают свое внимание на других особ мужского пола, не доводящихся им родней. Мэт и Тони были для Камиллы вполне подходящими кандидатурами, ведь оба часто проводили у меня каникулы. Для нее стало почти жизненной потребностью покрасоваться перед ними. Согласна, что это скверно, но, честно говоря, Камилла никогда не была паинькой. Ее избаловали. Андре внучку обожает и ни разу не мог сказать «нет», когда дело касалось ее просьб. Но, смею вас заверить, ничего плохого Камилла не замышляет. Вы довольны?

— Вполне. Спасибо за разъяснение, — сказала Зу, хотя в душе усомнилась в том, что Хэндзл верит собственным словам.

Отнюдь не случайно Зу в тот вечер особенно тщательно занялась внешностью. Из своего гардероба она выбрала длинную юбку из пестрой ткани, украшенной тонкой серебряной нитью. Многоцветье юбки позволяло подбирать топики по настроению. Обычно Зу отдавала предпочтение черному, но на сей раз выбрала серебристый с очень узкими бретельками. Она не надеялась перещеголять Камиллу, хотя выглядела отлично и хорошо это понимала. Она почувствовала себя еще более уверенной, вспомнив, что Камиллы на ужине не будет, а значит, не с кем будет ее, Зу, сравнивать.

Приготовления к трапезе несколько затянулись, и уже не осталось времени для прогулки по саду. И хотя Хэндзл еще не появилась в гостиной, Зу знала, что Мэт и Тони уже там — она слышала их голоса. Перед дверью девушка остановилась, потому что вдруг поняла: разговор между мужчинами идет на повышенных тонах. Она не сразу открыла дверь. Возможно, и ошиблась, но, похоже, она пришла в самый острый момент какого-то ожесточенного спора между дядей и племянником.

Зу услышала голос Тони:

— Ну как вы не можете понять, что она выбрала меня? Вы уже вне игры, Мэт. Почему вы изо всех сил стараетесь все мне испоганить?

— Испоганить? — Мэт говорил с открытой издевкой, которую Зу знала теперь слишком хорошо. — Не обо мне сейчас разговор, но если уж касаться моего вмешательства, то тебе следовало бы помнить, что я все время тебя прикрываю. Мне, Тони, вовсе незачем досаждать тебе, что-то «поганить». По-моему, куда скорее, чем я, ты сам можешь все испортить.

Последовал удар племянника:

— Отвратительный ляпсус, и больше ничего. А подстроили его вы. Именно вы вдвоем использовали меня для своих грязных целей. Я же оказался таким дураком, что попался.

— Ты выглядишь смешным, Тони. Я абсолютно убежден, что втягивать тебя в этот, как ты говоришь, ляпсус, не было никакой нужды. Ведь то, что ты загремел в этот ляпсус, очень нравилось тебе самому.

По тону Мэта Зу поняла, что он имеет в виду отнюдь не то, что Тони напился и упал с лестницы — перелом ноги никому не может нравиться. Она не стала ждать, пока о падении Тони будет сказано что-то более вразумительное, пусть даже и неприятное для нее. Подслушивать чужие разговоры — дело скверное, но отошла она от двери не только поэтому: Зу услышала чьи-то шаги. Хэндзл? Будет худо, если хозяйка дома увидит, что гостья подслушивает. Девушка подавила в себе любопытство и поспешила вернуться в свою комнату. Она просидела там целых пять минут и лишь потом спустилась в гостиную.

На сей раз Зу с облегчением вздохнула: Хэндзл тоже была здесь. Она улыбнулась гостье, и ее загадочно нахмуренное лицо быстро просветлело.

Отчего она хмурилась? Сама угодила в разгар спора? Или же ее поразила напряженная атмосфера, установившаяся в гостиной? У Мэта выражение лица было ледяным, у Тони — мрачным, губы его обидчиво сжаты. Зу почему-то нисколько не удивилась, когда Хэндзл, несмотря на то что сын и внук были куда выше ее ростом, обняла обоих и легонько столкнула лбами, чтобы вернуть в их головы хоть капельку здравого смысла.

— Что вам налить? — прорычал Мэт.

Он смотрел не на Зу, а на какую-то точку над ее головой, но, поскольку перед Хэндзл и Тони уже стояли бокалы, вопрос явно предназначался только ей.

— Немножко шерри, пожалуйста, — попросила девушка.

Тони сидел на диване, прислонив костыли к подлокотнику.

— Садись сюда, дорогая, — пригласил он Зу, указывая на место рядом с собою.

Тон его был таким ласковым в сравнении с резкостью Мэта, что невеста почти мгновенно оказалась рядом. Жених обхватил ее за плечи, но не так, как это делал всегда в присутствии посторонних, к чему она уже привыкла. На сей раз Тони тесно прижал Зу к себе и стал нежно поглаживать ее оголенную руку. Она выразительно взглянула на него, молча умоляя этого не делать. Такая открытая демонстрация чувств наверняка приведет в смущение Хэндзл, как это случилось и с самой Зу.

Однако улыбка на лице Хэндзл не изменилась. Хозяйка дома изо всех сил старалась снять напряженность, вовлекая всех в легкую беседу. Помимо того, что Хэндзл, как сама призналась, очень любила слушать звучание собственного голоса, она была превосходным миротворцем. Однако в данный момент, даже при ее влиянии на сына и внука, вернуть все в нормальное русло никак не удавалось.

Очень хорошо, что Хэндзл так много говорит, благодаря этому Зу могла не произносить ни слова. Царившая в комнате атмосфера лишила ее дара речи. Просто божья милость, что всех вполне удовлетворяли ее короткие фразы — «да», «нет», «конечно», «и тоже так думаю», которые она время от времени вставляла в общий разговор. Хэндзл говорила и говорила. Она замолчала лишь тогда, когда вошла Иветт и сообщила, что ужин подан. Зу ничуть не сомневалась, что на красивом лице милой хозяйки отразилось облегчение.

За трапезой напряжение несколько спало, все были поглощены едой. Зу не замечала, что ей подавали. Разумеется, все блюда были превосходными, но ей все казалось безвкусным, как древесные опилки. Хотя Хэндзл была англичанкой, дом вела на французский манер, а французы очень гордятся своей национальной кухней и серьезно, даже благоговейно относятся к принятию пищи. Как бы ни была важна застольная беседа, они отводят ей лишь второстепенную роль. Поэтому скромных попыток Зу поддержать Хэндзл почти никто не заметил.

О чем же все-таки спорили мужчины? То, как Тони прокричал Мэту, что «она» выбрала именно его и что Мэт уже вне игры, наверняка означает, что этот яростный спор касался ее, Зу. Но что хотел сказать Тони, обвиняя дядюшку в попытке все испоганить? И в каком таком ляпсусе он сам виноват?

Наконец бесконечная трапеза, состоявшая из множества блюд, завершилась. Теперь всем предстояло выпить в гостиной традиционную чашечку кофе. Хэндзл поднялась раньше других, чтобы сказать Иветт, когда его подавать. Зу водворила на место свой стул и подошла к дивану за костылями Тони.

— Возьми только один, дорогая. С твоей помощью мне этого достаточно…

Обращаясь к Зу, он не отводил взора от Мэта. Ей не нравилось, что на ее глазах разворачивается какое-то состязание. А может, это только необоснованные подозрения? Тони за ужином крепко налегал на вина, из-за этого двигаться ему было трудновато. Пока Зу не разобралась в том, что же происходит на самом деле, она решила не возражать Тони. Похоже, сейчас она оказалась на самом пике взрывоопасной ситуации, когда малейший неверный шаг может привести к ужасной катастрофе.

Передав Тони костыль, Зу беспомощно ждала возле дивана. Он встал и обхватил ее за талию с видом собственника, жест его был вызывающе властным. Чем объяснить такое внимание к ней Тони? Может, он подумал, что она ревнует к Камилле, которая в саду заняла ее место? Или хотел показать, что между ним и Камиллой ничего нет, еще раз подтвердить, что он любит именно Зу? Хорошо, если так. Однако все это случилось сразу после ее исповеди, рассказа о себе и Мэте. Зу это очень не нравилось. Ее преследовала мысль, что Тони скрывает вызванную чем-то злую радость. Неужели эта демонстрация чувств рассчитана на то, чтобы подчеркнуть, что она, Зу, принадлежит ему? Неважно, чем руководствовался Тони, но избранный им способ перемещения в гостиную выглядел ужасно, он откровенно бахвалился, заявляя о своих правах на нее. Девушка в глубине души закипела от гнева.

Мэт нес второй костыль. Зу исподтишка оглянулась, и ей показалось, что он вполне мог бы стукнуть Тони этим костылем.

Когда они добрались до тахты, Зу хотела освободиться от объятий Тони, однако он резко усадил Зу рядом с собой. При этом, пытаясь обхватить ее за талию, он уверенно прошелся по девичьей груди. Зу стрельнула в него убийственным взглядом, но затуманенные вином глаза никак на это не прореагировали. Возможно, жест Тони не был преднамеренным, решила она.

Зу вдруг подумала, что состязание между мужчинами происходило вовсе не из-за нее. Ей показалось, что Тони сейчас использует ее для того, чтобы свести с дядюшкой какие-то старые счеты, не имеющие отношения к нынешней ситуации. Сама природа создала Мэта для того, чтобы вызывать у других зависть, ревность и поводы для недовольства. Правда, люди, завидовавшие положению, которого он добился абсолютно самостоятельно, относились к разряду тех, кто никогда не вызывал симпатий Зу. Эти неудачники и неумехи всегда жалуются, они жаждут богатства и власти, но сами не в состоянии работать, чтобы этого достичь. Но разве можно предположить, что Тони один из таких завистников?

Потом мысли Зу пошли в другом направлении. Похоже, о ее давнишней дружбе с Мэтом Тони знал с самого начала и сознательно разыграл всю эту комедию, чтобы ударить по дяде. Безумие! Нет никаких оснований для подобных предположений, ведь Мэт никогда не любил ее, он от нее отказался. Откуда было Тони знать, что в ней вновь проснется интерес к Мэту? Отчаянно пытаясь все осмыслить, Зу запутывалась еще больше.

В гостиную вошла Хэндзл. Затем появилась Иветт с подносом. Она поставила его на столик, который был не просто предметом мебели, но настоящим произведением искусства, старинным и ценным, с изящной резьбой и инкрустацией.

— Пожалуйста, налейте всем кофе, Зу, — попросила Хэндзл.

Зу надеялась, что по выражению ее лица нельзя догадаться, как она рада избавиться от соседства Тони. Ну а если кто-то что-то и заметит, то Хэндзл, по крайней мере, поймет ее, потому что — в этом Зу была убеждена — даже только что помолвленные и нежно любящие друг друга люди не должны публично демонстрировать свои чувства. Тони нарушил это правило.

Мэт подошел к шкафчику с напитками.

— Кто ко мне присоединится? — оглянулся он на остальных.

Хэндзл слегка заколебалась.

— Что ж, пожалуй, мне чуточку ликера.

— Вам, Зу?

— Мне ничего не надо, спасибо. — Она быстро взглянула на Мэта, продолжая наливать кофе для Хэндзл.

— А что налить тебе, Тони? Думаю, ты не откажешься, — сказал дядюшка.

Тони сжал губы.

— Мне коньяк. И рюмку побольше.

Хэндзл взяла из рук Зу китайскую чашечку из тончайшего фарфора.

— Спасибо, милая. Сын отлаживает машину, чтобы вы смогли поездить по побережью.

— Очень мило с его стороны, — искренне поблагодарила Зу, хотя про себя подумала, что Мэт приводит машину в порядок отнюдь не ради нее, а лишь по просьбе своей матери.

И тут Хэндзл произнесла:

— Советую воспользоваться присутствием Мэта, заставьте его показать вам достопримечательности Лазурного Берега.

— Зу, когда ей только захочется, может распоряжаться и мною, и моим временем, — сухо заметил Мэт.

Зу почувствовала теплую волну симпатии к нему, а Тони тем временем продолжал в открытую ее обнимать, нахально демонстрируя свои права на нее. Что же стоит за словами Мэта? — думала девушка.

Хэндзл болтала, как ни в чем не бывало:

— Мэт возникает и исчезает совершенно неожиданно. Поэтому не теряйте ни минуты!

— Верно, Зу, не теряйте ни минуточки! — лукаво подтвердил Мэт.

— Хотите кофе, Мэт? — глаза Зу попытались его обворожить.

Однако, похоже, ей это не удалось. Чуть улыбаясь, он сказал:

— Нет, спасибо. Я ведь сейчас уезжаю.

— Звучит так, будто у тебя какая-то договоренность, — произнесла Хэндзл.

— Мосье Дюпон сегодня устраивает мальчишник для старых друзей. Когда я отвозил Камиллу, он пригласил меня распить с ними бутылочку…

Разумеется, чтобы развеять тоску и скуку Камиллы, зло подумала Зу.

— Нет смысла меня ждать, мама.

— А я и не думаю! Я перестала ждать по вечерам твоего возвращения домой уже много лет тому назад.

Зу увидела на лице Хэндзл удивление. Вне сомнения, эта шпилька предназначалась для ушей гостьи.

— Передавай самый сердечный привет Андре и поцелуй за меня Камиллу.

— Непременно!

— Я так и думала — для тебя это не составит особого труда. И скажи Андре, что я хочу, пока ты еще здесь, пригласить его и Камиллу на ужин. А с ним я очень скоро свяжусь по поводу одного дела.

Проснувшись на следующее утро, Зу твердо решила сделать все, чтобы избежать встречи с Мэтом за завтраком, дабы не повторилось вчерашнее. Но прибегать к особой стратегии на сей раз не потребовалось. Бегло взглянув вдоль балкона, она заметила на столике остатки завтрака. Мэт уже ушел.

Девушка спустилась по лестнице, чтобы сказать Хэндзл, что ей хотелось бы позавтракать на террасе.

— О, Зу! С добрым утром! Рада видеть вас. Вчера за чаем я без вас скучала. Вы завтракали до или после меня?

Любая ложь в данной ситуации была бы бессмысленной. К тому же, если Хэндзл уже знала правду от сына, она могла бы подумать, что Зу есть что скрывать от нее.

— Ни до, ни после. Когда я вышла на балкон, Мэт как раз завтракал там и предложил мне составить ему компанию.

— Весьма разумно! Мэт — один из немногих мужчин, которые ведут себя за завтраком вполне пристойно. А Тони, несчастный, просто невыносим до тех пор, пока не поглотит хотя бы три страницы утренней газеты и не выпьет две чашки кофе. В этом он — копия своего папочки, моего покойного зятя.

— Тони, скорее всего, еще не встал?

— Мне кажется. Тони в ближайшее время вряд ли здесь появится. Вчера вечером он слишком много выпил.

— Я это заметила.

— Ему надо отоспаться. Он не очень-то со мной разговаривает, а я пока не напоминаю ему, что мне вовсе не по душе, когда кто-либо из моих близких увлекается крепкими напитками. Правда, ему так легче переносить страшную боль в ноге. Сейчас он еще не может нормально двигаться, и это его очень угнетает. Прошу вас, отнеситесь к нему с терпением.

По мнению Зу, Тони мало ходил не столько из-за боли в ноге, сколько из-за лени. Конечно, приспособиться к хождению на костылях нелегко, что поначалу вызывало сочувствие. Но он не прилагал необходимых усилий для того, чтобы поскорее поправиться. А уж в том, что Тони не любит много говорить, Хэндзл ошибается, или, скорее всего, специально затыкает уши, потому что он только и делает, что жалуется. Так или иначе, Зу почувствовала, что Хэндзл ее слегка упрекнула за непротивление пристрастию Тони к алкоголю, и пообещала с улыбкой:

— Я постараюсь быть к нему более внимательной.

— Хорошая девочка! Я знала, что вы так и поступите. Что-то между Мэтом и Тони сейчас происходит, хотя что именно, я не знаю.

На какой-то миг проницательные глаза Хэндзл оценивающе разглядывали Зу, но она ничем себя не выдала и продолжила свою мысль:

— Ситуация презабавная. Разница в возрасте между Тони и Мэтом меньше, чем между Мэтом и его сестрой. Поэтому они всегда относились друг к другу скорее как братья, чем как дядя и племянник. А ведь у братьев, даже без всякого повода, всегда найдется, из-за чего подраться. Когда родился Мэт, я уже была не очень молодой. Стыдно об этом говорить, но я сына никогда полностью понять не могла. Он проказничал, как и другие мальчишки, но в отличие от них вину свою признавал. Это даже вызывало недоумение.

— По-вашему, получается, что способность признавать свою вину — незавидное качество. Разве лучше, когда провинившиеся стараются себя оправдать?

— Согласна, что хуже. Но иногда Мэта наказывали за то, в чем он был не виноват. И даже тогда он ни разу не пытался что-нибудь объяснить. Я никак не могла вбить сыну в голову, что откровенный разговор может помочь избежать неприятностей. Если он делал что-нибудь не так, объяснений от него ждать не приходилось. Любой его поступок следовало воспринимать как свершившийся факт, и к наказанию он относился стоически. У Мэта есть такая черта: он не допускает смягчающих вину обстоятельств, проявлений слабости. И если уж бывает к кому-то нетерпимым, а я должна признаться, что порою он к Тони слишком строг, то еще более сурово относится к себе самому. Ему все досталось не очень-то легко. Но в его жизни произошло событие, которое оставило в его душе тяжелые воспоминания. Тогда у него была эта самая девушка… — Явно смутившись, Хэндзл вдруг замолчала. — С вами очень легко разговаривать, Зу. Мне, наверное, стало бы легче, если об этом я рассказала кому-то, кто смог бы меня понять. Однако причиненная Мэту обида касается только его самого, и рассказывать о ней я не имею права. Так что больше не скажу ни слова.

Зу сжигало любопытство, но она не решилась расспрашивать Хэндзл. Она вздохнула и перевела разговор на другую тему, как ей казалось, очень важную для обеих.

— Я должна перед вами извиниться, Хэндзл.

— Извиниться? За что?

— За бестактность, которую вы, возможно, заметили вчера. Тони проявил слишком много эмоций.

— Это верно.

Зу чувствовала, что Хэндзл не спускает с нее глаз, а значит, разговор может пойти совсем не так, как хотелось бы.

— Я боялась, что, по вашему мнению, было бы лучше… если бы Тони проявлял свои чувства, когда мы с ним остаемся одни…

Для Зу такое признание оказалось очень трудным. Так почему оно так развеселило Хэндзл?!

— О, моя милая! Я, конечно, состарилась, но не настолько же? Вчерашнее поведение Тонн было для меня первым нормальным его поступком по отношению к вам. С тех пор как вы сюда приехали, вы оба вели себя так, словно огонь между вами уже погас. Мы с моим покойным супругом значили друг для друга гораздо больше, чем муж и жена, мы были страстно влюблены. Он был на двадцать лет старше меня, и мы знали, что по законам природы он должен покинуть этот мир раньше, чем я. И потому нам всегда друг друга не хватало. Мы старались насладиться каждой минутой, иногда даже в ущерб другим. Мэт страдал больше Нериссы. Он родился, когда ей было уже пятнадцать. Отец по возрасту годился ему в дедушки. Времени у нас с мужем для себя оставалось все меньше и меньше, и поэтому каждый миг приобретал двойную ценность. Но теперь я отдаю себе отчет, что мы вели себя эгоистично, нам нельзя было отгораживаться от Мэта. А потом, когда муж умер, я замкнулась в себе. Я обвиняю сына в том, что он так нетерпим к человеческим слабостям, в том числе и своим собственным. Но в этом виновата я, а не он. Именно я пустила все на самотек. И мне очень повезло, что теперь мы с ним стали так близки. Ведь он мог на всю жизнь затаить обиду и не простить мне этой ошибки. Но, в конце концов, Мэт — истинный сын своего отца, и характер у него такой же сильный.

— Мне кажется, одну черту характера Мэт унаследовал от вас. Вы слишком к себе строги, Хэндзл. Никакие смягчающие обстоятельства вы принимать во внимание не хотите.

— Спасибо, Зу. Вы очень ко мне добры.

— Да, испытать такую любовь, какая была у вас с мужем, — это прекрасно!

— Да, прекрасно! Несмотря на то, что иногда бывали и трудности. В те времена общество было намного чопорнее, а взгляды на жизнь — более строгими. Соблюдать этикет и скрывать наши чувства удавалось далеко не всегда. С первой нашей встречи и до его последних дней мы нежно и страстно любили друг друга. Но почему это так вас удивляет, Зу?

— У моих родителей все было по-другому. Они любили друг друга, я в этом не сомневаюсь, но совсем не так, как только что рассказали о себе вы. Как-то мама попыталась мне объяснить их с отцом отношения. Она сказала, что любовь между ними постоянна, как луна на небе. Мама считала, что только спокойная, тихая любовь может быть постоянной. А если она преисполнена бешеной страстью и сверкает, как метеорит, то и исчезнет так же быстро, сгорит, как метеорит.

— И теперь еще многие считают, что страстная любовь исчезает раньше, чем любовь тихая. Но лично я, даже если бы и была такая угроза, все равно отдала бы предпочтение страсти и огню. Возможно, та любовь, которую испытывала ваша мама, годилась для нее. И я не хочу оспаривать ее мнение и тем более осуждать. Но для меня такая любовь немыслима. Уверена, что и вы тоже ждете от жизни другого. Со стороны вы кажетесь очень сдержанной, но природа наделила вас бурным темпераментом. И не идите наперекор природе, дитя мое. В вашем возрасте это было бы большой ошибкой. Даже в мои годы еще можно думать о чем-нибудь лучшем… Сейчас я скажу вам кое-что очень сокровенное. Мой друг Андре Дюпон уже несколько раз просил меня выйти за него замуж. В моем возрасте я уже не надеюсь вновь найти метеорит. Но кто знает? Ведь возможно, что небесами нам предначертано так всепоглощающе любить отнюдь не один раз!

Зу оставила Хэндзл наедине с воспоминаниями. Ее глубоко взволновала их доверительная беседа, но суждения Хэндзл не смогли убедить Зу до конца. У нее уже сложились определенные взгляды на жизнь, и мгновенно изменить их было невозможно. Зу относилась с доверием к мудрым рассуждениям своей матери и теперь вот так, вдруг, не могла усомниться в их истинности. Слова, так давно сказанные ей, глубоко засели в голове. Тем не менее исповедь Хэндзл оставила сильное впечатление. Зу думала об этом снова и снова, весь день. Больше всего ее тревожило упоминание Хэндзл о Мэте и его девушке. Как выразилась Хэндзл, в жизни произошло событие, которое оставило в его душе тяжелые воспоминания. Может быть, та девушка его отвергла, и поэтому он навсегда решил остаться холостяком? Может быть, обида была настолько глубокой, что именно из-за нее он стал таким колючим? Может быть, поэтому Мэт теперь относится к женщинам чисто потребительски и никого из них в душу к себе не впускает? Похоже, что-то в нем надорвалось в детские годы одиночества, а позже из-за этой девушки, и вести себя по-другому он уже никогда не сможет. Но разве все это не доказывает, что убеждения ее мамы были правильными? Яркая, как метеорит, любовь Мэта и той девушки и сгорела, как метеорит, а в душе Мэта остались боль и обида, и он стал относиться ко всему с изрядной долей цинизма.

Зу безупречно исполняла свой долг и большую часть дня проводила с Тони. Она утешала его, когда он жаловался на плохое самочувствие, хотя было ясно, что всему виной — тяжкое похмелье. В конце концов Зу надоело его развлекать, и она решила прогуляться перед ужином.

Она прошла полдороги, когда услышала громкое урчание автомобильного мотора. В течение всего дня Мэт занимался ремонтом машины, и сейчас за лобовым стеклом Зу увидела его лицо. Он широко улыбался, излучая радость победы. Притормозив, водитель опустил стекло и высунул голову.

— Все сделали? — спросила Зу.

Мэт утвердительно кивнул:

— Так точно!

Он сменил замасленные брюки на слаксы и надел серо-голубую рубашку. В открытом вороте была видна загорелая, крепкая шея. Мэт выглядел настолько привлекательным, что у нее перехватило дыхание. Наверное, снова едет к своей Камилле, подумала она.

Зу крайне удивилась, когда Мэт, резко подняв подбородок, вдруг сказал:

— Вот проверяю ее после ремонта. Не хотелось бы вам проехаться со мной?

Еще как хотелось бы! Искушение было слишком велико. Зу спросила себя: что плохого может сделать ей Мэт за столь короткое время, ведь им скоро надо возвращаться к ужину. На ней был топик цвета цикория и желтая хлопчатобумажная юбка с накладными карманами и широким поясом. Ни Зу, ни Мэт не были одеты так, как было принято у Хэндзл на вечерних трапезах.

И с поразительным безрассудством она согласилась:

— А почему бы и нет!

Дверца распахнулась, и рыжеволосая красавица оказалась на переднем сиденье, рядом с Мэтом.

Стояла отличная погода, прекрасный день вот-вот должен был смениться столь же прекрасным вечером. Какая-то часть души Зу жаждала, чтобы эта поездка длилась как можно дольше. Девушке безумно хотелось, чтобы Мэт увез ее куда-нибудь подальше от дома и чтобы потом они вдвоем, не спеша наслаждаясь хорошей едой, поужинали в каком-нибудь тихом, укромном месте. Рвущийся в открытое окно машины бриз развевал рыжие волосы Зу. Убирая их с губ, она вдруг осознала, насколько безнадежны мечты, вскружившие ей голову.