Ожерелье из разбитых сердец

Часть V

Кирилла неожиданно вызвали на службу. Он долго отказывался ехать в Питер, но потом вынужден был согласиться. Наконец приезжали зарубежные партнеры, которых давно ждали, и без Мастоцкого было ну никак!

– Поехали со мной, – распорядился мой будущий муж. – Я не могу тебя тут оставить... на съедение этом... Мананам...

– Брось, Кира... ничего со мной не случится, – довольно спокойно ответила я. Мне показалось, что та фраза, которую Кирилл ввернул Плещеевой, была справедливой. Если бы я продолжала фанатеть от Феликса, то была бы уязвимой. Поскольку вспоминала о нем уже с омерзением и собиралась замуж за другого, липовая Манана ничего не сможет со мной сделать. Убивать уж точно не станет.

– Кто знает, на что способны эти люди! Собирайся! – настаивал Мастоцкий.

И я собралась только потому, что не хотела его сердить. Но у его машины на самом выезде из бывшего садоводства вдруг спустило колесо.

– Вот видишь! Это они! – выкрикнул Кирилл, выскакивая из машины.

Это были не они. Это он наехал на доску с приличным гвоздем.

В общем, дело кончилось тем, что опаздывающий Мастоцкий вынужден был усесться за спину соседу по участкам – несовершеннолетнему байкеру Виталику и, перепоручив машину Виталикову отцу, с ветерком помчать в Питер. Я же, выслушав кучу его наставлений, поплелась обратно к домику.

На крыльце сидел и курил Феликс. Тот самый... Феликс – Феникс, который из пепла...

Я испугалась. Раньше он не курил никогда. Не означает ли это то, что он решил пуститься во все тяжкие... Раньше он никого не убивал своими руками... а теперь, может быть, решился... Неужели пришла пора скалить зубы и подрывать стальную сетку клетки, в которую он меня загоняет?

Я застыла в проеме калитки, вцепившись пальцами с побелевшими костяшками в ее ручку. Увидев меня, Феликс отбросил сигарету, поднялся во весь свой могучий рост и пошел по дорожке к калитке. Хотелось крикнуть: «Помогите!!!» Сдержалась с трудом. Плещеев подошел ближе. Я заглянула ему в глаза, и душу мою обожгло. Как же он притягивал меня! Как же мгновенно побледнел в сравнении с ним бедный Кира Мастоцкий...

– Не бойся, – сказал он, видимо, заметив, как меня трясет осиновым листом.

Разумеется, я сказала, что не боюсь.

Между нами повисло неловкое молчание.

– Может быть, поговорим? – наконец выдавил он из себя, и я почувствовала, что тело мое вибрирует в унисон звукам его низкого голоса.

– Говори... – Что я могла еще сказать?

– Может быть, пройдем в дом?

Я с опаской огляделась по сторонам. Феликс горько усмехнулся и бросил куда-то себе под ноги:

– Боишься все-таки...

Хорошо, что он отвел свои глаза от моих. Сразу стало как-то легче дышать.

– Ладно, пошли, – сказала я и полезла в сумку за ключами. Вон, на соседнем участке что-то делает женщина в цветастом платке на голове. Если что, пойдет свидетельницей... Я уже рассуждала о собственной смерти, как о чем-то само собой разумеющемся. Лучше... не жить, чем смотреть в его глаза...

– Так! Ну и что ты хотел сказать? – спросила я, прислонившись спиной к старенькому буфету на кухне Мастоцкого.

– Тоня... все не совсем так, как ты думаешь... – сказал Феликс. Его голос, казалось, заполнил тяжкими звуками все помещение. Мне заложило уши, как иногда бывает в электричке метро.

Он замолчал, но я не хотела помогать ему наводящими вопросами.

– Понимаешь... – опять начал он, – ...я не тот, за кого ты меня принимаешь...

– Ага! Ты не тот! Ты – женщина! Манана Мендадзе! Чтоб тебя...

– Нет... Мендадзе – это фамилия моего отца... Серго...

Я вздрогнула... Надо же! Я ведь когда-то думала именно так: его отца могут звать Серго... Глубоко вздохнув с каким-то противным всхлипом, я крикнула:

– Только не говори, что твой отец Серго, взяв имя своей грузинской матери, написал все эти кошмарные книжонки!

– Конечно, не он. Их писала моя мать...

– Надежда Валентиновна?! – с издевкой спросила я. – Неужто это она спала с Наташей Серебровской и одновременно с ее матерью?! Там все очень правдиво описано! Хоть я не присутствовала при твоих свиданиях с ними, Феликс, но... Словом, я слишком хорошо знаю тебя, чтобы понять – написано именно тобой!

– Нет же! Хотя...

И он рассказал мне, как все обстояло на самом деле. Рассказ был длинен. Говоря современным языком, Феликса колдобило, крючило и плющило. Я никогда не видела его таким взволнованным и... несчастным...

– Я люблю тебя, выходи за меня замуж, – закончил он в одно предложение с предыдущим, в котором речь шла о книгах его матери.

Трудно описать, что я испытала, услышав его признание. Сначала меня будто приподняло над Киркиной кухней, над Завидовом и вообще над всей действительностью. На пару минут я зависла где-то в поднебесье в состоянии сладостной нирваны. А потом... потом меня со всего маху грохнуло на пол все той же кухни. Из поднебесья да на шершавый бетон...

– Неужели твоя маменька согласилась на хеппи-энд? – спросила я, с трудом переведя дух.

– Нет. Я могу передать в двух словах то, чем она предполагает закончить... вчерне... так сказать...

– Ну и что же там... вчерне... так сказать... – пролепетала я. Неужели сейчас откроется та самая Книга Судеб?

– В черновых записях написано, что между нами произойдет объяснение... любовная сцена... ты будто бы меня простишь, а потом... спалишь дачу. Нам обоим будет не выбраться...

Я с ужасом огляделась по сторонам. Мне даже показалось, что откуда-то уже понесло паленым. На висках выступил пот. Видимо, я еще и побледнела, потому что Феликс сказал:

– Тоня! Это всего лишь мамашины фантазии!

Он хотел броситься ко мне, но я остановила его, выставив вперед обе ладони, явственно ощутив ими колебания воздуха, вызванные движением мощного тела Феликса.

– Стой где стоишь! – крикнула я. – То есть дело в романе о моей жизни уже дошло до этой дачи?

– Ну...

– Так вот! – перебила его я. – Даже не надейся ни на любовную сцену, ни на пожар! У меня здоровая психика! Я не Наташа! Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством!

– Я и не сомневался в этом. Давай, фигурально говоря, перепишем финал по-другому! Я люблю тебя, Тоня... Я еще никого в своей жизни так не любил... Я же рассказал тебе всю свою жизнь...

– То есть... как это по-другому?

Он хотел что-то ответить, но я опять остановила его очередным вопросом:

– А что сказано в романе о моем... в общем... о Кирилле Мастоцком, на чьей даче мы, собственно говоря, и находимся?

Феликс посмотрел на меня очень долгим странным взглядом и сказал:

– Он не успеет, Тоня...

У меня застучало в висках. Это хорошо. Кровь прилила к лицу. Так легче соображается. Врешь, Феликс Мендадзе! Меня запросто так не возьмешь! И все-таки я Волчица! Я уже вновь ощутила в себе волчьи силы. У меня наверняка уже белые глаза! Я чувствую, как вздымаются мои бока! Я непременно вцеплюсь тебе в горло, когда ты станешь меня убивать, чтобы я не досталась другому! И мы еще посмотрим, кто кого: твоя мощь – мой волчий напор и... пожалуй... ненависть или наоборот...

– И как же ты хочешь «переписать» конец нашей истории? – спросила я его, ощущая нервное покалывание во всем теле.

– Ты уже сама назвала это хеппи-эндом...

– То есть я выхожу за тебя замуж, и мамаша заканчивает роман, размазывая розовые сопли?

– Нет, она пишет о пожаре и... уезжает за границу. Она сказала, что этот роман будет ее последней книгой.

Как же мне не понравилось слово «последний»... Как же мне не нравилось, что мой бывший возлюбленный сказал, будто Кирилл не успеет... К чему не успеет? Что сделает Феликс, если я ему откажу? И откажу ли? Меня по-прежнему неудержимо влечет к нему. Но к нему ли? Или только к его мужскому естеству? К его звериной красоте?

Что больше всего волновало, то я у него и спросила:

– А если я тебе откажу... что ты сделаешь, Феликс?

Его лицо дернулось. Он очень тихо спросил:

– Ты меня больше не любишь?

Я молчала, потому что сама не знала ответа... Он не вынес моего молчания и опять задал вопрос:

– Ты любишь... владельца дачи?

– Похоже, сие тебя удивляет, – сказала я, оттягивая время, когда нужно будет четко сказать «да» или «нет».

– Насколько я помню из твоих рассказов, он для тебя всегда был лишь запасным вариантом...

Как же он был прав, чертов Феликс. Он помнил именно то, что надо было помнить. А что же я сама? Я мысленно металась между двумя мужчинами и не знала, которого выбрать. Передо мной стояло чудовище, но при этом самый необыкновенный мужской экземпляр из тех, кого мне доводилось знать. А Мастоцкий... Да, он всегда был запасным игроком в моей жизни. И знал это. И все равно... любил меня.

– В общем, так, Феликс, – начала я очень ровным голосом. – Я выхожу замуж за... запасной вариант, а ты... ты уходишь из моей жизни прямо сейчас и... навсегда...

Видимо, последнее слово прозвучало жидковато, потому что Плещеев выпалил:

– Ты не можешь этого хотеть!

– Почему вдруг?

– Да потому что я вижу, чего ты сейчас больше всего хочешь!

– Нет! – выкрикнула я. – Уйди, пожалуйста! Я никогда не выйду за тебя замуж! Мы венчаемся с Кириллом...

– Ах с Кириллом! – уже с угрозой в голосе произнес Феликс и достал из кармана мобильник. – Одного моего звонка достаточно для того, чтобы...

– Для чего? – перешла на свистящий шепот я.

– Чтобы он никогда не вернулся сюда.

– Как...

Ответить он не успел. В кухню ворвался взмыленный, красный лицом Мастоцкий.

– Не подходи к ней! – гаркнул Кирилл и заслонил меня своим телом. Разумеется, я тут же выскочила вперед него.

В глазах Плещеева было только удивление и ничего больше. Кирилл отпихнул меня в сторону, чтобы я не мешала разговору двух мужчин, и сказал:

– А я уже на подъезде к Питеру понял: что-то не так...

– В смысле?

– А в том смысле, что у моего начальника другой голос. Хоть он и говорил, что сильно простыл... Но дело даже не в этом...

– В чем же?

– В том, что финны, которые якобы приехали, на самом деле приехать не могли!

– Почему? – с неприятной улыбкой спросил Феликс.

– Понимаешь, я вдруг вспомнил, что они именно сейчас находятся на научно-практической конференции в Германии, куда и я должен был бы поехать, если бы не Тоня...

– Не поехал, значит!

– Ага! Ради Тони... Хорошо, что мотоцикл мобильнее любого другого транспорта – мигом примчал меня обратно... Слушай, я поражаюсь: неужели у вас с мамашей щупальца по всему городу?

Феликс мерзко расхохотался. Отсмеявшись, сказал:

– У моей мамаши столько денег, что она может добыть практически любые сведения, которые ей нужны.

– И на что вы рассчитывали?

– Честно говоря, я рассчитывал на то, что уговорю Тоню уйти со мной. В мамашины игры я больше не играю.

Тут уж я не вытерпела и опять выскочила вперед с криком:

– А что ты собирался сделать сейчас... звонком с мобильника?

Феликс посмотрел на меня тяжелым взглядом и сказал:

– Но ведь не сделал же... – И опять повторил: – Я люблю тебя. Выходи за меня замуж.

Кирилл знакомым жестом коснулся пальцами виска и... отошел в сторону. Я поняла, что пришла пора выбора. Наступил-таки он, момент истины. И я выбирала. Гнусно долго. Я не бросилась сразу к тому, единственному... Я не знала, к кому мне броситься. Вот если бы их сложить вместе, кое-что ненужное отсечь, а потом еще и вымесить хорошенечко... Тогда, возможно, получился бы именно тот человек, которого бы я... Но их было двое! Двое! И с этим надо было что-то делать! Срочно!

Я начала лихорадочно соображать. Да, меня тянет к этому монстру Плещееву с чудовищной силой. Но если я буду с ним, Кирилла придется оставить за пределами моей жизни. Вряд ли после того, что мы узнали о Феликсе с мамашей, он простит меня, как прощал раньше. И что, я никогда больше не увижу его? Придется уволиться с работы? Да при чем тут работа!!! Если я никогда больше не увижу, как смешно Мастоцкий морщит нос, когда на меня злится, как «болеет» своей язвой, как закусывает нижнюю губу, когда работает на компьютере, как говорит: «Тонька, я тебя сейчас разорву в мелкие брызги!», то... не смогу этого пережить... даже в объятиях Феликса... Вот ведь как странно получается... Неужели какая-то закушенная губа... и язва...

– Ки-и-ирка!!! – взвыла я, бросилась к Мастоцкому на грудь и сразу почувствовала, как бухает его сердце. Как колокол... Бедный мой, бедный начальник Кирилл Анатольевич, если бы ты знал, что наконец перевесило чашу весов! Дурацкая фраза про мелкие брызги... и язва...

Мастоцкий, похоже, не сразу понял, что произошло. Он даже не мог меня обнять. Я вынуждена была повернуться к Плещееву и сказать:

– Уходи, Феликс...

Лицо его сделалось страшно. Мне показалось, что он действительно сможет поджечь нас с Кириллом или вызвонить по телефону какую-нибудь группу захвата «Альфа», чтобы выдать нас за пойманных с поличным террористов. Уж мамаша ему поможет...

«Альфу» Феликс не вызвал. Он смерил нас своим жутким взглядом и вышел за дверь, чуть не снеся ее с петель. Я стояла спиной к замершему Мастоцкому и смотрела вслед Феликсу. От меня уходила моя большая любовь... Но... большая ли... Любовь ли...

– Тоня... ты, случаем, не ошиблась в выборе? – донесся из-за спины голос Кирилла.

Я медленно обернулась. Мастоцкий с бешеной скоростью крутил в руках зажигалку и смотрел на меня очень строго, с вызовом. Я видела: он готов еще раз предложить мне как следует подумать. Мне же больше не надо было думать. Я все решила. Рванулась к нему, но он отстранился. Впервые.

– Что случилось, Кира? – вынуждена была спросить я.

– Ты ведь меня не любишь, – сказал он. – К чему такие жертвы?

– С чего ты взял, что это жертва?

– Я видел, как ты на него смотрела.

– Хорош врать! Ты был за моей спиной, когда я на него смотрела!

– Не всегда...

Ага! Он уже сказал это гораздо мягче. Начинает сдаваться... Я даже не думала, что смогу так обрадоваться этому. Я сделала еще один шаг к Кириллу. Отступать ему было некуда. За спиной стоял старинный буфет, в который он и шарахнулся спиной.

– Немедленно бери меня замуж! – заявила я.

– А то что? – спросил он и даже улыбнулся уголками губ. Прямо Мона Лиза в мужском обличье.

– Ничего, Кира... Я даже и невенчанная никуда больше от тебя не денусь...

Он молчал и смотрел таким взглядом, который никогда не смог бы подарить мне Феликс. Мастоцкий любил меня... Как же он любил... Просто... без всяких заморочек... Он никогда не смог бы мне угрожать... принуждать... Он всегда отходил в сторону, если было надо, он всегда приходил на помощь... Он... все, что хочешь, для меня...

Сразу скажу, мы еще долго стояли в молчании и смотрели друг на друга, и эти взгляды говорили больше, чем смогли бы слова. Мы с Кириллом были вместе. Наконец-то. Навсегда.