Огненный рай

Глава 4

Сырым августовским днем — нудные дожди шли не прекращаясь — на качающуюся под ногами палубу морского парома, отплывающего в Бристоль, поднялись несколько пассажиров. Эштон, оказавшийся в их числе, хмуро всматривался в воды залива Наррагансетт, недоумевая по поводу письма, переданного ему вчера Бетани.

Гарри Уинслоу попал в какое-то затруднительное положение — это было ясно из таинственного послания юноши, а дальше следовало сообщение о конспиративной доставке писем и о каком-то английском агенте, который не должен ничего узнать о переписке. Эштон про себя произнес ругательство, обзывая последними словами Гарри, вовлекшего его в свою опасную деятельность.

«Почему меня? — бормотал он сквозь зубы. — Гарри ведь прекрасно знает о моем отношении к войне, так же, как и о твердом решении не поддерживать ничью сторону; и тем не менее я в пути, плыву к нему, злюсь на себя за то, что так близко принимаю к сердцу тревоги этого пылкого и неразумного молодого человека». Такие отношения уже давно сложились у простого работника со знатными отпрысками мистера Уинслоу — все трое вели жизнь, не заботясь о благоразумии и ответственности. Некоторая здравость суждений Вильяма сводилась на нет его увлечениями женщинами и выпивкой, а Эштону приходилось проводить не одну бессонную ночь, отговаривая его от дуэли или покрывая карточные долги. С Гарри было немного легче — его идеалы несколько отличались от убеждений брата, хотя тоже выходили за рамки всякой предусмотрительности и никогда не отличались обдуманностью действий, — еще ребенком гнали его на деревья, с которых нельзя было слезть без посторонней помощи, заставляли давать обещания, заведомо невыполнимые, и кто-то должен был выручать его из беды. И наконец Бетани: привлекательнее Вильяма и смелее Гарри, энергичнее их обоих, она, надо отдать должное, в детстве не доставляла ему слишком много хлопот, но превратившись в женщину, загоняет его в тупик — в последнее время снится по ночам и не дает покоя днем.

Широко раскрытые искрящиеся глаза, блестящие золотые волосы, обрамляющие необыкновенно привлекательное личико, преследуют его постоянно; слава Богу, что девушка представления не имеет, какие чувства вызывает у него, а если бы знала, как ее маленький флирт с Дорианом Тэннером действует ему на нервы, то, безусловно, очень бы возгордилась.

Над ним пролетела чайка, направляясь на юг. Наблюдая за полетом птицы, он пытался заставить себя не думать о Бетани, но непрошеная мысль завладела им.

«Я скучаю без нее. — Молодой человек нахмурился и чуть не наткнулся на деревянную решетку, когда паром снова качнуло. — Да, действительно скучаю, черт бы побрал эту девчонку». Ему не хватало прогулок верхом, бесед с ней и ее обращений за помощью по любым, даже самым незначительным поводам.

Громкие голоса прервали его мысли: хозяин парома уже собирался отчалить, когда стройная фигурка, одетая в костюм золотистого цвета для верховой езды, вспрыгнула на трап. Эштон не успел опомниться, как держал Бетани в объятиях и на его рубашке оставались следы от ее слез.

— Эштон, мне нужно было поговорить с тобой утром, но тебя не оказалось на месте, и я нашла тебя только благодаря Барнэби, вспомнившему, что ты интересовался расписанием парома на Бристоль.

На нее глазели пассажиры, но, находясь на грани истерики, Бетани не обращала на них внимания.

— Я… Я чуть не загнала Каллиопу, боясь опоздать на паром. Сын паромщика пообещал присмотреть за лошадью. — Не снимая перчаток, она нервно теребила ткань своего костюма.

Противоречивые чувства владели им: раздражение и одновременно радость от встречи, недоумение и смущение; сжимая руку девушки, он чуть отстранил ее от себя и предложил свой носовой платок, достав его из кармана. Видя слезы, Эштон забыл обо всех тревогах, мучивших его все эти недели.

— Успокойся, любовь моя. Скажи, что с тобой произошло?

В ответ пролился новый поток слез, более обильный, чем первый; его удивляло, как девушка продолжает оставаться такой очаровательной, даже проливая слезы.

— Я попала в такую ужасную беду, — продолжала всхлипывать она. — Отец сказал, что Дориан и я должны… должны…

Он дотронулся пальцем до ее губ.

— Успокойся немного, расскажешь позднее.

Замолчав, она прислонилась к нему, продолжавшему бессознательно гладить ее волосы, в то время как пассажиры внимательно смотрели на них, пытаясь понять, почему эта молодая женщина проливает слезы на его груди. У него возникло острое желание защитить Бетани; взяв девушку за руку, он повел ее на корму судна — подальше от любопытных глаз и в укрытие от начинавшегося дождя.

Паром вздрогнул, отчаливая от берега.

Бетани ахнула, крепко прижимаясь к нему, — лицо побледнело, губы посинели. Эштон крепко держал ее руку.

— Что с тобой? Не выносишь качки?

— Не понимаю, — слабо улыбнулась она. — Путь из Нью-Йорка был очень приятным.

Бетани судорожно глотала ртом воздух. Он помог ей опуститься на низкую скамью под кливером и сел рядом.

— При такой скорости мы доберемся в Бристоль меньше чем за час. Как я понял, это вынужденное путешествие?

Девушка кивнула.

— Никто не будет волноваться: родители и Вильям уехали в Литтл-Рест. — Ее заплаканные глаза погрустнели. — Вильям вступил в Королевскую кавалерию и уехал по заданию с Дорианом Тэннером.

Эштон стиснул зубы: так вот в чем причина слез — ее бросил поклонник.

— Сочувствую Вильяму, — натянуто произнес он.

«Но тебя, детка, волнует совсем не это, — пронеслось в его голове. — Совсем не это». Бетани смотрела вдаль, на смутные и туманные очертания острова Хог.

— Вообще-то я даже рада, что так получилось. Все лето собиралась в гости к Гарри. А куда едешь ты, Эштон? Тоже намерен его навестить?

Он кивнул и посмотрел в сторону приближающегося порта.

— Зачем? — Она взяла его за руку. — Причина в письме, которое я принесла вчера, не так ли? Мне хотелось остаться, чтобы узнать, о чем он тебе пишет, но ты… мы…

Ее щеки порозовели, но губы все еще оставались бледными. Эштон успокаивающе похлопал ее по руке, удивляясь, как быстро исчезло его недовольство. Впервые ему приходилось извиняться перед женщиной за поцелуй. Видя заплаканные глаза Бетани, ему было совсем нетрудно это сделать.

— Я был не в настроении, — сухо признался он. — И обошелся с тобой грубо. Извини, любовь моя.

— А почему не в настроении?

Он перевел взгляд на голубые и желтые фасады домов приближающегося порта.

— Ты же знаешь… письмо от твоего брата.

Эштон думал, что она начнет настаивать, и тогда придется сказать о том, в чем ему не хотелось признаваться даже самому себе, но она промолчала, ухватившись за края скамьи, так как паром снова сильно качнуло.

— Давай поговорим, чтобы не думать о качке. Гарри попал в беду?

— Ему нужен кто-то, кто бы умерил немного его мятежный пыл.

— Да, — согласилась она. — Пожалуйста, сделай это. Не понимаю, почему Гарри так сочувствует этим мятежникам, ведь его воспитывали как истинного англичанина.

— Понимаю. Истинные молчат, когда лорд Норт грабит их карманы.

Бетани внимательно посмотрела на него.

— Только не говори, что поддерживаешь этого негодяя Сэма Адамса.

— Не бойся, любовь моя, — усмехнулся Эштон. — У меня есть собственное мнение, не зависящее ни от патриотов, ни от англичан.

— А я лоялистка, — заявила девушка. Ей хотелось развить свою мысль, но усилившаяся качка не способствовала этому.

— Возможно, ты принесешь брату больше пользы, чем я.

Когда они удалились от причала Бристоля, Бетани с благодарностью взглянула на Эштона — одно его присутствие помогло ей справиться с морской болезнью во время этого короткого пути. Быстрая ходьба привела ее в чувство, они заторопились на Хоуп-стрит — не терпелось скорее увидеть Гарри.

Ей едва удалось скрыть удивление, когда двери дома номер десять, находившегося в тихом районе города, открыл негр.

— Я Бетани Уинслоу, — она наклонила голову. — А это Эштон Маркхэм.

Негр изучающе рассматривал их, недоверчиво сузив глаза.

— Кто там, Джастис? — позвал мужской голос откуда-то из-за узкой лестницы скромного городского дома.

Бетани бросилась мимо широкой крепкой спины негра, зовя брата, и через мгновение уже очутилась в его крепких объятиях. Пока Эштон и Гарри обменивались рукопожатием, она внимательно изучала своего брата-близнеца. Совсем другой человек, в некотором смысле у нее даже закралось недоумение: старая одежда, хотя и чистая, локти сюртука аккуратно заштопаны, выглядит похудевшим, но таким же энергичным, лицо немного побледнело — знак того, что он лишен прогулок верхом.

Несмотря на некоторую тревогу и стесненные материальные обстоятельства, в его глазах появился какой-то новый свет, придававший ему, несомненно, вид счастливого человека.

И она сразу же поняла, в чем дело. Фелиция Уинслоу в крошечной гостиной накрыла скромный стол и подала чай в потрескавшихся и разных по форме и цвету фарфоровых чашках, обращаясь с гостями весело и дружески, совсем не так, как это делают жеманные и чопорные дамы Ньюпорта.

Как и Гарри, ее не смущало отсутствие необходимых вещей. По-земному привлекательные черты этой женщины: мягкие темно-каштановые волосы и ясный взгляд удивительно зеленых глаз, искренняя открытая белозубая улыбка и нескрываемая преданность, с которой она смотрела на Гарри, — сразу покорили Бетани. Фелиция, пришла ей в голову первая мысль, — тот якорь, который удержит Гарри от необдуманных поступков…

— Какой необычный чай, — заметила она, когда наступила пауза между первыми приветствиями. Фелиция весело усмехнулась.

— Ужасный чай, не правда ли? Смесь малиновых листьев и лимонника — конечно, не сравнить с китайским, но приходится мириться.

— Никогда не покупала чай, неужели такой дорогой?

Гарри рассмеялся и покачал головой. Бетани удивленно посмотрела на него, а он, успокаивая, похлопал ее по руке.

— Смеюсь не над тобой, детка, ибо тебе не обязательно интересоваться политикой в отношении чая: мы не покупаем его в знак протеста против высоких налогов на ввозимый чай.

Слухи о событиях в Бостоне и Норфолке, в результате чего были заблокированы корабли с грузом чая, разносились газетами повсюду, долетели до Ньюпорта, и дамы в салонах сокрушенно качали головами по этому поводу. И теперь, как нетрудно догадаться, в этом бедном домишке, где жил ее брат, преступники получили поддержку.

— Нахожу смешным, когда английский чай не подается в английском доме, — возмущенно заметила она Гарри.

— Американском, моя дорогая, — улыбнулся брат.

— Как ты можешь так говорить?

— Утратил аппетит к английскому чаю, — констатировал он. — Если быть точным, опротивело все английское. Чем жестче меры парламента, тем решительнее мы будем бороться за освобождение.

— Но я считаю себя свободной, — настаивала Бетани. — Свободной поступать так, как хочу.

Она вдруг заморгала глазами, поняв двусмысленность всей ситуации. Если отец настоит на своем, ей придется через два месяца уступить свою свободу капитану Тэннеру. Гарри похлопал ее по руке.

— Не будем спорить о лояльности. Если у Англии есть такие сторонники, как ты, то дела империи не так уж плохи.

Эти слова показались ей странными, но вскоре отодвинулись все разногласия, поскольку разговор переключился на другие темы. Время прошло незаметно, и Бетани забыла о своих тревогах в отношении Гарри. Она видела, что брат был счастлив со своей нежной, обожаемой молодой женой, весело шутил по поводу своей работы у мистера Ходжкисса, гордо демонстрируя перепачканные чернилами рукава как доказательство усердия.

Бетани даже стало грустно, когда она поняла, как близки Гарри и Фелиция, часто обменивавшиеся нежными взглядами, полными любви.

— Ты оказалась именно такой, как и описывал Гарри, — призналась она невестке; теперь она будет ей сестрой, и это замечательно.

— И ты тоже, — ответила Фелиция. — Гарри часто рассказывает о тебе. Он только забыл упомянуть, какая ты красивая.

— Гарри не считает необходимым говорить о красоте сестры, — заметил Эштон, — поскольку она его подобие.

— Наверное, поэтому, — засмеялась Фелиция. — В самом деле, только теперь, когда я познакомилась с тобой, поняла, что знаю Гарри, а раньше была знакома только с его половиной.

— Теперь ты его вторая половина, — скромно заметила Бетани, совсем не ревнуя. — Никогда не видела Гарри таким счастливым.

Услышав шаги, они обернулись. В дверях стоял Джастис и делал многозначительные знаки глазами, кивая на дверь. Гарри и Эштон, извинившись, покинули гостиную.

— Куда они пошли? — спросила Бетани Фелицию.

— Гарри должен обсудить с Эштоном какое-то дело.

— Это касается мятежников, — сердито выпалила Бетани.

— Давай не будем говорить на эту тему, — вздохнула Фелиция. — Лучше расскажи, каким был Гарри в детстве. — Глаза ее блеснули. — Мне хотелось бы поговорить о ребенке, который появится весной.

Забыв о своих бедах, Бетани в полной мере ощутила радость от приезда в Бристоль.

— Не думал, что приедет Бетани, — пробормотал Гарри, когда они прошли в загороженный двор позади дома. После дождливого дня наступали сумерки.

— Она не знает, зачем я приехал. — Эштон опустился на скамью рядом с Джастисом, внимательным взглядом осмотревшим двор.

— Это хорошо, — заметил Гарри. — Очевидно, у меня затруднительное положение.

К разговору подключился Джастис:

— Ты называешь это затруднительным положением? Удивляюсь, что тебя еще не отправили на галеры, молодой человек.

— Что произошло? — встревожился Эштон.

— Нам удалось найти способ доставать порох для патриотов, это жизненно важно, если хотим сохранить наше движение. Сейчас в колониях создаются добровольные отряды ополчения. Благодаря тебе, Эштон, я прекрасно езжу верхом, и мне поручена доставка почты. Мне доверяют очень серьезные и важные документы. И вот нам представилась прекрасная возможность закупить взрывчатые материалы, самое последнее изобретение французов. Взрывчатка поступает к нам прямо из лаборатории Антуана Лавуазье.

— Француз? — нахмурился Эштон. — Почему Франция снабжает оружием мятежников?

— К правительству это не имеет никакого отношения, — заверил Гарри.

— Действительно, — засмеялся Джастис, — что может сделать правительство, если частная компания решила продать оружие американцам?

— Фирма называется «Ортале и Си», — объяснил Гарри. — К зиме мы получим взрывчатку, если наши переговоры успешно завершатся. — Он сорвал алый мак с небольшой клумбы. — До настоящего времени у нас все шло гладко. Трудно сосчитать, сколько раз я успешно пробирался через английские посты вокруг Бостона. — Он понюхал мак и отбросил его в сторону.

— Ну и что?

— Но его схватили, — мрачно добавил Джастис.

— Да, — кивнул Гарри, — благодаря очень умному шпиону, который верно служит королю Георгу. Слава Богу, они не захватили документы, Джастису удалось скрыться с ними, но меня опознали, хотя пока еще никто не пришел арестовывать. Возможно, не знают мое имя.

— И как действует шпион? — Эштону хотелось быть подальше от этого скучного двора, чтобы не вмешиваться в борьбу, которой он твердо решил избегать.

— Именно это мы и хотим выяснить, — ответил Гарри. — А сейчас нам ничего не известно. Я был уверен, что у нас все идет гладко: на прошлой неделе, в воскресенье, мы обменялись почтой в церкви, в Брансуике, считая, что ни одна душа нас не видела — все прихожане возбужденно обсуждали приезд мисс Абигайль Примроуз из Нью-Йорка. Ты знаешь, она учила Бетани. Короче говоря, вся операция прошла без сучка, без задоринки.

— До сегодняшнего дня, — добавил Джастис.

— Да, — кивнул Гарри. — Жалко расставаться с поручениями курьера, — наверное, придется вступить в Континентальную армию.

— Это глупо, парень, — нахмурился Эштон. — Какой из тебя солдат?

— Такой же, как и все остальные фермеры, торговцы, священники, выступившие против «красных мундиров» в Лексингтоне и Конкорде. Не были солдатами и бостонские купцы, которые сражались на полях, где скотоводы раньше пасли скот.

— А ты подумал о своей жене? — раздраженно спросил Эштон. — И о ребенке, который должен родиться весной?

— Фелиция полностью поддерживает меня, — возразил Гарри. — Мы хотим, чтобы наш ребенок рос свободным человеком, а не под ярмом английских угнетателей.

Эштон рассердился, услышав знакомую браваду Уинслоу. Возможно, всему причиной — привилегированное воспитание, оторвавшее его от жизни: Гарри считал себя таким неуязвимым, всегда надеясь на кого-то, кто поможет в случае беды, если он допустит ошибку. Но жизнь уже внесла поправку — он не студент-второкурсник, совершающий свои проказы, и влиятельный отец больше не придет на помощь и не выручит его.

Гарри наклонился к Эштону, лицо его выражало нетерпение.

— Тебе лучше вернуться домой, Эштон. Джастис и я приготовим для тебя пакет, который и отвезешь, но тебе лучше не знать, что в нем.

— Я еще не сказал, что согласен.

— Но и не произнес «нет». Это безопасно.

— Не боюсь опасности, но и не желаю ввязываться ни в какую борьбу.

— Тебе нужно только доставить пакет Финли Пайперу в таверну «Белая лошадь».

Эштон чуть кивнул головой — не первый раз, когда ему приходилось уступать кому-то из Уинслоу. С острым чувством недовольства собой он понимал, что это и не в последний раз.

Бетани сидела в одиночестве в гостиной, не спеша откусывая тост и задумчиво водя рукой по одеялу на диване. Когда вошел Эштон, она подняла голову и даже в наступивших сумерках, по его глазам, догадалась, что в нем борются противоречивые чувства.

— А где Гарри?

— Скоро придет.

— А Фелиция?

— Пошла на рынок. Сегодня тот день, когда там появляется торговец, у которого она постоянно покупает товары.

Они сидели вместе на деревянном диванчике, наблюдая за тенями на побеленной стене напротив. Бетани взяла чайник и наполнила чашку тепловатым напитком.

— Хочешь чаю? — спросила она.

Эштон взял у нее из рук наполненную чашку и начал пить чай; тревога исчезла из его глаз.

— Спасибо, — поблагодарил он и засмеялся. — Такая домашняя идиллия. Чем мы не муж и жена?

Бетани чуть не поперхнулась тостом, который жевала, и сразу же вспомнила, почему она вместе с ним в Бристоле. Конечно, он придумает, как повлиять на отца, чтобы тот изменил свое решение выдать ее замуж за Дориана Тэннера.

— Эштон, — начала она, — собираюсь кое-что тебе сказать: ты единственный, кто может помочь. Дориан…

— Снова Дориан. — Его охватило раздражение. — Почему бы тебе не обратиться за помощью к нему?

— Не могу. Дело в том, что он-то и является причиной моего несчастья.

Дверь с шумом распахнулась, и в дом ворвались шестеро английских солдат, держа ружья наготове. Офицер, в звании сержанта, коротко кивнул Бетани.

— Извините, миссис Уинслоу, — коротко бросил он. — Выполняю свой долг. — Он остановил взгляд на Эштоне. — Генри Уинслоу, — официально обратился он. — Именем короля Георга вы арестованы.

— Но он не… — Бетани мгновенно вскочила на ноги. Эштон крепко сжал ее руку.

— В каком преступлении вы меня обвиняете?

У Бетани перехватило дыхание, когда она поняла, что Эштон решил выдать себя за Гарри.

— Я не обязан вам ничего объяснять, — ответил сержант. — Но мы редко арестовываем людей, которые не заслуживают повешения.

Эштон спокойно направился к двери, но Бетани вцепилась ему в руку.

— Ты не должен этого делать, — закричала она. — Не должен им позволить арестовать тебя.

Эштон вышел из дома в сопровождении солдат. Когда они построились, он обернулся и взглянул на Бетани, стоявшую опершись о косяк двери.

— Можно попрощаться с женой, сержант? — попросил Эштон.

Офицер кивнул, предупредив его поторопиться. Эштон обнял Бетани. Она еле сдерживала рыдания от смущения и отчаяния.

— Пожалуйста, — шептала она. — Пожалуйста, объясни им, что это ошибка.

— Конечно, ошибка.

Скажи им, что ты не Гарри.

— Ты хочешь, чтобы они арестовали твоего брата?

Бетани испуганно вскрикнула.

— Пусть Фелиция сообщит об этом, — поспешно прошептал он. — Ему нельзя показываться в Бристоле, пока не улягутся страсти.

— Тебя же могут убить.

— Не хочу, чтобы твой брат попал к этим висельникам.

— Эштон…

Он приложил пальцы к ее губам.

— Не волнуйся, любовь моя. Мне нужно идти. Поцелуй, как хорошая, верная жена.

Что-то тревожное было в поцелуе Эштона: отчаяние, безнадежность, страстность и страх. А затем его увели, чтобы судить за вину другого человека.