Охота за невестой

ГЛАВА 15

Пруденс стояла у входа в банк Хоура под моросящим дождем. Она готовилась войти, когда застекленная дверь открылась и привратник в ливрее вышел с большим зонтиком. Он поклонился и направился к ней.

– Вы в банк, мадам?

Привратник высоко поднял над ее головой зонт, когда она сложила свой и стряхнула с него воду. Он проводил ее в святилище, где все по непонятной Пруденс причине говорили едва слышно.

– Леди к мистеру Фитчли, – сказал привратник чуть ли не шепотом пожилому клерку, маячившему на горизонте.

Клерк сразу узнал посетительницу. Дамы обычно не занимались финансовыми делами, и мисс Дункан выделялась на фоне остальных клиентов.

– Доброе утро, мисс Дункан. Скажу мистеру Фитчли, что вы здесь.

Пруденс любезно улыбнулась.

Она села на стул с прямой спинкой и бархатным сиденьем, положив сумочку на «олени, надеясь, что не выглядит слишком смущенной и неуверенной. Молчаливые, углубленные в работу клерки и кассиры в своих каморках едва удостаивали ее взгляда, но ей казалось, что вина ее очевидна, что она сочится изо всех пор.

Сам мистер Фитчли вышел из своего кабинета приветствовать ее.

– Доброе утро, мисс Дункан. Видеть вас – большая радость. Входите же, входите.

Он махнул рукой в сторону своего кабинета.

– Доброе утро, мистер Фитчли. Боюсь, оно несколько мокровато.

Она снова улыбнулась, проходя мимо него в святилище. Это была маленькая темная комнатка с камином.

– Умоляю вас, сядьте.

Управляющий банком жестом указал ей на стул перед бюро, на котором она не заметила ни клочка бумаги. Он сложил руки на сверкающей столешнице и с улыбкой обратился к Пруденс:

– Чем могу служить вам, мисс Дункан?

Пруденс открыла сумочку и вынула конверт с доверенностью. Пальцы ее слегка дрожали, пока она поворачивала конверт таким образом, чтобы стала видна печать.

– Мне надо посмотреть банковские документы лорда Дункана, мистер Фитчли. Это может показаться странным, но у моего отца возникло беспокойство по поводу некоторых операций. Он хотел бы, чтобы я с ними ознакомилась.

Она подалась вперед и положила конверт перед банкиром. Мистер Фитчли надел пенсне, взял конверт и повертел в руках.

– Надеюсь, беспокойство лорда Дункана не связано с обслуживанием, предоставляемым ему банком? Семья графа пользуется нашими услугами уже несколько поколений.

Пруденс поспешила уверить его, что с этой стороны все в порядке:

– Разумеется, к вам нет никаких претензий. Просто он хочет освежить в памяти содержание некоторых сделок четырех – или пятилетней давности. – Она смущенно улыбнулась. – Как вы знаете, мистер Фитчли, я веду финансовые дела семьи. У моего отца на это не хватает времени.

Менеджер кивнул:

– Да, ваша покойная матушка, незабвенная леди Дункан, говорила мне то же самое.

Он взял нож для бумаг, вскрыл конверт, развернул хрусткую веленевую бумагу и внимательно прочел ее. Потом положил письмо на бюро, разгладил мягкой белой ладонью.

– Похоже, все в порядке, мисс Дункан. У нас есть место, где клиенты могут ознакомиться с бумагами. Будьте любезны, следуйте за мной.

Он поднялся из-за своего бюро и пошел впереди, в главное помещение банка. Пруденс последовала за ним через комнату с полом, выложенным мрамором, мимо каморок, где усердные клерки опускали глаза при приближении начальства. Мистер Фитчли открыл дверь и отошел в сторону, пропуская Пруденс в комнату, похожую на камеру, где помещались только стол и стул. Серый свет сочился сквозь маленькое оконце.

– Боюсь, здесь немного промозгло, – сказал он. – Мы не разжигаем камина, если клиент не сделал предварительного заявления о своем приходе.

– Прошу прощения... Конечно, мне следовало это сделать. Но все получилось внезапно, – сказала Пруденс.

– Не беспокойтесь, мисс Дункан. Располагайтесь, я прикажу клерку принести папки с документами. Сейф тоже хотите осмотреть?

– Да, пожалуйста.

Управляющий удалился с поклоном, закрыв за собой дверь. Пруденс била дрожь от промозглой сырости, и она принялась мерить шагами маленькую комнатку от стены до стены. Через десять минут дверь снова открылась, вошел клерк с охапкой папок, а за ним следовал другой с закрытым на ключ сейфом. Они положили на стол папки и поставили сейф.

– Зажечь газ, мадам? – спросил первый клерк.

– Да, пожалуйста.

Пруденс взяла ключ, лежавший наверху сейфового ящика, и вставила в замок. Зажгли газ, и в комнатке возникла иллюзия тепла. Безрадостную комнату газовый рожок осветил мягким сиянием.

– Не желаете ли кофе, мадам?

– Это было бы прекрасно. Благодарю вас.

Они ушли, а она села за стол и подняла крышку ящика.

Если у отца были основания скрывать какие-то бумаги, то они, несомненно, должны храниться в сейфе, подумала Пруденс. В ящике оказалась только стопка бумаг. Она вынула их, и в этот момент вернулся клерк с подносом, на котором стоял кофе и лежало на тарелке несколько зачерствевших и несъедобных бисквитов. Он поставил поднос на стол. Пруденс улыбнулась и подождала, пока клерк удалился, притворив за собой дверь. Потом разложила бумаги на столе.

Брачное свидетельство ее родителей, свидетельства о рождении сестер, свидетельство о смерти матери, завещание матери, завещание отца. Ни одна из этих бумаг не представляла для нее интереса. Она знала, что небольшое состояние матери целиком было истрачено на «Леди Мейфэра». Леди Дункан не приходило в голову брать деньги с издателей. Поэтому она тратила собственные средства, чтобы газета функционировала. Завещание лорда Дункана было составлено просто и ясно. Все его имущество должно было быть разделено поровну между тремя дочерьми. Впрочем, от его имущества остались только долги, подумала Пруденс. Содержание дома в Хэмпшире со всеми арендаторами и другими зависевшими от них людьми, как и содержание дома в Лондоне пожирали те мизерные доходы, которые они получали от своего поместья. Пруденс вернула бумаги в сейфовый ящик и приступила к чтению последней.

И тут, глядя на нее, она ощутила приступ тошноты и с минуту не могла поверить в то, что читала. Это был юридически оформленный документ.

Залоговое письмо на дом на Манчестер-сквер, дом, которым семья Дунканов владела со времен королевы Анны. Она смотрела на бумагу невидящими глазами. Глотнула кофе. Снова посмотрела на бумагу. Письмо было датировано 7 апреля 1903 года. И дом был заложен, согласно этой бумаге, компании «Граф Беркли и К°».

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы связать все воедино. Дом на Манчестер-сквер, 10, был заложен графу Беркли, – дом, который за всю историю своего существования не был заложен ни разу. В груди Пруденс медленно загорался гнев. Почему? Что, ради всего святого, могло заставить ее отца передать право на владение этим домом, своим наследием, предметом гордости, семейной гордости?

Отчаяние.

Другого объяснения она не находила. Другого объяснения и быть не могло. Пруденс уронила бумагу в сейфовый ящик – она внушала ей отвращение, как что-то омерзительное и ядовитое. Она разыскала папку, содержавшую документы за 1903 год. Выплаты начались в январе... выплаты «Графу Беркли и К°». Каждый месяц выплачивалась сумма в тысячу фунтов. В апреле выплаты прекратились. Но в апреле лорд Дункан выдал графу Беркли закладное письмо на лондонский дом. Он уже больше не мог выплачивать деньги, которые, как она предположила, почему-то обязался платить, и сделал единственно возможную вещь.

Она взяла папку со счетами за предыдущий год. Выплаты начались в октябре. За что – этого она понять не могла. Неужели Беркли шантажировал отца? Уму непостижимо! Они были закадычными друзьями, во всяком случае, лорд Дункан в этом не сомневался.

Пруденс достала из сумочки записку Беркли, найденную в библиотеке среди бумаг отца. Выплаты... расчеты... проценты. Она вернулась к бумагам из депозитного сейфового ящика. И наконец нашла то, что искала. Бумага оказалась заткнутой в прореху, образовавшуюся в кармане подкладки. 5 октября 1902 года... это было за несколько недель до смерти жены, ее страдания лорд Артур Дункан не в силах был видеть, он согласился финансировать проект по строительству Транссахарской железной дороги. Согласился выплачивать компании «Граф Беркли и К°», руководившей осуществлением проекта, по тысяче фунтов в месяц.

Когда денег не осталось, лорд Дункан подписал закладное письмо на свой дом. Пруденс снова пошарила в кармане подкладки. Там оказался еще один листок бумаги. Точнее сказать, половина страницы, скатанная в виде тонкого рулона, похожего на сигарету, будто получатель был не в силах прочесть письмо. Когда Пруденс развернула бумагу, она поняла почему.

«Мой дорогой Дункан!

Очень сожалею, но вынужден сообщить тебе дурную новость.

Снова осложнения с Махди, а люди все еще помнят неприятности с Гордоном в Хартуме. К сожалению, сейчас, похоже, никто не заинтересован в нашем небольшом проекте. Все готово к началу работ, люди ждут.

Но те, кто прежде нас поддерживал, теперь готовы пересмотреть наше соглашение. Понимаете, тут замешаны политические интересы. Все мы оказались в бедственном положении с долгом в сто тысяч фунтов. Но уверяю вас, мы не будем закладывать ваш дом, если положение не станет совсем уж отчаянным.

Беркли».

Значит, в тот момент положение еще не было отчаянным, размышляла Пруденс. Трудно себе представить, что отец возобновил ежемесячные выплаты по тысяче фунтов, черпая деньги из семейного бюджета, а она ничего об этом не знала. Значит, угроза заложить дом висела над ним словно дамоклов меч. Должно быть, это не давало покоя отцу. И все же он готов выступить в суде, свидетельствуя в пользу вора, обманщика и отпетого мерзавца?

Это было выше ее понимания. Человек, измученный горем, мог принять необдуманное и неразумное решение. Но ведь ее мать умерла четыре года назад. За это время отец должен был осознать, какова реальность.

Пруденс откинулась на жестком стуле и забарабанила по столу кончиком карандаша. Должно быть, гордость помешала Артуру Дункану признать свои ошибки и бросить обвинения в лицо человеку, обманувшему его. Только гордость. Других причин Пруденс не видела.

Она снова выпрямилась на стуле. Как бы то ни было, у них появилось нечто, способное подкрепить обвинения в финансовых махинациях. Теперь им следовало основательно изучить подноготную компании «Граф Беркли и К°». Но существовала ли она вообще как юридическое лицо? Идея проложить железную дорогу через пустыню Сахару всегда казалась Пруденс абсурдной. Любому нормальному человеку она показалась бы нелепой. Но чтобы начать дело, необходимо доказать, что все это являлось надувательством с самого начала, что лорда Дункана втянули в эту аферу обманом и, когда он уже не смог выплачивать ежемесячно оговоренную тысячу фунтов, ему пришлось пожертвовать семейной собственностью.

Теперь, не испытывая ни малейших угрызений совести, Пруденс спокойно вынула из сейфа все необходимые бумаги и соответствующие страницы из папки и положила их в свою сумку. Гидеон сообразит, с кем следует связаться и кого использовать, чтобы заглянуть в бумаги компании «Граф Беркли и К°» и проверить ее правомочность. Она проглотила остатки кофе, заперла сейф, привела в порядок папки и вышла из комнаты. Клерк проводил ее до двери, и она, выйдя под дождь, раскрыла зонт.

Честити стояла на углу узкой улочки возле лавки скобяных товаров и наблюдала за лавкой миссис Бидл на противоположной стороне. Прошло уже минут десять с тех пор, как мужчина в мягкой фетровой шляпе и довольно потрепанном макинтоше позвонил в дверь и скрылся за ней.

Моросил мелкий дождь, но Честити в плаще-бербери и водонепроницаемой шляпе с наполовину опущенной вуалью, под большим зонтом была хорошо защищена от непогоды. С тех пор как подозрительный человек вошел в лавку, Честити уже разок прошлась по улице, но с противоположного тротуара не смогла разглядеть, что происходит внутри, а перейти дорогу и таким образом привлечь к себе внимание не рискнула.

Дверь угловой лавки открылась, и Честити отвернулась, притворяясь, что разглядывает сквозь стекло железные котелки и чайники в лавке скобяных товаров. Бросив взгляд через плечо, она убедилась, что человек в мягкой шляпе направляется к остановке омнибуса. Лавка миссис Бидл хорошо просматривалась оттуда, но Честити решила, что не стоит рисковать и входить в лавку, пока незнакомец не сядет в омнибус. Но если долго стоять под дождем, это тоже может показаться странным. Поэтому Честити вошла в лавку скобяных товаров, стряхивая воду с зонта.

Услышав звон дверного колокольчика, из задней части лавки появился человек в переднике.

– Доброе утро, мадам. Чем могу служить?

Он оглядывал ее с интересом и удивлением. Обычные посетители, заглядывавшие в его лавку в этой части Кенсингтона, не носили плащей-бербери. Интересно, что могло понадобиться этой леди?

Честити лихорадочно соображала и наконец сказала:

– Мне нужен утюг.

– У меня есть для вас самый что ни на есть лучший – то, что нужно, мадам. Литой, с очень гладкой поверхностью. Нагревается мигом. Ваша прачка будет в восторге.

Он поспешил в заднюю часть лавки, а Честити остановилась у окна, вытягивая шею, чтобы увидеть, стоит ли еще человек в мягкой фетровой шляпе на остановке или уже уехал. У нее не было ни малейшего желания обременять себя тяжелым и совершенно ненужным предметом, таким, как литой утюг, к тому же, вероятно, дорогим, но она не могла уйти, если тип, вызвавший ее подозрение, все еще был здесь.

Из лавки невозможно было увидеть остановку омнибуса. Поэтому Честити открыла дверь и выглянула на улицу. Услышав звон дверного колокольчика, владелец скобяной лавки стремительно появился, опасаясь упустить покупательницу. Честити увидела в дальнем конце улицы омнибус и подозрительного типа, который садился в него.

– Вот утюг, мадам, – сказал за спиной Честити хозяин лавки.

Честити обернулась.

– Говоря по правде, я передумала. Пришлю за утюгом прачку. Пусть сама выбирает. Ждите ее сегодня днем.

Улыбнувшись, Честити выскользнула из лавки, оставив обескураженного хозяина с утюгом в руках.

Она постояла, прежде чем перейти дорогу, проводила взглядом омнибус и, как только он скрылся за углом, метнулась через улицу в лавку миссис Бидл.

– О, это вы, мисс Чес? – Миссис Бидл подняла глаза от прилавка, где наполняла большую стеклянную банку мятными леденцами. – Вы едва не столкнулись с человеком, который спрашивал о вас. Он заходил уже второй раз.

Честити прислонила зонт к двери и подняла вуаль.

– Он представился? Чего он хотел?

Миссис Бидл нахмурилась, пытаясь вспомнить.

– Он не представился, сказал только, что ему было бы интересно побеседовать с кем-нибудь из газеты «Леди Мейфэра», и спросил, не знаю ли я, где вас найти. Мол, у него для вас хорошие новости. – Она покачала головой и возобновила свою работу. – Мне он не понравился. Что-то в его манерах насторожило меня.

– Надеюсь, вы ничего ему не сказали?

Женщина подняла на нее глаза:

– Неужели вы меня не знаете, мисс Чес? Я сказала ему, что понятия не имею, что получаю почту, и все.

– Но ведь он мог спросить, кому вы отдаете газеты, кто за ними приходит. – Честити была все еще взволнована, хотя понимала, что такой напористостью может обидеть миссис Бидл.

– Да, именно об этом он и спросил. Я ответила, что каждое воскресенье за ними приходит мальчик. Кто он – не знаю. Сказала, что это не мое дело. Все это я повторила ему дважды, оба раза, когда он приходил.

Она прикрутила крышку и вытерла руки о передник.

– Думаю, вы не прочь выпить чашечку чаю, мисс Чес. Пройдите в заднюю комнату.

– Благодарю вас, – сказала Честити, следуя за хозяйкой в уютную кухню, помещавшуюся за занавеской. – Я вовсе не имела в виду ничего обидного, миссис Бидл. Дело в том, что мы все очень взволнованы.

– Не сомневаюсь в этом, моя дорогая. – Она заварила чай. – Пусть настоится минутку-другую.

Миссис Бидл открыла жестянку с бисквитами, выложила их на тарелку и поставила ее на стол перед Честити.

– Попробуйте, мисс Чес. Они свежие. Только утром испекла.

Честити попробовала бисквит и стала его хвалить.

– Мы полагаем, что они наняли детективов, – сказала Честити. – Те всюду суют свой нос, и наш адвокат говорит, что противная сторона во что бы то ни стало попытается выяснить, кто мы. Уверена, они придут к вам еще не раз.

– Ну, от меня им ничего не удастся узнать, – заявила миссис Бидл, разливая чай. – Выпейте чашечку. Согреетесь. На улице сыро.

Она поставила перед Честити чашку с крепким свежезаваренным чаем.

– Странная нынче погода. Вчера казалось, что дело идет к весне. А сегодня поглядите, что делается.

Честити принялась пить чай маленькими глотками, время от времени откусывая от бисквита.

– Есть почта для «Леди Мейфэра»?

– Всего пара писем.

Миссис Бидл потянулась к полке, взяла два конверта и передала гостье. Та бегло взглянула на них и положила в сумку.

– Советую вам не беспокоиться об этих детективах, мисс Чес. Я им ничего не скажу, а кроме меня, вас никто не знает. Если, конечно, не считать нашего Дженкинса.

Говоря о брате, миссис Бидл всегда называла его по фамилии.

– И миссис Хадсон, – добавила Честити. – Но вы правы, миссис Бидл. Я знаю, вы будете хранить нашу тайну. И мы вам очень благодарны за это.

– Чепуха, моя дорогая. Мы бы сделали то же самое для вашей дорогой матушки, да упокоит Господь ее душу.

Честити улыбнулась и отпила глоток чаю. Прозвенел дверной колокольчик, и миссис Бидл поспешила по другую сторону занавески приветствовать покупателя. Честити вполуха слушала их разговор, принявшись за второй кусок бисквита. Миссис Бидл приветствовал приятный мужской голос, с едва заметным шотландским акцентом. Мужчина назвал миссис Бидл по имени.

– Доброе утро, мистер Фаррел, – ответила хозяйка, и в ее тоне послышались радушие и сердечность. – Ну до чего же слякотное утро!

– Так и есть, миссис Бидл. Я возьму фунт леденцов и еще, если позволите, одну лакричную палочку.

– Разумеется, доктор, – сказала миссис Бидл.

Честити услышала, как она снимает крышки со стеклянных банок и бросает леденцы на весы. Интересно знать, кому это понадобился фунт леденцов и палочка лакрицы? Движимая любопытством, Честити тихонько поставила чашку и подошла к занавеске. Отогнула краешек и заглянула в лавку. Над прилавком склонился высокий широкоплечий мужчина с грубыми чертами лица и немного кривым, видимо когда-то сломанным, носом.

К удивлению Честити, этот недостаток не только не портил его, но даже придавал обаяние. Волосы у него были черные, вьющиеся и очень густые. Макинтош знавал лучшие дни. Зато улыбка у этого человека была само очарование.

Он отошел от прилавка, пока миссис Бидл взвешивала сладости, и не спеша направился к стенду с журналами. Очень высокий, отметила Честити, но не тучный, сплошные мускулы. Она почувствовала себя по сравнению с ним очень маленькой и хрупкой. Честити наблюдала за ним, пока он разглядывал газеты. Мужчина взял экземпляр «Леди Мейфэра» и принялся листать. Что-то привлекло его внимание.

– Все готово, мистер Фаррел. Шесть пенсов за леденцы и четыре за лакрицу.

– Я и это прихвачу, миссис Бидл.

Он положил на прилавок номер «Леди Мейфэра» и принялся отсчитывать монеты, которые вынимал из кармана.

Уходя, он так энергично хлопнул дверью, что громко зазвонил колокольчик. Честити вернулась на кухню.

Миссис Бидл появилась из-за занавески.

– Такой славный человек, этот доктор Фаррел. Он тут недавно поселился.

– У него здесь кабинет? – небрежно поинтересовалась Честити, ставя на стол чашку и собираясь уходить.

– Недалеко отсюда, в больнице Святой Марии, – ответила миссис Бидл. – Эта часть города не для такого джентльмена, как он. – Разговаривая, миссис Бидл убирала со стола. – Но я думаю, наш мистер Фаррел может о себе позаботиться. Он мне рассказывал, что участвовал в состязаниях по борьбе на первенство университета.

Она восхищенно прищелкнула языком, ставя чашки в раковину.

Почему этот человек заинтересовался их газетой, размышляла Честити, выходя из лавки.

На Кенсингтон-Хай-стрит Честити остановила наемный экипаж: толпы промокших людей и запотевшие окна омнибуса ее не привлекали. Она не нуждалась в заверениях, что миссис Бидл будет хранить их тайну, но настойчивость поверенных графа не сулила ничего хорошего. Они умны и хитры, неизвестно, к каким уловкам могут прибегнуть и где расставят очередную западню для доверчивых и простодушных. Миссис Бидл – добрая и честная, ей не тягаться с частными детективами, не брезгующими никакими способами, лишь бы добиться своего.

Честити добралась до дома в тот момент, когда налетел порыв ветра и едва не вывернул ее зонт наизнанку.

– Ужасный день, – сказала она Дженкинсу, входя в холл. – Пру вернулась?

– Еще нет, мисс Чесе. Он взял у нее зонтик.

Честити сняла шляпу, отряхнула вуаль.

– Миссис Бидл шлет тебе привет и наилучшие пожелания, Дженкинс.

Она отряхнула плащ и передала дворецкому.

– Передай Пру, когда вернется, что я в гостиной.

Дженкинс поклонился и отправился сушить промокшую одежду. Несколькими минутами позже он услышал, что пришла Пруденс, и направился в холл.

Пруденс приветствовала его несколько рассеянно. Она ни на минуту не могла забыть о документах, лежавших в сумке, думая о том, что холл, в котором она стоит, больше не принадлежит семье Дунканов, если, конечно, отцу не удастся каким-то образом выплатить долг.

Или доказать, что этот долг – фикция, результат обмана и подлога.

– Вы немного бледны, мисс Пру. Все в порядке? Взволнованный голос Дженкинса вывел ее из задумчивости.

– Да, – ответила Пруденс. – Все хорошо. Просто день сегодня очень сырой. – Она заставила себя улыбнуться, пека снимала верхнюю одежду. – Есть сообщения?

– Телефонный звонок от сэра Гидеона, мисс Пру. Пруденс почувствовала, как в кровь хлынул адреналин.

Она физически ощутила возбуждение, мгновенно вытеснившее из головы все остальное.

– Просил что-нибудь передать?

– Он сказал, что погода скверная и вам не стоит добираться до его квартиры самой. В шесть часов за вами приедет его шофер.

– Как он внимателен, – пробормотала Пруденс. – Благодарю тебя, Дженкинс. Не отправишь ли весточку Кон? Попроси ее заглянуть к нам без промедления при первой же возможности.

Она поспешила в гостиную. Честити как раз отвечала на письма, публиковавшиеся в колонке тетушки Мэйбл в газете «Леди Мейфэра», когда появилась Пруденс. Честити подняла голову и повернулась на стуле.

– Есть новости? У меня кое-что есть.

Лицо ее показалось Пруденс встревоженным. Пруденс кивнула:

– Сначала расскажи ты.

Честити описала ей все, что случилось утром.

– Боюсь, как бы они не откопали чего-нибудь, несмотря на то что все держат язык за зубами. Может быть, лучше прервать публикации, залечь па дно?

Пруденс наклонилась к огню погреть озябшие руки. Потом выпрямилась, и блеск в ее глазах приободрил Честити.

– Что тебе удалось найти?

Пруденс раскрыла сумочку и молча протянула бумаги сестре. Честити без труда поняла их значение. Она молча их перечитывала, разложив на секретере. Затем подняла глаза:

– Надо, чтобы это прочла Кон.

– Я попросила Дженкинса послать за ней. Честити недоумевающе покачала головой:

– Получается, что хозяин нашего дома теперь – Беркли. Пруденс беспомощно развела руками.

– Значит, на карту поставлено гораздо больше, чем «Леди Мейфэра»?

Пруденс кивнула:

– Это удар прямо в сердце.

– Давай-ка дождемся Кон и вместе с ней обсудим эту ужасную новость, – сказала Честити. – У миссис Бидл оказалось несколько писем для нас. Может, взглянем на них, пока дожидаемся Кон?

Она извлекла из сумочки несколько конвертов.

– Страшно их вскрывать.

И все же Честити вскрыла конверты.

– Это письмо прямое и безыскусственное. В нем просьба обратиться через нас к любителям поэзии. Не совсем похоже на письмо с просьбой подыскать подходящую пару. Автор письма просит организовать кружок любителей поэзии. – Она бросила взгляд на сестру и пожала плечами. – Как ты думаешь, не составить ли нам список таких любителей?

– А почему бы и нет? – ответила Пруденс. – Соберутся люди с одинаковыми вкусами и складом ума. По-моему, вполне безобидно.

Честити кивнула и бросила письмо на секретер, переключив внимание на следующее. Пробежав его глазами, она молча передала его Пруденс.

«Всем заинтересованным лицам! Небезразличное к вашей судьбе лицо обладает кое-какой информацией, имеющей важное значение для владельцев и издателей газеты «Леди Мейфэра», учитывая предстоящий процесс о клевете. Появились кое-какие факты, возможно полезные для защиты. Необходима личная встреча в месте, которое выберут сами издатели. Информация, которой мы располагаем, представляет величайшее значение и должна быть доставлена вовремя. Пожалуйста, напишите по вышеуказанному адресу без промедления и поверьте, что мы самые искренние почитатели и друзья газеты «Леди Мейфэра»». Пруденс посмотрела на сестру:

– Это ловушка.

– А что, если нет?

– Уверена, что ловушка. – Она задумчиво покусывала ноготь. – Письмо анонимное.

– Как и наша газета, – возразила Честити. – Если это друг Беркли или, возможно, бывший его друг, он, должно быть, не хочет, чтобы его имя стало известно. Предположим, что он знает о махинациях Беркли и у него есть свидетельства этих махинаций. Может быть, он их жертва, как и отец. Разве мы имеем право сбрасывать это со счетов?

– Не знаю, Чес.

– Ты должна показать письмо Гидеону.

Пруденс кивнула:

– Покажу, когда увижусь с ним нынче вечером. Она сложила письмо и положила в конверт.

– О, вот и Кон, – сказала Честити, услышав шаги на лестнице и сразу узнав их.

– Давайте отправимся куда-нибудь на ленч, – сказала Констанс, войдя в гостиную.

– Это самая лучшая идея, которую я услышала за целый день, – обрадовалась Пруденс. – Но сначала прочти вот это. А я пока сменю башмаки. Они насквозь промокли. – Пруденс кивком указала на документы на секретере: – Тут еще письмо. Дай его ей, Чес.

Честити протянула сестре письмо.

– Куда пойдем на ленч?

– В «Суон и Эдгар», – предложила Констанс, просматривая бумаги.

– Отлично, – одобрила выбор сестры Пруденс, направляясь к двери.

– Там отличная кухня. К тому же я собираюсь купить пейслийский шарф под цвет моего вечернего платья оттенка полыни, – сказала Констанс. Помолчав, она спросила: – Значит, сегодня вечером ты встречаешься с адвокатом?

– Так уж получилось. Но когда дочитаешь письмо, поймешь, что деловая встреча необходима и неотложна, – заявила Пруденс. – Скажу Дженкинсу, что на ленч мы дома не останемся.

– Деловая встреча? – пробормотала Констанс, поднимая брови и глядя на закрывшуюся за Пруденс дверь.

– Сомневаюсь, что у Пру сейчас есть время или настроение для чего-нибудь другого, – заметила Честити с несвойственной ей резкостью. – Прочти и сама все поймешь.

Констанс поняла и вскинула брови, когда закончила чтение. Честити была абсолютно права.

– У Беркли залоговое письмо на дом, – произнесла она шепотом. – Уму непостижимо.

Честити кивнула.