Охотник за счастьем

4

Было далеко за полдень, когда Эстер покинула спальню, где прилежно трудился кондиционер. Она после обеда решила прилечь всего на полчасика, а проспала тяжелым неспокойным сном гораздо дольше.

Первой, кого она встретила на веранде, была София, толкающая перед собой свой любимый чайный столик на колесиках. В обычной для нее полуфамильярной манере она позвала:

— Присоединяйтесь ко мне, Эстер, пока никого нет. Какой сорт чая вы предпочитаете?

— Благодарю вас, мне действительно надо взбодриться.

— Это из-за жары или Билл вас так укатал? — с детским простодушным любопытством поинтересовалась София.

— Нет, ну что вы, — ответила гостья, сделав вид, что не поняла двусмысленности замечания. Потом осторожно поинтересовалась, где сейчас пребывает мистер Картер.

— Они отправились куда-то вдвоем с Мартином. Билл вам срочно нужен?

— Да нет…

— Ясно. — София посмотрела на нее своим прямым, незамутненным взглядом и неожиданно заявила: — Билл под страхом смертной казни запретил мне произнести еще хоть одно слово о Патрике Керре. Он задал мне приличную взбучку и потому — молчок! Но, — она неожиданно улыбнулась, — я умираю от любопытства по поводу Билла. Как далеко зашли ваши отношения с ним?

Первое желание — возмутиться бестактностью вопроса, но София так искренне была заинтересована судьбой брата, что стоило взять себя в руки и попытаться ответить. Это Эстер и сделала:

— Я не могу сказать, что достаточно знаю Билла. Мы впервые встретились на приеме, который давала Рут Эванс в честь своего дня рождения. Это было буквально несколько дней назад. Потом выяснилось, что мистер Картер клиент нашей фирмы.

— Значит, вы приехали с ним по заданию фирмы?

— Разумеется. Никак не удалось отвертеться от подобного «счастья», — не отказав себе в иронии, заметила Эстер.

— Следовательно, вы здесь пребываете только по производственной необходимости и, видимо, не горите желанием затащить Билла в постель? Редкий случай. Многие из моих приятельниц мечтали об этом. На определенном этапе такую цель ставила и мисс Эванс. Вы ведь знаете о том, что Рут Эванс шила для меня подвенечное платье?

— Да конечно. Кстати, мне она тоже шила свадебное платье, — потешилась совпадением Эстер.

— А что вы сделали со своим, мисс Олдфилд? Разрезали его на мелкие кусочки? Я бы лично сделала именно так.

— Охотно верю, но я поступила по-другому — решила сделать его добычей старьевщика.

— O! Так даже оригинальней, — радостным тоном заявила София Бартон.

— Это Рут Эванс рассказала вам о моих проблемах? — Важно было произнести фразу с видом как можно более безразличным. Что удалось. София почувствовала приятную возможность выговориться.

— Да, она. Но ни в коем случае не в порядке сплетни. Рут искренне переживала случившееся. Я тогда приезжала на примерку, ей кто-то позвонил и сообщил новость. О, как она разозлилась! Так я все и узнала. Случайное везение. Кстати сказать, Рут вас очень хвалила за ум и красоту, упомянула, кем вы работаете. А вашего дурацкого Патрика я когда-то знала…

Эстер неожиданно рассмеялась.

— Выходит, я теперь женщина с большим прошлым! Ну и ну! Кто бы мог подумать!..

Ее слова София сочла удобным предлогом для своих размышлений вслух.

— Господи, чего только не бывает из-за этих мужчин! Меня, к счастью, сия чаша миновала. Мартин — не тот человек, из-за которого могут возникнуть неприятности. Не скрою, иногда мне хотелось бы, чтобы Мартин хоть чуточку походил на Билла. А может быть, и не надо. У брата, честно сказать, сложный характер. Кэй поняла это очень быстро, поэтому, я думаю, она и предпочла Чарлза. Вы ведь еще не имели случая с ней познакомиться? Все еще впереди. Раз уж вы взялись за наши дела, встречи с Кэй и Чарлзом не избежать.

— Вы так думаете?

— Конечно. И это может оказаться забавным. Но все! Я умолкаю.

Эстер почувствовала, как на нее накатывает волна раздражения.

— Вообще-то мистер Картер рассказывал мне о ней.

— О Кэй? Уже здесь? — удивилась София. Новость была ей явно не по душе. Возможно, разговор продолжился бы, но тут на веранду взбежал какой-то запыленный человек с криком:

— Мистер Мартин упал с лошади!

Вот так и получилось, что мисс Олдфилд и мистер Картер ужинали в одиночестве. Мартина отвезли в больницу, и София, побледневшая и угрюмая, поехала с ним. Перелом руки оказался сложным.

После ужина Билл озадачил собеседницу вопросом, не готова ли та поскучать без него. У него, видите ли, неотложные дела.

— Конечно. Обо мне не беспокойтесь. Но, может быть, я могу быть чем-то полезной?

— О нет, благодарю вас. — Мистер Картер был не просто вежлив — скорее излишне церемонен.

— Я тоже поработаю. Можно мне расположиться за обеденным столом? Здесь светлее…

— Конечно, какие проблемы? А вы не устали?

— Я? Нет, нисколько. Я поспала после обеда.

Сказала обычную фразу, а тон почему-то грустный. Билл задумчиво взглянул на гостью. И заметил, видимо, что та к ужину переоделась и в своих узких брючках и вязаном свитере цвета спелой пшеницы выглядела весьма соблазнительно. Впрочем, сейчас у обоих — дела, дела…

— Все в порядке! — коротко бросил Билл и поспешно покинул комнату.

Эстер корпела над бумагами уже более часа. Она так глубоко погрузилась в занятие, требующее внимания, что не сразу заметила Картера. Тот застыл на пороге, внимательно наблюдая за ней. Молодая женщина внезапно почувствовала, как тонок ее свитер, как обрисовывает он ее высокую грудь, и смутилась.

— Я так увлеклась, что не заметила, когда вы пришли.

— Я понял это. Ну и далеко ли вы продвинулись в своих изысканиях? Конец близок?

— На сегодня все!

— Не хотите ли пропустить стаканчик на сон грядущий?

А почему бы и нет? Эстер согласилась. Уильям предложил ей довольно хитрую смесь: кофе по-ирландски, взбитое с виски. Сам, видимо, приготовил и теперь с видимым удовольствием смотрел на вспенившуюся жидкость.

Сумерки создали в столовой какой-то странный, почти фантастический уют. Эстер с искренней озабоченностью спросила:

— Каковы последние сведения о Мартине?

— Ему сделали операцию, соединили кости стальным штырем. Все должно быть в порядке. Но, конечно, потребуется время.

— Ваша сестра, видимо, очень переживает…

— От неожиданности сестра растерялась. Она любит Мартина. Тот стабилизирует и уравновешивает ее взбалмошность и экзальтированность. Наверное, время от времени София его допекает, но с его терпеливым характером все кончается благополучно.

— София призналась: ей хотелось бы, чтобы Мартин был похож на вас некоторыми чертами характера.

— Неужели так и сказала? — В голубых глазах отразилось искреннее любопытство. — Когда же она успела поделиться своими несбыточными мечтами?

— Да сегодня после обеда.

Зря она, наверное, проболталась, но что теперь поделать — слово сорвалось…

— А каким образом вы коснулись этой темы? Почему вообще состоялась столь задушевная беседа?

— Скажу, что это был довольно странный для меня разговор. — Эстер не сдержала улыбки. — Кстати, благодарю вас за предостережение касательно Патрика Керра. София вполне серьезно отнеслась к запрету говорить на данную тему… в отличие от вас самого!

Билл сжал губы.

— Ну и болтушка моя сестрица…

— Не судите строго. Тем более что вашу сестру беспокоит гораздо больше совсем другое: какова степень нашей с вами близости?

— Ну и что вы ей поведали по этому поводу?

Эстер в ответ лишь пожала плечами, как бы давая понять собеседнику, что ей, собственно, и сказать-то было нечего.

— Ну ладно, не будем об этом. — Билл поуютнее устроился на стуле и, повернув к гостье лицо, на котором читался искренний интерес, попросил: — Эстер, расскажите, каким вы были ребенком? Кстати, вы единственное дитя в семье?

— Да, я росла одна.

— Так я и думал. Мне почему-то сразу показалось, что вы были не просто единственным, но временами и очень одиноким ребенком.

— Вы правы, я была довольно одинока. Мой отец человек аскетичный… в его системе — ценностей женщинам было отведено вполне определенное, строго ограниченное время и место. Именно поэтому мама для него существовала, мягко говоря, на втором плане, а я еще дальше. Отец считал: самое главное вести себя тихо и существовать незаметно, обязательно соответствуя общепризнанным нормам и принципам. Если бы ему, упаси Бог, довелось бы узнать, что жених меня покинул на полпути к алтарю, — Эстер горько рассмеялась, — он этого просто не пережил бы.

Эстер повернулась к собеседнику.

— А каким были вы в юные годы?

Несколько мгновений Уильям молчал, как будто собираясь с мыслями.

— Ваш деловой знакомый мистер Картер в детстве был легковозбудимым ребенком. Хотите верьте, хотите нет, но так же, как и вы он чувствовал себя ужасно одиноким.

— Наверное, из-за сложных отношений между родителями?

— Возможно. Отец считал главным — воспитать меня так, чтобы во взрослой жизни сын был готов бороться самостоятельно за существование, и нацеливал только на победу и никогда на поражение. Все, за что я ни брался, должно быть исполнено только на отлично! А мне хотелось быть любимым и самому кого-нибудь полюбить.

Эстер улыбнулась.

— В мыслях витал образ прекрасной юной леди?

— Да. Но речь шла именно о любви, а не о флирте. Мне хотелось защищать прекрасную юную леди, бороться с драконами, окружающими ее, и говорить с ней о том, о чем ни с кем другим я говорить бы не стал. О надеждах, мечтах и разочарованиях… О смысле жизни, таинствах души, безмерности чувств… У меня в сердце хранился безмерный запас любви, ждущей своего часа. Но желающих стать ее объектом не обнаружилось. Страдания мальчика были на грани физической боли.

— Неужели вокруг не было подходящих девочек?

Эстер с нескрываемым интересом смотрела на Уильяма и думала, что юные леди, которых она знала в свои шестнадцать — семнадцать лет, просто падали бы штабелями от одного взгляда задумчивого красавца Билла Картера.

— Возможно, и были, но не встретились…

— Так и не нашли никого на эту роль?

— Тогда нет. Нашел позже. Когда стал взрослым…

— Я… понимаю, что вы имеете в виду, — тихо произнесла Эстер и вздрогнула, когда его рука ласково коснулась ее волос.

— А вы, Эстер, хотели бы умирать от любви к кому-нибудь?

— Нет… Больше уже нет. Наверное, я стала слишком взрослой.

— А в вашей жизни не было периода, подобного тому, о котором я вам только что рассказал.

— Нечто похожее было.

— Было? Вы ставите глагол только в прошедшем времени? А если попытаться перевести его в настоящее время или даже в будущее?

— В свете того, что произошло в тот вечер между нами? — Эстер задала свой вопрос нарочито прозаическим тоном, желая продемонстрировать абсолютное отсутствие интереса к такому повороту их беседы.

— Да, именно.

— Теперь скажу вам с полной серьезностью: я осознала необходимость поставить четкие границы в наших с вами отношениях. Я знаю, каких границ мне не стоит переступать, и всячески пытаюсь доказать вам свою верность принципам.

Билл не проронил ни звука. Эстер, повернувшись, чтобы лучше видеть его лицо, неожиданно спросила:

— О чем вы сейчас думаете?

— Я размышляю над тем, чтобы предложить вам некую форму отношений, которые ни одного из нас ни к чему бы не обязывали. И обдумываю, как бы это точнее сформулировать, чтобы не схлопотать очередную пощечину.

— О чем вы?

— Постараюсь объяснить. Ну, скажем, вариант из области фантастики. Представьте себе, что вы вдруг ощутили неведомую доселе физическую тягу к гипотетическому мужчине, почему бы вам в этом случае не позвать меня? К тому же вы теперь знаете обо мне достаточно, если не сказать почти все.

Лицо Эстер залила краска.

— Я буду вынуждена подавить в себе нарождающуюся к вам симпатию, — грустно сообщила она.

Он мягко засмеялся.

— Надо мной висит какое-то проклятие. Проблема заключается в том, что мое чувство к вам значительно выходит за границы просто симпатии. Дело дошло до того, что я ворочаюсь в постели и не могу заснуть.

— Между прочим, не далее чем сегодня вы упомянули, что были бы готовы довольствоваться малым, — резко оборвала эту жалостливую речь молодая женщина.

— А я и не отказываюсь от своих слов… Малые удовольствия — тоже удовольствия. Значит, я могу поцеловать вас, вы это имели в виду?

— Отнюдь нет! Не делайте этого, — поспешно проговорила Эстер, сделав попытку отодвинуться от Билла. Но осталась на месте, уже споря не с ним, а сама с собой. Его провоцирующая близость, пронзительный взгляд голубых глаз, которые, казалось, проникали в самую душу, его великолепно очерченный рот с подрагивающими уголками губ, рука, легко лежавшая на ее колене, — все это не столько отталкивало, сколько влекло к себе.

— А теперь, Эстер, о главном, — сказал он мрачно. — Вы знаете, и я знаю, как у нас хорошо получается, когда мы… вместе. Более того, не будет преувеличением сказать, что наши руки тянутся друг к другу, если мы оказываемся рядом. Вы, правда, называете это временным помутнением разума, отклонением от нормы, глупостью или как там еще? Утверждаю, что ваши губы, когда я их целую, становятся податливыми. Да и не только губы, но и грудь реагирует на мои прикосновения. Если вы сомневаетесь в этом, я могу доказать это хоть сейчас.

И он перешел к действию. Уильям положил руки ей на плечи, потом опустил ладони и накрыл ее грудь. И все стало происходить так, как предрекал обольстительный мужчина. Эстер почувствовала, что напряглась грудь, набухли соски, натягивая невесомый ажур лифчика. Их дыхание слилось, когда он стал ласкать ее и целовать. Стало бессмысленным отрицать очевидное.

Она еще попыталась убедить себя, что случившееся с ней вовсе не реакция на физическую близость с Биллом, а запоздалое сочувствие к его рассказу о тяжелом детстве, но стоит ли лукавить с самой собой? Ласки были приятны, и тело честно призналось в этом, пока ум искал оправдание.

— Ну что, нужны еще доказательства? — Глаза Уильяма были полуприкрыты, его дыхание обжигало ее щеку.

— Нет, — прерывисто дыша, призналась Эстер. — Вы действительно можете быть неотразимо милым, если захотите. Это правда. Но я уже один раз столкнулась с подобным качеством, и последствия для меня оказались просто трагическими.

Билл ревниво прервал ее.

— Да разве он мог поцеловать вас вот так?

Молодая женщина ответила не сразу. Но ответила и, как всегда, постаралась быть честной.

— Нет, так он не умел.

Самоуверенный собеседник настаивал на еще большем признании:

— Те былые поцелуи не могли быть столь сладостными… — Ну что он к ей пристал! Черт возьми, ему-то что за дело? — Не понимаю, почему мисс Олдфилд дала свое согласие пойти с мистером Патриком Керром под венец?

Его неосторожная фраза вернула Эстер на грешную землю.

— А вот это вас не касается!

— Э, нет! — настаивал Билл. — Касается, еще как касается!

И вот тут Эстер всерьез разозлилась. Она заговорила быстро, нервно.

Уже не следя за собой, обличала былые связи своего несостоявшегося героя мистера Картера, его эгоизм, самонадеянность и прочее, прочее, прочее.

— Эстер, — попытался прервать ее вконец обескураженный обличениями мужчина. — Я же не сказал вам ничего обидного, а вы готовы расцарапать меня, как взбесившаяся кошка.

— Вовсе нет!

— К сожалению, дорогая, да. И вам это явно не к лицу.

— А что бы вы хотели услышать от меня в подобной ситуации?

Но надо прекратить этот бессмысленный разговор и выйти из создавшегося положения, не потеряв лица.

— Благодарю вас, сэр, это был замечательный вечер, вы оказали мне великую честь…

Билл укоризненно покачал головой.

— Не надо пустых слов. Как долго вы собираетесь подобными выступлениями скрывать истинное положение вещей?

— О чем это вы?

— Вы занимаетесь самообманом, — ледяным тоном проговорил Картер. — Кстати, все мои многочисленные подруги, о которых вы так любезно напомнили, существуют только в вашем воспаленном воображении.

— Ну ясно! Вы же невинный агнец, целомудренный девственник. Женщин вообще в вашей жизни не наблюдалось, как я погляжу.

— Нет, я, конечно, не святой. Но и не плейбой, как вы изволили намекнуть. Я не гуляка и не кутила. Почему вы думаете обо мне так плохо?

— А что прикажете мне думать? Даже ваша любящая сестра заявила, что все девушки, попадающие в орбиту вашего внимания, только и мечтают попасть в вашу постель. Мнение Рут Эванс получило убежденное подтверждение.

От последней фразы Уильям явно не был в восторге.

— Поберегите мою стыдливость. Я, если признаться, весьма разборчив в данном вопросе.

— О! Ваша скромность просто обезоруживает, — притворно изумилась Эстер.

В своем желании обидеть друг друга соревнование выиграл все-таки мужчина, сказав как бы между прочим:

— По-моему, мисс Олдфилд пытается меня убедить, что мистер Керр был ее первым и, конечно же, единственным мужчиной…

А мисс Олдфилд совершенно растерялась от новой бестактности этого человека и только смогла вымолвить:

— Мне пора спать!

— Хорошо, — легко согласился Билл. — Меня осенило: значит так, старомодная девица с таким старомодным образом мышления касательно любви и брака, столкнувшись с человеком, который смотрит на все это гораздо проще и циничней, боится повторения не лучших минут недавнего прошлого. Это же так естественно!

Эстер только и нашлась сказать:

— Зачем вы говорите мне это?

— Отвечу. Ваше положение болезненно, но поправимо. Вы редко встречали мужчин умнее вас, так? Вы никогда не восставали против невероятно завышенных требований вашего отца, угадал? Неудовлетворенность копилась, сверстников удивляла и обижала ваша неуступчивость, и вы оказались в ссоре не с ними, а с самой собой. Признание ваших профессиональных способностей лишь усугубило пустоту на личном фронте. Вы заковали свой природный темперамент цепями принципов… По-моему, я близок к разгадке. Верный диагноз — залог успешного лечения болезни.

Довольный своими психоаналитическими талантами, мужчина просветленным взором уставился на «больную». А та, застигнутая врасплох его разгадкой, притихла, пытаясь сообразовать услышанное с правдой своей жизни. И тут услышала его тихую просьбу, высказанную с врачебной мягкостью:

— Расскажите мне о Патрике Керре. Как познакомились? Как развивались ваши отношения?

Эстер, сама себе удивляясь, откликнулась на его призыв к разговору.

— Он, пожалуй, красив, умел быть очаровательным, а может, мне это просто казалось. Влюбилась. А впрочем, и это, возможно, только показалось. — Эстер немного помолчала, но, в сомнении пожав плечами, решительно продолжила: — Я решила следовать путем, предначертанным мне отцом, то есть считала необходимым сначала получше узнать его… потом обручиться… а потом…

Внезапно молодая женщина замолчала, внимательно рассматривая свои ногти.

— То есть вы были намерены сначала выйти замуж, а потом уже все остальное? — Эту фразу Билл Картер произнес с какой-то мягкой осторожностью. — То есть свадьба должна была стать тем, что называют «белым супружеством»?

— Да, именно так, — уныло подтвердила Эстер.

— Ну, и сколько он выдерживал подобную пытку?

— Если то, о чем я позднее узнала, правда, то он в течение всего срока нашего обручения гулял направо и налево.

— И, как вы думаете, почему он вдруг пустился во все тяжкие в такой ответственный момент собственной жизни?

Свой вопрос Билл задал с весьма мрачным видом. Откинув голову назад, Эстер вздохнула.

— Дело в том, что Патрик Керр очень амбициозен, а я… я к тому времени стала весьма состоятельной, неожиданно получив крупное наследство. Моя независимость стала раздражать его. Так мне, во всяком случае, это видится сейчас. В последнем разговоре он во всем обвинил меня, а о себе говорил как о человеке, который был просто вынужден искать утешения на стороне. Пожалуй, из всего произошедшего эта часть самая обидная. Если накануне свадьбы человек вел себя так, что меня могло ждать с ним в будущем? И дело тут вовсе не в «белой свадьбе».

— Больше чем уверен, вы до сих пор корите себя за допущенную тогда, на террасе, слабость, — неожиданно прокомментировал услышанное Уильям.

— Возможно. Но изменить себя в этой сфере — выше моих сил. Я понимаю, что мне не раз еще предстоит сразиться с носителями иной морали, не той, которую отец методично вбивал в голову дочери, на счастье или на несчастье — это вопрос другой. Каждая такая встреча чревата для меня бедой.

— И как только папаше удалось справиться с такой умницей дочерью, за которую ему бы только и благодарить Всевышнего?

— Он не раз бывал озадачен. К слову, я страшно удивила отца, когда твердо заявила, что буду экономистом.

— Могу легко себе представить! И он помогал вашей карьере?

— Не особенно… И уже по завершении обучения, кстати, с весьма неплохими результатами…

— Об этом я наслышан, — перебил ее он.

— Кто же это так расстарался в мою пользу? — поинтересовалась Эстер.

— Джон Коллинз. Пожалуйста, продолжайте.

— Так вот, отец по окончании курса поздравил меня, но не примкнул к числу восторгавшихся моим умом, а не преминул уколоть замечанием о том, что карьера женщины всегда проблематична, ей, мол, предопределен другой путь.

— А продолжил сомнительное дело вашего воспитания, насколько я могу понять, Патрик Керр… Господи, да вы просто бедная малышка!

Эстер молчала, прикусив губу.

— И как же все-таки у вас произошел разрыв?

— Я узнала, что он был близок с другой женщиной. Естественно, узнала последней. Хотя были определенные признаки, по которым я должна была бы догадаться… если бы была поопытнее в подобных делах. Порвала с ним. Он умолял все забыть, простить его и не отменять венчания — я не смогла.

— И это был последний ваш разговор с ним?

— Практически да, до того самого вечера…

Эстер оборвала себя на полуслове.

— До того самого вечера, когда он увидел нас вдвоем?

— Да…

— Ну и что же он сказал?

— Как ни странно, предостерег меня в отношении вас!

— Это действительно странно, потому что я с ним ни разу в жизни не встречался.

— Ваша репутация опережает вас, — иронично высказалась молодая женщина.

— Ну, не мне об этом судить. Я думаю, что все обстоит гораздо проще — ему не нравится сама мысль, что вы можете принадлежать кому-то, кроме него.

Эстер бросила на собеседника быстрый взгляд.

Жаль, что, поддавшись чарам новоиспеченного психоаналитика, она выболтала больше, чем хотела. Пора прекращать этот бессмысленный разговор, где что ни фраза — болезненный укол.

— Признайтесь, Эстер, вы, видимо, чтобы поддразнить это ничтожество, стали доказывать ему, что вас безумно влечет ко мне или что-нибудь в этом роде.

Она вспыхнула.

— Неужели вы можете так плохо думать обо мне?

— Да что вы, совсем наоборот! Наверное, и надо было его поддразнить.

— Но это ведь неправда по сути!

— Какая разница? Главное, что это свидетельствует в пользу вашего темперамента и… кто знает, может быть, так и будет уже в недалеком будущем. Не скрою, что для этого понадобятся серьезные усилия с моей стороны.

Эстер быстро поднялась. Встав рядом, Билл посмотрел на нее сверху вниз и заявил спокойно, взвешенно:

— Вы великая путаница, мисс Олдфилд.

— Вы говорите со мной как с несмышленым ребенком.

— Разве? А я и впрямь подмечаю в вас иногда нечто на редкость инфантильное. Эстер, вы красивая, умная девушка. И вам, без сомнения, нужен мужчина, который сумеет наставить вас на путь истинный и позволит вам сформироваться как личности. А теперь спокойной ночи, дорогая.

Эстер разочарованно присвистнула, повернулась на каблуках и твердым шагом покинула место их долгой словесной баталии.

Заснуть ей удалось не скоро. Долго ворочалась, часто просыпалась и наутро, уже второй день подряд, чувствовала себя разбитой и совершенно невыспавшейся.

Ну и что ты себя здесь мучаешь, милая Эсти? — спрашивала она себя. Уехать? Но как? Плюнуть на все и разорвать отношения? Но это бы значило распроститься с прекрасной престижной работой. Пресечь всякие неслужебные разговоры с ним? Не получится… Но неужели этот человек прав и она действительно инфантильна сверх всякой меры? Тогда в какой-то степени был прав и отец, и Патрик Керр. Каждый, конечно, по-своему.

Как уберечь себя от мрачных мыслей? Надо быстро встать! Встала. Быстро в душ! Приняла и душ. Одеться во что-то простое, немного легкомысленное. Подойдут на сегодняшний день белые шорты и блуза до колен. Своевольные волосы перехватила скромной белой лентой. Чуть подвела глаза и подкрасила губы. Все! Можно идти. Что-то ей готовит наступивший новый день?

Билл пришел раньше и уже доедал яичницу с беконом. Вид у него был свежий, беззаботный. Человек явно хорошо выспался и теперь весь — воплощение жизнелюбия и оптимизма. Но до чего же красив этот мужчина! Впрочем, такие мысли до добра не доведут. Если уж иметь с ним дела, то только служебные.

— Мистер Картер, чем мы займемся сегодня? Мартин и София уехали. Висит угроза наводнения. Неужели даже в таких обстоятельствах вы по-прежнему собираетесь продолжать знакомить меня с отдаленными объектами вашей собственности?

Эстер взяла вареное яйцо и строго взглянула на Уильяма.

— Как вы себя чувствуете, мисс Олдфилд, в это прекрасное утро? — с насмешливой вежливостью поинтересовался тот. — Я вынужден огорчить вас — до конца недели мы не сможем и носа высунуть отсюда.

Вот это новости!

Позже они сидели вдвоем в кабинете. Билл Картер белозубо улыбался, разместившись за письменным столом, а гостья стояла около окна, из которого открывался вид на чудесно ухоженный, хотя и совсем небольшой по размерам парк. Вообразить только — какая красотища существует где-то у черта на куличках, среди сжимающегося кольца безлюдной и бесплодной пустыни.

— Да не волнуйтесь вы, мисс Олдфилд, мы и здесь прекрасно проведем время. Передвигаться сейчас на любом виде транспорта просто опасно. Я постараюсь красочно рассказать вам обо всех объектах, и вы легко представите их себе. Так что, думаю, удастся плодотворно поработать.

— Знаете что, мне надоел этот фарс. — Эстер подошла к креслу, стоящему перед письменным столом и села. — Вы не могли бы устроить так, чтобы мое задержавшееся в детстве «я» смогло возвратиться домой?

— Фу, как вы нескладно это сформулировали…

— Разве не вы говорили о «некоторой инфантильности». Я употребила другое словосочетание. Какая разница?

— О, разница есть, и весьма существенная. Если человек задержался в детстве, то это автоматически предполагает наличие детского эгоизма, трудностей переходного периода и тому подобное. А инфантильность, в том смысле, в каком употребил слово я, предполагает лишь наличие излишней наивности, старомодности в критериях нравственности. Я не имел в виду ничего обидного для вас. Просто вы такая, какая есть — со своими плюсами и минусами.

Эстер внимательно посмотрела на него.

— Вы сами верите в то, о чем только что сказали?

— Ну а как еще можно оценить женщину, которая отказала в близости мужчине, которого сама выбрала себе в мужья?

Бескомпромиссная четкость формулировки огорошила собеседницу:

— Я… я… впрочем, ладно. Признаю, что вела себя старомодно, действовала с излишним упрямством… Ну да дело прошлого.

— Не уверен, — изрек Уильям задумчиво. — Сюжет будет завершен, когда вы перестанете в душе сожалеть, что подвенечный наряд так и не был использован по назначению.

— Кто… — зло заговорила Эстер.

— Кто — кто? — перебил он. — Естественно, София! Она дала мне некий совет, когда я утром разговаривал с ней по телефону. София подсказала мне, что девушка, прошедшая через подобные испытания, нуждается в особенно чутком и деликатном обращении.

Ну что тут скажешь! Снова несносные люди за ее спиной решают вопросы ее личной жизни!

— А в какой связи София сказала вам это?

— Да ни в какой! Я же сказал вам, что моя сестра человек добрый и вовсе не плохой. Только по временам у нее немного едет крыша.

— По-моему, все в вашем семействе не без сдвига.

— Это нехорошо… для вас. Ну, в том смысле, что, видимо, неприятно сознавать, что вы так сладко целовались с сумасшедшим.

Эстер попыталась что-то сказать, но Уильям дал понять, что еще не высказал главного.

— Вижу, мои слова вызывают у вас яростное сопротивление. Но так ли уж я одинок в своем мнении? Примерно так же по обсуждаемому вопросу высказались: моя сестра, которую, конечно же, удобней счесть сумасшедшей; ваша подруга Рут Эванс, эту можно причислить к разряду экзальтированных болтушек. Сюда же, как ни странно, попал и ваш бывший суженый с манерами бродячего пса. Кстати, не могли бы вы объяснить, почему, если вы считаете его безнравственным типом, его суждения обо мне приняты вами на веру?

Теперь она изучающе посмотрела на Билла Картера. Тот, чувствуя интерес собеседницы, продолжил:

— Кстати, к тем плюсам в моей характеристике добавлю еще штришок. Ведь это я обеспечил вас клиентурой Томпсона. Джон Коллинз только заикнулся об уходе Томпсона и новом молодом работнике — я тут же заочно проголосовал за вас…

— Что вы хотите этим сказать? Что вы мой благодетель? А, кстати, почему вы приняли предложение Коллинза?

— Потому что этот трепач как-то в порыве откровенности заявил, что вовсе не жалеет об уходе вашего пенсионера, так как вместо него появилось существо новое, молодое и крайне перспективное. Вот мне и захотелось познакомиться с этим феноменом. Кстати, Коллинз не сказал мне, что речь идет о женщине. Только дал понять, что стоит прибегнуть к помощи этого юного дарования.

Эстер была искренне удивлена. А похвала, хоть и высказывалась в причудливой форме, в глубине души порадовала. Все-таки странный человек… О чем она не преминула заявить ему:

— Все-таки, мистер Картер, вы странный человек.

— Пусть так, но обещайте мне никуда не рваться до конца недели. Из Вестклиффа, Эстер, к сожалению, нельзя взять и уйти просто так.

— Если я приму решение покинуть это место, то тем или иным способом добьюсь его выполнения, — заверила Эстер.

— Браво, — пробормотал Билл, и в его глазах опять загорелся уже знакомый ей огонек.

Да, странный человек. Но что-то в нем есть, кроме настораживающей самоуверенности, — во-первых, умен, во-вторых, красив… О Боже, спаси от этих мыслей! — взмолилась Эстер.