Они студентами были (СИ)

— Я тоже тебя… вас поздравляю — а вот Валентин выглядел совсем по-обычному. — Прости, мы не успели даже цветов купить.

— Да ну, глупости! Вы ведь до конца с нами побудете? — Настя уже мысленно переигрывала план кафешного застолья: по идее, проблем с тем, чтобы посадить двух лишних человек, возникнуть не должно.

— Извини, не получится, — Серый говорил ей, а смотрел на друга, только на друга, у которого будто язык отнялся. — Мы просто хотели вас поздравить.

— И поэтому отмахали шестьдесят километров? — не поверила новобрачная.

Одногруппник молча пожал плечами.

— Нам пора, — Валентин словно уговаривал товарища покинуть умирающего или тяжелобольного.

— Да, пора. Счастья, Олежа.

— И любви.

— Спасибо, — хрипло поблагодарил Олег. Прочистил горло и повторил: — Спасибо, други. Всё будет, вот увидите.

Пересматривая эпизод внутренним взором, Настя никак не могла избавиться от ощущения, что не до конца понимает заложенный в нём смысл. Будь Серый кем-то иным, можно было бы решить, что он банально ревнует женившегося приятеля. Вот только не существовало для этого человека большей радости, чем видеть Олега счастливым, а значит, дело было в другом, совсем в другом.

***

В подарок на Новый год Настя получила сотовый телефон: предстоящие месяцы грозили длительным расставанием, поэтому любящий супруг желал иметь с беременной женой канал оперативной связи. Тридцатого числа Олег привёл её в магазин электроники, с восточной щедростью взмахнул рукой у стеллажа с мобильниками: — Выбирай любой, — и Настя стала обладательницей серебряной раскладушки LG, укомплектованной камерой и двумя экранами. Удивительно, но муж без лишних слов купил приглянувшуюся жене модель, хотя раньше обязательно попытался бы предложить что-то своё. Зато в процессе покупки телефонов для него и друзей спор разгорелся нешуточный. К обсуждению пришлось привлечь второго продавца-консультанта, потому как первый откровенно терялся с ответами на каверзные вопросы придирчивых клиентов. В итоге же игравший роль немого зрителя Валентин несмело тронул Серого за локоть: — Серёж, а, может, этот? — и указал на «кирпич» Nokia 3310. Спорщики замолчали, коротко переглянулись.

— Устами младенца, — ровное настроение вернулось к Олегу мгновенно, словно решение было принято давным-давно, а весь балаган устраивался исключительно ради развлечения.

— Три штуки у вас будет? — уточнил Серый у продавца, на что тот обрадованно закивал.

Вот так трое друзей и обзавелись простенькими тёмно-синим, серым и белым мобильниками.

«Когда он почти перестал спорить со мной? Когда я сказала, что жду ребёнка? Или раньше?»

Не вспоминается, слишком много всего случилось.

***

Беременность протекала поразительно легко. Токсикоз мучил Настю лишь пару недель в первом триместре, будущее материнство не украло её красоту, а наоборот оттенило ещё больше. «Необычно, — качала головой акушер-гинеколог. — И ни отёков, ни пигментации? Повезло вам, девушка, радуйтесь».

Они все говорили: «Радуйся». Тому, что замужем за любимым человеком. Тому, что у вас практически отдельная жилплощадь, за которую не нужно платить. Тому, что супруг и два его товарища с тебя пылинки сдувают. И Настя радовалась бы, да только гормональная перестройка организма сделала её мнительной, слезливой и очень чувствительной к мелочам. Уже на последних сроках она порой просыпалась среди ночи с твёрдой уверенностью: Олег её не любит. Он с ней ради ребёнка, вообще весь этот фарс ради ребёнка… Тут Настя начинала плакать, и муж возвращался с балкона, где методично добивал сигаретную пачку.

— Настён, ты чего?

Она мотала головой, не отвечая.

— Ну, всё, всё, успокаивайся. Сделать чаю?

Нет, ей не нужен был чай. Ей срочно требовалось, чтобы на любой из её беременных взбрыков супруг отреагировал как раньше: спором, ссорой, но только не бесконечным терпением скрытого равнодушия.

— Вы больше не ругаетесь, и поэтому ты считаешь, что ему на тебя плевать? — даже по телефону было слышно крайнюю степень маминого удивления. — Доча, не сходи с ума. У тебя золотой муж, радуйся.

Опять это «радуйся». «Вы не понимаете! — хотелось закричать Насте. — Я сто раз говорила ему, что он меня не любит, только это всё была неправда. Он любил, потому и делал мне добро, как считал нужным, не спросясь моего мнения. А теперь — нет».

Впрочем, здесь она преувеличила. Были один или два случая, когда Олег хмурился на неё в своём прежнем стиле. К примеру, в феврале после ГОСов молодая семья и их приятель заглянули в продуктовый магазин по дороге до общежития. С самого утра гордо носящей небольшой, но характерный животик Насте хотелось чего-то этакого, и ассортимент алкогольной стойки помог ей чётко определиться с желанием.

— Я пива хочу, — будущая мать совсем не ждала от себя такого выверта. Она и до беременности не уважала хмельной напиток, а уж после строжайшее вето было наложено на любой алкоголь в принципе.

— Настюха, не дури, — помрачнел муж. — Тебе нельзя.

— Я знаю, только хочется — ужас как.

Олег посуровел ещё больше.

— Так, ну-ка пошли отсюда, — он твёрдо подхватил раскапризничавшуюся супругу под локоть.

— Купи ей, — пожалуй, впервые со времени свадьбы Серый вмешался в семейную жизнь друга. — Она не за себя хочет.

— Думаешь? — Олег ещё сомневался: складка между густых бровей никак не желала разглаживаться.

— Знаю. Мама, когда беременная ходила, мелки грызла, как леденцы. Отец специально за ними на карьер ездил.

— Не, ну мел — это понятно. Это кальций. А пиво?

— В пиве тоже какие-то витамины, группы B, кажется.

— Ого! И чего ты тогда вечно зудишь про «вредно»? — Олег подошёл к прилавку: — Ноль-пять «Хейнекена», пожалуйста.

Настя сделала всего один жадный глоток холодного напитка и поняла: хватит. Больше ей не нужно.

— Допьёшь? — она протянула бутылку мужу.

— И всё ради этого? Допью, конечно. Серёга, будешь? Как инициатор покупки.

— Обойдусь, — Серый и до этого не отличался краснобайством, а тогда стал совсем немногословным. Зато Олег беспечно болтал за двоих, словно хотел сгладить впечатление от лаконичности друга.

Что такого у них могло случиться?

«Странно, раньше мне почему-то думалось, будто Серый один в семье. Хотя, если разобраться, то я вообще мало о нём знаю. Вроде бы мы с Олегом обо всём на свете разговариваем, но эта тема всегда задевается по самому краешку. Даже про Валю мне известно больше».

***

Защита диплома оказалась нестрашной формальностью. Или комиссия просто пожалела находящуюся на последнем месяце студентку? Так или иначе, но вволю покричав после сдачи «Я инженер!», Настя через день уехала под мамино крылышко: рожать. Обратно в студгородок она вернулась лишь полгода спустя, в январе, хотя родители уговаривали подождать до марта.

— Мам, там же Олег совсем один. Мы ему нужны, — после разрешения от бремени сомнения в чувствах мужа казались надуманной нелепицей.

«Гостинка» всё так же была в распоряжении молодой семьи: Олег играючи сдал экзамены в аспирантуру, сохранив за собой право на общежитие. Настя не могла не удивляться феноменальной работоспособности мужа. Он умудрялся вести лабораторные в универе, трудиться на стезе монтажа коммуникационных сетей и вдобавок выкраивать время на общение с дочерью, Еленой Прекрасной, как называл её в шутку. А вот Леночкина мама порой чувствовала, что катастрофически не справляется с обязанностями домохозяйки. Только сейчас она поняла, насколько ценно присутствие бабушки, но не выписывать же Олегову тёщу на тридцать квадратных метров? Приходилось выкручиваться самой, и тут помощь пришла совсем с неожиданной стороны.

Начало положили гитара Серого и его магическое умение заговаривать всяческие детские болячки. Дальше — больше: выяснилось, что у Валентина есть сестрёнка всего на год старше Лены, поэтому он тоже имеет представление о маленьких детях. Два друга ненавязчиво подменяли Настю, когда той становилось совсем туго, откладывая любые свои дела по первой же просьбе.

— Счастливая ты, Настюха, — с некоторой завистью говорила Маргоша. — Вышла замуж за одного, а отхватила целый гарем.

Как ни льстили слова подруги, отвечать следовало скромно: — Ой, ну какой гарем? Мне вообще неудобно: я, наверное, плохой матерью в глазах окружающих выгляжу, если с моим ребёнком друзья мужа возятся.

— Неудобно по льду на шпильках ходить, — наставительно парировала Марго. — Поэтому не обращай внимания, кто о чём думает, и радуйся своей удаче. Дочка крепенькая, внешность у тебя после беременности — Джоли позавидует. Да ещё и трое парней вокруг вас обеих на задних лапках бегают. Вспомни только, как они к тебе в роддом приезжали.

Настя опускала глаза и старалась не улыбаться чересчур самодовольно. О да, такого их провинция не видела вообще никогда. Три товарища примчались повидать новоиспечённую мамочку уже на второй день после родов. На свидание их, правда, не пустили строгие медсёстры, зато потом всё родильное отделение смогло насладиться часовым импровизированным концертом под окнами Настиной палаты. Собственно, тогда и было развеяно последнее сомнение в любви Олега. Как думалось — навсегда.

— Олег, скажи, где вы обедаете, когда на объектах работаете? — вопрос пришёл неожиданно, во время вечернего чая. Леночка сладко сопела в своей кроватке, а её родители вполголоса разговаривали за столом. — Там же столовых нет, наверное.

— Ты что, какие столовые! Ссобойки берём.

— Ссобойки? Погоди, я же тебе их не готовлю.

— Так Серый готовит. И на себя, и на меня, — Олег не видел в этом ровным счётом ничего предосудительного, зато Настю сообщение покоробило. С дочкой посидеть — Серый, обед приготовить — Серый, а она тогда здесь зачем?

— Слушай, давай теперь я стану тебе тормозок собирать.

— На фига? — удивился муж. — Какая разница, если Серёге в любом случае себе делать?

— Такая. Ты, извини, на ком женился?

— Я, извини, женился не ради ссобоек. Не ты ли жалуешься, что сильно устаёшь? Зачем тогда ещё работу себе придумываешь?

Настя показательно надулась, но всё же чуточку была рада: разговор получился досвадебным, настоящим.

Однако брать на работу женины обеды Олег так и не стал.

***

Леночка завозилась в кроватке — вот-вот проснётся, а значит отдых закончился. Сейчас нужно будет её кормить, потом успеть посадить на горшок, потом что-то поесть самой. Знать бы, во сколько вернётся Олег и станет ли ужинать. И почему он не звонит?

— Я же телефон забыла на зарядку поставить!

— Ма-а!

— Иду, родная, — умилительный вид сонной дочки напрочь заслонил собой образ молчащего мобильного.

Как и обещал, вечером пришёл Валя.

— Ты ужинал? У меня суп почти готов.

— Спасибо, только я сегодня тоже готовкой озадачился. Ну что, Ленчик, ты умницей была?

Краем уха прислушиваясь к возне дочери с гостем и выбравшимся из тайного укрытия Джорджем, Настя закончила кашеварить и занесла с балкона охапку высохшей детской одежды. Ворох вещей сработал для Валентина напоминанием.

— Насть, я всё забываю одну штуку тебе рассказать, — он чуточку замялся. — Моя мама давно предлагает передать для Леночки некоторые Динины одёжки. Они с отчимом понакупили всякого, а Звоночек взяла и выросла прежде, чем на неё всё успели перемерить. Ты как, не возражаешь?

Настя задумалась. С одной стороны, их семья не бедствует, чтобы по друзьям и соседям гуманитарную помощь собирать. Но Лена тоже растёт, ей нужны вещи большего размера, которые надо покупать. Для чего требуется ехать в центр, в магазины, а времени и так ни на что не хватает.

— Не возражаю, — решила Настя. — Надеюсь, Олег тоже не будет против.

— И я надеюсь, — тепло улыбнулся Валентин. Чирикающей с котом Леночке или своим мыслям? — Елена Олеговна, зачем вы таскаете Джорджа за хвост? Ему же больно.

Валин мобильник заиграл, когда тот уже стоял на пороге, собираясь уходить.

— Валюха, ты, случаем, не у нас в гостях? — долетел до Насти громкий вопрос Олега.

— У вас, а что?

— Будь другом, передай Настёне трубочку.

— Сейчас, — Валентин протянул сотовый хозяйке дома. — Это тебя.

— Алло?

От раздавшегося из динамика гневного рыка ненадолго заложило уши.

— Анастасия, ёксель-моксель, что у тебя с телефоном? Какого лешего я весь день не могу до вас дозвониться?!

— Он разрядился, — у Насти задрожали губы. Ну, опять забыла, со всяким бывает. Зачем же сразу кричать?

— Так поставь на зарядку. Немедленно, — зло приказал муж.

— Да, да, уже, — где этот чёртов шнур? — Ты во сколько придёшь?

— Не знаю, — выплюнул Олег. — Всё, отбой.

На заднем фоне послышалось негромкое «Погоди», в трубке что-то зашуршало, и другой — спокойный — голос сказал: — Привет, Настасья.

— Привет, — она постаралась не шмыгать носом. Вот проводит гостя, уложит дочку спать и вволю наревётся в ванной.

— Видишь ли, у нас тут такое дело. Один особо умный товарищ полез на леса без подстраховки, загремел вниз и сломал ногу. Мы полдня промыкались с ним по больницам, а работа, естественно, стояла. Поэтому сегодня трудимся до победного конца, чтобы завтра выходить не пришлось. Ты Елену во сколько баиньки отправишь?

Настя посмотрела на часы: девять вечера.

— Где-то через час. Пока искупаю, пока то да сё.

— Набери нас перед тем, как сказку ей читать, хорошо?

— Хорошо.

— И сама ложись. Интуиция мне подсказывает, что вернёмся мы неприлично поздно.

— Ладно, — надо же, а плакать больше не хочется. — Удачи вам.

— Спасибо. Всё, до связи. Хотя нет, погоди. Тут ещё Олежа добавить желает.

В динамике снова зашумело.

— Настюх, — намного уравновешеннее сказал муж, — ты не обижайся. Мне просто и так все нервы сегодня вытрепали.

— Не обижаюсь, — Серый Волк, сказочная зверюга, каким чудом ты сумел утихомирить буйный нрав Олега-богатыря? Уж не тем ли самым, каким заговорил слёзы Настасьи-красы?

— Ты звони, я буду ждать.

— Обязательно позвоню.

— Ну, тогда услышимся. Люблю, целую.

— И я тебя.

Настя протянула замолчавший мобильный его законному владельцу.

— Валь, ты, случаем, не в курсе, как у Серого это получается?

Валентин не стал просить конкретизировать расплывчатое «это».

— Трудно объяснить, — сделал он неопределённый жест. — Но у нас с тобой фокус не пройдёт, можешь мне поверить. Спокойной ночи.

— Тебе тоже.

Джордж ушёл в ночь вместе со своим человеческим любимцем, оставив хозяек дома одних. Довольная вечером дочка послушно перенесла процедуру купания и укладывания в постель, пора было звонить отцу и мужу. «У нас с тобой фокус не пройдёт», — Настя вынула штепсель зарядного устройства из розетки. Интересно, пустят ли её хоть когда-нибудь в святая святых этой дружбы? «Вряд ли: система идеальна, третьему — жене, дочери, да кому угодно — сюда не встроиться». Номер Олега — быстрый вызов на второй кнопке. «Но я всё-таки попробую с ним поговорить. В конце концов, это неприлично, когда друг преуспевает там, где пасует законная супруга».

========== Глава пятнадцатая, в которой повествуется о начале семейной жизни Олега Воеводы ==========

Моя драма в том, что я живу с тем, кого я не люблю, но портить ему жизнь считаю делом недостойным.

М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

Что ж, теперь Олег знал, как умудряются жить вместе семьи, в которых завяли цветы любви. Рецепт оказался прост: реже оставаться тет-а-тет и держать при себе ценное мнение относительно всякой бытовой ерунды. В принципе, если б не характер, то при таком раскладе даже он смог бы нормально прожить с Настёной до старости. Умница и красавица жена, лапочка дочка, налаженный, отдельный от родителей быт — соблюдены все условия для долгого, счастливого брака. «Все, кроме главного. Можно вместо штампа „любовь“ обозвать эту штуку „пониманием“, „совпадением“, „телепатией“, но я, чёрт возьми, всегда хотел от отношений именно её, а не сраных мотыльков в кишках. И наивно полагал, что получу по умолчанию, стоит лишь выбрать идеально подходящую для меня девушку. Итог печален: девушка нашлась, синхрон отсутствует». Вот почему, когда Воевода Олег Святославович на вопрос сотрудницы ЗАГСа: «Согласны ли вы взять в законные супруги Лебединскую Анастасию Петровну?» — отвечал «Согласен», то клялся не в шелухе про «в болезни и здравии, в бедности и богатстве». Он мысленно обещал сделать всё от него зависящее, чтобы жена и будущий ребёнок ни в чём не нуждались все те годы, которые они втроём проживут в качестве семьи, ни дальше.

Если разматывать ниточку воспоминаний с самого начала, то первыми на ум придут три недели перед свадьбой. Владевший тогда свежеиспечённым женихом нервно-весёлый кураж до рези в глазах обострил контраст между Олегом и его лучшим другом. Серый превратился в собственную тень — даже во время случившегося весной переезда в город он и то выглядел живее. Уточнять причину не требовалось: Серёга поедом себя ел за августовский случай, мелким камушком обрушивший лавину неожиданных откровений, надёжно похоронившую наполеоновские планы о «жили долго и счастливо».

— Слушай, да всё нормально. Нет никакой трагедии.

До свадьбы оставался день — следующим утром жених, невеста и свидетели уезжали в Настин родной город. Оставив будущую супругу собирать кота и сумки, Воевода втихаря сбежал повидаться с жителями комнаты 407/4.

— Ты кому врёшь сейчас?

Наверное, дело в освещении кухонного закутка. Лампочку они, что ли, поменяли? Раньше Олег ни разу так явно не замечал: у Серого пыльно-русый цвет шевелюры вовсе не от природы, а из-за полезшей ещё в школе ранней седины.

— Вот в такие моменты я серьёзно жалею о том, что мы настолько хорошо знаем друг друга, — образ бесшабашного пофигиста слезал старой змеиной кожей, и Воевода бросил попытки его удержать. — Давай тогда хотя бы чайком злоупотребим, с булочками.

— Булочки с корицей, — внёс важное уточнение Валентин, успевший освидетельствовать содержимое принесённого гостем пакета. «Тоже переживает, по глазам видно. Интересно, только за Серёгу или?..»

— Или, — вслух ответил лучший друг. — Хорошо, пусть сначала будет чай с булочками.

— А потом? — насторожился Олег.

— А потом я ещё на несколько минут украду тебя у невесты.

— Дверь закрыта? Впрочем, неважно, — Серый опёрся одной ногой на край бывшей Воеводиной кровати. Снял с верхнего яруса гитару, удобно разместил инструмент на колене и выдержал короткую паузу, сосредотачиваясь.

— Когда-то ты, мой друг, заказывал одну песенку. Прости, что я так сильно затянул исполнение твоего пожелания.

Empty spaces what are we living for

Abandoned places — I guess we know the score

On and on, does anybody know what we are looking for?..

Серый почти никогда не пел от своего имени — он исполнял песни, оставляя крохотный зазор между собой и лирическим героем. Именно поэтому его было не заставить выступать на сцене: чтобы избежать халтуры, там требовалось выворачиваться перед слушателями наизнанку. Слишком несоразмерная цена за пять минут славы. Но сегодня настал тот горький день, когда сквозь мрак и боль словами знаменитой песни кричала сама душа Серого Волка. Шоу должно продолжаться, пока мы живы.

Гитара молчала, но казалось, будто её отчаянный плач до сих пор мечется в тесном пространстве комнаты-«трёшки».

— Волчара… — Олег бы сгрёб друга в охапку, крепко, до хруста рёбер, да только сковавший тело ступор никак не желал отпускать жертву.

Серый отрицательно качнул головой: не надо, не говори. Я знаю.

— Мне так жаль, — он невесомо коснулся струн, — что я могу помочь только этим. Безумно жаль.

— Дружище…

— Однако концерт нельзя заканчивать на столь минорной ноте. Захаров, будь добр, впусти наших задверных слушателей.

«Задверных?» — отмерший Олег обернулся к порогу. Действительно, в открытую Вальком дверь вошли их соседи из комнаты 407/1: Тоха, Колян и в этом году вселившийся к ним второкурсник Жека.

— Да мы так, рядом постояли, — Тохе было жуть, как неловко. — Очень уж ты, Серый, поёшь хорошо.

— Ага, «Квины» отдыхают, — поддакнул Колян. — Мужики, вы извините, если мы помешали.

— Это уж как маэстро скажет, — надменно сощурился Воевода.

— Пусть живут, — проявил милосердие гитарист. — Рассаживайтесь, уважаемые слушатели, у меня ещё одна песенка в загашнике имеется. Те, кто знают слова, могут подпевать на припеве.

Living easy, living free

Season ticket on a one-way ride

Asking nothing, leave me be

Taking everything in my stride

Donʼt need reason, donʼt need rhyme

Ainʼt nothing I would rather do

Going down, party time

My friends are gonna be there too

На чужой взгляд безбашенная композиция AC/DC плохо сочеталась с трагедией «The show must go on», однако для Олега они вышли идеально дополняющими друг друга. Он от души проорался «Iʼm on the highway to hell!», и в жизнь вернулась толика оптимизма.

«Мы — втроём — прорвёмся».

— На этом концерт объявляю оконченным, — гитара со всем почтением отправилась обратно на второй ярус кровати.

— Слышь, а, может, ещё пару песен? Чего-нибудь нашего, русского? — молодой, незнакомый с понятиями Жека решил, будто его мнение кому-то здесь интересно.

— Концерт окончен, — мягко повторил Серый. Такие же мягкие подушечки на лапах у тигра, вот только прячут они острые бритвы когтей.

— Пошли, Женёк, — Тоха уронил тяжёлую руку на плечо новичку, увлекая его к выходу. Более понятливый Колян уже стоял на пороге. — У нас там картофан на плите. Спасибо, что позвали, парни.

— На здоровье, — Олег закрыл за гостями дверь и с любопытством прислушался к происходящему в секции.

— Жека, на носу заруби: Серый не лабух какой-то. Он играет тогда, когда хочет, и тем, кому хочет. Пригласили тебя — сиди в уголочке и благодарно сопи в тряпочку, понял?

Воевода удовлетворённо кивнул, незримо поддерживая речь своего будущего свидетеля. Не зря тот скоро как пять лет обитает в четыреста седьмой секции.

— Воспитывают? — поинтересовался подошедший сзади друг.

— Ага. И ты построже будь: не нравится он мне — уж больно борзый.

— Попробую. Олежа, половина десятого. Тебе пора.

«Не-хо-чу», — Олег сжал зубы. Всё, приятель, закончились твои нехочухи.

— Верно, — он снял куртку с крючка. — В понедельник увидимся: расскажу, каково оно — по ту сторону ЗАГСа.

— Мы будем ждать, — за весь прощальный вечер это была вторая или третья фраза Валька… Валентина. И подразумевал он, похоже, вовсе не то, что лежало на поверхности.

***

Смешно, но единственной переменой после «дня Эс», стала страничка «Семейное положение» в паспортах молодожёнов. Даже фамилии остались прежними: Настёна не захотела менять документы, и, неожиданно для неё, Олег согласился, однако взамен потребовал карт-бланш на ношение или не ношение обручального кольца. Невесту, конечно, бартер покоробил, но скрепя сердце она признала его честным. По возвращению в студгородок изменение гражданского статуса обоих отметили шумной гулянкой в местной столовой, на чём свадебные мероприятия закончились, а семейная жизнь — продолжилась.

— Новый год где встречать планируете? — в начале зачётной недели полюбопытствовал Серый. Свершившееся бракосочетание лучшего друга по непонятной причине повлияло на него благотворно, вернув глазам блеск, а скулам — сглаженность линий.

— К моим поедем, знакомиться поближе. Предупреждая следующий вопрос: билеты я купил.

— Похвальная предусмотрительность. Поведёшь супругу по местам боевой славы?

— Э-э, думаешь, надо? Я бы предпочёл, чтобы она сохранила обо мне хоть толику хорошего мнения.

Выстукивавший по клавиатуре Валёк заинтересованно навострил уши.

— Надо, надо. Розовые очки — убийцы благополучного брака.

— Принципиальная ты личность, Серёга. Я ещё шесть лет назад раскаялся, что на ту горушку полез.

— Ещё бы ты не раскаялся, после месяца-то в гипсе.

Тут Валюха не утерпел: — А что там случилось? На горушке?

Олег состроил непроницаемую мину: от меня ты про этот позор не услышишь. Зато Серый не собирался щадить ничьё самолюбие.

— Наш общий друг как-то решил, что он мегакрутой лыжник — хоть завтра на Олимпиаду. Дабы подтвердить это звание, Олежа устроил скоростной слалом с самой опасной из найденных нами горок. Результатом стали перелом ноги, вывихнутое плечо и разбитый в щепки спортинвентарь.

— А ещё два часа ада, за которые Серёга вытаскивал меня на трассу, ловил машину и устраивал в «травму». Тогда он поклялся страшнейшей из клятв обязательно рассказать эту историю моей будущей жене — пусть знает, насколько её муж безмозглый экстремал.

— Вот не надо про «безмозглого» — такого я не говорил.

— Такое говорю про себя я сам, поскольку в этом плане за прошедшие годы мало, что изменилось, — Олег натянуто улыбнулся — шучу, мол, — и вернул вопрос: — А вы здесь остаётесь?

— Ага, — за обоих ответил Валёк. — У меня тридцатого последний зачёт, а второго — электротехника. Некогда кататься.

— Вон оно как… — с пониманием протянул Воевода. Кататься ему некогда, ну-ну. И то, что общага дней на пять остаётся почти пустой, совсем роли не играет.

Валюха отвернулся к монитору, сделав занятое выражение лица, но кончики ушей у него всё-таки покраснели. «Омут с чертями. Ох, знал бы я в сентябре… А лучше в июне, мае, апреле, год, полтора назад — идиот, столько наворотил, напутал, дров наломал!»

— Олежа.

«Да?»

— Не нужно.

— Тебе виднее, — Олег за шкирку вытащил себя из Серёгиного кресла. Он-то зашёл к ним на пять минут: перетереть с другом пару моментов по расчётам для будущего диплома — и завис на добрый час. — Ну, будьте здоровы, живите богато, а я попёр до дому, до хаты. Завтра в восемь десять на перекрёстке?

— Как всегда, — кивнул Серый. — Настасья пойдёт лабы защищать?

— В душе не знаю. Она собиралась их допечатывать, потом выяснилось, что записи куда-то задевались, — короче, ты понял.

— Понял. Передай ей: у нас варианты должны быть одинаковыми, поэтому пусть приходит, за полпары от руки напишет.

— Передам. Всё, всем пока!

«Фигасе, новости! — удивлялся Олег, сбегая по ступенькам общаговского крыльца. — Светлая память Михайло Потапычу, раз Серёга сам списать предложил». Это оттого, что он чувствует себя виноватым перед твоей женой, проскрипел снег под ногами. Не переубедил ты его, согласился кусачий декабрьский мороз. «Ничего, дайте срок — выплачу и этот долг. С процентами».

Вечером двадцать седьмого декабря неожиданно выяснилось: нельзя вот так просто взять и уехать на новогодние праздники.

— Олег, поговори с Серым — пусть Джордж у них недельку поживёт. Он автобусы плохо переносит, а к вам добираться шесть часов.

— Поговори сама, — бессердечно отмахнулся Воевода, перебиравший внутренности списанного с кафедры системника. Материнка нормальная, проц можно попробовать разогнать, и где-то в загашнике валялась подходящая планка оперативки. «Будет Валюхе полезный подарок к окончанию семестра. Если, конечно, Серёга монитор у секретарей выцыганит».

— Но это же твой друг, — не отставала Настя.

— Угу, и твой кот, — Олег аккуратно вынул процессор. Теперь понятно, почему машина так зверски тормозила: термопасты — Жорик три года плакал.

— Олег!

— Всё, Насть, проехали. Хочешь навязать парням Джорджа — твоё дело, только меня не впутывай.

Настюха надулась и занялась ужином, который в тот вечер получился особенно безвкусным.

Жорик был зверем понятливым. Стоило хозяйке достать с антресоли пластиковую переноску, как он сразу смекнул, к чему такие приготовления. Поэтому, когда Олег вернулся домой из качалки, его в дверях едва не сбил с ног меховой снаряд, устремившийся на волю, в пампасы.

— Их лордство изволили свалить, — сообщил Воевода жене.

— Да ты что? Слушай, а вдруг он утром не вернётся? Мы же в девять уезжаем.

— Значит, здесь останется.

— То есть как здесь? — всплеснула руками Настя. — Его нельзя одного на улице оставлять: зима, мороз, собаки!..

Олег мог бы справедливо заметить, что Жорик, не будь дураком, завтра к вечеру объявится у Серого с Валюхой, сделает печальные глаза и благополучно перекантуется в тепле и сытости до приезда хозяйки. Однако для Настёны сентенции такого рода имели характер однозначно живодёрский, поэтому её супруг применил тактику «слово — серебро, молчание — золото», которую позже возвёл в ранг обязательного условия для сохранения мира в семье.

***

Перед началом последней студенческой сессии Воевода решил упростить себе жизнь и тонко намекнул верному товарищу: зачем учить, если красные дипломы для них уже заказаны? Достаточно слегонца почитать материал перед экзаменом, и пускай зачётки работают на своих владельцев.

— Олежа, тебе напомнить, ради чего ты пять лет штаны в аудиториях протираешь?

— Не надо, — поскучнел Олег. Естественно, ради того, чтобы выйти из универа более-менее приличным специалистом, а не ради «отл.» в ведомостях или плюшек от преподов. — Что, завтра на баттл приходить?

— Приходи. И Настасью бери, пускай слушает и пассивно запоминает.

— Если у неё других дел не найдётся, — уклончиво ответил Воевода. Что-то в последнее время Серёга стал часто поминать Настюху всуе. Неужели наивно верит в народную мудрость «стерпится, слюбится»?

Настя согласилась прийти, движимая больше любопытством, чем тягой к знаниям, и все два часа жестокой словесной дуэли просидела на кровати тише мышонка в подполе.

— Ну, вы и монстры, — резюмировала девушка итоговую ничью одногруппников. — Теперь понятно, почему вам предпочитают сразу «автоматы» ставить.

— Да, мы такие! — горделиво выпятил грудь Олег и закашлялся. — Чёрт, хреново горло — совсем житья не даёт.

— Молоко в холодильнике, мёд в шкафу, — традиционно отреагировал Серый. — Молоко, кстати, годное: сплошные сливки.

— Пойду греть, — вздохнул Воевода. — Серёг, может, ещё твоих секретных порошков для верности сыпанём?

— Настолько плохо? — вот тут друг уже встревожился. — Так, сиди, я сам тебе питьё приготовлю.

Настюха тихо, но с осуждением фыркнула: сначала кто-то балует чужих мужей и котов, а потом кому-то другому с ними такими жить.

— Не права ты, Настасья, — дешифратор чужих фырков у Серого был прецизионный. — Лучше я сейчас потрачу десять минут на молоко с пряностями, чем потом месяц буду с Олежей на промывание гланд таскаться.

— Бр-р, не напоминай, — вздрогнул почётный завсегдатай ЛОР-отделения. — Гастроскопия и то лучше.

Он был готов к продолжению дискуссии в ключе «Зачем с ним, взрослым мужиком, таскаться?», даже Настины интонации себе представил, однако жена предпочла заговорить о другом: — Ладно, пока вы тут лечитесь, я к Маргоше схожу. Олег, зайдёшь за мной?

— Или наберу, чтобы ты спускалась. Телефон взяла?

— Сейчас проверю, — Настя полезла в карман шубки. — Да взяла, но ты всё равно лучше зайди.

Воевода промолчал: пожелание супруги выглядело женской прихотью, на спор о которой у него не было ни настроения, ни голосовых связок.

Тем не менее, когда Серый принёс из кухни ковшик молока, отчего-то имевшего красивый золотой цвет, Олег не удержался: — Видел, как благоверная ко мне относится? Перед подругой хвастаться собралась, что Воевода за ней теперича хвостиком бегает.

— Ну и? — друг повёл плечом, переливая питьё в большую кружку и щедро добавляя туда липовый мёд. — С тебя убудет, если твоей заботой похвалятся? Вот, пей. И на ночь хлоргексидином горло прополощи.

— Прополощу, — Олег сделал пробный глоток. Вкусно, у него самого обычно хуже выходит. — Серёг, я ведь всё равно не отступлю.

— Не отступишь, — в этом плане Серый иллюзий не испытывал. — Но сейчас-то зачем её попусту обижать?

Жизнь и учёба катились по широкой колее «всё, как у всех»; лишь непреклонно округляющийся Настёнин живот намекал на перемены куда более серьёзные, чем грядущий выпуск в трудовую жизнь. После сдачи ГОСов молодая жена собралась уезжать в родные пенаты и попробовала уговорить Олега составить ей компанию, однако тот с деликатной твёрдостью отказался. Договор с Борисычем подписан, в ближайший понедельник — первый рабочий день, и далее по списку. Поэтому Воевода заботливо усадил беременную супругу в автобус, вручил ей переноску с не успевшим вовремя смыться Жориком и взял торжественную клятву ежедневно отзваниваться. Есть любовь, нет любви — забота о матери будущего ребёнка от этого вообще никак не зависит.

По правде сказать, он планировал прожить предстоящие полтора месяца разлуки в гостинке семейного общежития, только Серый с Вальком задумали иначе.

— Переезжай к нам, — просто предложил друг. — Всё равно ведь сам себе готовить не будешь, а станешь сюда на завтраки-обеды-ужины бегать.

— Хм. И я точно вам не помешаю, если буду ещё и ночами храпеть над ухом? — чтобы когда-либо прежде Олега Воеводу смущала возможность причинить кому-то неудобства, особенно после прямого предложения? Да вы шутите!

— Во-первых, ты не храпишь. Во-вторых, раньше не мешал и сейчас не помешаешь.

«Раньше? Это весной, выходит? Ну, блин, партизаны-подпольщики!»

Итак, Олег временно вселился в комнату 407/4 и уже на следующее утро чувствовал себя так, будто никуда в последние полгода не переезжал. Они с Серым наконец-то вышли на ещё осенью оговоренную работу монтажниками — по двенадцать часов, два через два. Но во сколько бы и насколько уставшими друзья не возвращались домой, их всегда ждали готовый ужин, горячий чайник и полный холодильник. Бонусом шло довольное смущение Валька, когда его совершенно за дело благодарили и хвалили. Эту черту Воевода никак не мог в нём понять, однако признавал: видеть искреннюю радость в ответ на шутливое «Валюха! Спаситель ты наш от голодной смерти!» было весьма приятно.

Незаметно получилось так, что Олег вновь вернулся к наблюдению за соседскими отношениями. Благо, теперь пищи для размышлений стало больше: после ноябрьского нырка в параллельную реальность его частично перестали стесняться. К примеру, на время послеобеденной сиесты выходного дня парочка могла преспокойно завалиться спать вместе. Валёк, кстати говоря, и здесь отличился: во сне он умудрялся совершенно неудобным, невозможным для обычного человека образом «закопаться» под бок к Серому.

— Слушай, как только ты его ненароком придавить не боишься? Вот уж действительно, мог бы — под кожу бы забрался.

Как всегда случалось при упоминании Валентина в личном разговоре, взгляд друга ласково потеплел.

— Олежа, ты же знаешь про выверт психики, который происходит у долго голодавших людей?

— Про то, что они делают тайники с едой, даже когда всего становится вдоволь?

— Да. С Валей примерно то же самое случилось, только в отношении собственной нужности другим людям. Ему до сих пор не хватает уверенности в том, что его не прогонят, не оставят в одиночестве за какой-то проступок. Во время бодрствования разум держит иррациональные страхи в узде, но во сне они себя проявляют в полный рост. И это страшно, на самом деле.

— Да уж, — Олег покатал в пальцах нераскуренную сигарету. Щёлкнул зажигалкой, но поджигать никотиновую отраву не стал. — А я всё в толк не возьму, откуда такие реакции на банальнейшие из добрых слов.

— Я ведь говорил, наши с ним тараканы отлично друг друга дополняют, — Серый задумчиво смотрел сквозь окно курилки на размоченный февральской оттепелью двор общежития. — Встретились два одиночества, иначе не назовёшь.

— В смысле, «одиночества»? — «А как же я?»

— Прости, утрировал, не подумав. Только понимаешь, я всегда считал и продолжаю считать тебя в этом плане нормальным человеком со здоровой психикой.

Олег недоверчиво покосился на приятеля: да ладно, это после осеннего помрачения я «нормальный»? После того, как запланировал прожить в семье восемнадцать лет, а потом сделать ручкой жене и ребёнку? И особенно «нормальность» и «здоровье» подчёркивает причина моего будущего ухода, которая сейчас стоит рядом и вот-вот получит ожог дотлевшей почти до фильтра сигаретой.

— Олежа, я снова прошу тебя хорошо и честно обо всём подумать. Ты четыре года добивался Настасью, ты после первого свидания с ней знал, как назовёшь вашу будущую дочку. Тебе нужна обыкновенная, крепкая семья, которую мы даже приблизительно не сможем заменить.

— Дружище, поверь, прежде всего мне нужны понимание на грани телепатии и безусловное принятие меня со всеми некрасивыми сторонами характера. Родство душ, если желаешь патетики. Я и так, и этак пробовал семейную жизнь на зуб: ну, не выходит жить, постоянно приподнявшись на цыпочки. Мне нужно что-то лучше. Честнее.

Серый грустно покачал головой.

— Не боишься всё сломать, а потом снова разочароваться?

— Разочароваться? В ком? В тебе, которого знаю три четверти жизни? В Валентине, сумевшем простить такое, что я сам не до конца себе простил? Без сомнений и торга разделившим со мной самую великую свою драгоценность? Смешное предположение, тебе не кажется?

— Кажется. Долгий путь предстоит, да, Олег-царевич? Долгий и трудный. Но ты не печалься: мы будем рядом. Мы поможем.

***

Настя вернулась позже, чем планировала: в конце апреля. Невозможно прекрасная, окутанная медовым ореолом будущего материнства, она павой выплыла из автобуса, и у Олега перехватило дыхание от её женственной прелести.

— Здравствуй, лебёдушка моя.

— Здравствуй, — она опустила ресницы, несколько смущённая горящим взглядом мужа. — У меня там сумки в багажнике, достанешь?

— Легко и непринуждённо. Ты иди пока на стоянку — нас с тобой сегодня дядь-Витя возит по моей просьбе.

— Хорошо.

«Эх, сколько живу, а никак не выучу, что Серый оказывается прав в девяносто девяти случаях из ста. На хрен мне все эти игры, если я женат на такой девушке?»

Планы по уходу из семьи казались Олегу клиническим идиотизмом ровно до тех пор, пока супруги не вошли в два месяца простоявшую нежилой гостинку.

— Фу, ты здесь хоть иногда проветривал? — наморщила носик жена.

— Вообще-то, нет, — И напрасно, воздух действительно спёртый. — Но это без проблем: откроем балкон с входной дверью, и комнату в два счёта продует.

— Скорее, простуду сквозняком надует, — Настя мазнула пальчиком по тумбочке. — Олег, серьёзно, ты же мог хотя бы элементарно пыль вытереть к моему приезду?

Где, ну где она нашла пыль в законсервированной на восемь недель квартире?

— Холодильник-то полный, надеюсь?

— Обижаешь! Вчера в круглосуточном от души затарился.

— Уже хорошо. Да, забыла рассказать: мне завтра с утра надо в женскую консультацию. Съездишь со мной?

— Лебёдушка, а до послезавтра оно не подождёт? Или хотя бы до второй половины завтрашнего дня?

— А в чём трудность? — Настя строго сдвинула брови. — У тебя же выходной должен быть.

— В том, что я сегодня отпросился на полдня, а завтра, соответственно, это время надо отработать.

— Понятно, — Но её обида явно никуда не исчезла.

— Чайку? — супруг всё ещё не терял надежды на выправление ситуации.

— Позже, сначала разберу сумки.

У, какой холод в голосе. Просто Снежная королева, а не обычная девчонка.

— Как захочешь, — Олег нащупал в кармане до сих пор не снятой ветровки сигаретную пачку. — Пойду, покурю на балконе.

«Ничего не изменилось: бытовые мелочи по-прежнему мелочны, но раздражают. Ёкарный бабай, глупо же разводиться из-за того, что один в паре полагает, будто другой ему по жизни глобально должен. Все… ладно, многие так живут. Многие. И чем я лучше? — Воевода выпустил бледный клуб дыма. — А вот поди ж ты, не желаю мириться с несовершенством отношений. Как и долгие годы по крупицам переменять их, дабы в итоге получить то, что у меня и так имеется. С другим человеком, правда. Точнее, людьми. Падла я эгоистичная, — он затушил недокуренную сигарету. — Которая всё понимает, однако сама меняться ни под каким соусом не собирается. М-да, уж».

— Олег, почистишь пока картошку? — на время беременности супруга отменила табу на «калорийное».

— Конечно, милая, — Зачем понапрасну обижать её сейчас, когда до самой жестокой обиды остались какие-то жалкие восемнадцать лет?

========== Глава шестнадцатая, события которой происходят в сказочном лесу ==========

Есть одна любовь — та что здесь и сейчас,

Есть другая — та что всегда.

Есть вода которую пьют чтобы жить,

И есть живая вода.

Nautilus Pompilius «Живая вода»

— Собирайся, жинка, мы едем на курорт! — с порога объявил Олег.

Донисившиеся из ванной шум воды и звуки стирки тут же затихли.

— Какой ещё курорт? — вытирая полотенцем мокрые по локоть руки, в тесную прихожую вышла Настя. — Когда? На сколько?

— Послезавтра, на три дня. Родной университет нижайше просит нас погостить на его турбазе. Обещает олл инклюзив, почти как на Туретчине: деревянный коттедж с печкой, продукты для трёхразового питания, река, пляж, лодочки и экологически чистый лесной воздух. Всё абсолютно бесплатно.

— Турбаза? Те три несчастные развалюхи посреди чащобы? И почему «продукты»? Предполагается, что мы будем готовить сами?

— «Да» на последний вопрос, а по поводу развалюх ты сгущаешь краски. Во-первых, их не три, а во-вторых, домики вполне комфортабельные. В каких-то даже санузел имеется.

— Любопытное у тебя представление о комфортабельности, ну да ладно. Лучше расскажи, в честь чего такой аттракцион неслыханной щедрости?

— Прошлой ночью какие-то злобные редиски потырили там провода на цветмет. Линию уже восстановили, но руководство озадачилось предотвращением подобных случаев. В общем, принято решение поставить на территории несколько камер видеонаблюдения, и тут в игру вступаем мы с Серым.

— Только не говори, что сам вызвался!

— Не буду. Заказ получил Борисыч, как свой из преподавательского состава, и выписал туда нас, как своих из аспирантского состава.

— Сплошной блат, — вздохнула Настя. — А теперь просвети меня, с кем ты собирался на это время оставить Лену?

— В смысле, оставить? Дочь поедет с нами, естественно. Кстати, почему она меня сегодня не встречает?

— Потому что они гуляют с Маргошей. Неужели не видел, когда к дому подходил?

— Нет, — в межбровье отца и мужа залегла тревожная морщина. — Давно гуляют?

— Час, наверное. Олег, это утопия — брать с собой в дикую глушь маленького ребёнка. В ноябре месяце, между прочим.

— Вовсе нет, — Воевода принялся натягивать куртку обратно. — Я уверен: Елене там понравится.

— Причём тут «понравится», когда бытовые условия, мягко говоря, спартанские? И вообще, ты куда?

— Искать свою дочку и её нянюшку-раздолбайку. Нашла кому малую доверить.

— Так, — Настя зло вздёрнула подбородок. — Во-первых, Лена — наша дочь. Во-вторых, Маргоша не «раздолбайка», а моя подруга. Ты же нормально воспринимаешь, если ребёнок гуляет с твоими друзьями? И в-третьих — мы с ней никуда не поедем.

— Настён, вот только не надо сравнивать моих друзей с твоей, к-хм, подругой. Что-то я не припомню историй, в которых Серый с Валюхой сбегали с дискача через окно сортира. И не пори горячку про «не поедем». Подумай до завтра: предложение шикарное, когда ещё у нас получится куда-то выбраться на халяву?

— Это за пределами моего понимания, — «буханку» тряхнуло на кочке, отчего рассказчик едва не прикусил язык. — Она уже пару месяцев с завидной периодичностью вспоминает, что ничего в жизни не видит, кроме квартиры, магазина да детской площадки, а тут рогом упёрлась: не поедем!

Машина на полной скорости повернула вправо, заставив болтающихся в её чреве пассажиров хвататься за всё подряд, лишь бы не вылететь из кресел.

— Шумахер, — нелестно охарактеризовал водителя Серый. — Олежа, посмотри: пакет, который рядом с тобой, не рассыпался?

— Не, просто на бок упал, — Воевода вернул кульку вертикальное положение и продолжил: — Одним словом, мрак. У меня такое ощущение, что предложи я ей неделю на Мальдивах — и то получил бы отказ.

— Ну, турбаза всё-таки далеко не Мальдивы, — заметил Серый, а Валёк неуверенно подхватил: — Олег, это, наверное, не моё дело, только я на днях с мамой попробовал советоваться. Про Настю. Коротко говоря, так и должно быть. Во время беременности женский организм перестраивается в одну сторону, а через время после рождения ребёнка возвращается к обычному состоянию. Оба перехода сопровождают гормональные бури, резкая смена настроений и тому подобное. В общем, мама советует воспринимать происходящее, как стихийное бедствие.

— Утешил, — буркнул Воевода.

— Захаров верно говорит, — поддержал Серый. — Относись к этому проще. Ну, остались они дома одни, что теперь поделаешь? Сейчас мы втроём кабели быстро протянем, аппаратуру подключим, и послезавтра утром ты вернёшься к жене и дочке. Ничего плохого просто не успеет случиться.

«К жене и дочке», — Олег тоскливо посмотрел в окно, за которым мелькали тёмные колонны древесных стволов. Нет, он волнуется, конечно, ведь они обе ему дороги, особенно Леночка, но… Выработавшийся условный рефлекс отсёк остаток фразы.

«Буханка» наконец-то выскочила на свободное от деревьев пространство.

— Приехали? — Валюха прижался носом к стеклу.

— Почти. Ты поосторожнее… — тут машину снова как следует подкинуло вверх, и нетерпеливый пассажир ойкнул, приложившись виском о металл борта. Да уж, Серёга зря предупреждать не станет.

— Лесок впереди видишь? С шлагбаумом через дорогу? — дал Олег ориентир. — База прямо за ним, от силы пять минут осталось.

Команду из двоих монтажников и их добровольного помощника довезли до самых дверей сторожки — единственного в это время года обитаемого дома на турбазе. На шум двигателя из одноэтажного бревенчатого сруба вышел высокий и сухой, как щепка, седовласый дед.

— Здрав будь, Никита Гаврилыч! — поприветствовал его первым выбравшийся из «буханки» Воевода.

— И ты не хворай, Олег, — сторож крепко пожал протянутую руку.

— Здравствуйте, — с уважением поздоровался Серый, и Валёк тоже смущённо вставил своё «Здравствуйте».

— Здравствуй, Сергей. А с вами, молодой человек, пока не имею чести быть знакомым.

— Никита Гаврилыч, это Валентин Захаров. Наш друг, — рекомендовал Олег приятеля. — Валентин, это Никита Гаврилович, охранитель всея турбазы, окрестных лесов, полей и рек.

— Приятно познакомиться, — судя по манере рукопожатия старика, проверку острым коротким взглядом Валюха прошёл на ура. Славно. — Кто это там вас сегодня привёз? Уж не Игорёк ли? Игорь, выходи, не сержусь я больше.

— Здрасьте, — «Шумахер» тоже вылез из укрытия кабины. Прощённый за неведомый проступок, он всё равно продолжал чувствовать себя неловко. — Никита Гаврилович, мне сказали, вы в город поедете?

— Придётся, Игорёк, — посуровел дед. — Молодые люди, будьте любезны: помогите мне перенести Чару в машину.

— Что-то случилось? — затревожился Воевода, а у Серого взгляд потемнел мокрым асфальтом. — Она ж вроде молодая ещё — от старости болеть.

— Отравили её те гады, которые провода посрезали. Не до смерти, к счастью, но врачу показаться сильно надо. Поэтому вы сюда, а мы отсюда.

— Ясно. Валёк…

— Ага, вещи, я понял. Пока у крыльца сложить?

— Да, пожалуй.

— Я машину сразу разверну, — поспешно предложил Игорь. — Чтобы лишний раз не трясти.

— Хорошо, Игорёк. Спасибо. Готовы, молодёжь? Нужно будет аккуратно вынести нашу больную вместе с подстилкой.

Чарой звали крупную немецкую овчарку, лежавшую сейчас бесформенной грудой тусклой шерсти на грубо сколоченных носилках. Только редко вздымавшиеся бока говорили о том, что собака ещё жива.

— Бедная, — Вальку, должно быть, казалось, будто он подумал это слово.

Несчастное животное бережно погрузили в недра машины через предусмотрительно открытую Игорем заднюю дверь.

— Никита Гаврилович, вам надо собираться? — уточнил водитель.

— Нет, Игорёк. Я давно собран, — дед указал на никем незамеченный раньше солдатский вещмешок у порога. — Едем?

— Едем, Никита Гаврилович.

— Тогда счастливо вам оставаться, молодые люди. Я для вас виповский дом протопил, ключ на щитке найдёте. Ежели что дополнительно понадобится — берите в сторожке без стеснения.

— Спасибо, — поблагодарил Серый. — Вас скоро ждать?

— Не знаю, Сергей. Надеюсь за пару дней обернуться, чтобы нас с Чарой сюда вернула та же машина, которая вас забирать будет.

— Понятно. Удачи вам в городе.

— Присоединяюсь, Никита Гаврилыч, — наклонил голову Олег. — Вам удачи, а Чаре выздоровления.

— До свиданья, — младшенький страшно переживал за овчарку, но сказать что-то больше обычной вежливой фразы ему мешало стеснение перед новым человеком.

Сторож кивнул и с моложавой резвостью нырнул в салон «буханки». Трое друзей провожали машину взглядами до тех пор, пока она не исчезла за поворотом лесной грунтовки. Тогда Олег взъерошил волосы, нехитрым способом возвращая мысли к делам насущным, и скомандовал: — Ну-с, предлагаю занести пожитки и отправиться на осмотр территории. Надо прикинуть план работ: может, до темноты что-то сделать успеем.

Вип-домик отличался от не-вип наличием крохотной кухни-пристройки, совмещённого санузла и кресла-кровати вдобавок к полуторной стационарной постели. Олег сразу же занял узкое ложе, благородно отдав приятелям более просторное спальное место.

— Думаю, у Никиты Гавриловича можно найти раскладушку, — Серого определённо не устраивала дружеская жертва. Как минимум потому, что рост Воеводы был сантиметров на пять больше длины разложенного кресла. — Тогда ты разместишься на кровати, а нам с Захаровым будет по отдельной постели.

— Да брось, пару ночей переживу как-нибудь. Вы только пружинами громко не скрипите, договорились?

Намёк был сделан с умыслом: Олегу страшно нравилось наблюдать, как Валёк смущается всяким скабрезностям. И это при том, что на деле он способен такое выкинуть, о чём самый отъявленный пошляк брякнуть не догадается.

— Договорились, — а вот чем можно смутить Серёгу, Воевода за пятнадцать лет так и не выяснил. — Разведка и обед или обед и разведка?

— Вариант А, ибо световой день дорог. Голодающим можно выдать «Сникерс» сухпаем.

— Не, мне нормально, — кто из троих «голодающий Поволжья», Валюха знал давно.

— Ну, смотри. Серый, план у тебя?

— У меня, — Серёга достал из пластиковой папки аккуратно сложенный лист формата А3. Документ содержал схематичное изображение территории турбазы с приблизительно расставленными точками видеокамер. — Честно говоря, я считаю, что Борисыч напрасно закозлился больше оборудования дать. Не хватит пяти штук на всю территорию.

— Значит, поставим на основные объекты и отчитаемся о слепых зонах. Пускай по данному вопросу у больших голова болит.

Никита Гаврилович не зря получал к основному окладу доплату за мелкие ремонтные работы. С позапрошлого лета, когда группа Воеводы отмечала на турбазе защиту диплома, в худшую сторону ничего не изменилось. Наоборот, на лавочках вдоль песчаного пляжа были заменены некоторые доски, «грибки» и раздевалка — подкрашены, а на новой двери лодочного сарайчика висел крепкий замок.

— Хозяйствует Гаврилыч, — удовлетворённо подвёл Олег итоги осмотра. — Заценили, какой в инструментальном порядок? На верстаке операции делать можно.

— «И лишь слегка несимметрично стоят щербатые закопчённые котлы», — вспомнил Серый где-то слышанный анекдот про перфекциониста в аду.

— Это да, — Воевода полководческим прищуром окинул фронт предстоящих работ. — Прав ты, Серёга. Если без форс-мажоров, то за сегодня-завтра управимся. Поэтому предлагаю оперативно заняться обедом: время самое подходящее.

Втроём начистить картошки на жарёху — дело десяти минут. А вот потом больше получаса пускать слюнки на аппетитные запахи — испытание потяжелее.

— Пойду на пляж прогуляюсь, — не выдержал пытки Валёк.

— Иди, только время рассчитывай. Скоро всё будет готово, — берег здесь был пологий, поэтому Серый спокойно отпустил «летателя с обрывов» одного.

Олег промариновался во вкуснопахнущем тепле домика немногим дольше.

— Я тоже на прогулку, — со вздохом сообщил он. — Покуда гастрит не заработал.

— Возвращайтесь минут через десять, — шеф-повар водрузил на вторую конфорку отмытый от известковой накипи чайник.

— Угу.

Валентин нашёлся на одной из пляжных скамеек. Нахохлившись замерзающим воробьём, он просто сидел и смотрел на широкую реку, низкие тучи, облетевший лес на другом берегу. «Ушёл в себя, вернусь нескоро», — Стараясь не потревожить грёз приятеля, Воевода опустился рядом. Интересно, чем того так заворожили отражающиеся друг в друге, одинаково свинцовые вода и небо? Причудливым узором голых ветвей на унылом сером фоне? «Всё-таки есть что-то в одинокой заброшенности природы, стоящей на пороге зимы. Такое странное ощущение… не умирания, нет, но глубокого сна без сновидений. Может быть, тёмной ноябрьской сказки, не знаю», — Олег проваливался в неяркий пейзаж, теряясь, растворяясь в нём. Чувство было почти таким же, как в августовских походах, где груз тревог и обязанностей отправлялся электричкой назад в город, оставляя душу прозрачно-свободной.

Сбоку почудилось движение, возвращая внимание от верхушек деревьев на той стороне реки обратно на лавочку. «Походу, Серый совсем без нас заскучал. Или жарёха наконец сготовилась». Однако добровольно вставать и куда-то идти не хотелось даже ради долгожданной еды. «Пускай скажет, что пора», — Олег снова устремил взгляд к зачарованному берегу.

Вместо ожидаемых слов раздался тихий звук переливаемой воды, и в кружеве из холодных, чистых ноябрьских запахов возникла тёплая нить корично-апельсинового аромата. «Чай?» — действительно, чай в крышке-чашке термоса, которую друг протянул Олегу. Воевода сделал глоток приятно горячего напитка и передал посуду дальше — Валентину. Тот тоже отпил, вернул назад, строго соблюдая единственное правило спонтанно выдуманной игры. Чашка переходила из рук в руки, а питьё в ней никак не иссякало — сказочная деталь сказочного мира, исподволь подменившего постылую реальность.

— Обед готов.

— Да, я догадался. Валь?

— Понял, — Валентин с видимым усилием заставил себя подняться на ноги.

— Моя чуйка намекает, — Серёга задумчиво посмотрел на плотные облака, — что к утру распогодится. Заморозок, конечно, ляжет, но день будет ясный и тёплый.

— Синоптик, — хмыкнул Воевода, однако про себя поверил безоговорочно. Кому ещё, кроме Серого Волка, угадывать завтрашнюю погоду?

***

Прогноз сбылся в точности: первым Олега разбудил не вернувшийся с пробежки приятель, а упавший на глаза нахальный солнечный лучик. Кряхтя и мысленно поминая нехорошим словом тех товарищей, которые сэкономили на приличном диване, Воевода выбрался из постели. Оказывается, он всё равно встал последним: судя по звукам из кухни, Валёк вовсю развлекался готовкой. «Везёт мне, засранцу, на хороших друзей», — снова и снова в голову приходит эта мысль. Значит, и вправду везёт, значит, надо ценить, беречь и обязательно говорить, пускай даже они оба без лишних слов всё знают.

После завтрака напарники-монтажники занялись непосредственно тем, ради чего получили наряд на базу. Валюха остался на подхвате, но в инструментальный сарай или сторожку бегал с явным удовольствием. Он-то и заметил двух человек, бредущих к домикам от леса с шлагбаумом. В ответ на известие Олег с Серым обменялись короткими взглядами: «Думаешь, неспроста?» — «Уверен», — и Воевода повторил вслух для третьего их товарища: — Вот что, Валёк, давай быстренько инструмент попрячем и сами зашухеримся. Сторожка закрыта?

— Да, только сарай не на замке. Но я его плотно прикрыл — пока за ручку не подёргаешь, не поймёшь.

— Умница. Ладушки, вспомним молодость: сыграем в прятки.

Пришельцы не производили какого-то особенного впечатления: обычные деревенские алкоголики в заношенных куртках из кожзама и заляпанных старой грязью сапогах. Один из незваных гостей нёс за плечом небольшой брезентовый рюкзак, второй шагал налегке. Территория базы этим двоим была хорошо знакома, если судить по уверенности, с какой они сразу направились к дому сторожа.

— Гаврилыч! Эй, Гаврилыч! — тип с рюкзаком громко постучал в запертую дверь. — Ты дома?

— Нету никого, я же говорил: машина вчера приезжала, — заметил второй пришелец. — Идём, хули время терять?

— Идём, — с сомнением согласился его приятель. На всякий случай ещё пару раз стукнул по косяку, и парочка направилась к стоявшей на краю турбазы трансформаторной будке.

— Жадность фраера погубит, — пробормотал под нос хищно осклабившийся Олег. Он с друзьями прятался за инструментальным сараем и потому прекрасно слышал разговор, о скрытом смысле которого догадаться было легче лёгкого.

— Валентин, жди здесь, — У Серого в руках непонятно откуда возникли два массивных гаечных ключа. — Олежа, это тебе, — отдал он один другу. — Только было бы неплохо чем-нибудь обмотать.

— Шарф пойдёт?

— Вполне. Готов?

— Как пионэр, — прятки незаметно обернулись игрой «в войнушку». Самой Олеговой любимой, между прочим.

Друзья-монтажники подоспели аккурат к тому моменту, когда оба противника были увлечены поиском способа забраться на крышу будки. Прежний, видимо, теперь не годился заботами предусмотрительного Никиты Гавриловича, а новому так и не суждено было быть изобретённым. Олег и Серый действовали синхроннее, чем гимнастическая пара на соревнованиях: короткая перебежка до угла трансформаторной будки, несколько лёгких, стремительных шагов за спинами пришельцев, одновременный замах — и одновременное же глухое «тук!». Расхитители университетской собственности, не успев пикнуть, без сознания осели на землю.

— Идеально! — Воевода поднёс к губам сложенные щепотью пальцы, делая известный жест итальянских поваров. — Вяжем голубчиков?

— Вяжем, — кивнул Серый. — Посмотри в рюкзаке: может, они верёвку с собой притащили? А то неохота нашу страховку на всякую дрянь переводить.

— Притащили, — Олег вынул на свет божий автомобильный трос. — Спиной к спине?

— Угу, только руки лучше по отдельности. Захаров! — из-за домиков показался Валёк. — Иди, помогай.

Пленники стали приходить в себя уже в процессе связывания.

— Ну что, господа ханурики, — ласково поинтересовался Олег у очухавшихся, младенцами спелёнутых воров, — опохмелиться захотелось, а денежек — ку-ку? Да не дёргайтесь, узлы только крепче затянете.

— Ребят, — хрипло заговорил владелец рюкзака, — ребят, вы чего? Мы ж просто мимо шли.

— Ой, не может быть! — Воевода откровенно издевался. — Ничего, сейчас ментов вызовем — они разберутся. Кто мимо шёл, а кто провода тырил.

— Собаку зачем отравили, ублюдки? — от интонаций Серого даже у его друзей мурашки по спине побежали.

— Дык, она бы лаяла, — проблеял второй пленник.

— Естественно, лаяла, — презрительно скривил рот Олег. — Она, в отличие от вас, дармоедов, за честный труд свой корм получает. Короче, хватит рассусоливать. Серёга, звони ментам.

— Ждать долго, — равнодушно заметил тот, и Воевода по тончайшим каналам, что связывали их двоих, поймал суть шутки, пришедшей товарищу в голову.

— Предлагаешь просто грохнуть и не заморачиваться? — он в театральной задумчивости потёр подбородок.

— Может, не надо как в прошлый раз? — робко вставил Валёк. — Люди ведь.

Ого! А он, оказывается, тоже улавливает затею!

— Кто, эти? — Серый приподнял брови. — Да тараканы больше люди, чем они.

— Согласен, — кивнул Воевода. — Иди за ружьём, дружище. Помнишь, где оно у Никиты Гавриловича хранится?

— Как не помнить? — Серёга развернулся и мягко потрусил к сторожке.

— Парни, да ладно, да вы шутите! — на два голоса заголосили воры. — Какое ружьё, это ж криминал!

— Это санитария человеческого общества, — жёстко отрубил Олег. — Кто вас, бухариков, искать станет? Неужто кореша-алкоголики?

— Ребят, христом-богом клянёмся: больше никогда ничего чужого не возьмём!

— Естественно, не возьмёте: с того света особенно не поворуешь.

— Ребят!..

— Ну-ка цыц! Пока рты вам не позатыкали. Вроде мужики, а причитаете хуже баб-истеричек.

— Самим себе могилу копать будем заставлять? — спросил добрый Валюха, отчего испуганно замолчавшие пленники приобрели совсем уж болотный цвет лица.

— На фиг. Лучше устроим сафари. Серёга! — крикнул Воевода идущему обратно к ним товарищу. — Как насчёт сафари?

— Положительно, — кивнул тот, снимая с плеча охотничью двустволку и патронташ. Со знанием дела переломил ружьё, загнал в ствол два патрона. — В урочище пойдём?

— Думаю, да, — Олег соорудил из страховки пару удавок со скользящей петлёй, которые накинул на шеи ворам. — Значит так, уроды. Сейчас мы вас слегка развяжем, но вздумаете рыпнуться — сами себя придушите. Ферштейн?

Урочище находилось по другую сторону от въезда на турбазу. Идти туда было не дольше пятнадцати минут, но ведомые на расстрел пленники от страха еле-еле переставляли ноги. Тот, кто пришёл без рюкзака, кажется, даже всхлипывал.

— Всё, Валёк, дальше не ходи, — остановил Воевода младшего у последнего коттеджа. — Не стоит тебе этого видеть.

Приятель молча кивнул и остался на границе, а Олег с Серым повели воров дальше, до начала длинного луга, упиравшегося в дымчато-синий хвойный лес.

— Итак, условия следующие, — Олег приготовился снимать удавки. — Считаю до трёх, и вы бежите вперёд. Повезёт до деревьев добраться — благодарите боженьку.

— Только это вряд ли, — обнадёжил Серый. — У меня КМС по стрельбе.

— Готовы? Пять секунд форы. Раз, два… три!

Пленники, которым так никто и не удосужился развязать руки, перепуганными зайцами рванули к спасительному лесу. Олег заливисто засвистел им вслед, а его друг плавно вскинул ружьё — бах! бах! Перезарядка, ба-бах! из обоих стволов. Один беглец упал, и это придало второму совсем уж спринтерскую прыть. Он ведь не знал, что приятель банально запнулся о травяную кочку.

Наконец, воры скрылись среди еловых стволов.

— Холостыми стрелял? — уточнил Воевода.

— Конечно. Никита Гаврилович других не держит. Хотя, по этим ушлёпкам я с удовольствием пальнул бы солью.

— Да ладно. Они и так обосраться пару раз успели. Пошли, там Валюха, наверное, волнуется.

Валюха встретил приятелей сияющим от восторга взглядом.

— Я с чердака всё видел! Круто вы их, прямо как в кино!

— Ты тоже неплохо выступил, — Олег одобрительно хлопнул товарища по плечу. — Могилу копать! До такого даже я не додумался бы.

— Славная шутка, — Серый довольно улыбался полному успеху предприятия. — Теперь они до конца жизни сюда ходить зарекутся и прочей «синеве» зарок передадут.

— Это верно, — согласился Воевода. — Слушайте, не знаю, как у вас, но у меня от приключений просто зверский аппетит разыгрался. Пообедаем?

***

Пообедали, поработали и к закату с удивлением поняли, что осталась всего лишь пара незначительных доделок. Следовательно, ничего не мешало звонить и заказывать машину часов на одиннадцать завтрашнего утра.

— Трое из ларца, — вспомнил Олег давнюю характеристику. — Надо будет тебя, Валёк, в последнем семестре к нам выписать: шикарная бригада получится.

— Доживи сначала до его последнего семестра — не разделил Серый наполеоновские планы приятеля. — Вдруг тебе надоест к тому времени мартышкой по стремянкам лазить? Уйдёшь в начальники, а какая тогда бригада?

После ужина на столе появился литровая бумажная коробка с надписью «Изабелла» и изображением виноградной грозди.

— Трофей, — гордо представил её Воевода. — Видимо, наши знакомцы-бегуны собирались отмечать успешное завершение дела.

Серый повертел добычу в руках.

— Олежа, ты всерьёз собрался это употреблять? Оно же натуральная «червивка».

— Вообще-то, я хотел предложить забацать из него глинтвейн. Как раз половина сивухи выпарится.

— Прикольно! Ни разу такого не пробовал, — простодушно обрадовался Валюха, не подозревая, как только что свёл на нет любые возражения известного поборника трезвости. Тайное Олегово средство манипуляции лучшим другом опять сработало на сто процентов.

— Ладно, будет вам глинтвейн, — смирился Серый. — Но распивать пойдём на пляж.

— Почему?

— Потому что полнолуние.

Где-то между лодочным сараем и раздевалкой однозначно существовал портал в сказочное измерение. Потому как не бывает в человеческой реальности такой огромной, янтарно-жёлтой луны, в свете которой лес на противоположном берегу кажется мастерски вырезанной из чёрной бумаги аппликацией.

Друзья снова сидели на облюбованной лавочке и снова задумчиво передавали друг другу крышку-кружку верного термоса.

— Знаете, я, походу, падающую звезду видел, — нарушил Олег уютное молчание.

— Искать пойдём? — лениво спросил Серый.

— Не, это на тот берег надо.

— Можно лодку из сарая выгнать.

— В другой раз. Жалко, я не сообразил желание загадать.

— А я загадал, — мечтательно откликнулся Валентин.

— И какое? Если не секрет, — тут же поправился любопытный Воевода.

— Посмотреть, как вы целуетесь.

Ещё чуть-чуть, и глинтвейн оказался бы не в, а на Олеговом животе.

— Так, Валюхе больше не наливать, — и вообще, надо от греха подальше вернуть кружку Серому.

— Почему? — не понял тишайший из омутов. — Ты же нас видел — вот и мне тоже интересно.

— И не заревнуешь? — недоверчиво сощурился Олег. — Ни на капельку?

— Нет. Зачем ревновать, когда я вас обоих люблю?

Разговор неумолимо скатывался в полный сюрреализм.

— Серёга, — жалобно позвал Воевода, — ты-то чего молчишь? Нам тут под видом непристойного предложения в любви признаются.

— Я неспроста молчу. Я наслаждаюсь.

— Чем?

— Диалогом.

— У меня с вами крыша поедет, — Олег сжал виски. — Захотел винца попить, на свою голову. Может, ты тоже выдашь, будто любишь нас обоих?

— Сложный вопрос. Понятие «любишь» такая размытая штука… Наверное, самым правдивым будет сказать, что вы оба глубоко отпечатаны у меня в душе и сердце.

«По-моему, это второе признание», — Эх, был бы он вправе ответить, замкнуть круг. Знал бы, что назовёт переживаемое верным словом, что не ошибётся вновь, что не нанесёт обиды ещё двоим важным для него людям.

— Торопыга ты, Олег-царевич.

— Есть маленько. Но вы согласны подождать?

— Конечно, — Валентин по-кошачьи щурился на свет сестрицы-Луны. — Конечно, мы будем ждать. Столько, сколько потребуется.

Они вернулись в коттедж, однако сказка не пожелала остаться на ночном берегу. Лунным лучом, струйкой морозного воздуха через открытую на проветривание форточку скользнула она в человеческое жилище, играючи превратив обыкновенный деревянный домик в затерянную посреди заповедной чащи избушку. Винным хмелем в крови задурманила разум, убаюкала совесть и вместо «Спокойной ночи» дёрнула Олега будто в шутку спросить: — Ну что, Волчара, будем Валентиново желание исполнять?

— Раз звезда упала, значит, будем, — на полном серьёзе отреагировал друг.

Пожалуй, если захотеть, то можно было бы пойти на попятный, и его бы поняли правильно. Но пресловутый характер не допустил даже мысли об отступлении.

Этот поцелуй не был исследовательским проектом или попыткой выразить невыразимое. Он стал тем, чем, собственно, и являются поцелуи: способом донести свои чувства до особенного, близкого человека. Неспешная ласка с привкусом мёда и специй. Она закончилась, ведь даже в сказках всё рано или поздно заканчивается, однако оттиском на мраморных плитах памяти оставила тепло и нежность губ, мягкость прощального прикосновения пальцев к щеке, дымку неги в серых глазах. Как бы не было тяжело, но Олег отстранился первым. Перевёл взгляд на человека, столь неосмотрительного загадавшего желание падающей звезде, да так и не задал вопрос, доволен ли тот качеством исполнения.

Глазищи у Валентина: двойное солнечное затмение. А уж какие черти крутят водовороты в бездонных омутах зрачков — о том лучше вообще не задумываться.

— Ладно, пойду, — Олег прочистил горло, — обойду периметр на всякий случай. Через часок вернусь.

— Периметр? — недоуменно нахмурился Валя. — Зачем? Я… мне казалось, ты останешься с нами. Потому что, ну, сегодня можно.

— Оставайся, — тихо подтвердил Серый. — Такая уж это ночь, — и последний оплот благоразумия рухнул, как шаткий карточный домик.

За лесами, за морями, за высокими горами, в тридевятом царстве, тридесятом государстве жил да был славный витязь, могучий богатырь Олег-царевич. Были у него супруга Настасья-краса, длинная коса и дочка-лапушка Елена Прекрасная. И вот случилось однажды Олегу-царевичу охотиться на нехоженых тропах в заповедном лесу, где попал он в оборот к тамошней нечистой силе. Пленили его объятиями жаркими да губами жадными — не вырваться, не сбежать. В какой иной сказке взяла бы верная супруга железный посох, обула бы железные сапоги, а в котомку положила бы железный хлеб и, пройдя сто дорог, вызволила супруга ненаглядного. Только наша история печальней будет: сколько сапог не истопчи, посохов не сотри, хлебов не сгрызи — не вернуть тебе мужа, Настасья-краса. По свободной воле остался он в дикой чаще заповедного леса, с теми, кого выбрал сам.

— Я вот думаю: если Олег — царевич, Серый — Волк, то я кем получаюсь?

— Котом. Котофеем Захарычем.

Валентин щекотно фыркнул Олегу под ключицу.

— А что? Хорошее имя, тебе подходит, — поддержал Серый придумку друга.

— Ну, если оба так считаете, тогда я согласен, — новонаречённый Котофей вздохнул так счастливо, будто только что исполнилась его самая заветная мечта.

Дрёма настойчиво предлагала гасить настенный светильник, но для спокойного сна Олегу требовалось уточнить один немаловажный момент.

— Валь?

— М?

— Ты серьезно говорил про «любишь»? Или это шуточки подогретого вина?

— Люблю. Правда, чуть-чуть по-разному, но иначе, думаю, и не получится: вы же сами по себе разные.

— Логично, — хотя логика у него далеко не банальная. — Слушайте, давайте я к себе на кресло уползу. Удобней будет.

— Кому? — поинтересовался Серый.

— Вам.

— Нам удобно, не переживай. И мне кажется, что тебе тоже.

— Уговорили, черти языкастые, — Олег сильнее притянул к себе Валентина, памятуя о бессознательных страхах младшего. Пусть этой ночью отдыхает бестревожно.

— Выключаю свет? — Серый был ближе всех к тусклому жёлтому ночнику.

— Угу.

— Выключай.

Щелчок, комната погрузилась во мрак, которому лишь узкая серебряная щель между штор не позволила стать совсем кромешным.

— Спокойной ночи, — кто из троих это сказал? Кто подумал?

— Приятных снов.

«Неужто привиделось?» — разочарование как рукой сняло остатки сладкого утреннего сна. Олег зашевелился и тут понял, что под боком у него лежит кто-то тёплый, на редкость компактно свернувшийся калачиком, отчего из-под одеяла выглядывает одна лишь русая макушка. «Было», — потому как вот он, Валя-Котофей, Серый же, скорее всего, по обыкновению ушёл бегать в предрассветном лесу.

Предположение подтвердила тонко скрипнувшая половица в коридоре, а потом дверь в комнату бесшумно приоткрылась.

«Спит?» — взглядом спросил возникший на пороге Серёга.

«Без задних лап», — хорошо, что не вслух: такой нежности Олег в жизни за собой не помнил.

— Неправда, я уже проснулся, — пробормотал из-под одеяла сонный голос.

— Ну, прости, сразу не разобрал, — шутливо повинился Воевода. — Только если ты проснулся, то давай вставать. Пока Серый всё самое вкусное на завтрак не съел.

— А «вкусное» — это что?

Олег вопросительно посмотрел на шеф-повара.

— Оладьи, — тот откровенно любовался ими обоими.

— Оладушки, — довольно протянул Валентин. — С мёдом, да?

— Да.

— И чай?

— Обязательно.

— Здорово-то как! — Валя, наконец, выбрался из-под одеяла. Солнечно улыбнулся любимым друзьям: — Доброе утро!

Редкое утро, хорошее утро с завтраком на речном берегу, с разговорами почти без слов, с пьянящим ощущением «здесь и сейчас». «Я запомню, — думал Олег, наблюдая за подъезжающей „буханкой“, — до мельчайшей подробности запомню эти сутки. Пусть в городе они покажутся мороком, навеянной полной луной сказкой — неважно. И в сказке можно черпать силы, когда становится совсем туго».

— Смотрите! — радостно закричал остроглазый Валентин, указывая в сторону подпрыгивавшей на кочках просёлка машины. — Там, в кабине, овчарка!

========== Глава семнадцатая, в которой все куда-то переезжают ==========

Честность — лучшая политика.

Б. Франклин

Мало что способно сделать возвращение домой столь же чудесным, как выбежавшая тебя встречать золотоволосая красавица двух с половиной лет от роду.

— Па-а-а!

— Здравствуй, маленькая! Как вы тут жили-поживали?

— Щё! — это значило «хорошо».

— Маму не огорчала?

Леночка отрицательно замотала головой.

— Ты не поверишь, как шёлковая была, — подтвердила стоявшая поодаль Настя.

Олег самодовольно улыбнулся про себя: фокус с обещанием подарка сработал по задуманному.

— Ну-с, значит, не зря для тебя зайчик из леса гостинец передал, — из кармана куртки появилась завёрнутая в золотую фольгу шоколадная шишка. — Держи.

Лена взяла сладость, покрутила в руках, зачем-то понюхала.

— Чик?

— Да, зайчик.

— Се!

— Серый? Разве он обещал тебе что-то привезти?

Дочка шумно вздохнула: нет, не обещал, но я так надеялась.

— Ох, Елена, — Олег спустил девчушку с рук на пол. — Темнишь ты, подруга. На, это тебе от Серого Волка, — из другого кармана возникла вторая шишка, только не съедобная, а обыкновенная, сосновая. Единственное отличие от шишек, водившихся в студгородке, заключалось в её необычно крупном размере и сильном хвойном аромате. Счастливая Леночка прижала оба подарка к груди и убежала с ними в комнату.

— Олег, вот зачем ты ей сейчас сладкое дал? Она же теперь обедать не станет, — укорила мужа Настя.

— После одной крохотной шоколадки? Глупости! — Воевода шагнул к супруге, обнял её за талию: — Здравствуй, лебёдушка.

— Здравствуй, — жена послушно подставила щёку для поцелуя. — Спасли мир и турбазу?

— Спасли. За это дорогое начальство выписало нам целых три дня выходных, поэтому если хочешь куда-то сходить…

— Я подумаю. Но пока у меня одно желание: чтобы ты сегодня поразвлекал Лену после обеда.

— Легко и непринуждённо, — печально признавать, только у Олега взаимопонимания с дочерью было в разы больше, чем с её мамой. — Кстати о птичках, обед у нас когда планируется?

— Через полчаса, — тут в комнате что-то громко зашипело, запахло горелой едой. — Ох! — хозяйка метнулась к плите, а хозяин наконец снял верхнюю одежду, разулся и отправился мыть руки.

— Елена! — возмущённый Настин крик прозвучал, когда Олег уже выходил из ванной. — Ты что творишь!

Ожидавшая его в комнате сюжетная композиция называлась «Мать отчитывает дочку». Оскорблённая в лучших чувствах Леночка сидела на ковре, отвернувшись от рассерженной родительницы, а та обвиняюще нависала над негодницей, держа в руках отобранную шоколадку.

— Нельзя брать в рот то, что облизывал кот! — Настя кипела гневом почти так же, как её кастрюли. — И вообще, котов сладостями не кормят!

Теперь Олег заметил третье действующее лицо — притаившегося под дочкиной кроваткой Джорджа. Ситуация прояснилась: добрая душа Леночка захотела поделиться вкусным со своим усатым другом и была поймана мамой с поличным.

— Олег! — похоже, он тоже в чём-то успел провиниться. — Где ты ходишь, я же просила тебя присмотреть за ребёнком!

За почти три года семейной жизни Воевода наизусть выучил нехитрое правило: видишь, что супруга психует, — дай ей перебеситься в одиночестве, исчезни куда-нибудь хотя бы на пять минут.

— Знаешь, Ленок, а пойдём-ка, пока обед готовится, воздухом подышим. Для улучшения аппетита, — Олег споро закутал дочку в сдёрнутый с кровати плед-покрывало. Взял получившийся кокон на руки, ровным тоном проинформировал: — Настён, мы на балконе, — и ушёл на застеклённую лоджию.

Здесь, в студгородке, яркое сияние небес приглушила непонятно откуда взявшаяся дымка, отчего диск солнца сделался похожим на лунный.

— Ты не обижайся на неё, — больше себе, чем Елене, сказал Олег. — Валюха, точнее его мама, говорит, скоро это закончится.

— Ва?

— Валя. Лен, нут-ка повтори: Ва-ля.

— М, — девочка наморщила носик. Зачем повторять, если и так понятно, о ком спрашивают? Интереснее другое: — Се! — она почти ткнула в глаз отцу сосновой шишкой, которую по-прежнему таскала с собой.

— Хочешь знать, где он её раздобыл?

— А! — «Да!»

— Ну, слушай. За горами, за долами растёт посреди густого леса, в самой-самой его волшебной части огромная сосна…

Олег плёл небылицу за небылицей, придумывая для подарка эпический ореол «Шишки Вселенского Порядка, Гармонии и Всего Такого». История постепенно отвлекла его от обиды на несправедливый упрёк жены, поэтому, когда за спиной открылась балконная дверь, он чувствовал себя готовым к нормальному общению.

— И что, всё на самом деле случилось именно так? — Насте было стыдно за свой срыв, и она прикрывала неловкость лёгкой насмешкой.

— Сам я при этом не присутствовал, — невозмутимо ответствовал Олег. — Можешь Серёгу спросить, если захочешь.

Жена состроила скептическое лицо: стану я ещё глупостями как серьезными вещами интересоваться! — и огласила причину своего появления на лоджии: — Обед на столе.

— Хорошо, мы идём. Ленок, может, отложишь шишку, пока будешь кушать?

— Не! — дочка на всякий случай спрятала гостинец в складках пледа. Настя поджала губы, однако чувство вины не позволило ей попытаться отобрать сокровище силой.

Леночка не расставалась с подарком до самого вечера, даже купаться и спать пожелала вместе с ним.

— Шишка Вселенского Порядка, Гармонии и Всего Такого, — фыркнула супруга, поудобнее устраивая голову на плече уже лежавшего в постели мужа. — Сказочники вы с Серым.

— Какие есть, — ответ прозвучал немного грубо из-за припомнившейся вдруг дневной обиды. К счастью, Настя не обратила внимания на несоответствующий тон.

— А по правде, откуда шишка? — мирно полюбопытствовала она.

— Серёга утром с пробежки притащил, — Олег поторопился свернуть навевающий лишние воспоминания разговор: — Спокойной ночи.

— И тебе.

Снов ему не снилось, как, впрочем, всегда, когда он ночевал в кругу семьи.

***

Беличье колесо «дом-работа-дом-универ-дом» крутилось с такой скоростью, что только успевай конечности переставлять. После Нового года Борисыч обещал затишье среди заказчиков, и Олег всерьёз намеревался посвятить освободившееся время диссертации. Общую канву они с Серым уже успели обговорить, а местами даже записать; теперь требовалось собрать черновики в кучу и разделить их на два дополняющих друг друга исследования. Это была программа-минимум, а максимум — бонусом нарыть в имеющемся ворохе информации материалы, на основе которых Валёк будет писать диплом.

— Олег, напомни, о чём будет твоя диссертация? — спросила Настя в один из вечеров самого тёмного месяца года.

— О способах защиты электроники от жёсткого электромагнитного излучения.

— Это же космос, я права?

— Права. Ещё военные и местами атомка.

— Однако, — жена скормила зазевавшейся Леночке очередную ложку каши. Дочь сморщилась, но под многозначительным отцовским взглядом плеваться едой не стала. — Ты действительно что-то новое придумал?

— Придумали. Мы с Серёгой. Насколько оно новое и годное — пока не понятно, до конкретных расчетов всё никак руки не дойдут. Тут ещё декан когда-то обещал свести нас с толковыми ребятами из НИИ связи. Пора ему про это напомнить.

— Здорово, — в сопровождавшем фразу вздохе звучала тайная зависть. — А у меня, кажется, мозги совсем заржавели.

— Ничего, скоро отправим Елену в садик, ты найдёшь работу, и всё восстановится.

— Да уж, отправим. Там везде очередь на пару лет вперёд. И вообще, кто меня возьмёт без стажа и с маленьким ребёнком?

— Настюх, — «тебе нужен план действий или повод для нытья?», — давай решать проблемы по мере их поступления. Ты хоть куда-нибудь на очередь встала?

Жена отчего-то напряглась: — Нет. Без прописки…

— Есть же временная.

— Мне некогда по детским садам мотаться. Бабушек-дедушек у нас под боком не имеется, ты дома только под вечер появляешься, а таскать с собой Елену я не хочу. Холодно, кругом все чихают-кашляют: один раз покатаешься с ней в маршрутке и потом месяц лечить будешь.

— Понятно, — ей просто захотелось поплакаться. В принципе, во время оно планируя семейную жизнь, Олег допускал вариант, когда супруга остаётся домохозяйкой. Однако теперь Настёне кровь из носу нужна нормальная работа, чтобы в крайнем случае она смогла самостоятельно обеспечить себя и дочь. «Надо обмозговать момент детсада. Блин, у кого бы проконсультироваться? Может, у Валюхиной мамы? Пускай город другой, конторы-то похожие», — новая проблема отозвалась в правый висок острым уколом мигрени. Чёрт, этого ещё не хватало.

— Спасибо за ужин, — Олег отодвинул тарелку, на дне которой плескалось немного супа. — Пойду, покурю.

Сигарет в пачке осталось всего пять. Плохая новость, может не хватить до утра.

— Олег, — Настя вышла на лоджию в одном халатике. Плотно прикрыла дверь, намереваясь завести какой-то Важный Разговор. И почему именно сейчас, когда злые буравчики неспешно делают решето из его черепной коробки?

— Замёрзнешь ведь, — Воевода накинул на плечи жене свою специальную «курительную» куртку. — Что там Елена? Доела кашу?

— Доела, сейчас с Джорджем возится. Олег, я давно хочу спросить… Пожалуйста, ответь честно: ты меня ещё любишь?

Огонёк на кончике недонесённой до губ сигареты мигнул и погас. «Честно». Если бы не мигрень, если бы не выглянувшая из-за туч полная луна, Олег солгал бы, даже не поморщившись.

— Нет, — спокойное, будничное слово, но Настя на миг задохнулась, как от обрушившегося сверху ведра ледяной воды.

— Разведёмся? — она постаралась задать второй вопрос так же спокойно и буднично.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не из тех, кто сбегает от ответственности.

— Так ты, — собеседнице пришлось взять короткую паузу, — ты и женился, не любя?

— Да.

— Из-за ребёнка?

— Да.

— Я не верю, — пробормотала Настя. — Сколько я тебя знаю, ты бы ни при каких условиях не стал вешать на свою драгоценную шею ярмо отживших отношений. Ты всегда предпочитал рвать, а не смиряться.

Олег пожал плечами, вновь подкуривая сигарету: всё течёт, всё меняется. Я тоже изменился.

— Послушай, но как же нам теперь жить дальше?

— Дурацкий вопрос. По-твоему, что-то глобально изменилось?

— Да, — жена зло сощурилась. — Теперь я точно знаю: я тебе противна.

— Чушь. Пусть я тебя не люблю, но для меня ты всё равно близкий человек. Мать моего ребенка, в конце концов.

— И на том спасибо, — супруга гордо повела плечами, стряхивая с них куртку. — Пойду купать Елену.

От сильного хлопка дверью задрожали стёкла лоджии.

«Сказал, да? Стало легче?»

Возможно, стало. По крайне мере, в висках больше не высверливают отверстия тупой дрелью.

«Не спеши радоваться. Она не простит тебе обмана нелюбви. Единичную измену, может, и простила бы, но отсутствие чувств — никогда».

Предсказание оказалось верным. В общении с мужем Настя сделалась холодна и лаконична, даже в неширокой супружеской постели умудряясь вести себя так, словно между ними лежал обоюдоострый меч. Зато на Леночку теперь выливались настоящие водопады ласки и заботы, чем, видимо, предполагалось усугубить Воеводино чувство вины. Провальный план, поскольку виновным в правде он себя не считал. Тем не менее, срочно требовался хороший совет.

— Я тут на днях фигню сделал, — с преувеличенной беспечностью начал Олег, подавая стоявшему на стремянке Серому обжимку. — Сказал Настюхе, что не люблю её.

— Просто сказал, не в запале?

— Просто.

— Плохо.

— Согласен.

Обжимку обменяли на пластиковый корпус щитка и отвёртку.

— Как реагирует?

— Сорокаградусным морозом.

— А дочка?

— Не поймёт, в чём дело. Но мы не ругаемся, поэтому сильного стресса вроде бы нет.

Друг закрутил последний винтик и спустился вниз. Молчаливо принялся собирать инструменты в пластиковый чемоданчик.

— Как думаешь, оттает? — Вот оно, то самое, ради чего заводился разговор.

— Не знаю, Олежа. Но как есть точно не останется. Надо подумать.

Новый год супруга пожелала встречать в кругу своих родителей, о чём официальным тоном сообщила мужу за завтраком двадцать седьмого декабря.

— Ладно, поговорю с Борисычем о машине для вас, — Олег самым бессовестным образом игнорировал сковавшую их отношения вечную мерзлоту. — Думаю, «Соболя» на полдня он сможет выделить.

— Мы поедем автобусом, — королева в изгнании, ни дать не взять.

— Анастасия, не дури. До каких чисел ты туда собралась?

— До февраля.

— Вот видишь. И ты полагаешь, будто на себе унесёшь месячный запас вещей?

Настя сжала рот в тончайшую нить, но разумных возражений найти не смогла.

— Ты здесь останешься? — вынужденно поинтересовалась она.

— На Новый год? Нет, тоже к родителям поеду. У отца день рождения первого, если помнишь.

— Значит ты…

— Я предполагал отмечать с вами, — Воевода прервал обвинение. — Но раз так получается, то проведаю своих. Больше года уже только по телефону общаемся.

Было заметно, что жене хотелось разругаться вдрызг, однако она мужественно справилась с искушением, уронив короткое «Понятно».

Тридцатого Олег погрузил в рабочий «Соболь» две собранные супругой огромные сумки, усадил Настю с Леночкой в хорошо протопленный салон, напоследок ещё раз наказав дочке быть умницей и слушаться маму, после чего лично закрыл дверь автомобиля. «Соболь» тронулся, коротко бибикнул, и Воевода поднял руку в ответном прощальном жесте. Это было подло, но он чувствовал себя заключённым, которого ненадолго выпустили под подписку о невыезде. «Завтра мне тоже в дорогу», — Олег поднял лицо к пасмурному, сулящему снегопад небу. Хорошо бы жена и дочь добрались до места без ненужных погодных явлений. Сколько им ехать, час? Через полтора надо будет позвонить: обиженная Настя вполне могла пропустить мимо ушей просьбу обязательно сообщить о прибытии. «Завтра я буду на родине, а второго, как обычно, вернусь. Матушка расстроится, жалко, но работа…» В кармане куртки заиграл телефон, отчего в первую секунду Воеводу бросило в холодный пот: неужели что-то случилось с машиной? Они же ещё толком отъехать не успели. К счастью, на экранчике светилась надпись «Серый», и Олег, выдохнув, нажал «Ответить».

— Здорово, Серёга.

— И ты не чихай. Проводил?

— Только что.

— Ясно. Мне тут начальник позвонил: у нас каникулы до седьмого января.

— Ни фига себе!

— Аналогичного мнения. В общем, мы с Захаровым подумали и решили составить тебе компанию в поездке на родину. Числа этак до четвёртого, пятого у него экзамен.

— Слушай, но это же полный крутяк, это… — Олег понял, что начинает гнать пургу, как экзальтированная девица. — Серёг, а билеты? — вдруг пришло ему в голову.

— Сейчас поедем на автовокзал. Вдруг повезёт, и у них как раз парочка завалялась?

— Я с вами, — Воевода уже широко шагал к выходу со двора семейного общежития. — Жду на перекрёстке.

— Договорились.

Всё-таки кто-то из них троих был зверским везунчиком. Два билета на последний рейс оказались сданными ровно за десять минут до того, как приятели подошли к окошкам касс.

***

Олег звонил жене каждый день, около обеда. Получал стандартную сухую сводку «Все здоровы, всё хорошо» и успокаивался. Но четвёртого числа Настя позвонила сама, попав ровно на тот момент, когда нагруженные сумками друзья неторопливо шагали на автостанцию.

Первым, что раздалось из динамика, стоило Воеводе снять трубку, стал отчаянный детский рёв.

— Всё-всё-всё, — Настин голос терялся в шуме, — сейчас папа с тобой поговорит, не плачь.

Рёв приблизился.

— Здравствуй, красавица моя! — Олегу самому пришлось порядком напрячь связки.

— Па-а-а!!!

— Что у тебя случилось, почему плачешь?

— У-у-у! — всхлип. — У-у-у-и-и-а!

— Я тоже соскучился, но я же не плачу. Давай и ты вытирай слёзы.

— О-ой чу-у-у!

— Ленок, так нельзя. Бабушка с дедушкой обидятся, они вас очень давно не видели.

Всхлипы стали чаще.

— Олежа, дай я чуть-чуть с ней поговорю, — попросил Серёга. — Здравствуй, Елена.

— Се-е-ый!

— Серый, Серый. И Валя тоже здесь.

— Привет, Ленчик!

— Ва-а!

— Вот слышишь, мы все рядом. Не надо плакать, хорошо?

— Щё! — Леночка хлюпала носом, но отвечала решительно.

— Елена, твой папа совершенно прав: обижать дедушку и бабушку никак нельзя. И потом, мы сейчас тоже в гостях, как и вы, — Серый дипломатично умолчал о том, что через десять минут у них автобус обратно. — Поэтому давай пока сделаем так: мы будем каждый вечер звонить тебе перед сном и рассказывать сказки, а ты перестанешь расстраиваться. Согласна?

— Да! — слово прозвучало неожиданно ясно и твёрдо.

— Молодчина. Всё, передаю трубку твоему папе.

Олег взял сотовый: — Значит, мы с тобой договорились, да, Ленок? Ты хорошо себя ведёшь днём, а вечером слушаешь сказку.

— Да!

— Вот и замечательно. Дашь мне теперь с мамой поговорить?

Леночка засомневалась, но потом из динамика прозвучало благородное «На!», и мобильный заговорил Настиным голосом: — Олег, она с самого утра истерит, я просто не знала, что делать…

— Всё, Настён, всё, мы условились о сказке на ночь по телефону в обмен на хорошее поведение. Поэтому набери мне сегодня, когда её укладывать станешь.

— Ладно. Олег…

— Насть, у нас автобус подходит. Давай, до вечера.

— До вечера.

«Наверняка решит, будто я просто не захотел с ней разговаривать», — только транспорт и в самом деле подали на посадку. Пора загружать в багажник сумки с щедрыми родительскими гостинцами, однако прежде неплохо было бы прояснить кое-что.

— Серёга, Валёк у меня к вам вопрос личного характера. Вы какие детские сказки знаете?

Месяц разлуки не добавил тепла супружеским отношениям. Наоборот, список мужниных прегрешений пополнился очередным пунктом о чрезмерной любви дочери к нему. Кто знает, возможно, длительное проживание отдельно являлось своеобразной попыткой ослабить силу детской привязанности, только результат вышел прямо противоположный.

Одним особенно неприятным февральским вечером Олег принёс в комнату 407/4 на три четверти пустую пачку сигарет, злой приступ мигрени и желание либо кого-нибудь убить, либо немедленно сдохнуть самому. Валентин был на лекциях, Серый вдумчиво изучал распечатки статей по теме диссертации, подкинутые ребятами из НИИ, в секции кто-то шумел водой и хлопал дверями — всё, как обычно в это время суток. И, как обычно, на то, чтобы с позором изгнать головную боль с её верным спутником — отвратным настроением, хватило меньше десяти минут.

— Мне вот отчего-то кажется, — Воевода валялся на своей бывшей кровати, рассеянно разглядывая сетку второго яруса, — нам с ней было бы проще в квартире попросторнее. Хотя бы двухкомнатной. Но блин, как ни посчитаю, съём жилья — натуральная чёрная дыра для семейного бюджета.

— Про ипотеку думал?

— Думал, конечно. Банки обзванивал: не дадут нам ни шиша. Доходы не те, плюс маленький ребёнок.

— Тогда у меня осталась последняя идея, — Серый отложил распечатки в сторону. — Купи им с Еленой отдельное жильё, а сам переезжай к нам.

Олег сел.

— Как там в мультике говорилось: «Чтобы купить что-нибудь нужное, надо сначала продать что-нибудь нужное»? Например, почку на чёрном рынке.

— Или квартиру, собственником которой я являюсь со второго курса.

— Серёга, — Олег изо всех сил старался говорить спокойно, — ты совсем с катушек съехал? Это же твой дом.

— Давно нет.

— Хорошо, тогда твоя страховка на всякий поганый жизненный случай.

— Верно сказал: моя страховка. И я могу распоряжаться ею по своему усмотрению.

— Дружище, — да что он несёт, какое «по своему усмотрению»! — ты прости, но я от тебя такой подарок не приму. Это не билетик на междугородний автобус.

— Давай не в подарок. Составим график выплат, будешь каждый месяц класть денежку на специальный счёт. Как в банке, только без процентов.

— Да с моими доходами, я тебе долг до второго пришествия выплачивать буду!

— Хоть до третьего, мне не срочно.

Вот же непрошибаемая личность!

— Серёг, ну зачем? Ладно бы я, тьфу-тьфу-тьфу, болен смертельно был или ещё что-нибудь серьёзное. А то — плохая атмосфера в семье, ерундистика какая!

— Затем, что стоимость трёхкомнатной квартиры не кажется мне чрезмерной платой за твоё душевное спокойствие и физическое здоровье.

— Здоровье? Ты про мигрени, что ли?

— Про мигрени, про сигареты, пачки которых тебе едва хватает на полтора дня, про ангину, которая вот-вот перерастёт в какую-нибудь гнойную дрянь. Психосоматика, слыхал про такое?

— Слыхал, — Воевода мрачно отвернулся. Он и сам чувствовал: предел прочности близок, ещё немного, и организм начнёт сыпаться. — Серёг, как ты не понимаешь — не могу я!

— Не понимаю. Олежа, ты — мой друг, за которого мне ни почки, ни печени, ни прочего ливера не жаль. Не говоря уж об абстракции, придуманной людьми для облегчения товарообмена между собой. Есть у меня квартира в загашнике, нет её — не суть важно. Обеспечить себя и близких я сумею при любом раскладе.

«Господи-боже, чем я настолько потрафил тебе, что в награду ты послал мне этого упрямца?»

— Подумай над моим предложением, ладно? Вариант в самом деле хорош.

— Ладно, — капитулировал Воевода. Он подумает, прикинет бухгалтерию, и если срок возврата суммы покажется более-менее реальным… Это ещё не свобода, это всего лишь тень, болотный огонёк, но как же хочется в него поверить!

— Я ведь обещал, что помогу, Олег-царевич, — Серый улыбался, чрезвычайно довольный найденным решением. Пожалуй, в последний раз такая улыбка освещала его лицо одним сказочным ноябрьским утром.

— Обещал, Волчара, — подтвердил Олег, вставая с кровати. — И коль пошла такая пьянка, то сегодня я вас с Валентином ужинаю. Заказывай меню.

***

Стоило ему сказать «да» и на пару с лучшим другом составить экселевскую табличку выплат беспроцентной ссуды, как выяснилось, что объявление о продаже квартиры выходило в печати чуть ли не с первого января. Более того, совсем недавно нашёлся покупатель, произведший благоприятное впечатление на подозрительную натуру тётушки Серого, которая взяла на себя роль риэлтора. Таким образом, от Олега требовалось лишь найти жилище, удовлетворяющее его придирчивый вкус, согласовать выбор с женой — и дело в шляпе.

— Ну, дружище!..

Однако контрольный выстрел принадлежал группе поддержки в лице Валька, который похвастался:

— Я, кстати, сегодняшнюю газету купил! Посмотрим, что нам могут предложить?

— Посмотрим, — кивнул Воевода. И откуда только к нему могла прийти мысль, будто он стоит со своими бедами один на один? — Серёг, открывай карту. Будем и инфраструктуру сразу прикидывать.

Интенсивный поиск продлился три недели, чтобы, как под заказ, завершиться к Восьмому марта. Олег уговорил до сих пор отчуждённо державшуюся супругу на полдня оставить Лену с его друзьями, обосновав просьбу желанием сделать ей сюрприз.

Он подобрал двухкомнатное жильё в одном из старых районов города за смешную цену: владельцам срочно потребовались деньги. Третий этаж, зелёный двор, рядом садик, школа и парочка продуктовых — идеально для женщины с ребёнком.

— Ты хочешь купить нам квартиру? — Настя не верила своим ушам. — Но откуда у тебя деньги?

— Друг одолжил.

— Серый? Не знала, что у него в родне миллионеры.

Воевода воздержался от комментариев: Серёгино семейное положение к сути вопроса отношения не имело.

— А сам ты останешься в общежитии?

— Верно.

— Будешь к нам в гости ходить, получается.

— Да.

— Ясно, — жена подошла к окну, выглянула на улицу и вскользь поинтересовалась: — Как же зовут твою новую пассию?

— Нет никакой пассии, Анастасия, — «А про тех, кто есть, лучше молчать рыбой в аквариуме». — Мне банально нужна свобода, в неволе я пухну и дохну. Извини.

— Ты удивишься, — криво улыбнулась супруга, — но я тебе верю. Всё-таки не зря мы знакомы — сколько? Восемь лет?

— Практически. Тебе как, нравится квартира?

— Нравится, — впервые за последние месяцы она ответила ему как обычный человек, а не ледышка-Снегурочка.

— Тогда давай через пару дней съездим в строительный: выберешь обои, плитку в санузел, ну, и тому подобное. Я ещё думал сантехнику всю поменять, ты как считаешь?

— Я… — Настя водила кончиками пальцев по растрескавшейся краске подоконника, — я… Зачем мы всё сломали?

— Потому что оба — идиоты, как говорит Серый, — с горькой прямотой хмыкнул Олег. — Но третья попытка нам, боюсь, не светит.

Жена печально кивнула, быстро провела ладошкой по щекам: — Ладно, показывай, что ты запланировал здесь переделывать.

Оформление договора купли-продажи и куча связанных с ним проверок, очереди в паспортном столе на прописку, ремонт, работа, университет под завязку заняли март, апрель и почти половину мая. Все эти недели домашние видели отца и мужа только утром и вечером, сам же он думать забыл о перекурах, мигренях или ангине — времени еле-еле хватало на обязательную сказку на ночь для Леночки. В водовороте срочных дел выяснилось, зачем нужны планировщики и напоминания в сотовом телефоне, а ещё открылись поистине безграничные возможности человеческого организма. Порой Олегу казалось, будто у него под солнечным сплетением работает миниатюрная атомная станция, бесперебойно снабжающая энергией разум и мышцы.

— Знаешь, это почти оскорбительно, — однажды заметила Настя. — Даже когда ты меня добивался, то был менее целеустремлённым.

Воевода отговорился тем, что она просто не в курсе, как выглядела та ситуация изнутри, однако про себя сделал отметку: пора сбавлять обороты.

Естественно, на протяжении всего пути друзья были рядом. Прикрывали по рабочим и аспирантским делам, помогали с ремонтом, да что там — элементарно обеспечивали приятеля нормальной едой на обед, а порою и ужин. Взаимопонимание между ними достигло совсем уж экстрасенсорного уровня, когда к одному приходит очередная гениальная идея, а через минуту раздаётся звонок, и второй начинает рассказывать о том же самом.

— Нас с вами можно по телевизору показывать, — подшучивал Олег, на что товарищи лишь фыркали в унисон: подумаешь, чудо-чудное, диво-дивное.

— Всё закономерно, — втолковывал ему Серый. — Мы варимся в общем котле одинаковых вопросов и проблем, постоянно о них думаем, вот и случаются совпадения. Когда ситуация устаканится, «телепатия» исчезнет.

— Хотя, конечно, так, как сейчас, интереснее, — добавлял Валёк. Из него, кстати говоря, энергия била не меньшим фонтаном, чем из Олега. Но если последний пережигал в атомной топке предчувствие скорой свободы, то первый — радость от того, что может быть полезен важным для него людям.

И вот ремонт окончен, новая квартира отмыта до блеска, грузовая «Газель» для завтрашнего переезда заказана. Часы неумолимо отсчитывают минуты, оставшиеся до очередного жизненного перелома, возможно, даже более важного, чем свадьба три с половиной года назад. Муж и жена стоят на застеклённой лоджии, окна которой сейчас распахнуты настежь. За стеной сладко спит их почти трехлетняя дочь, и её покой чутко охраняет крупный чёрный кот с белыми «галстуком» и «носочками».

— По поводу денег не волнуйся: пока не начнёшь толком зарабатывать, я все расходы беру на себя. Да и потом тоже буду помогать. Как там с садиком?

— Пойдём в сентябре. Олег, я постараюсь найти на лето что-нибудь надомное. Не хочу до осени сидеть у тебя на шее.

— Твоя воля. Думаю, первое время имеет смысл приходить к вам каждый вечер. Сказка, то да сё.

— Но мы же ей расскажем? Объясним?

— По крайне мере, попробуем.

Настя ёжится от прохладного воздуха майской ночи, и муж накидывает ей на плечи свою ветровку. Жест напоминает обоим начало истории разбегания, отчего становится неуютно.

— Значит, если бы не Лена, ты бы не женился?

— Нет. Прости.

— То есть нашей семейной жизни хватило ровно на одну осень?

«Меньше». — Да, где-то так.

— Ты сейчас до конца растоптал остатки моей самооценки.

— Брось. Оба виноваты одинаково.

— И третьей попытки?..

— Не будет. Я заработал острую идиосинкразию на брак.

— Однако с разводом ты всё равно предлагаешь ждать Елениных восемнадцати?

— Насть, я против отчима при живом отце для моей несовершеннолетней дочери. Не поджимай губы, мачеха ей так же не угрожает.

— Мачеха ей не угрожает в любом случае — я не собираюсь отдавать тебе ребёнка. И я тоже имею право на свободу.

— Анастасия, это не обсуждается.

— Нет, обсуждается. Олег, не вынуждай меня идти в суд.

Воевода скрипит зубами. Ругаться ему сейчас хочется в последнюю очередь.

— Настюх, иди спать. Потом поговорим.

Настя упрямо вскидывает подбородок — её мужнины «потом» совершенно не устраивают. Однако из комнаты доносится сонное Леночкино бормотание, и она убегает к дочери. Олег поднимает усталый взгляд к тонкому серпику новорожденного месяца, и тогда в кармане джинсов коротко тренькает СМС-ка.

«Ложись спать, Олег-царевич. Утро вечера мудренее».

***

Переезд не зря сравнивают с пожаром. Пускай львиная доля вещей уже давным-давно собрана, распихать по сумкам остатки в цейтноте перед приездом машины — та ещё нервная встряска. Полчаса на погрузку, сорок минут дороги по пробкам, полчаса на выгрузку. И вишенка на торте: разложить всё привезённое на новом месте. Дело значительно упростило то, что Леночку с Жориком оставили на попечение Валентина, а заботу об обеде взял на себя Серый. Он честно отработал грузчиком, однако после уехал с машиной в студгородок, оставив новосёлам пирог с горбушей, зеленью и сыром, термос крепкого чая и большую сладкую ватрушку.

— Вот теперь я прекрасно понимаю, почему ты спокойно относишься к перспективам вечно холостой жизни, — заметила Настя, доедая последний кусочек выпечки.

— Будто ты раньше не знала, как Серёга готовит.

— Ну, я не думала, что он, ко всему прочему, и пироги печёт.

— Просто с дрожжевым тестом возиться не любит, а так моя матушка его в своё время хорошо выучила.

— Мне жутко хочется услышать эту историю в подробностях.

— В другой раз, Настюх. Когда со временем посвободней будет.

За особами высокой важности — Еленой и Джорджем — Воевода съездил на такси. Дочери квартира понравилась сразу: столько места для игр, почти как у бабушки с дедушкой. Кот же, наоборот, к новому жилью остался равнодушен, формально оббежал комнаты и запросился на улицу. То ли захотел познакомиться с окрестностями и их обитателями, то ли вообще собрался чесать обратно в общежитие на своих четырёх.

Как было уговорено, Олег прочитал дочке сказку, которых теперь помнил немало, дождался, пока ребёнок сладко засопит в кроватке, и тихо вышел из спальни в прихожую.

— Поехал? — Настю выдавали лишь крепко сцепленные в замок пальцы.

— Да. Позвоню завтра с утра — узнать, как ночь прошла. Ну, и вечером тоже ждите.

— Ужинать будешь?

— Скорее нет, чем да. Я предупрежу.

— Ладно, — ей страшно хотелось что-то добавить, только слова всё не шли с языка.

— Спокойной ночи, Настюх, — Олег аккуратно коснулся губами жениной щеки. — Не забудь закрыть обе двери.

— Спокойной ночи. Не забуду.

Воевода задержался на лестничной клетке до тех пор, пока не услышал два щелчка замков, и лишь тогда заспешил по ступенькам вниз.

Майская ночь была прекрасна, как бывает прекрасна только первая майская ночь после сотворения мира. Черёмуховый воздух пьянил не хуже шампанского, редкая маршрутка подошла почти сразу — шёлковая нить жизни вновь заскользила сквозь пальцы с лёгкостью прежних, беспечных лет. Студенческий городок, естественно, не спал: половина одиннадцатого, детское время. Окна общежития светились разными оттенками янтаря, и то самое окно было в их числе.

Четыреста седьмая секция встретила своего блудного старосту звуками стрельбы и взрывов из первой комнаты, жители которой азартно резались в очередную компьютерную игру, да невнятным бормотанием кинофильма из второй. Олег бросил короткий взгляд на запястье: ещё час на шум у соседей имеется, а потом пусть пеняют на себя. «Расслабились, небось, без твёрдого руководства», — подходя к двери с цифрой «четыре» и привинченным под ней жёстким диском, он думал о чём угодно, кроме главного. Потому как отлично помнил Валентинов совет: порой мыслительная деятельность только мешает.

— Здорово, други! Приютите сиротинушку годиков этак на шестьдесят-семьдесят?