Опасная любовь

Глава одиннадцатая

Энди не знала, как дети отреагируют на визит незнакомца: ничего подобного прежде не случалось. Отца они помнили плохо: в то время, когда Энди развелась с мужем, дети были еще слишком малы — Эмили едва исполнилось три года, а Кристоферу шесть. К тому же Кевин изображал отца-трудоголика и редко бывал дома. Дети привыкли делить Энди только с ее работой. Сейчас она была готова к недовольству, настороженности, даже грубости, но, к ее облегчению, сын и дочь приняли Джима вполне дружелюбно.

Романтично настроенную двенадцатилетнюю Эмили покорила мужественная внешность и обаятельная улыбка Джима, на Криса произвел впечатление блестящий черный «харлей-дэвидсон». Только отец Энди оставил свое мнение при себе.

— Я слышал, у тебя с ним роман, — мрачно заметил Натан Бишоп, кивая в сторону Джима, который, забредя по пояс в воду, обучал Криса тонкостям управления серфером.

Энди обернулась к отцу.

— Вот как? От кого?

— У меня свои осведомители. — Старик свел на переносице клочковатые брови.

— На твоем месте я не доверяла бы сплетникам, — отозвалась Энди, но отец что-то забормотал о неблагодарных дочерях, не проявляющих должного уважения к родителям.

Впрочем, Энди уже не слушала его. Она наблюдала за сыном и любовником. Несмотря на свои пятнадцать лет, Крис казался особенно хрупким и беззащитным рядом с мускулистым и рослым Джимом. Уже не ребенок, но еще не мужчина. Держась за мачту, он внимательно слушал объяснения гостя, который бурно жестикулировал — судя по всему, рассказывая о том, как важно следить за направлением ветра. Вот Крис кивнул, и Джим отпустил серфер. Балансируя, Крис выпрямился. Серфер заскользил по воде. Приставив руку козырьком ко лбу, Джим одобрительно наблюдал за учеником, вот он что-то крикнул, когда парус опасно накренился.

Энди услышала громкий вздох где-то рядом и, обернувшись, увидела Эмили и ее не по годам развитую подругу Дженнифер: девочки сидели на причале, болтая босыми ногами в воде. Эмили была в шортах из обрезанных старых джинсов поверх ярко-розового купальника. Дженнифер щеголяла неоново-зеленым бикини, который Энди сочла слишком вызывающим и роскошным для тринадцатилетней девочки. Интересно, о чем думает ее мать, выпуская дочь из дома в таком виде?

— Клевый парень, — заявила Дженнифер, не сводя глаз с Джима. — Как думаешь, у него есть девушка?

— По-моему, он дружит с моей мамой, — Эмили улыбнулась Энди, поблескивая синими глазами. — Правда, мама?

— Да ну? — ахнула Дженнифер. — Миссис Вагнер, он и вправду ваш приятель?

Энди поправила темные очки, забавляясь при виде явного недоверия в глазах Дженнифер.

— Может, да, а может, и нет, — загадочно ответила она. — Я еще не решила.

Отец Энди, слышавший разговор, громко хмыкнул. Эмили засмеялась.

— Мама говорит, что нельзя заставлять мужчин ждать, — заметила Дженнифер. — Их легко отпугнуть, достойных мужчин встречается мало, поэтому женщина не может позволить себе привередничать, иначе останется одна.

Энди не сразу нашлась с ответом. Неужели матери позволено давать дочери такие советы?

— По-моему, ты слишком сгущаешь краски. — Она перевела взгляд на собственную дочь, с уважением взирающую на умудренную житейским опытом подругу. — В наше время женщины обязаны быть разборчивыми, — начала она, осторожно выбирая слова. — Нельзя вешаться на шею первому попавшемуся мужчине. А если уж выбирать не из кого, можно вообще отказаться от этого занятия.

— Но ведь тогда останешься одна, — возразила Дженнифер. — Кто же в таком случае о тебе позаботится?

— Моя мама сама может о себе позаботиться, — вмешалась Эмили, — что она и делает. И потом, она не одна: у нее есть я, Крис, Кайл, дедушка, тетя Натали, дядя Лукас и друзья.

Энди улыбнулась: суждения дочери были вполне логичны. И хотя одно лето в обществе тринадцатилетней кокетки ей не повредит, на всякий случай все-таки необходимо поговорить с Эмили о мальчиках и поцелуях.

— Я разговаривал с Коффи, — сообщил отец Энди, когда девочки увлеклись своим разговором. Энди постаралась сделать невозмутимое лицо.

— С Коффи? — вежливо переспросила она таким беспечным тоном, что ее отец явно разочаровался. — Классная работа, папа!

— Не дерзи, детка! Ты понимаешь, что я имею в виду. Коффи считает, что между тобой и Николоси что-то есть. — Румянец ярко вспыхнул на загорелых скулах старика. — А еще Коффи доложил, что, по твоим словам, ты провела с ним ночь.

— Ну и что тут такого?

Отец побагровел, на миг отвернулся, а когда вновь взглянул на Энди, его глаза были прищурены, рот сухо сжался. Именно с таким выражением лица он почти сорок лет вытягивал признания из преступников Миннеаполиса.

— Это правда?

— Это тебя не касается, — твердо заявила Энди, — но если хочешь знать — да, правда! И я намерена повторить эту ночь.

— Ни в коем… — взревел старик, но вовремя понизил голос, вспомнив о сидящих поблизости девочках: — Только не в моем доме!

— Разумеется, — согласилась Энди. — Здесь же дети.

— Тебе следовало вспомнить о них несколько дней назад, прежде чем связываться с этим… — Он осекся и не договорил.

— Папа, в твоих советах я не нуждаюсь и не намерена спрашивать их впредь!

— Черт побери, ты же порядочная женщина, мать троих детей! Ты не должна вести себя как… как…

— Как женщина? — подсказала она, выпрямилась в шезлонге и повернулась к отцу. — Папа, я просто сделала то, чего ты желал мне в течение последних восьми лет.

— Ничего подобного я тебе не желал!

— Неправда, — возразила Энди, почувствовав его замешательство. В словесных баталиях с отцом ей редко доводилось побеждать. — Разве не ты советовал мне найти себе мужчину? Вот я и нашла его! — Она развела руками, всем видом побуждая отца признать ее логику.

— Значит, он готов жениться на тебе?..

Энди закатила глаза.

— Об этом мы еще не говорили. Но если он сделает мне предложение, знай: я откажусь! — В глубине души она сомневалась в собственных словах. — Больше я никогда не выйду замуж!

— Женщине необходим мужчина, способный позаботиться о ней, — упрямо возразил Натан, — особенно женщине, у которой есть дети.

— Ты рассуждаешь точь-в-точь как мать Дженнифер. — Энди попыталась обратить разговор в шутку, но отец не поддался, и она сухо добавила: — Я сама могу позаботиться о себе и о детях, папа, — до сих пор мне это удавалось! — Она положила ладонь на голое худое колено отца. — Эмили понимает меня, почему же ты продолжаешь спорить?

— Просто я хочу видеть тебя счастливой, Андреа!

— Знаю, папа. Но я и так счастлива, — заверила она, удивляясь, почему эти слова кажутся ей сейчас ложью. Поднявшись, она поцеловала отца в макушку. — Надеюсь, этот разговор останется между нами? — осведомилась она и, увидев недоуменный взгляд отца, пояснила: — Я не хочу, чтобы ты заговаривал с Джимом о женитьбе.

— Отец вправе узнать намерения друга своей дочери.

— В этом случае беспокоиться следует не о намерениях Джима, а о моем желании. А я не желаю выходить замуж! — Эти слова прозвучали уверенно, как в первые дни после развода. — Постарайся вместе с Джимом зарубить это себе на носу!

— Ладно, посмотрим, детка.

— И перестань называть меня деткой — мне уже не шестнадцать лет, а тридцать восемь! Я не хочу, чтобы ты задавал вопросы или вмешивался в мои дела — пусть даже для моего блага, ясно?

Натан Бишоп нахмурился.

— Ясно, — нехотя откликнулся он.

— Вот и хорошо! — Энди обернулась к девочкам: — Вы идете со мной? Пора готовить обед.

Разумеется, отец не сдержал обещание. Перед сном, выйдя из спальни за стаканом воды, Энди выглянула в окно на кухне и увидела, что отец и Джим сидят на веранде в окружении противомоскитных свечей. Отец Энди посасывал сигару, Джим потягивал бренди из стакана. На первый взгляд оба казались спокойными, почти расслабленными, но, судя по напряженным позам, разговор шел серьезный.

Первым побуждением Энди было выбежать из дома, схватить отца за ухо, увести его в комнату и хорошенько отчитать. Именно так поступили бы мама и Натали. Но Энди обладала более мягким характером. Она задумалась: в ответ на ее возмущение отец может заявить, что ничего наобещал ей. И кроме того, Джим, как он как-то выразился, уже взрослый мальчик. Он вполне способен справиться с ситуацией самостоятельно. Если Джим выдержит бой с ее отцом, значит, на него можно положиться. Энди выпила воды, поставила стакан на сушилку и вернулась в спальню.

— Он и в самом деле твой приятель, мама? — спросила Эмили, когда они улеглись в постель. — Ты не пошутила?

— Нет, не пошутила, — отозвалась Энди и поцеловала дочь в макушку. — Надеюсь, ты не против?

— Пожалуй, нет, — после минутного раздумья ответила девочка. — Он хороший. Мне он нравится, да и Крису тоже — он сказал это, пока мы мыли посуду. Крис говорит, что Джим разговаривает с ним как со взрослым — о строительстве и о том, что на следующий год Крис сможет поработать, если ты разрешишь, потому что многие мальчики начинают подрабатывать на стройке с шестнадцати лет. Крис спросил, откуда у него шрамы.

Энди затаила дыхание. Она еще не успела расспросить Джима о шрамах, но любопытством не уступала своим детям.

— Джим объяснил, что упал с крыши и перенес операцию, чтобы вновь научиться ходить. Он сказал, что его бедро почти полностью состоит из пластика и металлических штырей, а не из настоящих костей. Иногда даже детекторы металла в аэропорту срабатывают, когда он проходит мимо. — Эмили надолго замолчала, о чем-то задумавшись. — Мама… вы с мистером Николоси… — Эмили заерзала в постели, явно стесняясь откровенного разговора с матерью, — целуетесь и все такое?

Энди было смутилась, но вовремя вспомнила правило — всегда быть откровенной с детьми.

— Да, мы целуемся… и так далее.

— И ты хочешь выйти за него замуж?

— Он еще не сделал мне предложение, — уклонилась от прямого ответа Энди.

— А если он сделает его? — настаивала Эмили. — Ты согласишься?

Согласится ли она? Еще неделю назад Энди решительно сказала бы «нет», не испытывая никаких сожалений. Еще вчера она поступила бы точно так же. Но теперь… она ни в чем не была уверена. Неделю назад она клялась, что у нее больше никогда не будет любовников, а сегодня называет Джима Николоси приятелем.

— Нет, — наконец ответила она, — вряд ли, — и не удержалась от ответного вопроса: — А если бы я согласилась?

— Я была бы так рада! Он хороший, а ты всегда улыбаешься, когда смотришь на него. — Эмили придвинулась ближе к матери, наслаждаясь покоем ее объятий. — Поэтому я буду рада, если ты согласишься выйти за него замуж.

Энди сняла шлем, повесила его на руль «харлея», сцепила пальцы и потянулась, ожидая, когда Джим заправит мотоцикл. Воскресный день заканчивался, Джим и Энди возвращались в Миннеаполис.

— Что сказал тебе отец?

— Когда? — спросил Джим, не сводя глаз со счетчика.

— Вчера вечером, на веранде. — Она взлохматила свои примятые шлемом волосы. — Похоже, у вас состоялся крупный разговор.

— А, вот ты о чем! — Джим пожал плечами. — Он расспрашивал, что мне известно о вандализме в особняке. — Услышав удивленный возглас Энди, он продолжил: — Что же тут странного? В конце концов, я был там и все видел, — торопливо добавил он, заметив внезапную вспышку гнева в глазах Энди. — Ему требовались сведения из первых рук.

— Так я и знала! Ему потребовался свидетель. Моего отчета, видите ли, оказалось недостаточно! — Энди раздирали раздражение и желание рассмеяться. — А я думала, он выпытывает у тебя нечто совсем другое.

— Что, например?

Энди смутилась.

— Твои намерения насчет меня. Я сказала, что мы спим вместе.

— Что?!

— Что мы спим вместе, — повторила Энди и расхохоталась, увидев ошарашенное лицо Джима. — Об этом он знал и без меня — от Коффи, просто ждал подтверждения.

— Коффи рассказал ему о нас?

Энди кивнула.

— Пока папа служил в полиции, они с Коффи были неразлучны. Именно поэтому мне так не хотелось сообщать о случившемся в полицию. Я знала, что вести все равно дойдут до отца. — Она покачала головой. — Впрочем, он воспринял их на редкость спокойно. — Ее отец лишь задал несколько вопросов, высказал несколько предположений и сменил тему, что было ему несвойственно. Теперь-то Энди понимала, в чем дело: он решил поговорить с Джимом по-мужски и выведать все, о чем умолчала дочь. — А я-то думала, он наконец понял, что я вполне могу позаботиться о себе.

— Он твой отец, — возразил Джим, засовывая кредитную карточку в карман джинсов. — Он всегда будет считать тебя ребенком, так что смирись с этим.

— Неужели прошло всего два дня? — простонал Джим, хватая ее в объятия, как только они переступили порог дома. Пинком закрыв дверь, он вытащил футболку Энди из-под пояса ее джинсов, чтобы добраться до груди. — С тех пор как мы отъехали от озера, я думал лишь о той минуте, когда вновь увижу тебя обнаженной, а ты словно нарочно издевалась надо мной, прижимаясь грудью к спине… Господи, Андреа, сжалься! — воскликнул он, почувствовав, как она сжала выпуклость под его джинсами.

— Именно этим я и занимаюсь. — Она продолжала ласкать его сквозь плотную ткань. — Проявляю милосердие.

— Ты сведешь меня с ума!

Она игривым жестом убрала руку, но Джим водрузил ее на прежнее место.

— Не останавливайся, продолжай! Ты дразнила меня последние двадцать миль.

— Разве тебе не понравилось? — кокетливо осведомилась Энди, уже зная ответ, но желая услышать его.

— Очень понравилась! — простонал Джим, пока она расстегивала молнию его джинсов и просовывала руку под ткань. — Я люблю тебя.

В порыве страсти он не заметил, что его признание на этот раз не испугало Энди: он был слишком поглощен физическими ощущениями. Едва она прикоснулась к нему, как Джим содрогнулся, дыхание сбилось. Сердце судорожно застучало.

Дрожь мышц, затрудненное дыхание, лихорадочный ритм сердца, невольные стоны — все это придало Энди сил, заставило почувствовать себя женщиной. Она встала на колени, стянула с Джима джинсы…

— Андреа! — издал он стон смертельно раненного и прислонился к стене. — Андреа!..

Протянув руки, он обхватил ее голову, удерживая ее, словно невообразимо тонкое, баснословно дорогое и хрупкое стекло. От страсти и любви его глаза стали золотистыми.

И прежде женщины стояли перед ним на коленях в подобной позе, но ни одна из них не вызывала в Джиме таких чувств — гордости, смирения, благодарности, влечения. Все его существо переполняли мучительная нежность и обжигающая потребность отдать все, оберегать и защищать, властвовать, поклоняться и обожать ее — женщину, которая превратила его в героя-завоевателя. Положить свое сердце к ее ногам, предложить ей свое тело, совершать подвиги в ее честь! Вместе с тем сейчас от слабости он едва мог пошевелить языком. Джим сумел лишь выговорить ее имя, скользя ладонями по плечам Энди, заставляя ее подняться на ноги.

Он прильнул к губам Энди, словно желая поглотить ее в поцелуе — трепетном и жадном, грубом и нежном, умелом и неловком. Энди таяла в его объятиях, доверившись силе его рук и жару поцелуя, желая в этот миг лишь одного: доставить ему величайшее наслаждение. Она не опасалась потерять саму себя, не испытывала тревоги, охваченная потребностью отдать все, что у нее есть. Она стала абсолютно беспомощной, оказалась во власти мужчины, сжимающего ее в объятиях, целующего так, словно ему было достаточно лишь поцелуев.

Их прервал телефонный звонок — два пронзительных, настойчивых сигнала, разорвавших тишину, словно выстрелы в мирном лесу.

Энди окаменела.

— Не обращай внимания, — пробормотал Джим хриплым от страсти голосом, но в этот миг включился автоответчик.

— Шлюха, — послышался в комнате гневный сиплый шепот. — Бесстыдная шлюха. Иезавель. Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал не раз. Теперь ты поплатишься за все!