Вечером Прюденс предприняла еще одну попытку урезонить Себастиана, когда они встретились в особняке Холлингтона. Но ей это не удалось. Она могла поклясться, что, как только он увидел свою жену, его непримиримая позиция стала еще более непоколебимой.
Не успел он приехать, как тут же схватил Прюденс за руку и силой потащил к двери.
Стоя на ступеньках крыльца и дожидаясь, когда из тумана вынырнет карета, Прюденс бросила на Себастиана яростный взгляд сквозь стекло своего модного монокля.
— И что это на вас сегодня нашло, милорд? — спросила она, изо всех сил пытаясь удержать монокль в глазу. И как можно требовать от женщины, чтобы она управлялась одновременно с веером, моноклем, болтающимся на шнурке, и крошечным ридикюлем, раздраженно подумала она. Да… Шагать в ногу с модой не так-то просто. — Я же вижу, что вы в ужасном настроении.
— Да неужели? — Себастиан поджал губы. Он нетерпеливо смотрел, как кучер выводит его карету из длинного ряда роскошных экипажей, поджидавших владельцев на улице перед особняком.
— Да, Себастиан, не кажется ли вам, что вы заходите слишком далеко? Я, конечно, виновата — почти весь день вас пилила, но это еще не повод грубить сегодня вечером моим друзьям.
— Разве я грубил? Вы меня обижаете, дорогая. Я представления не имел, что мое поведение настолько предосудительно.
— Чепуха. Вы отлично это знали. — Прюденс оставила в покое монокль и плотнее закуталась в легкую как пух, расшитую кашемировую шаль. Вещь была очень модной, но, к несчастью, почти не защищала от сырого промозглого ночного воздуха. — Вы вели себя по отношению к лорду Селенби и мистеру Риду просто несносно.
— Значит, вы это заметили?
В этот момент к лестнице подкатила карета. Себастиан, схватив Прюденс за руку, потащил ее к экипажу:
— Я поражен и, можно сказать, глубоко польщен тем, что вы разглядели своего бедного мужа в толпе джентльменов, прибежавших поглазеть на вашу обнаженную грудь.
Прюденс искоса взглянула на него, а один из лакеев Холлингтона поспешил открыть дверцу.
— На мою обнаженную грудь?! — изумилась она. — Вы хотите сказать, милорд, что вам не понравилось мое новое платье?
— Какое платье? — Себастиан запихнул ее в темную карету и забрался следом. — Никакого платья я на вас сегодня не заметил, мадам. Вы, вероятно, забыли его надеть, перед тем как выйти из дома.
Такого оскорбительного выпада в адрес своего нового шелкового бального платья бледно-лилового цвета Прюденс не могла оставить без ответа:
— Да знаете ли вы, что это платье — самый писк моды?!
— Я ничего не могу знать о платье, которого на вас не было!
Прюденс задохнулась от возмущения. Так и не сумев вставить в глаз монокль, она выудила из маленького, расшитого бисером ридикюля очки.
— Вы несносны, милорд, и, я уверена, прекрасно отдаете себе в этом отчет. — Нацепив на нос очки, она сердито глянула на него. — Я не сомневалась, что вам понравится платье.
— Я предпочитаю ваш обычный стиль.
— Многие, включая Эстер и моего собственного брата, уверяют, что мой обычный стиль — полное отсутствие стиля.
Себастиан зажег фонарь и откинулся на подушки. Скрестив руки на груди, он окинул взглядом ее тонкое как паутина платье с глубоким вырезом:
— Откуда такая внезапная страсть к моде, мадам? Прюденс поплотнее запахнула на груди воздушную шаль: в карете было довольно холодно. Она пожалела, что не взяла с собой накидку.
— Ведь вы сами без конца напоминаете мне, что я обязана помнить о моем новом положении. Лицо Себастиана словно окаменело.
— Ваше новое положение дает вам привилегию носить то, что вы сами предпочтете. Графиня Эйнджелстоун должна сама быть законодательницей моды, а не следовать слепо ее капризам.
— А что, если мне нравится носить такие платья? — спросила она, гордо вскинув голову.
— Черт побери, Денси, да ведь вы из него чуть не выпали! Все присутствующие мужчины смотрели на вас сегодня с вожделением. Именно этого вы добивались? Хотели заставить меня ревновать?
Прюденс пришла в ужас:
— Конечно, нет, Себастиан. Почему я должна хотеть, чтобы вы ревновали?
— Хороший вопрос. — Взгляд его стал угрожающе холодным. — Но если вы поставили себе такую цель, то вы ее добились.
Прюденс изумленно смотрела на него:
— Вы ревновали, милорд? Он хмуро усмехнулся:
— А какие чувства я должен был испытать, войдя в зал и увидев около вас с полдюжины мужчин?
— Я вовсе не пыталась вызвать вашу ревность, милорд. — Прюденс испугалась, что он так неверно истолковал ее намерения. — Откровенно говоря, я и не догадывалась, что способна на это.
— Неужели? Вы не первая, кто играет в подобные игры. — Себастиан прислонился головой к спинке сиденья и взглянул на жену сквозь опущенные ресницы. — Другие дамы, более искушенные в таких делах, пробовали на мне подобные штучки.
Прюденс расправила бледно-лиловые юбки, вспомнив, как однажды Эстер рассказывала ей о безуспешной попытке леди Чарльзуорси, пользующейся дурной славой, вызвать ревность Себастиана.
— Не сомневаюсь, — тихо произнесла Прюденс. — Равно как и знаю о своих ограниченных возможностях. Мне никогда не приходило в голову, что я могу заставить вас ревновать. — Она испытующе вглядывалась в его холодное непроницаемое лицо. — Я и не представляла, что имею над вами такую власть.
— Как жена, вы имеете надо мной огромную власть, мадам, — сказал Себастиан слишком спокойным голосом. — Мы с вами связаны друг с другом. Раньше, когда другие женщины пытались меня дразнить, я был волен уйти. Но от жены не уйдешь, не так ли?
— Да, так.
Прюденс почувствовала к происшедшему поразительное безразличие. Следовало бы догадаться, что ревность Себастиана основана на гордости и собственнических чувствах, а не на любви.
— Ревностью не стоит забавляться, мадам.
— Себастиан, вы все неверно поняли.
— Неужели?
— Да! — вздохнула Прюденс. — Я купила это платье не для того, чтобы привлекать чужих мужчин.
Он с подозрением, но вместе с тем вопросительно взглянул на нее:
— Тогда зачем?
— Чтобы не выслушивать больше в свой адрес критических замечаний, — задыхаясь, пробормотала Прюденс.
Себастиан не шелохнулся, но внезапно весь напрягся. Прюденс насторожилась.
— От кого? — шелковым голосом спросил он. Прюденс, застигнутая врасплох, поняла, что вступила на скользкую тропу. Может, ее специально заманили в ловушку разговорами о ревности, подумала она. В уме Себастиану не откажешь.
— Ну… от высшего общества, милорд.
— То есть от моей милой тетушки, не так ли? Прюденс забарабанила пальцами по сиденью. Оказывается, в браке с неглупым мужчиной есть свои недостатки.
— Прошу вас, Себастиан, не нужно делать поспешных выводов.
— Черт побери! — Себастиан с быстротой молнии — точь-в-точь хищник, набрасывающийся на добычу, — дотянулся до окна и двумя стремительными движениями задернул шторки.
— Зачем вы это делаете? — резко спросила Прюденс. Не удостоив жену ответом, Себастиан схватил ее за руки и потянул к себе.
— Так я и подумал, что за внезапным интересом к моде что-то скрывается.
— Право, милорд… — Прозрачные юбки Прюденс взметнулись вверх, когда он усаживал ее к себе на колени. Шаль упала, открыв взору соблазнительную ложбинку между грудями. — Зачем так бурно реагировать на то, что я стала интересоваться модой?
— Вы пытаетесь избежать оскорблений от этой старой ведьмы Друциллы, не так ли?
В свете лампы глаза Себастиана янтарно блестели. Следы едва сдерживаемого гнева, а также чувство, отдаленно напоминающее ревность, исчезли.
— Как вы можете называть тетю старой ведьмой?!
— Почему бы и нет? Ведь она действительно ею является. Вы не догадываетесь, что, даже превратившись в бриллиант чистой воды, вы не избежите ее оскорблений?
Прюденс тихонько чертыхнулась. В глазах Себастиана заплясали знакомые веселые искорки. Она поняла, что он хитростью вырвал ее признание.
— Просто я стараюсь одеться так, чтобы вам не пришлось краснеть за свою жену, Эйнджелстоун.
— Я сам знаю, во что вы должны одеваться.
Сквозь тонкую ткань модного бального платья Прюденс отчетливо ощущала возбуждающее тепло его тела.
— Ваше высокомерие становится нестерпимым, милорд.
Его длинные сильные пальцы еще крепче впились в ее талию. Золотая печатка тускло сверкнула в полумраке кареты.
— Вы решили, что если сможете принудить мою тетку не оскорблять вас на людях, то я не буду мстить Флитвудам, не так ли?
— Я не собираюсь отвечать на вашу глупую реплику. Себастиан чуть улыбнулся:
— Мысль неплохая, но разрешите разочаровать вас, моя дорогая: этот номер не пройдет. Друцилла только и ждет удобного случая, чтобы к вам придраться. И не пытайтесь ее урезонить: ничего не выйдет. Если нельзя сказать какую-нибудь гадость по поводу платья, она найдет другой повод. Мерзкая натура.
— Вряд ли ваша тетушка придумает что-то более оскорбительное о моем платье, чем сказали вы. — Прюденс попыталась поправить в волосах бледно-лиловое перо.
— Положение мужа дает мне некоторые привилегии, дорогая.
— Об этом можно поспорить. — Она нерешительно посмотрела на него. — Скажите мне правду: вы действительно считаете, что вырез слишком глубокий?
— Чтобы появляться в этом платье на людях — да. — Себастиан с мрачной решимостью взглянул на ее нежную грудь. — Однако практическую пользу из этого выреза, похоже, извлечь можно.
— Практическую?
— Он открывает взору соблазнительную картину. — С этими словами граф запустил руку в глубокий вырез.
Прюденс почувствовала, как ее пронзило острое желание:
— Себастиан, прекратите! Вы не должны этого делать здесь, в карете.
— А почему? Карета будет еще с полчаса тащиться домой: дорога сильно загружена. Да и туман сгущается, так что поездка может занять еще больше времени. — Он осторожно потянул за вырез платья, обнажив грудь.
Прюденс кинуло в жар. Она безуспешно пыталась сбросить его руку.
— Себастиан, не надо. Я не разрешаю вам заниматься любовью в карете.
— Вот что происходит, когда носишь модные платья, моя хорошая. — Себастиан наклонил голову… Вот-вот коснется губами розового соска…
Прюденс запустила пальцы в его волосы и, закрыв глаза, попыталась вернуться к теме расследования:
— Теперь, закончив обсуждение моего платья, я хочу узнать, когда вы собираетесь вернуться в тот магазин на Бонд-стрит.
— Обещаю дать вам полный отчет по возвращении домой. — Горячее дыхание Себастиана обожгло ей кожу.
— Несправедливо, что вы меня с собой не берете. Я же ваш партнер.
Себастиан дотронулся пальцем до соска, венчающего ее грудь, и у Прюденс перехватило дыхание. Она открыла глаза, и взгляд ее упал на сиденье рядом с Себастианом. Там лежал клочок бумаги.
— Что это?
— По-моему, сосок. — Он коснулся его языком. — Да, определенно сосок. И прехорошенький.
— Да нет. — Прюденс бросила взгляд поверх его головы. — Вон тот клочок бумаги на сиденье. Должно быть, я села на него, когда забралась в карету. Похоже на записку.
Себастиан, чуть вытянув голову, взглянул на сложенный лист бумаги:
— Что за черт?!
Он дотянулся до бумажки и взял ее в руки. Затем выпрямился и поднес находку к лампе. Внимательно рассмотрев, развернул. На листке оказалось короткое послание, нацарапанное неразборчивым почерком.
— Так я и думала. Записка. Кто-то оставил ее здесь, пока мы были на балу.
Прюденс привела себя в порядок и поправила очки. Слушая, как Себастиан читает вслух записку, она всматривалась в незнакомый почерк.
«Фамилии» принцев целомудрия» следующие: Ринг-кросс, Оксенхем, Блумфилд и Келинг. В конце записки вы найдете их адреса. Прошу вас, ни о чем больше не спрашивайте, поскольку другой информацией я не располагаю. Прошу оставить меня в покое…«
Себастиан нахмурился:
— Подписи нет. Скорее всего написано кем-то из продавцов, у которых мы сегодня побывали.
— Откуда такая уверенность?
— Очевидно, это человек, который не хочет, чтобы мы опять приставали к нему с расспросами. Но ни с кем, кроме торговцев, мы сегодня не разговаривали.
— В списке фамилия Келинга, — сказала Прюденс. — Видимо, и это соответствует правде. В конце концов, пуговицу мы нашли именно в его шкафу.
— Рингкросс умер. Келинг хочет расследовать обстоятельства его смерти. Оба были членами клуба» Принцы целомудрия «. — Себастиан с сосредоточенным лицом машинально похлопывал запиской по ноге. — По-моему, дальше нужно предпринять следующее: поговорить с Блумфилдом и Оксенхемом.
— Вы их знаете?
— Знаком немного с Оксенхемом — он занимается морскими перевозками. Между делом ухитрился жениться подряд на двух наследницах. Слышал, что обе молодые женщины умерли вскоре после свадьбы. Одна погибла в дорожном происшествии. Другая приняла слишком большую дозу снотворного. Это случилось несколько лет назад.
Прюденс вздрогнула, потянулась за шалью и плотно закуталась в нее.
— Звучит зловеще.
— Вот именно. — Себастиан откинулся на подушки и задумчиво взглянул на Прюденс. — Наверное, сначала поговорю с ним.
— А Блумфилд? — спросила Прюденс.
— Его я плохо знаю. Ходят слухи, что он не в себе. Он редко появляется в клубах, а в обществе я его и вовсе никогда не встречал.
— А Келинг?
— В этом деле нужно действовать не спеша, — заметил Себастиан. — Пока мы не знаем, какую роль играет Келинг во всех странных событиях, равно как и мой кузен.
Секунду Прюденс размышляла над его словами.
— Здесь написано, что Оксенхем живет на Роуленд-стрит.
— Да… — Себастиан помолчал. — Но прежде чем вести с ним какие-то разговоры, стоит побывать у них в гостях, пока самих хозяев не будет дома.
— Мне пришло в голову, милорд, — тихо сказала Прюденс, — что, поскольку вам уже не нужно наносить поздний визит в магазин на Бонд-стрит, вы свободны сегодняшний остаток ночи.
— Если принять на веру, что больше никаких фамилий в этом списке быть не должно, то можно и ошибиться. — Себастиан смотрел на нее, полузакрыв глаза. — Куда вы клоните, моя дорогая?
Прюденс выжидательно улыбнулась:
— По дороге домой мы будем проезжать по Роуленд-стрит.
— Нет, — немедленно отреагировал Себастиан. — Даже не надейтесь, что сегодня ночью я поведу вас к Оксенхему.
— Мы можем просто проехать мимо его дома и посмотреть, там ли он, — принялась уговаривать Прюденс. — Мы ничем не рискуем, Себастиан.
— Я сказал — нет. Я не позволю, чтобы вы околачивались возле его дома.
— Мы не будем останавливаться, — урезонивала его Прюденс. — Просто посмотрим, дома ли он. Тогда, если вы захотите вернуться попозже, мы будем знать, опасно ли это.
Себастиан заколебался:
— Ладно. Полагаю, от того, что мы проедем мимо его дома, большого вреда не будет.
Прюденс попыталась скрыть торжествующую улыбку:
— Конечно. Прохожие подумают, что еще одна карета возвращается с бала домой. Никто ничего не заподозрит.
— Хорошо. — Себастиан встал и поднял люк на крыше кареты.
— Да, милорд? — раздался голос кучера.
— Я хочу, чтобы мы поехали домой по Роуленд-стрит, — приказал Себастиан.
— Это изрядный крюк, милорд.
— Знаю, но мне кажется, так будет быстрее. Там меньше экипажей.
— Слушаюсь, милорд. Будет исполнено, сэр. Себастиан опустил крышку люка и не спеша пересел на сиденье напротив Прюденс:
— Почему у меня такое чувство, будто я пожалею, что позволил вам втравить себя в эту авантюру?
— Понятия не имею, — беззаботно отозвалась Прюденс. — Никакого риска нет. — Прюденс хмыкнула. — Давайте посмотрим правде в глаза, Себастиан. Вы, как и я, хотите сделать это. В некотором отношении мы очень похожи, о чем вы неоднократно мне напоминали.
— И меня это тревожит все больше и больше. — Себастиан погасил в карете лампы, потом раздвинул на окнах занавески и опустил стекло.
Прюденс с любопытством наблюдала за ним.
— Что вы делаете?
— Пытаюсь соблюсти анонимность. Хотя стоит густой туман и можно не беспокоиться, что нас кто-то узнает, тем не менее осторожность никогда не повредит.
Себастиан пошарил под сиденьем и вытащил плоскую деревянную доску, выкрашенную в черный цвет. Он нацепил ее на два маленьких крючка внутри кареты и перекинул так, чтобы она свесилась снаружи.
Прюденс догадалась — черная доска закроет бросающийся в глаза герб Эйнджелстоуна.
— Молодец, Себастиан.
— Разумная мера предосторожности. — Он опять уселся на сиденье.
Прюденс улыбнулась:
— К которой вы, как мне кажется, частенько прибегаете.
— Да.
В темноте она не могла разглядеть выражения его лица, но в голосе явно чувствовала напряженное ожидание. Приключение уже всецело завладело им, как и ею самой.
Роуленд-стрит оказалась очень тихой улочкой. Как и предполагал Себастиан, движения на ней почти не было. Прюденс пристально смотрела из открытого окна. Сквозь зыбкую пелену тумана было видно, что почти все дома погружены в темноту.
Себастиан наклонился вперед:
— Если верить этой записке, то вот дом Оксенхема.
— Ни огонька. — Прюденс взглянула на Себастиана. — Бьюсь об заклад, никого нет дома. Отличная возможность разузнать, что к чему.
— Слуги, наверное, дома. — Себастиан с интересом всматривался в окутанный тьмой дом.
— Если даже и так, то уже спят. А может, ушли куда-то на ночь, — высказала предположение Прюденс. — Домашняя челядь обычно устраивает себе выходной, если знает, что хозяин поздно вернется домой.
— Верно.
— Мы можем сказать кучеру, чтобы он подождал нас на углу, пока мы прогуляемся немного по аллее за домом Оксенхема.
— Черт побери, Денси! Я же предупреждал вас, что вы со мной не пойдете.
— Но вполне вероятно, вам больше не представится такая возможность! К тому времени как вы отвезете меня домой и снова вернетесь, Оксенхем может уже оказаться дома. И придется вам ждать другого удобного случая.
Себастиан заколебался:
— Ладно, оставлю вас в карете, а сам быстренько взгляну, что делается за домом.
— Я хочу пойти с вами.
— Нет, я вам запрещаю! — Себастиан поднял люк и тихо приказал кучеру:
— Доезжайте до конца улицы и заверните за угол. Я быстро выйду. Если в мое отсутствие случится что-либо непредвиденное, сейчас же отвезите леди Эйнджелстоун домой. Я сам доберусь.
— Слушаюсь, ваша светлость, — проговорил кучер голосом человека, привыкшего к странным полуночным вылазкам и еще более странным распоряжениям своего эксцентричного хозяина.
Прюденс предприняла последнюю попытку уговорить Себастиана:
— Это нечестно, милорд.
— Это была ваша идея, — напомнил он ей и снял плащ. — Вот, возьмите лучше. Я могу задержаться и не хочу, чтобы вы простудились.
— И все-таки я пойду с вами, — заявила Прюденс, накидывая на себя плащ.
— Я вам с самого начала сказал, что никуда вас не пущу.
— Да вас бы здесь и не было, если бы я не додумалась проехать по Роуленд-стрит!
— Вы совершенно правы, — сказал он, когда карета остановилась. — И тем не менее на этом ваша роль в расследовании закончилась. — Он взял ее лицо в свои руки и крепко поцеловал.
Когда он поднял голову, Прюденс поправила очки. Она едва различала в темноте лицо мужа, но отчетливо ощущала его едва сдерживаемое возбуждение.
— Себастиан, послушайте…
— Будьте благоразумны, Денси. Не можете же вы бродить в таком тумане в платье из тумана.
— Не смейте все сваливать на мое платье! Вы просто не хотите, чтобы и я получила удовольствие. Признайтесь. В темноте кареты блеснули в улыбке его зубы.
— Я скоро вернусь, дорогая. Сидите смирно. Он открыл дверцу, выпрыгнул на тротуар и почти тут же растворился в туманной ночи.
— Черт побери! — пробормотала Прюденс. Секундой спустя она уже открывала дверцу кареты.
— Простите, мадам, вы куда? — испуганно прошептал кучер. — Мне было приказано не спускать с вас глаз. Его светлость голову мне оторвет, если вы выйдете из кареты.
— Не беспокойтесь, — шепотом успокоила его Прюденс. — Я поговорю с его светлостью. Он ни в чем не станет вас винить.
— Как же! На коленях прошу вас, мадам, вернитесь в карету.
— Не беспокойтесь. Я скоро вернусь.
— Я погиб, — печально проговорил кучер. — Всегда знал, что если его светлость женится, то выберет женщину себе под стать — такую же неумолимую. Так ему и надо! Но что теперь будет со мной…
— Я позабочусь, чтобы вас не уволили, — тихо сказала Прюденс. — А теперь мне нужно идти.
Пробираясь по узкому переулку, расположенному позади домов, Прюденс была счастлива, что Себастиан отдал ей свой плащ с большим капюшоном. Сосчитав калитки, она наконец дошла до дома, который Себастиан показал ей несколькими минутами раньше.
Неудивительно, что калитка оказалась открытой, — ведь граф опередил ее всего на несколько минут. Он уже прошел за ограду. Внезапно Прюденс увидела, что на нижнем этаже в доме Оксенхема горит свет, и похолодела от ужаса. Там кто-то был!
Прюденс недоумевала, почему Себастиан все-таки решился забраться в сад, зная, что в доме кто-то есть. Но она тут же вспомнила, что ему хватило наглости обыскивать спальню некоей дамы, в то время как хозяйка развлекала гостей. Не побоялся он и обследовать верхний этаж замка Келинга, в то время как его гости шастали из одной спальни в другую этажом ниже.
Что ж тут удивляться: раз Себастиан решил поближе рассмотреть дом Оксенхема, ему наплевать на свет в окне.
Зная, что он уже здесь, Прюденс набралась решимости. Она открыла калитку и вошла в сад. Ступив на посыпанную гравием дорожку, она поморщилась. Подошвы шелковых бальных туфелек были настолько тонкие, что каждый камешек больно впивался в ноги.
Дойдя до середины сада, Прюденс, наткнувшись на высокую живую изгородь, вынуждена была изменить свой курс. Обогнув колючие кусты, она наткнулась на мощный мужской торс. Сильные руки обхватили ее, лицо прижалось к знакомой рубашке.
— А… а…
— Дьявольщина! — послышался тихий раздраженный голос Себастиана. — Так я и знал, что вы увяжетесь за мной! Ни звука, слышите?
Прюденс отчаянно замотала головой.
Он осторожно выпустил ее. Прюденс подняла голову. Раздраженное лицо Себастиана расплывалось в тумане.
— Что будем делать? — спросила она еще тише.
— Вы останетесь стоять здесь, а я пойду взгляну поближе. Потом мы быстренько уйдем.
Себастиан отошел от нее. Прюденс с беспокойством смотрела, как он прошмыгнул мимо темных окон нижнего этажа. Пару раз она увидела, как мелькнула его рука — он проверял, все ли окна заперты.
Она задержала дыхание: Себастиан добрался до освещенного окна. Прижавшись к стене, он заглянул в комнату.
Так он стоял довольно долго. Потом подошел поближе и заглянул в комнату с другого угла.
Что-то не так, догадалась Прюденс. Она почувствовала это по позе Себастиана. Теперь он стоял очень близко от окна и не отрывал от него глаз. Прюденс осторожно шагнула вперед. Себастиан этого не заметил: он полностью был поглощен созерцанием комнаты.
Прюденс с изумлением увидела, что он поднял руку и открыл окно. Она стрелой помчалась к нему.
— Не подходите, — тихо приказал Себастиан, когда она поравнялась с ним. — Я говорю серьезно, Денси. Не ходите за мной.
— Что вы делаете? Вам нельзя туда залезать, ведь в доме кто-то есть.
— Я знаю, — тихо сказал Себастиан. — Оксенхем. Только мне кажется, он не заметит, что у него посетитель.
Себастиан перемахнул через подоконник и легко спрыгнул в комнату.
Пораженная столь явным доказательством его отчаянной храбрости, Прюденс бросилась к окну и заглянула внутрь. Сначала она никак не могла осмыслить увиденного, но, поняв, в ужасе отшатнулась.
На ковре лицом вниз лежал человек. Голова его была в крови, рядом с ним растеклась огромная темная лужа…