Осколки времени

Глава 8

Шарлейн вздрагивает, когда появляюсь я, а потом улыбается. Это больше похоже на улыбку в стиле «Приятно познакомиться», чем на «Я рада, что ты вернулась», а значит, я уже получила свой ответ. Шарлейн не была под действием поля ХРОНОСа, и нам придется начать с самого начала. Снова.

– Ты ведь Кейт, верно? – Шарлейн закатывает свои карие глаза, выглядя смущенной. – Ладно, это было глупо. Конечно же, ты Кейт. Ты просто застала меня врасплох. Я только один раз видела это появление-из-ниоткуда, когда Макс… вот дерьмо, – она понизила голос. – Только не говори ему, что я тебе это сказала, ладно? Я не думаю, что должна была увидеть это, и он… ну… – она улыбается и вздыхает. – Я не хочу, чтобы Макс злился на меня.

Я не могу сдержать улыбки в ответ. Эта Шарлейн даже не знает меня, и ей все равно потребовалось меньше десяти секунд, чтобы рассказать о каком-то парне, в которого она влюбилась. Приятно, что некоторые вещи остаются неизменными в любой временной линии.

– Джулия должна была встретиться с тобой, но что-то произошло. Меня зовут Шарлейн, – она протягивает руку с татуировкой в виде розового лотоса, все еще красующегося на тыльной стороне. Однако она одета в джинсы и футболку, поэтому, возможно, эта версия немного ближе к моей бывшей лучшей подруге.

Когда я отпускаю ее руку, она припечатывает ее к лицу:

– И это тоже было глупо. Я читала все твое досье, поэтому знаю, что ты уже знаешь меня… ну, по крайней мере, меня ДПК.

– Все в порядке. Я уже начинаю привыкать к тому, что люди меня забывают. А что такое ДПК?

– До Пятой Колонны. Так Бен это называет. А еще есть ДКИ – До «Кирист Интернэшнл» – но даже Джулия не может вспомнить эту временную линию.

– Бен? Ты имеешь в виду Бенсена?

Ее брови взлетают вверх.

– О! Ты знаешь и Бена? Этого не было в досье.

– Ты познакомила нас в прошлой временной линии. В Браяр-Хилл.

– Ладно. Я сделаю заметку. И… ты не могла бы не говорить Бену, что я упомянула Макса? На самом деле он меня не интересует, просто он очень горячий, понимаешь?

Я киваю, хотя Макс не подходит под мое определение горячего. Однако Шарлейн, похоже, требуется немного больше уверенности, чем кивок, потому что она смотрит на меня умоляющим взглядом.

– Макс практически женат, и в любом случае я слишком сильно люблю Бена, чтобы позволить ему ревновать.

Я стараюсь держать рот на замке, но это требует сознательного усилия, потому что мне трудно представить себе Шарлейн и Бенсена как пару. То есть я не думаю, что это плохо. На самом деле склонность Шарлейн быть абсолютно поверхностной в выборе бойфрендов (включая тех, кого она пыталась выбрать для меня) была одной из немногих вещей, которые меня раздражали. Но даже если это был недостаток, то это был ее недостаток, который я научилась принимать. Часть ее. К концепции Шарлейн, которая влюблена в хорошего, умного, милого, но абсолютно не горячего парня, придется привыкать.

Мое слегка ошеломленное выражение лица явно обеспокоило Шарлейн, поэтому я пытаюсь успокоить ее:

– Я никому не скажу. Нет ничего плохого во взгляде, верно? Но разве вы с Беном не должны быть в школе?

Технически я тоже должна быть в школе, но у них нет ключа ХРОНОСа, который позволит им вернуться назад и наверстать упущенные дни, если и когда жизнь вернется в нормальное русло.

– Хм… это имеет первостепенное значение. – Ее тон повышается в конце, будто это вопрос, и она недоверчиво смотрит на меня. – Мы все очень долго готовились к этому дню.

Окей. Я правда не знаю, что сказать на это, поэтому просто слабо улыбаюсь в ответ и следую за ней, когда она начинает пробираться через лабиринт пустых кубиклов к концу комнаты.

– Остальные ждут в четвертом конференц-зале. Не хочешь чего-нибудь выпить, прежде чем мы присоединимся к ним? Содовая, вода? В досье сказано, что ты тоже любишь кофе, но я не думаю, что тебе понравится тот, что есть здесь. Он просто ужасен.

– Если у вас есть диети…

– «Доктор Пеппер»? – спрашивает Шарлейн с сияющей улыбкой.

– Да. Это тоже было в моем досье? – Я стараюсь говорить так, будто мне слегка любопытно, а не слегка страшно, но она выглядит немного виноватой, поэтому я, должно быть, потерпела неудачу.

– Мне очень жаль. Это должно быть очень странным для тебя. Ты все еще хочешь содовой?

– Конечно.

Мы проходим еще через несколько рядов кубиклов к комнате отдыха в задней части здания. Шарлейн открывает холодильник, берет мне содовую и бутылку воды для себя и указывает на выход, где прямо над дверью висит резной символ киристов. Он представляет собой странный гибрид анха и креста, с цветком лотоса в середине и знаком бесконечности, добавленным ради разнообразия.

Неприятности, как правило, случаются со мной в зданиях, отмеченных этим символом.

– А где именно мы находимся, Шарлейн? Макс дал мне только координаты. Я даже не знаю, что это за город.

– Официально это офисы межконфессионального альянса киристов. – Она открывает дверь комнаты отдыха и ждет, пока я войду. – Бен называет его Лэнгли, в честь города, где расположена штаб-квартира ЦРУ. Но на самом деле мы находимся недалеко от Силвер-Спринг. У нас с Беном в этом семестре стажировка, поэтому школа довольно снисходительно относится к прогулам.

Я оглядываю кубиклы, проходя мимо, и большинство из них пусты, если не считать редких стикеров для заметок или кнопок, воткнутых в стены, разделяющие рабочие места.

– Это место выглядит заброшенным.

– Да. Большая часть рабочих была переведена некоторое время назад. Несколько дней в неделю к Джулии приходит ассистентка разбираться с ее корреспонденцией – у них с Джулией есть кабинет чуть дальше комнаты отдыха. Пятая Колонна собирается только в те дни, когда помощника здесь нет. И нам скоро придется искать новое место. Срок аренды истекает через два месяца. На самом деле киристы сейчас не так уж много занимаются межконфессиональным союзничеством, – криво добавляет она. – А «союзничество» говорят вообще?

– Не думаю.

Мы уже в конференц-зале, поэтому у меня нет времени спрашивать еще что-либо. В комнате шесть человек, собравшиеся вокруг длинного стола. Три человека мне не знакомы. Толстый мужчина в очках и с редеющими волосами стоит лицом к стене. Рядом с ним стоит худощавый афроамериканец в галстуке-бабочке. Они оба в костюмах, как и взрослая блондинка у противоположного конца стола, хотя ее костюм не типичного офисного серого цвета, а скорее кислотно-голубого, который делает больно моим глазам. Выцветшая татуировка в виде лотоса украшает тыльную сторону ее ладони. Она что-то проверяет в своем телефоне, и выражение ее лица говорит о том, что у нее есть куда более важные дела, чем быть здесь.

Я узнаю двух самых близких к двери людей – Макса и более-чем-просто-друга-Шарлейн Бенсена.

Макс выглядит так, словно у него была тяжелая ночь. Он в мятой одежде и, похоже, плохо спал. Его пристальный взгляд устремляется на мою грудь, а затем снова возвращается к моим глазам. В этом нет абсолютно никакого сексуального подтекста – я почти уверена, что он ищет медальон, а не любуется видом. И тут я понимаю, почему. В отличие от остальных в этой комнате, Макс тоже почувствовал бы «сход с рельсов».

Я также узнаю человека, идущего мне навстречу, но меня удивляет то, что он идет. Это доктор Тилсон, бывший преподаватель естественных наук в Браяр Хилл. В последнюю нашу встречу он был в инвалидном кресле, но сейчас он ходит с помощью костылей и двигается довольно хорошо. Тилсон определенно не член киристского фан-клуба, поэтому я немного удивлена, увидев его в здании, которым они, похоже, владеют.

– Мисс Келлер, – говорит он, протягивая мне руку. – Или вы предпочитаете Пирс-Келлер?

– Зовите меня просто Кейт, доктор Тилсон.

– Отлично. Я очень рад видеть вас снова. – Я озадаченно улыбаюсь ему в ответ, потому что не знаю, почему он добавил «снова». Трей сказал, что Тилсон не помнит, как мы встретились на барбекю. – Я надеялся, что мистер Коулман тоже мог бы присоединиться к нам сегодня утром, но его отец сказал, что его вызвали из города по личному делу. Могу ли я рассчитывать на то, что вы введете его в курс дела, разумеется, осторожно, – когда он вернется?

Тилсон и выглядит иначе. Его речь по-прежнему официальна, но он улыбается и не ведет себя, как ворчливый старик.

– Да, сэр, – отвечаю я ему. – Я с удовольствием это сделаю.

– Спасибо. Я полагаю, что мистер Раджи зарезервировал для вас места.

Шарлейн тянет меня за рукав, и я следую за ней к свободным стульям рядом с Бенсеном. Я сажусь в конце, лицом к Тилсону, который занят подключением ноутбука к проектору.

Я кладу свою газировку, планшет и дневник на стол перед собой. Брови Макса взлетают вверх, и он качает головой.

Мне показалось, он хотел сказать мне, что с напитками сюда нельзя. На самом деле над доской и правда висит табличка с надписью: «с едой и напитками вход воспрещен», но у блондинки, сидящей рядом с ним, стоит на столе кофейная кружка и почти съеденная выпечка, поэтому это правило явно игнорируется.

Потом я понимаю, что он переживает о дневнике. А что, по его мнению, я собиралась сделать? Передать его через весь стол и сказать спасибо за то, что он дал мне секретную информацию? Как и все дневники ХРОНОСа, этот похож на обычную старую книгу, и он лежит под планшетом. Никто даже не заподозрил ничего. Но я кладу его себе на колени и стреляю в Макса взглядом, кричащим: «доволен?» Он просто продолжает пристально смотреть на меня, поэтому я целенаправленно переключаю свое внимание на другой конец стола.

Стена позади Тилсона загорается. Он отодвигает свой стул влево, чтобы его голова не загораживала экран.

Я наклоняюсь к Шарлейн и шепчу:

– Мы ждем Джулию?

– Нет, она не придет. Возможно, мы увидимся с ней позже.

– А кто эта женщина рядом с Максом?

– Селена Элликотт, – шепчет она в ответ. – Сенатор.

– Она тоже киристка. У нее есть татуировка.

Шарлейн укоризненно улыбается мне и поднимает свою ладонь. Ее татуировка свежее, розовый цвет более яркий, чем на руке Элликотт. А еще татуировка выглядит немного иначе, чем раньше, хотя я не могу понять, что именно изменилось.

– Мы все киристы. Новые киристы, но все же…

Киристы есть киристы. Тем не менее я не говорю вслух того, о чем думаю, потому что не хочу оскорблять Шарлейн и потому что понимаю, что это, вероятно, уже не так. И возможно, это никогда не было полной правдой. Как заметил Кирнан еще в Джорджии, люди присоединялись к киристам по самым разным причинам.

– Всем видно? И слышно? – спрашивает Тилсон чересчур громким голосом для такой маленькой комнаты.

Раздаются звуки согласия, а затем Джулия говорит с ноутбука Тилсона.

– У нас все готово.

Ах. Значит, она сейчас на совещании.

Изображение, которое Тилсон проецирует на стену позади себя, похоже на куш-бол[5] с разноцветными нитями из сердцевины. Очевидно, мы сразу переходим к брифингу, без вступлений.

– Вот с чем мы столкнулись, – говорит он. – Существует некоторое сходство с вирусом H5N1, который некоторые из вас, возможно, знают под названием птичий грипп, но есть также и некоторые довольно поразительные различия. Я не буду притворяться, что полностью понимаю, как он действует. Мой коллега-эпидемиолог понимает немного больше, но, в целом, это не естественный вирус. Он был создан с целью нести смерть и быстро распространяться через водопровод или через контакт с телесными жидкостями. Оказавшись внутри носителя, он быстро мутирует. Уровень заражения составляет девяносто семь процентов, и пятидесят процентов испытуемых заразились воздушно-капельным путем – то есть через чихание и кашель – в течение двух дней.

Он на мгновение замолкает, позволяя нам переварить эту информацию.

– Он обладает прекрасным потенциалом боевого вируса, потому что в своей первоначальной, немутированной форме он не особенно опасен, если с ним обращаться осторожно. Время выживания вне носителя относительно короткое – максимум час на сухих поверхностях. Высокая концентрация отбеливателя или другого медицинского дезинфицирующего средства может убить его. И по образцу выжившего можно судить о том, что его можно обезвредить с помощью вакцинации без явных побочных эффектов.

От одного взгляда на эту штуку у меня внутри все сжимается в кулак. Не решаюсь прервать его, но, насколько мне известно, проба воды, которую я привезла из Шести Мостов, находится в холодильнике в доме Кэтрин. Коннор не говорил, что отдал ее Тилсону. И я понятия не имею, что он имеет в виду под «образцом выжившего».

– Извините меня, доктор Тилсон, но… как вы получили эти образцы?

После короткой паузы из компьютера отвечает Джулия:

– С ней еще не произошло этого.

– Оу… – Тилсон виновато смотрит на меня. – Очевидно, у нас возникли проблемы с расписанием. Я потом разберусь с этим вместе с тобой.

Ну, по крайней мере, это объясняет, откуда он меня знал.

Он кликает и переходит к следующему слайду, и кулак, который сжимал мой живот, теперь с силой бьет в него. На экране изображение – газетная фотография Шести Мостов, масштабнее, чем та, что я видела раньше, потому что она проецируется на стену. Рука мальчика, свисающая с края скамьи, теперь почти в натуральную величину. Я вспоминаю слова Кирнана, когда Джексон и Вернон бежали по дорожке к часовне. Призраки, думай о них, как о призраках.

Сейчас это сделать ничуть не легче, чем тогда. И я явно не единственная, кто так реагирует на фотографию. Кажется, и остальным, сидящим за столом, стало плохо, и некоторые отводят глаза от экрана при виде десятков трупов, кожа которых странно испещрена пятнами, а тела истощены, как будто кто-то выжал их досуха.

– Вот как действует вирус. Большинство испытуемых умирали в течение одного дня. Этот снимок был сделан местными властями в 1911 году.

Я хочу спросить, откуда у него эта фотография, но уже знаю, что будущая-я отдам ее ему вместе с образцами.

Голос из компьютера спрашивает:

– Откуда мы знаем, что это был результат действия вируса?

Тилсон отвечает:

– Образец был взят из деревенского колодца.

Он щелкает снова, и я мысленно готовлюсь к следующей фотографии, но это всего лишь карта, и кажется, это региональная карта «Кирист Интернэшнл». Она разделена на шесть частей: Северная Америка, Латинская Америка, Европа, Африка, Восточная Азия и ЮЦАзия, что должно означать Южную Центральную Азию. Крупный город в каждой области помечен звездой и именем регионального представителя храма. Североамериканская звезда находится над Вашингтоном, и имя рядом с ней гласит: Франклин Рэндалл. Это странно… я думала, что Патрик Конвелл был местным представителем? Остальные имена мне незнакомы, хотя помню, что Кирнан упоминал кого-то по имени Эдна, и на карте есть Эдна Сова, отмеченная у звезды рядом с африканским рогом.

– Сейчас мы предполагаем, – говорит Тилсон, – что агенты киристов используют шесть региональных штабов в качестве распределительных пунктов для распространения вируса и вакцины в различных национальных и местных храмах. Все члены клуба были вакцинированы…

– Простите. – Голос женщины, доносящийся из компьютера, кажется смутно знакомым, но это определенно не Джулия. – Было несколько региональных программ иммунизации в храмах, расположенных в менее развитых странах, но это только…

Голос затихает, когда Тилсон поворачивает компьютер к Бену, Шарлейн и Максу, которые поднимают свои правые руки с татуировкой лотоса, направленной вперед.

– Татуировки? – спрашивает она. – Серьезно?

Тилсон кивает и продолжает:

– Как я уже говорил, члены церкви были привиты с помощью подкожных татуировок с ДНК в своих местных храмах во время церемоний посвящения. В какой-то более поздний момент те же самые региональные и местные представители введут вирус в местные источники водоснабжения. Зараженная вода достигнет лишь небольшого процента населения, но в этот момент, учитывая быструю мутацию, будет невозможно…

Голос женщины снова перебивает:

– Вы ведь не хотите сказать, что все шесть региональных представителей замешаны в этом деле? И местные тоже? Я думала, в этом замешана всего лишь небольшая группа внутри круга приближенных…

На мгновение воцаряется тишина, а затем еще несколько человек за столом подхватывают подобные комментарии. Наконец Тилсон прочищает горло, и шум постепенно стихает.

– Вполне вероятно, что местные представители, а возможно, и некоторые региональные лидеры понятия не имеют, что они делают. Они просто будут выполнять приказы сверху. Будем надеяться, что причина в этом, иначе мы имеем дело с гораздо более масштабным злом, чем хотелось бы надеяться. Но мы не знаем, насколько глубок заговор, и мы не знаем, какие представители вовлечены в него. Когда на карту поставлено так много, мы должны предполагать худшее, не так ли?

Слышится бормотание, но никто явно не возражает. Затем таинственная женщина снова говорит:

– А как же дети? Киристы не получают своих татуировок, пока не станут послушниками. Обычно это происходит в возрасте около десяти лет, иногда даже позже.

Тилсон вздыхает.

– Дети, которые не были татуированы – и да, почти все они моложе десяти лет, – не защищены. Младенцы имеют некоторый иммунитет от своих матерей, но наша модель, основанная на ограниченных исследованиях, проведенных нами на животных, прогнозировала восьмидесятипроцентную смертность даже среди новорожденных и младенцев на грудном вскармливании.

– Но это ведь так… чудовищно. – Голос женщины звучит мягко. Кажется, будто она сейчас заплачет. – Как можно предполагать, что люди останутся верными тебе, если ты спасешь их жизни, но не жизнь их детей?

За этим следует долгая тишина, и я пользуюсь случаем, чтобы шепотом задать вопрос Шарлейн:

– Кто это говорит?

Она пожимает плечами:

– Даже не знаю. Кажется, босс Джулии.

Это смущает меня еще больше, потому что я и не знала, что у Джулии есть босс.

– Действительно, чудовищно, – говорит Тилсон. – Я должен также добавить, что статус иммунизации у всех, кто получил свою татуировку в Новом храме киристов, имеет подозрительный статус. У мисс Синглтон и мистера Раджи, например, не проявилось ни малейших признаков иммунитета.

Элликотт смотрит на татуировку у нее на руке и судорожно сглатывает. Два других мужчины тоже смотрят на свои, и тут я начинаю понимать, где они получили свои татуировки.

Тилсон кликает и переходит к следующему слайду. Появляются два изображения ключей ХРОНОСа. Один из них цел, но на другом изображении два металлических диска разделены на части, и между ними виднеется, как это называет Коннор, «нутро путешествий во времени». Очевидно, у Тилсона есть инструменты в распоряжении, которых нет у Коннора, потому что все, что Коннор смог сделать, это добраться до серной кислоты, что и деактивировало ключ.

Тилсон нажимает на клавишу и приближает изображение, чтобы рассмотреть его поближе. Похоже на кучку маленьких точек, но в центре находится область, которая напоминает мне шар, который когда-то был у моего отца в офисе. При прикосновении к нему он менял цвет, и маленькие электрические дуги поднимались к внутренней поверхности шара, прямо к тем точкам, где пальцы касались поверхности.

– Это плазменная батарея, – говорит Бен.

Он шепчет, но у Тилсона, должно быть, очень хороший слух, потому что он снова прочищает горло и говорит:

– Может быть, вы и нам расскажете, мистер Раджи?

– Нет, сэр, – выпаливает Бен и снова смотрит на экран.

– Наш юный друг прав. Одна из моих бывших студенток, профессор Массачусетского технологического института, помогла мне проанализировать устройство, которое историки ХРОНОСа назвали ключом. Она подтвердила, что он действительно питается от плазменной батареи. Мы знаем, основываясь на экспериментах, что устройство имеет механизм для обнаружения генетического состава человека, держащего его. Например, я не могу управлять ключом, в то время как мисс Келлер и другие, кто унаследовал ген ХРОНОСа, могут это сделать. Кроме того, единственное, что нам удалось расшифровать, – это то, что один из чипов управляет счетчиком, который переворачивается каждые двадцать четыре часа. Господин Раджи предположил, и, я думаю, что он может быть прав, что счетчик отмечает фактический возраст устройства – то есть сколько дней прошло с момента его создания в примерно 2250 году.

Сенатор Элликотт весело переглядывается с одним из двух мужчин, сидящих напротив, который качает головой и тихо посмеивается. Очевидно, они не верят во все это.

Когда Тилсон снова кликает на указатель, на экране появляется большой вопросительный знак.

– Это должно визуально напомнить вам, что все остальное, что я собираюсь вам рассказать, в значительной степени является гипотезой, основанной на информации, которую мы имеем под рукой. Она может быть не совсем точной.

Элликотт смеется:

– Этот слайд должен был быть в самом начале вашей презентации.

Тилсон бросает на нее короткий взгляд, но не поддается. В течение следующих нескольких минут он объясняет, как работает ключ ХРОНОСа. Я практически ничего не понимаю из того, что он говорит. Я изучала физику только на уроке общих наук, и мы не обсуждали ничего, связанного со временем. Но я все-таки понимаю кое-что из того, что он рассказывает о теории множественных миров – предположении, что каждое наше действие может породить новую реальность. Кэтрин и Коннор упомянули эту идею, и она мне отчасти нравится, потому что это означает, что другие дети папы, с которыми я мельком встретилась, возможно, все еще существуют. С другой стороны, Трей не такой большой поклонник этой теории, поскольку это означает, что мое спасение Кэтрин на выставке спровоцировало какую-то альтернативную вселенную, где он просто остался позади.

– …склонны считать, что появление бесчисленных альтернативных вселенных просто неуправляемо…

– …ответ, вероятно, можно найти в направлении теоретической физики, как теория струн…

В какой-то момент мои глаза стекленеют. Должно быть, у Тилсона есть сверхъестественная учительская способность находить ученика, чей мозг покинул здание, потому что следующее, что я слышу, это его слова: «…вы согласны, мисс Келлер?»

Ну почему он не обратился к сенатору Элликотт? Я же просто сидела, а она копалась в телефоне, пока он говорил.

Я обиженно улыбаюсь Тилсону:

– Не могли бы вы повторить вопрос, пожалуйста?

– Конечно. Я спрашивал, соответствует ли ваш опыт в большей степени гипотезе о множественных мирах, с бесконечными параллельными вселенными, или теории струн, которая предполагает, что они ограничены. Приводят ли малые изменения к сдвигу во времени?

– Хм… – Я останавливаюсь и делаю глоток содовой. – Нет. Каждый раз, когда я перемещалась, каждый раз, когда кто-то из первоначальных историков совершал перемещение, происходили небольшие изменения. Я выхожу на тротуар перед кем-то, и этот человек упускает такси и, следовательно, пропустит встречу или что-то еще – это изменение, верно? И даже те перемены, которые привели к созданию Пятой Колонны, казались… не знаю… наверное, локализованными? Я что-то почувствовала, но это было не то же самое ощущение, которое мы, люди с геном ХРОНОСа, испытывали в трех случаях, когда происходили масштабные изменения.

Хотя произошло уже четыре крупных изменения, последнее из которых стерло в пух и прах предыдущие. Но я почти уверена, что из всех остальных в комнате только Макс почувствовал это, и я не знаю, захочет ли Джулия, чтобы я рассказывала что-либо остальным.

– Думаю, небольшие изменения не порождают новую реальность, – говорю я, – а если и порождают, то эта реальность снова сливается с другой. Но вот часть о теории струн… понятия не имею.

– Так, – говорит Бенсен, – ты говоришь о временной инерции? Время как бы латает само себя, если трещина не очень большая? – Вопрос адресован мне, но все, что он получает в ответ, это взгляд, полный недопонимания. – Как в «Докторе Кто» или «Звездном пути»? Время сопротивляется изменению.

Селена Элликотт хихикает:

– На случай, если вы не знаете, это научно-фантастические сериалы. О вымышленном. Искусственном. Не реальном.

Правая бровь Бенсена приподнимается на несколько миллиметров. На самом деле это довольно яркая реакция с его стороны. Клянусь, такое чувство, будто кто-то напичкал ботоксом его лицо.

– Оборудование ХРОНОСа создали люди из будущего, которое наступит лет через двести, – говорит Бенсен. – Вернитесь на каких-нибудь сто или пятьдесят лет назад, и кто-нибудь, особенно люди с ограниченным воображением, скажут вам то же самое о самолетах, вертолетах, ракетах, ядерном оружии, не говоря уже об устройстве, которое вы только что использовали для проверки своей электронной почты.

Элликотт закатывает глаза, но ничего не отвечает.

Тилсон смотрит на Бена и медленно кивает. Должно быть, его мысли все еще сконцентрированы на вопросе Бена, который он задал до того, как вмешалась Элликотт.

– Вполне возможно. Очень может быть, что только масштабное изменение вызывает полный сдвиг временной шкалы или запускает новую реальность, как бы вы это ни называли. Ключ ХРОНОСа создает что-то вроде пузыря вокруг владельца ключа, если у этого человека есть ген.

– Это поле действует и на других, – говорю я. – Они не могут использовать оборудование, но если кто-то без гена находится внутри поля, когда происходит изменение, они будут помнить обе временные линии. Это неприятное ощущение, и для них оно болезненнее, чем для тех, у кого есть ген. Но если вернуться к тому, о чем спрашивал Бенсен, то я не знаю, исправляется ли время само по себе. Скорее, новые изменения переписывают второстепенную историю. Пейзаж немного меняется, но поезд остается на прежнем пути. Но, возможно, это лишь наше восприятие.

Элликотт откидывается на спинку стула, скрестив руки на груди, явно не веря ни единому нашему слову. Не знаю, то ли дело в отвратном цвете ее пиджака, то ли в густо покрытых лаком платиново-светлых волосах, то ли в татуировке на руке или во всем вышеперечисленном, но Элликотт вызывает у меня плохое предчувствие. Я не могу не думать о том, что Джулия или кто-то еще, проверяющий членов Пятой Колонны, допустил ошибку, включив ее.

Должно быть, Тилсон думает о чем-то подобном.

– Полагаю, мы должны обратиться к тем, кто скептически относится к путешествиям во времени, прежде чем двигаться дальше.

Он пододвигает к середине стола сложенную газету «Вашингтон пост»:

– 17 сентября. Передайте ее по кругу, чтобы все трое могли найти объявления, которые вы подали. Один из вас решил немного пошутить, поэтому я сразу заметил ваши – обведены синим кружком. Пропала собака. Доберман. Отзывается на кличку Пинчер. Награда за возвращение в храм на Шестнадцатой улице.

Парень рядом с Тилсоном берет газету и некоторое время изучает ее, затем бормочет проклятие, прежде чем передать ее человеку с галстуком-бабочкой.

– Ты, случайно, не захватил с собой биржевые страницы? Или, может быть, спортивную газету?

– Нет. На самом деле я пропустил бо́льшую часть этой газеты через измельчитель, даже не читая. Но те из вас, кто являются нынешними или бывшими членами храма, теперь должны иметь хорошее представление о том, почему у киристов такие толстые инвестиционные портфели.

– Это может многое объяснить, – говорит галстук-бабочка. Он бросает косой взгляд на сенатора Элликотт и протягивает ей газету. – Например, почему им так повезло на последних выборах. И с принятием Конгрессом их законопроектов.

– Дельное замечание. – Элликотт поворачивается ко мне: – «Кирист Интернэшнл» сейчас неплохо устроилась. Зачем им устраивать глобальную катастрофу, когда они могут безнаказанно делать почти все, что им заблагорассудится? Почти все члены Конгресса у них в кармане.

– Не говоря уже о президентстве, – добавляет Макс.

Элликотт, кажется, на мгновение растерялась, хотя я и не знаю почему.

– Да. Верно. Верховный суд уже много лет не выносил против них никаких решений по каким-либо важным делам. И дело обстоит так не только в США. Большинство мировых правительств за последнее десятилетие стали исключительно дружелюбны к киристам. Зачем же отказываться от этого?

Она явно ждет от меня ответа, но у меня его нет, по крайней мере, такого, который мог бы воззвать к ее здравому смыслу. Все, что я вижу, – это лицо Сола в часовне в Шести Мостах. Или взгляд женщины в конюшне в Истеро, когда она перерезала себе горло. Их лица были очень похожи – радостные, почти умиротворенные.

– Вы просите меня дать вам логическое объяснение геноциду? – спрашиваю я. – Разве какое-нибудь разумное общество когда-нибудь шло на геноцид? Я уверена, что лидеры и члены церкви думают, что они действуют рационально, но никто другой не видит этого.

Элликотт, очевидно, нашла объявление, которое искала, потому что теперь она протягивает газету Тилсону.

– Ну и что? Это ничего не доказывает. Вы могли прослушивать наши телефоны или следить за нашими компьютерами. Возможно, вы вступили в сговор с кем-то из «Вашингтон пост». Мне нужны первичные доказательства того, что она может путешествовать во времени.

– Например? – спрашивает Тилсон.

– Сделайте что-нибудь простое, если хотите. Пусть она вернется на пятнадцать минут назад и вмешается в совещание.

– Нет, – говорю я. – Я уже была в комнате в тот момент, и я не хочу пересекаться с самой собой. Это образует что-то вроде обратной связи в мозгу. Я видела, что это сделало с моей тетей, поэтому избегаю такого. И это может быть нелегко для всех остальных. От этого голова идет кругом.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает Тилсон.

– По моему опыту, когда люди без гена ХРОНОСа видят что-то… противоречивое… у них болит голова. Они чувствуют тошноту в течение нескольких минут. Трей считает, что это похоже на морскую болезнь. Мозг не может обработать диссонирующие образы или воспоминания, поэтому он бьет по желудку.

Элликотт одаривает меня покровительственной улыбкой:

– Я думаю, что мы можем справиться с небольшим дискомфортом, мисс Келлер.

– Да, для вас это может быть всего лишь одно маленькое воспоминание. Но тот факт, что вы видели меня раньше, изменит кое-что в нашем разговоре. Вы этого не запомните. А я запомню, – я смотрю на кружку, стоящую на столе перед ней. – В котором часу вы были в кафе?

– Около восьми-десяти, – осторожно отвечает она.

– На М-стрит?

– Да. А что?

Я достаю из кармана телефон, открываю приложение камеры и фотографирую Элликотт. Затем я достаю свой ключ ХРОНОСа и перемещаюсь.

Когда я помогала маме подготовиться к ее исследовательской поездке, одной из моих обязанностей было переносить книги из ее офиса обратно в таунхаус, чтобы она могла упаковать их и отправить в Италию. У профессоров истории бывает безумное количество книг, и все они тяжелые. Вместо того чтобы взять напрокат грузовик, мама решила, что будет дешевле и проще (по крайней мере, для нее), если я отнесу коробки вниз и несколько раз вызову такси.

Учитывая то, что мама была занята совещаниями, а я каждый день тратила добрых двенадцать часов на исследования, связанные с ХРОНОСом, я решила, что будет лучше пропустить часть с переноской коробок и вызовом такси. Я установила локальную точку в ее офисе на территории кампуса, упаковала коробки и переместилась обратно в стабильную точку в нашей гостиной. Через полчаса я уже закончила.

Теперь я вдвойне рада, что срезала себе путь. В 7:40 утра в мамином доме никого нет. Спустя несколько минут я уже пересекаю Копли-Лоун, выхожу на тротуар на О-стрит и около восьми оказываюсь в кафе «Дин & ДеЛука». Я могла бы оказаться там еще раньше, но заглянула по пути в одно место, которое мне очень нравится на О-стрит, чтобы купить кофе и бискотти.

Это не какая-то минутная слабость (ну, за исключением бискотти). Кофе – неотъемлемая часть моего плана.

Уже скорее 8:15, когда черный седан подъезжает к магазину. Водитель открывает дверь Элликотт и направляется вниз по кварталу, свернув налево на улице Висконсин. Спустя несколько минут машина уже объезжает квартал и оказывается на Потомак-стрит, прямо напротив кафе.

Я прислоняюсь к кирпичной стене и жду. Через несколько минут Элликотт выходит из магазина в своем отвратно ярком синем костюме, держа в руках кофе и маленький белый пакетик с вредным завтраком. Она не замечает меня до тех пор, пока последние 20 процентов моего кофе – теперь уже теплого – не встречаются с передней частью ее пиджака.

Но даже тогда она не смотрит мне в глаза. Я бормочу извинения, а она бормочет ругательства. К этому времени ее машина уже стоит у обочины. Она снимает пиджак, как только садится на заднее сиденье, и начинает промакивать его салфеткой, пока седан отъезжает.

Я шагаю по противоположной стороне Потомак-стрит, пока не нахожу переулок между студией йоги и офисным зданием. Затем я вытаскиваю ключ и перемещаюсь обратно в конференц-зал, на тридцать секунд позже того момента, когда я ушла.