Основной инстинкт

Глава шестнадцатая

В тот вечер Ник лёг в постель достаточно рано, к тому же был трезв н одинок, в общем, на следующее утро, когда он вошёл в здание управления полиции, то выглядел отдохнувшим и полностью владел собой.

Бет дожидалась его в комнате для допросов, но была не одна. Рядом с ней восседали двое мужчин. Первый был невысок ростом, лыс и очень смахивал на бухгалтера. Другой — седой, с великолепными зубами и дорогим «Ролексом» на запястье — выглядел достаточно приятно. Ник никогда в жизни не встречался с агентами из Голливуда, но этот человек очень походил на те образы, которые он мысленно представлял о людях этой профессии. Но, как бы там ни было, оба мужчины были психоаналитиками, и эти важные персоны тут же вернули Ника в действительность, которая означала собой третий этап психиатрической экспертизы. И один только взгляд, брошенный на них, вызвал в нём бурю негодования, крушившую всякий самоконтроль.

— Это доктор Майрон, Ник, — представила «бухгалтера» Бет Гарнер, — а это доктор Макэлвейн.

— Хорошенькие имена, — кисло пробормотал Них.

Все три доктора натянуто засмеялись.

— Их попросили принять участие в нашей консультации.

— «Их попросили»! Ты хочешь сказать, что лично ты их не просила. Они были навязаны тебе человеком или людьми, не имеющими никакого отношения к департаменту полиции Сан-Франциско? Я правильно тебя понял? — Ни один из врачей не сделал ни единой записи, но можно было почти слышать, как они составляют о нём первое впечатление: агрессивный, враждебный, любящий спорить, антагонистичный, не признающий авторитетов.

— Оба они выдающиеся специалисты, Ник. Я высоко ценю их мнение и опыт. Я приветствовала их помощь.

— Почему бы вам не присесть? — предложил доктор Майрон.

— Великолепная идея, — мерзким тоном ответил Ник. — Я просто рад, что вы подумали обо мне, док, Мне самому эта мысль никогда не пришла бы в голову.

И во второй раз послышался стеснённый смех.

Ник уселся, и некоторое время все три доктора молча смотрели на него. Он отвернулся. Наконец доктор Макэлвейн прервал тишину.

— Ник, — мягко начал он, — мы узнали, со слов доктора Гарнер, что в последнее время у вас появились проблемы с контролем собственных эмоций и действий. Это действительно так?

— Только в отношении одного-единственного человека, — ответил Ник.

— Вы считаете, что лейтенант Нилсен заслуживал смерти?

— Заслуживал смерти? — переспросил Ник и пожал плечами. — Я никогда не делал подобных умозаключений.

— Но вы испытываете некоторое сожаление о его гибели?

— Сожаление?.. Знаете, док, я испытывал бы угрызения совести и сожаления по поводу его кончины только в одном случае — если бы я приложил к этому свою руку. А этого не произошло. Вы спрашиваете, сожалею ли я? — Ник вновь пожал плечами. — Я не так хорошо знал этого парня. Можно сказать, просто я не замечу его отсутствия.

— Но всё же вы почувствовали определённое удовольствие, узнав о его смерти? Это справедливое замечание?

— Это — глупое замечание, доктор. Никто — я имею в виду, ни один здравомыслящий человек — не может испытывать удовольствие от чьей-либо смерти. И вполне естественно, я не исключение. — Ник сложил руки на груди, давая им понять, что к этому вопросу возвращаться больше не собирается.

Макэлвейн бросил встревоженный взгляд на своего коллегу и решил зайти с другой стороны. Его голос был заискивающим и добродушным, по лицу бродила тёплая улыбка, обнажавшая великолепный ряд прекрасных белоснежных зубов.

— Скажи, Ник, когда ты вспоминаешь картины своего детства, доставляют ли они тебе наслаждение? Или, наоборот, некоторые воспоминания гнетут тебя?

Ник смотрел на своего инквизитора добрые полминуты, и все тридцать секунд его взгляд являл собой злобу и недоверие. Ему удалось придать своему голосу необходимые нотки, свободные от скептицизма.

— О’кей, — спокойно и непосредственно произнёс он. — Номер один: я не знаю, как часто выхожу из себя, но происходит это довольно часто.

Бет Гарнер закрыла глаза и покачала головой. Ник Карран уже не контролировал себя. Он никогда не делал что-то ради себя самого и не признавал никаких видов сотрудничества.

Голос Ника стал громче:

— Номер два: я никогда не злился на своего отца, даже когда подрос и узнал, чем он и моя мама занимались в своей спальне.

— Ник, — прошептала Бет, — ну, пожалуйста.

— Дай мне закончить. Номер три: я никогда не смотрю в унитаз, прежде чем спустить воду. Номер четыре: теперь я никогда не мочусь в собственной постели, и раньше это было не так часто.

— Ник! — умоляла его Бет.

— И номер пять: можете изнасиловать тут самих себя, но я ухожу.

Ник встал и гордо вышел из комнаты.

По дороге он услышал, как доктор Майрон воскликнул: «Ну и ну!»

Бет направилась за Карраном, сбежала вниз в холл, пытаясь остановить его. Она была зла и обижена и, схватив его за рукав пиджака, попыталась его сдержать.

— Что случилось? — Бет была близка к тому, чтобы самой выйти из себя, но прилагала все усилия, чтобы перебороть свои эмоции. — Я пытаюсь помочь тебе. Почему ты не даёшь помочь себе?

Ник вырвал рукав из её хватки. Он, не останавливаясь, продолжал идти по коридору.

— Мне не нужна твоя помощь. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи. Ты это понимаешь?

— Да уж, — Бет всё ещё настаивала. — С тобой что-то происходит. Ты ведь спишь с ней? Это так?

Он остановился и повернулся к ней:

— Слушай, Бет, ты-то какую цель в этом преследуешь? Скажи, ты что, ревнуешь?

— Мне нужен ты, а не она. Она совращает людей. Она манипулирует ими. Она делает всё, что ей вздумается.

— А я-то думал, что ты плохо её знаешь.

— Я знаю её тип. Я ведь психолог, если ты это по-мнишь. Я научала людей вроде неё. Я анализировала поведение таких людей.

— Ах, психолог! Вот мне и кажется, что это значит, что ты тоже манипулируешь людьми. Признайся, Бет. К тому же ты практикующий психолог. А это означает, что ты находишься в более выгодном положении, чем она. У меня всё.

Он отвернулся и снова направил свой путь в сторону холла, но на этот раз Бет Гарнер уже не преследовала его.

— Я очень жалею тебя, Ник. — Она пожала плечами к отправилась в обратном направлении. Больше ничего сделать для него она не могла.

До дома Кэтрин Трамелл в Стинсоне он добрался чуть раньше полудня. Движение затруднял поднявшийся над первым хайвеем тяжёлый смог. Туман как всегда творил свои обманы, спрятав её жилище и полностью отрезав его от моря.

Дом выглядел покинутым, но белый «лотус» всё-таки был припаркован перед входом. Даже если бы машины там не оказалось, он знал, что Кэтрин находится в Стинсоне и он её отыщет. Стинсон был её убежищем, её логовом, бункером, её замком из слоновой кости.

Она не ответила на его стук. Он наобум, чуть поколебавшись, приоткрыл дверь:

— Кэтрин?

Ответа не последовало.

Дом был тёмен и мрачен, все тени в нём поглощались белыми сгустками смога. Её жилище, казалось, было выкрашено в скорбные цвета, здесь царила абсолютная тишина, и, казалось, он может протянуть руку и схватить это безмолвие.

Ник стоял в центре затемнённого холла и прислушивался. Прямо за тишиной слышался один звук, крошечный, ну прямо часть небольшого шума — размеренный скрип, раздающийся раз в несколько секунд, регулярный, как тиканье часов. Он двинулся по холлу и, держа себя совсем как подружейная собака на охоте, через каждые несколько часов останавливался и вновь прислушивался.

Кэтрин сидела в кресле-качалке в углу гостиной, тихо раскачиваясь взад-вперёд на дубовых полозьях. Она смотрела на него широко раскрытыми покрасневшими глазами. Её волосы были растрёпаны, щёки вытянуты и впалы от недосыпания: она не спала, и это было очевидно. Её лицо было заплакано.

Она отвернулась от него и заговорила запинающимся голосом. Самоуверенность, спокойная самонадеянность и самоконтроль были сметены прочь, их заменили сомнение и печаль.

— После того как ты ушёл в тот день… ну, когда был здесь, на пляже, я вернулась в дом. Она посмотрела на меня странным взглядом и ушла сразу же за тобой. — Кэтрин Трамелл вперила ногти в неухоженную причёску. Она медленно покачала головой. — Мне не следовало позволять ей… Мне не нужно было разрешать ей подсматривать за нами той ночью. Но она хотела… хотела подсматривать за мной. Она сказала, что ей всегда хотелось видеть меня. В любое время… постоянно.

Она снова повернулась к нему и посмотрела на него тем самым взглядом, который так поразил его, когда она впервые обратила на него свой взор.

— Она ведь пыталась убить тебя, Ник. Это правда?

Но он не ответил на её вопрос.

— А тебе нравилось, когда она подглядывала за тобой? — спросил он.

— Ты думаешь, это я сказала ей убить тебя?

Он решил, что, уже задавая этот вопрос, она знала на него ответ. Он покачал головой:

— Нет, я не думаю, что ты имеешь отношение к случившемуся.

Она смотрела теперь на море.

— Все, с кем бы я ни общалась… мертвы.

Он встал позади неё на колени и положил руки на её плечи, растирая их своими сильными пальцами. Она задрожала под его движениями. Его руки скользнули вниз, раскрывая ворот её рубашки и мягко и нежно лаская её груди.

— Я ещё не мёртв, — произнёс он.

Она, как кошка, начинающая свой обряд ухаживания, потёрлась лицом о его руку.

— Пожалуйста, займись со мной любовью, — попросила она.

Единственным источником света в гостиной было мерцание огня в камине… Холодные капли от взрывавшихся волн Тихого океана дождём падали на крышу и стучали по стёклам. Их любовная близость была интенсивной, столь же убедительной, как и в прошлый раз, но сейчас обошлось без боли и различных игр. Это была настоящая, умиротворённая близость двух влюблённых, а не неистовая, похотливая, одноразовая случка эротических соперников.

Удовлетворённая Кэтрин уютно устроилась в его объ-ятиях, правда, на неё уже нахлынула меланхолия, иногда сопровождающая возвращение из занятий любовью в реальный мир.

Долгое время она молчала, но затем прошептала:

— О чём ты думаешь?

— Я думал… Я думал, что я был не прав.

— Не прав? В отношении чего?

— В отношении тебя. В отношении Рокси.

— Рокси?

Он легонько поцеловал её в лоб:

— Я думал, что, возможно, она убила Боза.

Кэтрин слегка вздрогнула, будто он ущипнул её:

— Убила Джонни? Но почему? Чтобы поставить меня на место? Она бы никогда ничего подобного не совершила. Она любила меня. И никогда не сделала бы то, что могло бы причинить мне боль. Подставить меня под удар, как это получилось.

— Но ведь меня она ревновала. Может, она и Джонни тоже ревновала.

— Нет, его нет, — твёрдо заявила Кэтрин. — Такого с ней не произошло бы. Она никогда не устраивала сцен ревности. Никогда. Ни разу, во всяком случае до того, как появился ты. Наоборот, это её возбуждало.

Ник пожал плечами:

— Стыдно, но этого мы так и не спросили у неё.

Кэтрин перевернулась, её голова оказалась у него на плече, её волосы разметались по его телу, как золотое озеро.

— Мне не везло с женщинами.

Ник усмехнулся:

— И тебе, и мне. По крайней мере, до сих пор.

Она проигнорировала его дерзость.

— Была одна девочка; Когда я училась в колледже, то однажды переспала с ней. Она кр… — Кэтрин прижала свою руку ко рту, словно не хотела, чтобы из него вылетело ещё хоть слово.

— Что с ней произошло? — заинтересовался Ник. — Что она сделала? Она причинила тебе боль?

Кэтрин Трамелл покачала головой:

— Нет, не физическую. Она начала преследовать меня. Она крутилась повсюду с моими фотографиями. Она подстригла волосы. Она копировала мой стиль в одежде. Она следила за мной. Лайза какая-то… Да-да, её звали Лайза Оберман. — Она погрузилась в воспоминания. — Это было ужасно и отвратительно.

Ник погладил Кэтрин по голове, словно успокаивал ребёнка, которому приснился кошмарный сон.

— Я и подумать не мог, что ты когда-нибудь исповедуешься, — нежно произнёс он.

Она посмотрела ему в глаза:

— Я ни разу этого и не делала. До сегодняшнего дня.

Когда Ник проснулся, в окна вовсю пробивался дневной свет. Он, казалось, был один, если не считать имени «Лайза Оберман», настойчиво, как муха, бьющаяся о закрытое окно, крутившегося у него в голове. Он перекатился по кровати и попытался на ощупь отыскать не столике записку от Кэтрин с сообщением о том, что она вернулась в город. Но записки не было.

Он замер и прислушался. В доме стояла абсолютная тишина, если не принимать во внимание доносившийся снаружи бесконечный шум океанских волн, разбивавшихся о берег.

Ник встал, напялил на себя штаны и рубашку и отправился на поиски Кэтрин. В доме её не было. Не было её и на обычном месте на веранде, где она, как правило, дежурила, не спуская с волн своих глаз. «Лотус» был припаркован на стоянке перед домом, следовательно, она должна быть где-то неподалёку.

Он спустился по каменистой тропинке вниз, на пляж, но нашёл его пустынным. Тогда он заглянул в стоявший в нескольких шагах от береговой линии небольшой пляжный домик, служивший кабинкой для переодевания. Но и здесь не было никаких признаков её присутствия. Но Ник был уверен, что в конце концов Кэтрин неожиданно появится.

Он вздохнул и, повернувшись лицом к солнцу, уставился на морские волны, черпая из них удовольствие и расслабление.

Вдруг сзади на него обрушился сильный удар.

Реакция Ника последовала незамедлительно: он перебросил нападавшего через плечо и с силой швырнул незнакомца на пляжный песок. Затем тут же бросился на землю сам и упёрся коленом в глотку своего противника.

— Ник! — завопила Кэтрин, — остановись! — Она лежала, растянувшись под его весом на песке, и хохотала, хотя глаза её в то же время были наполнены ужасом.

Ник тяжело выдохнул воздух из лёгких. Его немного успокоило, что он стал жертвой всего лишь её грубой и идиотской шутки, а не нападения врага.

— Герой! — кричала она со смехом. — Да ты, похоже, сдрейфил!

Он не мог признаться даже самому себе, что в её словах была правда.

— Всё в игры играешься?! Может, хватит?

Она покачала головой, подняв при этом в воздух тучу песка.

— Больше никаких игр. Игры закончены. Слезь с меня и помоги мне подняться.

Ник встал сам, помог сделать то же самое и ей, и принялся стряхивать песок с её голубых джинсов. Кэтрин встряхнула волосами точно также, как это делают собаки, избавляясь от воды в своей шерсти.

Через некоторое время они пошли с пляжа, направляясь в сторону её дома. Внезапно она остановилась и нырнула в одно из тростниковых кресел, стоявших рядом с пляжным домиком.

— Больше никаких игр, — серьёзно произнесла она. — Обещаю тебе.

— Обещаешь? Тогда расскажи мне о Нилсене.

Её глаза весело засверкали:

— Я бы тебе рассказала, но ты ведь сам знаешь, что не поверишь мне.

— Так рассказывай всё поправдивей.

Кэтрин пожала плечами:

— Впервые я наткнулась на его имя в статьях «Кроникл» о тебе. После связалась с ним, и мы заключили сделку. Пятьдесят тысяч долларов наличными, он настаивал на этом, — и взамен них я получаю твоё личное дело. Все твои полицейские записи, полный твой психологический портрет. Абсолютно все. Всю твою работу.

Она рассказывала это сухой прозой, в которой не нашлось бы места фантазии.

Его лицо напряглось:

— Когда это было?

— За три месяца до того, как я впервые увидела тебя.

— Но почему?

— Я узнала о тебе из газет. Всё, что я прочитала о том выстреле, меня сильно заинтриговало. И я решила написать книгу о детективе. Написать о детективе типа тебя — детективе, каких не так уж мало.

— Я бы сказал, что, похоже, ты решила написать книгу именно обо мне.

— И мне захотелось побольше узнать о характере моего героя, — горячо продолжала она. — Вот и всё.

— Ты заплатила пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы лучше узнать характер героя будущей книги? — непонимающе переспросил Ник.

Кэтрин была непреклонна. Ранимость предыдущей ночи вновь была отодвинута на задний план и заслонена её обычной самоуверенностью.

— Я бы и больше заплатила, так мне хотелось узнать о тебе как можно больше. А потом ты появился здесь сам… когда убили Джонни. И это предоставило мне возможность получше узнать своего героя.

— А что ты скажешь о нашей ночи? — взорвался Ник. — Что ты скажешь о нашей прошлой ночи? Это тоже было лишь исследование?! Может, всё происходившее между нами было только частью твоего интереса к герою книги?

Она долгое время всматривалась в его лицо, затем отвернулась.

— Быть может… Да, кажется, что мой интерес к книге и её герою потихоньку остывает. Похоже, мне больше по душе герой, существующий в действительности.

— Это правда?

— Ты не веришь мне?

— Не знаю, — ответил Ник.

— Что ж, я докажу тебе.

Она обхватила его руками и медленно поцеловала. Жар поцелуя так и мерцал на её губах. Ник почувствовал, как по всему его телу пробежала неожиданная волна страсти, и он, крепко обняв её, вернул поцелуй.

Когда в пляжном домике принялся звонить телефон, Кэтрин было попыталась оторваться от него, ко Ник удержал её.

— Пускай себе звонит, — прошептал он.

Кэтрин всё-таки вырвалась из его объятий и, подбежав к телефону, лишь мгновение слушала говорившего» после чего передала трубку Нику.

— Это тебя, — пояснила она.

— Кто там?

— Это Гас. Гас-нелюбящий-меня. Тот самый Гас.

Он взял трубку, а она, в то время как он пытался разговаривать со своим напарником» обвила его руками и беспечно целовала его лицо.

— Кэтрин говорит, что ты не любишь её, Гас. Я не могу поверить в это. Может, ты сам объяснишь?

— Она права, — ответил Гас. — Ты уже схлопотал ножом для колки льда?

Ник провёл рукой по своему телу, будто пытаясь нащупать ножевые ранения.

— He-а, пока нет.

— Что он сказал? — поинтересовалась Кэтрин.

— Он спросил, не схлопотал ли я уже ножом для колки льда.

— Очень смешно, — заявила Кэтрин.

— Она не думает, что это смешно» Гас.

— А мне наплевать на то, что она думает. Я надеюсь, тебе известно о том, что говорят: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты».

— Я в это не верю, — заверил его Ник.

— Это почему же?

Ник усмехнулся:

— Потому что ты мой друг, Гас.

— Ну так вот, друг мой, тебе лучше бы начать верить в эту поговорку, потому что я собираюсь показать тебе всю убыточность твоего пути.

— Неужели? И как ты собираешься это сделать?

— Простенько, потому что ты, Ник-Головная-Боль-Карран, можешь считать, что уже выиграл оплаченный билет на место совершения очаровательного убийства, действительный как туда, так обратно.

Ник почувствовал себя так, будто только что через его тело провели мощный разряд электрического тока.

— Бог мой! Кто на этот раз, Гас?

— Перепугался? А, сынок? Можешь успокоиться, на этот раз никто. Оно произошло довольно давно. Но, мне кажется, это преступление нам подойдёт. Тебе нравится это, Никки? Это слово: «подойдёт»?

— И где же произошло это очаровательное убийство, которое нам подойдёт?

— В экзотическом местечке под названием Клоувердэйл. Так что, давай-ка усаживайся в свой дерьмовенький детский автомобильчик и держи путь по прекрасному сто первому шоссе в Клоувердэйл. В два часа я жду тебя в тамошнем полицейском управлении. — Гас хихикнул и повесил у себя трубку.