Останься ради меня

Глава восемнадцатая

Джейкоб

Она сошла с ума? Она — все, чего я хочу и чего не заслуживаю. Бренна необыкновенно красива, добра и доверчива. Каждая частичка меня знает, что я чертов ублюдок, раз делаю это, но я хочу ее больше, чем моя совесть хочет, чтобы я остановился. Я беру ее лицо в свои руки и жду, пока эти голубые глаза встретятся с моими.

— Не знаю, чего ты ждешь от меня, но все, чего я хочу, — это ты.

Ее руки перемещаются к моей груди, ложатся на сердце.

— Я была только с одним мужчиной. Я… Я не уверена, что я очень хороша во всем этом.

Мне хочется рассмеяться, но я не настолько глуп, чтобы сделать это.

— Бренна, я уже очень давно ни с кем не был. Так что если ты хочешь поговорить об ожиданиях, то ты понятия не имеешь, чего я боюсь, находясь с тобой. Я беспокоюсь, что ты думаешь, что я — это какая-то фантазия, и будешь разочарована, когда поймешь, что я всего лишь гребаный мужчина.

Она приподнимается на носочки, губы касаются моих.

— Наверное, это хорошо, что я предпочитаю реальность и настоящих мужчин.

Я ухмыляюсь.

— Я тоже.

А потом я целую ее. Я наклоняю ее голову, создавая наилучший угол, и она прижимается к моей груди. Я двигаю нас назад, а затем тяну ее вниз, на одеяло. Она разрывает поцелуй и улыбается.

— Я рада, что у тебя есть одеяло.

— Я тоже.

— Ты это планировал?

Я смеюсь.

— Нет, но я рад, что подготовился.

Улыбка Бренны растет.

— Это похоже на сон. Мы с тобой гуляем в лучах рассвета и находим друг друга.

Она приподнимается на коленях, а я опираюсь на локоть.

— Мне нравится, когда ты улыбаешься.

— Ты заставляешь меня часто улыбаться.

— Хорошо. Я бы хотел заставить тебя делать другие вещи.

— О? Например?

Я наклоняюсь так, что мы оказываемся лицом к лицу.

— Я бы хотел заставить тебя стонать.

— Уверена, мне бы это понравилось.

— О, я знаю, что понравилось бы. Посмотрим, сколько времени мне понадобится.

Я прижимаюсь губами к ее шее, намереваясь медленно пробраться к уху, что и заставило ее стонать в прошлый раз. Я целую ее.

— Раз, — я целую ее снова, только чуть выше. — Два, — я снова двигаюсь вверх. — Три, — ее дыхание учащается, когда я спускаю руки с ее плеч на грудь. Тихий стон, который она издает, когда мои руки касаются ее сосков, подстегивает меня.

— Четыре, — говорю я ей в ухо. — Уверен, я могу сделать лучше.

— Джейкоб…

— Что? Скажи мне, что тебе нужно.

Низкий звук, прозвучавший в ее голосе, свалил бы меня на землю, если бы я уже не был там.

— Ты. Пожалуйста…

Господи Иисусе. Я в такой жопе, что даже не смешно. Я знаю, что поступаю глупо. Я уеду отсюда, будь то ад или паводок, но она уже пронзила какую-то часть моего сердца. Я постоянно думаю о ней и ищу способы провести с ней время. Она заставляет меня улыбаться. Она дает мне надежду на то, что, возможно, мне не суждено прожить жизнь в одиночестве, как это сделал мой отец. Бренна видит во мне человека, которым я хочу быть, а не того, кем я вынужден был стать. Может, я и нужен ей, но я принадлежу этой женщине.

— Я у тебя есть, Бренна. Черт возьми, я у тебя есть, — признаюсь я, прежде чем потребность коснуться ее кожи и потеряться в ней станет слишком велика. — Скажи, если хочешь, чтобы я остановился, — говорю я, молясь, чтобы она этого не сделала.

— Не надо.

— Слава Богу. Я поднимаюсь выше и касаюсь шелковистой, теплой кожи, которая была скрыта под одеждой.

— Я хочу тебя видеть…

Глаза Бренны встречаются с моими, между нами вспыхивает жар, а затем ее темные ресницы опускаются. Мои губы скользят по ее шее.

— Я хочу прикасаться к тебе и целовать тебя везде.

— Джейкоб… — ее голос мягкий, манящий, и я хочу утонуть в нем.

Ее пальцы скользят по моим волосам, пока мой рот добирается до кончика ее уха.

— Скажи мне, Бренна, чего ты хочешь?

Я чувствую, как она напрягается, прежде чем ее руки скользят по моей груди.

— Этого. Нас. Тебя.

— О, красавица, я в твоей власти.

В этот момент я принадлежу ей, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь вернуть всего себя. Мои пальцы хватают подол ее кофты, неторопливо поднимая ее, и наши глаза находят друг друга, когда я начинаю поднимать ее выше. Она кивает, давая мне разрешение. Медленно я открываю самую совершенную грудь, которую когда-либо видел. Я бросаю кофту туда, где лежит моя.

— Ты такая красивая. Такая чертовски совершенная. Скажи мне, чего ты хочешь…

Мне нужно, чтобы она продолжала давать мне разрешение.

— Прикоснись ко мне.

Я возвращаю свои руки к ее груди, наблюдая за ее лицом, пока я перебираю ее сосок между большим и указательным пальцами.

— Да.

Она выдыхает это слово, когда ее голова опускается на мое плечо. Я опускаю ее на землю, понимая, что для того, чтобы по-настоящему изучить ее, мне нужно быть свободным и двигаться, когда и где захочу. Солнце еще не полностью взошло, но свет, который оно отбрасывает на нас, делает ее неземной. Ее темно-рыжие волосы сияют, и, клянусь, если бы я умел рисовать, именно это я бы увековечил на своей стене. Я наклоняюсь, желая поцеловать ее и желая, чтобы мне никогда не пришлось останавливаться. Моя рука движется вниз по ее телу, поглаживая грудь, а затем я скольжу вниз, губы прокладывают дорожку к тому месту, где находятся мои руки. Я облизываю ее сосок, пока ее пальцы скользят по моим волосам. Она на вкус как небо и солнце. Я никогда, черт возьми, не забуду этого. Что бы или кто бы ни появился в моей жизни, Бренна Аллен закрепилась в моей голове. Вот почему мужчины пишут песни и стихи. Из-за такого дерьма. Девушки, которых мы не должны трогать, но которые впускают нас на минуту. Женщины, которые напоминают нам, что значит иметь сердце.

— Ты меня погубишь, — говорю я ей.

— Поверь мне, ты меня уничтожишь.

— Меня волнует только то, что я уничтожу тебя для другого мужчины.

Мне нужно больше ее. Мне нужна она вся.

— Тогда делай все, что в твоих силах, — бросила она.

Ей не следовало этого говорить, потому что мой худший вариант погубит нас обоих.

Я откидываюсь назад ровно настолько, чтобы стянуть с нее штаны и нижнее белье. Сняв их, я раздвигаю ее колени, и я отчетливо вижу ее возбуждение. Мои пальцы перемещаются к внутренней стороне ее ног, и ее дрожь заставляет меня улыбнуться. Наши глаза встречаются, и мое сердце замирает, когда я произношу слова, которые, как я знаю, изменят все.

— Я собираюсь сделать тебя своей, сладкая.

Мои губы переходят на внутреннюю сторону ее колена, проводя по коже влажными поцелуями. Я поднимаюсь выше, мой язык скользит по ее бедру, поднимаясь все выше, пока не достигает того места, где я хочу быть. Ее пальцы вцепились в одеяло, дыхание становится все более затрудненным.

— Пожалуйста, Джейкоб. Пожалуйста, не заставляй меня ждать.

Она задыхается и стонет, когда я касаюсь ее клитора. Она так чувствительна, что мне хочется изучить каждую ее частичку, довести ее до грани, вернуть обратно и сделать это снова. Я наслаждаюсь ее вкусом и тем, как двигаются ее бедра, когда я нахожу новое место или движение, которое доставляет ей удовольствие. Ее мышцы напрягаются, и я двигаю языком быстрее, сильнее прижимаясь к ее клитору и усиливая давление, пока она шепчет мое имя. Не знаю, чувствовал ли я себя когда-нибудь таким чертовски возбужденным. Одной мысли о том, что я буду внутри нее после того, как заставлю ее кончить, почти достаточно, чтобы я кончил. Я такой твердый, блядь.

— О, Боже. Джейкоб. Я-Я! О! — я целую ее клитор быстрее, двигая языком и меняя давление, желая, чтобы она кончила, прежде чем я опозорю себя.

— Да! — кричит она, и я продолжаю, наслаждаясь бессвязными звуками, которые слетают с ее губ.

Когда ее ноги ослабевают, я двигаюсь, поднимаюсь к ней и не могу удержаться, чтобы снова не лизнуть ее сосок.

— Что ж, у меня уже два к двум.

Ее грудь вздымается, когда она пытается успокоить дыхание.

— Это игра, в которой я определенно хочу позволить тебе победить.

Я не знаю, как долго еще смогу ждать, чтобы оказаться внутри нее.

— Бренна, — мягко говорю я. — Мне нужно… Мне нужно знать, хочешь ли ты остановиться.

Ее рука тянется к моей щеке, поглаживая отросшую вчерашнюю щетину.

— Нет, я не хочу, чтобы ты останавливался… — она проводит рукой между нами и гладит мой член. — Я знаю, что это такое. Я не собираюсь делать это с закрытыми глазами, Джейкоб. Я хочу этого… что бы это ни было, сколько бы времени у нас ни было.

Теперь мои легкие втягивают воздух.

— Я никогда не буду лгать.

— Я знаю.

— И мы не сможем рассказать об этом людям.

Улыбка — смесь понимания и разочарования.

— Я тоже это знаю.

— Это потому что…

— Я понимаю. Ты заставляешь меня чувствовать себя красивой, и благодаря тебе мне не больно. Я уже говорила тебе, что не слепа к тому, кто мы есть и каковы правила. Сейчас встает солнце, и мне бы очень хотелось, чтобы ты занялся со мной любовью.

Я самый счастливый сукин сын из всех, кто когда-либо жил. Я наклоняюсь, целую ее губы, и она спускает мои штаны. Я снимаю их, и когда чувствую ее влажное тепло на своем члене, мне приходится мысленно напевать детский стишок, чтобы не сорваться.

И тут меня осеняет. У меня, блядь, нет презерватива.

— Бренна, у меня нет защиты.

Ее губы раздвигаются, и она стонет от разочарования.

— Ты чист?

Я киваю.

— Я проверяюсь каждые полгода, но у меня уже несколько лет никого не было.

— Я была только с Люком, а внутриматочную спираль мне поставили около четырех лет назад.

Между нами установился определенный уровень доверия. Я не уверен, что готов к этому.

— Ты не против?

Она кивает.

— Думаю, если ты не возьмешь меня через тридцать секунд, я взорвусь.

— Слава Богу, мать твою, — говорю я, толкаясь вперед.

А потом, когда я оказываюсь внутри нее, я понимаю, что рай реален, и я точно попаду в ад, когда потеряю ее.