Остров Афродиты

Глава шестая

Быстротечная весна незаметно сменилась летом. Солнце стояло высоко в небе и, казалось, совсем не уходило за горизонт. Тысячи туристов наводнили горные и морские курорты острова. Но в белом особняке на склоне холма над поселком Лапифос жизнь по-прежнему текла спокойно и размеренно. Лежа в саду в шезлонге, Элен не могла не признать, что во многих отношениях ей повезло. Еще несколько месяцев назад ее жизнь была одинокой и тоскливой, абсолютно без всяких перспектив. Но судьба распорядилась иначе. Странно, но если бы Бренда не вспомнила об Элен, она никогда, наверное, не увидела бы этот чудесный остров. И уж тем более никогда не смогла остаться здесь навсегда.

Элен раскрыла книгу, лежавшую у нее на коленях, но читать не стала; задумчивым взглядом она следила за черным мерседесом, поднимавшимся по горной дороге к дому. Все-таки жизнь полна проблем, подумала она, они неизбежны, если в основе брака лежит только необходимость соблюдения приличий.

Их поездка немного ослабила напряжение в ее отношениях с Леоном, но Элен не могла забыть, что она — только одна из его женщин; что он занимается с ней любовью, на самом деле не испытывая к ней никаких чувств. И из-за этого она не могла простить Леону, что он нарушил данное ей обещание. Сейчас между ними, как ей казалось, установились новые отношения; она перестала вздрагивать от его прикосновений и сжиматься от страха всякий раз, когда он приближался к ней.

Услышав шаги Леона на тропинке сада, Элен подняла голову и улыбнулась.

— У тебя был трудный день? — спросила она.

— Да. А как ты?

— Мне кажется, я становлюсь ленивой. По дому все делает Арате.

— Но за это ей и платят. — Леон посмотрел на жену; его глаза излучали восхищение. — Ты чудесно выглядишь, моя дорогая. Загар тебе очень идет.

— Спасибо, Леон. — За последнее время он часто говорил ей комплименты. Если бы только они шли от сердца… Но это всего лишь дежурные фразы, которые он наверняка говорит и другим женщинам.

Леон взял стул и сел напротив Элен.

— Сегодня вечером мы едем с визитом к моей тете. Она звонила мне и сетовала, что до сих пор с тобой не познакомилась.

— У тебя есть еще одна тетушка? Ты ничего не говорил мне о ней.

Леон улыбнулся.

— Мы еще много чего не знаем друг о друге, верно? — Элен кивнула. — Не понимаю, почему нам так трудно говорить на простые темы, Элен? — Вопрос удивил ее. Леон, видимо, был в том настроении, которое всегда вызывало у Элен какое-то странное чувство вины.

— Я не считаю, что нам трудно разговаривать.

— Я имею в виду непринужденную беседу. Возможно, надо было бы сказать «доверительную».

— Ну, наверное, это естественно… в данных обстоятельствах.

Леон отвернулся и задумчиво посмотрел на поросшие лесом склоны гор.

— Почему ты не можешь избавиться от обиды на меня? — Было заметно, что эти слова давались ему с трудом; в его голосе явно звучала горечь. — Что сделано — то сделано.

— Давай не будем об этом, Леон. Такие разговоры только создают напряженность между нами. Нам предстоит вместе идти по жизни, так давай, по мере возможности, избегать ссор.

— И тебя устраивает… такая жизнь? — Леон повернул голову; яркое солнце высветило седину на его висках. Сейчас он выглядит гораздо старше, чем в тот день, когда я впервые увидела его, — с удивлением подумала Элен.

— А что еще нам остается?

— Мы ведь даже и не пытались ничего изменить, Элен. — Посмотрев на жену, он мягко произнес: — Не кажется ли тебе, что у нас еще есть шанс?

— Ты ждешь от меня любви? — с горечью спросила Элен, и ее глаза затуманила грусть.

— Нет, Элен, я не жду любви… но мне бы хотелось когда-нибудь почувствовать, как твои руки обнимают меня… — Леон замолчал, а потом произнес уже совсем другим тоном, будто устыдившись своей минутной слабости: — Нет, я не могу ждать от тебя любви. Ты с самого начала предупредила меня, что никогда не позволишь своим чувствам одержать верх над тобой, чтобы еще раз не совершить новой ошибки. Так?

— Да, это так. — Она прислушалась к голосам, доносившимся со стороны холма. Чиппи и Фиона играли там с деревенскими детьми. Почему они так кричат? А Фиона — громче всех. — Я сказала, что больше не смогу пережить такое еще раз.

— И ты уверена, что приняла правильное решение?

— Я больше не позволю ни одному мужчине сделать мне больно. Поэтому я не собираюсь ни в кого влюбляться.

— И тем не менее ты ждешь любви от меня?

Элен быстро взглянула на Леона, озадаченная его вопросом.

— Я никогда не ждала от тебя любви, Леон.

— Тогда на что ты жалуешься? — Его взгляд стал жестким, а лицо помрачнело. — Если ты не ждешь от меня любви, то почему в таком случае обижаешься?

— Ты знаешь, почему, — ответила она, когда до нее дошел смысл его вопроса. — Дело даже не в том, что ты спишь со мной без любви, а в том, что ты вообще это делаешь.

Леон нетерпеливо передернул плечами.

— Ты смотришь на вещи крайне неразумно.

— Как, разве неразумно ждать, что ты сдержишь свое обещание? Ты предложил мне выйти за тебя замуж ради детей, и я согласилась, естественно полагая, что ты человек слова. — Леон ничего не возразил, и она продолжила: — Ты ведь собирался держать свое слово… я имею в виду, вначале?

— Собирался.

— Так почему же ты передумал?

Леон, казалось, боролся со своими сомнениями. Наконец, он произнес:

— Я буду откровенен, Элен, хотя это тебе может не понравиться. Когда ты приехала сюда, то выглядела какой-то бесцветной и совершенно непривлекательной. В тебе не было ничего, что могло бы привлечь внимание мужчины. У меня не возникало даже мысли… желать близости с тобой. — Он помедлил, заметив, как краска смущения заливает лицо Элен, потом продолжал: — И хотя ты была моей законной женой, я смотрел на тебя не иначе как на прислугу, няню для детей. Но скоро я понял, что на самом деле ты намеренно старалась быть непривлекательной, и однажды я увидел, какой ты можешь быть…

— Соблазнительной? — бросила Элен, и он поморщился.

— Если именно это слово ты предпочитаешь, то… да, соблазнительной. Когда мы поженились, мне стало интересно посмотреть, какой ты можешь быть на самом деле, и я попросил, чтобы ты купила себе новую одежду.

— Для того, чтобы я приоделась и удовлетворила твое любопытство? А потом стала игрушкой в твоих руках? — Внезапно Элен замолчала, увидев, как изменилось его лицо. Глупо было заходить так далеко, ведь она уже успела узнать, каким Леон может быть в гневе.

— Но ты охотно наряжалась для других, — процедил он сквозь зубы. — Для этого проклятого англичанина!

— Я не делала этого!

— Не лги!

— Ну хорошо, нарядилась, ты меня увидел, и я показалась тебе соблазнительной. Значит это явилось причиной того, что ты нарушил свое обещание?

— Забудь об обещании! Оно уже стало для тебя каким-то наваждением!

— Забыть… почему? Ты дал обещание, и я никак не рассчитывала, что ты его нарушишь.

— Пойми, ты нереально смотришь на вещи. Неужели ты действительно считаешь, что мы всю жизнь сможем прожить таким образом под одной крышей? Подумай здраво — ты же не ребенок! Тебе следовало бы это знать!

— Тогда тебе тоже следовало бы это знать!

— Я понимаю, что сейчас…

— Дядя Леон! Тетя Элен! — громкие детские голоса приближались, и в сад опрометью влетела Фиона, запыхавшаяся и готовая вот-вот расплакаться. — Не давайте им схватить меня!

— Боже мой, девочка моя, что с тобой? — Перемена в Леоне была разительной. Взяв девочку на руки, он прижал ее к себе и стал ласково гладить по головке. Фиона расплакалась, а он достал из кармана носовой платок и стал вытирать ей слезы. — Ну, не плачь. Расскажи, что случилось?

— Они… они… — Рыдания душили девочку и она еще теснее прижалась к груди Леона. В этот момент в сад ворвался Чиппи в сопровождении двух мальчишек примерно его возраста. Они размахивали палками и громко кричали, но, увидев Фиону на руках у Леона, замерли на месте.

— Ой! — побледнев, воскликнул Чиппи.

Леон поднял голову и посмотрел на племянника. Его взгляд остановился на палке в руке Чиппи.

— Могу я узнать, что здесь происходит? — Даже Элен вздрогнула от звука его голоса, и ей стало страшно, когда она представила, какие большие неприятности ждут Чиппи.

— Мы играли в пленного, — неохотно объяснил мальчик.

— В пленного?

— Они заперли меня… в старом турецком доме… в лесу, — сквозь слезы проговорила Фиона, — и сказали, что оставят там навсегда!

— Мы не собирались этого делать, — быстро возразил Чиппи. — Ты же знаешь, что это была только игра.

— Конечно! — Поддержал Чиппи его приятель Андреас и посмотрел на Фиону с видом превосходства. — Она просто ничего не поняла.

— Мы действительно не собирались ее оставлять там, — добавил второй мальчик, которого звали Алекс. — Честное слово, мистер Петру.

Леон посмотрел на мальчишек.

— Отправляйтесь домой, — спокойно сказал он. — С вашими отцами я поговорю завтра.

— Но, мистер Петру…

— Я сказал, по домам!

Андреас, очень недовольный, пошел прочь, а Алекс остался на месте; он выглядел явно испуганным.

— Отец побьет меня…

— Ты должен был подумать об этом раньше. О маленьких девочках надо заботиться, а не гоняться за ними с палками. Ты очень огорчил меня своим поведением, Алекс, надеюсь, наказание пойдет тебе на пользу. А теперь ступай домой.

— Хорошо, мистер Петру. — Алекс сделал несколько шагов по тропинке, но потом оглянулся. — Прости меня, Фиона. Я больше не буду гоняться за тобой. — Он вздохнул, виновато взглянул на Элен, и понурив голову побрел к калитке. Элен решила, что она непременно замолвит за него словечко… потом, когда Леон будет более расположен выслушать ее.

Фиона продолжала плакать, и Элен сказала:

— Давай я ее возьму, Леон.

Тот передал девочку жене. Фиона дрожала и всё еще всхлипывала. Чиппи стоял по-прежнему опустив голову. Леон, взяв его за подбородок, заставил поднять глаза.

— А теперь, молодой человек, я жду объяснений. Зачем вы заперли Фиону в старом доме?

— Как они могли запереть ее? — удивленно спросила Элен. Заброшенный турецкий дом представлял из себя руины. Почти тридцать лет в нем уже никто не жил. — Там же нет даже окон.

— Поэтому мне и у-удалось у-убежать, — сквозь слезы вымолвила Фиона. — Я залезла наверх… и порвала платье. Потом я побежала, а они погнались за мной. — Девочка была так напугана, что Элен нисколько не удивилась, когда Леон в гневе схватил Чиппи за плечи и встряхнул его.

— Отвечай мне! — приказал Леон. Его не тронули даже слезы на глазах мальчика. — Отвечай немедленно!

— Мы просто играли, дядя Леон, честное слово. Андреас предложил игру в пленников, но никто из мальчиков не соглашался им стать…

— И вы схватили Фиону, не так ли? — Голос Леона был мрачен. Чиппи молча кивнул и умоляюще посмотрел на Элен.

— Я все же не понимаю, как они ее заперли? — Элен вопросительно посмотрела на мужа. — В доме же нет двери.

— Это было не в самом доме, а там, г-где раньше держали коров.

— Я жду, Чиппи, — потребовал ответа Леон, не обращая внимания на вопрос Элен и объяснение Фионы. — Я хочу точно знать, что произошло!

— Мы привели ее в дом, — дрожащим голосом начал рассказывать Чиппи, — а потом закрыли ворота…

— Ах, да, — вспомнила Элен и крепче прижала к себе снова задрожавшую девочку. — Там действительно есть тяжелые ворота, но они такие ржавые… Их, наверное, не закрывали много лет…

— Итак, вы привели твою сестру внутрь и закрыли ворота? — Леон опять встряхнул мальчика за плечо, и Чиппи заплакал.

— Леон, не надо…

— Я сам разберусь! — Он выглядел мрачнее тучи. — Как вам удалось закрыть ворота?

— Мы это сделали с Алексом… и еще с одним мальчиком. Он убежал, когда Фиона начала кричать.

— А что делал Андреас?

— Он сторожил меня. — Фиона подняла голову и осуждающе посмотрела на брата. — Я просила Чиппи помочь мне, но он отказался… Он позволил Андреасу стоять с палкой у ворот, чтобы я не убежала…

— Ты же была пленницей, Фиона, ты сама согласилась играть с нами. — Чиппи посмотрел на сестру. — А палка была не для того, чтобы бить тебя. Она была вместо ружья, ты же знаешь. Ты сначала говорила, что не возражаешь, — обиженно повторил он.

— Я не думала, что вы закроете ворота… — Она повернулась к Леону, и слезы опять полились у нее из глаз. — Андреас сказал, что эти ворота — волшебные. Если они закроются, то уже никто не сможет их открыть, и я никогда не выберусь оттуда, никогда! — У Фионы началась настоящая истерика. Леон велел жене отвести девочку в дом и дать ей успокоительное.

— А Чиппи? — Элен умоляюще посмотрела на мужа, хотя и была в душе согласна, что мальчик, безусловно, заслуживает наказания. — Что ты собираешься с ним делать?

— Я думаю, — ответил Леон, забирая палку из рук Чиппи, — что несколько ударов ему не повредят.

— О, нет! — Элен побледнела и вскочила с места. Фиона уцепилась за нее, но Элен сейчас было не до девочки. — Только не это, Леон, — попросила она. — Ты сделаешь только хуже, и Чиппи на всю жизнь затаит на тебя обиду.

Ее слова подействовали на Леона странным образом. Он удивленно посмотрел на жену, и, почти забыв о присутствии детей, произнес:

— Ты говоришь так, как будто заботишься больше обо мне, чем о ребенке.

— Да, — призналась она, глядя ему прямо в глаза. — Не делай этого, Леон, прошу тебя!

— Мысль о том, что Чиппи затаит на меня обиду, так волнует тебя?

Элен поняла смысл его вопроса, но ответила откровенно.

— Да, Леон, волнует. Чиппи уважает тебя и восхищается тобой. Мне бы не хотелось, чтобы его отношение к тебе изменилось.

Леон задумчиво покачал головой и тяжело вздохнул.

— Странная ты, Элен. Я тебя совсем не понимаю. — Он продолжал внимательно смотреть на жену. Прочитал ли он ее мысли? Увидел ли, что она сама не может себя понять?

— Так как же Чиппи? — спросила она, отводя глаза от его проницательного взгляда.

— Не бойся, я не стану его бить.

Позднее, сидя у постели Фионы и дожидаясь пока девочка уснет, Элен вновь мысленно представила себе всю сцену в саду. Как Леон взял девочку на руки и утешал ее; как он отчитал Алекса; как сурово он обошелся с Чиппи, обидевшим сестру. Элен вспомнила свои прежние суждения о Леоне, когда она поняла, что у него очень противоречивый характер.

Суровый и нежный, умоляющий и требовательный… Она видела мужа таким разным. Какой же Леон на самом деле? Поймет ли она его когда-нибудь? Элен пожала плечами и наклонилась, чтобы поправить одеяло на кровати Фионы. Почему ее должно волновать, каков на самом деле Леон? Ее это вовсе не интересует, и все же… Элен нахмурилась.

Бесполезно притворяться равнодушной, ведь малейшее изменение его настроения сразу же отражается на ней.

— Дядя Леон сильно сердится на Чиппи? — пробормотала уже полусонная Фиона. Она уже третий раз задавала этот вопрос.

— Спи, дорогая, и не думай о Чиппи…

— Но…

— Закрой глазки и спи.

— Я не хочу, чтобы Чиппи наказывали.

— Боюсь, что ему не избежать наказания.

— А ты можешь попросить дядю Леона не наказывать его слишком сильно?

— Дядя Леон поступит так, как считает нужным.

Фиона умолкла и вскоре заснула. Элен тихонько вышла из комнаты. Леон был на веранде, и она спросила его, где Чиппи.

— У себя в комнате. Он будет ежедневно отправляться туда сразу же после школы. Ты должна проследить за этим.

— Сколько времени это продлится?

— До тех пор, пока я не решу, что он усвоил урок. Деньги на карманные расходы он тоже получать не будет. — Леон уступил свой стул Элен, а сам принес другой. — Я не могу понять его поступок. Где он такого набрался?

— Вероятно сельские ребята не очень уважительно относятся к девочкам. Они берут пример со своих отцов.

— Зачем ты снова об этом? — холодно спросил Леон, и Элен, услышав в его словах упрек, опустила глаза.

— Я пойду помогу Арате готовить обед, — сказала она вставая. — Когда мы выезжаем?

— Сразу после обеда. Может быть, сегодня пообедаем пораньше?

— Да, конечно. — Элен повернулась к двери, но Леон окликнул ее.

— Элен…

— Что?

— Как обстоят дела с картиной? Ты уже начала над ней работать?

— Совсем недавно. Я не могу показать ее, пока…

— Принеси ее.

— Она тебе сейчас не понравится. Подожди, пока я закончу.

— Я хочу ее посмотреть.

Элен пожала плечами и уже через несколько минут вернулась. Передав мужу картину, она очень волновалась.

— У меня плохо получается, Леон, я тебя предупреждала. — Смутившись, она отвернулась и стала смотреть на ореховые деревья и финиковые пальмы, растущие на солнечном склоне холма. Там же росли бананы и инжир, жакаранды с яркими синими цветами, четко выделяющиеся на фоне белой арки, ведущей в розарий. Мимоза, гибискус, олеандр. Какое буйство красок! Какие красивые названия!

— Почему ты изобразила эту старую мельницу? — Тихий голос мужа прервал ее размышления, и повернувшись к нему, Элен увидела, что он внимательно рассматривает ее картину.

— Она просто очаровала меня, — призналась Элен. — Это такое необыкновенное место. Вода, струящаяся по склону холма… замечательное зрелище. У нас в Англии много подобных мест, а здесь я впервые такое встретила.

— Старая мельница… — Мысли Леона унеслись в прошлое; глаза стали мечтательными и немного грустными. Он показался Элен таким одиноким, что у нее даже перехватило дыхание. Сейчас в ее муже было что-то детское. У Элен возникло острое желание обнять его… С ней определенно творилось что-то странное. Еще недавно Леон с легкой грустью в голосе говорил, как ему бы хотелось, чтобы она сама обняла его. Тогда его слова вызвали в ней протест. Она вздрогнула, даже не пытаясь скрыть своих чувств. Но все же… не отвращение заставило ее вздрогнуть… после их короткого отдыха в Фамагусте оно полностью исчезло. Тогда в чем причина? Внезапно Элен поняла, что ее гложет чувство вины, которое она испытывает всякий раз, когда спорит с Леоном. Почему она чувствует себя виноватой? Ведь во всем виноват Леон, и это его должны мучить угрызения совести. Леон по-прежнему стоял, погруженный в свои мысли, и Элен не решалась нарушить это молчание. Она наблюдала, как меняется выражение его лица, когда он внимательно разглядывал ее картину. — Это был дом моего деда, — сказал он наконец. — Нас, внуков, у него было много, но мы все разбрелись по свету. Обычно мы собирались вместе на мельнице на Рождество и на Пасху. — Он помолчал, потом добавил: — Теперь мельница принадлежит мне…

— Тебе? Я не знала. Ты не говорил мне.

— Я не думал, что ты ее найдешь. Наверное, ты много бродила по окрестностям.

— Я случайно наткнулась на нее, когда гуляла с Чиппи и Фионой. Мы взбирались по каменистой тропинке, или, как говорят дети, ходили в горы, и вдруг этот чудесный вид: сверкающий на солнце источник, бьющий прямо из скалы.

— Ты очень живописно все изобразила, — с улыбкой заметил он. Элен смущенно улыбнулась в ответ. Глаза Леона потемнели, но он тут же опустил взгляд.

Неужели я ошиблась в нем? — подумала Элен. Ей казалось, что всякий раз, когда он смотрит на нее, в его взгляде появляется откровенное желание.

— Печально, что там все пришло в запустение. Может быть мельницу можно восстановить?

— Честно говоря, я хочу продавать этот участок. Странно, что ты решила изобразить на картине именно это место, потому что совсем недавно Фил говорил мне, что хорошо бы напоследок запечатлеть старую мельницу, пока там все не перестроили.

— Разве ее хотят перестраивать?

— Человек, который покупает участок, — богатый финансист из Англии. Он, конечно, постарается насколько возможно сохранить красоту этого места, но все равно придется многое модернизировать.

— Ты думаешь, своеобразие этого места исчезнет? — с грустью спросила Элен. Ей почему-то всегда становилось грустно, когда она видела, как старинные здания перестраивают.

— Я уверен, что новый хозяин превратит это место в чудесный уголок. Он уже сумел по достоинству оценить его красоту. Ведь отсюда открывается самый лучший вид во всем Лапифосе.

— Да. Море и горы… — Элен говорила задумчиво, ее глаза сияли мягким светом, и она не подумала, что слова, сказанные шепотом, будут услышаны. — Чего еще можно желать?

Глубокий вздох стал ей ответом. Элен быстро взглянула на мужа. У него были грустные глаза, но голос прозвучал бодро, когда он произнес:

— Мне понравилась твоя работа, Элен. Да я в этом и не сомневался. — Он передал ей картину, и радость от того, что Леон не разочаровался в ней, переполнила сердце Элен.

Тетя Хрисула жила одна в большом доме старинной греческой постройки. Шестьдесят лет назад его приобрел ее отец для своей большой семьи, в которой было шестнадцать детей. Некоторые из них уже умерли, другие обзавелись семьями и собственными домами.

— Ну, наконец-то, — проворчала старушка, открывая дверь. Она оглядела Элен с головы до ног, и затем пригласила их с Леоном в дом. — Я уже начала подумывать, что вы забыли о моем существовании.

Леон улыбнулся и представил женщин друг другу.

— Англичанка? — Тетушка пожала плечами. — Надеюсь, ты знаешь сам, что делаешь.

— Что сделано, то сделано, — усмехнулся Леон, а Элен смущенно покраснела. — Мы женаты уже несколько месяцев. — Взяв жену за руку, он вошел с ней в дом, продолжая беседовать с тетушкой. — Тебе, тетя, давно пора продать этот старый дом.

— Теперь уж, наверное, я в нем и умру. Садитесь на диван. Элен, прогони кошек с дивана, а то они, кажется, полностью оккупировали это место.

— Садись сюда, — предложил жене Леон, придвигая ей стул, который выглядел несколько приличней, чем диван. — Зачем тебе столько кошек? — спросил он тетушку, направляющуюся на кухню.

— Они приблудные, но как от них избавишься? Есть еще и собаки, но я не могу держать их в доме: они громко лают, а я шума не выношу. — Старушка плохо говорила по-английски, но Элен ее понимала.

Тетя Хрисула скрылась за дверью, а Элен обвела внимательным взглядом комнату, и у нее невольно вырвался возглас удивления.

— Это еще что! — шепнул ей Леон. — Подожди, пока она покажет тебе весь дом.

Комната походила больше на амбар. Каменный пол и деревянные, изъеденные жуком стропила. Повсюду стояли чучела птиц под стеклянными колпаками. Все они выглядели так, будто моль годами поедала их перья. В стеклянных горках находились украшения со свадебных тортов и сушеные букеты цветов. На стенах были развешаны десятки фотографий — вероятно, членов семьи тети Хрисулы. Кошки занимали все диваны и стулья, кроме тех, на которых сидели Элен и Леон, а некоторые неплохо устроились на ковре перед незажженным камином.

Наконец тетя Хрисула вернулась из кухни с подносом. На нем стояли три стакана с водой и три тарелочки, со странными черными предметами величиной с небольшое яйцо, насаженными на длинную серебряную вилку. С них стекал густой черный сироп, уже образовавший лужицу на тарелке. Элен подозрительно посмотрела на угощение, и ей сразу стало нехорошо. Встретив взгляд Леона, она покачала головой, давая понять, что не хочет есть, но Леон ей молча показал, что отказываться нельзя.

Поднос уже стоял перед ней, но она не знала, что делать дальше. В это время Леон что-то сказал по-гречески своей тетушке.

— Нет, это не грецкие орехи… — Тетя Хрисула посмотрела на Элен. — Угощайся, моя дорогая.

— Спасибо. — Элен взяла тарелочку с подноса, но Леон отнял ее и поставил на место.

— Возьми стакан с водой, — велел он. — Теперь возьми вилку и опусти… — Леон опять о чем-то спросил старушку. — Ну, конечно, бразильский орех…

— Бразильский орех? — удивленно переспросила Элен. — Такой величины… и такого цвета?

— Возьми орех, и каждый раз перед тем, как откусить, опускай его в воду.

— Я должна это есть? — Элен с испугом смотрела на стакан с водой и подозрительный предмет, насаженный на вилку. Она с большим трудом привыкала к здешней пищи, но сталкиваться с таким отвратительным на вид блюдом ей еще не приходилось. — Я не могу…

— Ты только попробуй, — настаивал Леон. Элен очень неохотно подчинилась. Вдруг ее глаза расширились от удивления.

— О! Как вкусно!

— Я уже много лет их не ел, — сказал Леон, с удовольствием смакуя лакомство и отдавая дань его отменному приготовлению. — Элен, опусти орех в воду. — Когда она поинтересовалась, для чего это надо, Леон объяснил: — Это блюдо надо есть именно так. Сироп постоянно вытекает из орехов, и надо смывать его водой.

— Я не могу поверить, что это бразильские орехи. Они такие крупные.

— Орехи становятся больше в процессе приготовления, — объяснил Леон. — К тому же в них остаются косточки.

За сладостями последовали напитки. На сей раз у Элен был выбор, и она, как обычно, предпочла апельсиновый сок.

— А сейчас я покажу вам дом, — предложила старушка. Леон взглянул на жену и усмехнулся:

— Ты ни за что не поверишь, что находишься в жилом доме, настолько он огромен.

Дом действительно оказался огромным и совершенно запущенным. Они переходили из одной комнаты в другую, и, казалось, каждая следующая имела вид еще более унылый, чем предыдущая. Во всех комнатах стояли чучела птиц и мелких животных, выцветшие и пыльные. В одной из комнат находилась стеклянная витрина с целой композицией — хищная птица, терзающая свою жертву. Повсюду висели иконы с горящими перед ними крошечными электрическими лампочками, провода к которым тянулись по полу и вдоль стен.

— Они подлинные, — шепнул Леон. — Стоят целое состояние.

— Иконы?

Он кивнул. Старушка вопросительно посмотрела на племянника и заговорила с ним по-гречески.

— Я объясняю Элен, что твои иконы очень ценные, — ответил он.

— Ни одной копии, — с гордостью подтвердила она и поправила лампадку перед одной из них. — Очень старые… да, очень. — Она остановилась перед изображением святого Николая. — Я целую их перед сном.

— Целуете? — удивилась Элен. — Каждую?

— Каждую. — Старушка повела гостей по широкой лестнице на второй этаж. Элен уже потеряла комнатам счет. Она недоумевала, как можно жить в таком огромном доме совершенно одной.

— Я умерла бы от страха, — шепнула она Леону, — если бы оказалась на месте твоей тети.

— Не забывай, тетя Хрисула живет здесь всю свою жизнь. Она привыкла.

— Но она же совсем одна. Ты говоришь, что эти иконы очень ценные. А вдруг в дом залезут грабители.

— Грабители? — удивился Леон. — У нас такого не бывает.

— Никогда? — Удивленно произнесла Элен. — Никогда не бывает ограблений?

— Такие случаи крайне редки. Наверное, у нас большинство людей довольны своей жизнью. Я думаю, это связано с климатом: солнце делает людей счастливыми.

Леон улыбнулся жене, и хотя сам он выглядел вполне счастливым, в его голосе присутствовал легкий оттенок неудовлетворенности, что опять, пробудило в Элен угрызения совести. Но гораздо более сильным было чувство беспокойства, которому она не находила объяснения.

В дверях спальни, где их ждала тетя Хрисула, Леон обнял Элен за плечи. В комнате было так холодно, что ее стала пробирать дрожь, и Леон крепче прижал ее к себе. Он был сейчас таким заботливым, таким нежным… может быть, он все же не совсем равнодушен к ней? Или ему просто нравится к ней прикасаться? А если он к ней неравнодушен, могло бы у нее возникнуть к мужу ответное чувство? Элен вспомнила о Грегори и о его измене. Какой тогда она была доверчивой, какой глупой! Нет, она не позволит себе влюбиться в Леона. Она поклялась никогда больше не доверять мужчинам, чтобы никто не смог причинить ей боль.

— Когда-то это был чудесный дом, — рассказывала тетя Хрисула, — но теперь он пришел в запустение. Я уже не могу заботиться о нем как прежде. Наверное, мне следовало бы продать его, но я уже слишком стара, чтобы бросать свое место.

— Глупости. Давай я найду на него покупателя.

— А ты сможешь получить хорошую цену?

— Думаю, да. Место здесь великолепное. — Леон обратился к Элен. — Мы должны как-нибудь приехать сюда днем. У тети Хрисулы замечательный сад, чего в нем только нет — деревья, кустарники, не говоря уже о цветах. Она почти все свое время проводит в саду.

— Что ты говоришь, Леон? Говори медленнее, или переходи на греческий.

— Прости, тетя, но Элен не знает нашего языка. Я рассказываю ей о твоем саде.

— Ах, сад, да… — Старушка указала худой сморщенной рукой в сторону закрытого шторами окна. — Чудесный вид… просто чудесный…

Элен улыбнулась, но промолчала. Она подозревала, что шторы в комнатах открываются очень редко.

— Ты подумаешь о моем предложении? — спросил Леон, когда они спустились в гостиную.

— О каком предложении? — недоуменно переспросила старушка.

— О том, чтобы продать дом.

— А где я буду жить?

— Я найду тебе дом поменьше.

— И подешевле?

Леон усмехнулся.

— Ты такая же, как и все, тетя. Хочешь продать свой дом подороже, а купить подешевле.

— Что ты сказал?

Леон повторил свои слова, и тетушка согласно закивала головой.

— Я посмотрю, что смогу для тебя сделать.

— Хотя нет… я пока не буду спешить.

— Вот так всегда, — сказал Леон. — Каждый раз, когда я прихожу сюда, тетя Хрисула соглашается продать дом, но потом почему-то отказывается.

— А кошки? Что я буду с ними делать?

— Я уже говорил тебе, что надо с ними сделать.

— Ты жестокий, бессердечный человек! Ты не считаешь так, Элен?

Элен слегка покраснела, но промолчала. Леон посмотрел на жену с легкой усмешкой.

— Ну, дорогая, разве ты не хочешь ответить тете Хрисуле?

— В этом нет необходимости. Я уверена, что ты до смерти запугал бедную девочку. — Старушка посадила на колени одну из своих кошек. — Тебе нравится дом Леона?

— Очень, — с восторгом ответила Элен. — Я никогда в жизни не видела ничего подобного.

— Конечно. Это самый красивый дом в наших местах. — Старушка помедлила, потом посмотрела на Леона. — Пожалуй, я подумаю о том, чтобы продать свой дом. А ты подбери мне домик поменьше.

— Ты серьезно, тетя?

— Да. Думаю, я найду в нем место для кошек.

Они еще немного побеседовали, а потом Леон сказал, что им пора ехать домой.

— Арате не любит оставаться допоздна, — объяснил он, — поэтому нам надо возвращаться. Приедешь навестить нас? — спросил он, вставая.

— Спасибо, приеду. Я еще не видела своих внуков. Только ты приезжай за мной, а то я одна не доберусь.

— Хорошо, я обязательно приеду. — Было решено, что в следующее воскресенье Леон привезет тетю к ним на ленч, а потом проводит домой.

— Не забудь поискать домик для меня, — напомнила она ему на прощание.

— Мне кажется, я знаю, кто может подобрать дом для тети Хрисулы, — сказал Леон, когда они уже ехали домой. — Я рад, что она наконец согласилась на мое предложение.

— Он слишком велик для нее, — поддержала мужа Элен. — Она занимает две-три комнаты, а остальные стоят пустые. Наверное, это очень неприятно.

— Согласен. Посмотрим, что я смогу для нее сделать.