От счастья не убежишь

34

На следующее утро, ровно в десять, посыльный принес Стефани документы с размашистой подписью Орсона.,В папку был вложен конверт с первым взносом и записка из одного слова: «Сдаюсь».

Стефани вздохнула с облегчением. Что бы она делала, если бы Орсон не поддался на шантаж? Хотя бумаги и были готовы, она ни за что не продала бы компанию Джону Уитмейру.

Неделю спустя Орсон и Нэнс пришли извиняться за прошлое, и Стефани приняла их с распростертыми объятиями. Снова, как в добрые старые времена, они повсюду появлялись втроем.

Стефани с удовольствием наблюдала, как развивается их роман. Нэнс расцветала с каждым днем, а Орсон никогда не выглядел таким счастливым.

Приятно видеть, что твой план сработал; но очевидное счастье друзей наполняло душу Стефани мучительной тоской одиночества. Теперь она понимала Леви: она и сама уехала бы, только ехать было некуда.

Стефани закружилась в водовороте светской жизни. Она отчаянно пыталась получать удовольствие от развлечений, которые никогда не любила и которые так занимали ее сверстников.

Страстью Стефани стала одежда. И на бал, и на верховую прогулку в парке она одевалась по последней моде. Она принимала все приглашения и флиртовала со всеми холостяками. Порой она даже позволяла им сорвать поцелуй: но поцелуи оказывались удивительно пресными.

Кстати, мужчины эти умели говорить только о себе. Причем одни банальности, целый вечер, все вечера подряд! Впервые Стефани посмотрела на свой мир глазами Коула и поняла, за что Коул его так ненавидит.

Стефани пыталась приписать свое уныние летней жаре, но в глубине души знала: причина в ином. Денно и нощно ее преследовали синие-синие глаза, грезились объятия сильных рук и низкий голос, шепчущий слава любви. Каждое утро, проснувшись, она рыдала от тоски по утраченному. С каждым днем ей все больше хотелось бежать – но куда? Да и воспоминания все равно останутся при ней. Порой Стефани желала вновь потерять память, а вместе с ней и боль.

Однажды семейный адвокат попросил ее заглянуть в контору, чтобы прояснить некоторые детали завещания. Стефани охотно согласилась: она цеплялась за все, что могло отвлечь ее от навязчивых мыслей. Бенджамин Харрис знал Стефани с детства и встретил ее с неподдельной радостью.

– Входите, входите, мисс Скотт. Счастлив видеть вас снова.

Стефани улыбнулась маленькому круглому человечку.

– Почему «мисс Скотт», Бен? Неужели я в немилости?

– Конечно, нет, но вы теперь очень богатая дама. Мне неудобно называть вас по имени.

– Но это папины деньги, а его вы называли Эштон.

Он засмеялся.

– Пожалуй, вы похожи на него не только с виду.

– Спасибо, Бен. Так зачем вы хотели меня видеть?

– Вы, вероятно, знаете, что завещание вашего отца было оглашено через несколько недель после его смерти. Но вас при этом не было, и я обязан изложить вам все детали.

– Конечно, – кивнула Стефани.

В завещании отца не было никаких неожиданностей. Он оставил довольно крупные суммы Орсону, Джеймсу и экономке, миссис Мак-Джилликатти. Основное же состояние, ценные бумаги и дом отошли Стефани.

Бенджамин долго рассказывал о предприятиях, акции которых теперь принадлежали Стефани. Она покорно слушала монотонно гудящий голос, а сердце ее сжимала тоска. Все это, все богатство до последнего цента она бы не задумываясь променяла на любовь одного упрямого ковбоя. Она с усилием отогнала непрошеные мечты и подписала документы.

– Отлично, – с улыбкой сказал Бенджамин. Затем он достал пухлый пакет и передал ей через стол. – Здесь личные бумаги вашего отца, он отдал мне их когда-то на хранение. Купчая на дом и все в таком роде.

– Пусть они лучше останутся у вас.

– Как хотите. Но, может быть, вам стоит сперва их просмотреть?

– Хорошо. – Она взяла пакет и встала. – Бен, спасибо вам за все.

– Это мой адвокатский долг. – Он крепко пожал ей руку. – Ваш отец гордился бы вами. Он одобрил бы, что вы отдали компанию молодому Пикетту. Вы благородная женщина.

– Боюсь, Орсон с вами не согласится, – усмехнулась Стефани.

Стефани совсем забыла об отцовских бумагах. Только через несколько дней, изнывая от скуки, она вдруг вспомнила о пакете и вскрыла его. Как она и ожидала: куча разных документов, брачный контракт родителей, дедушкины деловые записи. Вдруг внимание Стефани привлек конверт, адресованный ей самой.

– А это что такое? – воскликнула она вслух и вытащила конверт из стопки бумаг. Сердце ее в волнении забилось. Почерк Элизабет! Взглянув на дату, Стефани с изумлением поняла, что письмо почти девятилетней давности. Почему же отец его не отдал? Стефани уселась с ногами в свое любимое кресло и начала читать.

«Милая Анни!..

Глаза Стефани заволоклись слезами. Никто, кроме Элизабет, никогда не называл ее «Анни», и на нее нахлынули мучительные воспоминания.

...Пожалуйста, прости меня. Мне давно следовало написать, но обида на папу заставляла меня молчать. Когда я узнала, что мама развелась с моим отцом, чтобы выйти за твоего, я ее возненавидела. Я думала, что она нарушила супружеские обеты из-за денег. У меня была одна мысль: найти своего настоящего отца и хоть чем-то загладить зло, причиненное ему матерью. Папа не отпускал меня – тогда я думала, что из злобы и упрямства. Теперь понимаю: единственный его грех в том, что он слишком сильно меня любил. Он никогда не видел моего отца и знал о нем только с маминых слов. Понимаешь, он просто за меня боялся.

По-моему, мама не была счастлива в первом браке. Ты ее не помнишь, но она была доброй, общительной и очень ранимой. Она любила ходить в гости, нарядно одеваться. Они с папой были созданы друг для друга и, должно быть, очень друг друга любили. Я уверена: то короткое время, что они прожили вместе, они были очень счастливы.

Мой отец, Коннор О'Рейли, совсем не похож на Эштона Скотта...

Стефани сдвинула брови. Коннор О'Рейли... Где она слышала это имя? Она пожала плечами и вернулась к письму.

...Он своими руками отвоевал свое королевство у дикой прерии. Он так любит свою землю и скот, что ничего другого ему и не нужно. Он не терпел капризов – он и теперь называет их не иначе, как «блажь твоей мамочки», – и скоро разочаровался в маме так же, как и она в нем. Мне кажется, он был только счастлив, когда она ушла.

Сперва отец вообще не хотел меня видеть —

понимаешь, я же ее дочь. Но я не испугалась его суровости, и скоро мы оба поняли, что очень друг другу нравимся. Отец тяжелый человек, но я его очень люблю. И я действительно его дочь, потому что люблю эту удивительную землю не меньше, чем он.

Вскоре после приезда я узнала, что была крещена «Маргарет Элизабет» – в честь бабушки, матери отца. Должно быть, мама называла меня Элизабет из чувства противоречия. Но, сама понимаешь: новая жизнь – новое имя. Элизабет Скотт исчезла в тот день, когда я покинула Сент-Луис, и я без сожаления стала Маргарет О'Рейли.

Два чудесных года я прожила с отцом, а потом вышла замуж: за человека, которого люблю больше жизни. У нас сын – величайшая моя радость. Очень похож: на тебя. Мне в отличие от мамы по нраву здешняя жизнь. Она трудна, но прекрасна, и я ни о чем не тоскую – только о тебе.

Ты спросишь, почему я так долго не давала о себе знать. Я хотела написать, но боялась, что мое письмо поссорит тебя с папой. А теперь ты уже взрослая и можешь приехать в гости. Я очень хочу, чтобы ты была здесь, чтобы моя семья стала твоей семьей, мои друзья – твоими. Кто знает, быть может, ты тоже полюбишь наш край.

Я написала папе, что жива, здорова и счастлива в браке. Он знает, где меня искать, но не знает моего теперешнего имени. Что сказать папе, оставляю на твое усмотрение: ты всегдабыла человеком тактичным. Если он меня простил, пожалуйста, уговори его приехать.

Должна тебя предупредить: муж: очень мало знает о моей прошлой жизни. Я рассказала ему только самое главное. Он предубежден против богатства, и, мне кажется, не стоит ничего ему говорить, пока ты не приедешь. Ведь если ты решишь не приезжать, для него это будет лучшим доказательством, что все богачи – снобы. Он человек не глупый – просто суровый и упрямый, и я принимаю и люблю его таким, каков он есть. Коул Кентрелл ни на кого не похож, и я люблю...

Стефани вскрикнула, письмо выпало из задрожавших рук. Голова у нее пошла кругом. Элизабет замужем за Коулом? Каким образом? А Мегги? И тут ее словно ударило: да Мегги и есть Элизабет! Коул сократил «Маргарет» в «Мегги», как «Стефани» в «Стеф». Он не знал прежнего имени жены, поэтому никогда не слышал об Элизабет Скотт. Теперь Стефани поняла, почему с первого взгляда привязалась к Джошу: он напоминал ей сестру.

Выходит, она пересекла полстраны – почти наугад, не зная точно, где начинать поиски, – и сразу оказалась в нужном месте... Господи, голова кругом идет!

Ну, конечно! Она могла бы и без письма догадаться! Стоило лишь, преодолев нестерпимую тоску, вспомнить ту музыкальную шкатулку Мегги. Это же мамина шкатулка, и Элизабет взяла ее с собой на память.

Вдруг из груди Стефани вырвался горестный стон. Элизабет умерла! Горе буквально раздирало ее на части. В мучительном одиночестве последних недель Стефани утешалась мыслью, что когда-нибудь найдет любимую сестру и никогда больше с ней не расстанется. Теперь же она потеряла разом Коула и Элизабет.

Коул! Господи, она любит мужа своей сестры! Теперь их отношения с Коулом предстали перед ней в ином, безжалостном свете. Если и оставалась какая-то надежда, она исчезла. Стефани подошла к окну и долго, невидящими глазами, смотрела на улицу. Вдруг дверь открылась, и Джеймс объявил о приходе Нэнс.

– Я хочу, чтобы ты узнала первой, – защебетала девушка, впорхнув в комнату, – мы с Орсоном обручились!

Стефани попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали.

– Что ж, давно пора. Вы уже решили, когда свадьба?

– Нет, но Орсон говорит, как можно скорее. – Нэнс покраснела и опустила глаза. – Он говорит: иначе ему придется жениться, чтобы спасти мою честь.

Нэнс смущенно смотрела на подругу. Похоже, она огорчена.

– Ты жалеешь, что свела меня с Орсоном? – робко спросила она.

– Что? Боже, конечно, нет! Как только я вернулась и увидела вас вместе, я сразу поняла, что вы любите друг друга. Только Орсон слишком упрям и боялся признаться в этом даже самому себе.

– Мне кажется, ты не очень обрадовалась.

– Что ты, Нэнс! – Стефани горячо обняла подругу. – Нельзя сказать, что ты меня удивила, но обрадовала – безусловно.

– Что же случилось? Отчего ты грустишь?

Стефани притронулась к золотой снежинке и несколько секунд молча смотрела на подругу.

– Наверное, пришло время рассказать, что произошло со мной за эти десять месяцев.

– Если тебе неприятно, не надо! Орсон описывал, в каких ужасных условиях и у какого ужасного человека ты жила.

– А он не говорил, что это было самое счастливое время в моей жизни? – Не будь Стефани так несчастна, она бы расхохоталась при виде изумленной физиономии Нэнс. – Сядь, Нэнс. Ты услышишь, наверно, самую удивительную на свете историю. – Она покачала головой. – Я только сейчас поняла, до чего все это невероятно. Самой не верится!

Стефани рассказывала целый час. Она не утаила от подруги ничего, и Нэнс то и дело смущенно краснела.

– Мне кажется, ты очень любишь этого Коула, – заметила она, когда рассказ был окончен.

Стефани коротко рассмеялась.

– Да, хотя иногда убить его готова. Это самый упрямый, вспыльчивый... самый чудесный человек, какого я знаю. Когда он смотрит на меня своими синими глазами, у меня кружится голова, как у девчонки. А когда он ко мне прикасается... Ладно, хватит вгонять тебя в краску

– А его сын?

– Джош? Он чудесный, как и его отец. Где бы я ни была, на что бы ни смотрела, первым делом думаю: как бы здесь понравилось Джошу! И мачеху Коула я тоже очень люблю! Ох, Нэнс, не знаю, как я буду жить без них!

– За чем же дело стало? Садись на поезд и поезжай обратно.

Стефани стремительно повернулась к ней.

– Нэнс, знаешь, почему я уехала с Орсоном? Потому что Коул узнал, кто я, и не пожелал меня видеть. Он меня презирает!

– Ты уверена? Он же говорил, что любит тебя.

– Он думал, что любит. Узнав правду, он понял, что ошибся.

– Только из-за этого? – не поверила Нэнс. – Только из-за того, что ты оказалась богатой?

– Ты не знаешь Коула. Он ненавидит богачей. Даже Элизабет – то есть Мегги – об этом написала. – Она растерянно потерла лоб. – Теперь я даже не знаю, как называть родную сестру! – Стефани закрыла лицо руками и зарыдала.

Нэнс обняла подругу и попыталась представить, что было бы, если бы Орсон сказал, что не хочет ее больше видеть, и прогнал с глаз долой. На ресницах у нее блеснули слезы жалости к несчастной подруге.