Отмщение

Глава 19 Рождество в Чикаго 1972 год

— Я больше не верю в Санта Клауса, — ныла Юлия Хэмптон.

Она начала посещать балетный класс, и поэтому не хотела носить пышную прическу — во время уроков танцев прямые волосы легче связать в пучок. А уроки эти, по правде говоря, бывали лишь дважды в неделю всего по одному часу. Сейчас ее светло-каштановые волосы были стянуты на затылке поверх ушей и держались на двух заколках в виде бабочек. В этом юном возрасте Юлия пока еще была достаточно тоненькой, но Одель видела, что ноги ее дочери не годятся для танцев. Юлия пошла в мать, а значит, у нее тоже будут слишком короткие ноги.

— Я уже целых два года не верю в Санта Клауса, — вредничала Юлия. — Я больше не хочу притворяться.

— Сделай это хотя бы ради своего брата. — Одель озабоченно катила прогулочную коляску с Люком, протискиваясь сквозь толпу среди торговых рядов подземного чикагского магазина «Маршалловы поля». И зачем только она взяла с собой детей в магазин? Ведь сегодня суббота перед Рождеством, народу тьма-тьмущая. Но чего только не сделает мать, если дети отчаянно просят! Эх, если бы Си был дома… Так нет же, опять он где-то в командировке, на острове Борнео, кажется, или куда там еще его занесло.

— Если Санта Клаус действительно существует, тогда почему я получаю рождественские подарки всегда из тех стран, где работает папа? — не унималась Юлия.

Коляска вдруг наклонилась вперед — опять Люку не сидится спокойно.

— Сиди тихо, Люк! — приструнила его Одель. Господи, только этого еще не хватало — разнервничаться и раскричаться посреди битком набитого людьми магазина. Боже, спаси и сохрани! Как трудно одной справляться с двумя детьми в праздники! Спокойно, Одель, приказала она себе. — Давайте поищем Санта Клауса, — радостным голосом заворковала она с детьми.

— Не буду сидеть у него на коленях, — сразу предупредила Юлия.

— Хорошо. Ты только подведи Люка к Санта Клаусу, пусть эльфы сфотографируют вас вместе.

— Мама, никаких эльфов на свете нет!

Длинная очередь к Санта Клаусу состояла из еще более вредных сорванцов. Одель возрадовалась. Она думала, что Бог наградил ее самой суровой долей. Но нет, оказывается, есть деточки и похлеще. Можно было, конечно, поехать на Рождество к родителям в Коннектикут, продолжала размышлять Одель, но тащиться в такую даль вместе с детьми — такая морока. Кроме того, Си обещал, что постарается на праздники вырваться домой.

Иногда Одель очень злилась на Си, хотя и понимала, что для этого нет никаких оснований. У него ведь такая работа, он разъезжал по командировкам и до женитьбы. Но, с другой стороны, Си и его друг не обязательно должны работать свободными консультантами, они могли бы устроиться на работу в «Арамко», тогда им не пришлось бы так часто ездить. А Си упрямится, хочет быть сам себе начальником, хочет ни от кого не зависеть. Два месяца назад Одель и Си переехали из Нью-Йорка в Гленко, это совсем рядом с Чикаго, штат Иллинойс. Почему переехали именно под Чикаго, Одель так и не поняла. Гленко, так Гленко, хорошо еще, что не Хьюстон, где можно сдохнуть от жары и сырости. Хотя и Средний Запад тоже не подарок — снег и ветры. Хвастаться перед родителями особенно нечем.

Одель была довольна своим новым замужеством. Си по-своему верный и заботливый муж. Он сам захотел удочерить Юлию, и Одель обрадовалась — с такой же фамилией, как и у всех остальных членов семьи, Юлия не будет чувствовать себя отщепенцем. Более того, теперь у Одель меньше поводов вспоминать свое первое несчастное замужество за Томом Паттерсоном, которого и Юлия уже забыла. Теперь Одель приятно слышать, как Юлия называет Си папой, а не дядей, как это было раньше. Кроме того, по этой причине Юлия почти не ревновала, когда спустя десять месяцев после свадьбы у Одель родился Люк. Юлия не чувствует себя лишней, наоборот — она в семье маленькая помощница.

Но несмотря на устроившуюся наконец личную жизнь, когда отпала суровая необходимость работать, Одель чувствовала некоторую неудовлетворенность. Она по-прежнему одинока. Она отрезана от близких людей — от родителей, от старых подруг и знакомых, оставшихся в Нью-Йорке. Здесь, на новом месте, Одель чувствует себя не в своей среде, пришельцем. Если бы Си работал, как все нормальные люди, тогда можно было бы вместе куда-то ходить, принимать гостей. Когда Си бывает в Чикаго и к нему приезжают друзья, он встречается с ними за городом. «С этими людьми тебе будет неинтересно», — говорил ей Си в таких случаях. Вот почему Одель одинока. Такая жизнь ей не нравится.

Одель вступила в учительско-родительскую ассоциацию при начальной школе, в которой училась Юлия. Но работать там как следует Одель не смогла — домашние хлопоты и маленький Люк отнимали все силы. День она проводила следующим образом: рано вставала, собирала Юлию в школу, кормила Люка, мыла посуду после завтрака, потом шла с Люком гулять или по магазинам. В этом районе не было детской площадки, где можно было бы встретиться и поговорить с другими мамашами. С соседями Одель здоровалась, но не более того — никого из них она хорошо не знала. Жизнь проходила в суете и вечных хлопотах, но все время казалось, что нечто важное проходит мимо. Удовлетворения не было. Тем не менее после пережитых страданий с такой жизнью можно было мириться.

Итак, подходила их очередь к Санта Клаусу. Одель вынула Люка из коляски, поставила его на пол. Люк уже мог ходить, хотя и нетвердо. Одель достала из кармана расческу и причесала Люку его тонкие рыжеватые волосы. Юлия прихорашивалась самостоятельно.

— Все, теперь вы готовы, — сказала Одель. — Не забудьте улыбнуться.

Санта Клаус взял Люка себе на колени и спросил, какой подарок он хочет на Рождество. Юлия оскалилась в ехидной усмешке, а Люк сунул кулачок в рот и скорчил плаксивую рожицу.

— А я не верю в Санта Клауса, — громко сказала Юлия. — Ты ненастоящий.

Санта Клаус сделал зверскую физиономию, Люк заревел, а Юлия гордо стояла с самодовольным видом. Тут эльф как раз и сфотографировал их, запечатлев эту сцену на вечные времена. Одель расплатилась за снимок и нагнала своих деток в конце очереди, где другой эльф раздавал пакеты со сладостями.

— Ну хватит, — кисло сказала Одель, — пошли.

— А можно еще посмотреть игрушки? — начала клянчить Юлия. — Или пойдем наверх, посмотрим елку. Или…

— Нам еще надо купить рождественский подарок папе, — остановила ее Одель и засунула Люка в коляску.

— Зачем? Ты же говорила, что он, наверное, не приедет к нам на Рождество.

— Ну и что? Подарок все равно нужно сделать.

— А почему бы нам не попросить Санта Клауса, чтобы он сделал папе подарок? — ухмыльнулась Юлия.

С облегчением Одель обнаружила, что мужской отдел в магазине не так наводнен людьми, как другие, и детей тут заметно меньше. Впрочем, ее детишки с лихвой компенсировали сей недостаток. Пока Одель выбирала рубашку, Люк ухитрился пробраться к манекену и слегка поработать над ним так, что бедный манекен угрожающе закачался.

О Боже! Одель в ужасе заметила, что чучело в костюме вот-вот обрушится на ее сыночка. Она метнулась к манекену и вдруг увидела, что какая-то женщина опередила ее и уже пытается восстановить спокойствие разволновавшегося манекена. Одель вместе с женщиной окончательно утихомирили куклу в костюме, а Люк радостно зашагал к коляске, довольный произведенным эффектом.

— Большое спасибо, что вы… — начала было Одель, но вдруг остолбенела. Перед ней стояла явно знакомая ей женщина. Нет ли ошибки? Одета эта женщина теперь хорошо, не так, как тогда. Прямая юбка, свободная блузка, туфли на шпильках. Но волосы те же.

— Вы миссис Паттерсон? — спросила женщина.

— А вы…

— Я Грэйс. Грэйс Мэндлин.

— О Господи Боже мой! Не может быть! Я так и подумала вначале, что это ты, а потом засомневалась. Как ты оказалась в Чикаго?

— Я работаю здесь. Закупщиком женских спортивных товаров.

Они помолчали, с интересом разглядывая друг друга.

— Это твои дети? — спросила Грэйс. — Глупый вопрос, вижу, что твои. А как ты оказалась в Чикаго?

— Я… Я живу здесь.

— В самом деле?

— Я вышла замуж. Родила Люка. — Одель показала на своего беспокойного сорванца в коляске. — Мы переехали в Чикаго в сентябре. Послушай, может быть, я угощу тебя кофе или еще чем-нибудь? Ты все-таки спасла моего сына от ушибов, которые он заслужил.

Грэйс глянула на часы.

— Хорошо. С удовольствием.

Как раз близилось время ланча. Очередь в ресторан была большая, но быстро двигалась. Пока Грэйс катала взад-вперед в коляске Люка, Одель успела сводить Юлию в туалет. Люк даже не заметил отлучки матери. Вскоре метрдотель всех их провел к столу. Четыре пожилых леди за соседним столом неодобрительно покосились на детей.

— Юлия, веди себя хорошо, — приказала Одель.

— На Рождество всегда такая жуткая суматоха, — улыбнулась Грэйс. — Сегодня на детей не обратят большого внимания.

Но четверо старушек за соседним столом внимание обращали. Им хотелось достойно провести время в приятной беседе за хорошим ланчем, а дети почему-то имеют неприятное свойство шуметь. Особенно старался Люк. Грэйс и Одель просто не обращали внимания на детей, тем более что дети на самом деле шумели не в полную силу. Две бывшие жены Томми полностью сосредоточились на рассказах о том, что с ними произошло с момента той памятной встречи в комнате Томми.

— Я знала, что ты была беременна, — сказала Одель, когда Грэйс закончила свое повествование. — Мне об этом сказал Вэйн Харрис. Но как только я получила развод, перестала интересоваться дальнейшим. Мы с Си так счастливы, что поженились. Как жалко, что ты потеряла ребенка.

Грэйс пожала плечами:

— Мои родители сказали, что это к лучшему. А мне было так плохо. Ну Бог с этим, зато я закончила образование. И вот я работаю здесь.

— Тебе нравится работать в этом магазине?

— А куда еще я могу устроиться с моим дипломом по английской литературе? — скривилась Грэйс.

— А чем бы ты хотела заниматься?

— Писать, — робко призналась Грэйс. — Не сказала бы, что это у меня хорошо получается. Я участвовала во всех литературных конкурсах, проходивших в этом году в Мичиганском университете. Все победители когда-то учились вместе со мной. Но я ни разу не вышла в победители. — Грэйс снова пожала плечами. — Наверное, я никудышный писатель.

— Кто знает? Ты должна продолжать действовать в этом направлении.

— Теперь для этого у меня нет времени. Я должна зарабатывать себе на жизнь.

Одель понимающе вздохнула.

— А я, слава Богу, избавлена от этой печальной необходимости.

— Но не похоже, что избавлена от других хлопот, — хохотнула Грэйс.

— По-настоящему я избавилась тогда, когда от меня сбежал Том. А мои теперешние хлопоты, уж поверь мне, не в тягость. Можешь считать меня старомодной или наседкой, но мне нравится сидеть дома и заниматься детьми. Кроме того, Си не часто бывает дома, так кому же еще делать это?

— Ты счастливая. Тебе нравится твоя жизнь. А я пока не нашла своего призвания. — Глаза Грэйс затуманились в задумчивости.

— Просто ты еще не нашла себе подходящего человека.

Грэйс рассмеялась.

— Искать должны не женщины, а мужчины. Но честно говоря, пока я действительно не встретила своего принца. Я бы и хотела влюбиться. Но, понимаешь, с тех пор как произошла эта история с Томми… Я боюсь, что не способна выбрать достойного мужчину. Конечно, было бы хорошо любить кого-нибудь, особенно теперь, когда мне так одиноко.

— На рождественские каникулы ты поедешь в Гранд-Рапидс к родителям?

— Нет. В праздники я должна работать в магазине. Тут говорят, что не могут обойтись без меня. Если бы я поехала к родителям только на один день, на Рождество, то почти все время мне пришлось бы провести в дороге. Я ведь должна работать тут и на послерождественской распродаже. Так что придется на Рождество одной ужинать размороженной индейкой.

— Как же так? Ты совсем одна?

— Да. Моя подруга, с которой мы вместе снимали комнату, нашла своего принца, и поедет на праздники с ним домой.

— Приходи ко мне, вместе отпразднуем Рождество.

— Я не могу. — Грэйс явно была потрясена таким предложением.

— Почему бы и нет? Си сейчас бродит Бог знает в каких джунглях. Даже если вдруг он приедет домой, будет рад тебя видеть. А если он не приедет, тогда мне будет тоскливо и одиноко одной. Если, конечно, не считать этих чудных детишек. — Одель бросила мрачный взгляд на своих непоседливых отпрысков. — Я приготовлю индейку, начинку, клюквенный соус, все как полагается. Как ты на это смотришь?

— Ну…

— Пожалуйста. С тобой мне будет веселее. Приходи в Сочельник. У меня есть свободная спальня, все будет хорошо.

— Знаешь, Одель, я, наверное, приму твое приглашение. — Грэйс просияла от радости.

— Замечательно! Вспомним прежние времена.

— Наши дурацкие ошибки.

— Невинность.

— Любовь! — закончила на возвышенной ноте Грэйс.

Когда женщина приглашает мужчину к себе на ужин, тот уже не уходит домой. Роль мужчины в данном случае сыграла Грэйс — после ужина она осталась у Одель на ночь. Не подумайте, что она вдруг сломала ногу или с ней еще что-то случилось. Просто две женщины поняли, что им хорошо вместе. Вот почему Грэйс осталась. Си не приехал домой ни на Рождество, ни на Новый год. Приехал он только в День Валентина. Лишь тогда семья вручила ему рождественский подарок. К этому времени Грэйс уже прочно обосновалась в их доме в свободной комнате. Сделать так убедила ее Одель — мол, зачем тебе, Грэйс, мучиться в поисках новой соседки по комнате взамен бывшей, которая вышла замуж? Не проще ли и самой съехать с прежней квартиры и поселиться здесь? Тем более что отсюда на электричке можно быстро добраться до центра Чикаго. Так Грэйс и переехала. С нее не брали плату за комнату, платила она лишь за еду.

Может быть, Си поначалу и хотел было что-либо возразить против постоянного пребывания Грэйс в их доме, но если это и так, то он передумал, заметив, как довольна новой подругой Одель. Более того, в лице Грэйс в доме появилась няня, всегда готовая посидеть с детьми, когда Си с Одель собирались куда-нибудь прогуляться. Дружное проживание под одной крышей бывших жен одного мужа не сильно удивляло Си — в дальних странах, где он побывал, ему приходилось встречать гораздо более экзотические обычаи. Кроме того, его подолгу не бывало дома, так какая ему разница?

Одель почуяла прилив сил — теперь было на кого переложить часть домашних хлопот. Грэйс вечерами могла сидеть с детьми, поэтому Одель начала два раза в неделю посещать местные курсы, которые назывались «Родителям о детях» и «Храни свой очаг». Недолгие часы на курсах казались Одель превосходными. Она завела хороших знакомых среди местных жителей, и ее прежнее чувство отчужденности в новом городе пропало.

Но хорошее всегда кончается. Кончилась безмятежная жизнь и для Одель. Это произошло в августе 1974 года, в ту неделю, когда Никсон вынужден был в связи со скандалом уйти в отставку с поста президента США. Удивительно, но Си в это время был дома. Это смягчило ситуацию, а иначе Одель в своих мольбах к Грэйс остаться у них скатилась бы до самого непристойного унижения. А умолять тетю Грэйс, как ее называла Юлия, было бесполезно — ее решение было окончательным и бесповоротным.

Грэйс вернулась с работы с журналом «Скандалы». Одель и раньше видела у нее эти дешевые журналы, напечатанные на газетной бумаге, но не обращала на них внимания — думала, что эти журналы связаны с работой Грэйс в магазине «Маршалловы поля». Как же глубоко Одель заблуждалась! В действительности в этом журнале печатались экспериментальные литературные произведения и статьи на политические темы.

Тот момент, когда Грэйс объявила о своем уходе, Одель запомнила во всех подробностях. Си и Одель были дома и пили коктейль в то самое пресловутое время между пятью и шестью вечера, в которое Одель привыкла принимать пищу чуть ли не с младенческих лет. Часу, посвященному коктейлю, предшествовал детский час, конца которого Одель дожидалась с большим нетерпением. Си умел готовить прекрасный коктейль мартини. Кстати, это одно из качеств, за которое Одель так любила мужа. Итак, Одель и Си тихо и мирно потягивали в гостиной коктейль, слегка закусывали сыром, крекерами и сырыми овощами, как вдруг влетела Грэйс и шлепнула журнал «Скандалы» прямо на ярлсбергский сыр.

— Что случилось? — осведомился Си.

— Прочтите! — почти что зарычала Грэйс. Свирепое выражение с ее лица не сошло даже тогда, когда вошел Люк и позвал тетю Грэйс посмотреть на его игрушечную ракету.

— Потом, дорогуша, — отмахнулась от Люка Грэйс и плюхнулась в кресло, стоявшее напротив кресел Си и Одель.

Одель взяла журнал и начала листать. Попробуй найди сразу то, что нужно, журнал-то толстый. Одель принялась изучать оглавление. Ага! «Эпоха женщин», автор Грэйс Мэндлин.

— Грэйс, как здорово! Тут твой рассказ! — воскликнула Одель и передала журнал мужу.

— Я и не знал, что ты пишешь, — сказал Си.

— Си, сколько раз я тебе говорила, чем Грэйс хотела бы заниматься! — упрекнула его Одель.

— Но если твой рассказ опубликован, тогда чем ты расстроена? — слегка удивился Си, обратившись к Грэйс.

— Читайте оглавление дальше.

Си продолжил исследование оглавления, рядом с любопытством пристроилась Одель.

— «Почему я уехал в Канаду», Томми Паттерсон, — прочитала она.

— Ого! — изрек Си.

— Не собираюсь читать его писанину, — буркнула Одель.

— А я уже прочитала, — сказала Грэйс. — В электричке, пока ехала с работы. Он пишет, что уехал в Канаду не потому, что боялся наказания за двоеженство и алиментов, а якобы потому, что испугался того, что происходит с нашей великой нацией. Он якобы испугался, что его заграбастают в армию. Можно подумать, что ему когда-нибудь грозила армия! Это в его-то возрасте и при его положении! Он уехал в Канаду якобы для того, чтобы выразить солидарность со своими единомышленниками! Он утверждает, что был членом подпольной организации, тайно переправлявшей солдат из портов Калифорнии в Ванкувер, чтобы солдат не отправили воевать во Вьетнам. А теперь, когда Ричард Никсон уходит в отставку, Томми почувствовал, что пришло его время. Наша страна якобы нуждается в нем. Он возвращается. Ненавижу его! Я готова его убить!

Воцарилась тишина. К счастью, не полная — слышалось, как Юлия играет на флейте.

— Ну что ж, может, его арестуют, — выразил надежду Си.

— Забавно, что тебя и его опубликовали в одном номере, — подала голос Одель.

— А в конце журнала, — горячо продолжала Грэйс, — там, где краткие биографии авторов, написано, что «Общество Джона Брауна» собирается издать канадские дневники Томми под названием «Десять лет в пустыне: духовные поиски смысла жизни».

— Дорогой, налей мне, пожалуйста, еще немного мартини, — попросила мужа Одель.

— Там написано, что Томми находится на переднем фронте американской мысли, — не успокаивалась Грэйс.

— Конечно, американцы много не думают, нашему обществу чужда философия, — философски заметил Си.

— А я тем временем работала в магазине, — горько заключила Грэйс. — Но хватит. Так больше не будет. Я подала заявление об увольнении. Увольняюсь через две недели.

— Грэйс! — Душа Одель содрогнулась. — Куда ты собираешься идти?!

— В университет Айовы. Там есть хорошая программа для подготовки писателей. Надеюсь, меня примут туда.

— Грэйс, это очень известная программа. Там, наверное, для поступления надо представить свои произведения? — спросил Си.

— Конечно, надо. Но если понадобится, я буду работать там целый семестр, пока меня не примут. Во всяком случае, я не собираюсь тратить напрасно ни одного часа своей жизни, пока такие люди, как Томми, провозглашаются культурными героями Америки. Его голос надо заглушить. Если надо, я сделаю это сама.

Одель не стала ее разубеждать, не умоляла остаться. Она поняла — это бесполезно. Но несмотря на предстоящую разлуку, невзирая на скорый конец налаженной комфортабельной жизни, Одель желала своей подруге Грэйс только удачи. Удачи, и как можно больше. Напоследок Одель дала лишь один совет:

— Грэйс, не пытайся конкурировать с Томми. Ты его не победишь. В нашем мире зло всегда торжествует.