Отмщение

Глава 20 Почему не я?

Грэйс Мэндлин сидела в аудитории, внимательно слушала и пыталась понимать все. Она осознавала, что сильно отстала от всех здесь присутствующих, а потому работать ей придется изо всех сил. Сочинения ее выглядели убого и примитивно по сравнению со сложными лабиринтами мысли в изощренных опусах прочих студентов, обучающихся на семинаре начинающих писателей при университете штата Айова. Все студенты принимали в работе семинара самое деятельное участие, часто выступали с мест, говорили что-то умное и замысловатое, а Грэйс только молчаливо присутствовала при этом. Что делать? — постоянно задавала она себе один и тот же вопрос. Нельзя же все время молчать. Как научиться красиво выражать свои мысли?

А мысли у Грэйс в течение предыдущих шести месяцев были сосредоточены исключительно на одном вопросе — как выжить? Дело в том, что администрация колледжа, черт бы ее побрал, проинформировала Грэйс, что сразу попасть в число официальных участников «семинара короткого рассказа» ей не удастся, если только она не докажет всем, что чрезвычайно одарена, талантлива и прочее в этом же духе. По высокомерному виду одного из чиновников Грэйс поняла, что она в категорию чертовски талантливых не попадает.

И почему она столь сумасбродна? Зачем она приняла это необдуманное решение? Сидела бы спокойно под крылышком у Одель и не мучилась бы всей этой ерундистикой. Но менять решение поздно. Работа в магазине «Маршалловы поля» уже брошена, Грэйс уже в Айове. Дороги назад нет. А ждать зачисления в программу писательского семинара надо как минимум целый семестр.

Грэйс сняла квартиру в одном из новых зданий Айова-Сити, купила автомобиль. Все это заметно истощило ее накопления, поэтому она устроилась на работу официанткой. Грэйс знала, что многие настоящие писатели и писательницы в свое время работали официантами или официантками. Так решила поступить и будущая писательница Грэйс — ведь она на этой работе будет прислуживать не столько другим, сколько самой себе, набираясь необходимого жизненного опыта. Писателю жизненный опыт позарез нужен. Правда, в конце каждого рабочего дня усталая Грэйс не могла сказать себе толком, какого именно опыта она набралась в этот день. «Жизненный опыт» чувствовался лишь в побаливающих от долгого хождения ногах. Вдобавок посетители вели себя зачастую по-хамски, а студенты не давали чаевых. Ну и пусть. Многие знаменитые писатели испытывали в начале своей карьеры трудности. Грэйс готова была страдать.

Но с настоящими страданиями Грэйс столкнулась на писательском семинаре. В сравнении с другими слушателями семинара двадцатипятилетняя Грэйс была далеко не самой молодой, но чувствовала себя маленькой глупой девочкой. Ее основная трудность заключалась в том, что в своей жизни она не видела ничего такого, что могло бы до основания потрясти читательские души.

На семинаре было двенадцать участников. Один из них ветеран войны во Вьетнаме. Он не смог представить свой рассказ вовремя из-за пристрастия к героину, а когда он наконец прочитал на семинаре свое непритязательное произведение, напоминающее «Гонку преследования», профессор Лесли Браунло назвал рассказ ветерана хемингуэевским. Грэйс, если бы у нее спросили, назвала бы это иначе — рассказом психбольного. Как же ей далеко до Мистера Вьетнама!

Был на семинаре и отказник от призыва в армию — он предпочел провести год в тюрьме, лишь бы не воевать во Вьетнаме. Этот человек писал рассказы о жестоких тюремных нравах, о поножовщине, изнасилованиях, любовных историях. Вот какой у людей жизненный опыт! Разве официантка такое напишет?

На этом порождающем комплексы семинаре Грэйс обычно сидела с убежденной лесбиянкой, которую звали Мишель. На самом деле по своей природе Мишель была гетеросексуальной, но мужчин она ненавидела, считала их презренными угнетателями женщин. Но и женщин эта лесбиянка недолюбливала, потому что все они, по ее выражению, «тугомыслящие». Впрочем, не все, исключение составляла сама Мишель — у нее с головой было все в порядке, по крайней мере, так она говорила. А вот с телом и сердцем у Мишель происходили «блуждания».

Мишель со всеми ее отклонениями и выспренной демагогией представлялась Грэйс все же более симпатичной, чем звезда семинара Сара, которой Лесли Браунло предсказывал великое будущее. Рассказы Сары казались Грэйс слишком длинными, тяжелыми и скучными. Так же тяжело и изматывающе тянулись дни Грэйс в Айове. Один из рассказов Сары нудно описывал, как старая женщина поправляла гладиолусы в вазе.

— Это рассказ о жизни, не так ли? — сказал Лесли. — О том промежутке между жизнью и смертью, который мы называем временем.

Другой рассказ Сары повествовал о десятилетнем мальчике, обучающемся на плотника. Он сделал стол с ножками разной длины, а потом бесконечно подпиливал то одну, то другую ножку, но стол все никак не хотел стоять ровно, почему-то все время шатался.

— Герой этого произведения, — с глубокомысленным видом прокомментировал Лесли, — несмотря на все свои старания приспособиться к традиционным требованиям, обнаруживает в себе неспособность к конформизму, не желает подчиняться давящей на него системе, не хочет загонять себя в привычные рамки. Сара, ты изобразила это с подлинным мастерством.

Может быть, они спят вместе? — думала Грэйс о Лесли и Саре, не в силах найти другое разумное объяснение происходящему. Сомнения в этом окончательно развеялись, когда в журнале «Нью-Йоркер» появился один из более чем странных рассказов Сары. Более того, редакция журнала даже не заставила Сару отредактировать ее «выдающееся» творение! По сравнению с таким достижением попытки Грэйс публиковаться в «Скандалах» выглядели достойными жалости.

Первый рассказ, прочитанный Грэйс на семинаре, обличал лицемерие. Кстати, этот порок, по ее мнению, был присущ некоторым участникам семинара. Рассказ повествовал о мужчине и женщине. Они жили вместе, нарочно не сочетаясь законным браком, — этим они бросали вызов обществу. Оба имели отношение к искусству. Он был художником и имел патологическую страсть к мертвым животным. Он ловил животных, убивал их, рисовал, а потом разбрасывал вокруг своего дома. Такими картинами этот художник приобрел широкую известность в определенных кругах. Его подружка изготовляла художественные изделия с эмалью, нечто вроде финифти, но успеха не имела, зарабатывала она мало. Тем не менее бросать свое искусство женщина не собиралась. Мужчина якобы пытался вдохновлять ее, но получалось почему-то наоборот. В конце концов всей домашней работой стала заниматься женщина, а мужчина продолжал потрошить коз в ванне. Потом мужчина заставил женщину прекратить работу над ее проектом, а вместо этого делать украшения, которые можно продать на рождественской выставке художественных изделий. Рассказ заканчивался тем, что женщина окончательно потеряла веру в свой талант и забеременела. Именно это, как вдруг выяснилось, и надо было мужчине.

— Лиф посмотрел на свою женщину любящим взором, — читала Грэйс последний абзац своего рассказа. — Эрика подняла на него глаза и поняла, что предана. Она предана сама собой.

Грэйс положила аккуратно отпечатанные листки своего рассказа на стол, взглянула на лица студентов. Наступила полная тишина. В начале чтения рассказа Грэйс нервничала, но по мере продвижения к концу постепенно набиралась уверенности. Теперь в наступившей тишине Грэйс стояла спокойно, совершенно убежденная в том, что написала первоклассный рассказ.

— В этом рассказе не очень хороший язык, — нарушила затянувшуюся тишину Маргарита, у которой действительно с языком были трудности. — Язык рассказа слишком… э-э-э… м-м-м… слишком прост. Так люди говорят в быту. Такой язык мы каждый день слышим на улице. Зачем тогда людям читать такие рассказы?

— Понимаешь… — начала было объяснять Грэйс.

— Тебе надо обогатить словарный запас, — перебила ее Маргарита.

— Но язык рассказа…

— Где же художественные образы? — вставила Сара.

— Образы есть, — вмешался Вильям, — но их просто не видно, столь они невыразительны. А эти трупы животных… Боже мой!

— Непонятно, зачем она жила с этим типом? — завела свою обычную волынку Мишель. — Ведь с самого начала было ясно, что он хочет убить ее. Он хотел убить ее душу. Ведь это символизируют мертвые животные!

— Зачем ей было беременеть? Ведь ее ребенка могут призвать в армию и бросить в мясорубку войны, — высказался ветеран войны во Вьетнаме.

— Никак не возьму в толк, почему она работала с эмалью? — признался Ячейка Номер Один. — Что подразумевается под эмалью? Что она символизирует?

— Ничего особенного не символизирует, — попыталась Грэйс вставить хоть слово.

— Грэйс, — не дал ей договорить Лесли Браунло. Все замолкли, прислушиваясь к его образцовому произношению. — Я думаю, что присутствующие здесь хотят сказать, что твое произведение не оригинально. Все это уже было описано раньше. Любовь как предмет литературы уже исчерпала себя. Любовь давно в прошлом.

— Любовь в прошлом? — удивленно переспросила Грэйс.

— О нет, конечно, для коммерческой литературы она жива. Но мы занимаемся серьезной литературой. Мы пытаемся продвинуть литературу на новые высоты. Мы должны уметь описывать каждую секунду нашего бытия. Мы хотим показать всю важность самых обычных поступков. Твой рассказ в лучшем случае можно назвать мелодрамой. Давайте не будем поступаться нашими принципами. О'кей?

После чтения рассказа на семинаре Грэйс заметила, что ее начали сторониться. Участники семинара бегали от нее как от чумы, если употребить это избитое выражение, которого ни в коем случае старались не употреблять «изысканные» молодые писатели. Начиная с этого момента все разговоры на литературные и окололитературные темы, если не считать семинаров, шли в отсутствие Грэйс. Все ясно дали понять, что не считают Грэйс настоящим писателем.

Ближе к концу срока обучения Лесли Браунло подошел к Грэйс для беседы с глазу на глаз. Это произошло после того, как Грэйс прочитала на семинаре второй свой рассказ, фантастическую историю о женщине и ее коте-поводыре. Этот рассказ, разумеется, тоже был раскритикован участниками семинара. Так вот, после этого Лесли подошел к Грэйс и выразил надежду, что она может добиться успехов в какой-либо иной области, но только не в литературе.

— Но я же знаю, что стану писательницей, — упрямо ответила Грэйс.

В его взгляде было явное неодобрение.

— Может быть, вам попробовать себя на журналистском поприще? Просто я хочу, чтоб вы поняли, что студенты нашего семинара относятся к своему призванию серьезно. Многие из них собираются получить ученую степень. Впоследствии они смогут преподавать в других университетах, где будут с успехом проповедовать правильные понятия о писательском мастерстве. Грэйс, боюсь, я не могу рекомендовать вам пойти этим путем.

Возможно, Грэйс поверила бы своему авторитетному преподавателю и даже выучила бы эти его слова наизусть, если бы в тот же день она не зашла в одну из библиотек университета Айовы, где можно было найти все литературные журналы, включая самые незначительные, и все-все газеты. Там Грэйс наткнулась на нечто чудовищное — на первой странице «Нью-йоркского книжного обозрения» красовалась восторженная рецензия на книгу Томми Паттерсона «Десять лет в пустыне: духовные поиски смысла жизни». Томми величался «ведущим голосом грядущего поколения». Несколько слов было сказано и о Грэйс. Ее обозвали пустышкой!

Ах так?! Тогда она останется в Айове! Грэйс всем докажет, как они заблуждаются! Она талантлива. Она знает это. Грэйс Мэндлин докажет это.