Отважная лягушка

Глава IV Кажется, что-то пошло не так

Квиноум, первый имперский город, вернее городок, а если совсем точно городишко, не произвёл на путешественницу положительного впечатления. Невысокий, потемневший от времени частокол с приземистыми, квадратными башнями окружал скопище разнокалиберных домиков. Деревянный храм и крошечная площадь форума, где копавшихся в пыли кур оказалось больше, чем людей. Откровенно скучавшие в лавках продавцы и сонная тишина кривых грязноватых улочек, нарушаемая редкими ударами молота, долетавших из городской кузницы.

Жизнь более-менее теплилась возле большого постоялого двора, который пристроился к высокой, деревянной вышке, заметно покосившейся в сторону. Присмотревшись, Ника заметила наверху огороженную перилами площадку, где лениво прохаживался воин и стоял большой трёхногий светильник в виде бронзового щита с кучей углей, из чего девушка сделала вывод, что это какая-то караульная служба, и тревожная сигнализация здесь всё же налажена.

Вслед за артистами остановила фургон и Риата. Из распахнутых ворот неторопливо выходили привязанные друг за другом мулы, нагруженные большими перевязанными верёвками тюками. Глянув на клонившееся к закату солнце, путешественница хмыкнула, гадая, кому это понадобилось покидать городок в столь позднее время?

Два десятка вьючных животных сопровождали пятеро вооружённых всадников самого разбойничьего вида. Когда последний из них проезжал мимо, мазнув рассеянным взглядом по закутанной в накидку девушке, впереди раздался громкий голос Гу Менсина. Старший урбы уже договаривался с владельцем заведения о ночлеге. Поскольку денег у артистов по-прежнему не хватало, толстяк лишь испрашивал разрешения поставить повозку на территории постоялого двора.

Когда Ника подошла к ним, хозяин убирал в кошель медяки, а старший урбы указывал Аннию Мару, куда ставить фургон.

Затянув завязки и убедившись, что денежки уже никуда не денутся, солидный мужчина средних лет в светло-коричневой тунике из грубого шерстяного сукна поднял глаза на девушку.

В томительном ожидании прошла примерно минута. Первой не выдержала гостья:

— Найдётся у вас приличная комната, господин?

— Комната есть, госпожа, — усмехнулся хозяин постоялого двора. — А насколько она приличная — не знаю.

Предупреждение оказалось совсем не лишним. Пройдя по крытой галерее вдоль одноэтажного строения с низкими дверьми и маленькими зарешеченными окнами, мужчина привёл потенциальную постоялицу в крошечную каморку с узкой кроватью, земляным полом и одинокой трёхногой табуреткой. Встревоженные брызнувшим сквозь раскрытую дверь солнечным светом, по стенам, срубленным из толстых потемневших брёвен, шустро забегали крупные чёрные тараканы.

При одном взгляде на это убожество путешественнице сделалось грустно.

— Остальные комнаты заняты, — со вздохом развёл руками хозяин в ответ на её жалобно- вопросительный взгляд. — Но завтра один из гостей уезжает.

— Сегодня я переночую в фургоне, — буркнула Ника, отворачиваясь.

Ванна оказалась под стать номерам: даже в вёдрах вода не только грязная, но ещё и вонючая до безобразия. Поэтому девушка во второй раз за всё время путешествия не стала мыться на постоялом дворе. Лишь местная кухня немного порадовала пирогами с тыквой и мёдом.

А на следующий день выяснилось, что перебираться в освободившуюся комнату нет никакого смысла. Урба собиралась дать здесь всего одно представление. То ли городские власти относились к заезжим артистам с предубеждением, то ли не понравилась местная публика. Но денег в счёт платежей Нике на этот раз не принесли. Впрочем, данное обстоятельство её нисколько не расстроило. Наоборот, она предпочла бы дать урбе рассрочку ещё на какое-то время, лишь бы не задерживаться на этом постоялом дворе, переполненном людьми, скотиной, насекомыми и вонью.

Пойманная на запястье блоха едва не ввергла девушку в панику. Весьма близко познакомившись с подобными паразитами в вигвамах аратачей, а потом на корабле, путешественница не горела желанием заполучить в собственность этих милых букашек.

Она лично осмотрела голову Риаты на предмет поиска насекомых, а потом потребовала от рабыни проделать данную процедуру с ней.

К счастью, неловкая блоха оказалась либо одиноким отшельником, либо разведчицей, не успевшей сообщить своим о новых порциях ходячего корма.

Разговорившись с невольницей, хозяйка с удивлением узнала, что блохи и даже вши встречаются у довольно состоятельных людей, и вовсе не считаются чем-то позорным или из ряда вон выходящим. Наоборот, кое-кто считает наличие у человека небольшого числа насекомых признаком здоровья.

— Я слышала, госпожа, — осторожно проговорила Риата. — Будто какой-то древний либрийский мудрец писал, что у больных людей букашки не живут. У них кровь плохая.

— Дурак он, а не мудрец! — возмущённо фыркнула хозяйка, отвлекаясь от наблюдения за местным рабом, безуспешно пытавшимся поймать вёрткую курицу. — Помнишь того старика нищего, который напал на нас возле Иокдама? Не очень-то он походил на здорового. А от вшей у него аж борода шевелилась.

Ника отвела взгляд от распахнутой двери фургона и посмотрелась в зеркальце, укреплённое на одной из корзин.

— Блохи, вши с клопами и даже комары могут переносить болезнь от одного человека к другому.

— Это как, госпожа? — удивилась невольница, на миг перестав возиться с её причёской. — Разве не боги насылают на нас болезни?

Девушка едва не рассмеялась, но вовремя прикусила язык, вспомнив, с каким пиететом относятся в этом мире к небожителям, хмыкнув, проговорила:

— Власть богов безмерна, но кое-что зависит и от человека. Если объешься гнилыми сливами, то живот заболит у тебя по воле богов или от собственной глупости? Если спрыгнешь с высокой скалы на острые камни, кто будет виноват в твоей смерти?

— Исми, богиня безумия, может заставить человека совершить самый безрассудный поступок, — ловко вывернулась из её логической ловушки Риата.

— Только, если он сам идиот! — буркнула хозяйка, жестом приказывая рабыне замолчать.

Погружаться в малопонятные ей самой рассуждения местных философов о свободе воли и предопределённости судьбы путешественнице не хотелось.

Однако этот разговор, видимо, сильно заинтересовал невольницу, затронув какую-то струнку в душе, потому что вечером, помогая хозяйке умываться, она неожиданно проговорила:

— Простите рабу глупую, добрая госпожа…

— Чего тебе? — Ника взяла у неё из рук полотенце.

— Вы говорили, вши да блохи болезнь на себе переносят…

— Бывает, — подтвердила девушка, вытираясь.

— А как, госпожа? — понизила голос рабыня. — У них, что магия такая?

Хозяйка огорчённо крякнула, прекрасно понимая, что собеседница просто не поверит в рассказы о клетках, микроорганизмах и токсинах. В этом мире не знали не то, что о микроскопах, слыхом не слыхивали даже о стеклянных очках. С другой стороны, оставлять вопрос без ответа, значит, уронить свой авторитет в глазах невольницы. Все-таки путешественнице льстило сознание собственного интеллектуального превосходства. Как никак даже её скромные школьные знания опережают всю здешнюю науку по меньшей мере на тысячу лет. Вот с учётом этого обстоятельства и следует отвечать.

— Что-то вроде, — она сделала неопределённое движение рукой. — Когда вошь, комар или блоха сосут кровь больного, то болезнь садится на них, вроде как всадник на лошадь или мула, и едет в здорового человека.

Украдкой глянув на собеседницу, Ника с удовлетворением убедилась, что та слушает с полуоткрытым ртом.

— Зараза таится не только в крови, — продолжила она образовательную лекцию, на ходу подбирая слова. — Иной раз она прячется в поту, слюне, мужском семени.

При этих словах любвеобильная Риата заметно вздрогнула.

Не желая окончательно застращать невольницу, рассказчица поспешила слегка сгладить впечатление, правда довольно своеобразно.

— Не всякая болезнь может переехать. Ломота в костях так не передаётся, головная боль, боль в пояснице… А вот чума, оспа, холера, лихорадки всякие…

По мере перечисления девушка стала с неудовольствием ощущать, как меняется настроение собеседницы. Это никак не отразилось ни в почтительной позе, ни на лице, сохранявшем всё то же восхищено-внимательное выражение. Но вот глаза…

Начиная чувствовать себя глупо, путешественница требовательно нахмурилась.

— Хочешь что-то сказать? Говори!

— Кто меня только не кусал, госпожа, — явно стараясь спрятать сквозившую в голосе иронию, ответила Риата. — И комары, и блохи, и осы с пауками. Но чумой я ни разу не болела. А лихорадки — это слуги Такеры, богини севера.

Ника нахмурилась. Рабыня торопливо опустила глаза, видимо, уже жалея о своей несдержанности. Хозяйка понимала, что может, конечно, рявкнуть, отчитать, поставить на место зарвавшуюся невольницу. Но вот убедить вряд ли. А очень хотелось.

Рассказчица предчувствовала, что, если сумеет закрепиться среди родственников Наставника, тема гигиены и простейшей профилактики инфекционных заболеваний возникнет неизбежно. Следовательно, ей просто необходимы веские аргументы в спорах на эту тему.

— Возблагодари небожителей за то, что тебе так повезло, — наставительно проговорила девушка. — Просто никто из них до тебя не пил кровь больного человека.

— Хвала бессмертным богам, — послушно проговорила рабыня, но хозяйка чувствовала, что так и не смогла убедить её в возможности и опасности переноса болезни насекомыми.

"Вот батман!", — мысленно выругалась путешественница, и досадуя на собственную глупость, уже хотела отправить невольницу в общий зал, где та ночевала. Но внезапно в голову пришла новая идея.

— Представь, что на равнине сошлись два войска, — заговорила Ника тоном профессионального лектора. — Каждый из них натянул лук, чтобы послать стрелу в сторону противника.

В глазах Риаты вновь вспыхнул интерес.

— У всех стрелы тупые и не могут никого убить, — вдохновенно продолжала госпожа. — Только у одного в каждом войске — с острым железным наконечником. Как думаешь, нужно всем воинам спрятаться за щитами, если убить могут только одного?

— Наверное, все-таки нужно, госпожа, — рассудительно сказала женщина. — Они же не знают, в кого полетит стрела.

— Так и с кровососами! — победно заключила рассказчица. — Ты можешь нахватать сотню блох с собак, с ослов, со здоровых людей. А сто первая попадётся с больного. И вот когда она укусит, ты обязательно заболеешь! Поняла?

— Да, госпожа, — собеседница кивнула с таким умным видом, что у путешественницы вновь вспыхнула робка надежда на то, что её пылкая речь не пропала зря.

— А когда начинается мор, — решила закрепить достигнутый успех девушка. — И больных очень много, то и число переносчиков заразы среди всяких кусачих букашек тоже увеличивается. Ясно почему?

— Да, госпожа, — почтительно поклонилась собеседница, добавив с придыханием. — Бессмертные небожители наградили вас разумом мудреца и красотой богини…

"Чего это она льстить взялась? — про себя удивилась Ника. — Знает же, как я это не люблю… Вот батман! Да ей просто надоело меня слушать! Ну, держись! Напомню кое-что, так на всякий случай".

— Так же болезни прячутся в грязи, помёте крыс и мышей, а главное, в выделениях больного человека. Если он тебя покусает, поцелует или ещё что-то в этом роде, точно заболеешь! Уяснила?

— Да, госпожа, — скромно потупила глазки Риата.

Начиная подозревать, что все её уловки и более чем прозрачные намёки так и не возымели действия, девушка рассердилась.

— Вот докувыркаешься, подхватишь какой-нибудь…, — она едва не ляпнула "сифилис", но вдруг с удивлением поняла, что не знает его названия ни на радланском, ни на либрийском. Более того, в этом мире ей ни разу не приходилось слышать о болезнях, передающихся половым путём. Похоже, тут не знают даже про триппер! Пришлось срочно импровизировать:

— Заразу, я тебя лечить не буду! Иди спать!

Осознав безуспешность попыток объяснить спутнице свои действия, путешественница решила просто требовать от неё исполнения приказов, а методики санитарно-гигиенического просвещения будущих родичей продумать более детально.

Не пожалев серебра, она перед отъездом купила на рынке берестяную коробочку местного мыла и на стоянке не только сама тщательно вымыла руки перед едой, но и приказала рабыне сделать то же самое.

— Куда мы приедем сегодня, господин Гу Менсин? — поинтересовалась Ника, принимая из рук Риаты миску с успевшей опостылеть фасолью.

— К вечеру будем у Арадского лагеря, — солидно огладив бороду, ответил старший урбы. — Если дитрибун позволит, попробуем и там показать несколько представлений.

— Кто? — удивилась собеседница. Наставник успел многое рассказать об имперской армии. Однако, по его словам, военные по пустякам не вмешивались в жизнь городов и их жителей. Тогда какое дело заместителю командира легиона до каких-то бродячих актёров?

— В воинском лагере, госпожа Юлиса, всё делается только с разрешения командиров, — снисходительно усмехнулся толстяк. — Шесть лет назад там ещё целый легион стоял. Потом большую часть перевели в крепость Ен-Гади. Осталось две или три сотни под командой дитрибуна. Когда весной там были, слышали, будто скоро и их куда-то переводят. Тогда Арад станет обычным городом с муниципией и может даже с официалом от наместника префекта.

— Спасибо за интересный рассказ, господин Гу Менсин, — искренне поблагодарила девушка. — мы с отцом много говорили об Империи, но нельзя объять необъятное.

— Это вы хорошо сказали, госпожа Юлиса, — уважительно хмыкнул старый актёр.

С привычной скромностью присвоив себе ещё и славу Козьмы Пруткова, путешественница решила прояснить некоторые подробности:

— А почему дитрибун может вам отказать?

— Всякое случается, — пожал плечами собеседник. — Приния гадала на бобах и по воску. Все приметы благоприятны. Только больно военные капризничать любят. Задумает командир наказать легионеров за какой-нибудь проступок и лишит развлечений. Или сотни ушли куда-нибудь за разбойниками гоняться. А с одной лагерной обслуги много денег не соберёшь.

Старший урбы тяжело вздохнул.

Девушка задумалась. Она уже давно поняла, что здешний мир не имеет никакого отношения к тому, в котором жила раньше. Это точно не прошлое Земли. Но память поневоле подбирала знакомые аналогии. Так народ аратачей ассоциировался в её сознании с американскими индейцами, а Империя и города Западного побережья, казалось, походили на Грецию или Рим периода античности. Во всяком случае, если судить по школьному курсу Истории Древнего мира.

Кроме неё и нескольких исторических книг, Ника видела фильмы и сериалы из жизни древней Греции и Рима. На экране всё выглядело красиво. Ровные ряды могучих воинов с круглыми или прямоугольными щитами. Длинные копья над блестящими шлемами. Цари и полководцы в доспехах с золотыми финтифлюшками и венками из перьев на вычурных шапках. Белоснежные тоги сенаторов. Влекомые мускулистыми рабами носилки, в которых вальяжно возлежат на пуховых подушках гордые красавицы с ослепительными металлокерамическими зубами. И, конечно, гладиаторы. Героический полуголый Спартак и брутально-бородатый Максимус.

Правда, собственно о римской армии она могла судить только по тетралогии об Астериксе и Обеликсе, но сильно подозревала, что при её создании авторы не слишком заботились об исторической достоверности.

Впрочем, на этот раз ожидания вполне оправдались. Когда фургон поднялся на гребень холма, она увидела ровный прямоугольник, ограниченный высокими, поросшими травой валами с потемневшим частоколом наверху, и срубленные из таких же почерневших брёвен воротные башни. Ряды палаток, а в центре какое-то деревянное сооружение с колоннами. Скорее всего, храм или, может, штаб?

С первого взгляда становилось ясно, что лагерь строился в расчёте на значительно большее число обитателей. Всю его правую половину занимала обширная площадка, где слаженно двигались шеренги крошечных фигурок, перестраиваясь на ходу.

Вокруг лагеря вольготно раскинулось скопище домов, домишек, навесов, каких-то хижин и загонов. Кое-где вверх поднимались столбы густого чёрного дыма.

Повозка артистов обогнала неторопливо тащившуюся телегу, нагруженную плотно уставленными корзинами. Плетёная крышка с одной из них сползла, обнажив золотистые пшеничные зёрна к радости жуликоватых воробьёв. Но хмурый возница, закутанный в длинный грязный плащ, не обращал никакого внимания на крылатых воришек.

Мимо, понукая коней, проехала группа всадников в знакомых доспехах с притороченными к сёдлам копьями. Ника проводила их настороженным взглядом, прикрывая лицо краем накидки.

Всё сильнее воняло помойкой. Девушка увидала в стороне от дороги большие кучи отбросов, в которых копались птицы и тощие, похожие на длинноногих крыс, собаки. Риата пояснила, что закон запрещал сваливать мусор где попало. Её хозяйка одобрительно хмыкнула, хотя и знала, что подобное стремление к чистоте связано не столько с требованиями гигиены, о которой большинство аборигенов имело весьма смутное представление, сколько со свойственным радланам стремлением к упорядоченности и либрийскому преклонению перед внешней красотой. Здешние цивилизации ещё не доросли до того, чтобы считать кучу мусора произведением искусства.

Метрах в десяти от самой большой груды отбросов стояли два длинных шалаша, крытых успевшими высохнуть ветками. Возле одного из них чадил костерок, на котором на трёх булыжниках покоился маленький закопчённый котелок. Шестеро одетых в невообразимые лохмотья нищих проводили путешественницу угрюмыми взглядами.

Нике даже показалось, что они знают о ночном побоище возле Иокдама и теперь вынашивают мрачные планы мести за убитых собратьев по ремеслу. Покачав головой, девушка огляделась, стараясь прогнать глупые мысли.

По сторонам широкой, разъезженной следами колёс и копытами улицы, ведущей прямо к воротам лагеря, неровной линией выстроились большие добротного вида палатки, навесы со скамьями, столами и дымящимися печками. Какие-то кривобокие сараи со стенами из кое-как облепленных глиной жердей, каменные хижины под камышовыми крышами.

Путешественницу слегка удивило царившее вокруг малолюдство. Подобные трущобы Канакерна, где ей удалось побывать, просто кишели народом.

— Солнце ещё не село, госпожа, — охотно развеяла недоумение хозяйки рабыня. — Уж так повелось, что самое веселье здесь ночью начинается.

Она озабоченно посмотрела на небо.

— Лучше нам к тому времени где-нибудь остановиться. Спаси, Нона, от пьяных легионеров и их приятелей.

— Разве воины ночуют не в лагере? — удивилась Ника.

— Не все, — покачала головой собеседница. — Кого сотник отпустил отдохнуть, а некоторые сами убегают. Здесь есть всё, что им нужно: вино, женщины, драки, игра на деньги. Самые мужские развлечения.

— Тебе приходилось жить возле военного лагеря? — удивляясь подобной осведомлённости, поинтересовалась госпожа.

— Мой бывший хозяин, Тит Нерий Квинт, любил играть в кости, — напомнила ей Риата одну из страниц своей пёстрой биографии. — Вот он и приезжал в такие места.

Неожиданно повозка артистов свернула к высокому одноэтажному дому из светлых, не успевших потемнеть брёвен, окружённому таким же новеньким забором.

Невольница Юлисы послушно заставила ослика следовать за ними. На просторном дворе теснились пустые и гружёные телеги, ходили разнообразно одетые, трезвые и уже не очень, люди. Густой аромат свежего навоза перебивал запах хлеба, браги и уборной.

Фургон остановился возле загона, в котором блаженно хрюкали поджарые пятнистые свиньи, энергично копаясь в, полном объедков, корыте.

Тут же появился молодой, вертлявый раб с угодливо-масляной улыбочкой на бледной, конопатой физиономии и в ярко начищенном ошейнике.

— Покушаете, господа, или остановитесь отдохнуть? — даже голос, вылетавший из толстогубого рта, казался приторно-противным.

— Мы желаем пожить здесь пару дней, — важно, словно богач или какой-нибудь аристократ, заявил Гу Менсин, спускаясь на землю. — Хозяйка где?

— Госпожа Серения к сожалению занята, — кланяясь, развёл руками невольник, тут же предложив. — Если желаете, я вас к ней провожу. Она в зале.

— Веди, — царственно кивнул старый артист.

Недолго думая, путешественница отправилась за ними.

В непривычно узком помещении смогли уставиться только четыре длинных стола с тяжёлыми лавками. Возле одного из них невысокая, плотная, не первой молодости женщина в лёгкой накидке громко, с выражением отчитывала хмурого мужика в плаще поверх длинного хитона.

— Масло дрянь, фасоль с мышиным помётом! Перебирать придётся, время тратить. Думаешь, моим рабам делать нечего? Заворовался бездельник!

— Ни обола сверх положенного не взял, госпожа Серения, — обиженно пробасил собеседник, огладив пышную бороду с заметными нитями седины. — Семрег свидетель — всё честно. И на фасоль зря наговариваете…

— Фасоль оставь, — перебила женщина. — На следующую партию скидку дашь. А масло замени завтра же!

— В Кардакии неурожай, госпожа Серения, — набычился мужчина. — Не уродились оливки. Желаете хорошего масла, придётся доплатить.

— Ты кого обманывать вздумал?! — прикрикнула хозяйка постоялого двора. — У меня сам господин Волс Комен Драг три ночи ночевал. Он в Радле торгует и знает всё лучше тебя. Добрый в Кардакии урожай. Ещё раз сжульничаешь, не посмотрю, что двоюродный брат, мужу скажу. Хочешь иметь дело с первым сотником легиона?

— Что вы, госпожа Серения! — кажется, не на шутку испугался собеседник. — Ни к чему беспокоить вашего супруга такими пустяками! Попробую других купцов поспрашивать. Может, у них масло лучше будет?

— Давно бы так, — слегка смягчилась женщина. — Иди да помни, я жду только до послезавтра.

Быстро кивая, незадачливый родственник торопливо направился к выходу, а хозяйка постоялого двора, пристально оглядев Гу Менсина, приветливо улыбнулась.

Старший урбы ответил тем же, вот только его улыбка получилась какой-то робко-заискивающей. Выдав витиеватый комплимент заведению и его очаровательной владелице, толстяк почтительно осведомился, во сколько обойдётся содержание мулов в сарае с громким наименованием "конюшня" и ночлег женщин и детей в обеденном зале?

Уладив денежный вопрос с Гу Менсином, женщина обратила внимание на терпеливо дожидавшуюся своей очереди Нику.

— Вы тоже с ними? — хозяйка постоялого двора кивком головы указала на старшего урбы, направлявшегося к двери в сопровождении знакомого конопатого раба.

Не представляя, какой смысл она вкладывает в слово "вместе", и задетая отсутствием в вопросе обращения "госпожа", девушка надменно вскинула подбородок.

— Нам по пути.

— Вы, что же, одна едете? — вскинула аккуратно подкрашенные брови Серения. — Госпожа.

— Так получилось, — скорбно вздохнув, путешественница опустила глаза, и предупреждая дальнейшие расспросы, выдала вариант легенды, опробованной на десятнике пограничной стражи. — Двоюродный дядя умер в дороге, перед смертью попросив Гу Менсина проводить меня в Радл к родственникам матери.

— В Радл? — недоверчиво переспросила собеседница.

Ника вновь почувствовала себя, как на экзамене. Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения, она, вспомнив какую-то книгу, решила немного изменить ситуацию, и вальяжно усевшись на лавке, положила руки на стол.

— Да.

— Откуда же вы, госпожа? — заинтересовавшись, спросила хозяйка заведения, присаживаясь рядом. — И как ваше имя?

— Ника Юлиса Террина, — представилась девушка. — Из Канакерна.

— Откуда? — вновь удивилась Серения. — Это же самый край земли.

— Ещё нет, — рассмеялась путешественница.

— Вам нужна комната? — полувопросительно, полуутвердительно проговорила женщина, явно задумавшись о чём-то своём.

— И баня, — кивнула Ника.

— Вот чего нет, того нет, — развела руками владелица постоялого двора.

Настал черёд удивляться гостье.

— Простите моё любопытство, госпожа Серения, но почему? Лагерь стоит на оживлённой дороге, постояльцев должно быть много.

— Пожар у нас случился два года назад, госпожа Юлиса, — скорбно поджала губы женщина. — Вот с той поры всё никак не отстроимся. Я пришлю рабов с лоханью и тёплой водой.

Она виновато улыбнулась.

— Хоть так помоетесь.

— Спасибо, госпожа Серения, — поблагодарила девушка, вставая и перебрасывая край накидки через плечо.

Комнаты для постояльцев располагались в самом настоящем бараке, ибо назвать по-другому длинное строение из тонких брёвен с промазанными глиной швами и крошечными, едва кошке пролезть, окошечками, путешественница не могла. Но больше всего её поразили боковые стенки из плетёных тростниковых циновок. Подобного дизайнерского решения видеть ещё не доводилось.

— Вам совершенно не о чем беспокоиться, госпожа Юлиса, — постаралась сгладить первое впечатление владелица постоялого двора. — Циновки двойные, очень прочные и крепко приколоченные по краям. Сами посмотрите.

Ника огляделась, воспользовавшись дневным светом, бившим через широко распахнутую дверь. Пол из плотно подогнанных плах, массивный табурет, широкая кровать, чистый матрас, приятно пахнущий свежей соломой. Цилиндрическая подушка со следами лёгкой засаленности, толстое шерстяное одеяло и никаких насекомых на виду. Комната выглядела более чем прилично. Но стены… Не поленившись, она тронула аккуратно выструганную планку, прижимающую циновку к стене.

— Никто вас здесь не побеспокоит, — продолжала увещевать Серения. — Соседи — люди уважаемые, солидные, ведут себя тихо.

Девушка прислушалась. С левой стороны доносилось чуть слышное бормотание. Путешественница нахмурилась. Вряд ли она будет чувствовать себя здесь в безопасности. Но и тонкие стенки фургона тоже защита довольно слабая.

— Сколько это будет стоить?

— Пять риалов с конюшней и горячей водой, — тут же выдала полный прейскурант хозяйка заведения.

— Такие деньги берут в лучших гостиницах Гедора, — покачала головой Ника. — Если вы не сбавите хотя бы до четырёх, я лучше переночую в своей повозке.

— Я понимаю, как тяжело молодой девушке из приличной семьи в дальней дороге, — понизила голос до шёпота Серения. — Поэтому так и быть — четыре.

Она по-доброму улыбнулась.

— Только не говорите об этом другим постояльцам.

— Клянусь Фиолой, я буду молчать, — с подчёркнутой серьёзностью пообещала путешественница, недоумевая про себя, что же её так насторожило в лице женщины.

Приняв деньги, хозяйка протянула ей привычную пластинку-ключ и вдруг спросила:

— Вы имеете какое-то отношение к тем имперским Юлисам, госпожа?

— Мой отец был двоюродным племянником сенатора Госпула Юлиса Лура, — подтвердила Ника свою родословную.

— Так в Радл вы к ним направляетесь?

— Нет, — покачала головой девушка, закрывая замок. — К родственникам матери.

Ей показалось, что в глазах собеседницы мелькнуло разочарование. Постоялица подумала, что, возможно, хозяйка провинциальной гостиницы желает поднять свой статус среди местного общества, козыряя в разговорах фактом знакомства с представительницей радланский аристократии? Или хочет потешить своё тщеславие тем, что имперской знати будет известно о её существовании? Как там у Гоголя в "Ревизоре"? " Скажите там вельможам, что есть такой Пётр Иванович Бобчинский"… или Добчинский? Да какая разница!"

Путешественнице вдруг сделалось ужасно смешно. Чтобы погасить улыбку, она торопливо заговорила:

— Госпожа Селения, я впервые в Империи, и простите, если мой вопрос покажется вам неуместным:

— Что вы хотите узнать, госпожа Юлиса? — доброжелательно улыбнулась собеседница.

— Разве легионеры могут жениться?

— Пока служат — нет, — покачала головой женщина. — Так мы с Нумецием Маром пока семьёй не записаны. Ему ещё три года осталось… Вот тогда свадьбу справим, по всем правилам в трибы запишемся, и детей он усыновит.

— Приятно видеть, как вы доверяете своему мужчине, — польстила гостья.

— А как же иначе, — гордо выпятила увядшую грудь собеседница. — Пока он воинов лозой гоняет, я тут всем командую. Без меня ему с гостиницей не справиться.

Ника обратила внимание, что женщина вновь назвала своё заведение "гостиницей", как это принято в крупных городах Западного побережья.

Пока Риата с помощником из местных рабов перетаскивала корзины в комнату, Серения с удовольствием поведала, что многие из легионеров стараются подыскать себе подругу ещё на службе. — Надёжный, солидный мужчина жену с умом выбирает. Чтобы хозяйственная была, бережливая, дом могла вести, мужа при случае ублажить и детей рожала как положено…

Девушке оставалось только понимающе кивать с самым глубокомысленным видом. Перед тем, как расстаться, она попросила у хозяйки заведения светильник.

— Окно в комнате очень маленькое, а мне ещё нужно помыться.

— Я прикажу принести, — пообещала Серения.

У путешественницы имелась своя лампа, но она подумала, что за такую высокую плату надо пользоваться всем набором услуг.

Передав Риате ключ и приказав дожидаться в комнате, Ника отыскала фургон урбы. Женщины уже занимались хозяйственными делами: кто стирал, кто чистил одежду, а их сильно уставшие за дорогу мужья отправились в большой зал отдыхать. Судя по доносившимся звукам, веселье там уже начиналось.

Только сладкая парочка сидела у конюшни, беззаботно обнимаясь под полупрезрительными взглядами скособоченного на правый бок старого раба в хитоне, состоящем, казалось, из одних заплаток. Беззастенчиво прервав идиллию влюблённых, девушка узнала, что Гу Менсин и Анний Мар Прест ещё не вернулись из лагеря, и это хорошо. Значит, дитрибун не прогнал их сразу, а захотел поговорить. Поздравив артистов с удачей, путешественница попросила их присмотреть за её повозкой, подкрепив слова парой потемневших оболов.

Спрятав монеты в кошелёк, Корин Палл клятвенно заверил, что с фургоном ничего не случится. От души на это надеясь, Ника поспешила в свою комнату. Едва Риата задвинула засов за вошедшей госпожой, в дверь постучали. Тот же конопатый раб принёс глиняный светильник, похожий на чайник с длинным носиком. Правда, огонь пришлось добывать самим. Попаданка так и не смогла толком научиться правильно бить кремнем по кусочку железа, доверяя эту процедуру невольнице. Зато более высокая хозяйка без труда поставила лампу на узкую полочку над кроватью.

Когда они распаковывали вещи, вновь раздался негромкий стук, и знакомый голос вкрадчиво произнёс:

— Госпожа Серения прислала лохань для госпожи Юлисы.

Здоровенный раб со свирепой, заросшей чёрными волосами физиономией в одиночку втащил низкую бочку литров на сто пятьдесят из светло-жёлтых, плотно подогнанных дощечек и с грохотом опустил на деревянный пол. Из-за его широкой спины выскочил молодой невольник.

— Вот, госпожа! — гордо заявил он, растягивая пухлые губы в улыбке. — Мойтесь, пожалуйста.

Заглянув внутрь, девушка с удовлетворением убедилась, что там почти чисто и сухо.

— А вода где?

— Пусть ваша рабыня пройдёт со мной на кухню, — тем же тоном предложил парень. — А чтобы вы скорее управились, госпожа Серения ещё и свою служанку пришлёт.

— Иди, — приказала путешественница Риате, отметив слишком дерзкий для невольника взгляд бородатого великана. Тот, как будто оценивал её, причём не очень дорого. Видимо, почувствовав нежелательное внимание к себе, здоровяк вышел.

Оставшись одна, Ника на всякий случай закрыла дверь на засов.

Ждать пришлось недолго. Её рабыня вернулась вместе с невысокой, сухощавой женщиной с острым, птичьим лицом. Поставив вёдра у лохани, она молча застыла, ожидая распоряжений.

— Можешь идти, — нахмурилась постоялица, не имея никакого желания раздеваться при посторонних. Ни к чему кому попало видеть запрятанное в разных местах оружие и тем более пояс с золотом.

— Госпожа Серения приказала помогать вам, госпожа, — не поднимая глаз, тихо проговорила невольница.

— Мы и без тебя обойдёмся, — раздражённо фыркнула девушка.

— Я не могу нарушить волю госпожи, — испуганно втянула голову в плечи рабыня.

— Тогда принеси ещё воды, — тут же придумала ей занятие путешественница.

Ника не собиралась долго рассиживаться в лохани, как японский самурай. Не то, чтобы она не любила понежиться в ванной, просто место не слишком подходящее, да и время. Так что просто приняла лёгкий душ, используя вместо лейки ковшик в руке рабыни. Как всегда, долго возились с волосами, вымачивая их в ведре. Потом она настояла, чтобы Риата тоже ополоснулась. Тогда-то и понадобилось лишнее ведро. Когда рабыни вдвоём выносили грязную воду, девушка поинтересовалась у местной невольницы, нельзя ли заказать еду в комнату? И с огорчением узнала, что в этой гостинице данная услуга не оказывается. Если постоялец хочет есть, то должен идти в зал.

Желудок путешественницы жалобно мяукнул. Вот только одевать провонявший потом пояс с золотом и закреплять кинжалы ужасно не хотелось. Ника уже собралась оставить их в комнате, но в последний момент передумала. А когда Риата с видом бесконечно уставшей скаковой лошади стала обвязывать ленты, удерживавшие ножны за спиной, раздражённо буркнула:

— Пусть будут. Сама знаешь, народ здесь всякий.

— Да, госпожа, — потупив взор, тяжело вздохнула невольница.

Если в комнате успела угнездиться темнота, озаряемая только серым квадратиком окна да слабым огоньком масляного светильника, то снаружи ещё сияли на западе последние отблески вечерней зари.

Надвинув на глаза край накидки, девушка застучала подошвами сандалий по деревянным мосткам, проложенным от гостевого барака до обеденного зала. Между ними располагалась срубленная из массивных брёвен кладовая, надёжно запертая на внушительного вида бронзовый замок и кухня, откуда умопомрачительно пахло хлебом и жареным мясом.

Проходя мимо распахнутой двери, путешественница с раздражением подумала, что отсюда до её комнаты не больше тридцати шагов.

"Неужели так трудно принести мне поесть? — ворчала она про себя, ощущая сосущую пустоту в желудке. — Я бы стразу расплатилась. Даже добавила бы обол за хлопоты. А посуду можно забрать и потом".

Обеденный зал гостеприимно встретил новую посетительницу густым полумраком, шумом и вонью. К счастью для Ники, большая часть клиентов сгрудились в противоположном конце помещения. Судя по нечленораздельным воплям, свисту и звукам ударов, там кто-то выяснял отношения на потеху толпе, состоящей из полупьяных мужчин.

"Ой, зря я сюда припёрлась! — мысленно охнула девушка. — Уходить надо, пока вместо фасоли чем другим не накормили"

Но тут к ней подошла средних лет рабыня в застиранном переднике поверх такого же старого серого хитона.

— Кушать будете, госпожа?

— Пожалуй, нет, — усмехнулась, качая головой Юлиса. — Слишком у вас тут… шумно.

— Не беспокойтесь, госпожа! — энергично запротестовала женщина. — Никто не посмеет обидеть постояльцев нашего господина Нумеция Мара Тарита! Клянусь Карелгом и Фиолой! Присаживайтесь!

Радушно улыбаясь, она сделала приглашающий жест.

Поскольку на одном конце лавки сидел мрачного вида старик, безучастно запивавший лепёшки разведённым вином, а на втором стоял какой-то парень, стараясь рассмотреть поверх голов подробности всё ещё продолжавшейся драки, путешественница решила переступить через лавку, подобрав подол платья и надеясь, что огоньки масляных светильников и факелов дают слишком мало света, чтобы рассмотреть нож у неё на лодыжке.

Серения не зря хвалила своё заведение. Подавальщица с уставленным мисками подносом появилась очень быстро. Когда Ника распробовала первую из жареных колбасок, по залу прокатился глухой гул разочарования, и сгрудившиеся в дальнем конце начали расходиться, рассаживаясь за столы.

Бесцеремонно расталкивая посетителей, низкорослый, широкоплечий раб, с густой бородищей и спутанной шевелюрой, похожий на фантазийного гнома, без видимых усилий тащил к выходу перекинутое через плечо тело мужчины в рваном хитоне.

— Слаб Пирм Эмил против Дулнака, — раздался рядом чей-то громкий голос.

Примерно в метре от неё за стол, возбуждённо переговариваясь, уселись два молодых человека, лет двадцати двух — двадцати пяти. В одинаковых серых туниках с зелёной полосой по подолу, с одинаково коротко обрезанными волосами и странными, похожими на мозоли, пятнами на плохо выбритых подбородках.

Путешественница вспомнила, что видела похожее у Румса Фарка, но не придала значение, приняв за родинку или шрамик. Но сейчас в памяти всплыла давным-давно прочитанная книга, и она подумала, что это скорее всего след от кожаного ремня, удерживавшего шлём. А остальные воины, которых ей приходилось встречать, носили густые бороды, и у них данная отметина так в глаза не бросалась.

Видимо, сейчас рядом с ней сидели те самые знаменитые легионеры, слава о доблести и жестокости которых уже не один век ходила по всему цивилизованному миру.

— Ничего не слаб! — горячо возразил приятель, с жадностью припадая к деревянной чаше. Вытерев губы, с жаром продолжил. — Просто сегодня от Дулнака отвернулась Канни, вот он и не успел увернуться от удара.

Опасаясь, что соседи, обсудив драку, начнут оказывать ей знаки внимания, Ника принялась торопливо доедать разваренный горох.

— Сколько ты проиграл десятнику Валеру?

— Двадцать риалов, — раздражительно буркнул тот, кто винил в неудаче Дулнака капризную богиню удачи. — А разве ты на него не ставил?

— Нет, — со вздохом ответил собеседник. — Я уже и так должен половину жалования.

Девушка в спешке обожгла язык, но всё равно не успела вовремя смыться.

Несмотря на царивший в зале гвалт, стук посуды и доносившееся откуда-то нестройное пение, она прекрасно расслышала громкий шёпот.

— Глянь туда. Кто такая? Я её раньше не видел.

— Наверное, из постояльцев Серении? — предположил приятель. — На шлюху не похожа.

"Спасибо хоть на этом, — мысленно фыркнула путешественница, наливая вино. — Вот, батман! Не могли эти Пирм с Дулнаком ещё немного помахать кулаками!"

— А почему одна сидит? — с дурашливостью продолжал легионер, раздевая соседку глазами.

"Ну теперь всё! — едва не подавившись, Ника со стуком поставила стакан, выплеснув половину содержимого на столешницу. — Теперь не отстанут!"

Подцепив крючком на конце ложки последний кусок колбасы, она бросила его на лепёшку.

— Куда так торопишься, красавица?

Передав импровизированный бутерброд Риате, девушка встала, отыскивая взглядом подавальщицу. Уходить, не расплатившись за еду, по местным меркам не только преступление, но и жуткий моветон, никак не достойный представительницы древнего аристократического рода.

— Эй, ты что, не слышишь? — повысил голос второй парень. — Слышь, Пирм, она глухая!

— Не глухая! — раздражённо возразила путешественница, не глядя на легионеров. — А хорошо воспитанная. Приличные девушки не разговаривают с незнакомцами.

Парни дружно заржали, хлопая себя по литым плечам, а Ника, заметив официантку, призывно махнула рукой.

— Сейчас, госпожа, — взмолилась рабыня, указывая подбородком на уставленный кувшинами и мисками поднос. — Подождите, во имя Карелга!

Скользнув к соседнему столу, она принялась ловко расставлять посуду перед проголодавшимися и мучимыми жаждой посетителями. Но вдруг прервав своё занятие, ухватила за локоть проходившую мимо невольницу с пустым подносом. Недовольные задержкой клиенты заворчали. Не обращая на них внимания, подавальщица склонилась к уху коллеги и что-то торопливо зашептала, бросив быстрый взгляд в сторону девушки.

Та воспрянула духом, решив, что нет никакой разницы, кому из них платить деньги. Вторая официантка тоже посмотрела в её сторону и… ушла.

"Вот батман! — едва не взвыла постоялица, показательно игнорируя слова приставучих кавалеров. — Тут бежать надо, а эти курицы копаются! Вот возьму и нажалуюсь на них завтра Серении".

Один из настойчивых ухажёров пододвинулся так близко, что Ника невольно попятилась.

— Куда же ты, красавица? — глумливо усмехнулся молодой человек. — Господин первый сотник не любит, когда не платят за его еду.

— Я ещё никому не задолжала! — не выдержав, огрызнулась девушка, уже отыскивая взглядом путь к бегству.

— А госпоже Серении не нравится, когда беспокоят постояльцев! — громко заявила запыхавшаяся подавальщица.

— Никто и не думал беспокоить! — покачал головой Пирм, а его приятель дурашливо развел руками. — Мы её просто развлекали, пока ты где-то шлялась, лентяйка!

— Простите, госпожа, — поклонилась рабыня путешественнице. — С вас риал и пять оболов. Прошу не гневайтесь. Клянусь богами, такого больше не случится.

Покопавшись в кошельке, Ника отыскала нужные монеты.

— Вы, добрая госпожа, в следующий раз пораньше приходите, — посоветовала невольница, убирая деньги. — Тогда вам никто не помешает.

Судя по сбивчивой речи и устало-испуганным глазам, собеседница сильно переживала из-за того, что заставила клиентку ждать. Зная, как здесь поступают с проштрафившимися рабами, девушка даже пожалела её:

— Всякое бывает, — улыбнулась она, перекидывая край накидки через плечо. — Не беспокойся, я ничего не скажу твоей хозяйке.

— Мы расскажем! — смеясь, пригрозил Пирм. — Если не принесёшь нам по стакану браги!

— Ух Серения тебя и накажет! — пригрозил его спутник.

— Кто же вам поверит, болтуны! — фыркнула подавальщица, и вытерев глаза краем передника, ещё раз поклонилась путешественнице. — Спасибо вам, добрая госпожа.

Снаружи большого зала оказалось уже темнее, чем внутри. Набежавшие облака прикрыли небо тонким покрывалом, лишь в редких разрывах игриво переливались звёзды. Но рачительная хозяйка гостиницы позаботилась об удобстве постояльцев. Вдоль всего тротуара от обеденного зала до барака с комнатами кое-где тускло горели факелы в закреплённых на стенах держателях. Потянуло прохладой. Зябко поёживаясь, сытая и довольная девушка торопливо прошла мимо кухни и почти миновала кладовую, когда заметила впереди приближавшегося человека, в котором без труда узнала знакомого конопатого раба.

— Госпожа Юлиса! — окликнул её невольник, резко ускоряя шаг. — Постойте, госпожа Юлиса! Да стойте же!!!

Вздрогнув от неожиданной наглости, постоялица захлопала глазами, замерев как раз напротив узкого прохода между складом и номерами. В тот же миг оттуда из кромешной тьмы стремительно и бесшумно к ней устремилось нечто огромное, бесформенное и ужасное.

В подобной ситуации Виктория Седова завизжала бы, умирая от страха и прикрывая лицо руками. Ника тоже сильно перепугалась, закричала, но от летящей навстречу неведомой опасности защищалась только левой рукой. Правая нырнула за спину и успела извлечь из ножен кинжал, прежде чем на девушку обрушилась плотная тяжёлая ткань, а плечи выше локтя обхватили чьи-то сильные, каменной твёрдости руки.

Задыхаясь от страха и пропитавшей материю пыли, путешественница с силой согнула руку, нанося удар снизу вверх. Узкий, остро отточенный клинок легко пробил ткань, почти по рукоятку погружаясь в тело неизвестного, решившего поухаживать за ней столь оригинальным способом. Несмотря на толщину материи, раздавшийся над ухом крик ярости и боли едва не оглушил девушку.

Воспользовавшись тем, что железные объятия ослабли, Ника, визжа на пределе слышимости, нанесла второй удар, потом третий. Почувствовав, как противник покачнулся, она рванулась в сторону, стараясь сбросить тяжёлое покрывало. Могучий удар в плечо, развернув, сбил её с ног. Метили скорее всего в голову, но после тройного ранения в живот трудно бить метко. Хотя, если бы враг не промахнулся, меньше чем сотрясением мозга путешественница бы не отделалась.

Не переставая визжать и брыкаться, она откатилась в сторону, и оказавшись на спине, наугад махнула выпростанной наружу рукой с зажатым кинжалом. Тут к визгу хозяйки присоединился пронзительный крик Риаты, сохранявший до этого момента подозрительное молчание.

Поднявшись на колени, путешественница наконец сбросила с головы закрывающую мир тряпку и огляделась, держа наготове оружие. Рядом в грязи валялось большое, скомканное полотнище, похожее на парус или кусок брезента. На тротуаре, чуть присев и потрясая кулаками, самозабвенно орала рабыня, даже глаза прикрыв от усердия.

Встав на ноги, Ника сипло рявкнула, морщась от боли в плече:

— Где они?

— Там, там госпожа! — перейдя на членораздельную речь, затараторила невольница, тыкая пальцем в проход между кладовой и бараком. — Тот здоровый, что бочку приносил, и этот… губастый. Он мне ножом грозил, велел молчать.

Девушке почудилось во мраке какое-то движение. Окрысившись, она опустила руку, готовясь нанести один из тех ударов, которые накрепко вколотил ей в мышечную память Наставник.

Несмотря на шум, кто-то в обеденном зале все же услышал раздававшиеся снаружи крики, и теперь толпа любопытных уже грохотала подошвами сандалий по струганным плахам тротуара.

— Что? Где? Кто тут орал? Ты кто такая?

Прежде, чем путешественница сообразила, кому и что отвечать, всеобщее внимание привлёк прилично одетый мужчина с густой, удивительно курчавой бородой.

— Смотрите, здесь кровь!

Тут же один из знакомых легионеров, присев на корточки, уверенно заявил:

— Свежая, много. Кого-то здорово порезали.

— Вон туда побежал! — с пьяным ликованием заорал его приятель Пирм, указав на темнеющий проход. — Догоним?

— Стойте! — перекрыл гомон толпы властный и решительный голос Серении.

Энергично расталкивая зевак, вперёд протиснулась хозяйка постоялого двора в сопровождении уже знакомого "гнома".

— Что с вами, госпожа Юлиса? — вскричала женщина, разглядывая постоялицу огромными, как в японских мультяшках, глазами. — Как вы здесь оказались?

— Шла к себе в комнату! — огрызнулась Ника. — А на меня напали! Набросили на голову эту дрянь…

Она зло пнула ногой скомканную парусину.

— Украсть хотели! — безапелляционно заявил кто-то из зевак. — Кошму на голову, потом в телегу и…

Мужчина в меховом жилете поверх светло-коричневой туники махнул рукой.

— … куда-нибудь подальше. В горы к варварам или в гедорский бордель.

Жертва неудавшегося покушения жадно ловила каждое слово, но всё ещё бушевавший в крови адреналин мешал сосредоточиться и осознать, какой опасности ей только что удалось избежать.

— Совсем людокрады распоясались! — не очень искренне возмутился молодой человек в зелёном, богато расшитом по подолу хитоне. — Только четыре дня, как дочь кузнеца Урса Драка пропала, и вот опять.

— Говорят, она с проезжим купцом сбежала, — возразил кто-то.

— Свободную женщину едва не похитили из гостиницы нашего командира, первого сотника Третьего Победоносного Пограничного легиона, господина Нумеция Мара Тарита! — зарычал, грозно сверкнув глазами, широкоплечий мужчина в серой тунике с рубленным шрамом поперёк лица.

— Кто?!! — хозяйка заведения вновь заглушила всех своим пронзительным, переходящим в визг воплем. — Кто посмел?! Вы видели негодяя, госпожа Юлиса?

Поймав разъярённый взгляд женщины, Ника с удивлением уловила в нём неприкрытую угрозу и выглядывавший из-за неё страх.

"Так это не сами рабы придумали! — охнула про себя девушка. — Тут без тебя не обошлось, сволочь старая! Вот ты и трусишь. Людокрадов здесь, видно, не жалуют. Рассказать, как было? Вон сколько вокруг свидетелей".

Но горячка боя и возбуждение уже стали проходить. Заболело плечо и бок, мелко противно задрожали коленки, начала немного кружиться голова, а мочевой пузырь наполнился тяжестью. Путешественница вспомнила обыск на границе, едва не стоивший ей жизни, и передумала. Не стоит себя обманывать. Серения — почти жена важного человека, а она ноль без палочки.

Именно горькое осознание непреложности данного факта помогли путешественнице смирить гордыню и выдавить из себя:

— Нет. Он так внезапно напал на меня…

— Может быть, ваша рабыня его разглядела? — спросил мужчина со шрамом.

Правила хорошего тона запрещали задавать вопросы чужим невольникам без разрешения присутствующих рядом хозяев. Естественно, это не касалось подавальщиц в трактирах, банщиков и прочей обслуги в общественных местах.

— Спросите её сами, — вяло дёрнула здоровым плечом Ника, а когда все взгляды устремились на Риату, чуть заметно покачала головой.

— Ну, заметила что-нибудь? — обратился к невольнице мужчина, судя по поведению, какой-то маленький командир.

— Ой, господин, я так испугалась, так испугалась, — запричитала невольница, всхлипывая и размазывая по щекам обильно брызнувшие слёзы. — Как он выскочит! Как набросит на госпожу эту тряпку… Мне так страшно стало, что я закричала и… глаза закрыла.

— Один он был или двое? — попробовал выпытать хоть какие-нибудь подробности собеседник.

Но женщина только плакала и бормотала что-то неразборчивое.

— Тупая корова! — презрительно фыркнул украшенный шрамом боец, и обратившись к парням, всё ещё сидевшим на корточках возле кровавого пятна, скомандовал:

— Легионеры Пирм Тул и Мниус Валер, посмотрите, что там!

— Да, господин десятник! — хором гаркнули молодые люди.

Потом один из них сбегал за факелом, и они нырнули в проход.

А их командир вновь обратился к виновнице переполоха.

— Я вижу кровь, вы кого-то ранили?

— Да, господин десятник, — чувствуя нарастающую слабость, девушка показала руку с зажатым кинжалом, которую до этого прятала за спиной. — Ударила пару раз.

— Вот это ножичек! — хохотнул кто-то из зевак, а владелица заведения чуть заметно вздрогнула.

Окинув собеседницу с ног до головы оценивающим взглядом, мужчина криво усмехнулся.

— И где вы его только прятали, госпожа?

— А вот это не ваше дело, — огрызнулась путешественница, пытаясь вернуть клинок в укреплённые на спине ножны. Нарастающая слабость и головокружение заставили руки дрожать, от чего отработанное до автоматизма движение как надо получилось только с третьей попытки.

Очнувшись, Риата бросилась на помощь хозяйке. Отыскав потерянную госпожой накидку, она заботливо прикрыла ей плечи Ники. Та набросила покрывало на голову. Ни к чему представительнице знатного рода красоваться простоволосой перед посторонними.

— Вот он! — крикнул кто-то в проходе между бараком и кладовой. Почти в унисон послышался взволнованный голос Гу Менсина:

— Госпожа Юлиса! Госпожа Юлиса! Да пропустите же! Дайте пройти!

Энергично работая локтями, старший урбы, а за ним Анний Мар Прест и Тритс Золт оказались в первых рядах зевак, едва не налетев на Серению.

Невольник с внешностью гнома грубо оттолкнул толстяка от хозяйки. Но тот, не обратив внимания, вперился взглядом в девушку.

— Меня пытались похитить, господин Гу Менсин, — та старалась говорить, как можно спокойнее, но голос предательски дрожал.

— Кто? — охнул старый актёр, подаваясь вперёд.

— Он, — девушка кивнула на двух молодых легионеров, которые, пыхтя от напряжения, волокли за ноги мёртвого гиганта.

Старый, заплатанный хитон задрался почти до подмышек, обнажив могучее, густо заросшее волосами и залитое кровью тело.

— Акав! — довольно натурально изобразила удивление хозяйка постоялого двора, прижав ладони к щекам. — Как он мог?! Подлец, неблагодарная тварь!

Рванувшись вперёд, женщина оттолкнула одного из парней, и приподняв подол платья, принялась с ожесточением пинать мёртвого раба.

"Ну артистка!" — усмехнулась про себя путешественница, отворачиваясь от отталкивающего зрелища избиения трупа. Голова кружилась всё сильнее, почему-то тянуло в сон.

— Что тут у вас? — негромкий, властный голос сообщил о появлении ещё одного важного человека.

Толпа расступилась. За ней, широко расставив ноги в тяжёлых башмаках, лишь отдалённо напоминающих знакомые сандалии, стоял пожилой мужчина. Его коричневую, тонкого сукна тунику перехватывал узкий кожаный ремешок с серебряной пряжкой, а на запястье упёртой в бок правой руки тускло блестел витой золотой браслет.

— За что ты бьёшь Акава, Серения? И кто убил моего раба?

Он явно собирался сказать что-то ещё, но его бесцеремонно прервала сожительница:

— Этот мерзавец связался с людокрадами! Он опозорил нашу гостиницу, Нумеций Мар! Что теперь скажут люди? О боги, за что вы послали мне такого подлого раба?!

Она заплакала, прикрыв лицо краем накидки.

Во время прочувственного монолога женщины Ника не спускала глаз с покрытого морщинами лица сотника, ей показалось, что она уловила мелькнувшую на нём тень замешательства.

— Кого Акав хотел украсть? — ещё сильнее нахмурился мужчина, сделав несколько шагов вперёд и становясь рядом с Серенией.

— Нашу постоялицу, — торопливо ответила та. — Госпожу Нику Юлису Террину.

Только теперь истинный владелец заведения взглянул на девушку.

— Кто-нибудь это видел?

— Никто, — покачала головой путешественница, вновь почувствовав знакомое ощущение схватки. — А что…

Она указала на все ещё валявшееся на земле полотнище.

— Эту… тряпку ваш раб набросил мне на голову, и схватив в охапку, хотел куда-то унести.

Сотник приоткрыл рот, явно собираясь что-то сказать, но Юлиса его опередила:

— Здесь присутствуют два храбрых легионера, господа Пирм Тул Гард и Миниус Валер. В обеденном зале мы сидели за одним столом, и они видели, что ни у меня, ни у моей рабыни не было такого большого… полотна.

Взгляды командира и всех присутствующих обратились к молодым людям. Вытянувшись, парни вразнобой качнули плохо выбритыми подбородками.

— Вряд ли кто-то потерял такую ценную вещь, — вдохновенно продолжила Ника. — При желании на ней легко можно найти дырки от моих ударов. Значит, я говорю правду!

На какие-то секунды вокруг воцарилась тишина, нарушаемая писком отдельных, самых закалённых комаров, треском факелов да настороженным дыханием людей.

Девушка напряжённо ожидала реакции Нумеция Мара, прекрасно понимая, что она в сущности беззащитна перед властью этого человека, и только явная неприязнь окружающих к людокрадам заставляет того вести себя вежливо.

— Вы всё очень хорошо объяснили, госпожа Юлиса, — криво усмехнулся первый сотник. — В случившемся нет вашей вины, Акав получил по заслугам.

— Я рада, что вы так мудро разобрались в этом деле, господин Мар, — чуть поклонилась ему путешественница и обратилась к зевакам. — Спасибо, господа, за то, что пришли на мой зов, и до свидания. После таких неприятностей мне надо отдохнуть.

— Отдыхайте, госпожа Юлиса, — торопливо кивнула Серения.

Почувствовав, как ослабели сжимавшие сердце щупальца страха, постоялица повернулась, поправляя накидку, и голова внезапно закружилась, колени ослабели, а перед глазами всё поплыло.

— Что с вами, госпожа? — испуганно вскричала Риата, успевая подхватить хозяйку под руку.

— Пойдём отсюда! — прошипела та сквозь стиснутые зубы, отчаянно борясь с подступающей дурнотой.

— Вам плохо, госпожа Юлиса? — окликнула её хозяйка постоялого двора.

Собрав последние силы, Ника обернулась, растянув губы в вымученной улыбке.

— Всё в порядке, госпожа Серения. Просто я очень испугалась.

И тяжело опираясь на руку невольницы, пошла в свою комнату, по-старчески шаркая ногами.

Дальнейшее происходило будто во все, отражаясь в сознании короткими, рваными картинками. Вот Риата вводит её в тёмную комнату. Здесь девушку стошнило, и она шлёпнулась на как нельзя кстати подвернувшийся табурет. Казалось, с остатками ужина у неё вылетели все силы, но в голове слегка прояснилось. Глядя, как рабыня высекает искры, путешественница думала, с трудом собирая лениво расползавшиеся мысли.

"Точно опоили. Подмешали какую-то гадость в вино. Вот батман, да как же мутит! Водички бы… Нет, сначала свет. А то темно здесь, как… в могиле".

От искры вспыхнул пучок сухого мха, который невольница поднесла к светильнику, что-то бормоча себе под нос.

— Может, мне поискать лекаря, госпожа? — робко спросила она, вглядываясь в освещённое крошечным огоньком лицо хозяйки.

— Не нужно, — еле ворочая языком, возразила та, уже понимая, что ей дали не яд. Здесь трупы не похищают. Обычное снотворное. Видимо, подручные Серении не стали поить свою жертву сильнодействующим снадобьем, опасаясь, как бы она не вырубилась прямо в зале. Хозяевам заведения такая реклама ни к чему. Все-таки когда за столом засыпает не опустившийся пьяница или культурно отдыхающий легионер, а вполне прилично одетая девушка — это может привлечь нежелательное внимание. Ну, а после того, как её схватят и упрячут куда-нибудь в потайное место, пусть спит, не доставляя хлопот занятым людям.

— Воды принеси, — попросила Ника. — Достань горшок, помоги добраться до кровати.

С трудом переодевшись, она рухнула на мягкий, одуряюще пахнущий матрас, безуспешно борясь с подступающим сном. Если бы не жажда, многократно усиленная отвратительным привкусом во рту, девушка заснула бы обязательно.

Жадно ухватившись слабыми пальцами за деревянную чашку, она с наслаждением сделала пару больших глотков.

Под благотворным воздействием холодной, удивительно вкусной воды, сонная одурь на миг рассеялась и путешественница смогла пробормотать:

— Утром разбуди… Обязательно… Что хочешь делай… Хоть по щекам бей… Но разбу…

И тут мягкое, тёмное покрывало окончательно погасило последние проблески сознания. Опять снилось что-то плохое. Как потом рассказывала Риата, она стонала, скрипела зубами, металась по кровати, выкрикивая какие-то непонятные слова.

К счастью, память не сохранила подробностей, а сонное зелье либо оказалось недостаточно сильным, либо Ника просто выблевала большую его часть. Во всяком случае, невольнице не пришлось прибегать к чересчур радикальным способам побудки. Хозяйка открыла глаза сразу, как только та тронула её за плечо.

Голова болела, но совсем не так сильно, как можно было бы ожидать. Тяжело сев на кровати и убедившись, что в комнате достаточно светло, девушка причмокнула пересохшими губами, тут же получив от рабыни чашу с водой.

— Госпожа Серения приходила, — шёпотом сообщила Риата, косясь на дверь. — Спрашивала о вашем самочувствии.

Путешественница едва не поперхнулась.

— Вот меретта! — рычала она, стаскивая ночную рубашку. — Сама опоила меня какой-то дрянью, рабов натравила…

— Простите мою дерзость, добрая госпожа, — ещё тише пробормотала невольница, помогая ей завязать пояс с золотом. — Но не могли рабы сами на такое пойти.

— Убираться отсюда надо, — решительно заявила Ника, отмечая, что на платье почти не осталось следов вчерашних приключений. Только приглядевшись, можно различить несколько пятен.

Рабыня сделала всё что могла, но одежда явно нуждалась в тщательной стирке.

Пока Риата трудилась над причёской хозяйки, та, то и дело поглядывая в маленькое зеркальце, мрачно размышляла о странностях происходящего. Когда девушка отправлялась в путешествие, почему-то казалось, что самые большие трудности ожидаются на пути от Канакерна до Гедора вдоль Западного побережья, где нет единого государства, а рядом в горах живут свирепые варвары. Но как раз там всё прошло на редкость благополучно. Нельзя же считать серьёзной дракой стычку с группой хулиганствующих конных подростков? А все остальные происшествия не выходят за рамки обычных бытовых проблем. Но с приближением к Империи напасти посыпались, как горох их прохудившегося мешка. Мало того, что не смогла попасть на корабль до Цилкага, так ещё умудрилась поцапаться с местным уголовником. Пусть мелким, однако сумевшим устроить вполне себе серьёзные неприятности. Потом, пусть и по незнанию, но стала причиной смерти маленького Хезина, чего Ника не могла простить себе до сих пор. А нападение нищих, когда пришлось убить того сумасшедшего старика? И в довершение всех несчастий — её чуть не украли.

Поневоле вспомнился тот странный сон или видение, явившееся ей ещё в Некуиме в самом начале плавания через океан. Тогда некое то и дело менявшее облик существо сообщило девушке, что всё происходящее с ней — его личная игра. Тот вредный геймер распоряжался судьбой попаданки исключительно по своему извращённому усмотрению. Его, видите ли, интересовало — сможет ли она выжить в чужом мире, и как именно будет преодолевать встречавшиеся на пути трудности? А если ему вдруг покажется, что их недостаточно, игроман-извращенец их с удовольствием добавит, чтобы сделать действие динамичнее.

И хотя с тех пор ничего подобного девушке не мерещилось, почему-то именно сейчас пришло в голову, что загадочный геймер вновь вспомнил о своей игрушке. Или это просто так кажется? Хорошо, если так. А если нет? Вдруг неведомый дух, или кто он там, придумал ей такое приключение, после которого вчерашняя попытка похищения покажется детской игрой?

Путешественница передёрнула плечами, проверила кинжал в закреплённых на спине ножнах, подтянула ремешок, удерживающий нож на лодыжке, и только после этого решилась выйти из комнаты.

С первого взгляда казалось, что постоялый двор живёт своей обычной жизнью, напрочь позабыв о вчерашнем ночном происшествии. Однако, первая же встречная рабыня, спешившая куда-то с полным ведром, глянула на Нику с таким страхом и столь резво уступила дорогу, шагнув с тротуарчика в холодную лужу, что девушка невольно усмехнулась. Нет, здесь её запомнят надолго.

Желудок обиженно бурчал, требуя внимания, но его хозяйка, не задерживаясь, прошла мимо гостеприимно распахнутых дверей обеденного зала, направляясь к повозкам.

— Как вы себя чувствуете, госпожа Юлиса? — кажется, с вполне искренней заботой поинтересовалась Приния.

Прочие женщины урбы, бросив все дела, уставились на свою попутчицу со смесью уважения и уже знакомого страха.

— Совсем не плохо, — улыбнулась она кончиками губ. — Но вчера я очень сильно испугалась.

— И мы тоже, госпожа Юлиса, — вздохнула супруга Гу Менсина. — Когда муж рассказал, что случилось, мы все возблагодарили богов за то, что они отвели от вас такую беду. Подумать только! Людокрады на постоялом дворе, возле военного лагеря!

— Куда только хозяева смотрят?! — с жаром, но не очень громко вскричала Лукста Мар. — Неужели не видели, с кем связался их раб?!

Её дружно, но так же тихо поддержали подруги.

Дав женщинам излить своё возмущение и высказать сочувствие, путешественница спросила о мужчинах. Оказывается, те вместе с плотниками уже сколачивают помост для представления. Вот эта новость девушку совсем не обрадовала. Судя по ней, артисты планируют пробыть здесь ещё как минимум несколько дней. И сколько раз за это время её могут украсть? Не успела она ответить себе на этот вопрос, как за спиной раздался знакомый голос:

— Вот вы где, госпожа Юлиса! Как себя чувствуете?

Внутри у Ники всё сжалось, а правая рука, словно по собственной воле, потянулась за оружием. Чтобы скрыть страх, путешественница крепко вцепилась в край накидки.

— Хорошо, госпожа Серения, — произнести эти слова нейтрально-равнодушным тоном оказалось очень тяжело и, не выдержав, она добавила. — Я прекрасно выспалась.

— Мне так жаль, госпожа Юлиса, — скорбно покачала головой владелица постоялого двора. — Кто бы мог подумать, что негодяй решится на такое мерзкое дело? Не иначе богиня безумия Исми завладела его разумом.

Девушка промолчала, мысленно усмехнувшись: "Вот так всегда. Чуть что бес, то есть богиня Исми попутала, а я тут ни при чём".

— Что же вы не завтракаете, госпожа Юлиса? — тоном заботливой хозяйки поинтересовалась собеседница. — Наша стряпуха замечательно лепёшки печёт, а вчера привезли свежий мёд.

— После вчерашнего мне… кусок в горло не лезет, — буркнула Ника, игнорируя бурный протест голодного желудка. — Я хочу уехать, и как можно скорее.

Она ещё в номере решила, что сама заявит Серении о желании покинуть гостинцу. Не только потому, что ей действительно очень этого хотелось, но просто именно такой должна быть реакция любого нормального человека на попытку его похищения.

Лукста Мар тревожно переглянулась с Пренией.

— Почему? — в деланном удивлении вскинула подкрашенные брови гражданская жена первого сотника.

— Потому что мне очень страшно! — выпалила девушка, нисколько не кривя душой. — Я боюсь! Я вчера так испугалась! Ваш раб едва не украл меня!!!

Последние слова она почти прокричала, привлекая всеобщее внимание.

Мужчины, запрягавшие неподалёку волов, оставив животных в покое, стали с любопытством прислушиваться к их разговору.

— Вы уже сами наказали его, госпожа Юлиса! — тоже повысила голос собеседница. — А мы с господином Нумецием Маром с вас даже деньги за своего раба требовать не стали! Знаете, во сколько нам обошёлся Акав?

От подобной наглости путешественница замерла, беззвучно хватая ртом воздух и лихорадочно переводя русские выражения на радланский язык.

— Да мне какое дело?! — наконец выпалила она. — Я что должна была позволить ему себя украсть и опозорить славный род младших лотийских Юлисов?! Вот уж… нет вам! Да я любого убью, кто попробует… покусится на мою честь!

Краем глаза Ника заметила, что зрителей вокруг заметно прибавилось, и многие из них одобрительно качали головами, слушая её гневный монолог. А вот Серения ещё сильнее разозлилась. Метавшие молнии глаза сузились, по побледневшим щекам ходили желваки.

— Теперь, когда подлый раб мёртв, вам больше ничего не угрожает, — заговорила она с ледяной вежливостью, хотя голос буквально звенел от еле сдерживаемого гнева. — Вы можете оставаться в гостинице столько, сколько захотите или покинуть сейчас же!

Разведя руками, хозяйка постоялого двора зло ощерилась.

— Только ваши спутники собираются здесь задержаться.

Под взглядом собеседниц Приния, опустив глаза, негромко пробормотала:

— Муж сказал, что господин дитрибун разрешил нам дать несколько представлений.

— Одна поедете, госпожа Юлиса? — с торжествующей издёвкой усмехнулась Серения.

— Я знаю, как рискованно путешествовать в одиночку, — медленно проговорила девушка. — Но не уверена, что мне будет безопасно здесь.

И заметив, как вздрогнула владелица заведения, пояснила. — Что если у Акава есть приятели, и они опять захотят меня украсть?

Женщина заметно расслабилась.

— Успокойтесь, госпожа Юлиса. Будь похитителей несколько, вам бы от них не отбиться. Акав понадеялся на свою силу, но понятия не имел, что вы носите с собой оружие.

— Вы не можете знать этого наверняка, госпожа Серения, — с сомнением покачала головой Ника.

— Муж прислал двух вооружённых легионеров! — выпалила собеседница. — Теперь никто не посмеет обидеть моих постояльцев!

Девушка сообразила, что эта речь адресована не столько ей, сколько набежавшей толпе зевак, поэтому решила ещё немного надавить:

— Вы готовы поклясться именем бессмертных богов, что здесь со мной ничего не случится?

— Клянусь Ноной, Цитией и Семрегом, что в моей гостинице никто не причинит вам зла! — после секундного замешательства провозгласила женщина.

Ника давно никому не верила на слово. Но всё-таки обещание, освящённое именами богов, да ещё данное в присутствии стольких свидетелей, как говорится, внушали осторожный оптимизм. Подавляющая часть местных относилась к небожителям с большим почтением, и теперь, если с ней что-то случится на постоялом дворе, соседи могут заподозрить Серению в святотатстве, а это неизбежно скажется на бизнесе.

Несмотря на занятость, хозяйка лично проводила постоялицу в обеденный зал, приказала принести лепёшек, вина, мёда. Не отказалась выпить с ней из одного кувшина. То есть, на первый взгляд, делала всё, чтобы сгладить неприятное впечатление от вчерашнего досадного происшествия. Вот только глаза по-прежнему оставались холодными, как у рыбы, что не давало путешественнице расслабиться, заставляя держаться настороже.

Хорошенько запомнив, что безопасность ей обещана только в пределах постоялого двора, девушка отказалась от прогулок по раскинувшемуся вокруг лагеря городку. Вернувшись в комнату, она отправила Риату на базар с приказом закупить вина и продуктов. Ни есть, ни пить в заведении Серении Ника не собиралась.

Проводив рабыню, путешественница попробовала заняться отработкой ударов, но помешала боль в плече, где кулак Акава оставил здоровенный синяк. Тогда она взялась за растяжки.

Ближе к вечеру пришёл Гу Менсин пригласить спутницу посмотреть на представление, которое урба устраивает прямо в лагере.

— Мы покажем комедию Днипа Виктаса Однума "Путаница", — соловьём разливался старый актёр. — Иные ценители театра утверждают, будто эту пьесу молодым девушкам смотреть не стоит, но все признают, что она очень смешная. Приходите, будет весело, клянусь Нолипом!

— К сожалению, не могу, — со вздохом покачала головой Ника. — Госпожа Серения поклялась, что со мной ничего не случится только на постоялом дворе, а о лагере речи не было.

— Как так? — встрепенулся толстяк.

Собеседница поведала ему о том, что на самом деле произошло вчера вечером: о предательской роли конопатого раба, о странном состоянии, вызванном, очевидно, каким-то сонным зельем.

Выслушав её, Гу Менсин мрачно пробормотал:

— Теперь всё понятно.

— Что понятно? — насторожилась путешественница.

— Когда рабы тащили мимо тело Акава, я заметил, что у него в крови живот, а ещё одна рана на груди — как раз напротив сердца.

— Это не я, — заверила Ника. — Он меня за плечи обнял, да ещё и тряпка мешала. Никак я не могла ему в грудь попасть.

— Его добил Хорь, — уверенно заявил старший убры и в ответ на недоуменный взгляд собеседницы пояснил. — Ну, тот конопатый парнишка-раб, о котором вы говорили. Там проход в забор упирается. Через него он и удрал. А Акав, видно, сам перелезть не смог. Хорь услышал, что люди собираются, и ткнул его в сердце, чтобы лишнего не наболтал, пока жив.

Артист усмехнулся.

— То-то его нигде не видно. Наверное, хозяйка куда-то спрятала, пока мы здесь.

— Я боюсь, господин Гу Менсин, — нахмурилась девушка. — И хочу уехать отсюда как можно скорее. Вдруг Серения ещё что-нибудь придумает?

— Но, мы уже договорились с дитрибуном! — страдальчески скривился толстяк. — Я же не могу вот так его обмануть? Вы не знаете, какие эти военные обидчивые?! Он же может за нами целую сотню легионеров послать!

"Да кому ты нужен!" — рассердилась про себя путешественница.

Заметив, как посуровела собеседница, старший урбы с апломбом заявил:

— Мы будем вас охранять!

— И как вы себе это представляете? — ядовито осведомилась Юлиса. — Вы же понимаете, что я не могу позволить никому из мужчин ночевать в моей комнате, и с вами в фургоне я спать тоже не буду!

— Тогда вы не должны никуда выходить с постоялого двора! — после некоторого замешательства родил новую идею старый актёр. — А лучше из комнаты.

"Как будто я сама до этого не додумалась!" — мысленно фыркнула Ника, а собеседник вдохновенно вещал:

— Ничего здесь не ешьте и не пейте. Мы сами будем приносить вам еду.

"По крайней мере, не придётся гонять на рынок Риату", — с философским спокойствием подумала девушка, кивая.

— А я обязательно буду вас навещать, — пообещал на прощание старший урбы.

Вечером путешественница сама проверила засов, ещё раз осмотрела натянутые циновки и всё равно то и дело просыпалась, испуганно хватаясь на лежавший рядом кинжал.

Воспользовавшись добровольным заточением, она обязала рабыню выстирать и привести в порядок всю их одежду, а сама: то спала, то до изнеможения занималась различными физическими упражнениями.

На второй день зашла Серения, обеспокоенная её странным затворничеством. Пришлось разыграть перед ней лёгкое недомогание. Неизвестно, поверила ли хозяйка постоялого двора, но получив заверения в том, что помощь лекаря не требуется, и скоро всё пройдёт, ушла, больше ни разу не появившись.

Пожалуй, даже Канакерн Ника не покидала с таким удовольствием, как эту гостиницу. Опасаясь провокаций, она заранее положила дротики сразу за дверкой фургона. Артисты тоже явно нервничали. Девушка заметила, что у многих из них за поясами заткнуты ножи и топорики. Когда тележка подъезжала к воротам, она увидела в загоне для свиней знакомого конопатого раба. Грязный, одетый в невообразимое рубище, сквозь дырки в котором алели следы от ударов плетью, он сгребал в корзину навоз широкой деревянной лопатой и выглядел очень несчастным.

Вот только жалеть его совсем не хотелось. Наоборот, злорадно ухмыляясь, путешественница едва удержалась от того, чтобы показать ему язык.

Не успели они удалиться от постоялого двора и на полсотни шагов, как из повозки артистов на ходу выскочил Тритс Золт с коротким копьём и побежал к Нике.

— Вы бы спрятались внутрь, — торопливо заговорил актёр. — А я вперёд сяду. Если что, так удобнее отбиваться будет.

И ободряюще улыбнулся.

Согласно кивнув, девушка уступила мужчине место на скамеечке рядом с Риатой, а сама, забравшись в фургон, стала внимательно следить за тем, что происходило позади, поглядывая в щель между дощечками.

Путешественница понимала, что скорее всего, прямо сейчас на них никто нападать не будет. Артисты далеко не новички в драках и сумеют дать отпор. Чтобы быстро смять их и добраться до неё, нужны либо опытные, хорошо вооружённые бойцы, либо достаточно многочисленный отряд. То и другое стоит дорого. Да и легионеры вряд ли отнесутся равнодушно к бою, вспыхнувшему у ворот лагеря.

Логичнее предположить, что если Серения всё же задумала каким-то образом отомстить строптивой постоялице, то сделает это не на виду у всего посёлка.

Видимо, понимали это и актёры, потому что сильно торопились. Непривычные к подобным скоростям животные недовольно фыркали, понукаемые ударами кнута. У Риаты не оказалось столь необходимого настоящему вознице орудия труда, и бедного ослика лупили первой попавшейся палкой.

В таком напряжённом темпе проскакали часа три. Повозка дребезжала и подпрыгивала на неровностях. Нике казалось, что у неё все внутренности перемешались от такой тряски. Не останавливались даже по нужде. Когда кому-нибудь из урбы сильно приспичивало, он выскакивал на ходу и делал свои дела, не отходя от дороги. Чувствуя, что не в силах больше терпеть, девушка потихоньку выбралась из фургона через заднюю дверь, и наплевав на проходивший рядом обоз, присела у обочины. Процесс занял немного больше времени, чем она рассчитывала, так что догонять повозку пришлось бегом.

Умиротворённая путешественница сумела немного подремать, прежде чем они повернули и минут через тридцать въехали в светлый лес, где проплутав, их караван остановился возле маленького святилища, посвящённого какой-то лесной нимфе-напоиде, дочери бога лесов.

В крошечной, сложенной из грубо отёсанных камней будочке стояла аляповато раскрашенная скульптура женщины в коротком хитоне. У её ног на постаменте лежали подгнившие фрукты, а из земли бил крошечный родничок. Собираясь в корчагу из вкопанного кувшина, вода узеньким ручейком исчезала в зарослях.

Гу Менсин объявил, что именно тут они остановятся на обед, а Ника подумала, что умудрённый жизнью толстяк просто прячется здесь от возможной погони. В подтверждение её догадки старший урбы послал молодого Крайона Герса назад, посмотреть, не увязался ли кто-нибудь за ними?

Костёр не разводили, ограничившись слегка зачерствевшими лепёшками и старым, но вполне съедобным изюмом.

После обеда Гу Менсин передал Нике ещё двадцать риалов в счёт погашения долга, не забывая напоминать, что госпожа Юлиса уменьшила его наполовину. Принимая деньги, та торжественно подтвердила верность своему слову.

Когда стали запрягать отдохнувших животных, выяснилось, что опасение путешественницы и старого актёра подтвердились.

Крайон Герс отнёсся к порученному делу креативно. Вспомнив недавнее детство, молодой человек вскарабкался на дерево, с которого прекрасно просматривалась та самая дорога, с которой они свернули в этот лес. Там долго не происходило ничего примечательного, но недавно со стороны Арадского лагеря торопливо проехали пятеро всадников. Они не походили на пограничников, потому что Крайон Герс не заметил ни щитов, ни копий, зато узнал тёмно-красные плащи легионеров.

Услышав об этом, помрачневший Гу Менсин велел продолжить наблюдение и отправил вместе с ним Корина Палла, чтобы тот в случае надобности смог как можно быстрее предупредить товарищей об опасности.

— Если их послала Серения, — озабоченно проговорил старший урбы. — То они скоро поймут, что мы где-то свернули, и начнут нас искать.

— Поворотов на дороге много, — натужно хмыкнул Анний Мар Прест.

— Вдруг кто-то из богов задумает сыграть с нами злую шутку? — буркнул толстяк. — Тогда они обязательно свернут сюда.

— Думаете, они нападут, господин Гу Менсин? — спросила Ника. — Нас больше, а их всего пятеро.

— Пятеро опытных легионеров перебьют нас, как кур! — огрызнулся старый актёр. — Мы все же служим Нолипу, а не Аксеру!

От этих слов и выражения испуга на лице собеседника девушке поплохело. Она вдруг подумала, что артистам ничего не стоит выдать её посланцам мстительной хозяйки гостиницы.

— Может, мне спрятаться? — после некоторого раздумья предложила Юлиса.

— Это как? — вскинул кустистые брови толстяк.

— Отгоним мою повозку подальше в лес, следы замаскируем, — изложила свой план путешественница. — А легионерам скажете, что я уехала вперёд с кем-нибудь и буду ждать вас в Этригии на каком-нибудь постоялом дворе.

Она понимала, что преследователи вряд ли будут столь легковерны и найдут способ узнать истину, но сейчас ей хотелось отделаться от переставших внушать доверие спутников. Лес здесь, судя по всему, не такой уж маленький. Можно попробовать поиграть в прятки.

— Не поверят они, госпожа Юлиса, — со вздохом возразил собеседник.

— Тогда скажете им правду, господин Гу Менсин, — криво усмехнулась Ника. — И пусть они меня ищут.

Старший урбы сжал губы в тонкую, суровую нитку, а девушка поспешила в фургон. Срочно требовалось собрать всё самое необходимое, без чего невозможно будет выжить.

— Простите, добрая госпожа, — пролепетала сзади Риата. — А как же я?

— Тебе лучше остаться с ними, — подумав, решила путешественница. — Доберёшься с урбой до первого города и жди меня там на любом постоялом дворе. Если через пять дней я не приду, начинай жить сама. Денег на первое время я тебе дам.

— Не бросайте меня! — взмолилась невольница. — Где я ещё найду такую добрую госпожу?

— В лесу ты будешь мне только мешать, — решительно возразила хозяйка.

— Неужели я ничего не могу для вас сделать? — в голосе Риаты звучали подступавшие слёзы.

Ника хотела отмахнуться, но в душе вдруг что-то ворохнулось, от чего сразу навалилось тоскливое одиночество.

— Если я не вернусь… Найди в Цилкаге гостиницу Кеда Дирка, что в двух асангах по дороге в Нерангу из Восточных ворот. Пусть Кед напишет обо всём Румсу Фарку и передаст, что я его любила…

"Может, хотя бы он будет обо мне вспоминать? — закончила про себя путешественница. — Хотя бы изредка".

— Клянусь Карелгом, я сделаю это, госпожа! — пылко вскричала женщина.

А хозяйка, пряча слёзы, принялась копаться в корзине. После стремительной ревизии она отобрала шкатулки с письмами Наставника и Румса Фарка, смену белья, тяжёлый кинжал — подарок кузнеца Байдуча, завёрнутый в кожу кусок нержавейки, доставшейся в наследство от инвалидного кресла, и меховой плащ. Перед тем как скрыться в лесу, путешественница переоделась в костюм аратачей, а платье и сандалии взяла с собой.

Получилась не такая уж и маленькая куча. Вот только в чём все это нести? Корзина с ремнями для плеч всё же слишком велика. С такой в лесу не побегаешь. Взять другую? Но как её таскать, если руки будут заняты оружием? Рюкзак бы какой-нибудь? Да где его взять? Сделать! Как всегда в такие минуты мозг работал на удивление чётко.

Девушка позвала в фургон рабыню. Покопавшись в тряпках, они принялись торопливо шить небольшой мешок с одной единственной, длинной лямкой, пришитой к нижним углам. Потом ей затягивают горловину и надевают на плечи. Называется такой дизайнерский изыск, кажется, "сидор", а прочитала о нём путешественница в какой-то книге.

Тем временем артисты, усевшись кружком у своего фургона, о чём-то тихо, но ожесточённо переговаривались, то и дело поглядывая в сторону повозки попутчицы. Орудуя иглой, та подумала, что если урба сейчас соберётся и уедет, она сильно не обидится. Лишь бы людокрадам её не выдали.

Ника как раз пришивала второй конец лямки, когда на дорожке показались Крайон Герс и Корин Палл. Увидев, что те идут вдвоём и явно не торопятся, девушка слегка успокоилась.

По словам артистов-наблюдателей, подозрительные всадники проехали обратно в сторону военного лагеря. Путешественница не стала сдерживать глубокий вздох облегчения. Всё же бегать и прятаться в осеннем лесу — занятие не из приятных. У членов урбы тоже явно отлегло от сердца. Мужчины заулыбались, женщины загомонили. От избытка переполнявших его чувств Гу Менсин воздел руки к небу.

— Хвала тебе, лучезарный бессмертный Нолип, за то, что отвёл беду от почитателей твоих!

И добавил, бодренько потирая руки:

— Теперь можно развести костёр и поесть чего-нибудь горячего.

Уже поздно вечером на запряжённой осликом тележке прикатил местный крестьянин, ужасно шепелявя, выразивший от лица односельчан недовольство появлением чужаков возле их святилища.

Старший урбы тут же навешал ему лапши на уши, уверяя, что утром они уедут, а к нимфе Ксиопе они относятся со всем надлежащим уважением: не шумят, не рубят деревья возле капища и даже сделали приношение в виде чёрствой медовой лепёшки. Абориген слегка успокоился, но тем не менее строго на строго велел тут не задерживаться.

Выпроводив незваного гостья, артисты долго смеялись, передразнивая его и придумывая разные прозвища. А вот Нике было как-то невесело. Девушка сильно опасалась, что через этого поселянина люди Серении узнают, где они ночевали, что даст преследователям направление для дальнейших поисков.

На всякий случай путешественница легла спасть в кожаном костюме, чтобы сбежать в лес при первой же опасности. К счастью, все страхи оказались напрасными. Ночь прошла спокойно. Только под утро начался мелкий, холодный дождь.

Вода натекла под повозки, разбудив мирно спавших артистов и Риату. Им пришлось перебраться в фургоны. Само-собой, после этого уже никто не спал. Так что, едва капли с неба начали падать не так густо, караван в серых предутренних сумерках покинул поляну со святилищем нимфы Ксиопы.

Когда выехали на главную дорогу, Ника приказала рабыне переодеться в сухое и завернуться в овчинное одеяло, а сама осталась сидеть на передней скамеечке, кутаясь в потрёпанный кожаный плащ.

Путешествие в ненастье не доставляло никакого удовольствия. Плотные облака закрывали солнце, из-за чего приходилось полагаться только на собственное ощущение времени. Видимо, из-за дождя дорога оставалась почти пустынной. Проходили час за часом, а артисты и не думали останавливаться на отдых, понадеявшись на выносливость мулов, которых ещё вчера вечером подкормили овсом. Часть которого перепало и ослику.

Три раза тяжёлый фургон урбы застревал в раскисшей дороге. Тогда мужчины дружно выталкивали его, упираясь ногами в холодную грязь.

Ближе к вечеру они вновь куда-то свернули и уже в темноте прикатили в Шуран, где отыскался грязноватый постоялый двор с такой же баней. Несмотря на то, что кое-кто из артистов явно простудился, то и дело шмыгая носом и чихая, задерживаться они не стали и здесь. Не смогло удержать урбу даже внезапно наступившее похолодание.

Выйдя из комнаты, Ника заметила пар от дыхания, а голые ноги тут же озябли. Забравшись в повозку, она натянула шерстяные носки, заставив рабыню переобуться в мокасины, по собственному опыту зная, что в них гораздо теплее, чем в сандалиях.

Актёры угрюмо кутались в плащи и одеяла, обмотав ноги какими-то тряпками. Даже днём, когда солнце ярко светило на пронзительно голубом небе, члены урбы на стоянке не разбрелись, как обычно, а сгрудились вокруг костра, жадно ловя исходящее от него тепло.

В остальном они вели себя как обычно. А вот Ника по-прежнему ежеминутно ожидала появление посланцев Серении, что не укрылось от взглядов окружающих.

Выяснив причину её беспокойства, Гу Менсин поспешил успокоить попутчицу, стирая с кончика носа прозрачную каплю:

— Боги не допустят этого, госпожа Юлиса. Не зря же небожители уже два раза спасали вас от жадных лап людокрадов.

Утешение показалось девушке довольно слабым, и она не переставала оглядываться, напряжённо следя за каждым появившимся всадником. А когда замечала догонявших верховых, ныряла в фургон, где тут же хватала заранее припасённый дротик, не собираясь задёшево продавать свою жизнь.

Эмар оказался первым имперским городом на её пути, который окружала высокая каменная стена. Несмотря на то, что путешественница изрядно вымоталась от постоянного ожидания погони, она всё же обратила внимание на странный барельеф над воротами. Судя по налепленным в углах облакам, жёлтым звёздам на чёрном фоне, а главное — бодренько торчавшим из причёски рожкам положенного горизонтально месяца, там изображалась богиня Луны Рибила. Вот только неизвестный художник почему-то одел её в слишком короткий хитон, обнажавший стройные ноги, и сунул в руки натянутый лук.

Со слов Наставника девушка знала, что несмотря на некоторую свободу творчества, в цивилизованных странах давно сложились правила изображения небожителей. Видимо, оружие в руках мирной, хотя и не всегда доброй Рибилы, не только помогавшей путникам по ночам, но и считавшейся одной из покровительниц женского колдовства, всё же не посчитали святотатством, иначе барельеф не оставили бы на таком видном месте. Однако смотрелся он довольно странно.

Путешественница специально разжигала любопытство, чтобы немного отвлечься от преследовавших её мрачных мыслей.

Риата предположила, что, скорее всего, раньше над воротами располагалось изображение богини охоты Анаид. Но потом кто-то довольно бездарно переделал её в Рибилу. Такое случается, когда город, по каким-то причинам решает сменить небесного покровителя.

Заинтересовавшись, Ника даже спросила о барельефе хозяина постоялого двора, где остановилась на ночлег. Сухощавый, лысоватый мужчина, проводивший постоялицу в комнату, размером меньше железнодорожного купе, поведал, что когда-то в Эмаре, действительно, особо почитали именно Анаид, а в храме хранился наконечник стрелы, подаренный предкам горожан богиней охоты. Но лет семьдесят назад в "эпоху горя и слёз" одна из многочисленных шаек, бродивших по охваченной гражданской войной стране, захватила город и ограбила его жителей, за одно прихватив и реликвию.

Горожане сильно горевали и долго молили небожителей о покровительстве. Однажды тёмной, ненастной ночью часовой задремал на посту, позабыв о долге. Во сне к нему явилась сама Рибила, чтобы предупредить о приближении врага. Караульный проснулся и увидел, что тучи разошлись, а луна освещает отряд врагов уже у самых городских стен. Воин поднял тревогу, и горожане отбились, а на алтаре в осквернённом храме Анаид чудесным образом появилось золотое веретено с изображением луны. Тогда-то жители поняли, что Рибила решила взять Эмар под своё покровительство. К сожалению, в городской казне не оказалось денег на новый надвратный барельеф. Местный скульптор пытался переделать изображение богини охоты, но не успел закончить, свалился с помоста и сломал руку. Горожане посчитали это знаком от богини и не стали больше ничего менять.

Слушательнице оставалось только в очередной раз подивиться странности местных нравов, представлявших из себя причудливую смесь религиозности и прагматизма, здравого смысла и множества суеверий.

Артисты получили заказ на два представления. Какой-то местный богатей избирался на пост магистрата, члена городского совета, и решил таким образом поднять свой рейтинг у электората.

Как рассказал спутнице Гу Менсин, подобный способ предвыборной агитации широко распространённый в Империи, в городах Западного побережья почему-то не прижился. Видимо, потому, что там хора, собрание граждан, реально влияет на жизнь своего маленького государства, а местные власти в Империи имеют весьма ограниченные полномочия.

Первое время девушка все ещё чувствовала себя, как на иголках, ожидая появления жестоких мстителей или похитителей, посланных зловредной Серенией. Но время шло, а ею никто не интересовался. Возможно, гражданской жене первого сотника Нумеция Мара Тарита не до убийцы ценного раба? Или она организовывает похищение кого-то другого?

Но как же быть с нараставшим всё это время валом неприятностей? Или это всего лишь цепь случайностей? Роковое стечение обстоятельств, а тот загадочный геймер ей просто померещился?

Жители Эмара так тепло приняли разыгранное урбой представление, что заказчик изъявил желание оплатить ещё пару выступлений, однако Гу Менсин неожиданно отказался.

Не то, что путешественнице так понравилось в этом городе. Несмотря на развешанные по углам комнаты пучки полыни, блохи все же давали о себе знать. Однако такое поведение артистов её удивило.

— Нам надо поскорее попасть в Этригию на дриниары, — охотно пояснил старый актёр, дожидаясь, пока Анний Мар и Тритс Золт запрягут мулов.

— Праздники в честь Дрина? — удивлённо переспросила Ника, в её сознании этот бог как-то не ассоциировался с весельем. — Владыки Тарара, царства мёртвых?

— Он ещё и хозяин всех сокровищ, сокрытых в недрах Земли, госпожа Юлиса, — наставительно напомнил толстяк. — Рядом с Этригией много серебряных рудников. Вот горожане и чтут того, кто разрешил им пользоваться таким богатством.

— Тогда понятно, — кивнула девушка.

Разговор получил неожиданное продолжение за обедом. Превий Стрех рассказал, что небесной покровительницей города Бенер в Менасии к востоку от Радла считается богиня безумия Исми. Там стоит её храм, куда свозят сумасшедших со всей округи. Говорят, что к некоторым там возвращается разум. А в Остерии на берегу Великого моря почитают Такеру и ставят святилища ей.

— Боги редко бывают добрые или злые, — размеренно, словно сказку внукам, рассказывал Гу Менсин. — Чаще они капризны, заносчивы, любят жертвоприношения.

Толстяк рассмеялся.

— Совсем, как люди.

— А когда начинаются дриниары? — спросила путешественница.

— Через четыре дня, госпожа Юлиса, — что-то прикинув в уме, ответил старый артист. — Только в первый день там делать нечего. В это время там проходят жертвоприношения, священные церемонии, явные и тайные, доступные лишь посвящённым.

— Это потому, что Дрин бог — подземного мира? — решила уточнить Ника.

— У всех богов есть свои тайны, — наставительно проговорил Превий Стрех, веско подняв указательный палец с грязным ногтем.

— О которых простому смертному лучше помалкивать! — резко оборвал его Гу Менсин. — С неба всё слышно.

Новый город показался путешественнице ничем не примечательным. Да и постоялый двор мало чем отличался от уже виденных. Разве что баню здесь почему-то оплачивали отдельно, да хозяин настойчиво рекомендовал постоялице заказать в комнату на ночь бронзовую жаровню с горящими углями.

Осмотрев предоставленный "номер", девушка отказалась от подобной услуги, понадеявшись на тёплые вещи, ставни на оконце и плотно прикрывавшуюся дверь. Дождавшись, пока Риата с помощником из местных рабов перетаскает из фургона корзины, хозяйка с невольницей собрали бельишко и отправились мыться.

Баня многоопытной путешественнице понравилась сразу и безоговорочно. Едва открыв дверь, она поняла, почему хозяин берёт за её посещение дополнительную плату. В маленькой комнатке с привычным крошечным бассейном в полу оказалось неожиданно тепло. Причём не только от воды, но и от одной из каменных стен, за которой, очевидно, располагалась печка.

Поскольку дверь в ванную на всех постоялых дворах не имела внутренних запоров, Риата придерживала её плечом, пока госпожа раздевалась. Не то что Ника кого-то стеснялась, просто ни к чему посторонним видеть у слабой, одинокой девушки два кинжала и один пояс скрытого ношения.

Торопливо спрятав деньги и оружие в корзину, она подняла её с сырого пола на лавку. Наклонившись к воде, девушка подозрительно принюхалась. Слабо пахло ромашкой и лавандой. Даже скудного освещения одинокого маленького фонаря хватило, чтобы рассмотреть более-менее чистое дно, четыре ступени и каменный приступочек для сидения. Решив рискнуть, она спустилась в ванну и села, блаженно откинув голову на специальную выемку в каменном бордюре.

Понаслаждавшись минуть десять, путешественница со вздохом приказала рабыне подать мыло. Несмотря на явное добавление мяты, аромат от серо-бурой массы исходил не слишком приятный. Поэтому Ника всякий раз тщательно ополаскивалась. И вот когда невольница поливала ей на голову, в баню после одинокого стука быстро проскользнула Лукста Мар.

— Что нужно? — отфыркиваясь, вскричала девушка.

— Госпожа Юлиса! — нимало не смутилась незваная гостья. — Господин Гу Менсин просит вас отужинать с ними.

— Это ещё зачем? — насторожилась путешественница, вытирая мокрое лицо. — Что случилось?

— Ничего, — успокоила её собеседница. — Сегодня мы возвращаем вам долг, госпожа Юлиса. Вот мужчины и решили устроить небольшой праздник, чтобы отблагодарить вас.

После таких слов вся злость Ники куда-то испарилась. Тем не менее, убирая со лба мокрые волосы, она проворчала:

— Хорошо, только зачем же так… врываться?

— Гу Менсин боялся, что вы сразу уйдёте в свою комнату, — пожала плечами женщина. Судя по всему, она искренне не понимала недовольства знатной попутчицы. — Вот меня и послали предупредить.

Путешественница с некоторым опозданием вспомнила, что посещение бани и даже уборной не является здесь чем-то интимным. Тем более, для лиц одного пола.

"Хорошо хоть, толстяк сам не явился", — усмехнулась она, подставляя плечо под воду из кувшина.

— А почему вы в ванне не моетесь, госпожа Юлиса? — внезапно спросила уже собиравшаяся уходить Лукста Мар.

— Потому, что мне так нравится! — не выдержав, рявкнула Ника.

— Простите, госпожа, — вздрогнув, опустила глаза собеседница, торопливо пятясь к двери. — Извините, это не моё дело…

— Стой! — воскликнула девушка, отстраняя рабыню. — Гляди, куда прёшь!

Но Лукста Мар уже налетела на край лавки. Испуганно пискнув, незваная гостья едва не упала, вовремя упёршись рукой в стену. Но стоявшая на скамье корзина грохнулась, рассыпав вещи по мокрому полу.

"Вот батман!" — мысленно охнула путешественница.

— Я сейчас соберу! — в страхе вскричала женщина, бросившись поднимать сложенное платье, из которого с глухим стуком вывалились два кинжала в ножнах.

— Нет! — зло рыкнула Юлиса, шагнув к корзине. — Не нужно!

Её взгляд машинально нашарил оказавшийся поверх полотенца пояс с деньгами.

— Или отсюда! — зашипела она, надвигаясь на попятившуюся Луксту Мар. — Сами соберём!

— Да, госпожа Юлиса, хорошо госпожа Юлиса, — опустив глаза, лепетала явно испуганная собеседница, укладывая платье на злосчастную лавку.

Пока она отступала к двери, Риата суетливо запихивала вещи в корзину.

"Плевать, что она кинжалы видела, — лихорадочно думала Ника, торопливо вытираясь. — Так даже лучше. Бояться больше будут. Но вот пояс… Не могла она его не заметить. Да ну и что? На нём же не написано, что он с деньгами? Просто тряпка и всё".

Придя к столь очевидному выводу и успокоившись, девушка принялась одеваться: "И всё-таки чуть не спалилась. Нет, в следующий раз оставлю его в комнате… Под матрасом… Ну кто знал, что эта дура так бесцеремонно заявится?"

Завязав верёвочку на трусиках, она с огорчением обратила внимание на мокрое пятно там, где платье касалось пола. Хорошо хоть, ткань тёмная, и вечером при скудном освещении оно не будет бросаться в глаза. Но всё равно неприятно. Тем более, пригласили на ужин.

Все артисты, кроме Матана Таморпа, уже ждали свою спутницу за двумя сдвинутыми столами. Их жёны и дети на столь торжественном мероприятии не присутствовали, терпеливо дожидаясь у разведённого на дворе костерка, когда освободится большой зал, и можно будет лечь спать в тепле.

Меню праздничного ужина Нику не впечатлило. Те же бобы, разве что с мясной подливкой, варёные овощи и лепёшки с оливками. На столах красовались два солидных сосуда, остро пахнущие брагой. Специально для знатной попутчицы припасли небольшой кувшинчик с разведённым вином. Это почему-то растрогало её больше всего.

Посетители, заявившиеся на постоялый двор выпить и закусить, с любопытством разглядывали необычную кампанию. Кроме путешественницы в полутёмном, шумном, наполненном смесью различных запахов зале присутствовали всего три женщины. Две очень легко одетые представительницы древнейшей профессии с густо намазанными белилами лицами и сурового вида дама, неторопливо обгладывавшая свиные рёбрышки в компании тщедушного лысого дядечки и двух застывших у стены рабов.

Гу Менсин произнёс прочувственную речь, отдав должное не только доброте благородной Ники Юлисы Террины, но и её неземной красоте, особо отметив, что она не только пришла на помощь скромным служителям Нолипа в час испытаний, но отдала им последние деньги.

Слушая хорошо поставленный голос старого актёра, девушка ощутила даже некоторое смущение, но тут же воспоминание о смерти Хезина острой болью кольнуло душу.

Дождавшись, когда стихнут возгласы одобрения, старший урбы извлёк из-за пазухи небольшой кошелёк из мягкой, расшитой узорами кожи.

— Это последняя часть нашего долга, госпожа Юлиса! — торжественно объявил толстяк. — Теперь мы с вами окончательно рассчитались. Если хотите, мы проводим вас до Этригии. А уж там…

Он развёл руками.

— Вам придётся искать попутчиков самой.

— Благодарю вас, господин Гу Менсин, — путешественница постаралась улыбаться, как можно доброжелательнее. — Я знала, что артисты всегда держат своё слово. За вас я и хочу поднять свой бокал.

Тост, разумеется, дружно поддержали, а Ника, промокнув губы, обратилась к соседу:

— Господин Гу Менсин, надеюсь, вы поможете мне найти в Этригии подходящий караван до Радла?

— Сделаю всё, что в моих силах, — заверил собеседник, и заметив, что она развязывает горловину мешочка с деньгами, обиженно заявил. — Не беспокойтесь, госпожа Юлиса, клянусь Семрегом, там всё, до последнего обола.

— Не сомневаюсь, господин Гу Менсин, — успокоила его девушка. — Я лишь хочу вернуть кошелёк.

— Не нужно, — покачал головой старший урбы. — Это вам подарок.

— Спасибо, — растроганно улыбнулась путешественница.

— За распиской я зайду завтра, госпожа Юлиса, — прожевав кусок лепёшки, сказал старый актёр. — Только вы напишите на всю сумму. Вы же сами сказали… там на дороге.

— Я помню, — кивнула собеседница.

— Госпожа Юлиса! — привлёк всеобщее внимание Превий Стрех. — Я написал стихи в вашу честь.

— Прочитайте, — улыбнулась Юлиса.

Выпятив тощую грудь, поэт обвёл рукой зал и с придыханием произнёс:

— Спасибо, господин Превий Стрех, — растроганно поблагодарила Ника.

Сидевшие за столом одобрительно загудели, а Гу Менсин тут же предложил наполнить чаши радостью Диноса.

Они посидели ещё с час, а потом поэт с милым другом проводили девушку до дверей комнаты, потому что веселье в зале уже било ключом.

Причина столь неожиданной щедрости артистов выяснилась на следующий день. Урбу пригласил дать представление на свадьбе один из городских богатеев и даже выдал аванс.

Пока они услаждали зрение и слух избранной публики, их попутчица бродила по городу, закупая кое-что из мелочей и исподволь наблюдая за жизнью его обитателей.

Несмотря на прохладную погоду, подавляющее большинство мужчин продолжало щеголять в сандалиях и с голыми коленками, закутывая туловища в разнообразные плащи. Что пряталось под длинными платьями женщин, оставалось только гадать. Путешественница, во всяком случае, мёрзнуть не собиралась и заимела ещё одни шерстяные носки, столь же несуразные, как первые.

Актёры покидали город в прекрасном настроении. Мужчины улыбались и шутили, женщины не выглядели вечно озабоченными, дети смеялись. Им щедро заплатили и уговаривали задержаться, но Гу Менсин торопился в Этригию на праздник Дрина.

Ника обратила внимание, что после возвращения долга отношение членов урбы к их спутнице немного изменилось. При взгляде на неё из глаз женщин исчезла опасливая настороженность, а к артистам вернулась привычная мужская крутизна. Видимо, сознание того, что пришлось просить помощь не просто у малознакомого человека, а у молодой девушки, задевало дерзких и самоуверенных артистов, привыкших полагаться только на себя и членов своей урбы.

Путешественница ещё не определилась, нравится ей это или нет? Но ничего угрожающего пока не ощущала.

Размышляя о всех этих переменах, она направилась к костру, где Приния уже раскладывала по мискам сдобренную свиным салом пшённую кашу. Вдруг из-за фургона на неё ураганом налетел Анний Мар Прест.

Взвизгнув от неожиданности и нелепо взмахнув руками, Ника наверняка упала бы, не успей актёр крепко и не слишком пристойно подхватить её за талию.

Прежде, чем девушка успела ударить или хотя бы обругать нахала, тот зайцем отскочил в сторону и торопливо затараторил:

— Простите, госпожа Юлиса! Я не хотел, госпожа Юлиса! Я тороплюсь…

Страдальчески скривившись, Анний Мар схватился за живот.

— Беги быстрее! — заржал Корин Палл. — А то обделаешься прямо здесь!

Мужчины поддержали приятеля дружным гоготом, женщины отворачивались, прыскали, прикрывая рот ладошкой.

Поймав умоляющий взгляд актёра, путешественница махнула рукой, с трудом сдерживая улыбку.

— Всякое случается, господин Мар. Особенно когда очень спешишь.

— Поверьте, госпожа Юлиса, я не нарочно, — с умопомрачительной серьёзностью заявил мужчина и припустил к ближайшим кустам.

— Чем ты его вчера накормила? — вытирая выступившие от смеха слёзы, спросил Вальтус Торин у насупленной Луксты Мар.

— Откуда я знаю, где вы шлялись всю ночь и что за гадость там пили?! — огрызнулась женщина, неожиданно зло зыркнув на Нику.

"Чего это она? — с недоумением подумала путешественница, давно приучившая себя замечать все необычное. — Неужели до сих пор ревнует?"

Вспомнив, как печально закончилась для Анния Мара попытка заигрывать с ней, девушка презрительно скривилась: "Нужен мне твой потрёпанный плейбой!"

Впрочем, мимолётное ощущение сильных мужских рук сквозь тонкую ткань, всё же заставило сердце биться чуть быстрее.

"Вот батман!" — путешественница едва не подавилась, закашлявшись так, что Риате пришлось пару раз хлопнуть её по спине.

— Горячо, — совершенно невпопад прохрипела Ника в ответ на недоуменно-сочувственные взгляды, с ужасом подумав: "Да там же пояс с золотом!"

Вытерев губы, окинула быстрым взглядом окружающих, и убедившись, что те вернулись к своим делам, украдкой тронула себя за талию. Ну так и есть! Ясно прощупывались маленькие твёрдые кружочки. У девушки моментально пропал аппетит.

"Неужели специально щупал? Тогда получается, что жена всё-таки углядела тогда пояс, сказала мужу, а тот решил проверить?"

Путешественница искоса глянула на Луксту Мар. Но женщина уже не смотрела в её сторону, о чём-то оживлённо болтая с Диптой Золт.

Ухмыляясь, Корин Палл ткнул ложкой куда-то за спину Ники. Та обернулась.

Из кустов медленной, шаркающей походкой вышел Анний Мар.

— Подходи, пока каша не остыла, — окликнула его Приния.

Раздражённо отмахнувшись от радушного приглашения, артист поплёлся к повозке, кутаясь в наброшенное на плечи одеяло.

"Да какие ему монеты! — успокаиваясь, хмыкнула девушка, вновь с аппетитом принимаясь за холодную, клейкую кашу. — Он ни о чём, кроме своего брюха, сейчас думать не в состоянии".

После того, как все поели, к костру подошёл Анний Мар. Не обращая внимания на солёные шуточки приятелей, бесцеремонно растолкал их, протягивая к огню озябшие руки. Сейчас его вид показался путешественнице не таким измождённым.

"Пронесло", — с иронией подумала она, поднимаясь.

Во второй половине дня облака окончательно разбрелись по краям небосвода. Нику разморило на передней скамеечке, и оставив рабыню управлять ослом, девушка забралась в фургон. Солнышко нагрело стены и крышу так, что внутри сделалось почти уютно.

За время долгого пути путешественница кое-как приноровилась к неспешной тряске, и спокойно дремала, завернувшись в тёплое, как печка, овчинное одеяло.

Внезапно повозка остановилась. Со стуком распахнулась тонкая дверка, и взволнованный голос невольницы вырвал её из сладкого полусна.

— Госпожа, проснитесь, госпожа!

— Да не сплю я, — проворчала хозяйка, усаживаясь. — Чего там?

— Люди какие-то артистов остановили!

Ника вздрогнула, словно от удара. На несколько секунд она бестолково застыла, не в силах сообразить, за что хвататься в первую очередь? То ли за лежащий в стороне кинжал, то ли за приготовленный дротик, то ли за накидку на голову?

Неужели посланцы Серении всё же догнали их? А значит, может завязаться нешуточный бой. Если, конечно, артисты её не выдадут?

"Всё равно не дамся!" — одними губами прошептала девушка, лихорадочно вооружаясь. Сердце бешено колотилось, разгоняя по телу перенасыщенную адреналином кровь. Под руку подвернулся пустой "сидор".

"Может, удрать, пока не поздно? — мелькнула первая здравая мысль, которую тут же пришлось с негодованием отвергнуть. Поздно. Куда теперь сбежишь?".

От осознания этого волна паники схлынула так же внезапно, как и накатила, а в животе образовался знакомый, холодный ком.

Почувствовав себя готовой к схватке, путешественница осторожно выглянула из повозки, держа наготове дротик.

Встав на скамеечку и вытянув шею, Риата пыталась рассмотреть что-то, закрытое стоявшим впереди фургоном урбы.

Пока её госпожа дремала, их маленький караван въехал в лес. Высокие разлапистые деревья распростёрли по небу голые, лишённые листьев ветви, чем-то похожие на тонкие, скрюченные пальцы сказочных монстров.

Не заметив никого ни справа, ни слева от дороги, Ника слегка приободрилась.

— Где они? — прошептала она, выбираясь наружу и не получив ответа, дёрнула рабыню за хитон. — Ну?

— Ой! — испуганно вздрогнув, пискнула невольница. — Простите, госпожа. Там, впереди.

Почему-то только сейчас девушка услышала спокойный, уверенный голос Гу Менсина.

— Мы артисты, служители лучезарного, солнечного Нолипа…

Внезапно Риата опять охнула. Глаза её расширились, а с побледневших губ сорвалось:

— И там тоже!

Проследив за её взглядом, путешественница резко обернулась.

Шагах в сорока по дороге в их сторону неторопливо следовали два непонятно откуда взявшихся, косматых субъекта в звериных шкурах поверх грязных хитонов. Один держал в руках лук с наложенной на тетиву стрелой, другой, как на посох, опирался на короткое толстое копьё с широким железным наконечником. То, что они своими густопсовыми бородищами мало походили на легионеров, посланцев Серении, не делало их менее опасными.

Впереди послышался громкий шорох отодвигаемого полотна и глухие удары о землю. Бросив короткий взгляд в ту сторону, Ника заметила на миг появившегося в поле зрения Корина Палла с топором в руке. Очевидно, актёры решили продемонстрировать неизвестным весь свой творческий коллектив.

Девушка опять оглянулась.

Лучник уже убирал стрелу в висевшую на боку кожаную сумку, а на волосатой роже его спутника читалось такое глубокое разочарование, что путешественница с трудом удержалась от злорадной усмешки.

Похоже, работники ножа и топора, завидев маленький караван, думали, что будут иметь дело с парой — тройкой торговцев, а наткнулись на многочисленную, спаянную и относительно хорошо вооружённую урбу.

— Мы тут вчера косулю добыли, — прокаркал по-радлански с заметным акцентом грубый голос. — Купи половину. Отдам за сорок риалов.

— Разве мы похожи на тех, кто ест нежное мясо косулей? — гулко рассмеялся Гу Менсин.

— Никогда не поздно начать, — предложил собеседник.

— Откуда у актёров такие деньги? — продолжал отвечать вопросом на вопрос толстяк.

— Эй, старший! — внезапно окликнул его проходивший мимо фургона Ники бородач с луком. — Тогда зайца возьмёшь? Свежий, ещё даже не выпотрошили.

Молча шагавший рядом с ним копьеносец смотрел на невольницу и госпожу с жутким, прямо-таки звериным вожделением.

Девушка с трудом заставила себя не отворачиваться, хотя и перевела взгляд с заросшей жёстким волосом рожи на покрывавшую плечи, грубо выделанную волчью шкуру. По спине от шеи до копчика пробежали холодные, противные мурашки. Она вдруг отчётливо поняла, что перед ней не просто жаждущий женского тела самец, а садист и насильник.

— Давно в лесу плутают, — чуть слышно дрогнувшим голосом прошептала за спиной рабыня. — Вон как… оголодали.

— Не дай… боги к такому… на обед попасть, — так же тихо отозвалась хозяйка.

Не утерпев, она тихонько спрыгнула на покрытую упавшими листьями дорогу и осторожно заглянула за угол передней повозки.

Сбившись плотной группой, вооружённые топорами, кинжалами и копьями, артисты настороженно следили за четвёркой одетых в лохмотья и звериные шкуры бородачей, среди которых путешественница увидела ещё одного лучника, уже повесившего оружие через плечо.

Гу Менсин, стоявший впереди товарищей, как ни в чём не бывало, осматривал здорового длинноногого зайца.

"Он точно идиот! — возмущённо охнула путешественница. — Нашёл, с кем торговаться! Да его сейчас зарежут… или в заложники возьмут! Вот батман!"

Но толстяк знал, что делает. Да и "охотники", видимо, сообразили, что попытка ограбить бродячих артистов приведёт к драке, никак не соответствующей возможной добыче. Поэтому, получив горсть медяков, подозрительные оборванцы, то и дело оглядываясь, скрылись среди деревьев.

Актёры один за другим, шумно переводя дух, рассматривали нежданную добавку к рациону. Из фургона, кряхтя, выбралась Приния и тоже принялась ощупывать заячью тушку.

Глядя на них, и Нике захотелось взглянуть на представителя местной фауны.

— Петлёй ловили, — со знанием дела заявил Корин Палл, указав на сорванную полоску кожи на шее зверька.

"Значит, действительно, давно в лесу живут, раз ловушек понаставили", — подумала девушка, пробегая настороженным взглядом по полого уходящему вниз склону, на котором ещё мелькали удалявшиеся фигурки.

— Кто это был, господин Превий Стрех? — спросила она у стоявшего рядом поэта.

— Беглые рабы, наверное, — неопределённо пожал плечами тот. — Места здесь глухие, вот и прячутся.

Перед тем, как артисты вновь забрались в повозку, путешественница узнала, что ночевать сегодня придётся в лесу, и до следующего постоялого двора они доберутся в лучшем случае завтра к полудню.

Новость не обрадовала. Нике приходилось коротать ночь в зимнем лесу Некуима, так что замёрзнуть здесь она не боялась, тем более с таким обилием тёплых вещей. Девушку беспокоило, как перенесёт ночёвку под открытым небом осёл, ибо она считала его животным исключительно южным.

Риата только начала осваивать сложную профессию водителя ишаков, поэтому не могла сказать госпоже ничего определённого, а бежать за консультацией к артистам на ходу — путешественница посчитала несолидным.

Так и терзалась до небольшого озера, где стояло маленькое святилище очередной нимфы, а берег чернел многочисленными следами от костров.

Выслушав опасение попутчицы, Гу Менсин поспешил её успокоить, заявив, что ни с мулами, ни с ослом ничего не случится.

— Только бы дождь не пошёл, — озабоченно добавил он, подняв глаза. — Храни нас, Питр.

Начинавшее темнеть небо с редкой стайкой облаков на востоке не внушало большого опасения.

Тем не менее к подготовке стоянки артисты подошли обстоятельно. Разложили не один, а два костра и в каждый положили по принесённой издалека сухой лесине. Животным бросили по охапке сена, а потом насыпали в торбы овса.

За ужином вновь вспомнили о странных "охотниках". После недолгой дискуссии все согласились, что судьба свела их с беглыми рабами.

— Бедновато они одеты для бандитов, — уверенно объявил Вальтус Торнин, с хрустом разгрызая хрящик. — Сразу видно, что больше по лесам хоронятся, чем на дороге промышляют.

— Это ещё хорошо, что нас много, — авторитетно заявил Гу Менсин. — Попадись какой-нибудь крестьянин или торговец…

— Лучше встретиться с разбойниками, чем с беглыми, — пробурчал Анний Мар Прест.

— Почему, господин Мар? — заинтересовалась Ника, вновь поймав колючий взгляд Луксты Мар.

"Вот дура ревнивая!" — мысленно фыркнула девушка, подчёркнуто не обращая на неё внимания.

— Разбойники только грабят, — пояснил свою мысль артист. — Ну или зарежут по-быстрому, если всё отдашь. Им особо лютовать ни к чему, они деньги добывают. А беглые на весь мир обижены. Вот и мстят каждому свободному, кого встретят.

Он посмотрел на собеседницу и криво усмехнулся.

— Лет пятьдесят назад, ещё до коронации Константа Тарквина, — вытер сальные губы Гу Менсин. — Восстали рабы на серебряных рудниках возле Этригии. Один Дрин знает, как им тогда удалось войти в город. Резня была страшная. Не щадили никого: ни стариков, ни детей. За то и поплатились. Так от крови опьянели, убивая всё новых и новых горожан, что дождались воинских отрядов из других городов. А могли бы спокойно уйти в горы к варварам. С тем серебром, что они взяли на рудниках, их бы там в любое племя приняли.

— Тупые животные, — презрительно фыркнул Превий Стрех. — Мудрый Генеод Феонский писал, что всякое возмущение невольника обращается в его же страдания!

"Дурак твой Генеод, — молча скривилась путешественница. — И ты тоже. Сам нищеброд, а туда же — рабов осуждает. Как быстро позабыл, что с ним в усадьбе Сфина Бетула вытворяли".

Поэт пустился в путанные рассуждения о том, что невольниками становятся только глупые, изначально ущербные люди, богами обречённые служить более умным хозяевам Лишь единицы из них могут поумнеть, благодаря добросовестному исполнению воли господ, и становятся отпущенниками.

Его выспренная речь резала уши девушке таким неприкрытым лицемерием, что не желая слушать, она тихо встала и направилась к своему фургону. Но не успела пройти и пяти шагов, как буквально кожей почувствовала на себе чей-то острый, неприязненный взгляд.

Заметив впереди маленькую травяную кочку, Ника, словно нечаянно споткнувшись, быстро посмотрела за спину, краем глаза уловив, как Лукста Мар резко опускает голову.

"Неужели это всё из-за того, что её муж мне упасть не дал? — искренне недоумевала девушка, забираясь в повозку. — Как бы эта дура какую-нибудь гадость не сотворила из-за своей ревности?"

Ворча про себя, путешественница, дрожа от холода, торопливо переоделась в кожаную одежду аратачей. Во-первых, так теплее спать будет, во-вторых, если что-то случится, в ней по лесу бегать удобнее, чем в платье.

На этот раз рабыня легла не на своём обычном месте — под повозкой хозяйки, а вместе с женщинами и детьми — между двух костров. Взять её с собой в фургон хозяйка не решилась, хорошо запомнив неприятное происшествие в ванной. Вдруг опять её на любовь потянет? А драться у Ники сегодня нет ни сил, ни желания.

Выставленному на ночь караульщику вменили в обязанность не только сторожить покой спутников, но и задвигать в огонь брёвна по мере их прогорания.

Несмотря на тёплую одежду и меха, девушка беспокойно проворочалась всю ночь. То ноги в мокасинах мёрзли, высунувшись из-под короткого плаща, то спина, то резал слух какой-то лесной шум.

Видимо, в эту ночь плохо спалось не только ей. Во всяком, случае утром все, даже животные выглядели усталыми и злыми.

Корин Палл сцепился с Балком Круном так, что остальным пришлось их растаскивать. Женщины визгливо ругались, предъявляя друг дружке какие-то маловразумительные претензии. Обычно довольно покладистый ослик едва не цапнул Риату за руку. Воспользовавшись этим, рабыня отвела душу, с удовольствием отдубасив его палкой.

"Вот и лето прошло", — грустно думала путешественница, растягивая рот в долгом зевке. Наставник говорил, что в Радле зимой даже снег иногда выпадает. А вот к этому ни их жилища, ни одежда совсем не приспособлены.

Она с ностальгией вспомнила свой голубой пуховичок, оставшийся в том мире, шапочку с помпоном, белый алюминиевый радиатор отопления под окном, возле которого так приятно сидеть, глядя на пустынный, засыпанный первым снегом двор.

Опять стало ужасно жалко себя, появились дурацкие мысли о несправедливости всего с ней происходящего, глаза предательски защипало. Захотелось плакать.

Качнув головой, словно вытряхивая из неё глупые переживания, Ника покосилась на сидевшую рядом рабыню. Та хмуро молчала, видимо, тоже вспоминала что-то из своего богатого впечатлениями прошлого.

Потянуло ветерком. Девушка набросила на плечи спутницы старый кожаный плащ и, зевая, забралась в фургон, где сумела уснуть, не обратив внимание на редкие капли дождя, гулко колотившие по просмолённой крыше.

Невольница разбудила её у Кинтара.

— Въездную пошлину надо платить, госпожа, — проговорила она, виновато шмыгая носом.

Ещё один имперский город в череде многих. Сколько их ещё будет, прежде чем она доберётся до родственников Лация Юлиса Агилиса?

Солнце скрылось за облаками, но стало заметно теплее. Впрочем раб, принимавший в обёрнутую тряпьём ладонь затёртый обол, очевидно, этого не замечал, продолжая дрожать.

Громко стуча деревянными колёсами по булыжной мостовой, фургон проехал сквозь толстую башню. Риата привычно направила осла за неторопливо удалявшейся повозкой артистов.

Заведение, где на этот раз остановился их маленький караван, имело гораздо больше шансов носить гордое звание "гостиница", чем убогий постоялый двор Нумеция Мара Тарита и его сожительницы.

Солидное двухэтажное здание с баней, конюшней и кладовками в одном крыле и обеденным залом в другом, поставленном перпендикулярно. Из зала наверх шла широкая, каменная лестница с красивыми резными перилами.

Вот только комната, которую смог предложить постоялице тощий, пройдошистого вида хозяин, оказалась такой же убогой, как у Серении, разве что стены не из циновок, а из плотно подогнанных досок. Услышав цену проживания и убедившись, что владелец заведения не настроен торговаться, путешественница потребовала поменять матрас, грозя в противном случае ославить его на всю Империю. Вряд ли мужчину испугали её неуклюжие угрозы, скорее всего просто скандалить не захотелось, поэтому и принесли новый, набитый свежей соломой матрас. Видимо, в отместку за это, хозяин со злорадством сообщил, что посещение ванной комнаты оплачивается отдельно. Знать, с наступлением холодов такой порядок вводится во всех гостиницах и на постоялых дворах. Ничего личного, просто дополнительные расходы на дрова.

— Можете сходить в городскую мыльню, госпожа Юлиса, — ехидно улыбаясь, предложил собеседник. — Там дешевле.

— Я подумаю, — ледяным тоном отозвалась Ника. — А пока прикажите кому-нибудь принести мои вещи.

— Непременно, — столь же ядовито отозвался мужчина.

Дождавшись, пока все корзины окажутся в комнате, она закрыла дверь на замок и спустилась в зал.

Время давно перевалило за полдень, и поток желающих плотно пообедать заметно иссяк. Усталые подавальщицы убирали со столов посуду.

Артисты уже закончили есть. После выплаты сильно урезанного долга, у урбы, кажется, появились деньги. За одним столом сидели мужчины, а за другим — женщины и дети, которые раньше только доедали, что останется после отцов и мужей. Кроме того, из долетавших слов девушка поняла, что они в полном составе собрались в ту самую городскую мыльню, о которой упоминал хозяин гостиницы.

"Значит, в здешнюю ванную никто из них не припрётся", — с иронией подумала путешественница, вспомнив внезапный визит Луксты Мар.

Её супруг вместе с другими артистами решил отправиться в город по каким-то важным делам. Гу Менсин вроде бы хочет поговорить с магистратами, а куда и зачем идут остальные мужчины — остаётся только гадать.

Не удивительно, что их жёны так ревнуют своих кобелирующих супругов.

"Кажется, они не слишком торопятся в Этригию на эти самые дриниары, — раздражённо усмехнулась Ника, предчувствуя новую задержку. — Как же не хочется ещё и здесь торчать! Может, ограничатся одним представлением?"

Когда она расправилась со своим более чем скромным обедом, урба уже разошлась, оставив сторожить фургон Превия Стреха и Корина Палла.

Рассчитавшись, девушка приказала подавальщице передать хозяину о её желании посетить ванную. После чего поднялась в свою комнату, на ходу решая важный вопрос, что делать с поясом? Вдруг вместо Луксты Мар заявится кто-нибудь другой? Например, любая из здешних рабынь? И опрокинет эту треклятую корзину?

Пока путешественница размышляла, пришёл мальчишка, лет десяти, в рабском ошейнике и простуженным голосом сообщил, что ванная для госпожи Юлисы готова. Та отправила рабыню проверить, так ли там тепло, как уверял хозяин гостиницы. А сама, оставшись одна, положила пояс с монетами под матрас.

Вернувшись, невольница бодро сообщила, что в бане тепло и даже жарко.

Почему-то во всех постоялых дворах, где им приходилось останавливаться, в ванную комнату можно было попасть только с улицы. Нику всегда удивляло такое странное расположение. Неужели нельзя сделать проход из зала или ещё откуда, чтобы не шататься на ветру?

Запахнув меховой плащ, она заметила Превия Стреха, нахохлившимся воробьём сидевшего, свесив ноги в проёме боковой двери в фургон артистов. Встретившись взглядом с девушкой, он как-то странно дёрнулся, словно собирался спрятаться за висевший за спиной матерчатый полог, но тут же криво улыбнулся, зачем-то помахав ей рукой.

Удостоив явно чем-то озабоченного поэта благосклонным кивком, девушка раскрыла низкую массивную дверь, тут же почувствовав на лице влажное тепло.

"Конечно, не сауна, — блаженно щурясь, думала попаданка, отмокая в горячей воде. — Но тоже ничего".

От души надеясь, что на этот раз ей никто не помешает, путешественница позволила себе немного понежиться в ванне, потом со вкусом вымылась и даже немного посидела на лавке, завернувшись в полотенце, дожидаясь, пока ополаскивается Риата.

Судя по недовольной физиономии, она в восторг от этой помывки не пришла.

— Слишком жарко, госпожа, — виновато проговорила женщина в ответ на вопрос хозяйки. — Как в горячем зале радланской бани.

Из рассказов Наставника Ника примерно знала, как устроены знаменитые на весь цивилизованный мир радланские бани, не имевшие ничего общего с дешёвыми мыльнями или гостиничными ванными. Как правило, это богато отделанные здания с бассейном, несколькими залами и даже площадкой для занятия гимнастикой.

— Тебе приходилось там бывать? — спросила девушка, вытираясь. — Я слышала, рабов туда не пускают.

— Я ходила туда с госпожой Цирцией и её матерью, — пояснила Риата.

"Тогда всё понятно, — кивнула путешественница. — Девочке нравилось мыться с любимой игрушкой".

Оглаживая прилипавшую к мокрому телу ткань, она проворчала про себя: "Хоть бы предбанник какой устроили, а то не успеешь вымыться, как опять начинаешь потеть".

— Наверное, хозяин гостиницы нарочно так жарко натопил? — отдуваясь, предположила невольница, торопливо завязывая на спине хозяйки ленты, удерживавшие ножны с кинжалом. — У него на лице написано, какой он вредный.

— Может быть, — согласилась Ника, решив причесаться уже в комнате, а пока просто прикрыть голову покрывалом.

Распахнув дверь, она машинально отыскала глазами повозку артистов. Но ни Превия Стреха, ни его любовника рядом не наблюдалось. "Или в зале греются, — предположила девушка, торопливо шагая по плотно уложенным камням. — Либо решили уединиться, пока никто не мешает".

Заметив, как колыхнулась полотняная стенка возле завешанного входа в фургон, путешественница понимающе усмехнулась, похвалив себя за проницательность. Тем более, что в обеденном зале, уже начинавшем заполняться народом, сладкой парочки тоже не оказалось.

Неторопливо спускавшееся к западу солнце прожектором било в небольшое, зарешеченное окно, ярко освещая комнатушку.

Сбросив накидку с головы, Ника огляделась и вдруг замерла, ещё не понимая, что её так насторожило. Подушка? Или брошенное поверх выстроившихся вдоль стены корзин овчинное одеяло? Почему-то казалось, что все они лежат как-то по-другому.

Во рту моментально пересохло, сердце скакнуло куда-то вверх, а душа, наоборот, ухнула в пятки. Пулей рванувшись к кровати, девушка, пыхтя, отогнула матрас и едва не застонала от облегчения. На тёмно-серых, грубо отёсанных досках преспокойно лежал её пояс.

Чтобы окончательно убедиться, Ника тщательно ощупала плотную, засаленную ткань, с радостью чувствуя под пальцами маленькие тяжёлые кружочки.

— Что с вами, госпожа? — с тревогой спросила застывшая у закрытой двери рабыня.

Не отвечая, девушка кинжалом вспорола шов, и только когда увидела тускло блеснувшее золото империала, окончательно перевела дух.

— Да понимаешь, Риата, — растерянно пробормотала она, машинально возвращая на место матрас. — Показалось, что кто-то трогал наши вещи.

Женщина внимательно осмотрелась и покачала головой.

— Разве что-то пропало, госпожа? Даже ваше золото здесь. А какой вор оставит такие деньги?

Хозяйка не могла не признать справедливость слов невольницы и все-таки лично перебрала все корзины. Оружие, одежда, шкатулки с письмами. Всё на месте.

Тем не менее, всё то время, пока рабыня старательно расчёсывала ей волосы, в голове госпожи крутилась одна и та же мысль.

"Кажется, что-то пошло не так?"