Отзывчивое сердце

Глава 7

Остальную часть вечера Клеона никак не могла сосредоточиться на том, что ей говорили партнеры. Ее осыпали льстивыми комплиментами, но она уже не испытывала того удовольствия, с каким выслушивала их вначале.

Клеона, конечно, понимала, что расточаемые ей похвалы вызваны прежде всего ее предполагаемым богатством и положением в обществе, но ее женскому сердцу все равно было приятно их слышать. Она даже ущипнула себя несколько раз, чтобы удостовериться, не снится ли ей все это; неужели и впрямь та самая, когда-то растрепанная, бедно одетая Клеона Говард грациозно движется среди блистательной светской толпы и танцует с изяществом, какого в себе и не подозревала?

Она с благодарностью думала о родителях. Пусть в чем-то они были невнимательны, зато постарались дать дочери хорошее образование. Отец сам занимался с ней, а матери как-то удалось наскрести достаточно денег, чтобы ушедший на покой учитель танцев давал ей уроки.

Однако вскоре Клеона выяснила, что прослыть образованной считается в свете таким же недостатком, как и оказаться некрасивой.

– Вы ведь не книжный червь, верно? – с ужасом спросил у нее один молодой человек после того, как он неверно произнес древнегреческое имя, данное скаковой лошади, а она поправила его.

– Что вы, конечно нет! – поспешно ответила Клеона.

– Терпеть не могу этих образованных, – объяснил ей денди презрительным тоном. – А от женщин с мозгами бегу как от чумы.

– В отношении меня можете быть спокойны, – с серьезным видом заверила его Клеона, – Просто мне было интересно, почему этого коня назвали Пегасом.

– Тогда все в порядке, – успокоился ее кавалер. – Но мужчине не нравится, когда его поправляет представительница прекрасного пола. Вы должны помнить об этом.

– Да, конечно, – улыбнулась Клеона, но позднее спросила у герцогини: – Скажите, почему модно быть глупыми?

– Да потому что у большинства так называемых модников пусто в голове, – с пренебрежением ответила герцогиня. – В мое время считалось, что в человеке, закончившем Итон и Оксфорд, должна быть хоть капля разума, но нынче все молодые люди думают лишь о скачках да картах. Это такие тупицы, что многим не под силу счесть собственные долги.

Клеоне уже несколько раз приходилось слышать откровенное мнение герцогини о сегодняшней молодежи, и она не стала расспрашивать ее дальше, но невольно представила себе, в какой ужас пришел бы кое-кто из ее бальных партнеров, доведись им услышать, как она спорит с отцом по поводу истории античного мира или рассуждает о влиянии мифологии на современный христианский мир! Правда, приходилось признать, что вести серьезные разговоры на балу во время танца или возвращаясь в сопровождении кавалера на место, было невозможно. Гораздо проще легкомысленно кокетничать. Однако сегодня после ухода герцога она думала вовсе не об этом.

Что он имел в виду, когда сказал, что полагается на нее? Каким образом здесь замешан граф? Что означало странное выражение его лица, когда она хвалила герцога, – просто ревность или нечто иное?

– Что-то вы приумолкли, – поддел ее Фредди Фаррингдон, когда они покинули круг танцующих и медленно шли в сторону обеденного зала.

– Простите, извинилась Клеона. – Наверно, вам со мной ужасно скучно?

– С вами никогда не бывает скучно, – галантно ответил он, – но вы, похоже, о чем-то задумались? Могу я помочь?

– Да нет, пожалуй, – сказала Клеона.

Они оказались возле распахнутых стеклянных дверей. Клеона прошла на маленький балкон, выходящий в сад.

– Скажите, мистер Фаррингдон, – заговорила она, – герцог и все вы действительно большие друзья с графом?

– Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что этот человек далеко не из высшего… – начал Фредди Фаррингдон, но тут же замолчал, точно осадил лошадь на полном скаку. – … О, для француза д'Эскур вполне приличный малый. Сильвестру он нравится. Жаль, что бедняга потерял свои поместья и все прочее. В революциях мало приятного!

– Да, конечно, – согласилась Клеона. – Что вы знаете о графе? Когда он появился в Англии?

Она заметила, что от ее расспросов Фредди Фаррингдону явно не по себе.

– Я не очень-то этим интересуюсь, – уклончиво ответил он. – У него масса друзей, он всюду вхож.

– Да, это мне известно, – кивнула Клеона. Она поняла, что Фаррингдон вовсе не собирается отвечать на ее вопросы.

Он, несомненно, испытывал к графу неприязнь. Клеона подозревала, что герцог относится к графу точно так же. Почему же тогда они всегда и повсюду вместе? Она хотела задать другой вопрос, но к ним подошел лакей в напудренном парике и великолепной униформе графа Малчестера, отделанной золотым галуном. В руках он держал золотой поднос с письмом.

– Мисс Мандевилл? – спросил он.

– Да, это я, – ответила Клеона.

– Один джентльмен оставил для вас это послание, – объяснил лакей. – Он просил отдать его незамедлительно, но я не мог вас найти.

– Благодарю вас, – ответила Клеона и взяла записку. Лакей поклонился и исчез.

– Что-нибудь случилось? – спросил Фредди Фаррингдон.

Прежде чем ответить ему, она еще раз перечитала коротенькое послание.

«Простите меня, но ваша красота меня опьяняет. Когда я рядом с вами, мне трудно себя сдерживать. Я люблю вас. Le t 'adore».

Подписи не требовалось. Сам стиль записки вызвал в ней еще большее недоверие к графу. Действительно ли он так любит ее или это сплошное притворство? Не скрывается ли за его заверениями в любви какая-то корыстная цель?

Она убрала записку в сумочку.

– Да нет, ничего особенного, – сказала она Фредди Фаррингдону, заметив в его глазах любопытство. – Не вернуться ли нам в зал?

– Нет, погодите, – остановил ее Фредди. – Мисс Клеона, я хочу кое-что вам сказать.

– Да? – спросила Клеона.

– Если вам будут грозить какие-то неприятности или что-нибудь начнет беспокоить вас, – сказал Фредди, тщательно выбирая слова, – скажите об этом мне, а еще лучше – Сильвестру.

– Герцогу? – с удивлением переспросила Клеона.

Фредди отвернулся от нее и поглядел в сад.

– Да, я знаю, со времени вашего приезда он ведет себя несколько странно, – согласился он. – Но это пройдет. Лично я обратился бы за помощью скорее к Сильвестру, чем к кому-нибудь другому.

– Вероятно, вам случалось видеть его светлость при более благоприятных обстоятельствах, – заметила Клеона.

– Вы имеете в виду ночь вашего приезда? – нерешительно спросил Фредди. – Видите ли, все мы были немножко навеселе.

– Мне вспоминаются и другие случаи, – отозвалась Клеона.

– Да, я знаю, – признался он. – Но если бы вы могли хоть на минутку забыть об этом… ну да неважно – если с вами что-нибудь случится, обращайтесь ко мне. Я разберусь.

Клеона улыбнулась.

– Благодарю вас, мистер Фаррингдон. Вы очень добры. Приятно знать, что в этом равнодушном мире у меня есть Друг.

– Не сомневайтесь в этом! – заверил ее Фредди и протянул руку. – Друзья, мисс Клеона?

– Друзья, – ответила она. – И большое вам спасибо.

– Не могу понять, зачем мне нужна ваша благодарность, – заметил он. – Черт возьми, не часто мне приходят на ум мысли о дружбе, когда я нахожусь рядом с такой очаровательной особой, как вы.

Клеона вытянула руку из его ладони и прижала ее к щеке.

– О, мистер Фаррингдон, прошу вас, перестаньте! – воскликнула она. – За последние несколько дней я выслушала множество комплиментов и чувствую себя так, словно объелась тортом с патокой. К тому же я не верю и половине услышанного.

– Вот это мне в вас и нравится, – признался Фредди с восхищением. – У вас голова крепко держится на плечах. Я так и сказал Сильвестру.

– И что ответил его светлость? – с любопытством спросила Клеона.

Фредди смутился.

– Не помню, – пробормотал он.

Клеона засмеялась.

– Ладно, мистер Фаррингдон, я не собираюсь допытываться. У вас свои секреты, у меня свои. Давайте вернемся к ее светлости.

Герцогиня уже позевывала от скуки и обрадовалась, когда Клеона предложила поехать домой.

– Можете проводить нас, мистер Фаррингдон, – произнесла она повелительным тоном. – Насколько я понимаю, моего внука нигде не видно?

– Боюсь, что так, миледи, – ответил Фредди.

– Верно, опять за карточным столом, – тяжело вздохнула герцогиня. – И когда это кончится?

Герцогиня внезапно превратилась в дряхлую старуху, до того убитую горем, что девушке захотелось ее обнять. Но вот герцогиня выпрямилась, встала с кресла и высоко вскинула голову.

– Превосходный вечер, – произнесла она. – Лучшего приема в Мелчестер-Хаусе не видывала никогда.

Они сошли по ступеням к ожидающей их карете. Герцогине помогли усесться. На какой-то миг Фредди задержал руку Клеоны в своей и, как ей показалось, искательно взглянул на нее.

– Не беспокойтесь, – проговорил он вполголоса.

– Я и не беспокоюсь, – ответила Клеона, раздосадованная тем, что либо он слишком догадлив, либо она не сумела скрыть своих чувств.

Фредди отступил назад и поклонился; в тот же миг карета тронулась.

– Ну как, тебе было весело, дитя мое? – поинтересовалась герцогиня.

– Чрезвычайно весело, – подтвердила Клеона. – Хотя, может быть, не так, как вчера.

– Да ты становишься blase,[46] – упрекнула ее герцогиня. – Жизнь ничуть не меняется, но человек может привыкнуть к чему угодно. Слишком много балов, как и слишком много pate de foie gras,[47] приводит к пресыщению!

Клеона засмеялась.

– До этого я пока еще не дошла, мадам. Просто… даже не знаю, мне не объяснить.

– Что тебе говорил Сильвестр? – спросила герцогиня.

– Его светлость был очень… внимателен, – ответила Клеона. – Я… я не могу в точности повторить его слова. С его стороны было очень любезно заехать на бал.

У герцогини вырвалось невнятное восклицание – полувсклик, полувздох. Когда же карета заворачивала на Беркли-сквер, она сказала:

– Перед смертью мне бы хотелось увидеть на тебе бриллианты Линков. Тебе очень пойдет диадема.

Слова эти вызвали у Клеоны яростный протест, тем более что она их совершенно не ожидала:

– Ни за что! Поймите, мадам, этого никогда не будет! Я не выйду замуж ни за кого из тех, с кем встретилась здесь, в Лондоне. Пожалуйста, выбросьте эту мысль из головы. Если вы приглашали меня, думая только о моем замужестве, тогда мне незачем было сюда приезжать.

– И что ты, собственно, имеешь против замужества? – холодно спросила герцогиня.

– Я не против замужества вообще, – пояснила Клеона, – а против некоторых кандидатов в мужья.

– Как я понимаю, мой внук относится к их числу. – Голос герцогини стал ледяным.

– Простите, мадам, но это правда. Я никогда не выйду замуж за герцога.

Расстроенная Клеона понимала, ничто не могло настроить герцогиню против нее сильнее этих слов.

Когда карета остановилась у Линк-Хауса, герцогиня молча быстро спустилась на землю, вошла в дом и, не пожелав ей доброй ночи, начала подниматься по лестнице.

Клеона стояла в холле и смотрела ей вслед.

«Я тупица, – говорила она себе. – Ну почему я не могла притвориться и доставить ей удовольствие?»

В порыве глубокого сочувствия к старой женщине, измученной заботами и беспокойством, она подхватила юбки и уже наверху догнала герцогиню.

– Простите меня, мадам, – проговорила она с раскаянием. – Я неверно выразилась. Просто… просто герцог невзлюбил меня. Он… он не скрывает этого с того момента, как я приехала.

– И у тебя нет иных причин относиться к нему с неприязнью? – спросила герцогиня. Клеоне хотелось сказать правду, но у нее не хватило духа погасить огонек надежды, внезапно засветившийся в проницательных старческих глазах.

– Да нет, мадам, – запинаясь, проговорила она. – Я… я считаю, что герцог очень красив.

Герцогиня улыбнулась и коснулась ее щеки веером.

– Ты славная девочка, Клеона, – сказала она. – Не тревожься за свое будущее, предоставь все мне. Все эти годы тебе недоставало матери. Я постараюсь заменить ее. Покойной ночи, дитя мое. Можешь поцеловать меня.

Теплыми губами Клеона прикоснулась к холодной морщинистой старческой щеке, и герцогиня, слегка улыбаясь, направилась в свою спальню. Поджидавшая хозяйку горничная мягко затворила за ней дверь.

Клеона прикрыла глаза рукой. Боже, какая путаница! И вместо того, чтобы упростить, она еще больше все осложнила. Но тут она припомнила, что, в конце концов, все это не имеет никакого значения. Герцогиня узнает правду, ее с позором отправят обратно в Йоркшир и в невесты герцогу найдут другую богатую наследницу, куда более сговорчивую.

Клеона уже ничего не узнает об этом. Она снова будет жить дома, кормить цыплят и выслушивать тихие, но от этого не менее суровые упреки отца и матери, а в Лондоне через несколько дней забудут о ее существовании. Мысль эта, как ни странно, подействовала на нее угнетающе. Клеона двинулась в сторону своей спальни и выронила сумочку. Подняв ее, девушка вспомнила о лежащей внутри записке.

Глупо опасаться графа или кого-то еще. Что они могут ей сделать? Да разве может она что-то значить в их жизни? Через несколько дней она, несомненно, получит от Леони весточку о том, что та благополучно добралась до Ирландии и вышла замуж, после чего сразу уедет.

– Я должна до конца использовать оставшееся время, – решила про себя Клеона. – Нельзя терять ни минуты, ведь воспоминаний об этих приключениях мне должно хватить до конца моих дней.

Она вдруг рассердилась на себя за то, что уехала с бала. Нужно было пользоваться каждой секундой и оставаться до самого рассвета, когда факельщики[48] погасят свои факелы. Что ждет ее завтра? А послезавтра? Она постаралась вспомнить, что испытывала, когда ее представляли королеве, перебирала в уме все, что видела и делала с того момента, как карета домчала ее сюда из Йоркшира, пока не поняла, что больше не чувствует усталости. Ей хотелось танцевать, кокетничать, вновь видеть в глазах партнера восхищение – ею ли, деньгами ли Леони или платьями, выбранными для нее герцогиней и еще не оплаченными, – какая разница? Важно лишь одно – время бежит, и скоро вся эта сумасшедшая эскапада закончится.

Тогда уже до конца жизни больше нечего будет ждать.

Она вошла в спальню и отослала уставшую служанку, которая ожидала ее, чтобы помочь раздеться. Широко распахнув окно, выходившее на Беркли-сквер, она стояла и смотрела на шелестевшие внизу деревья. Сколько она так простояла, Клеона не ведала. Она лишь знала, что легкий ночной ветерок принес ей успокоение; исчезли страхи и досада на самое себя.

Со стороны Беркли-стрит на площадь заворачивал фаэтон. Она наблюдала за его продвижением, отмечая, как высоко вскидывают ноги лошади, как при свете горящих у дома факелов сверкает их упряжь. Затем она сообразила, что экипаж останавливается у Линк-Хауса, и высунулась из окна. Дверца распахнулась, и на землю спрыгнул человек.

Клеона тотчас его узнала. Это был граф; нельзя было не узнать довольно экстравагантный покрои его атласного фрака. Он повернулся, чтобы помочь кому-то выйти из фаэтона. Но еще прежде, чем этот человек появился, Клеона уже знала, кто он.

Сначала из фаэтона показались ноги, а затем вывалилось почти безжизненное тело. Внезапно ее охватил гнев. Глупец! Безмозглый пьяница! Растрачивать свою жизнь на то, чтобы напиваться до бесчувствия!

Затем она заметила, что кто-то еще поддерживает герцога за плечи. Это была женщина. Клеона разглядела обнаженные руки, а когда та высунулась сильнее, – и темные волосы, удерживаемые в прическе гребнями со сверкающими в них бриллиантами.

Появившийся мажордом, помогая графу, поддерживал герцога с другой стороны, когда тот, пошатываясь, побрел к дому. Женщина вышла из экипажа на мостовую и стояла, наблюдая. Колье на ее шее переливалось при свете факелов. Платье, подчеркивающее каждый изгиб ее тела, имело глубокий вырез; Клеона, глядевшая сверху, видела темную ложбинку между грудей. В этот момент женщина, словно почувствовав, что за ней наблюдают, подняла голову и поглядела наверх. Клеона не шевельнулась. Она не знала, видят ее или она теряется в тени, поскольку окно не освещено, однако же сама отчетливо видела лицо женщины и сообразила, что это и есть Дория ди Форно, о которой говорила герцогиня.

Клеона отметила красивую лепку широких скул, резко очерченный подбородок, полные красивые губы, блестящие черные глаза и высокий лоб. «Она красавица», – призналась себе Клеона. Но когда женщина скользящим движением повернулась и скрылась в экипаже, Клеона поняла, что итальянка – исчадие зла и порока. Она не могла объяснить, почему так решила, но чувствовала это, как говорят в народе, нутром. Инстинкт, которым обладает, но не всегда пользуется каждая женщина, говорил ей, что Дория ди Форно и граф не принесут герцогу ничего хорошего.

Итальянка вновь сидела в экипаже, на мостовой не было ни души. Не задумываясь над тем, что делает, Клеона выбежала из комнаты на лестничную площадку. Сквозь балюстраду ей было видно, как граф и мажордом, поддерживая, ввели герцога в холл. Глаза его были закрыты, рот открылся, рубашка, безупречно чистая во время их разговора на балу, спереди была залита вином, а руки безвольно свисали, раскачиваясь в такт волочащимся по полу ногам.

– Все в порядке, сэр, – услышала она голос мажордома, обращавшегося к графу. – Оставьте его светлость на мое попечение. Я уложу его.

– Вы уверены, что справитесь? – осведомился граф.

– Да, сэр. – Это был вежливый и бесстрастный голос хорошо знающего свое дело слуги.

– Что ж, тогда желаю вам доброй ночи, – сказал граф и добавил: – Доброй ночи, Сильвестр. Спи крепко! Приятных тебе сновидений.

В голосе графа прозвучало нечто насмешливое и отвратительное, да так явственно, что мажордом взглянул на него с удивлением. В следующий момент француз уже быстро выходил из открытых дверей, двигаясь с грацией хищного зверя. Входные двери захлопнулись; мажордом с одним из лакеев повели было герцога наверх, но он отстранил их.

– Оставьте меня, черт побери! – сердито сказал он. Теперь, когда глаза его были открыты, он не выглядел слишком пьяным.

– Ваша светлость, позвольте мне проводить вас в спальню, – заговорил мажордом.

– Не позволю, – заявил герцог. – Я иду в библиотеку работать. Принесите мне что-нибудь поесть и кофе. Слышите? Кофе!

– Очень хорошо, ваша светлость.

Мажордом сделал знак рукой, и один из лакеев проскользнул в дверь, которая, как знала Клеона, ведет в подвальный этаж.

Герцог одернул фрак, выпрямился, сделал над собой усилие и медленно, слегка пошатываясь, направился в библиотеку. Клеоне было слышно, как он шагает по мраморному полу. Затем раздался звук мягко закрываемой двери. Клеона вернулась к себе в спальню.

Герцог явно был пьян, размышляла она, но не так, как тогда, когда граф вытаскивал его из фаэтона. Каким же образом он так чудодейственно протрезвел, лишь только оказался дома? Она вспомнила, что то же самое произошло и той ночью, когда она пряталась в библиотеке. Интересно, что за работу герцог находит в такую пору?

Все это было слишком таинственно и непонятно. Теперь, словно она только и ждала возвращения герцога, Клеоне захотелось спать. Она разделась и проскользнула между прохладными простынями, пахнущими лавандой. Она не стала снова задвигать шторы. Звезды в небе уже побледнели. Скоро начнет светать.

Ей припомнилось выражение лица герцога и интонации его голоса в тот момент, когда он спросил, может ли на нее положиться. Как удается ему в одно мгновение быть одним, а в следующее – беспутным и отвратительным? В маленькой гостиной Мелчестер-Хауса он ей почти понравился, но теперь, увидев, как этого человека с закрытыми глазами и раскрытым ртом вытаскивают из экипажа, Клеона вновь его возненавидела. А женщина, которая была с ним, – это она допустила, чтобы он дошел до такого состояния. Если герцог ее любит, почему она не имеет на него никакого влияния? А может, это не так и он вовсе не отдал ей свое сердце?

Совершенно неожиданно Клеона обнаружила, что с настойчивостью, удивившей даже ее саму, молится о том, чтобы герцогиня оказалась не права. Она чувствовала, что Дория ди Форно – дурная, порочная женщина, но ничего не могла ни сказать, ни сделать, чтобы предостеречь герцога в выборе друзей.

Сквозь окно спальни уже лился солнечный свет, превращая ковер в чистое золото, когда Клеона наконец заснула. Казалось, она едва прикрыла глаза и тут же, проснувшись, обнаружила возле постели горничную с чашкой шоколада.

– Сколько времени? – поинтересовалась Клеона.

– Больше одиннадцати, мисс. Ее светлость велели сказать, что через час вас ждут на ленче у графини Дерби.

– Нужно немедленно вставать! – воскликнула Клеона.

– Ваша ванна готова, мисс.

Клеона с улыбкой поблагодарила служанку, подумав про себя, до чего же все здесь, и разложенная наготове одежда, и ванна с водой определенной температуры, пахнущая фиалкой, и чашка прекрасно приготовленного шоколада, не похоже на неуклюжие старания Розы в родительском доме.

Клеона оделась и стояла в ожидании, когда герцогиня вышла из спальни. Лицо у нее постарело и сморщилось больше обычного. Девушка поняла, что она пролежала без сна, видимо, тревожась о внуке и размышляя об опасности, угрожающей его огромным владениям.

– Ты готова, дитя мое? – спросила герцогиня. – Эта шляпка тебе очень идет. Голубые перья в точности под цвет твоих глаз.

Клеона сделала реверанс.

– Благодарю вас, мадам. Вы хорошо спали?

– Плохо, – ответила герцогиня. – Идем посмотрим, не в библиотеке ли герцог. С раннего утра он отправился на верховую прогулку, но, должно быть, уже вернулся.

«Ей все известно, – подумала Клеона. – Наверняка она прекрасно знает, что случилось прошлой ночью и кто привез герцога домой».

Шелестя юбками, герцогиня первой спустилась по лестнице и подошла к библиотеке. Лакей отворил двери. Там, словно бы поджидая ее, спиной к камину стоял герцог с бокалом в руках. Он все еще был в костюме для верховой езды. Увидев входящих, герцог отставил бокал в сторону.

– Доброе утро, бабушка. Доброе утро, Клеона.

– Ты, как видно, не собираешься сопровождать нас на ленч к леди Дерби, – проговорила герцогиня, тоном своим давая понять, что это лишь первый выстрел в грядущей словесной перепалке.

– Мадам, вы совершенно правы, – подтвердил он. – Достаточно сказать, что леди Дерби надоела мне даже больше, чем ее муж.

– Сильвестр, так ли уж необходимо ссориться со всеми приличными людьми и искать развлечений только среди отребья? – посетовала герцогиня.

– Я не считаю своих друзей отребьем, – ответствовал герцог. – А если это даже и так, то, по крайней мере, они меня забавляют.

– Эти забавы тебе дорого обходятся, – заметила герцогиня. – Сегодня утром я получила от твоего поверенного записку; он опять просит выслушать его. Ты отлично знаешь, о чем он желает поговорить.

– Старина Добсон стонет и охает по любому поводу, – ответил герцог. – У него один припев: «Дайте денег». Отчего на наших фермеров, арендаторов и этих проклятых овец уходит столько денег, выше моего разумения. Бабушка, послушайте моего совета и прогоните его.

– Я не сделаю ничего подобного, – резко сказала герцогиня. – Сильвестр, ты прекрасно понимаешь, что такие действия ни к чему не приведут. Мистер Добсон имеет полное право доводить до моего сведения все, что происходит. Так дальше продолжаться не может.

– И не будет, – устало отозвался герцог. – Обождите немного. Об одном лишь прошу вас, как просил уже тысячу раз прежде: дайте мне время разобраться со своими делами.

– Разобраться? – перебила герцогиня. – Да как тебе в них разобраться? Ты только и делаешь, что тратишь, тратишь, тратишь! Деньги просто проскальзывают у тебя между пальцами, так что я начинаю думать, уж не повредился ли ты в уме. Неужели ты не понимаешь, что ты делаешь, – да не с собой, это дело второстепенное, – а со своими родственниками, с людьми, которые тебе доверились, которые на тебя работают и уже не одно поколение зависят от герцогов Линкских?

Герцог прикрыл глаза рукой.

– Бабушка, оставьте ваш драматический тон. Вы уже не раз повторяли все это.

– И снова повторю! – заявила герцогиня. Она громко стукнула об пол палкой из слоновой кости, на которую опиралась при ходьбе. – Это просто невыносимо!

– Совершенно с вами согласен, – заметил герцог. – Давайте закончим на этом. Не желаю больше ничего слышать.

– Ах ты, наглый щенок! – Герцогиня замахнулась палкой, явно собираясь ударить герцога, но в этот момент распахнулась дверь и зычный голос мажордома произнес:

– Граф Пьер д'Эскур.

Внезапно в комнате наступила тишина, как часто бывает, когда вновь пришедший прерывает бурную сцену. Вошел граф, как всегда изысканно одетый. Он улыбался, но от его глаз, как поняла Клеона, не укрылось напряженное выражение их лиц.

– Ваша светлость. – Он склонился над рукой герцогини. – Мисс Клеона. Enchante.[49] – После этого он повернулся к герцогу: – Сильвестр! – В голосе графа зазвучали глубокие и, как показалось Клеоне, нарочито трагические интонации. – Она уехала!

– Уехала? – Герцог поднял брови.

– Да, уехала во Францию. Она оставила тебе записку.

Граф протянул руку с посланием, но герцог даже не попытался взять его.

– Во Францию, – тупо повторил он. – Это катастрофа.

– Воистину так, – согласился граф. – Но, мой дорогой Сильвестр, я знаю, что делать.

– Знаешь? – В голосе герцога зазвучала надежда.

– Да, все очень просто. Мы отправимся вслед за ней. Почему бы не поехать в Париж? Я говорил тебе, что за меня хлопотали родственники, так что совершенно уверен в благосклонном приеме. Собственно говоря, мне обещано место при Первом консуле. Сильвестр, почему бы тебе не поехать со мной? Как раз сейчас тебе было бы полезно уехать из Лондона. Во Франции ты сможешь забыть о своих долгах, да и вообще обо всех заботах.

Клеона вознегодовала, заметив, что при этом граф бросил взгляд на герцогиню.

Наступило молчание. Затем герцог медленно произнес:

– Давно я не был в Париже.

– Ну так поедем со мной, – настойчиво повторил граф. – Ты сам говорил, что Лондон тебе наскучил. В конце концов, здесь вечно видишь одни и те же лица, встречаешь тех же самых людей. Даже игорные клубы одни и те же. В Париже я предложу тебе куда более интересные развлечения.

Граф говорил весело и вместе с тем вкрадчиво. У Клеоны возникло впечатление, будто он играет некую роль, намеренно произнося каждое слово так, что оно звучало одновременно и соблазном и вызовом.

– Это и впрямь неплохая идея, – медленно произнес герцог.

– Так ты намерен ехать? – спросила герцогиня, заговорив впервые с того момента, как граф вошел в комнату, взгляд ее встретился со взглядом герцога, и между ними словно вспыхнула искра враждебности.

– Да, бабушка; приятно будет почувствовать себя свободным, как только что сказал мой друг Пьер, от всех тревог, забот и конечно же упреков! Поехать в Париж – это заманчиво. К тому же там есть люди, которых я жажду увидеть, и более всех прочих – одну особу.

– Браво! – вскричал граф. – Вот это и впрямь великолепные новости. Мы отправимся в путь, как только камердинер уложит твои вещи. Давай, Сильвестр, принимайся за дело да вели запрячь самых резвых лошадей, чтобы они домчали нас до побережья. Мы можем сесть на корабль в Дувре.

– Минутку, – заговорила герцогиня ледяным голосом, охлаждающим восторженный пыл речей графа. – Может, фаэтоном ехать и быстрее, но я думаю, что мы с Клеоной отправимся в моей карете.

– В комнате воцарилась полная тишина. Затем граф произнес:

– Клеона и вы, мадам? Но… но…

– В самом деле, мы благодарны вам, граф, за приглашение, – заявила герцогиня. – Как и Сильвестр, я давно не была в Париже, но у меня там еще остались кое-какие вещи, если, конечно, они не погибли во время этой надоевшей всем революции.

– Но, мадам, это невозможно, – возразил граф. – Это небезопасно!

– Небезопасно? – вскинулась герцогиня. – Что за нелепость! Герцоги Девонширские, Фанни Берри и множество других моих друзей посетили Францию. В самом деле, мисс Берри очень хвалила Первого консула. Лорд Абердни был очарован его улыбкой. Мне самой хочется встретиться с ним. Будет странно, если меня с моими титулами не примут при новом дворе так же радушно, как принимали при жизни бедняжки Марии-Антуанетты.

– Но, мадам, вы не понимаете. Мы с герцогом…

– Будете сопровождать нас, как положено, – докончила за него герцогиня. – Кажется, вы собирались ехать завтра. Придется нам поторопиться, но, думаю, мы с Клеоной управимся. Сильвестр, дорогой, как рано ты предполагаешь отправиться?

Клеона отвела взгляд от растерянного лица графа и повернулась к герцогу. Она заметила промелькнувшую в глубине глаз насмешку и тень улыбки на его губах. Вмешательство герцогини, похоже, нисколько не сердило, а скорее забавляло его.

– Мы выедем часов в девять, бабушка. Вы сможете встать к этому времени? На резвых лошадях, я сегодня же вышлю их вперед, мы должны добраться до Дувра задолго, до полуночи. Моя яхта стоит в заливе. Если капитан последует моим указаниям, то мы сможем отплыть с вечерним приливом.

– Mais, Sylvester, c'est trop extraordinnaire![50] – запротестовал граф.

– Пусть едут, Пьер, – добродушно сказал герцог. – С какой стати нам одним наслаждаться пребыванием во французской столице? Насколько я знаю бабушку, она в два счета разберется, что представляет собой Первый консул.

Граф злился, но сказать ему явно было нечего.

– Прекрасно. Сильвестр, мы будем готовы к девяти утра, – объявила герцогиня. – Ты же знаешь, как строго пунктуален был твой дед, так что я никогда не опаздываю. До свидания, граф. С нетерпением будем ждать встречи с вами в вашей родной стране.

С этими словами герцогиня повернулась и вышла из комнаты. Клеона последовала за ней, но у самой двери оглянулась. Граф глядел им вслед с выражением разочарования и злости. У герцога же слегка подрагивали плечи, словно он посмеивался над какой-то шуткой, ведомой ему одному.