Падение

Глава 42

В маленьком окошке под потолком темно уже несколько часов. Кира очень устала. Она с удовольствием думает как развалится на полу, в каморке Зилолы и будет ждать Мусю. А завтра за ней заедет Глеб и заберет ее навсегда. Весь день у нее радостно билось сердце. Весь день она вспоминала прошлую ночь, разбирая ее на минуты и даже секунды. Каждый взгляд Глеба, каждое его слово, каждое прикосновение. Теперь они навсегда вместе. Через две недели ее будут ждать на утренний класс в театре. Единственное что плохо в ее жизни — это Тайка. Все что касается этих странных людей, их Братства и их идей ей страшно. Она гонит от себя эти мысли, но они каждый раз возвращаются. Тогда внутри ее все опять съеживается и увядает. Слишком много вопросов, на которые нет ответов. Их ответы она не принимает, не верит и не хочет верить. Выгнав Тайку из ресторана, она сразу же позвонила домой. Мать жива и здорова. По ее просьбе Вера Петровна перевернула весь письменный стол, но дневник так и не нашелся. Как он оказался в руках у Тайки непонятно. Может это Ленка? Не думать, только не думать об этом! Кира снимает с батареи высохший рисунок и разглаживает его. Счастье этих двух на картинке теперь не очень убедительно. Глеб правда не пострадал, эта часть рисунка не успела намокнуть, Кира же от воды расплылась в неопрятное, бурое пятно. Ну и ладно, теперь все это есть у нее в реальности. Глеб любит ее и не выпустит из своих объятий, защитит и укроет от всех несчастий. Они вместе, поэтому она ничего не боится.

Кира вздрагивает от сильного грохота. Что-то тяжелое упало наверху, на кухне. Кто-то закричал, потом послышался визг женщины. Топот ног и опять крики. Она выскакивает за дверь и несется вверх по узкой лестнице. К ее удивлению в кухне никого нет, стойка с тарелками опрокинута на пол, на длинной плите из огромной кастрюли валит пар, а на сковороде обуглилась порция бараньих ребрышек. Выключив под ними огонь, она выбегает в зал. Около двери испуганно жмутся повара и официантки. В зале опрокинуты столы, посуда разбита, еда растоптана, салфетки разлетаются в разные стороны. Несколько посетителей застыли на стульях, кто-то вскочил, но не решается выбежать. За баром видны корпуса здоровых мужчин в одинаковых, темных костюмах. Их головы и плечи исчезают за бокалами и стаканами на стойке, потом опять появляются. Кире становится не по себе. Обойдя бар по периметру, она видит лежащего на полу Ибрагима. Окружившие незнакомцы бьют его в грудь. Чапан разорван на рукаве, лицо опухло, глаза перебегают с одного обидчика на другого. Самый здоровый из мужчин, стоящий к Кире спиной, наклоняется и хватает его за горло.

— Вот что, урюк…

— А ну оставьте его! — вырывается у Киры. — Бахром, звоните в полицию!

Здоровяк оборачивается и впивается в нее глазами. Это начальник охраны Туровцына — Лосев. Она бледнеет и пятится, пока не упирается в дрожащего у стены посетителя. Лосев отпускает Ибрагима и поднимается во весь рост.

— Вот и она, — с теплом в голосе говорит он.

Кира кидается к выходу, но один из его людей тут же прыгает в ее сторону и преграждает путь. Издевательски ухмыляясь он манит ее к себе, до дверей ей не добежать. Мимо поваров и официанток она ныряет на кухню и сбегает в пекарню. Топот и мужские крики слышны за спиной. Около их комнатки, есть туалет со слуховым окошком наружу, через него она сможет выбраться на улицу. Закрыв дверь на хлипкий крючок, она вскакивает на бачок унитаза и открывает окно. Подтянувшись на руках вскидывает свое легкое тело на узкий подоконник. Холод обжигает лицо, еще секунда и она спасена. Ей нужно еще раз толкнуть себя вперед. Она напрягает руки, но в этот момент ее крепко хватают за лодыжку. Ободрав локти о старую раму она обрушивается вниз, ударяется скулой о край унитаза и сразу же чувствует за щекой много крови. Страшная боль в челюсти заставляет ее закричать. Перед глазами все плывет и как во сне становится неясным, мучительным и долгим. Крепкие мужские руки бесконечно долго несут ее через пекарню. Кира видит как что-то капает вниз на плитку. Ах это кровь! Почему кровь? Кровь оставляет крупные красные бусы на лестнице, потом и в зале. Она видит как повара сцепляются с людьми Туровцына. Ее пытаются отнять у твердого как дерево человека, руки которого больно впиваются в тело. Бахром падает первым около дверей, Рахима втаскивают на кухню и больше она его не видит. Лосев, схватив Ибрагима за ворот рычит ему в лицо:

— Не знаешь с кем связываешься, чурка? Вякнешь и твои нелегалы сгорят вместе с этой тошниловкой.

У Ибрагима бледное лицо, трясущийся подбородок. Киру несут дальше, она видит входящую Мусю, которая тут же начинает истошно вопить и прыгает на несущего Киру амбала. Другой, тоже большой и темный, дергает Мусю за руку и тут же страшно бьет в лицо. Изломавшись как кукла подруга падает и остается за спиной деревянного человека. Кира кричит, но из горла выходит одно шипение. Пытается сжать ненавистную ей шею, но руки ее слабы и не слушаются. Человек встряхивает ее и руки снова безвольно падают. Выгнувшись из последних сил, она видит как девочки бросаются к Мусе, а Бахром выбегает из кухни с ножом. И все, темнота застилает глаза.

Густой туман немного рассеивается. Лежать неудобно, ей хочется по другому, но она не может, в ней что-то болит и мешает повернуться. Туман становится слабее и теперь ясно, что она полу в лифте, который бесконечно долго ползет вверх. Вокруг нее мужские ноги в одинаковых черных брюках и туфлях. Острым носком одна из них тычет ей в бедро. Мужские голоса доносятся сверху.

— Совсем что-ли?

— Башкой треснулась, всю машину закровила. Стасик драит теперь.

Лифт останавливается. Ее поднимают и несут по коридору. Мимо бронзовых львов, потом человека с земным шаром на шее, что-то знакомое. Была она здесь или нет? Давно или недавно? Трудно вспомнить. Круглая комната, шелковые обои…Ах да, здесь на столе когда-то танцевала Муся. Киру опускают на пол и она из последних сил поднимается на колени. Перед ней на диване сидит мужчина. Она его знает, это Лосев.

— Жалко что все убрали. Потыкать бы тебя носом в разбитые осколки, — говорит он.

Кира узнает и не узнает квартиру Туровцына. Здесь что-то произошло. На столе, где раньше танцевала Муся нет стеклянной столешницы. Остался один бронзовый каркас. В резных шкафах вместо стекол пустые дыры. Крупные царапины исполосовали карельскую березу. Исчезли статуэтки из кристаллов и фарфора, шелковая обивка стен запачкана красной краской. Тремя размашистыми буквами от пола до потолка написано матерное слово. Лосев поднимает ее за ворот рубашки. Ноги у нее подкашиваются, но она все таки встает. Трое других стоят в дверях и смотрят на нее как на падаль.

— Мой племянник до сих без сознания.

Схватив Киру за подбородок, он вертит ее головой по сторонам. Потом дает крепкую пощечину, голова ее безвольно падает на грудь.

— Узнаешь свои художества?

— Это не я, — шепчет она.

Он волоком тащит ее в столовую и ставит перед огромным буфетом. Прямо перед ней, на лакированной дверце крупно нацарапано: В ожидании людоеда, здесь Кира танцевала кан-кан.

— Где твоя подружка?

— Она…она уехала домой, в Ташкент. Неделю назад.

Какое счастье! В ресторане при тусклых абажурах Лосев не узнал Мусю. К тому же, на днях она купила заячью шапку, с ушами на щеки и он наверное не разглядел.

— Я утоплю тебя, сука. Но медленно, долго будешь захлебываться, — Он приказывает другим: Наполнить джакузи! — Потом опять поворачивается к ней. — Сдохнешь в роскоши. Где картины? Гиз…Гиз…Гизбара?

Он снова трясет ее за плечи. Все плывет у нее перед глазами и она теряет сознание.

— Гейнсборо, — слышит Кира знакомый голос.

В комнату медленно заходит Туровцын. Как верная собака бросает дичь при приближении хозяина, Лосев сразу же отступает от Киры на несколько шагов. Почти у всех стульев, у обеденного стола, вспорота обивка. Лосев хватает один из уцелевших и ставит его перед Кирой. Туровцын тут же опускается на него, кивает Лосеву и через секунды остается с ней один на один. У нее сильно болит скула, она дотрагивается до нее ободранной рукой.

— Лося можно понять, его племяннику проломили череп.

Он внимательно ее рассматривает.

— Не я…, - протестует она.

Ей все время приходится сглатывать слюну с кровью.

— А кто?

— Я не знаю.

Он закидывает ногу на ногу.

— Незнание не освобождает от ответственности, — усмехается он. — Пропали две редкие картины. Положим, мне на них наплевать. Но ты не сдержала слово и ушла.

— Простите…

— Я расстраиваюсь, когда меня обманывают. А я не люблю расстраиваться. Дважды неприятно…, - Туровцын мягко пощипывает рукав пиджака. Торжество охотника, загнавшего свою добычу светится на его лице.

— Простите что я ушла. Я не могла…Клянусь вам, я не знаю что здесь произошло и картины тоже…

— Чего теперь стоят твои клятвы? Раз обманувший, всегда обманет. Думаешь мне нужна эта мазня? Я покупал картины для женщины, которую когда-то любил. Но она оказалась такой же стервой как и ты.

— Простите.

— Время платить. Я человек принципа и всегда забираю долги, даже если это не приносит мне удовольствия. Раздевайся.

Она качает головой.

— Попросить моих орлов помочь тебе?

— Вы никогда не получите этого.

Закинув назад голову он громко смеется.

— Глупая, ты до сих пор не поняла с кем имеешь дело.

— Вы человек-мясорубка, вам нравится превращать людей в фарш.

Лоб его хмурится, рука сжимается в кулак.

— Я бы всунул тебя в промышленную. Вперед ногами, чтобы у тебя было время взять свои слова назад, пока винт не достанет до шеи, — он погладил ее по голове и улыбнулся, обнажив очень белые зубы. — Не верь слухам, я не злой человек, и не могу долго сердиться. После того как ты отдашь мне то, что обещала, я прощу тебя. Но простит-ли Лось? Мне не жаль его родича, плохой из него кусака, если его побили две соски. Но мои люди мне как братья, и ни одна баба не стоит этой дружбы. Лось потерял родственника, а команда товарища. Я прощу тебя, но потом ты будешь просить их. За своего братана они вывернут тебя наизнанку. Ты будешь мечтать о мясорубке, потому что она гораздо приятнее, чем то, что проделают с тобой они.

Он выходит из комнаты. В проеме дверей Кира видит, как не спеша он закрывает краны, джакузи уже наверное наполнилось. Туровцын склоняется над раковиной, тщательно моет руки, лицо и полощет рот. Аккуратно снимает с себя пиджак, галстук, рубашку и устраивает их на вешалке. Он видимо все делает основательно. Когда всласть наиздевается над ней, придет черед Лосева и его команды. Под ней снова разверзлась бездна. Какая — то страшная сила не хочет, чтобы она была счастлива. С трудом поднявшись, она идет через гостиную к дверям на террассу. Осторожно открывает их и выскальзывает наружу. Мягко валит влажный снег, на плитке его уже много, голые ступни проваливаются по щиколотку. Она выплевывает розовую слюну, правая часть лица онемела, страшно ноет бок, но теперь уже все равно. Не замечая пронизывающего холода, она плетется к парапету. Зигги был прав, выбор есть всегда и Кира свой сделала. Город раскинулся внизу, под терассой. Светятся огнями здания, мерцают красные и белые стрелы дорог, чернеют платформы крыш. Около стеклянной ограды стоит засыпанный снегом цветочный горшок, он такой тяжелый, что его оставили здесь на зиму. Поднявшись на него, она поворачивается спиной к краю и садится на ледяной поручень.

Из открытых дверей в гостиную залетает снег, жалюзи зловеще гремят друг о друга. Накинув халат, Туровцын быстрыми шагами проходит к выходу на террассу.

— Это что еще? — спрашивает он сам себя.

Сквозь редкие хлопья снега, он видит Киру, сидящую на парапете. Лицо ее — бледное пятно на фоне черного неба.

Он восхищенно смеется. Какая смелая! Такой женщины у него еще не было. Он перешагивает через порог.

Все получилось так, как задумала Тайка. Она встретила сотрудников ОЭР и в одиннадцать они были у узбекского ресторана. Внутри было темно, заведение закрылось рановато. Тайка постучала и через запертые двери сторож им все рассказал. Он назвал больницу, в которую отвезли Мусю, поваров и одного клиента, попавшего под горячую руку. Ликуя, Тайка повезла ОЭР в госпиталь, Когль все больше темнел лицом, но Тайка не переживала. Вчера ей приказали отстраниться, она то тут при чем? Внутри ее все пело, пока они ездят по городу, Туровцын наверняка преподает Кире уроки хороших манер. В больнице у Муси был жалкий, заплаканный вид. Сухожилие в локте было порвано и у нее сильно болели ребра. Держа ее за здоровую руку, Тайка пообещала, что они найдут и спасут ее подругу. Из больницы она вышла в самом радужном настроении. Обозленный Когль, правда отнял у нее ключи и сам сел за руль. Он так рванул с места, что они все похватались за поручни. Тайка настояла на том, чтобы оставить машину на соседней улице. Бентли зарегистрирован на ее имя, и если что-то случится, лучше чтобы оно нигде не всплывало. По дороге к дому, Когль приказал всем включить на браслетах режим отражения. Браслеты излучают волновые помехи и в записи на камерах слежения останутся только размытые силуэты фигур. Никто не увидит лиц и не узнает, кто на самом деле побывал здесь. Братство не скупилось на такие гаджеты и Когль-фанат всего нового, навешивал их на своих орлов как игрушки на елку. У ворот дома им повезло, они прошли через них после выезжающего с территории джипа. Войдя в фойе, Тайка попросила консьержа пропустить их к Туровцыну, но тот указал на таблоид внутреннего домофона. Тогда Когль вынул электроган и консьерж забился под шнурами. Пока один из горилл Когля активизировал лифт, не работающий без магнитной карты, другой оттащил тело в подсобку.

В лифте Тайка нервничает, Когль и его двое сотрудников сосредоточены. Раньше она этих двоих не видела, видимо новая кровь. Уставившись в пол они молчат. Этих не пощекочешь, — думает она.

Они останавливаются на нужном этаже и выходят в обширный коридор. У двери в пентхаус дежурят мужчины в черных костюмах. Все как один, они тут же встают с кресел.

— Вы к кому? — спрашивает самый здоровый.

— Переведи этим головорезам, что мы здесь по бизнесу, — приказывает Когль Тайке на английском.

Он широко улыбается, Тайка и не знала что он умеет.

— К Игорю Алексеевичу, иностранные партнеры, — вежливо объясняет она, крепко сжимая в кармане ствол.

— Если девчонку испортили, я засыплю кило гречневой крупы в каждую стоящую здесь жопу. Русские любят гречку, — продолжает Когль.

Тайку передергивает, кто-то из телохранителей может знать английский.

— Большие проблемы по поставкам в Евросоюз, Ольга срочно нам назначила встречу, — бойко переводит она.

Имя секретаря Туровцына должно их немного успокоить. Когль и его парни выглядят как приличные иностранцы в дорогих пальто. В коридоре напряженная тишина, охранники в растерянности, видимо за дверью их хозяин вовсю развлекается. Она со страхом ждет сигнала. Когда Когль скажет: Мне очень и очень жаль, но…, - здесь станет шумно. Сегодня она в первый раз в жизни надела пуленепробиваемый жилет, что касается Когля и его ребят, то похоже свои они не снимают даже перед сном.

Туровцын делает шаг вперед.

— Это не поможет, — говорит он ей.

Кира немного отклоняется назад, снег засыпает ей лицо, она закрывает глаза и наконец то кошмар исчезает. Ей становится тепло, яркое солнце слепит глаза. Море ласковое и теплое. Волны мягко шуршат по песку, где-то недалеко кричит чайка. Глеб улыбается и протягивает руки, чтобы посадить ее в лодку перед дальним плаванием. Скоро она прижмется к Глебу всем телом, и положит голову ему на плечо.

— Слезь оттуда, я приказываю тебе.

Она открывает глаза. Чужая, темная фигура приближается к ней, цепкие, железные пальцы хотят впиться в нее. Они сделают больно, будут рвать с мясом из нее все, что она любит и чем живет. И если внутри она станет пустая, зачем ей тогда быть здесь? Через секунды ее схватят, и она не успеет уплыть с Глебом. Туровцын кидается к ней, она смотрит ему в лицо, но видит что-то свое, поэтому нежно улыбается. Резко выгибается назад, отпускает поручни и обрушивается в темно-синюю пропасть.

— Крупная сделка на грани срыва, — объясняет переводчица.

Лосев никогда еще не видел партнеров, приезжающих без приглашения. Тем более в эту квартиру. Обычно на переговоры их привозят в загородное поместье. Да и Туровцын о них ничего не говорил. Все это подозрительно, но Лосева сбивает с толку то, что они действительно иностранцы, да еще и баба-переводчик в придачу. С виду они не кажутся опасными. Самый старший из них, не переставая улыбаться кладет руку в карман. Лосев автоматически откидывает полу пиджака и нащупывает пистолет. У него нюх на опасность.

— Мне очень и…, - начинает говорить инвестор, но не успевает закончить. Дверь в квартиру распахивается и на порог выскакивает Туровцын. Он в халате и у него мокрые ноги, как будто он только что из душа. Глаза бешено вращаются, нижняя губа трясется. Направив указательный палец в пол, он кричит Лосеву: Тело внизу! Убрать! Убрать!

Взгляд его останавливается на незнакомцах, и он замолкает.

Младший из охранников — подхалим Стасик и дзюдоист Шух кидаются в раскрытые створки лифта и уезжают вниз.

Оттолкнув Туровцына с дороги, незнакомцы проносятся в квартиру. Лосев и его подчиненные устремляются вслед за ними. Один из иностранцев вдруг неожиданно вырастает за спиной у отставшего от всех Игоря Алексеевича. Он втаскивает его в гостиную. Другой, молодой и белесый уже держит на мушке Лосева и Сыча. Холодный кружок ствола ощутимо воткнулся Туровцыну под челюсть. По пальцу давящему ему на диафрагму и лишающему сил сопротивляться, Игорь Алексеевич понимает, что это профессионалы. Но чьих они? От кого пришли? Кем посланы?

— Не стрелять, — приказывает он своим охранникам, которые сразу же опускают руки.

Здоровая, большелицая девка подскакивает и выхватывает из их рук оружие. Обежав комнаты, она устремляется на терассу. Громко переговариваясь на английском, налетчики сбиваются около дверей и по одному выскакивают наружу. Туровцына выталкивают следом.

— Не стрелять, не стрелять, — хрипит он Лосеву и Сычу, которые осторожно выходят вслед за ними. Видимость плохая, снег валит теперь стеной. Девка выглядывает за ограждение и всматривается в темноту. Что-то гаркнув на английском, она распрямляется. Сильный ветер уносит ее слова в сторону, он взбивает вверх ее длинные волосы и высоко задирает полы длинного пальто. Туровцына подталкивают вперед, неужели скинут вниз? Он начинает страстно молиться, но тут же прерывается и в следующие секунды забывает как нужно дышать. Потому что девка подпрыгивает и легко перемахивает через барьер. Она на секунды появляется с другой стороны. Быстро подтянувшись за поручень, она стремительно распахивает руки, откидывается навзничь и пропадает в черном воздухе. За ней сразу же бросаются вниз еще двое. Третий, стоящий за спиной у Туровцына, толкает его на телохранителей. Лосев удерживает хозяина на ногах. И развернувшись Игорь Алексеевич видит как не спуская их с мушки, иностранец подскакивает высоко вверх на несколько метров, зависает в воздухе и стремительно, как в воду, ныряет вниз с двадцать восьмого этажа. Туровцына закрывает и тут же открывает глаза, его трясет от ужаса. У Сыча ошалелое лицо, он кричит что-то неразбираемое. Лосев неподвижно застыв, шевелит губами. Он вдруг оживает, бросается к парапету и вглядывается вниз. Потом с ужасом отшатывается и кидается прочь, в комнаты. Пока Сыч возится с Лосевым, забившимся в угол между буфетами, Туровцын опускается на стул и широко расставив мокрые, эпилированные ноги долго сидит в оцепенении. В это время в комнату заходит запыхавшийся, розовый с холода Стасик. Он несколько раз что-то объясняет хозяину, но тот его не слышит. Тогда Стасик боязливо и нежно трясет его за плечо.

— Игорь Алексеевич, тела внизу нет. Мы облазили каждый угол, нет тела и все тут…Что делать-то?

Туровцын помертвевшими глазами останавливается на лице Стасика и наконец кивает головой. Шух запахивает двери на терассу, за стеклом уже беснуется настоящая снежная буря, дом, кажется, ходит ходуном от свирепых порывов урагана. Туровцыну страшно думать о том, что за окном носит ветер.