Папа под Новый год (СИ)

Глава 16

– Вот же говнюк! – услышала я тихое всхлипывание за поворотом. Это тетя Зина, пожилая добродушная женщина, вытирала слезы рукавом.

Да что ж за день такой!

– Теть Зин, что случилось? – я осторожно тронула ее за плечо.

– Милочка, я не могу принимать такое безобразие. Наверно, стара стала.

– Да о чем вы?! Вы фору молодым дадите в расторопности! – не понимая, что могло довести ее до слез.

– В наше время такого не было! Старших уважали. А тут! – губы ее снова дрогнули. – Представляешь, толкнул ведро! Как только не перевернул! А я ему говорю: «Ты чего творишь, паршивец!» А он на меня как начал орать! «Тебя, старуха, мои адвокаты засудят! Ты как смеешь меня обзывать! Я для тебя Данил Викторович!»

Женщина всхлипнула. А у меня аж кулаки сжались.

– Не знаю, чем бы все закончилось, еще б извиняться заставил, но увидел Ладушку и побежал к ней. Ее-то хоть не обидел? – встревоженно она посмотрела на меня.

И тут меня осенило… Наглость –это не моя сильная сторона. Скорей наоборот. Но сейчас у меня не было выхода.

– Теть Зин, выручите? Я вам денежку буду давать. Меня уволили, и нам срочно надо освободить комнату. А идти совершенно некуда. Хоть несколько дней, пока я не сниму комнатку в Москве. Пожалуйста! – я затараторила, чтоб не передумать.

Тетя Зина всплеснула руками.

– Да как же это? Вот так взяли и уволили? За что?

– У сильного всегда бессильный виноват, – я горько улыбнулась, не посчитав нужным делиться унизительными подробностями.

– Да у меня -то всего две комнатки. Одна проходная. И туалет на улице, – нерешительно протянула она.

– Но не сравнить же с ночевкой под сугробом? Я заплачу! – настаивать было очень неловко. Но мне необходимо было пристроить Ладушку и наши пожитки, и я умоляюще посмотрела на женщину, от которой сейчас зависело наше спасение.

– Да, конечно! О чем ты говоришь! И ни про какие деньги мне не говори. Это ж надо такое?! Выгнать в один день! А будь, как раньше, государственный санаторий, никто б не посмел так!

Тетя Зина сокрушенно покачала головой.

– Пойдем, я тебе ключи дам от дома. Он у меня первый от станции. И номер первый. Вокзальная улица. Не ошибешься. И не траться на такси. Как автобус поедет к электричке курортников встречать, так с ним и езжай.

Я помчалась в бухгалтерию. Несмотря на желание как можно быстрей сбежать, чтоб не попасть в еще большие неприятности, я не могла не забрать трудовую и деньги. Хотя их придется подождать, пока посчитают. Тогда метнусь в комнату собирать вещи и, уже собранная, еще раз зайду.

И в том, что надо срочно рвать когти, я убедилась, как только оставила свое заявление нашей высокомерной богине, словно из собственного кармана выдающей зарплату. Работала б она в госучреждении, не удивлюсь, что приходилось бы на поклон еще ходить. Под хозяином все немного проще становятся. Выходные у всей страны – да. А вы будьте на рабочем месте. Мало ли что. И вот как раз сейчас я оказалась таким «мало ли что».

Едва я, провожаемая недовольным взглядом нашей мегеры, выскользнула в коридор, как снова столкнулась с Липецким.

– А я вот сам лично иду убедиться, что тебя рассчитают без проблем. Все в порядке?

Он перегородил мне дорогу и приблизился настолько, что я ощущала его дыхание. От его запаха моя «система безопасности» буквально взвыла. Сквозь дорогой парфюм пробивалось что-то животное, агрессивное. И теперь в его намерениях я уже не сомневалась. И тут же отметила, что и в конце нашего диалога в кабинете Орехова, и сейчас он уже по– хозяйски обращается на «ты».

– Да, Виктор Данилыч, все нормально, – пискнула я и мышкой шмыгнула мимо него. А про себя злорадно усмехнулась: «Съел?»

В комнате я застала полный разгром. Ладушка разложила не только свои вещи, но и все наше добро, и не могла определить, что из этого самое ценное.

– Солнышко. Нам нужно успеть на автобус. Так что давай бодренько.

– Мам, но мне все жалко, – сокрушенно покачала она головой. – Очень жалко. Ведь если мы что-то оставим, то потом придется покупать заново. Значит, тратить деньги.

– Ты ж моя умница! – я поцеловала ее наморщенный лобик. – Все, что не поместится, мы сложим в коробки и засунем в шкаф. Попрошу тетю Зину забрать к себе в каморку. А потом, когда…, – я осеклась. Хотела сказать – когда хозяин уедет, но малышке пока не нужно знать подробности. Я выдохнула. – Когда мы устроимся, я приеду и заберу.

Я вымученно улыбнулась и с тяжелым сердцем принялась трамбовать вещи в чемоданы. И уже через полчаса, наплевав на недовольное лицо нашего водителя, мы сидели в автобусе. А я воровато поглядывала в окошко, опасаясь, что наше бегство заметят.

Но, Слава Богу, все обошлось. Как навьюченный ослик, я дотащила наши пожитки до домика тети Зины. Он и, правда, оказался, совсем маленьким.

Как и говорила хозяйка, в нем было две комнаты. Старенькая мебель, купленная, наверняка еще при социализме. Дешевые обои, уже довольно облинявшие, но нигде не отклеившиеся. Аккуратные занавесочки на окнах. Белые, с выбитым узором. Такие были у бабушки. Щемящее чувство тоски сдавило грудь. Пока она была жива, я проводила у нее каждое лето, и это было самое счастливое время. В этом скромном, аккуратном домике я почувствовала что-то родное. И чувство вины от того, что придется стеснять женщину, вдруг придавило своими жесткими лапами мою душу.

Но тут же задавила его. Загнанная практически в угол, я запретила себе моральные терзания. К тому же поклялась себе, что когда выберусь из дерьма, в котором оказалась, я не оставлю нашу спасительницу. Будем приезжать, помогать весной с огородом, потому что, судя по ее разговорам, она была одинока. Раньше в душу не хотелось лезть. Да и на беседы у меня особо не было времени.

Тетя Зина поделилась своей историей сама, когда вернулась со смены. К ее приходу мы немного освоились. Я сбегала в магазин, купила на ужин сосисок и макарон. И к чаю недорогих пряников.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Милочка! Ну ты зачем тратилась? У меня ж в холодильнике плов стоит. И баранки есть с вареньем!

Я едва сдержала слезы. При такой очевидной бедности иметь такую щедрую душу!

И, к сожалению, такую одинокую…

Я накрыла на стол в комнате, которая на время должна стать нашей.

Ладушка, наскоро прожевав ужин, схватила пряник.

– А можно я его буду с чаем на диване есть? Тут подлокотник, как столик! И не буду слушать ваши взрослые разговоры.

Моя хитрая козявка скорчила умильную мордочку. На удивление, ей все здесь нравилось. Все-таки дом, пусть и предельно скромный, лучше номера в отеле. Здесь есть свобода выбора. Хочу – макароны сварю, хочу вермишель! Сосиски или суп из потрошков. Все зависит от суммы, которую мы можем себе позволить потратить. Или вот чай с пряником на диване, который тетя Зина, конечно же, разрешила.

А мы с ней принялись делиться проблемами дня, потому что мне необходимо было выговориться. Хоть немного. Или просто поговорить, чтоб снять стресс. И наверно, чтоб отвлечь меня, тетя Зина рассказала о себе. Открыла глаза на мир. Я думала, что это только мне так не повезло с мужем. Ну еще той женщине, которую в поликлинике склонял на все лады муж.

Но по-настоящему счастливых у нас, кажется, немного. Взять Верочку. Сейчас, когда эмоции схлынули, как океанский отлив, я уже могла мыслить спокойно. И как ни странно, но у меня на нее даже обиды не было. Недоумение? Да. Какое-то разочарование. Но не больше. Мне ее было искренне жаль. Как и все завистники, она, видимо считает, что станет счастливей, если кому-то будет плохо. И не понимает, что минутное торжество не очистит душевную помойку.

И Диана не лучше. Красивая, эффектная, способная привлечь внимание любого, вместо того, чтоб остыть и разобраться с чувствами, начала, как баба базарная бегать и собирать сплетни. Просто смешно. Если б не обернулось катастрофическими последствиями для меня. А вот у тети Зины совсем другая история.

В пору ее молодости село было настоящим селом. Был колхоз, поля, ферма, свинарник. Рабочие руки нарасхват. Молодежь не бежала спугнутым стадом оленей в город, потому что жизнь и здесь бурлила.

Тетя Зина, тогда молоденькая учетчица, встречалась с местным агрономом Павлом. Дело шло к свадьбе. И как в старой песне поется, «и платье шила белое…». Но приехала в отпуск к родителям одноклассница Зины, Маринка, которая переименовала себя в Арину и так и представлялась. На правах старой подруги Арина зачастила в гости. И подгадывала так, чтоб застать и Пашу.

Слово за слово, и кокетливая, с городским лоском и дорогими духами , Арина, уже без стеснения навязывалась и в кино с ними сходить, и на танцы. Ей же не с кем больше! А простушка Зиночка не могла отшить, да и по простоте душевной не верила, что подруга может посягнуть на ее жениха. Вот тот печальный пример, когда человек меряет по себе и не ждет от других подвоха.

И закончилось тем, что однажды Павел не пришел вечером, а наутро Зине донесли, что утром из его дома выходила Арина.

Мне до чертиков стало жалко свою спасительницу. Почему такие наглые легко могут увести парня? И тут же усмехнулась. А я вот не наглая и получается, тоже увела. Хотя даже взглядом не намекнула, что Антон мне понравился. И сравнить меня и Диану? Я же замарашка по сравнению с ней. Как и тетя Зина рядом с городской подругой. Получается, хоть одна замарашка победила! Но делиться своим открытием я не спешила. Тетя Зина словно вернулась в молодость. Она достала старый альбом с черно-белыми, вернее – с мутно-коричнево– желтыми фотографиями. Бережно перелистнула страницы.

– Вот. Такая мы пара были. Все завидовали, – тетя Зина горько усмехнулась. – Вот и дозавидовались.

– А вы так замуж и не вышли? – вырвался у меня не совсем корректный вопрос.

Женщина грустно покачала головой.

– Нет. Любила я его. Сильно. Как пережила, не знаю. Но ни на кого смотреть больше не хотела.

– А Арина с Павлом?

– Начали встречаться. Все село гудело. А потом у Аринки отпуск кончился, и она начала Павла в город тянуть. Тут она не желала резиновыми сапогами грязь месить. А Павлу в городе нечего было делать – тут его вся жизнь была. Расстались. И пришел он ко мне. Ночью. Чтоб не стыдно было от соседей.

Тетя Зина замолчала. И я, как в кино, представила, что именно в это окошко стучался красавец – агроном.

– Не простила я его. Негоже семью строить на предательстве.

У меня в душе боролись противоречивые чувства. С одной стороны, гордость – это достойно уважения. Окружающие будут головой кивать – вот мол, крута девка. А эта крутая девка слезами всю подушку измочит и сердце тоской измочалит. И кому сделает хуже? А простит, вокруг будут судачить – тряпка девка, такое не прощают. А она будет ходить и лучиться счастьем, что живет с любимым.

– Вот так и живу одна. Родители умерли. В поселке двоюродная сестра живет, но мы не родняемся. Там дом – полная чаща, а я голь перекатная. Вот так.

Горло сдавило от горечи. Вот как так? Замечательная, душевная женщина и живет одна – одинешенька. И нас приютила. И словно услышав мои мысли, сказала:

– А вы живите, сколько надо, пока замуж не выйдешь. Ладушке тут и школа есть недалеко, и сама – села на электричку и уже в Москве. Устроишься, куда захочешь. Оставайтесь?