Парень моей подруги. Запрет на любовь

18

Поднимаю голову, но ничего не вижу в темноте, даже очертаний. Слышу только его тяжелое дыхание, как будто каждое слово ему дается с трудом. Каждый вдох-выдох бьет по моим нервам. Я раньше никогда не была дома у парня. Вот так, чтобы поздним вечером один на один, не считая Олега, конечно. Как я уже говорила, наше совместное пребывание на одной территории было вынужденным. И поедание конфет в двенадцать лет под «Один дома» (прим. — американская, новогодняя комедия 1990 года) не считается.

— Побудь со мной, — повторяет Влад.

Его прикосновение не имеет ничего общего с сексуальностью, это скорее просьба о помощи на невербальном уровне. Но сердце все равно делает тревожный кульбит в груди.

Что-то щелкает, и под потолком загорается несколько светильников. Влад сидит на небольшом сером пуфе. Его взгляд мутный, но с проблеском мысли. Волосы взъерошены, и мне почему-то хочется их пригладить. На вид они жесткие и непослушные, как и их обладатель.

Вот зачем так нажираться? Самостоятельно создавать себе плохое самочувствие в то время, как другие люди мечтают о хорошем здоровье.

— Посиди, я тебе воды принесу. — Поднимаюсь и прохожу вглубь квартиры.

Шарю руками по стене и нахожу какой-то навороченный выключатель. Наугад щелкаю одной из кнопок. Сначала загорается тусклый свет, а потом интенсивность нарастает и передо мной открывается вид на «берлогу» Соколова.

Осматриваю огромную кухонную зону, совмещенную с гостиной. Дальше коридор и еще несколько дверей. Здесь навскидку квадратов двести. Это сколько же надо утром потратить времени, чтобы дойти из одного конца квартиры в другой? Он что, здесь на самокате ездит? Все дорого, минималистично и жутко уныло. Как будто квартира лишена души: ни милых сердцу вещиц, ни фотографий, ни уютных подушек на диване. Ощущение, будто находишься в холодном аквариуме: я бы здесь с ума сошла. Хороши, на мой взгляд, лишь панорамные окна. Я вижу в них огни города и свое немного расплывчатое отражение: серые спортивные штаны и розовую, широкую толстовку.

Обхожу кухонный остров и начинаю искать стаканы по шкафам. Открываю по очереди глянцевые дверцы и вижу то ряд бутылок вина, то блестящие приборы, то кучу консервированных оливок и ананасов. Большая часть посуды новая, ни разу не использованная. На некоторых сковородах все еще приклеена этикетка. Спустя какое-то время безуспешных поисков я решаю просто достать бутылку воды из холодильника. Не плохо еще было бы дать Соколову какую-нибудь таблетку или уголь в крайнем случае, но боюсь, аптечку мне здесь не найти. Она, скорее всего, находится в ванной.

Возвращаюсь в холл — Влада нет, но из-за боковой двери слышится шум воды. Сажусь на пуф и принимаюсь ждать. Телефон Влада рядом со мной загорается и ерзает по бархатной оббивке — звонит Бусаев. Теперь уже не нужно, спасибо. Соколов оклемается и сам с ним поговорит.

Шум воды сникает, но Влада как-то подозрительно долго нет. Я начинаю переживать: как бы глупую башку себе не разбил. Словно в подтверждение моим словам, слышится грохот, как будто свалилась какая-то полка со всем содержимым. Подхожу к двери и осторожно стучусь.

— Соколов, ты там нос себе не расквасил?

В ответ тишина. Стучусь снова.

— Соколов?

— Заходи.

Осторожно приоткрываю дверь. Похоже на гостевую уборную: подвесной туалет, душевая кабина с матовыми стеклами, зеркальный шкафчик, стопка белых полотенец. Соколов действительно свалил металлический, черный бокс с разными флаконами.

Он стоит по пояс голый, вполоборота ко мне, и сушит волосы полотенцем. Сколько бы я не храбрилась, а мое неискушенное сердце екает. Широкая, гладкая спина, проработанные мышцы пресса, крепкие руки — чистая эстетика. Чтобы сбросить с себя наваждение, присаживаюсь и принимаюсь собирать флаконы с шампунями.

— Ты как? — Спрашиваю, не глядя на него.

— Ничего, почти оклемался. — Отвечает он хрипло. — Марго, да брось ты их. — К нему почти вернулась нормальная артикуляция, надо же.

Определяю бокс на широкий подоконник, рядом со стопкой чистых полотенец и поворачиваюсь. Я не ожидала, что Влад подошел так близко. Стоял за спиной почти вплотную. Упираюсь глазами в его грудь и не знаю, куда себя деть. Мой взгляд мечется и цепляет то вены на его предплечьях, то темно-розовые соски, то бьющуюся жилку на шее. От него пахнет чем-то мятным, похоже на пасту или ополаскиватель. Он молчит, и это напрягает. Боюсь, но поднимаю глаза. Влад все это время смотрел на меня: я тут же встречаюсь с ним глазами. В его взгляде все еще гуляет туман. Они такие синие, просто мистика какая-то. Ну, не бывает в природе таких глаз. Его кадык дергается. Он опускает ладони мне на плечи и медленно наклоняется к моему лицу. Очень медленно.

Хватаюсь за его плечо: то ли тяну к себе, то ли отталкиваю. Его резко ведет в сторону.

— Влад, тебе нужно прилечь. — Тихо говорю я и закидываю его руку себе на плечо, как это делал Леша.

Мы аккуратно бредем через холл к большому дивану. Влад периодически спотыкается и, достигнув заветной цели, заваливается, издав стон облегчения. Да, переоценила я его состояние. Возвращаюсь в холл за минералкой. Откручиваю на ходу крышку и протягиваю ему.

— Пей.

Он морщится.

— Давай-давай.

Соколов приподнимается и жадно начинает хлебать воду из бутылки. Ставит ее на стеклянный столик и снова ложится. Вижу на его предплечьях мурашки и иду на поиски пледа или одеяла. Толкаю первую дверь — комната пустая, не считая коробок, поставленных друг на друга. Недавно переехал и не успел разобрать все вещи? Может быть, поэтому его квартира выглядит неуютно? Подхожу ближе к коробкам. На верхней черным маркером написано «Геля». Из нее торчит тоненькая книга в голубой обложке. Тяну ее за корешок. «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» — значится на обложке (прим. — повесть-притча Ричарда Баха). Примерно на середине книги есть снимок, видимо, служащий в качестве закладки. Подношу снимок ближе к глазам, потому что комната освещена лишь тонкой полоской света, проникающей из коридора.

На снимке старшеклассник-Соколов и девочка-подросток на фоне яркой зелени. Похоже, фото сделано в где-то в парке бушующей весной. На заднем фоне виднеются черепичные крыши. Оба в форме — синие пиджаки с нашивкой с левой стороны. Под пиджаком у него белая рубашка, а у девочки — розовая. У нее пушистые волосы, густо накрашенные ресницы, заразительная улыбка и что примечательно — родимое, красное пятно с правой стороны. Оно захватывает верхнюю часть щеки, касается внутреннего уголка глаза и крыла носа. Такого человека сразу выхватишь взглядом из толпы. Не могу сказать, что оно ее портит, скорее выглядит непривычно. Девочка яркая, даже на снимке видно, сколько в ней жизни и любопытства. Соколов тоже улыбается и обнимает ее обеими руками за плечи, словно оберегая от внешнего мира.

Кручу снимок в руках, понимая, что переступила границу дозволенного. Как будто заглянула в ту часть его жизни, куда меня не пускали. Убираю фото и книгу на место, выхожу и прикрываю за собой дверь.

Я могла бы предположить, что это его младшая сестра, но они совсем не похожи: она темненькая, с другим овалом лица и формой глаз. Может, школьная подруга или первая любовь? Не зря же он хранит этот снимок. Последняя мысль неприятно царапает сердце.

Спальню я нахожу быстро — следующая дверь по коридору. Стягиваю бежевое одеяло с кровати и иду в гостиную. Соколов дремлет на боку. Его грудь спокойно поднимается и опускается в такт дыханию. Подхожу к дивану, скомкав мягкое одеяло в руках. Его лицо полностью расслабленно: черты лица кажутся мягче, человечнее. Мне хочется провести пальцем по спинке носа и снова коснуться колючей щеки. Это неконтролируемое желание больше похоже на импульс.

— Ты меня рассматриваешь, Марго с косичками? — Вдруг спрашивает он, не открывая глаз. — Нравлюсь?

— Ты меня раскусил. Я сегодня влюбилась в тебя, когда ты Леше кроссовки заблевал. — Показательно-равнодушно хмыкаю я.

— Сорян. Я куплю новые.

— Ну, конечно, купишь. Ты же… — Договорить я не успеваю, потому что Влад распахивает глаза и резко дергает меня за руку на себя.

Я заваливаюсь на него, не выпуская одеяло из рук. Соколов обвивает меня руками и притягивает мое бедро к себе. Он действует так быстро, что я не успеваю опомниться. Упираюсь носом в его ключицу. Чувствую тяжесть его рук. Сердце стучит быстро-быстро.

— Влад…

— Кто такой Леша? — Ухо обдает его теплое дыхание.

— Сосед.

— Надеюсь, он тупой и страшный, и совсем тебе не нравится.

— Нормальный он. Что ты за бред говоришь?

— От тебя пахнет ирисками. — Влад нюхает мои волосы и гладит плечи. — Останься, пожалуйста.

Я замираю и пытаюсь сообразить, что делать дальше. Я не останусь. Остаться — значит окончательно предать Марину. Я не смогу спать у него на груди, а потом проснуться нос к носу и делать вид, что для меня это ничего не означает. Я, итак, уже наследила. Чем дальше, тем сложнее становится. Это как оттягивать необходимое лечение, пока болезнь не перейдет в категорию хронических.

Поднимаю глаза: Влад уснул. Осторожно, чтобы его не разбудить, высвобождаюсь из его рук. Почти бесшумно накрываю его одеялом. Выключаю везде свет и выхожу из квартиры, предварительно проверив, захлопывается ли дверь.

Так будет лучше. Лучше нам держать дистанцию.