Пепел и экстаз

ГЛАВА 3

Рид проснулся в середине ночи, пытаясь понять, что за шум его разбудил. Машинально он вытянул руку, ища Кэтлин, но ее рядом не было. Почти одновременно он увидел темный силуэт у окна и услышал приглушенные рыдания.

Он тихонько соскользнул с кровати и, подойдя к ней, обнял, как бы желая защитить от всех бед, и притянул к своему сильному телу. Ночь была теплой, но Кэтлин вся дрожала. Рид нежно погладил ее по щеке, растрепал волосы. Горячие соленые слезы падали ему на руку, как капли дождя.

— Ох, Кэт, — выдохнул он, ненавидя боль, которую, он знал, она испытывает. Он поцеловал ее в макушку, потом в шею. — Я с тобой, киска.

— Так больно, так чертовски больно, — услышал он сквозь рыдания.

— Я знаю, — тихо ответил он и крепче обнял ее, почувствовав, как по ее телу снова прошла дрожь. Ему и самому было больно от сознания того, что в этот момент он ничем не может ей помочь.

Кэтлин была склонна скорее впадать в ярость, чем лить слезы. Ее редко можно было увидеть плачущей. Она всегда была такой сильной, такой живой. Теперь же, когда она чувствовала себя слабой и побежденной, он мог предложить ей лишь свои силу, сочувствие и понимание.

Рид понимал, что жалость она не примет ни от кого, и от него тоже. Кэтлин ненавидела слабых, хнычущих, жалеющих себя женщин. Полагаясь всегда на собственные силы, она редко нуждалась в нем как в опоре, хотя — в этом он не сомневался — глубоко любила. Временами его раздражала эта ее независимость, но именно она была одним из тех качеств, которые привлекли его к ней, и он высоко ценил ее умение самой справляться со всеми трудностями и восхищался им.

— Всегда бывает больно, когда теряешь что-то, для тебя дорогое, моя сладкая, — тихо проговорил он; от его дыхания ее пушистые волосы разлетелись. — Я знаю, как ты любишь это место. Здесь твои корни, с ним у тебя связано столько воспоминаний, и светлых, и грустных.

— Я родилась здесь, как мама и Кейт, — добавила Кэтлин скорбно. — Я так хотела, чтобы Катлин унаследовал это имение. Наша семья владела им на протяжении многих лет, не одно поколение выросло тут.

— Катлин унаследует Чимеру, — мягко сказал Рид. — Он, конечно, не отказался бы от добавочного наследства, но сомневаюсь, что он стал бы здесь жить, Кэт. А управлять имением, находящимся за многие мили от твоего дома, очень нелегко.

— Мне же до сих пор это удавалось, — не согласилась она.

Рид покачал головой.

— С помощью мистера Кирби. Но все равно, посмотри, насколько запущены некоторые вещи. Крыша, например.

Кэтлин нехотя кивнула:

— Но боль от этого не уменьшается. А то, что оно достанется типу вроде Эллерби, лишь усиливает ее. Я чувствую себя так, словно отдаю одного из своих детей на попечение насильнику. Он уничтожит плодородие и красоту этой земли, сделает ее бесплодной и безжизненной. Это несправедливо.

— В жизни много несправедливого, киска. Думай о том, в чем тебе повезло. Сейчас тебе больно, но все же у тебя осталась Чимера, место, куда ты сможешь вернуться и где тебя будут окружать любящие люди — Кейт, Барбара, Сьюзен и Тед, моя мать. — Он медленно повернул ее к себе лицом. — И у тебя есть дети и я, любовь моя.

Нежно взяв Кэтлин за подбородок, Рид приподнял ее голову — светящиеся нежностью голубые глаза встретились с мокрыми от слез зелеными. — Кэт, родная, я всегда буду с тобой, — напомнил он. — Разве это хоть чуть-чуть тебя не утешает?

Глаза Кэтлин снова наполнились слезами, и вот они покатились по покрасневшим щекам.

— Ох, Рид, — захлебываясь от рыданий, прошептала она. — Конечно же, это мне помогает, любовь моя. Пусть я лишусь всего, но если у меня останешься ты, я буду чувствовать себя богатой. Я просто глупая сентиментальная дурочка, и я сама ненавижу, когда веду себя так.

Рид ласково улыбнулся ей.

— В этом нет ничего глупого, — поправил он. — Это так человечно. Когда тебя ранят, идет кровь, когда тебе больно — ты плачешь.

Он смахнул слезинку, задержавшуюся на ее щеке, и, наклонившись, прижался ртом к ее дрожащим губам.

— Соленые, — заметил он тихо.

Прерывисто вздохнув, Кэтлин прильнула к нему. Ее руки скользнули по его теплой груди и сомкнулись у него на затылке.

— Возьми меня, Рид, люби меня, — попросила она, и по ее дрожащему голосу было ясно, как нужны ей сейчас его сила и его утешения.

Он молча подчинился и, притянув к себе, поцеловал долгим поцелуем. В этом поцелуе не было требовательности и страсти, была одна нежность. Он нежно водил языком по ее соленым губам, и казалось, этот поцелуй будет длиться вечно.

Обнимая Кэтлин, Рид гладил ей спину, стараясь снять напряжение. Его пальцы снова и снова опускались от плеч к талии; он повторял это движение до тех пор, пока она, удовлетворенно вздохнув, не расслабилась.

Ему казалось, что он гладит котенка. Ее волосы и кожа были теплыми и гладкими, как шелк. И она, как котенок, потягивалась и выгибалась под его руками. Вот у нее вырвался звук, похожий на мурлыканье, и на Рида накатила волна дикого животного желания, сметая его с таким трудом сохраняемый самоконтроль.

Подняв Кэтлин на руки, он понес ее к кровати. Уже лежа, Кэтлин потянулась к нему, но он, нежно взяв ее за запястья, развел руки в стороны.

— Нет, киска. Сегодня я буду любить тебя. — Даже в темноте было видно, как блестят его голубые глаза.

— Я хочу прикоснуться к каждой клеточке твоего тела, хочу ласкать каждый его изгиб, поцеловать каждую складочку, возбудить каждый нерв. Я хочу любить тебя так, как не любил никогда прежде и как никто больше не сможет тебя любить.

Время утратило для нее значение, и мир перестал существовать. Осталась только темная комната и ощущение рук и губ Рида. Его умелые пальцы и горячие влажные губы не пропускали ни одного чувствительного участка, ни одной эротической точки.

Взяв в руки ее маленькие ножки, холодные от долгого стояния на каменном полу, он согрел их ладонями. Потом его сильные пальцы помассировали ей стопы, и она блаженно вздохнула. Его ласки действовали на нее как наркотик. На секунду, когда Рид легонько сжал зубами ее пальцы, она вышла из этого сладостного состояния.

— Рид! Ради Бога, я же стояла на пыльном полу, — запротестовала она, пытаясь вырвать у него ногу.

Но Рид, предвидевший это движение, крепко сжал ей щиколотки.

— Тише! Расслабься, — скомандовал он и хрипло засмеялся.

— Расслабься! — Она едва не взвизгнула, когда он провел языком по ее ступне. — Да это уже граничит с пыткой.

Его смешок определенно походил на дьявольский. Он не спеша проделал те же манипуляции с ее другой ногой.

Его пальцы прошлись по ее щиколоткам, задержались на чувствительном сгибе под коленом, потом стали гладить внутреннюю поверхность бедер. Язык повторил путь пальцев.

Кэтлин казалось, будто даже ее кости плавятся от его ласк. Но в то же время мускулы ее напряглись в предчувствии его следующей ласки. Кожа под его руками жила собственной жизнью, каждый нерв реагировал на его прикосновения. Она не помнила, чтобы когда-либо испытывала нечто подобное. Казалось, кровь кипела в венах, а сердце билось в каком-то сумасшедшем ритме. Дыхание стало неровным, мозг отказывался воспринимать что бы то ни было, кроме ощущения небывалого наслаждения.

Прежде чем она успела понять, что Рид задумал, он перевернул ее на живот и начал медленно водить языком по спине, по шее и плечам, время от времени нежно ее покусывая и негромко усмехаясь при каждом ее непроизвольном движении, вызванном этими ласками. Исследовав все чувствительные места на спине, он спустился ниже, к ягодицам, намеренно не обращая внимания на то, как напряглось при этом ее тело. Его руки сжали округлые ягодицы, и одновременно он принялся покрывать их быстрыми короткими поцелуями.

Потом он снова перевернул ее на спину. Возбуждение Кэтлин было так велико, что она вся дрожала. Она опять потянулась к нему, но Рид еще не закончил свою прелюдию. Нежно сжав ей запястья, он облизал по очереди все пальцы на каждой руке, поднялся до сгиба локтя.

Кэтлин забыла обо всем на свете. Ее словно окутал густой туман, единственной реальностью в котором были сладостные прикосновения Рида. Она вздрогнула от восхитительнейшего ощущения, когда он провел языком по уху и легонько укусил за мочку, шепча при этом жаркие, страстные слова. Ей было сладко до боли.

Кэтлин была охвачена самым примитивным животным желанием, какого она никогда еще не испытывала. Застонав словно в агонии, она выгнула тело, извиваясь под этими творящими волшебство пальцами. Наконец его горячие губы сомкнулись вокруг отвердевшего соска. Ей показалось, что она чувствует, как набухает в его ладони ее грудь. Он сосал и ласкал ей грудь, и у Кэтлин возникло ощущение, будто кровь в ее жилах превращается в огонь. Потом его рука нашла пульсирующий центр ее женского естества, и он ласкал его до тех пор, пока Кэтлин не почувствовала, что теряет сознание от наслаждения.

Она повторяла его имя и, обняв, судорожно прижимала к себе, умоляя взять ее. Он с легкостью отвел ее руки и прижался ртом к тому месту, которое только что ласкали его руки.

Кэтлин извивалась на смятых простынях, вонзая ногти в его тело. Ее стоны, напоминавшие стоны человека, утратившего рассудок, наполняли комнату и, казалось, отражались от стен. В этом экстатическом полузабытьи она почувствовала, что тело Рида наконец-то опустилось на нее. Он вошел в нее, и она жадно приняла его в себя. Пламя страсти запылало в них с огромной силой. Огненный смерч подхватил их и, закружив в бешеном вихре, поднял вверх к небесам, как два пылающих уголька. Потом, будто находясь на плотном облаке, их тела, еще горячие от только что совершенного ими огненного полета, медленно опускались на землю.

Рид продолжал обнимать Кэтлин, а она, положив голову ему на плечо, погрузилась в сон. Он испытывал глубокую радость от того, что ему удалось отвлечь ее от мыслей о потере, хотя и понимал, что это лишь временная передышка.

И, словно какой-то бодрствующий уголок ее сознания откликнулся на его мысли, она прошептала:

— Будь прокляты эти чертовы англичане.

Рид подавил смешок и только улыбнулся, услышав это ругательство. Одно, по крайней мере, было очевидно: пик ее страданий остался позади. Он почти не сомневался, что утром гнев и желание отомстить вытеснят горе, и он предпочитал видеть ее разгневанной, с упрямым блеском в зеленых глазах, а не плачущей в отчаянии.

Довольный тем, что достиг своей цели, Рид тоже погрузился в глубокий животворный сон.

Как Рид и предполагал, Кэтлин проснулась в состоянии бешеной ярости. После недолгих воспоминаний о любовных утехах прошедшей ночи, после нескольких поцелуев и ласк под теплым одеялом она была готова к бою. Фактором первостепенной важности было сейчас время. Идеи рождались в голове Кэтлин с такой быстротой, что остальные не успевали их осознавать. Она раздавала приказания направо и налево. Все, кроме Рида, были поражены ее энергией и необыкновенными планами.

— Мистер Кирби, вы уже отослали в Лондон полугодовой отчет о доходах? — спросила она адвоката.

— Нет, — нерешительно ответил он. — А что у вас на уме?

Вместо ответа она задала следующий вопрос:

— Какая зима была здесь в прошлом году?

— Холоднее обычной, — последовал ответ. — Значительно более суровая.

— Хорошо! — воскликнула она, и все подумали, не лишилась ли она рассудка. — Я хочу, чтобы на моей земле не осталось скота. Отчеты можно изменить, указав в них, что на имение обрушились всевозможные бедствия. Будь я проклята, если оставлю этому идиоту хотя бы цыпленка.

— Но что же ты сделаешь с животными? — спросила Изабел, широко открыв глаза.

Кэтлин взмахнула рукой.

— Отдам их фермерам, — великодушно заявила она. — Я не хочу ничего оставлять Эллерби, но я и не хочу, чтобы фермеры страдали от голода и притеснений.

— Но что же я напишу в отчете, милочка? — хотел знать Кирби.

С минуту Кэтлин в задумчивости покусывала ноготь, потом злорадно улыбнулась:

— Боюсь, мистер Кирби, что суровая зима вызвала падеж скота, погибла большая часть коз и овец. Оставшихся, в дополнение к цыплятам, гусям и уткам, пришлось пустить на убой, чтобы избежать голода.

— А телята?

— Их всех унесло какое-то непонятное заболевание.

Брови Кирби взлетели вверх. Он с трудом выдавил из себя следующий вопрос:

— А лошади?

Кэтлин покачала головой, изобразив глубокое горе. Рид про себя аплодировал ее находчивости.

— Жаль, конечно, что в подтверждение моей легенды нам придется сжечь конюшни, но тут уж ничего не поделаешь. Боюсь, что все наши лошади погибли при пожаре, неожиданно возникшем в конюшнях весной, — нашла она выход.

Услышав это, даже Рид округлил глаза.

— Кэт, ты уверена, что надо сжигать конюшни? Она нахмурилась, потом кивнула:

— Уверена. Я бы сожгла амбары и выжгла поля, но от этого пострадают арендаторы. Часть урожая уже засыпана в закрома, часть вот-вот созреет и будет убрана. Я не хочу ради удовлетворения своей мести Эллерби обречь на голод людей, которые верой и правдой служили нам долгие годы. Но я не оставлю и крошки в наших кладовых. Все запасы надо оттуда забрать и раздать арендаторам. И пусть черт заберет сэра Лоуренса, — последние слова Кэтлин словно выплюнула.

— Жаль, что ты не можешь сжечь и дом, — добавила Изабел.

— О нет, нет! — испуганно воскликнул Кирби. — Кэтлин не стала бы этого делать, даже если бы могла. — Кэтлин прищурила глаза, и он поспешно продолжал: — Возможно, когда-нибудь, когда война между Англией и Америкой закончится, король вернет вам имение и титул.

Кэтлин посмотрела на него с сомнением.

— А что, это возможно? Кирби пожал плечами.

— Это маловероятно, но все же такое случалось. Если сэр Лоуренс окажется банкротом, король спустя некоторое время может вернуть вам имение; только надо будет направить ему петицию.

Кэтлин обдумала эту возможность.

— Что ж, раз уж я не могу сровнять дом с землей, не оставив от него камня на камне, я во всяком случае оставлю его абсолютно голым. Все, что я не возьму с собой, пусть заберут арендаторы, остальное я сожгу вместе с конюшнями. Пусть Эллерби заново обставляет его. После того как я приведу свой план в исполнение, ему придется самому покупать даже свечи с подсвечниками.

Верная своему слову, Кэтлин велела слугам полностью очистить дом. К вещам, которые она отобрала раньше и которые уже были погружены на «Кэт-Энн», она добавила много других, имевших хоть какую-то денежную или моральную ценность. Число отобранных ею портретов значительно пополнилось — она присоединила к ним все те, которые сначала собиралась оставить. Гобелены и картины были тщательно упакованы, также как стопки книг и рулоны ирландского полотна. Серебро, фарфор, хрусталь оказались на борту «Кэт-Энн». Нашлось место и для ваз, безделушек, статуэток, зеркал и часов.

На корабль погрузили и кое-какие предметы мебели, но большую ее часть пришлось в силу необходимости оставить, и Кэтлин стоически распределила ее между арендаторами. Последние были рады получить любую из оставшихся вещей, включая глиняную и фаянсовую посуду, горшки, сковороды и даже каминные экраны.

Подобно урагану Кэтлин прошлась по всему дому, вынося из него все его содержимое. Как-то днем Рид наткнулся на нее в пустой столовой. Она стояла в середине комнаты, сосредоточенно созерцая потолок. Заранее, еще не открыв рта, зная, что совершает ошибку, он тем не менее спросил:

— В чем проблема, Кэт?

Она искоса посмотрела на него.

— Я пыталась решить, что делать с люстрами; я почти забыла о них, — призналась она с некоторым смущением.

— Боже упаси! — с упреком проговорил Рид.

— Я не намерена оставлять их Эллерби, — огрызнулась Кэтлин. — Во всяком случае не ту, что висит в главном зале.

— Что ж, — поддразнил он ее, — они придутся по вкусу арендаторам. Именно люстр им и не хватает.

Дело, однако, кончилось тем, что спустя короткое время Рид уже отдавал распоряжения рабочим, снимавшим и упаковывавшим эти чудовищные сооружения из серебра и хрусталя. После этого он пришел к выводу: что бы еще ни придумала Кэт, его ничто не удивит. Он прошелся по дому. Его шаги гулко отдавались в пустых комнатах. Нигде он не обнаружил даже спичечного коробка. Кэтлин вынесла из дома все, включая и кухонную метлу, заявив, что Эллерби придется обзавестись собственной, чтобы смахивать паутину и пауков, которых она благосклонно решила оставить ему в наследство.

Однако, по мнению Рида, она перегнула палку, приказав снять прикрепленные к стенам бра и дверной молоток.

— Ты уверена, что не хочешь разобрать весь дом и увезти с собой, а потом заново собрать его в Саванне, а, Кэт? — насмешливо спросил он.

— Будь это возможно, я бы так и поступила, — парировала она, блеснув изумрудными глазами.

Наконец был сделан последний выстрел: Кэт уговорила дюжину рабочих забраться на крышу и втащить туда большие камни. Эти камни опустили в трубы, где их будет не легко найти и откуда еще труднее будет вытащить.

— Ну вот, — проговорила она с плутоватой улыбкой. — Пусть теперь Эллерби попробует разжечь огонь. Надеюсь, он задохнется в дыму, как только попытается это сделать. Возможно, у него от холода отвалятся все пальцы.

— Ох, Кэт, — засмеялся Рид. — Что за изобретательный дьявольский ум скрывается в этом очаровательном существе с ангельским лицом и хрупкой фигуркой! Никому не следует недооценивать тебя, Кэт.

Она бросила на него взгляд одновременно расчетливый, дразнящий и коварный. В зеленых глазах заплясали бесовские искорки, а веселый смех прозвучал как звон сотни маленьких колокольчиков.

— Веди себя хорошо, Рид, дорогой, и тебе не о чем будет беспокоиться.

Над бухтой низко опустился туман, словно под стать печальному настроению Кэтлин, наблюдавшей, как постепенно скрываются из виду берега Ирландии.

Тяжелый вздох рвался наружу, угрожая перейти в рыдание. Отвернувшись от поручней, она увидела внимательно смотревшего на нее Рида.

— Пожалуй, я на время спущусь вниз, — выдавила она со слабой улыбкой.

Кэтлин осторожно прошла по палубе, запруженной людьми, и спустилась в капитанскую каюту. На обратном пути из Ирландии в Саванну команда «Кэт-Энн» увеличилась втрое. Кроме того, на борту было много пассажиров. Перед отплытием Рид предложил слугам и арендаторам, пожелавшим эмигрировать в Америку, взять их с собой. То же самое предложение он сделал матросам и служащим, многие годы проработавшим в судоходной компании Эдварда Хейли. Значительное число матросов, многие из которых когда-то давно плавали под командованием Кэтлин, приняли предложение Рида, обещавшего предоставить им работу в Саванне. Два бухгалтера компании последовали их примеру. Несколько арендаторов и слуг, чья ненависть к Англии росла из года в год, решили попытать счастья в Америке, не желая служить пользовавшемуся дурной славой Эллерби. Те, кто был обучен какому-то ремеслу, смогли бы устроиться на работу плотниками, каменщиками, кузнецами, поварами, швеями. Кэтлин была уверена, что ее бабушка, всегда неодобрительно относившаяся к рабству, наймет многих фермеров и членов их семей на работу в своем имении Эмералд-Хилл.

«Кэт-Энн», предназначенный для перевозки грузов и оснащенный как каперское судно, не был приспособлен для перевозки такого количества пассажиров. На нем было всего несколько кают, набитых теперь до отказа, так же как и помещения, в которых размещались члены команды. Даже на палубе были разложены матрасы и висели гамаки. Каждая щель и каждый угол от носа до кормы были забиты грузом, припасами или людьми, и «Кэт-Энн» низко осел в воде.

Кэтлин изо всех сил старалась преодолеть свое плохое настроение. Больше времени, чем обычно, она проводила с детьми, часами разговаривала с Изабел, которая физически полностью оправилась от пережитого потрясения и даже набрала несколько фунтов. Вдобавок она прилагала массу усилий, чтобы обеспечить всем необходимым жен и детей арендаторов.

Для женщин был организован швейный кружок, что давало возможность общаться друг с другом и с пользой расходовать энергию. Большая каюта Катлина и Александреа днем превращалась в своего рода детскую комнату, где матери по очереди присматривали за детьми. Женщины таким образом получали передышку от постоянной возни с капризничающими малышами, а дети — возможность играть со сверстниками, что в какой-то мере компенсировало ограничение их привычной свободы в условиях плавания. Один раз в день детей выпускали на палубу, чтобы они могли подышать свежим воздухом и побыть на солнышке под бдительным присмотром заботливых мамаш, опасающихся, как бы их отпрыски, исполненные естественной в этом возрасте энергии, не подошли слишком близко к корабельным поручням и не вывалились за борт. Покачивание корабля на волнах заставляло многих женщин передвигаться по палубе неестественной походкой, и Рид со смехом прокомментировал, что они похожи на стадо идущих вразвалку уток с ковыляющим следом выводком утят.

Но и на пятый день пути Кэтлин не удалось преодолеть свою депрессию. Тогда она прибегла к старому, испытанному средству. Встав рано утром, она надела брюки, которые держала в шкафу в своей каюте, и мужскую рубашку с длинными рукавами. Внутренне она сжалась, представив реакцию Рида, но тем не менее распрямила плечи и вышла на палубу. Вообще-то Рид уже привык к мысли, что его обожаемая жена обладает некоторыми совсем неженскими талантами, но обычно Кэтлин старалась не проявлять их на людях.. Частенько, когда на борту находились лишь Рид и постоянные члены их команды, она сама становилась к штурвалу и управляла кораблем. Такое случалось и на их пути в Англию. Дома она надевала брюки, помогая Кейт объезжать лошадей, которых они выращивали в Эмералд-Хилле, или когда она ранним утром отправлялась на своем паломино[1] на прогулку с Ридом. Вдвоем они скакали по бескрайним полям и лугам — Кэтлин на Зевсе, а Рид рядом на своем черном жеребце Титане. В глазах Рида необычное поведение и костюмы Кэтлин были частью ее привлекательности и очарования. Не имело смысла спорить с ней. Чем больше он горячился, тем более вызывающе она себя вела, словно назло ему. Он, надо сказать, ничего не имел против, если она совершала свои неординарные поступки без свидетелей. По большей части ему нравилось заниматься вместе с ней тем, что является обычно мужской прерогативой. Кэтлин была живой и энергичной, как ни одна другая из всех знакомых ему женщин. Все они бледнели в сравнении с ней. Она обладала отвагой и вкусом к жизни, что придавало их браку живость, остроту и пикантность, о которых он и не мечтал. Даже в состоянии предельного раздражения он не согласился бы променять свою подвижную, как ртуть, непредсказуемую подругу на жену с более устойчивым и спокойным характером. Но бывали моменты, когда она слишком испытывала его терпение, и сейчас был один из них.

Итак, Кэтлин решительно вышла на палубу и направилась к грот-мачте. Одного взгляда на ее тонкую, обтянутую мужским костюмом фигуру было достаточно, чтобы Рид пришел в ярость. Он нахмурился и зло прищурился. Потом, передав штурвал первому оказавшемуся поблизости матросу, пошел к мачте, по которой уже карабкалась Кэтлин.

Уперев руки в бока, он сердито уставился на нее.

— И что это ты задумала на сей раз? — прогремел он.

С грациозным проворством, всегда изумлявшим его, она обернулась, держась одной рукой за мачту и балансируя ногой на перекладине. Глядя на него сверху вниз, она с вызовом ответила:

— Забраться наверх, разумеется. Лицо его потемнело.

— А ну-ка спускайся, — скомандовал он, — а то я взберусь наверх и сам стащу тебя оттуда.

Ее глаза превратились в зеленые щелочки.

— Твоя дикарская тактика абсолютно меня не впечатляет, Рид, — откликнулась она с усмешкой.

— Возможно, тебя впечатлит, когда я как следует тебя отшлепаю, — строго предупредил Рид. — Ты спустишься?

Кэтлин покачала головой, ее рыжие волосы разлетелись на ветру.

— Нет.

— Кэтлин, — медленно начал он, стараясь не сорваться, — будь благоразумной. На корабле полно пассажиров, а ты привлекаешь к себе внимание.

— В данный момент это меня совершенно не волнует. Да пусть сам король и весь его двор смотрят на меня, мне все равно, — раздраженно огрызнулась она и с глубоким вздохом закрыла глаза. Затем открыла их и умоляюще посмотрела на Рида. — Рид, пожалуйста. Ты прав, говоря, что на корабле полно народа. Я и шагу не могу ступить без того, чтобы на кого-нибудь не наткнуться и, откровенно говоря, это сводит меня с ума. Я терпела, сколько могла. Мне жаль, что я ставлю тебя в неловкое положение, но мне нужно пространство. Мне нужно побыть одной какое-то время, подумать, снять постоянно растущее внутреннее напряжение, постараться вытеснить из души злость, порожденную воспоминанием о том, чего я лишилась, привести в порядок свои мысли.

В зеленых глазах заблестели слезы; она умоляла его проявить понимание.

Стоило Риду увидеть ее слезы и он сразу сдался. Прояви она непокорность, вступи с ними в спор, он мог бы иметь с ней дело на равных. Но при виде ее слез все его раздражение мгновенно улетучилось. Он криво улыбнулся и, тяжело вздохнув, махнул рукой.

— Ну что ж, тогда наверх, дух, — ворчливо проговорил он. — Наверх к облакам, где ты сможешь размышлять в одиночестве. Только постарайся спуститься оттуда не в таком отвратительном настроении, в каком ты пребывала все эти дни.

Благодарно улыбнувшись, Кэтлин послала ему воздушный поцелуй и стала быстро карабкаться вверх, пока он не передумал.

Устроившись на самом верху мачты, высоко над палубой, Кэтлин обрела уединение, о котором мечтала. Ветер свистел в ушах, развевал волосы и создавал неповторимую симфонию звуков, которую она так любила. Завывание ветра, хлопанье огромных парусов, скрип мачты заглушали все другие звуки. Покачивание мачты на такой высоте было значительным, но Кэтлин это было не в новинку. Оно успокаивало ее, как успокаивает младенца ритмичное покачивание люльки.

Далеко внизу, насколько хватало глаз, по голубой глади катились валы. Не видя земли, легко можно было вообразить, что эти валы бесконечным водопадом падают откуда-то с края земли. Долго сидела Кэтлин на своем высоком «троне», и ветер уносил прочь ее печаль и волнение; звуки и движение любимого ею моря воздействовали на самые глубины ее души, принося с собой покой и умиротворение.

В этом умиротворенном состоянии мозг ее не сразу воспринял сигналы, посылаемые глазами. Но вот она стряхнула с себя временную расслабленность и стала напряженно всматриваться в даль, где на лазурной поверхности появилась черная точка.

— Корабль по правому борту! — закричала она. Рид задрал голову, ища ее глазами.

— Под каким флагом, что за корабль? — прокричал он в ответ.

— Без бинокля не вижу, слишком далеко, но, судя по размеру и очертаниям, я бы сказала, что это английский корабль.

Рид тут же послал матроса с биноклем на бизань-мачту. Кэтлин осталась на своем посту, дожидаясь, пока тот установит принадлежность судна. По спине пробежал неприятный холодок дурного предчувствия, которое подтвердилось пару секунд спустя.

— Это английский бриг, — сообщил матрос. — Идет в нашу сторону на полных парусах.

— Английский военный корабль, черт бы его побрал! — выругался Рид.

Кэтлин, не теряя больше ни секунды, спустилась вниз. Лицо ее было напряженным, изящно очерченные губы сжались в тонкую полоску.

— Черт, черт, черт!

В обычных условиях высокоманевренный, быстроходный «Кэт-Энн» мог бы обогнать любой корабль, но сейчас он был перегружен. Кэтлин бросилась к Риду.

— Мы не сможем уйти от них, Кэт, — констатировал он и без того очевидный факт.

Она кивнула:

— Значит, придется принять бой.

Гордость засветилась в его устремленных на жену ярко-голубых глазах. Перед ним была не хнычущая мисс, а тигрица, готовая защищать свое потомство.

— Я бы предпочел обойтись без этого. Слишком много пассажиров на борту. Может, удастся их обмануть?

На «Кэт-Энн» не было поднято никакого флага на случай ситуации, подобной этой.

— У меня идея, — сказала Кэтлин. — Подними ирландский флаг. Пусть подойдут ближе, думая, что приближаются к союзнику. В противном случае нам придется познакомиться с их пушками. Если же они подойдут ближе, от их орудий будет столько же пользы, сколько и от наших.

Рид задумчиво кивнул.

— Они рискнут подойти на расстояние бортового залпа, а тогда шансы будут равными: либо мы потопим их, либо они нас.

— Вот именно.

— Они будут пытаться забрать матросов к себе на службу, — предположил Рид, лихорадочно обдумывая положение. — Если они поднимутся на борт со своим обычным имперским апломбом, думаю, мы сможем их удивить.

— Пусть заглотят наживку, как ничего не подозревающая форель, — согласилась Кэтлин с хитрой улыбкой. — У нас не возникнет проблем при наличии такого числа опытных матросов. Сейчас наша команда втрое больше обычной, и все умеют драться.

— Еще бы, исправившиеся пираты, — Рид подавил печальную улыбку, но глаза его блеснули.

Вдвоем они быстро наметили план действий и отправились ознакомить с ним остальных.

Не больше пяти минут ушло у Кэтлин на то, чтобы достать свою шпагу, нож и пистолет и отдать женщинам распоряжение оставаться внизу с детьми. И вот она уже стояла рядом с Ридом, наблюдая за приближавшимся английским бригом. План их был прост и успех его зависел в основном от точного расчета и времени и актерских способностей Рида.

— Остановитесь и приготовьтесь к проверке, — прозвучала команда с брига, который находился теперь совсем рядом.

— Кэт, — Рид бросил на нее взгляд через плечо, — если что-нибудь пойдет не так…

Кэтлин перебила его, неожиданно толкнув локтем под ребро.

— Все пойдет так, как надо, мои мальчик, — она произносила слова с преувеличенным ирландским акцентом. — Ньюгейт — не то место, где я хотела бы побывать в этом году.

В предвкушении схватки глаза ее блестели сильнее обычного, а на губах играла злорадная улыбка.

— Ты настоящая ведьма, — улыбнулся в ответ Рид.

После этого короткого диалога они переключили внимание на то, как разворачивались события. Абордажные крючья зацепили их борт, соединив два судна. С одного борта на другой в качестве мостика была перекинута доска, и дюжина английских матросов, двигаясь цепочкой вплотную друг за другом, перебралась на «Кэт-Энн» вслед за офицером. Офицер, насколько Кэтлин могла разглядеть его из-под руки Рида, был низеньким, толстым и розовощеким. Если бы не безупречная морская форма и суровое выражение лица, его можно было бы принять за эльфа.

— Кто командир этого корабля? — повелительно спросил он.

— Я командир «Кэт-Энн», — ответил Рид, имитируя ирландский акцент Кэтлин.

Английский офицер посмотрел на Рида с явным отвращением.

Вытянувшись во весь рост — при этом он все равно остался на несколько дюймов ниже Кэтлин — он заявил:

— Именем короля Англии я приказываю вам немедленно передать под мое командование всех английских матросов и других английских подданных.

Стараясь изо всех сил принять униженный вид, Рид ответил:

— У нас на борту таковых не имеется, но вы можете сами проверить, если желаете.

— Мы проверим, мы обязательно проверим, — фыркнул офицер. — Мы также конфискуем все оружие, боеприпасы и любой другой груз, какой может оказаться полезным флоту его величества.

Он жестом приказал своим людям обыскать корабль. Английские моряки разбрелись по палубе, а команда «Кэт-Энн» тем временем приступила к действиям.

На палубе находилась меньшая часть команды «Кэт-Энн». Матросы спокойно стояли и с покорным видом наблюдали за происходящим, не оказывая никакого сопротивления. Из них англичане отобрали нескольких человек с намерением забрать с собой. Этих людей разоружили и, собрав в одну группу, оставили под охраной трех английских матросов. Остальные отправились в нижние помещения корабля в поисках других членов команды, оружия и грузов для конфискации.

Кэтлин молча стояла позади Рида, наблюдая, как их противники один за другим исчезают в проходах. Прошло несколько минут. Снизу не доносилось ни звука. Лишь изредка раздавался глухой стук, какой бывает при падении чего-то тяжелого.

Тем временем несколько безобидных на вид матросов проскользнули на палубу и заняли там места, ожидая сигнала Рида. Потешаясь про себя над выражением превосходства, словно приклеенным к лицу английского офицера, Кэтлин выступила из-за спины Рида со шпагой в руке.

— Ну и ну! Крысы на корабле! — громко воскликнула она. — Что же мне с ними делать? — И, сморщив вздернутый носик, сверху вниз посмотрела на коротышку-офицера.

Вид Кэтлин в плотно облегающих брюках, рубашке с распахнутым воротом, с развевающейся по ветру гривой огненно-рыжих волос был, мягко говоря, необычным.

Никто, кроме тех, кто ждал этого, не заметил, что Рид в этот момент легонько кивнул головой. Мгновение — и, острие его шпаги было приставлено к горлу офицера. Три матроса, охранявшие пленников, внезапно обнаружили, что находятся под дулом пистолетов. Прежде чем хоть один из них успел понять, что происходит, веревки с абордажными крюками были перерезаны, и два корабля стали отходить друг от друга. С невероятной скоростью команда «Кэт-Энн» принялась за дело, освобождая судно от абордажных крюков и поднимая паруса. Кэтлин встала к штурвалу. Финли снизу подал сигнал, что сопротивление остальных английских моряков подавлено.

Одновременно с увеличением расстояния между двумя кораблями, по лицу Рида расползалась широкая улыбка. Можно было с уверенностью предположить, что англичане не станут стрелять по «Кэт-Энн», на борту которого находились один офицер и двенадцать матросов.

Несколько часов спустя Кэтлин стояла на корме с английским офицером, утратившим большую долю своей самоуверенности. Лицо офицера, весь костюм которого составляло теперь лишь обмотанное вокруг талии потрепанное полотенце, пылало, а на лице Кэтлин играла довольная улыбка.

— Надеюсь, вы умеете плавать, офицер, — издевательски проговорила она, едва сдерживая смех, и зацепила полотенце острием шпаги.

Они с Ридом заставили своих пленников по одному прыгать за борт, и теперь все они покачивались в соленых водах Атлантики, дожидаясь, пока родной корабль подберет их. Их командир должен был прыгать в последнюю очередь. Можно было не сомневаться, что к тому времени, когда англичане вытащат из воды своего посиневшего, дрожащего офицера, «Кэт-Энн» будет уже далеко.

Легким уколом шпаги Кэтлин подтолкнула офицера, одновременно стащив с него полотенце. Пародируя смущение, она прикрыла глаза рукой, когда его пухлое голое, как у новорожденного младенца, тело мелькнуло в воздухе и погрузилось в воду. Выплыв на поверхность, он услышал ее звонкий смех и прощальное «напутствие»:

— Проклятый английский дурак!