Пепел к пеплу

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Забавно, как все ощущалось и виделось иначе при свете дня. Нашим будильником была Дейвенпорт, загремевшая дверью, пытаясь войти. Я выпала из кровати, пытаясь в панике встать, теряясь от нехватки сна и страха в голове.

Стоило открыть дверь, увидеть солнце в коридорах и недовольное лицо Дейвенпорт, и мне показалось, что прошлая ночь была пустяком по сравнению с гневом женщины.

— Простите за вмешательство, — сказала она, глядя презрительно на мою тесную футболку, выделявшую грудь. — Но мне нужно с вами поговорить. Раз вы на моей территории, думаю, вы не против.

Она протиснулась мимо меня и прошла к кроватям, где сидел Декс без футболки, его волосы торчали в стороны, а Ребекка натянула одеяло до ключиц.

— Я не хочу повторять, но уже поздно, — сказала она.

— И вам доброе утро, — сказал Декс со стоном. — Уверены, что нельзя выпить кофе перед лекцией?

Она сжала ладони. Я заметила, что она была в другом коричневом костюме, от которого выглядела как большая шоколадная конфета.

— Тогда вы знаете, о чем я хочу поговорить. Утром, пока я собиралась на работу, а получила письмо, что включилась камера от датчика движений. Представьте мое удивление, когда я увидела вас двоих, — она посмотрела на Декса и меня, я потирала ушибленную спину, — бегущих по лестнице, словно вы горите.

Я сглотнула.

— Простите, мы… — начала Ребекка.

Она вскинула нос в воздух и продолжила, словно Ребекка молчала:

— Я даже не знаю, как вы смогли пройти наверх, не включив запись в первый раз. Я не получала письмо об этом, — я взглядом попросила Декса молчать. Мы не хотели рассказывать ей, что были в желобе для тел. — Что вы делали там без моего разрешения?

— Простите, — сказала я, шагнув вперед, скрестив руки на груди. — Мы были только на втором этаже. Мы подумали, что услышали там кого-то. Мы просто хотели оглядеться.

Она приподняла некрасивую бровь.

— И? Нашли что-нибудь?

— Отчасти, — сказала я, хотя видела, как Декс взглядом просил меня молчать. Он не хотел пока что показывать ей материал. — Мы подумали, что видели собаку.

— Собаку? — повторила она и задумалась. — Не знаю насчет собак. Но когда-то тут жили еноты. Мне жаль, если вы испугались.

Это точно был не енот, и я пыталась передать Дексу мысли. С енотами мы встречались.

— И все же, — она кашлянула, симпатия пропала, — вы знаете, что я не хочу наверху никого без сопровождения сотрудников. Это наша ответственность. Я понятно сказала? Те этажи недоступны без моего разрешения.

Декс поднял руку в воздух, как ученик, рвущийся ответить.

Она прищурилась.

— Что такое?

— Мы можем получить разрешение?

Она вздохнула, словно терпение кончалось.

— У вас тур с историком через два часа. Предлагаю снимать, пока можете. Если захотите потом еще, мы поговорим, — она прошла к двери и оглянулась. — Кофе в учительской.

Она вышла, а я кое-что вспомнила.

— Декс, — прошипела я. — Ты забрал пиво из холодильника персонала?

— Блин! — воскликнул он и вылетел из кровати. Он побежал за дверь и по коридору в одних боксерах. Его твердое красивое тело вызвало удивленный вскрик и восторженный взгляд от пришедшей рано учительницы, только миновавшей порог школы. Я надеялась, что он не будет продолжать утренние привычки, хотя встреча с Дейвенпорт должна была отбить желание.

Я посмотрела на Ребекку.

— Как спалось?

— Я выгляжу уставшей? — возмутилась она.

— Нет, — я села на край ее кровати. У нее были темные круги под глазами, она казалась уставшей, но я была не лучше. — Я едва спала. Не помогло и то, что кровати не для двоих, — я смотрела на нее, обдумывая ее слова с прошлой ночи, что она не в себе. Она уже два месяца была без девушки, может, все еще страдала из-за этого.

Я не успела спросить, Декс, тяжело дыша, появился на пороге с пачкой из шести банок пива в руках, выглядя так, словно украл священный Грааль. Он быстро закрыл дверь.

— Это было близко, — он открыл шкаф под рукомойником и спрятал пиво туда. — Надеюсь, Келли не любит пиво.

— Тебя кто-то видел? — спросила я.

Он улыбнулся.

— С пивом — нет. В трусах? Скажем так, нескольким учительницам будет о чем мечтать ночью.

Я фыркнула, Ребекка посмотрела на потолок.

Школа медленно оживала, и было проще терпеть утро, ведь страха не осталось. Я даже смогла сама сходить в душ, не боясь, что меня кто-то похлопает по спине. События прошлой ночи казались далекими, и хотя я немного нервничала, будет приятно услышать правду о месте из доверенного источника, а не от «Дикипедии».

Перед девятью часами сонные ученики разошлись по классам, сотрудники с любопытством поглядывали на нас, а мы ждали у кабинета Дейвенпорт Бренну и гида.

— Привет, ребята, — сказала Бренна, помахав нам, приближаясь по коридору. Ее глаза сияли, она выглядела бодрой, и я не знала, как она работала тут каждый день, не сходя с ума, учитывая то, что она видела.

Декс улыбнулся, поправляя камеру в руке:

— Парень пел вам «Hot for Teacher»? — он взглянул на меня. — Будь ты учителем, я пел бы это тебе каждую ночь. Может, стоит сделать тебе пучок, надеть сексуальные очки и взять большую указку…

— Декс! — возмутилась я, кивнул на Бренну.

Она лишь рассмеялась.

— Ничего. И он поет «Hot for Teacher» все время. Это лучше, чем петь Раффи.

Ребекка склонилась к ней и понизила голос:

— Что можете рассказать о мужчине, что покажет нам школу?

— О Патрике? — спросила она. — Он доверенный. Жил в Гэри всю жизнь. Его мама или бабушка тут работала.

— Он знает о том, что вы видели? — спросила я. — Он решит, что мы психи, если мы заговорим о том, что видели прошлой ночью?

Она сосредоточилась.

— А что вы видели?

Декс похлопал по камере.

— У нас есть материал. Мы еще его не смотрели, но, думаю, большую часть аномалий снять удалось. Когда у вас перерыв сегодня?

— Во время обеда, — сказала она. — В полдень.

— Тогда мы придем, если можно, — сказала я. — У меня есть пара вопросов.

Она осторожно кивнула.

— Хорошо.

Двери школы открылись, и прошел мужчина за сорок с густыми каштановыми волосами и в очках. Он чуть горбился от плохой осанки, был в пиджаке цвета хаки, который казался слишком теплым для солнечного дня.

— Это Патрик, — сказала она, указав на него. — Увидимся за обедом.

Она уходила, а Ребекка поймала взгляд Патрика.

— Вы — мистер Ротберн? — спросила она.

Он робко улыбнулся и прошел к нам.

— Да, но зовите меня Патрик. А вы…? — у него был низкий хриплый голос.

Мы представились, и все шло хорошо, пока Декс не назвал нас в конце «охотниками на призраков».

Патрик вытащил из кармана рубашки зубочистку и сунул в рот.

— О, даже не знаю насчет охотников на призраков, — он с опаской посмотрел на камеру Декса.

— Вам не сказали, зачем мы здесь? — спросила Ребекка.

Он кивнул.

— Сказали. Но я думал, что вы из общества паранормального, а не для шоу.

— Нам не обязательно снимать вас, — сказал ему Декс. — Мы можем вас закрасить.

— Это было бы хорошо, — оценил он. Взгляд смягчился за очками. — Простите, я работаю в музее и не хочу быть связанным с шоу. Я с радостью все покажу вам. Так лучше, чем в прошлом.

— Что тогда случилось? — спросил Декс.

— Охотники на призраков или исследователи паранормального ворвались сами и пытались снимать. Так что мы ценим, что вы это делаете официально, уважая историю.

Я бросила на Декса тяжелый взгляд. Хорошо бы не упоминать ему о ночных приключениях.

— Без проблем, — быстро сказала Ребекка. — Начнем? Хотите чаю или кофе в комнате отдыха?

Он поднял руку.

— Нет, но спасибо.

— Предложение в силе, Ребекка? — спросил Декс. — Я был бы рад чашечке, — он похлопал глазами.

— Сам и делай, — сказала она, и они с Патриком пошли к лестнице.

Декс был потрясен ее ответом, и мне пришлось приободрить его поцелуем в щеку.

— Хорошая попытка, — поддразнила я.

— Нерв, — сказал он. — Она готова делать это для воплощения Гэри Олдмена, но не для старого доброго Декса.

Я обвила рукой его пояс, мне нравилось ощущать мышцы под тонкой футболкой.

— Я тоже не буду делать тебе кофе, но, когда мы вернемся в Сиэтл, ты сможешь включить «Van Halen», и я оденусь как очень плохая учительница.

— Твою мать, — простонал он, повернулся и прижался ко мне телом, взгляд стал соблазнительным. — Не дразни меня, а то я затащу тебя в кабинет Дейвенпорт и нагну над ее столом.

Я улыбнулась и высунула язык.

— Я тебе говорю, я не буду заниматься там сексом, даже если…

— У меня будет два члена, — подсказал он. — Да, такое ты говорила.

— Кхм, — кашлянула Ребекка. Мы посмотрели, а они с Патриком (ужасно похожим на Гэри Олдмена) стояли посреди лестницы и ждали нас.

— Простите, — извинилась я, оглянулась на Декса и прикрыла его, пока он поправлял эрекцию в джинсах.

Мы догнали их, зазвенел звонок на урок, и я чуть не вылетела из кожи от удивления.

— Уже боишься? — спросила Ребекка.

— Я догадываюсь, что может ждать впереди, — осторожно сказала я.

— Вообще-то, — сказал Гэри Олдмен, пока мы поднимались, — санаторий был местом надежды. Моя бабушка была тут медсестрой под конец, когда лекарство уже нашли, и она сказала, что многие дети были счастливы. Больные, да, но умерли не все. Многие уехали домой, а до этого у них были тут друзья. Видели игровую площадку сзади?

Мы остановились на вершине лестницы, он кивнул на окно, что выходило на заднюю часть двора, выудил еще одну зубочистку и сунул в рот. Я не знала, куда делась первая.

Снаружи была большая игровая площадка — небольшое поле травы, обрамленное клумбой, площадка для баскетбола, турники и качели. Все казалось новым, даже удивляло.

— Там была игровая площадка во время санатория, — сказал он. — Видите лужайку перед деревьями? Там ученики рисуют природу. Лес, цветы, облака. Раньше трава тянулась до здания. Медсестры выкатывали пациентов подышать свежим воздухом и оставляли их на часы. Если им было хорошо, они играли, но все уже заменили, — он печально вздохнул. — Для них было важно находиться снаружи. Они верили, что соленый свежий воздух — это лекарство. На четвертом этаже, где были смертельно больные, окна были открыты все время, даже зимой. Порой медсестры находили утром замерзших насмерть.

— Боже, — я прижала ладонь ко рту. — Ужасно. А вы говорили, что это было счастливое место.

Он посмотрел на меня.

— Счастливее, чем вы думаете. Но, как и во многих больницах тогда, были и ужасы. Это не было нормой.

Мы пошли на второй этаж. Декс уже снимал.

— И эти ужасы… — он замолчал.

— Хотите услышать эти истории? — спросил Олдмен.

— На каждом этаже было бы отлично, — сказал Декс, посмотрел поверх камеры и увидел, как Олдмен кривится с зубочисткой во рту. — Не переживайте. Я вас не снимаю.

Он кивнул и замер посреди коридора, там мы с Дексом стояли, когда увидели существо.

— Второй этаж, — сообщил он без пафоса. — На этом этаже были почти все дети. Справа от нас, в том крыле, содержали детей низкого класса. Слева были дети важных людей.

— А в чем разница? — спросил Декс.

— Минимальная, — он махнул рукой. — Я вам покажу.

Он повел нас к комнате, где Декс увидел крысу. Мы заглянули в одну из комнат. В свете дня она все еще была жуткой, но немного мрачной, стены были серыми, пол — твердым и суровым. Мертвые листья и пожелтевшие газеты усеивали землю, вместе с крысиным пометом. Было видно битое стекло окон, осколки блестели на солнце. Я прошла по комнате и выглянула. Отсюда было видно верхушки деревьев, океан блестел вдали.

— Хороший был у них вид, — сказала я.

— Да, когда было солнечно, как сегодня, — сказал он. — Но большую часть времени там туман, закрывающий холмы. Когда они построили больницу в 1912, было лето. Тумана не было. А потом, через год после появления, туман окутал Гэри и не уходил. Пациенты оказались в облаках, — я обернулась, он говорил с Дексом, снимавшим меня. — Кстати, для вашего шоу. На четвертом этаже дети видели туман в коридорах, независимо от времени и погоды снаружи. Порой туман был таким густым, что даже руку перед лицом видно не было.

— Что вы испытали? — спросила Ребекка. — Если можно узнать.

Он сунул новую зубочистку в рот. Декс кивнул.

— Можно и мне? Я когда-то любил их грызть.

Олдмен вскинул бровь, но вытащил коробочку и предложил одну Дексу, тот уверенно сунул зубочистку в рот и игриво посмотрел на меня.

— Как в старые времена, малыш.

Олдмен терпеливо ждал, пока Декс повернется к нему, а потом продолжил:

— Я многое испытывал здесь, в разных местах. Если верите в призраков, это вас напугает. Если нет… уверен, найдется научное объяснение.

— А вы верите в призраков? — спросила я.

Он улыбнулся, глаза блестели за очками.

— Все историки верят, — зубочистка покачивалась меж его губ. — Посмотрим. На этом этаже я видел мальчика. Его видели многие, включая предыдущих охотников.

— Элиот, — сказала я.

— Это его имя? — с любопытством спросил он. — Ему идет. Я часто вижу Элиота, когда прихожу, днем или ночью. Он бегает за резиновым мячом. Я видел, как охотники на привидений оставляли игрушки на полу, машинки и прочее, и я видел, как он двигал их, словно играл с ними.

— Что-то еще? — спросил Декс.

Олдмен удивленно посмотрел на Декса.

— Этого мало? Видимо, да. Но мальчик добрый, он не издевается и не шутит со злобой.

— Он не играет на ксилофоне?

Его губы изогнулись.

— Ах, вы слышали музыку. Я не видел, чтобы он играл, но тут было много детей годами, энергии много в одном месте. Никто не знает, откуда музыка, но точно с этого этажа. Порой слышно смех детей, шаги и топот, хотя их не видно. Все это я испытывал на этом этаже.

Мы покинули комнату и пошли по коридору в другую сторону. К комнате со светом. Мое сердце забилось быстрее рядом с ней. Нужно было как-то указать на нее.

Олдмен показал нам одну из комнат и сказал:

— Как видите, эти комнаты меньше. Они были личными или наполовину личными, а в палатах для детей низших классов могло умещаться по двадцать детей. Богатые могли позволить себе уединение и пространство. Порой дети были старше, их держали отдельно.

Пока он говорил, я шла по коридору, не слушая биение сердца. Я заметила край стола и лампу у той комнаты и замерла. Заглянуть внутрь я не осмелилась.

— А зачем тут стол и лампа? — спросила я, слыша, что звучу натянуто. Я с вопросом смотрела на Олдмена, Декс и Ребекка подошли с ним. Олдмен вошел, и я смогла сделать то же.

Лампа не горела, стол покрывал толстый слой пыли. Окно за столом был забито досками по неизвестным причинам. На стене криво висел рисунок девочки.

— Это был кабинет, — сказал он. — Наверное, один из врачей был на этом этаже, — он рассказал, как врачи приходили работать сюда, но я не слушала. Я смотрела на рисунок.

Такую девочку я видела во сне. Каштановые волосы, темные глаза и жуткая улыбка. Это была Шона? Я вглядывалась в картинку, пока не услышала голосок, зовущий меня.

Я вздрогнула и обернулась. Девочки рядом не было. На меня никто не смотрел, Декс пытался включить лампу на столе.

— Тут электричества нет, — сообщил Олдмен, когда после щелчка включателя ничего не загорелось. Я посмотрела на Ребекку, но она пожала плечами.

— Эй, а что это за рисунок? — спросила я, указав. — Странно, что он висит здесь.

— Наверное, это был любимый пациент или дочь одного из врачей, — сказал Олдмен без интереса. — Пойдем дальше? Если вас интересуют ужасы, то мы не на том этаже.

Мы кивнули и вышли за ним из комнаты. Я была последней. Мы выходили, и я рассеянно посмотрела на комнату напротив, куда убежало плохое.

Девочка стояла там, бледная рука сжимала поводок.

Она улыбалась мне с холодными глазами и опасными зубами.

Я завизжала и отпрянула, пытаясь убежать, девочка пропала передо мной.

Декс тут же оказался рядом, обвил мою талию, остальные тоже подбежали.

— Что случилось? — спросил Декс, хмурясь с тревогой, разглядывая меня, а потом комнату.

Я покачала головой, по рту словно раскинулась Сахара.

— Я… просто увидела девочку. Как на рисунке. Она стояла там, — я посмотрела на Ребекку, та поджала красные губы. — Правда. Я знаю, что видела.

— Я тебе верю, — сказал Декс. — Уверена, что это была та, что на рисунке? Оттуда?

— Да! — завопила я, грудь сдавило. — Да. Такая же. Она улыбалась. И держала поводок.

— Поводок? — голос Ребекки стал выше.

Я вяло кивнула.

— Угу. Но я не увидела, что там, — я посмотрела на историка. — Девочку тут уже видели?

— Да, — он сунул руки в карманы. — Но обычно она была на четвертом этаже, а не тут. Я не знал, как она выглядит, но если она как на рисунке… может, стоит забрать его в музей и исследовать.

— Без обид, — сказал Декс, — но рисунок тут явно не просто так. Не думаю, что снимать его — хорошая идея. Нам тут еще несколько дней жить, если вы понимаете, о чем я.

Он кивнул.

— Да. Думаю, мои истории тоже не помогают.

— Ничего не поделать. — Декс быстро улыбнулся. — Мы привыкли пачкать штаны.

— Мило, Декс, — холодно сказала Ребекка. Она посмотрела на меня. — Ты можешь продолжать?

Я выдохнула.

— Да, я в порядке. Я просто перепугалась.

— Иди сюда, — проурчал Декс и обнял меня. — Будь рядом, хорошо? Не хочу, чтобы ты что-то увидела без меня.

Я кивнула, мы пошли к третьему этажу, Ребекка с тревогой поглядывала на меня — или с жалостью — пока они с Олдменом шли впереди. Ох. Я бы посмотрела на ее реакцию на мертвую девочку.

Мы поднимались на следующий этаж, Декс шепнул мне на ухо:

— Думаешь, то была Шона?

Я сглотнула.

— Похоже, — шепнула я. — Она была у меня во сне.

Он замер на ступеньке, посмотрел на меня.

— В каком сне?

Я взглянула на Ребекку и Олдмена, они уже были почти на третьем этаже.

— О, пустяки.

— Перри, — строго сказал он, глаза потемнели. — Это не пустяки. Что за сон?

— Расскажу позже, — сказала я и пошла наверх за ними. Я не хотела обсуждать мертвую бабушку перед незнакомцем.

Он недовольно буркнул и поспешил за мной, монеты и ключи гремели в его карманах.

— Это третий этаж, — медленно сказал Олдмен. — Тут происходила вся грязная работа.

— Грязная работа? — повторила Ребекка.

— Тут морг. И комнаты операций. Некоторые комнаты использовались как парикмахерская и кабинет стоматолога для персонала. Пока они работали тут, не могли бывать дома, пока не будет найдено лекарство. Никто не хотел заразить друзей и членов семьи в городе. Они были тут изолированы.

Мы посмотрели на коридоры. Они казались такими же, как ниже, но комнат было меньше, и у многих были металлические двери с белой облупившейся краской. Тут было на пару градусов холоднее. Я сказала об этом Олмену.

— Вы правы, — сказал он. — Но я был здесь, когда было так холодно, что дыхание вырывалось паром, замерзала вода. Это не объяснить.

— Расскажите об этом этаже, — сказал Декс. — Что вы тут видели? Что видели другие?

— Хотите, кое-что покажу? — спросил он. — Идите за мной.

Мы пошли в левый коридор, замерли перед закрытой дверью. Он опустил ладонь на ручку.

— Это комната вскрытия. Или, как ее звали многие, комната крови.

Он открыл дверь, и петли застонали, как раненый зверь. Перед нами были только пыль и тьма. Он повернулся к Дексу.

— У вас есть свет на этой штуке?

Декс серьезно кивнул и включил его. Мы с Ребеккой остановились на пороге, мужчины прошли в комнату. Свет Декса резко озарял стены. К моему удивлению, комната не была пустой. От этого было только тревожнее.

Там были столы и рукомойники, шкафы и большой металлический сейф вдоль стен, всюду виднелись пятна ржавчины. В центре комнаты были три стола через промежутки, прикованные к полу. Большие лампы висели над ними, казалось, врач включит их в любой миг. Сбоку было отделение с шестью слотами — холодильник для тел.

Все во мне застыло. Я туда не пойду. Я посмотрела на Ребекку, та кусала губу и смотрела, как Декс и Олдмен шли к столам для операции. Она ощущала то же самое, даже если не говорила этого.

— Посветите сюда, — сказал Олдмен, указывая на средний стол. — Видите кольцо по краю? Так собирали кровь. Врачи мало понимали туберкулез, и как он передается. Они думали, что могут изучить его и найти лекарство. Конечно, время шло, и они проводили все меньше вскрытий. А смысл? Там холодильник, — он указал на металлический шкаф с отделениями. — Только шесть тел помещается за раз. Болезнь заразительна, и мертвых сразу увозили.

— По желобу для тел, — сказал Декс.

Олдмен посмотрел на него.

— Да. Вы слышали об этом. Думаю, дверь где-то в этой комнате, но я не искал. Я не люблю рисковать.

— Это место звали комнатой крови, потому что из пациентов пускали кровь? — спросила Ребекка, плохо скрывая отвращение.

Он покачал головой.

— Да и нет. Тут проводили много операций, экспериментов. Они пытались убирать жидкость из легких. Это проводили чаще всего, наверное, на половине пациентов. Другим убирали мышцы или ребра из груди, чтобы места для легких стало больше. Порой они вставляли в легкие воздушные шары и наполняли их воздухом, — он скривился и посмотрел на стены, и я поняла, что ржавчина на них от крови. — Было грязно.

— Они так делали с детьми? — спросила Ребекка.

— Не со всеми, — сказал он. — Но с некоторыми. Они редко выживали. А если и выживали, им становилось хуже, они ходили по коридорам, словно в груди пусто.

— Кошмар, — тихо сказал Декс. — Даже представить не могу.

— Ужасы истории, — медленно сказал Олдмен. — Я бы хотел сказать, что визит сюда был хуже всего для детей. Но со слухами об оскорблении и рушащихся стандартах санатория вряд ли это было хуже.

— Оскорбления? — спросила я.

Он склонил голову, обдумывая ответ:

— Бабушка о таком не рассказывала. Она была хорошей, почти не безумной, она любила помогать людям. Но не все были как она. Тут было тяжело, изоляция, постоянный страх смерти, окружение ею. У медсестер были правила. Они не могли сочувствовать пациентам, им нужно было изображать, что все хорошо. Это было сложно. Многие медсестры убивали себя. И некоторые медсестры, если верить слухам, сошли с ума. Это влияло на детей. Но это, конечно, только слухи. Это не было записано, насколько я знаю.

Мне было все холоднее. Тут было меньше окон, было темнее. Если Декс думал, что исследует этот этаж ночью, то он был не в себе.

— Нам нужно идти, — сказал Олдмен, подойдя к нам с Дексом. — Мне нужно скоро вернуться в музей, а нас ждет еще один этаж.

Олдмен прошел в середину коридора.

— На этом этаже я не видел толком, зато слышал. Ощущал. Мне казалось, что за мной кто-то есть, хотя там никого не было. Я слышал крики из комнаты крови. Я слышал влажный кашель, словно кто-то кашлял кровью, катящиеся колеса и шаги. Я видел врача в белом халате в углу одной из комнат, — он поежился. — И я надеюсь, что больше его не увижу. Мы можем идти?

Я заметила, что он нервничает, и мне стало страшнее. Если историк хотел уйти, то стоило слушаться.

— Что видели другие? — спросил Декс, мы поднимались на последний этаж.

Олдмен мрачно посмотрел на него.

— Смотря о ком вы спрашиваете, и во что они верят.

— Верят? — повторила я.

Он кивнул, мы замерли на площадке. Ниже была тьма третьего этажа, а выше — контрастирующий свет четвертого. Но мне казалось, что на четвертом этаже больше всего тайн и враждебности.

— Люди говорили, что видели некое… существо… на третьем и четвертом этаже.

— Существо? — лед стекал по моей спине. Я не хотела узнавать его облик.

— Четвертый этаж, как вы скоро увидите, был с пациентами при смерти, с безумными. Там была решетка, — он указал на лестницу, что не давала им сбежать. Они были худыми и слабыми, но оставались угрозой. Некоторые говорят, что из-за плохой энергии, потерянных душ пациентов, неправильных экспериментов и массовой могилы…

— Массовой могилы? — перебила я.

Он с сочувствием посмотрел на меня.

— Многие тела не забрали их семьи. Они боялись, что заразятся, даже в смерти. Суеверия. Смерть должна где-то быть.

Хуже быть не могло.

— Так что за существо? — спросила Ребекка.

— Многие верят, что это демон, — сказал он. — Похоже на человека, но нет. Ползает по потолку и стенам.

Еще хуже. Этим плохое и было. Демоном.

Гадким демоном.

Я начинала думать, что предупреждение Пиппы могло быть не воображением.

— Оно кому-то вредило? — тихо спросил Декс.

Олдмен покачал головой и сунул зубочистку между зубов.

— Я честно не знаю. Я этого не видел. Это не значит, что этого там нет, но… это место путает. Тут так много истории, столько людей прошло эти стены. Никогда не знаешь, что там увидишь. И это восхищает, — он посмотрел на четвертый этаж. — Может, пропустим тот этаж? Можете сами осмотреться, но я сказал, что не хочу рисковать…

— Нет, это круто, — я была благодарна.

— Я поснимаю пару секунд? — конечно, Декс должен был спросить это.

Олдмен покачал головой и прошел к окну на площадке, сцепив руки за спиной.

— Идите вперед.

Ребекка решила идти с Дексом, я осталась с историком, он смотрел в окно.

— Знаете, — призналась я, надеясь, что разговор успокоит мое сердце, — до этого места я не знала о санаториях.

Он улыбнулся.

— Так было и тогда. Хоть эти больницы были по всей стране, хоть сотни тысяч умирали в них, все делали вид, что их не существует. Но они были. Можно запереть людей в изолированных зданиях, кормить их лживыми обещаниями о лекарстве. Но родители тех, кто никогда не увидел свои семьи, не забыли. Конечно, тут призраки. Все призраки просто хотят поговорить, чтобы кто-то знал, что они существуют, даже если это не так.

— А демон? — мой голос подрагивал.

— Может, некоторые призраки не хотят внимания. Может, они хотят причинить боль и ужас, которые ощущали они каждый день. Может, некоторые ушли слишком далеко в их ненависти и мести, и они перестали быть призраками, а стали чем-то еще, — он говорил тихо, склонился и пронзил меня взглядом. — Вы это видели?

Горло сжалось. Я медленно кивнула.

Его лицо вытянулось, и он спокойно сказал:

— У вас хорошая энергия. Им это нравится.

— Хорошо, — громко сказал Декс, он спустился по лестнице с Ребеккой. — Там толком не на что смотреть. Так же, как на втором этаже, хотя, думаю, я нашел дверь желоба для тел.

— Опасно, — отметил Олдмен. — Там нашли сбежавшую девочку год назад. Она убежала у почты и застряла на несколько дней.

— Почта? — спросила я.

— Заброшенная почта есть по пути. Желоб для тел ведет туда. Это долгий путь в темноте.

Я посмотрела на Декса, чтобы он даже не думал об этом, но Олдмен продолжил:

— После этого они заколотили вход на почту, и войти не получится. И выйти тоже, видимо, — он посмотрел на часы. — Боюсь, мне пора идти. Надеюсь, вам понравился тур по санаторию.

Мы спустились по лестнице, с каждой площадкой мне было все легче и легче. Как только мы попали на главный этаж, прозвенел первый звонок, и учителя заспешили вокруг, а я смогла прийти в себя.

— Надеюсь, вы будете тут очень осторожными, — сказал мне Олдмен, а потом вышел в солнечный двор.

— Что он сказал? — спросил Декс.

Я покачала головой.

— Ничего нового.