Глава 1


В которой я наслаждаюсь результатами новой жизни…

Со старыми друзьями


Эби сидела на заднице, вульгарно раскорячив лапы, и выла дурным голосом. Её шея вытянулась параллельно земле и едва ли не звенела от натяжения. Поза читалась неоднозначно: то ли горюет, то ли злобствует – у этих нартий просто беда с жестикуляцией. Да и орут по любому поводу практически на один манер – никакой аранжировки в музыкальности. Голосят чайками – те-то горазды глотку драть. А нартии, к тому же, топорщатся по любому поводу. Так и тянет рыло начистить!

Кажется, леди Диана как-то высказалась в том смысле, что философский склад ума тоже является искусством: искусством переносить несчастья других. Что-что, а тут я поистине гениальна. Неподражаемо легко их переношу, начисто игнорируя. Хотя есть ещё такие «другие», которых я с трудом выношу, а потому скатываюсь в злорадство, что наносит удар по моей вере в собственную философичность.

И дело не в моей предвзятости, а в поразительном таланте некоторых имитировать носорога. Такой тупой и взрывной характер, как у нашей Эби, не по силам даже психике самих носорогов. Ну, такая свинья, что в голове не укладывается! Как она на Земле дожила до старости? Там-то, в отличие от местного патриархального народа, просто рассадник акул с тарантулами. А у неё ещё и профессия была: сплошь скальпеля под рукой да яды. Так и кричит всё это богатство под руку тем, кого допекли: прикончи стерву, не тяни!

Я вполне себе интеллигентно и спокойно витала над ближайшими камушками, ожидая конца представления. Или хотя бы антракта. Вот за что уважаю профессионалов: в театре конец спектакля гарантируется расписанием и ценой билета. Дилетанты же вечно горят желанием выплеснуть на голову публики все свои океаны таланта. Не считаются гады ни со временем, ни с отсутствием оплаты, ни с чужими нервами. Невольно задумаешься над мотивами Дантеса: Пушкин тоже был приличной язвой с учащённой сменой настроения.

А мне её даже не пристрелить – бухтела я, вконец потеряв терпение рядом с этой ноющей ящерицей. Однако не уходила, что ставило в тупик собственный здравый смысл. Возможно, я тренировала свой философский склад ума, ибо нынешнее несчастье Эби переносила со множеством побочных эффектов. Один из них вскоре принёсся с вытаращенными глазами и пожаром в груди. Этот молокосос с башкой, которую задурили вызревающие гормоны, гордо носился со званием рыцаря весьма образованной, но вздорной кокетки. Хоть плач, хоть смейся, но Эби вертела хвостом перед всем мужским молодняком нартий Восточных гор. Как с цепи сорвалась!

Что-то в организмах у этих ящериц не так! То ли природа их недоделала, то ли Тармени недопеределал. Сам же признавался: экспериментировал, экспериментировал и выэкспериментировался прочь, плюнув на склочных тварей. Лучше бы он, конечно, эвакуировался с планеты до того, как наэкспериментировал нартиям интеллекту. Ибо – как говаривали на Святой Руси – дурной норов, что дохлый боров: нести тяжело, а бросить жалко.

Как бы там ни было, женская половина нартиевого племени вела себя прямо-таки разнузданно. Жутко вульгарные и похотливые особы. Причём, поголовно. Нарты их терпят едино за то, что баб у них рождается вдвое меньше – и это ещё в самые сенокосные года. В прочие и того меньше. А в голодные и вовсе дело дрянь.

Правда, на западе – где Варкар развёл несколько горных ферм – рождаемость как-то приободрилась и повеселела. Мой бывший тотчас соорганизовал несколько эскадрилий имени «Зубовного скрежета танаи Руфеса». Кэм даже ввела в обиход семейную тиранию, требуя, чтобы супруг экспроприировал у танаграта Однии хотя бы часть военно-воздушных сил. Но Раутмар стоял насмерть, дескать, фигу тебе, любимая. Потому что безмозглые недолго оплакивали потери у берегов Катаяртана. Конец третьего года со дня моей героической смерти ознаменовался новой войной. Причём, на этот раз великие западные зачинатели и производители прямолинейных войн решили осчастливить острова северных бискиратов. Надо ли упоминать, что добровольцами туда рванула чуть ли не половина трёх западных племён нартий.

Теперь-то они не таились в дебрях голодных северных хребтов. Расселились по западным горам поближе к танагратовым кормушкам. Буквально, под крылышком у Варкара. Шлялись чуть ли не по всему побережью. А народ Однии настолько оборзел, что в упор не видел гигантских ящеров, устраивающих купания в реках и в море на глазах у всех. Надо отдать должное патриархам: случаев грабежа и мародёрства не зафиксировано. А поскольку нартии патологически честны только со своими, получается, всё население Однии автоматически причислено к таковым.

Кое-кто из предприимчивых прибрежных агратов завёл с нартиями шашни. И даже соорганизовал свои колхозы. Мужиков можно понять: первые удары с запада достаются им. Хочешь жить – умей дружить. Вот они и умеют, как могут. Терпят наглых ящериц, что людей не жрут, но нервы им мотают от всей души. Одна закавыка: патриархи признают только Варкара. Нет, против прибрежных колхозов паршивцы не возбухают – что за расточительство? Но, на войну и прочие экспедиции этих чванливых упырей может поднять только танаграт Однии.

«Что ты ей сделала?!» - грозно наступал на меня приземлившийся Арнэр, пытаясь оттереть приведение от рыдающей подруги.

Та – покуда он запаздывал к месту событий – уже, было, выдохлась. Но тут собралась с силами и зарядила, наконец-то, второй акт своего фарса. Кстати, взрослые нарты всё это время бессовестно равнодушно пролетали над её головой по своим делам. Не обращали ровно никакого внимания на психованную малолетку, какой бы драгоценностью не числились нартиевы девы.

Эби ещё в первый год жизни зарекомендовала себя ненормальной самкой. А сейчас – к концу четвёртого – и вовсе стала бельмом на глазу. Даже её мамаша наплевала на дефективный плод и занималась исключительно личной жизнью. Водрузила проблему пропитания дебилки на мои плечи. Нет, мне не трудно. Но, с какой стати?!

«Ты сломала ей хвост!» - продолжал домогаться Арнэр, клацая зубами в попытке ухватить меня за члены.

– Харлат, – приземлилась я на его нос и заглянула в правый глаз: – Глубоко вдохни. Выдохни. И попытайся себе представить: как бы я исхитрилась сломать хотя бы сухую прошлогоднюю травинку? Ну, хочешь, я залезу тебе в правое ухо и вылезу из левого? Или рассеюсь на целый пчелиный рой.

«Но, она же…», - пошёл на попятный влюбленный обалдуй.

– Она врёт, как сивый мерин.

«А, что это такое?» - привычно прицепился он к незнакомому слову.

– Это дряхлый, вредный лживый обр.

Арнэр хмыкнул, чем помог подруге найти сил на особенно удачную скрипучую трель.

– Вот ты взрослый мужик, – лениво взялась я укорять простодушного в любви Дон Кихота. – Чего только не перевидал. Где только с нами не мучился. А покупаешься на всю эту ярморочную трескотню каждый раз, как в первый.

«Ну, ты тоже давай, не передёргивай», - запыхтел зубастый малец, неловко переминаясь перед зарёванной морденью моральной шантажистки. – «Сама ты, понятно, сломать ничего не можешь. Но, ты же могла её обмануть. Как-то вынудить…»

– Ау! Харлат! – вяло подскочила я с его морды в деланном возмущении. – Кого обмануть?! Эту задрыгу?! Ты не заигрался в детство? Или сам в него впал? Обмануть старую перечницу, что обрела уже третье малолетство? Но, при этом позабыла избавиться от прежнего маразма.

«Что такое перечница?» - не пускал он процесс самообучения на самотёк.

«Су-ука!» - провыла Эби.

Тем не менее, похвально резво осушила несуществующие слёзы и уже подпрыгивала на своих куриных ножках. Щерилась на меня с самым злодейским видом и многозначительно поигрывала насмерть переломанным хвостом.

– Ну? – издевательски ухмыльнулась я, зависнув перед её рогатой башкой красной тряпкой. – Всё? Трагедь себя исчерпала? На носу комедь с корридой в первом акте?

«Я не желаю с тобой разговаривать!» - внезапно полезла из этой проходимки высокопарная оскорблённая добродетель.

«Погоди», - шагнул к ней Арнэр и примирительно опустил свой зубастый чемодан на шипастую спину страдалицы: - «Успокойся. И объясни толком: что вы на этот раз не поделили?»

«А что мне делить с какой-то там мартышкой?!» - с демоническим придыханием возвысила голос эта дрянь.

Что такое мартышка, Арнэр знал – я показывала им, во что превратилась. Он даже бегемота изучил – я как-то проводила инопланетный ликбез под гомерический ржач Эби. Та ещё и помогала, ваяя из моего приведения различные фигуры с вдохновенной придирчивостью истинного скульптора. Вот умели же мы делать вместе что-то хорошее в перерывах между её гормональными бурями. И что обидней всего: сама же врачиха, сама всё прекрасно понимает и сама же идиотничает.

«Я всего-то и попросила у этой дряни договориться со старшими… О кое-каком пустяке!»

«Каком пустяке?» - вкрадчиво уточнил Арнэр.

«Сгонять нам с тобой в цитадель. Потрепаться с Шарли и…»

Он резко сдёрнул с её спины голову и расплёл хвосты – броня премерзко заскрежетала о броню. Чуть шипы не повыкорчёвывал. Я, конечно, обычное приведение, но отнюдь не примитивное: и слух, и нюх работают, как у живой. А вот заткнуть при надобности соответствующие органы – увы! Нечем-с. И потому с некоторых пор заметила за собой потерю интереса к общению с некоторыми порывистыми негуманоидами. На диво беспардонные твари встречаются. Не из старших – те блюдут достоинство. А вот всякие малолетки просто достали непосредственностью своих реакций с проявлениями.

«Я запретил тебе провоцировать старших!» - прогрохотал Арнэр, демонстрируя тот самый железный стержень, каким эта паршивка так восхищалась в прошлой жизни. – «И запретил цепляться с этой дурью к Ольге! Ты забыла, чем кончилось неповиновение для тех нартов, о которых она рассказывала?! Забыла, как из пяти нартов с человечьей душой погибли четверо?! Нам что, никак не обойтись без трёпки?! Тебя обязательно нужно вздуть, чтобы ты угомонилась?!»

Тут уж я ретировалась не в сторонку, а прямиком домой. Выскочила из саркофага и бросилась к себе: я уже большая, я сама прихожу в себя, совмещая тело с духом. И от бездуховной жизни отхожу в два счёта.

Не числю себя специалистом по шоу со всякими драками. Да и вообще, в позапрошлой жизни не зависала у телека, но точно помню, что в этом деле нужны ещё диван с попкорном. Вот и помчалась к себе полным ходом. Разлеглась на своей аэродромной кушеточке и включила стены с потолком, выходя в прямой эфир. Не могла пропустить, чем всё закончится у сладкой парочки на этот раз – трудно им без примирительного секса. А до него ещё, как до второго пришествия.

Один из бобиков воткнул мне в пасть клизму. Я валялась на спине и виртуозно обстреливала язык баландой – насобачилась за четыре года жрать культурно без потёков на морде. Три свободные руки обслуживали тело: почёсывали, поглаживали да поковыривали. А хвост болтался сам по себе, не зная, куда себя деть со скуки – фруктовую гору на полу теперь складировали на безопасном расстоянии от него.

Внезапно нарисовался Тармени. Судя по тому, что на всех четырёх, перетрудился бог сегодня, как галерный раб в морском бою. Обычно-то он предпочитает прямохождение – обезьянничает за людьми.

Прихватив по дороге к лежбищу пару фруктов, мой папашка завалился рядышком и задумчиво уставился на потолок. А там полным ходом шёл гладиаторский бой.

– Хорошо, что у Арнэра ещё не до конца сформировалось утолщение на кончике хвоста, – заметил Тармени, когда Эби схлопотала, в общем-то, довольно сдержанную пощёчину.

– Да уж, – подтвердила я тоном профи. – Схлопочи она такой булавой по мордасам, последний ум бы отшибло.

– Нарты не используют этот приём для выяснения отношений с женщинами, – одёрнул меня в чём-то ревнивый создатель мозгов для ящериц. – Они всегда соизмеряют свои…

– Гол! – заорала я ни с того ни с сего с таким азартом, что сама опешила.

Но Арнэр опешил сильней. Моя Эби – чуть ли не на цыпках – изобразила пируэт и проехалась по морде ухажёра не каким-то вшивым кончиком, а полноценным фрагментом хвоста. Харлата буквально сдуло. Он уже здоровей её, но по камням проехался качественно. Аж пыль столбом! И мускулистые ноги так прикольно засучили в воздухе, что я хмыкнула.

– Думаю, нужно вмешаться, пока не покалечили друг друга, – с интеллигентной укоризной заметил Тармени.

А сам ни одной ногой не шевельнул бежать на помощь. Лежал себе и жрал свою любимую мохнатую репку – вся морда в мякоти. Он и до меня не гнушался боями нартий. А со мной и вовсе разохотился: вдвоём-то веселей изображать из себя носителей высокого вкуса и безвкусицы. Кто из нас кто – на этот счёт у каждого имелось собственное мнение.

– А как они покалечатся, если танки в игру ещё не вводили? – безмятежно осведомилась я.

И вонзила кончик игольчатого хвоста в баклажан, что торчал в его задних лапах. Подсекла добычу, рванула – хвост выстрелил вхолостую. И едва не вонзился в голову мирно сидящего рядом бобика. Тот равнодушно чавкал морковкой, игнорируя обыденную драку нартий. Его голова профессионально ушла в плечи, а задница отъехала в сторонку, уводя тело на безопасную позицию.

– Она всё-таки слишком легкомысленна, – покритиковал Тармени мою Эби.

А та и впрямь распрыгалась, как дура. Скакала вокруг поверженного любовника, вскидывая мосластые коленки и хлопоча крыльями. Ещё и орала торжествующе – вот и доскакалась на свою голову. Арнэр провёл подсечку, и раскоряченные ноги Эби взмыли вверх в тучах пыли. Башка гулко долбанулась о землю, крылья замолотили по невинным камням. А распяленные челюсти схлопнулись сработавшим капканом на слонов.

– Один-один, – прокомментировала я, выдернув из пасти клизму и рыгнув.

– Согласен, – высунул Тармени замызганный нос из репки. – У Арнэра далеко не животная техника ведения боя. Он уже легко справляется с пятилетками.

– Да он неделю назад семилетку завалил! – чуток обиделась я на принижение заслуг любимого спортсмена. – В первом же раунде. Чуть шею придурку не свернул. Крокодил его даже похвалил. А вытащить признание из этого звероящера трудней, чем сдвинуть с орбиты планету.

– Патриарх не должен заводить любимчиков, – резонно заметил Тармени, отшвырнув обмякшую мохнатую шкурку. – Кстати, давно хотел спросить: почему патриарх так гордится своей дурацкой кличкой? Мне это животное с твоей планеты показалось не слишком завидным прототипом. А уж для патриарха племени…

– Да ещё такого спесивого! – подхватила я, запихивая клизму обратно в рот. – А что было делать? Он-то претендует на что-то космическое. Да ещё завышенных габаритов. Я ж предлагала чёрную дыру. А этот динозавр взбеленился. Неделю дулся, если помнишь.

– Да уж! – залучился едкой иронией бог. – А ведь я пытался ему разъяснить масштабность этого объекта. Но он упёрся в слово «дыра». И стоял насмерть за своё достоинство.

– Вот видишь. А я показала ему картинку из нашей детской книжки. Там один крокодил с завышенными физическими данными глотает солнце.

– Что за чушь?

– Чушь-не чушь, а он слопал. И сам раздулся, будто повторил глотательный подвиг. Крокодил и есть. Большой, тупой и пасть, как у шагающего экскаватора. Все лидерские задатки налицо.

Тем временем Эби уже одыбала и неслась на таран – Арнэр предусмотрительно оттянулся в угол ринга. Бегают нартии – оборжаться можно. Я чуть не подавилась, хотя видала эту клоунаду тысячи раз. Мало того, что куриные ноги у этой избушки с дырявой крышей шлёпают вразвалку, так ещё хвост стоит торчком. Так, словно его не вырастили, а просто воткнули в задницу. Причём, толстым концом, отчего задница теперь создаёт помехи при ходьбе.

Но Эби такие мелочи не волновали. Она неслась разъярённым бронепоездом, вырвавшимся в бой из замкнутого круга запасных путей. Впереди на вытянутой шее распяленные щипцы для кастрации. В заднице вытянутый дрын. Внизу корявые ноги с могучими ляжками. Красавица!

Арнэр тоже любовался своей Дульцинеей, сияя олимпийской медалью, что была у него, практически, в кармане. Потому как взбешённая женщина всегда выключает мозги, дабы не путались под ногами со своими дебильными миротворческими советами. Вот и профукала момент, когда Харлат, присев, резко толкнулся вверх. Эта слепошарая тупица ещё и споткнулась, влетев промеж двух громадных валунов футбольным мячом. Благодарить должна, что хахаль прижал её хвост обеими лапами: оборвал неконтролируемый полёт. А то бы не только пропахала носом землю, а и крылья переломала о гранитные створки ворот.

– Гол! – завопили мы с Тармени уже хором.

Как и всякий нормальный мужик, он проникся духом истинного спортивного болельщика. И даже уже почти перестал воспринимать нартий единственно, как отправленный в утиль лабораторный материал.

– Два-один, – немузыкально проскрипел бобик, сполз с края дивана и потопал к куче фруктов.

Я выудила из пасти давным-давно опустевшую клизму и швырнула ему вслед. Бобик ловко принял передачу, подобрал шкурку репки и утащил мусор из спальни. Приучать этих чистюль копить объедки, дабы ликвидировать оптом, бесполезно. Потому-то они меня и раздражали, что вечно шныряли туда-сюда хлопотливыми крысами. Это раньше мы были с ними в одной весовой категории, а нынче я переросла их и почти доросла до Тармени. Уже взрослая девица: на загляденье и на выданье. Да и морально вступила на восьмой десяток жизни, чем гордилась: всё-таки пожилой солидный человек.

– Интересно: что нас ожидает? – досадливо осведомился Тармени, рефлекторно распушившись и вздёрнув иглы наизготовку.

Я скосила глаза на себя: та же картина. Дикобраз, слопавший целый киловольт электротока.

– Она всегда не вовремя, – мысленно пробурчав, поморщился Тармени.

Тут и я уловила прибытие матриарха наших соседей сверху.

Эта нартия тоже получила от меня кличку, которую я проиллюстрировала выросшей под облака фигурой Екатерины Второй. С любимого коронационного портрета Стефано Торелли. Как ни странно, более всего нашу новоявленную Императрицу впечатлила корона, что демонстрирует дурной вкус ящеров. По мне, так матушка Екатерина была весьма даже красивой женщиной. А этот нахлобученный до бровей горшок скрывает её умопомрачительно высокий лоб.

Короче, наше шоу почтила сама ея Величество доминантная самка здешних палестин. А это покруче визита английской королевы в Крыжополь.

Я покосилась на бога – тот был раздосадован и только. Ему испортили обеденный отдых, а что до чинов?.. Императрица была для него всего лишь одной из обитательниц курятника над головой. Он в упор не желал видеть личность в любом из его населенцев. Я же – сколь бы ни насмешничала – как-то привыкла относиться к нартиям по-людски. Во-первых, они все разные. Во-вторых, разумные, а меня воспитали в пиетете ко всем разумным. Пусть и так…скудно мыслящим. В принципе, отсутствие у нартий абстрактного мышления ничуть их не портило. Ведь конкретное мышление у них отличалось железобетонной основательностью. А логическое – железной неколебимостью.

Тармени не стал спорить по вопросу наличия индивидуальных черт у представителей отряда воробьиных. Он раздражённо удалился в свою научную богадельню пестовать свои ущербные результаты бесчисленных опытов с изысканиями. Ещё греки с философской грустью описывали скверные характеры своих небожителей. И мой шестиликий… Пардон, Кишагнин-то теперь застолбили для меня в силу половой принадлежности персонажа. Мой пятиликий бог со всей добросовестностью продолжал дело носителей поганого божественного характера в массы.

Причём, чем старше я становилась, тем меньше миндальничали и со мной. Время подтачивало монументальное терпение иновселенца со своей обычной бесстрастной педантичностью. А в ближайшем будущем грозило обрушить его остатки на мою голову. Но, никаких мандражей в моих членах по этому поводу не трепыхалось: я-то у нас тоже не стою на месте. За прошедшие четыре года вполне себе успешно выросла. А вот когда заматерею окончательно, мы ещё померяемся… вообще всем, что имеет каждый.



Загрузка...