Песнь феникса

Глава 3

Авалайн уныло брела по тихому академическому дворику. День у нее сегодня как-то особенно не задался. На ведовстве, которое включало в себя травологию и зельеварение, она почему-то заснула, а преподаватель как на зло это заметил, хоть она и забилась на самый последний ряд и точно знала, что никогда не храпит. В итоге лекцию ей отметили как пропущенную, и теперь ее нужно будет отрабатывать. Практическое занятие по ясновидению она завалила напрочь, так как третий глаз не пожелал раскрыться и узреть хоть что-то в большом хрустальном шаре. После шара всем велено было гадать на специальных картах, но они тоже упорно не желали выдавать хоть что-нибудь приличное, за что можно было бы получить хотя бы трояк. Мелькнуло, правда, несколько прямолинейных намеков на то, что ждет ее в будущем, но было это настолько неправдоподобно, что юная пифия так и не решилась открыть рот и напророчить такую ахинею. В столовую она опоздала, и все, что ей осталось от вечно голодных адептов, – это водянистое картофельное пюре да тощий жареный рыбий хвост, с которого и обгладывать-то было практически нечего. Пока она давилась этими шедеврами поварского искусства (не помирать же с голоду, право слово!), очередь в душевую стала настолько длинной, что на животрепещущий вопрос о личной гигиене пришлось махнуть рукой. При этом, конечно, уговорившись с собой, что завтра встанет в несусветную рань и успеет помыться раньше всех, когда душевая будет еще безлюдна.

Было и еще кое-что. С недавних пор она начала по-настоящему видеть будущее. Видения были обрывочными и непонятными, но четкими настолько, как будто все, что она видела, действительно происходило перед глазами. Никаких дополнительных ритуалов и настраивающих техник это не требовало. Просто, дотронувшись до любого предмета, она могла случайно увидеть ближайшее будущее того, кому эта вещь принадлежит или принадлежала. Короткая вспышка видения – и все. Какие-то незначительные детали, ничего важного. Но они отнимали уйму сил. Из полуэльфки как будто выпускали весь воздух, она «сдувалась» и готова была заснуть, где угодно. Наставник говорил, что это хорошо – ее дар развивается, так и должно быть. В скором будущем спонтанные проявления прекратятся. Зато она сможет по своему желанию видеть и прошлое, и будущее любого человека (или не человека), лишь прикоснувшись к нему или к его вещи. Такой уровень ясновидения считался довольно высоким, и Лайн вполне могла рассчитывать на хлебную должность даже в столице. Так или иначе, пока что этот дар приносил ей больше хлопот, чем пользы. И Лете она об этом еще не рассказывала… А может плюнуть на домашние задания и пойти к ней жаловаться? Она там все равно от ничегониделания изнывает, да и по душам они не болтали уже о-го-го сколько! А рассказать есть о чем! Например, о том, что все приятели уже давно и основательно ей надоели. Да что там! В какой-то момент она даже перестала различать их по именам и просто обозначала названием месяца. Благо больше чем на месяц они и не задерживались. Большинство кавалеров считали это ужасно трогательным и такой дуростью еще больше раздражали непостоянную пифию. Один из них, свежеименованный «снеготаем», так и вовсе возликовал настолько, что на каждом углу вещал о том, какой он горячий парень, что и лед со снегом растопит, а тем паче какое-то там девичье сердце. Полуэльфка, сердце которой растопить было весьма непросто, при этом воспоминании насмешливо фыркнула. Ну да! Куда уж там…

А так хотелось чего-то большого и светлого! Любви, наверное, хотелось. Но только где ее взять, если все кавалеры на одно лицо, и говорят все одно и то же: какие-то слащавые глупости. И годятся они только на то, чтобы вечера в сквере коротать за праздной болтовней. А замуж – за кого? Да так чтобы не просто выйти и маяться, а чтобы интересно было, с огоньком…

Лайн, замедлив шаг, еще немного погоревала о своей нелегкой женской доле, недовольно оглянулась на шествующую за ней в некотором отдалении полугномшу и поняла, что, если сей же час не выпьет с Леткой три ведра наливки, сойдет с ума. Наливки не было – ее требовалось припасать заранее. Но в планах пифии на сегодня никакой попойки не было, так что припасти она не удосужилась. Ладно, с Леткой можно обойтись и чаем. Так даже, наверное, лучше. А то от наливки она сразу бессовестно косеет и оказывается не в состоянии говорить по душам.

– Я иду к Летке, а ты иди спать! – полуобернувшись, крикнула она Рикнаке.

Та передернула плечами и не двинулась с места.

– У-у-у, да ну тебя к мракобесам, – простонала пифия, ощутив, что сил спорить и отстаивать свое право на личную жизнь у нее просто нет. – Пошли вместе. Но в комнату я тебя не впущу.

Слова у Авалайн редко расходились с делом, и вскоре она уже скреблась в комнату подруги. Однако на деликатные поскребывания никто не отозвался.

«Дрыхнет опять», – подумала полуэльфка и постучала решительнее. А потом еще решительнее. Тишина.

«Может, господин Роутэг наконец вернулся, и они там затихарились и целуются?» – мелькнула мысль.

– Летка, – зашипела Лайн, практически вплотную прильнув губами к двери. – Летка, если ты там предаешься страсти, то закругляйся немедленно, потому что я вхожу!

Произнеся это, она затихла и прислушалась. Никаких протестующих воплей не последовало, а потому пифия проворно полезла в свою сумку за отпирающим амулетом.

– Помощь нужна? – неожиданно раздался голос за ее спиной, и от стены отделилась тень, оказавшаяся притаившейся Рикнакой.

– Ну конечно не нужна. Это моя подруга мне не открывает, и я прекрасно сама с ней разберусь!.. Да куда же он завалился?

– Кто завалился?

– Не твое дело! – провыла пифия, гневно переворачивая сумку и вытряхивая ее содержимое прямо на пол. – Ага, нашла! – провозгласила она, как попало запихивая вытряхнутое назад. – Если Летка все-таки там и решит меня укокошить за то, что я вломилась в ее спальню без приглашения, ты ее задержишь, а я убегу, идет?

– Это разве считается опасностью?

– Ты Летку в гневе не видела. Настоящая ведьма. Только что искры из глаз не сыплются. Вот спасешь меня от нее быстренько, и распрощаемся мы с тобой раз и навсегда.

Полугномша флегматично пожала плечами.

Вопреки ожиданиям, гром и молнии метать в них никто не стал. Некому было их метать – комната оказалась пуста. За раскрытым окном сгущались сумерки и разглядеть что-либо было не слишком просто. Пифия настороженно шагнула внутрь.

– Куда она могла деться? – почему-то шепотом произнесла она.

Вслед за ней заглянула Рикнака.

– Надеюсь, у тебя проблемы? – с надеждой вопросила она.

– Не дождешься, – нетерпеливо отмахнулась от нее полуэльфка. – Я всего лишь забыла, где у них тут свечи лежат.

– Как правило, они стоят в подсвечниках, – безмятежно ответствовала ей полугномша и, помедлив, добавила: – А это нормально, что мы тут шарим? Хозяев нет, может стоит запереть комнату и дождаться их с той стороны двери?

В этот момент Авалайн радостно пискнула.

– Ого! Ты смотри-ка, Летка целый канделябр откуда-то приволокла! Да еще и на пять свечей! Красота! Я тоже такой хочу! Хорошо, что он бронзовый, а не золотой. А то я бы от зависти удавилась прям здесь. Заходи скорее и закрывай дверь – не хочу, чтобы другие преподаватели заинтересовались нашими делами.

Полугномша страдальчески возвела глаза к потолку, всем своим видом говоря о том, какие же эльфийки все-таки придурковатые. Особенно полукровки. Ибо всем известно, что примесь человеческой крови никому еще на благо не пошла. Тут Рикнака недовольно крякнула, вспомнив, что и в ней половина крови людская. И ей это тоже не шло на пользу! Ни-ког-да! Она всегда и во всем была неправильной гномшей.

– Он не бронзовый, – сказала Рикнака, просто чтобы чем-то себя отвлечь. Думать о матери-человеке, которая бросила ее почтенного отца-гнома с орущим свертком на руках, было невыносимо. Как он сумел ее вырастить – не известно. Но дети гномов на редкость живучи. От матери ей достались человеческие черты лица, за которые ее задразнили в детстве и изредка дразнили даже сейчас. Правда, теперь она просто давала обидчикам в зубы. Коротко и быстро, не размениваясь на увещевания и слезы. Нарываться второй раз никому не хотелось, так что в Академии от нее уже почти отстали. А дома, наверное, не отстанут никогда. Как же все-таки хорошо, что гномов обучают раза в три дольше, чем всех остальных магов! По сравнению с жизнью в горных гномьих городах, здесь просто дворец! Есть практически своя комната (всего одна соседка – разве это считается?), кормят умопомрачительно вкусно и регулярно, учат всему без подзатыльников… Чем не жизнь? Магические способности – тоже подарок ветреной родительницы. Гномья кровь многократно усилила их, но по отцовской линии никогда не рождались одаренные дети. Для гномов это вообще большая редкость. Так что хотя бы за это ее можно поблагодарить. Иначе прозябать бы Рикнаке Бумпаркви и дальше в темных пыльных тоннелях. Махать киркой она не хотела. Кузнечное дело ее не интересовало. От предложения нянчиться с маленькими гномчиками ее затошнило. Готовить не получалось никогда. Оставалось только обучаться искусству боя, чтобы можно было приносить пользу, сопровождая обозыс ценными гномьими товарами в крупные человеческие города. Работа, конечно, опасная, но все лучше того, что было ей предложено. А потом она начала колдовать. Как и все гномы – совершенно неожиданно. Именно тогда стало понятно, что нужно ехать и учиться. Долго учиться. Но оно того стоило! Место при дворе уже наверняка было для нее приготовлено. А это и приличная еда, и сносные условия жизни и… как ни странно, свобода! Хоть и относительная. У нее будет много обязанностей, но никто не сможет приказать ей, кроме короля. И никто не сможет заставить ее выйти замуж и нарожать кучку гномчиков. А ведь к этому уже шло. Постепенно, но неотвратимо. Рикнака не любила об этом думать. Главным образом потому, что, прокручивая из раза в раз не слишком занятную историю своей жизни, ей приходилось признавать, что она не любит гномов. Даже не так – она их не выносит. И если бы ей все-таки пришлось выйти замуж за одного из них, она скорее всего просто сбросилась бы вниз с самой высокой горы, которую смогла бы отыскать. Чтоб наверняка. Единственным гномом, к которому она испытывала по-настоящему теплые чувства, был отец. Но и он не мог до конца ее понять. Сказывалась кровь матери. Человеческая кровь. Рикнака ненавидела узкие тоннели, кузницы, огромные столовые, в которых готовили сразу на всех (большинство женщин не уступали мужчинам ни в силе, ни в мастерстве обращения с разного рода инструментами и были заняты на работах; оставшиеся занимались хозяйственными заботами: стирали сразу на всех, готовили сразу на всех… да и вообще, все что можно было сделать «сразу на всех», они делали сразу на всех), детские сады, в которые скидывали орущих детей шибко работящие родители – весь гномий жизненный уклад. Все жили одной большой семьей. Огромный подземный улей, в котором невозможно было найти тихий закуток и побыть наедине с собой. Они даже жили все в одной комнате! Не всем кланом, конечно. Но отдельные семьи, а все без исключения они были очень многодетными, жили в просторных комнатах-пещерах…

А ей нравилось небо. В любую погоду. В дождь и снег. Когда светило солнце или дул сильный ветер. Небо всегда оставалось таким… свободным. Бескрайним. Необъятным. Ей нравились реки – лежать на берегу близко-близко и смотреть, как ловко быстрая вода омывает камушки. Ей нравилось слушать шум камыша на ветру. Она сопровождала обоз только дважды. Но то, что она увидела… Не глазами – сердцем…

«Я больше никогда туда не вернусь, – вдруг совершенно отчетливо поняла полугномша. – День, когда я снова попаду в пещеры и тоннели, станет последним днем моей жизни, потому что я просто больше не могу там жить. Я вырвалась из заточения, и никто никакими силами не заставит меня вернуться обратно».

– Что? – пифия уже активно чиркала кресалом о кремень.

Рикнака осоловело сморгнула. Все хорошо. Она в Академии, и ее действительно теперь никто не в силах вернуть силком.

– Я говорю, он не бронзовый, – повторила она. – Это редкий сплав. Похож на бронзу. Но только похож, особой ценности он не имеет.

– Да? Ну и пусть его. О, вот так хорошо, хоть что-то видно.

– А что нам видно?

– В смысле?

– В смысле – что мы вообще здесь делаем и что нам должно быть видно? Для чего возня с канделябром?

– А… Не знаю. Но, кажется, Летка пропала.

– С чего ты взяла?

– С того, что ее здесь нет.

– А твоя Летка что, безвылазно здесь сидит? На привязи? Может, она в туалет вышла, душу облегчить на сон грядущий.

– Она не стала бы тушить свечи!

– Тогда пошла прогуляться. Вечерний променад – так у вас это, кажется, называется?

– Гуляет она со мной!

– Ну не знаю… А только сдается мне, что ты завелась на ровном месте. А подруга твоя сейчас вернется, и получим мы три пуда неприятностей!

– Не полу-у-учим, – задумчиво протянула полуэльфка. – И хорошо, если она просто гуляет… Смотри! Это что?

– Где, что?

– Ну вот же, на столе.

– Записка, кажется.

– Что тебе все кажется! Конечно, это записка. Дай сюда! – пифия проворно выхватила какой-то оборванный клочок из коротких пальчиков полугномши и мигом прочла написанное. А затем вопросила: – Она что, совсем сбрендила?

– Почему? Что там написано?

– Да в том и дело, что ничего там не написано толком: «Не волнуйся, уехала по делу. Вернусь, когда вернусь»! Нормально?

– Она издевается? – на всякий случай уточнила Рикнака.

– Или издевается, или спятила. Я склоняюсь ко второму… Взгляни-ка сюда, пыли нет. Она уехала совсем недавно.

– В смысле?

– Ну в прямом, – раздражаясь, пояснила пифия. – Если бы записка пролежала на столе несколько дней, то вокруг собралась бы пыль, а под ней – нет. Понимаешь?

– Погоди, – искренне удивилась полугномша. – Так ты умная что ли?

– Я не знаю, умная я или нет. Но это же очень просто и понятно! Для этого не надо быть умной! Достаточно иметь глаза и…

– Мозги?

– Наверное, мозги. Да. Но, погоди, при чем тут вообще это?! Я толкую тебе о том, что Летка уехала недавно!

– Значит, ты все-таки умная. А я думала, очередная смазливая дура, как и все эльфийки.

Пифия даже не сообразила, из-за чего обидеться сначала: из-за того, что ее открыто обозвали смазливой, или из-за всех остальных оскорбленных дурами эльфиек. Она оценивающе посмотрела на Рикнаку, прикинула и так и этак… И решила не обижаться совсем. Во-первых, смазливая и красивая – это практически одно и то же. Так что, пожалуй, сойдет за комплимент. Во-вторых, полугномша, хоть и с удивлением, но признала ее умной… А за эльфиек заступаться она и подавно не будет. К полукровкам они относились не многим лучше, чем к остальным расам. Своего папашу-эльфа она в глаза ни разу не видела. Мать умерла рано, не оставив о себе даже тени воспоминаний. Пифию вырастила тетка, сестра матери, твердо уверенная в том, что проку от ушастой племянницы ей не будет никакого – лишний рот, обуза. Лайн не любила о ней вспоминать. Тем более что никаких нежных родственных чувств к тетке не испытывала вовсе.

«Но тетка меня вырастила, – в который раз твердо напомнила себе полуэльфка. – Вырастила, а не бросила замерзать в сугробе. Когда умерла мать, была зима. И я бы точно умерла от холода или от голода. У тетки была тяжелая жизнь: четверо детей, запущенное хозяйство и никудышный муж-пьяница. А она меня не бросила. И я за это должна быть ей благодарна». Уже дважды юная пифия убедилась в том, как важно выбрать правильного мужа. Любимого – это очень важно. Но вдвойне важнее – правильного. Такого, на которого можно положиться. Можно повернуться спиной, точно зная, что он в подставленную спину не ударит, а, наоборот, прикроет и защитит. И вот так, вдвоем, прикрывая друг другу спины, намного проще идти по жизни. Проще и радостнее.

Мать ошиблась и потому умерла, не в силах растить ребенка и вести хозяйство в одиночку. Эльфы крайне трепетно относятся лишь к чистокровному потомству. А сколько перепорченных ими красавиц остались ни с чем? Устоять перед эльфами действительно сложно – они прекрасны, умны и обходительны. Только вот, добившись своего, бесследно исчезают в предрассветном тумане.

Тетка ошиблась и потому превратилась в толстую вздорную бабу, вынужденную тащить на себе и детей, и мужа. Нет, уж лучше вообще никогда не выходить замуж, чем вот так.

– Почему мы отсюда не уходим? – подала голос полугномша, так и не дождавшись реакции на свой выпад в сторону полуэльфки и ее сородичей.

Пифия поняла, что задумалась надолго.

– Не знаю.

– Мы уже выяснили, что твоей подруги здесь нет и пока что не будет. Может, теперь уже пойдем? Мне не по себе, чувствую себя воришкой.

– Да тебя-то я как раз и не звала, – пробормотала Лайн, уже окончательно взяв себя в руки и не спеша обшаривая комнату придирчивым взглядом. – Лета оставила записку именно здесь, значит понимала, что я приду сюда ее искать. Можешь считать это приглашением, если хочешь.

– Может, она мужу своему ее оставила, – скорее утвердительно, чем вопросительно буркнула Рикнака.

– Этот вряд ли. Они в последнее время не ладили.

– О! Так может, она от него и того?

– Чего – того?

– Сбежала.

Пифия от души рассмеялась.

– Да чтоб Летка? От Яна? Да ни в жизнь! Нет, ну до белого каления она довести его, конечно, сможет и даже с удовольствием. Но чтоб сбегать… Поверь мне, она уже набегалась. И от него в том числе.

– Тогда что ты хочешь здесь найти?

– Я не знаю. Зацепку, ключ, подсказку. Что-нибудь. Я хочу знать, куда и по какой причине уехала моя подруга, не пожелав ввести меня в курс дела или хотя бы попрощаться! – говоря это, полуэльфка шныряла по всем углам и тыкала в особенно темные закутки канделябром.

А потом что-то произошло. Пифия вдруг замерла, будто споткнувшись, и очумело уставилась в пространство перед собой. Глаза ее были широко раскрыты. Зрачки сузились, превратившись в маленькие точки. Пальцы, судорожно сжимавшие канделябр, побелели. Рикнака не спешила оказывать первую помощь только по одной причине – за год она таких внеплановых трансов у неопытных прорицателей насмотрелась достаточно. И точно знала, что лучше их в этот момент не отвлекать. Глядишь, и вправду напророчат что-нибудь дельное.

Время шло, картина оставалась прежней. Вдруг пифия вздрогнула, выронила загрохотавший канделябр, пробормотала сквозь зубы что-то неразборчивое и, схватившись за голову обеими руками, привалилась спиной к стене. А вот теперь можно было действовать. Рикнака проворно схватила с пола канделябр, поставила его на стол и удовлетворенно убедилась в том, что ковер ни капли не пострадал. Она почему-то очень расстраивалась, когда портились хорошие вещи. Ковер был очень даже ничего. Добротный такой ковер, лет десять еще может послужить. Тем временем оставленная на произвол судьбы пифия стекла по стеночке прямо на пол и теперь гневно мычала, не в силах, видимо, выразить свое негодование словами. Полугномша молча взяла ее под мышки и поставила на ноги.

– А ну-ка пойдем в нашу комнату, и там ты все мне расскажешь, – непререкаемым тоном сказала она.

Лайн только обалдело кивнула – как и обычно, после таких видений, сил у нее ни на что не осталось. Рикнака деловито задула все свечи, выволокла в коридор полуобморочную пифию и заперла дверь амулетом. А потом потащила полуэльфку практически на себе, ибо когда та пыталась иди самостоятельно, то билась попеременно то об одну стену, то о другую – так сильно несчастную шатало.

– Ну ты прям как пьянь кабацкая после трехдневной гулянки, – шипела сквозь зубы полугномша, но пифии было не до нее. Она думала. И от того, что она думала, все внутри нее сжималось и приходило в ужас. Для начала впервые в жизни ей удалось по-настоящему увидеть будущее. В том смысле, что спонтанными видениями никого не удивишь, а у нее получилось предсказать будущее человека через связь с предметом и по конкретно заданному вопросу! Да, это получилось не нарочно – просто совпало так! – но ведь получилось. Она, Лайн, держала в руках канделябр, который Лета, по всей видимости, любила (ну а как же его не любить, ведь он такой красивый!), и вслух произнесла животрепещущий вопрос. И все получилось! Хотелось бы возрадоваться этому, возликовать, и на том окончить. Но видение было, мягко говоря, безрадостным. И, судя по всему, Летке-заразе грозит нешуточная опасность. А муж ее, как на зло, запропастился невесть куда. Значит, выручать не в меру активную подругу придется именно ей – Лайн. А это именно то, чего она делать совершенно не умеет. То есть совсем. И крепкого мужского плеча, на которое в трудную минуту можно опереться, рядом не наблюдается (не считать же за такое плечо полугномшу, право слово, хоть именно на ней Лайн сейчас и висела всем весом). И широкой мужской спины, за которой можно укрыться от жизненных невзгод, не наблюдается тоже. То есть мужских плеч и спин в ее распоряжении было хоть отбавляй – сказывалась отцовская кровь, и Лайн все-таки была писаной красавицей… Но все они были какие-то неправильные и «не те». Тем более пифия сильно сомневалась, что они всерьез станут решать ее проблемы. От обиды она даже всхлипнула и хорошенько прикусила губу, дабы не разреветься прямо посреди коридора. Хороша же она будет, если обрыдает волокущую ее Рикнаку. Ладно. Она будет сильной и не станет раскисать. Она прямо сейчас возьмет и что-нибудь придумает. В конце концов, если не знаешь, как или не можешь сделать сама – пойди и найди того, кто знает как и может сделать. И убеди его тебе помочь. Этот мифический «кто-то», способный одним махом решить все проблемы, очень грел трепетную полуэльфийскую душу. Знать бы еще, кто это такой. Еще пару недель назад она не задумываясь побежала бы к господину Роутэгу. Сейчас же… Где сейчас найти человека, который сломя голову бросится спасать непутевую Летку? Верховный Магистр Тоноклаф и отец Лериетаны – не в счет. Они, конечно, всех спасут и всем помогут, но как бы потом Летке не вылететь из Академии… Весело и радостно так вылететь. Так же весело и радостно, как она влипает во всякие неприятности! Тогда кто же? Еще один близкий человек, которого знала Лайн, – чокнутый изобретатель Эйвальд. Возможно, он в силах помочь. И абсолютно точно на растерзание Летку никому не отдаст: ни господину Роутэгу, ни Верховному, ни даже ее отцу. Казалось бы, не слишком сложное умозаключение. Если бы не одно «но». От того, насколько верно она сейчас выберет себе союзника, напрямую зависит жизнь Летки. Верховный помог бы наверняка… Но рассказать ему все можно успеть даже в последний момент, если будет ясно, что своими силами им не справиться. Значит, решено. Нужно ехать к Эйвальду. Письмо будет идти слишком долго, денег на вестника у нее нет… Вспомнить бы только, где его замок. Не слишком далеко от Миловера, вроде бы.

Тем временем, Рикнака уже как раз сгружала ее на заправленную постель.

– Есть проблемы? – полувопросительно поинтересовалась она.

– Нет у меня проблем, – пифия хмуро отвернулась от полугномши, но тут же повернулась вновь: – У тебя карта есть?

– Конечно.

– Давай сюда!

Полугномша послушно нырнула в прикроватный сундук с личными вещами и молча протянула Авалайн новенькую, свернутую компактной трубочкой карту.

– Держи.

– Держу, – рассеянно ответила полуэльфка, мигом разворачивая добычу и склоняясь над ней. – Кстати, может это сойдет за ответную услугу, и ты от меня отстанешь?

Полугномша изогнула губы в ироничной усмешке и отрицательно покачала головой.

– Почему-то я так и думала. Слушай, я, честное слово, не спасала тебе жизнь! Тебя в целительском корпусе за пару дней бы на ноги поставили. А может и быстрее даже!

Полугномша так же молча пожала плечами.

– Ну вот за что ты со мной так? – буркнула пифия, снова уткнувшись в карту. Так, вот Миловер и замок графа. Хорошо, хоть это она помнит. А теперь где-то здесь… немного южнее… Вроде бы это он… Хоть бы это был он! Хороша же она будет, если ошибется замком и станет ломиться неизвестно к кому! С другой стороны, по пути всегда можно выспросить, кому замок принадлежит. Но время… Оно не терпит. Нужно ехать наверняка.

– Ты куда-то отправляешься? – вкрадчиво поинтересовалась Рикнака.

– Это. Тебя. Не. Касается, – твердо встретила ее насмешливый взгляд полуэльфка. – А за карту спасибо. Одолжишь на время? Ну, или продай? За разумную цену.

– Это не потребуется. Я еду с тобой. И карта едет с нами.

– Нет, ты не едешь со мной. Я тебя с собой не беру!

– А я не прошу разрешения. Я все еще в долгу у тебя, а в дороге у меня будет больше шансов заплатить по счетам. Или ты думаешь, мне самой нравится ходить за тобой по пятам?

Пифия, уже открывшая было рот, осеклась на полуслове. А ведь и правда, если другого выхода нет, и Рикнаке действительно придется от чего-то ее спасти, то в пути сделать это будет намного проще, нежели в относительно безопасных стенах Академии.

– Хорошо. Только нас двоих Тоноклаф не отпустит.

– Да он и одну тебя не отпустит.

– Почему же, одну может и отпустить. Мы вот как сделаем. Если он не разрешит мне уехать, придется сбежать. А это мне и правда будет легче сделать с тобой. А если разрешит, то зачем тебе напрягаться?

– Нет уж, не увиливай. Я с тобой в любом случае. А выйти отсюда – для меня не проблема.

– Не боишься вылететь?

– Намного больше я боюсь навечно остаться должной эльфийке… пусть и не чистокровной.

– Ну знаешь… – возмутилась было пифия, но тут же махнула рукой. – Ты как хочешь, а я – спать… А кто последний в кровать, тот гасит свет! – невесть с чего добавила она и рыбкой нырнула под одеяло.

– Не честно! – теперь уже возмутилась полугномша. – Ты даже не разделась!

– Разденусь под одеялом, – нагло заявила Лайн, тут же начав извиваться, стягивая с себя штаны. – Спокойной ночи.

– Издеваешься? Да я теперь ни в жизнь не засну.

– Почему это?

– Мы собираемся сбежать из Академии. Разве это не стоит того, чтобы хорошенько все продумать?

– Не-а, – потягиваясь, сообщила уже раздевшаяся полуэльфка и, отвернувшись к стенке, пробормотала: – От недосыпа цвет лица портится, а у тебя он и так не очень… так что спи давай.

Теперь настал черед полугномши возмущенно сопеть. Однако это занятие очень быстро ей надоело. Глупо выказывать недовольство, если объект, его вызвавший уже вовсю дрыхнет. Она задумчиво потрепала себя за щеку. Потом за другую.

– Нормальный у меня цвет лица, – возразила Рикнака посапывающей пифии и, не раздеваясь, легла поверх покрывала. Свечу, впрочем, погасила, хотя точно знала, что не уснет.