Песня синей птицы

Глава 11

Дверь быстро открылась и снова закрылась.

Приподнявшись на подушках, Алтон услышал, что человек, стоящий у самой двери, прерывисто дышит, как будто быстро бежал и очень напуган.

Он хотел было заговорить, но тут тоненькая фигурка метнулась через комнату, видимо, разглядев дорогу в последних отблесках угасающего камина, и упала на его кровать.

Потом послышался голос, почти невнятный из-за слез:

— Клайд! Ох, Клайд! Он в моей комнате… он дотронулся до меня… Он слишком много выпил… и я не могу этого вынести… не могу!

Наступило молчание; маркиз слышал, как Сильвина ловит ртом воздух. Потом она снова заговорила:

— Я… не гасила свечу… я думала… может, ты зайдешь пожелать мне доброй ночи… и я, наверное, заснула… А когда проснулась, он был рядом!.. Ох, Клайд!.. Это было ужасно! Он… склонился надо мной… Его лицо было совсем, совсем рядом… Я хотела закричать… А он… протянул руку… и зажал мне рот!.. Он держал меня… держал так, что я не могла… двинуться… А когда я попыталась вырваться, он сказал: «Видишь… ты совсем бессильна… и целиком в моей власти!..

Это научит тебя… не смотреть на меня, презрительно… и надменно, мисс Недотрога… Тебе от меня, не уйти!..»

Рассказ Сильвины прервали рыдания, но вскоре она снова заговорила:

— Я вырывалась и… выворачивалась, чтобы… высвободиться из его рук, но он слишком сильный.. Потом он сказал… и в его голосе было… что-то зверское: «Если будешь сопротивляться мне, когда мы… поженимся… я тебя буду бить. Я все равно буду тебя бить, потому что я намерен… сломить тебя и сделать, смиренной и послушной, какой должна быть всякая женщина со своим… господином… И всякий раз, как ты… откажешься меня… целовать… каждый раз, как ты… оттолкнешь меня, ты за это заплатишь»

Голос Сильвины был полон неописуемого ужаса. Стараясь справиться с рыданиями, она продолжала:

— Он засмеялся… Какой это был… ужасный звук… страшнее, чем проклятия… А потом, Клайд, потом… он сказал: «Я изобью тебя после, а сейчас… сейчас я тебя поцелую»

Она с рыданием перевела дыхание и заговорила шепотом:

— Он отнял руку… от моего рта и, наклонился ко мне… Я смогла двигаться, Клайд, и я., ударила его!.. Я ударила его изо всех сил… прямо между глаз… Я, наверное, застала его… врасплох, и из-за того, что он был пьян… он потерял равновесие, пошатнулся, ударившись о кровать, и я как-то высвободилась… И хоть он протягивал руки, пытаясь меня поймать, я выбежала из комнаты. , и к тебе!

Она опять остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Клайд, он там… ждет меня, и я не могу… даже ради того, чтобы спасти тебя… не могу выйти за него!.. Он мерзкий, жестокий, и я скорее умру, чем позволю ему… еще раз прикоснуться ко мне… Спаси меня, Клайд! Ради Бога, спаси меня! Пойди к маркизу… скажи ему правду! Я знаю, что он… справедлив… Я уверена, что он не поступит необдуманно жестоко… Но даже ради того, чтобы спасти тебя… от Тауэра, я не могу выйти за этого… зверя!..

Тут голос Сильвины окончательно изменил ей, и она упала лицом в постель, горько рыдая.

Она была во власти такой бури страха и ужаса, что утратила способность связно думать.

Чуть позже она заметила, что брат ходит по комнате и, хотя глаза ее плохо видели от слез, девушка поняла, что тот зажег свечу.

— Он не должен… не должен… коснуться меня… опять, — простонала она, потом вдруг спохватилась:

— Но не ссорься с ним! Он опасен… Только не давай… пожалуйста, не давай ему… прикасаться ко мне.

— Он больше никогда вас не коснется! произнес низкий звучный голос.

Мгновение Сильвина не могла пошевельнуться.

Медленно, как после сна, подняла она голову. По лицу ее текли слезы, глаза расширились от ужаса.

У постели, ясно видимый в свете свечи, стоял не Клайд, а маркиз!

Она негромко вскрикнула, как попавший в ловушку зверек, и ее поглотила милосердная тьма…

Сознание девушки вернулось к ней, — как ей показалось, откуда-то очень-очень издалека, — и она обнаружила, что ее куда-то несут надежные и сильные руки маркиза.

Сильвина почувствовала, что она в безопасности, что если только он всегда будет ее так держать, то она сможет никогда больше не бояться.

Потом девушка вспомнила, что наговорила, и задрожала.

Он перенес ее в другую комнату, опустил на кушетку и положил под голову мягкие подушки.

Сильвина лежала очень тихо, боясь открыть глаза, и только почувствовала, что сэр Юстин накрыл ее какой-то мягкой тканью. Потом ей показалось, что он оставил ее.

Осторожно взглянув сквозь опущенные ресницы, она увидела, что маркиз отошел в другой конец комнаты и наливает что-то из графина в рюмку, которую затем подал ей, и девушка подняла к нему широко открытые, потемневшие от страха глаза.

— Выпейте это, — сказал он.

Сильвина хотела отказаться, но в его повелительном голосе было что-то заставившее ее послушаться.

Бренди огнем обожгло ей горло, и хотя Сильвине был отвратителен его вкус, она почувствовала, как тьма, таившаяся до той поры где-то совсем близко, отступила, и слабость оставила ее.

Маркиз принял у нее из рук рюмку и молча стоял рядом. Ему пришло в голову, что он никогда еще не видел отражения такого горя на лице человека и не встречал женщины, которая бы так нуждалась в защите.

Теперь Сильвина заметила, что он закутал ее в покрывало со своей постели. Оно было сделано из тяжелого белого шелка, на котором чьи-то любящие руки вышили такие же листья, что и те, которые украшали колонны у самой кровати. Девушка с облегчением подумала, что, благодаря покрывалу, не видно ее тела в тонкой полупрозрачной ночной сорочке.

После долгих, отчаянных рыданий слезы все еще блестели на ее щеках и на кончиках длинных ресниц. Маркиз достал из кармана своего длинного парчового халата платок, отставил в сторону рюмку, и, опустившись у кушетки на одно колено, осторожно вытер соленую влагу с ее прекрасного личика. Платок был очень мягким, от него пахло лавандой и ощущался еще какой-то сладкий аромат, напомнивший Сильвине о лесе, и почему-то ей снова захотелось плакать.

— Вы похожи на маленького котенка, которого оставили под дождем, — нежно сказал маркиз.

— Вы сказали мне, что Клайд… во второй спальне… по коридору, — по-детски недоуменно проговорила Сильвина.

— Именно там он и находится, — подтвердил маркиз, — во второй спальне. Я поместил вас рядом с собой, потому что хотел защитить. Мне бесконечно стыдно, что вас оскорбили, когда вы находились в моем доме.

— Но я… открыла… вторую дверь, — настаивала Сильвина, словно ей важно было оправдать свой поступок в собственных глазах.

— Ваша ошибка состояла в том, что вы повернули по коридору не в ту сторону, — объяснил маркиз. — Ближайшая же к вам дверь вела в мою гостиную, где мы сейчас и находимся.

Он встал с колен и присел на край кушетки лицом к девушке, сжавшейся в комочек.

— А сейчас, любимая моя дурочка, расскажите-ка мне всю правду.

— Но я… не могу, — запротестовала Сильвина. — Разве вы не понимаете, что я… не могу сказать… вам?

— После всего, что я уже слышал? — спросил маркиз. — Вы хотите, чтобы я начал задавать вопросы Клайду?

— Нет-нет! — Поспешный протест буквально сорвался с ее губ.

Сильвина пристально вгляделась в лицо Алтона и наконец сдалась:

— Я… скажу вам… но, пожалуйста, пожалуйста… отойдите подальше… Я не могу говорить с вами, когда вы… так близко от меня…

На лице маркиза была написана такая нежность, какой не видела на нем еще ни одна женщина. Он послушно встал с кушетки и, отойдя, прислонился к каминной полке.

Огонь угасал, и он подбросил в него полено. Взметнулись языки пламени, позолотившие пепельные волосы Сильвины, ореолом обрамлявшие ее несчастное личико.

Высвободив руки из-под окутавшего ее шелкового покрывала и крепко сжав их, девушка произнесла:

— Если я расскажу вам… расскажу всю правду вы обещаете… поверить мне?

Вам не нужно умолять меня. Сильвина, — ответил маркиз. — Вы же знаете, что если расскажете мне что-то и подтвердите, что это правда, то я не усомнюсь, что все так и есть.

— Вы так думаете? Вы и правда так думаете… сэр Юстин?

Его имя вырвалось из уст девушки неожиданно для нее самой, и маркиз, быстро отойдя от камина, накрыл ее дрожащие руки своими.

— Посмотрите на меня, Сильвина. Вам надо рассказать мне что-то. Постарайтесь сделать это, не пугаясь, человеку, которого вы встретили в лесу и про которого сказали когда-то, что доверитесь ему, куда бы он вас ни повел! Забудьте о маркизе Алтоне, его здесь больше нет.

— Но он важен, — прервала она его.

— Нет, Сильвина, не для нас с вами. Девушке показалось, что его руки, коснувшись ее, передали ей силу и уверенность, которые она не надеялась уже никогда почувствовать.

— Я все… расскажу вам, — прошептала она.

Он отпустил ее руки и сел в глубокое кресло, стоявшее напротив кушетки по другую сторону камина.

Свет падал на ее лицо, и маркиз подумал, что ни у одной женщины не видел столь выразительных глаз. Они то были исполнены радостного света, то трагичны до отчаяния.

— С чего же мне… начать? — неуверенно спросила Сильвина.

— С начала, — ответил маркиз.

— Это… началось, когда папа был… убит, — начала свой рассказ девушка, чуть запинаясь, — и мы с Бесси одни вернулись в Лондон. Мы приехали в дом на Керзон-стрит, где всегда жили, когда бывали в Лондоне. Там ко мне присоединился Клайд, и мы узнали, что мы… нищие.

Сильвина замолчала, вспоминая, каким ужасным ударом для них это было.

— Папа был очень непредусмотрительным в том, что касалось денег, — заговорила она снова, — а после смерти мамы, по-моему, ему все стало безразлично. Он только старался все забыть… Он не хотел сидеть дома в одиночестве и вспоминать, вспоминать…

Она опять помолчала минуту и с болью в голосе продолжила:

— Я часто думаю, не могла ли я тогда помочь ему… не могла ли сделать что-то, чтобы он был менее… несчастен.

— Вы были очень молоды, — отозвался маркиз.

— Мне было семнадцать, когда он погиб, — ответила Сильвина, — но мне никогда не хотелось вести светскую жизнь, которая так нравилась отцу… Вам это не очень… интересно… просто я стараюсь все объяснить…

— Я и хочу, чтобы вы мне все объяснили, — успокоил ее Алтон, — до мельчайших деталей. Ничего не пропускайте.

— Клайд продал дом, — продолжала девушка, — все папино серебро, мебель и мамины драгоценности. Мы с Бесси нашли домик в Челси. Мы его выбрали из-за дешевизны, но мне он нравился — ведь при нем был сад… Иногда я забывала, что я в Лондоне, — вздохнула Сильвина. — Я оставила только самые любимые мамины вещи: секретер, за которым она всегда писала письма, коробку для рукоделия с мозаикой из цветного дерева, столик, на котором она расставляла свои любимые безделушки — она называла их своими «сокровищами», — которые собирала, когда мы жили за границей. Я старалась обустроить дом для Клайда, ведь мама его так любила!

В голосе Сильвины слышались такие печаль и тоска, что маркизу страстно захотелось обнять ее, но он понимал, что не должен прерывать рассказ, — ведь этого момента откровения он давно дожидался.

— Клайду пришлось продать офицерский патент, — продолжала свой рассказ Сильвина. — Он страшно не хотел этого делать: он так гордился тем, что он — солдат. Но было совершенно очевидно, что на его жалованье нам не прожить. Ему надо было зарабатывать деньги, иначе мы умерли бы с голода. Клайд обратился в министерство иностранных дел, и, как вы знаете, его приняли, потому что, как там сказали, наш отец так хорошо и преданно служил стране.

— Ваш брат поступил правильно, — одобрительно сказал маркиз.

— Клайд по-настоящему умен и серьезно относится к своей карьере, — откликнулась Сильвина. — Это только кажется, что он легкомысленный, потому что он молод и любит веселье, развлечения, ему нравится знакомиться с новыми людьми. В этом он похож на папу. Ему приходится тяжело из-за нашего безденежья, он лишен возможности принимать у нас гостей. Ему это очень, очень неприятно.

— Итак, вы с Бесси вели хозяйство ради Клайда, — подбодрил маркиз Сильвину, когда та замолчала.

На ее губах промелькнула тень улыбки.

— Бесси — просто чудо! Она очень долго была маминой камеристкой, любит Клайда и так гордится им! Она и меня тоже любит, и когда папина сестра, которая прожила с нами с месяц, должна была уехать в Хэрроугейт, я без нее не скучала, потому что со мной была Бесси. Потом заболела ее сестра, и я осталась одна… и… испугалась.

— Как вы встретились с ним? — спросил маркиз.

Оба знали, кого он имеет в виду. Сильвина прижала руку ко лбу.

— Я… плохо соображаю и пропускаю… то, что важно. После того, как Клайд некоторое время проработал в министерстве иностранных дел, его повысили в должности. Он пришел домой, чтобы рассказать мне об этом, — очень довольный, потому что его работу похвалили и ему предоставили отдельную комнату. Я так хотела взглянуть на его кабинет, но Клайд не хотел брать меня туда… По-моему, он считал, что я недостаточно хорошо одета.

Увидев выражение лица маркиза, она поспешно добавила:

— Клайд не виноват в том, что у меня не было модных нарядов: мы все еще выплачивали папины долги…

— Да, конечно, — успокаивающе сказал ей маркиз.

— Поэтому Клайд обещал, что покажет мне, где работает, вечером, когда служащие разойдутся. Мы встретились с ним в парке. Это тогда я видела… уток. Потом мы вошли в министерство иностранных дел и по длинным коридорам добрались до комнаты Клайда.

Сильвина тихонько вздохнула.

— Наверное, и правда нам не следовало туда ходить. Но если это и так, то мы были за это наказаны. Пока Клайд решал, которая из папиных картин будет лучше смотреться на стене позади его письменного стола, дверь открылась, и… вошел мистер Каддингтон.

Маркиз заметил, что Сильвина непроизвольно сжала пальцы.

— Как только я увидела его… я поняла…

Она замолчала.

— ..Что он мерзавец и негодяй, — договорил за нее сэр Юстин.

— Именно это… я и почувствовала, когда его увидела, — заговорила она снова своим неуверенным испуганным голоском. — Что-то было в нем, в том, как он… смотрел на меня, и я почувствовала, что он… опасен. Однако он был достаточно вежлив… и даже, по мнению Клайда, очень любезен… А на следующий день он пришел с визитом.

— Вы были одна? — спросил маркиз. — Нет, он пришел с Клайдом, — объяснила Сильвина. — Когда я увидела его в гостиной… увидела, как он смотрит… презрительно… на мамины вещи… я поняла, что ненавижу его.

— А он пришел снова? — подсказал маркиз, когда голос рассказчицы умолк.

— На следующий же день… и потом опять на следующий. И тогда я поняла, что больше не выдержу, и велела Бесси говорить ему, что я больна, или вышла, или уехала, — что угодно, лишь бы мне не надо было… общаться с ним.

— И часто он приходил? — спросил маркиз.

— Не знаю толком. Я не видела его, потому что Бесси не впускала его в дом. Потом… потом… произошло ужасное.

При этих словах Сильвина закрыла лицо ладонями, и маркиз понял, что она старается совладать с собой.

— Скажите мне, дорогая, — негромко попросил он. — Я должен знать.

Девушка отняла руки от лица, и он увидел страшную бледность ее щек и потемневшие от страха глаза.

— Мистер Каддингтон, — произнесла она так тихо, что он едва мог разобрать ее слова, — вызвал Клайда к себе… Он спросил, кого… он еще приводил… в министерство иностранных дел, когда оно… закрыто! Он спросил, кто его друзья, кому он рассказывал о своей работе… Клайд не понимал, что произошло, почему его так допрашивают… А мистер Каддингтон достал из своего стола… книжку… и открыл ее.

— Книжку? — переспросил маркиз.

— Это была… банковская книжка Клайда, — чуть слышно сказала Сильвина.

Маркиз непонимающе смотрел на нее, и она испуганно объяснила:

— В ней была… запись, что кто-то… положил на имя Клайда… в банк… сумму… в двести фунтов…

Произнеся это, она вновь спрятала лицо в ладони.

— Вы хотите сказать, — спокойно спросил маркиз, — что Клайд не знал об этих деньгах?

— Ничего не знал!.. Ах, сэр Юстин, поверьте мне!.. Умоляю вас… поверьте мне! Брат… понятия не имел. Он думал, что у него на счету… дефицит… Да и правда, он был… пока эти деньги… не появились… так таинственно!

— А как к мистеру Каддингтону попала банковская книжка Клайда? — спросил маркиз.

— Клайд не смог этого узнать, — ответила Сильвина. — Он пошел в банк, а там сказали, что деньги были внесены… тремя днями раньше. Они не знали кем, и никто ничего не мог вспомнить об этой… операции. Но вы можете себе представить, как… мистер Каддингтон истолковал это.

— Он обвинил Клайда, — предположил маркиз, — что тот получил деньги за информацию, переданную французам.

— Клайд никогда бы не сделал этого! — с жаром воскликнула Сильвина. — Он не предатель! Брат служил в армии, и родина для него значит не меньше, чем для вас!..

— И как же мистер Каддингтон намеревался поступить в отношении этих загадочных денег? — осведомился маркиз.

— Он сказал, что его долг требует немедленно выдать Клайда… маркизу Алтону… то есть вам… Но поскольку он намерен… жениться на мне, у него нет желания заполучить «родственничка», который заклеймен как… шпион и… предатель.

— Так вот как он этого добился, — мрачно сказал маркиз.

— Когда Клайд рассказал мне все это, я подумала, что сойду с ума. Я не могла поверить, что человек… любой человек, а тем более занимающий такой пост, как мистер Каддингтон, способен так поступить. Он пришел ко мне… и говорил с ужасающей откровенностью.

«Ваш брат поступил в высшей степени неблаговидно», — сказал он.

«Мой брат не сделал ничего постыдного», — ответила я.

«Это решит маркиз Алтон, — если, конечно, я не промолчу об этом весьма сомнительном факте».

— И тогда он просил вас стать его женой? — спросил маркиз.

— Нет, он просто заявил мне… что я должна буду… это сделать, — поправила его Сильвина. — Мистер Каддингтон сказал: «Вы выйдете за меня замуж. Я научу вас быть образцовой женой. Вы будете хозяйкой на моих приемах, станете украшением моего дома. Вы и ваш брат приняты светом, и это, милая моя, ваше единственное достоинство».

Сильвина тихо всхлипнула.

— Я думала, это предел унижения. Но мне пришлось вынести гораздо большее. Он попрекал меня… нашей бедностью, издевался… над моей одеждой, над тем, как мы живем. Он говорил мне, как все изменится, когда я буду его… женой. И он все время повторял, что если я не соглашусь, то он отнесет книжку в качестве неопровержимой улики… вам, и Клайда… будут судить.

Маркиз вскочил.

— Я задушу эту гадину! — почти прорычал он.

— Я часто думала, что лучше… умереть, чем выйти за него замуж… Но… если бы я сделала это, он все равно отомстил бы Клайду… Вот почему я все рассказала вам… И ничего нельзя сделать… Ничего!

— Нет, можно — оправдать Клайда и спасти вас, — негромко сказал маркиз.

Сильвина подняла к нему осветившееся недоверчивой радостью лицо.

— Вы… вы хотите сказать, что верите… в невиновность Клайда? — спросила она. — О, сэр Юстин, я знала, что вы все поймете! Брат никогда не принял бы денег от врага! Как мог бы сын такого отца, как наш, стать предателем?

— Я уверен, что он ни в чем не виновен, — подтвердил маркиз. — Ах, бедная моя, несчастная, любимая девочка, почему вы не доверились мне раньше? Вы избавили бы нас обоих от стольких страданий! Я мучился всю неделю, думая, что навсегда потерял вас, почти поверив в то, что вы меня ненавидите.

— Мне не следовало бы говорить это, — запинаясь, сказала Сильвина, — но я так… испугалась, когда узнала, что вы и есть… маркиз Алтон.

— И вы по-прежнему боитесь меня? — спросил тот своим звучным голосом.

Она посмотрела на него, и глаза ее сияли ярче пламени свечей.

— Теперь — нет, — ответила она. — Вы верите мне, сэр Юстин. Остальное неважно.

Маркиз не отводил взгляда от ее счастливого личика.

— Но мы еще не справились со всеми трудностями, — трезво напомнил он. — Сейчас, когда все лихорадочно ищут шпионов, достаточно малейшего намека, от кого бы он ни исходил, на то, что Клайд ненадежен, и карьера его будет закончена, а его имя — на всю жизнь запятнано.

— Да, я это понимаю, — согласилась с ним Сильвина. — Но вы найдете способ помочь ему, сэр Юстин… правда?

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти Клайда.

— И мне… не придется ., выходить замуж за мистера Каддингтона? — спросила девушка дрожащим голосом.

— Я клянусь вам, что этого никогда не случится, — ответил маркиз и увидел, какое облегчение появилось на ее лице и как разжались ее судорожно сжатые пальцы, и ему почудилось, будто Сильвина протягивает к нему зовущие руки.

Их взгляды встретились, и Алтон глубоко вздохнул. Она была так прелестна! Лицо ее сияло, глаза блестели, полуоткрытые губы словно ждали его поцелуя. Ему надо было сделать всего один шаг, чтобы прижать к сердцу эту хрупкую, чудесную, трепещущую девушку; маркиз чувствовал, что и она хочет этого, стремится, как и он, снова испытать то неизъяснимое блаженство, которое охватило их, когда он целовал ее…

Маркизу понадобилось сделать над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы заставить себя сдержать свой порыв.

— Вам надо идти, любимая, — резко сказал он. — Вы понимаете, что никто не должен узнать, что вы были здесь, в моей комнате.

Сияющее личико Сильвины омрачилось, она задрожала.

— Но вдруг… вдруг он… ждет меня?

— Это я сейчас выясню, — ответил маркиз. Он подошел к двери в коридор, тихо отворил ее и, увидев, что все свечи снаружи потушены, взял один из подсвечников с каминной полки и вышел из комнаты, где Сильвина, с тихим вздохом облегчения, снова откинулась на мягкие подушки.

Ей казалось, что с плеч ее сняли невыносимо тяжелый груз, который так долго давил на ее хрупкие плечи. Девушка понимала, что ничего еще не решилось, что Клайд по-прежнему в опасности, но сознание того, что маркиз узнал правду и поверил ей, одарило ее безмерной радостью.

Сильвина почувствовала, что больше не боится его, — может быть, потому что в своем длинном синем парчовом халате с отложным воротником и большими бархатными манжетами он выглядел гораздо моложе и так по-домашнему: белая оборка ночной рубашки выбилась из-под воротника, а его герб был вышит… на ночных туфлях.

— Я люблю его, — прошептала она, понимая, что гнетущий кошмар, во время которого она уверяла себя, что Алтон для нее — ничто, остался позади.

Он был прав, это судьба. Им не уйти друг от друга.

Маркиз вернулся в комнату с ее халатиком и положил его на кушетку.

— Там никого нет, — сказал он. — Я зажег свечи, — и теперь, моя дорогая, вам надо вернуться в вашу спальню. Заприте дверь, и я клянусь вам, что сегодня ночью к вам никто не приблизится: я буду рядом, в этой комнате, и буду держать дверь открытой.

— Тогда мне не будет страшно, — ответила Сильвина.

Она потянулась было за халатиком, потом, покраснев, взглянула на маркиза.

— Я отвернусь, — сказал тот с улыбкой. Подойдя к камину, он смотрел на источающие тепло уголья.

— Я готова! — услышал он за спиной нежный голос.

Халатик Сильвины, который сшила Бесси из белой шерстяной ткани, плавными линиями ниспадал с ее плеч. Простой круглый воротничок был украшен белыми кружевными оборками. Золотистые волосы девушки распушились, на длинных темных ресницах еще оставались слезы. Больше всего она напоминала сейчас ангелочка, случайно упавшего с неба.

— Вы уверены, что там… никого нет? — обеспокоенно спросила она.

— Клянусь вам, что комната пуста, — ответил маркиз. — И повторяю: я сумею вас защитить.

— Я верю вам… сэр Юстнн, — запинаясь, отозвалась она, — и теперь все будет… совсем, совсем по-другому.

Она на мгновение потупилась, потом неуверенно добавила:

— Мне стыдно, что я устраиваю такой шум из-за того, что вы можете счесть… тривиальным эпизодом, — ведь вы решаете вопросы жизни и смерти, ожидая вторжения ста двадцати тысяч французов, которые, возможно, как раз в эту минуту высаживаются на южном побережье…

Услышав эти слова, маркиз пристально посмотрел на девушку; лицо его стало холодным и жестким:

— Кто вам сказал, сколько их будет? — спросил он, и голос его прозвучал резко, как выстрел. — Клайд?

— Нет… не Клайд, — быстро ответила Сильвина.

— Тогда кто же?

Она молчала, и Алтон сурово потребовал:

— Отвечайте, Сильвина, — вы должны сказать это мне.

— Вы сердитесь, — растерялась девушка. — Чем я… вызвала ваше… неудовольствие?

— Просто ответьте намой вопрос. Кто сказал вам, что сто двадцать тысяч французов должны высадиться на южном побережье?

— Я должна… ответить?

— Боюсь, что да, — строго сказал маркиз. Сильвина покраснела.

— Я… подслушала это.

— Чей разговор вы подслушали? — настаивал тот.

Сильвина сплела пальцы, как нашаливший ребенок в ожидании наказания.

— Я не собиралась этого делать, — объяснила она. — Все получилось так… некрасиво. Это произошло после того, как вы… были у меня на Куин-Уок, и… я была так счастлива… Когда вы ушли, я убежала наверх, в свою комнату, и почти сразу же Бесси пришла сказать, что джентльмены в гостиной ждут меня, — я имею в виду графа и мистера Каддингтона… — Она вздохнула и продолжала:

— Я хотела сразу же пойти в гостиную, но испугалась, как бы мистер Каддингтон не догадался по моему лицу, что что-то… случилось. Мое сердце колотилось, и я была так взволнована, что не сомневалась: он заподозрит неладное.

— И вы услышали разговор этих джентльменов? — подсказал маркиз.

— Д-да, — пролепетала Сильвина. Маркиз сжал ее плечи.

— Послушайте, Сильвина, — сказал он, — это чрезвычайно важно. Расскажите мне, что они говорили. У вас хорошая память: постарайтесь вспомнить каждое слово — понимаете, каждое из того, что вы услышали.

Сильвина закрыла глаза и наморщила лоб, стараясь сосредоточиться.

— Кажется, сначала я услышала графа, — сказала она. — Звуки его голоса напомнили мне о Париже, о том, какой это прекрасный город.

— Он говорил по-французски? — спросил маркиз.

Сильвина кивнула.

— А Каддингтон?

— Он тоже говорил по-французски, довольно свободно, но с многочисленными не правильностями. Граф, кажется, сказал: «Это смелый шаг — поступить именно в этот департамент. И раз он смелый — он будет успешным».

— Продолжайте, — подбодрил ее маркиз.

— А потом он спросил, — медленно продолжала Сильвина, — «Когда начнется вторжение?»А мистер Каддингтон ответил: «Со дня на день, — только бы унялся этот ветер. Все уже готово». — «То же самое я слышал в Париже, — сказал ему граф. — Но вам известно больше, чем мне». «Да, конечно, — ответил мистер Каддингтон. — Планируется переправить сто двадцать тысяч ветеранов. Они отплывут на полутора тысячах барж, а кроме того, там будут еще большие военные корабли, вооруженные 24 — фунтовыми орудиями, и на каждом будет по сто пятьдесят человек». — «Это грандиозно!»— воскликнул граф. «Они отплывут из Булони, Виссана, Амблетеза и Этапля, — сказал тогда мистер Каддингтон, — триста из Дюнкерка, Кале и Гравлина, триста из Ньюпорта и Остенде, а еще триста с голландской армией из Флиссингена». — «Они будут непобедимы!»— восхитился граф. «Можете себе представить, что они сделают с неопытными, необученными и в основном безоружными волонтерами?»— спросил мистер Каддингтон. «Это будет катастрофа!»— воскликнул граф. При этих словах я вошла в комнату, — сказала девушка. — Странно, но оба они… улыбались.

Пальцы маркиза сильнее сжались на ее плечах.

— Послушайте, Сильвина, — сказал он, — вы рассказывали это кому-нибудь еще? Она покачала головой.

— Тогда поклянитесь, что не скажете ни слова никому, даже Клайду.

— Конечно, раз вы просите, — охотно согласилась девушка.

— Я не только прошу — я приказываю, — сказал маркиз. — Теперь слушайте, любимая: наши планы изменились. Я должен ехать в Лондон.

Сильвина негромко вскрикнула:

— Вы… уезжаете?

— Всего на несколько часов, — успокоил он ее, — и никто не должен знать, что меня здесь нет. Я вернусь к ленчу, но прошу вас оставаться в своей комнате. Пусть Бесси скажет, что у вас болит голова. После сегодняшней сцены мистер Каддингтон и не может ожидать ничего иного.

При упоминании имени помощника министра в голосе маркиза зазвучали металлические нотки.

— Но вы вернетесь? — по-детски спросила Сильвина.

— Ничто не удержит меня вдали от вас, — ответил маркиз. — Однако, дорогая, не меняйте своего поведения по отношению ко мне. Оставайтесь такой же сдержанной и холодной, как и раньше. Когда спуститесь вниз, держитесь поближе к герцогине. Вы вернетесь в Лондон с Клайдом, и, может быть, уже завтра у меня будут для вас хорошие новости.

— Хорошие новости?! — переспросила Сильвина.

— Известие о том, что вы с Клайдом свободны, — пояснил маркиз.

Он убрал руки с ее плеч и направился к двери.

Сильвина не двигалась с места. Когда он обернулся, чтобы посмотреть, следует ли она за ним, девушка спросила очень робко:

— Вы… не сердитесь на меня, сэр Юстин? Секунду маркиз озадаченно смотрел на нее, потом с нежной улыбкой приблизился к ней, заглянув ей в лицо.

— Может быть, вы удивились, что я не поцеловал вас на прощание, сердце мое? Почему я не обнял вас? Посмотрите на меня, Сильвина. Неужели вы думаете, что я не хочу снова целовать ваши губы, вновь испытать те восторг и упоение, после которых вы ввергли меня в такой ад, какой еще не выпадал на долю смертного?

Глядя ей прямо в глаза, сэр Юстин продолжал:

— Я люблю вас! Люблю так, как никогда не любил женщину и никогда больше не полюблю. Но, моя дорогая, я должен защищать вас не только от других людей, — я должен защищать вас и от себя. Сегодня здесь, в моем доме, я буду поступать так, как следует поступать джентльмену, но, Господь мне свидетель, это нелегко, когда вы так на меня смотрите.

— Значит, вы… по-прежнему… любите меня? — спросила Сильвина.

— Очень скоро я отвечу на ваш вопрос. Я обниму вас и прижму к себе, буду целовать ваши губы, ваши глаза, ваши волосы, ваши плечи, пока у вас не исчезнут все сомнения. Тогда вы будете уверены, — как уверен сейчас я, — что мы принадлежим друг другу и ничто не сможет разлучить нас. Но сейчас…

Маркиз прервался. Сильвина подняла к нему лицо. Губы ее были полуоткрыты.

Сэр Алтон смотрел ей прямо в глаза; девушка увидела в его взгляде огонь и поняла, что его душа рвется к ней, как и ее к нему, и страх навсегда оставил Сильвину. Только необычайная сила воли позволила маркизу удержаться и не сжать ее в объятиях.

— Боже! Как я люблю вас! Как жажду вас! — глуховатым голосом сказал он.

Протянув руки, он взял Сильвину за запястья и медленно повернул ее руки ладонями вверх.

Потом он наклонил голову и запечатлел на обеих ладошках поцелуи — долгие, страстные, так что дыхание у девушки участилось и по телу пробежали волны жара, а вся она затрепетала от просыпающейся страсти.

— С вами, моя любимая, остается мое сердце, — сказал он. — Храните это в тайне, пока я не смогу объявить всему миру, что оно ваше до скончания века.