Песня синей птицы

Глава 8

— Как дела, Алтон? Немного не в форме? — пошутил достопочтенный Персиваль Лиллингтон, когда маркиз вышел из своего высокого фаэтона и начал подниматься по лестнице здания министерства иностранных дел.

Он говорил с фамильярностью старого приятеля, но маркиз сквозь монокль бросил на него уничтожающий взгляд и прошел, не сказав ни слова.

— Что это на Алтона нашло? — изумленно воскликнул достопочтенный Персиваль. — Уж не верен ли последний слух, будто Бонапарт прибывает на воздушных шарах? Или какая-нибудь из несравненных закрыла перед ним дверь своей спальни?

Его друг рассмеялся.

— Первое гораздо более вероятно, чем второе. Единственный момент, когда какая-нибудь несравненная может закрыть дверь, если дело касается маркиза, это когда он уже вошел.

Их хохот, громко прозвучавший за спиной маркиза, только усилил его мрачное настроение, подобное ноябрьскому туману.

Он прошел через мраморный холл и коридоры, не реагируя на приветствия вытягивающихся в струнку лакеев, а войдя в кабинет, хлопнул дверью и бросился в кресло за письменным столом, глядя через комнату невидящими глазами и механически постукивая пальцами по серебряному пресс-папье.

Все происходящее казалось столь невероятным, что он и сам с трудом верил в его реальность.

Сегодня Сильвина в пятый раз отказалась его принять — его, человека, перед которым были открыты все двери Лондона!

Самый популярный холостяк во всем светском обществе, каждую неделю получавший астрономическое число всевозможных приглашений, не мог попасть за маленькую, невзрачную, выкрашенную в зеленый цвет дверь дома номер девять по Куин-Уок.

Он писал Сильвине — и письма его возвращались нераспечатанными. Этим утром он превозмог свою гордость и умолял Бесси помочь ему.

— Я должен видеть мисс Блейн, — настаивал Алтон. — Не поможете ли вы мне?

Он знал, что никакие предложения о вознаграждении ничуть не изменили бы отношения Бесси: чутье подсказало ему, что напрасны будут попытки ее подкупить. Но маркиз верил, что его знаменитое обаяние подействует на пожилую седовласую камеристку, явно давнюю прислугу семьи.

— Я ничем не могу вам помочь, милорд, — ответила та.

— Вы говорили мисс Сильвине о моих визитах? Вы передали ей цветы, которые я принес вчера?

— Цветами вам ее не задобрить, милорд, только деньги зря тратите, — резко сказала Бесси.

— Мисс Сильвина их выбросила? Бесси покачала головой.

— Нет, так что-то портить — это не по ней. Как только фаэтон вашей светлости скрылся из вида, она спустилась вниз и отдала их первому попавшемуся нищему. Велела ему продать цветы, а деньги взять себе. Думаю, этот старый лис теперь будет вечно крутиться у нашей двери, надеясь на то, что ему снова так повезет.

Маркиз невольно рассмеялся. Но в следующую минуту он уже опять был серьезен и умолял:

— Я должен поговорить с ней, Бесси. Вы можете убедить ее в необходимости нашей встречи, — Не могу я ничего сделать, милорд, истинная правда. Она послушает меня не больше, чем вашу светлость. Если мисс Сильвина решила, что правильно, а что нехорошо, никто не может заставить ее передумать.

— Она несчастна? — негромко спросил маркиз.

— Несчастна — это не то слово. Похоже, она совсем отчаялась. Такой я не видела ее со времени смерти ее матушки. Она ее тяжело пережила тогда, ведь в семье они так любят друг друга… И сейчас ее глаза такие же невидящие, словно она потеряла что-то… дорогое.

Помолчав мгновение, Бесси продолжила:

— Не могу понять, зачем вашей светлости надо было так расстроить мисс Сильвину, как вы, верно, это сделали. Мало ей того, что этот мистер Каддингтон помыкает ею, как только может.

— Помыкает ею?! — резко переспросил маркиз, сдвинув брови. — По какому праву?

По лицу Бесси он понял, что та намерена посоветовать ему не вмешиваться не в свое дело. Но Бесси передумала.

— Не знаю, милорд, не знаю я, что все это значит, Господь свидетель. Я только знаю, что, будь жива ее милость, она не одобрила бы такого претендента на руку мисс Сильвины.

— Тогда почему же она дала ему свое согласие?

Служанка покачала головой.

— Мисс Сильвина ничего не рассказывает мне с тех пор, как мы вернулись из Алтон-Грин, милорд. Раньше она разговаривала со мною так, словно я ее лучшая подруга, и я могла бы поклясться, что у нее нет от меня секретов. Но вот она приезжает из деревни после смерти моей сестры — и ее словно подменили.

— В чем это проявляется?

— Трудно точно определить, милорд. Во-первых, она испугана. Я такой испуганной ее никогда не видела. Она всегда была чутким ребенком, и частенько, когда я присматривала за ней, если ее няня уходила или мы переезжали в другую страну, я думала про себя, что она какое-то сказочное создание.

Бесси улыбнулась каким-то своим воспоминаниям.

— Еще ребенком, — продолжала служанка, — она, бывало, протягивала ручки к солнцу и цветам, а когда выросла, я все думала, что она бывает счастлива, оказавшись в саду или в лесу.

— Она тоже сказала мне, что любит леса, — мягко проговорил маркиз.

— Это истинная правда, милорд. Когда мы жили в Вене, она, бывало, все приставала к сэру Ренделлу, чтобы он сводил ее в лес. А в Испании, в саду посольства, были деревья, которые она называла своими. Она прямо вся светилась, когда мечтала под ними — так же она выглядела, когда вы были здесь тем утром и она быстренько выпроводила вас, чтобы мистер Каддингтон вас не встретил.

— Она казалась сияющей — и счастливой? — тихо спросил маркиз.

— Беззаботной, как птичка в ветвях! — подтвердила Бесси. — Глаза ее сияли, губы улыбались, и я подумала про себя (я тогда еще не знала, кто вы такой): этот человек все исправит.

Маркиз молчал, и старая служанка продолжала:

— Когда мистер Каддингтон ушел, мисс Сильвина мне говорит:» Мне надо идти, Бесси, сделать одно неприятное дело, которое делать совсем не хочется. Но если, пока меня не будет, ко мне придет джентльмен, который был здесь совсем недавно, пожалуйста, попроси его подождать «. Я сразу поняла, о чем она говорит, милорд, а она добавляет:» Я хочу снова его увидеть! Ах, Бесси! Я очень, очень хочу снова его увидеть!«

Маркиз продолжал хмуро молчать.

— Но вы не вернулись в тот день, милорд, а мисс Сильвина появилась такая, будто ее громом поразило. Ни слова я от нее не добилась, ни слезинки ее не увидела. Но ночь за ночью я слышу, милорд, как она плачет так жалостно, что у меня просто сердце разрывается.

Маркиз сжал губы, как от боли.

— Проклятье! Так не может продолжаться! — хрипло проговорил он. — А мисс Сильвина сказала вам, почему она приехала за вами в Алтон-Грин?

— Она мало что сказала, милорд, но я и без слов поняла, что она не хотела оставаться наедине с этим мистером Каддингтоном. Видите ли, когда сначала мисс Сильвина и мистер Клайд поселились на Куин-Уок, с ними жила сестра сэра Ренделла. Она, как положено, присматривала за мисс Сильвиной. Но потом она заболела и уехала в Хэрроугейт на воды. Я думала, она скоро вернется, но, наверное, она так и не поправилась.

— Значит, мисс Сильвина привезла вас из Алтон-Грин в качестве дуэньи, — размышляя, сказал маркиз.

— Можно и так выразиться, милорд, потому что мисс Сильвина мне говорит:» Ты не должна оставлять меня одну, если ко мне приходят джентльмены, Бесси. Что бы они тебе ни говорили, ты должна заходить в гостиную и там оставаться «.

— Джентльмены? — переспросил маркиз, поднимая брови.

— Это она так выразилась, милорд, но я все прекрасно поняла, как если бы она назвала имя мистер Каддингтона. Когда он приходит, всегда одно и то же: она бледнеет и пугается, а иногда я вижу, что она дрожит, как на холодном ветру, после того, как он начинает поучать ее делать то-то и не делать того-то.

Бесси сердито фыркнула.

— Я знаю, что он начальник мистера Клайда, — продолжала она, — но все равно, можно было бы ожидать, что молодой джентльмен не потерпит таких притязаний чужого человека, тем более не из знати.

Если бы маркиз не был так озабочен, он улыбнулся бы — такое презрение слышалось в словах Бесси.

Никто не презирает выскочек сильнее, чем старые фамильные слуги.» Вся прислуга, — подумал он, — это сплошь снобы, и Бесси не составляет исключения «.

— Расскажите мне о леди Блейн, — попросил он.

— Не следует мне здесь стоять и разговаривать вот так с вашей светлостью, — возразила Бесси. — Если бы мисс Сильвина узнала, она расстроилась бы.

— Она рассердилась бы на вас? Бесси покачала головой:

— Нет, мисс Сильвина почти никогда не сердится, милорд. Если что-то не так, она огорчается, но лучше бы уж она кричала и бранилась, как некоторые. Нет, мисс добра и ласкова, как ангел. Она слишком хороша для этого мира, милорд, и это святая правда.

— Вполне вам верю, — сухо ответил маркиз. — Но, к несчастью, ей приходится жить в этом мире, и я должен ей помочь. Нельзя допустить, чтобы она и дальше жила в таком страхе.

— А что я ей все время говорю? — торжествующе сказала Бесси. — Но она каждый раз отвечает, что ничего нельзя поделать.

— Пустите меня к ней, Бесси, — снова попытался уговорить ее маркиз.

— Право же, милорд, я не могу этого сделать: она у себя в спальне. А за такое леди Блейн, — Господь да упокоит ее душу, — никогда бы меня не простила.

— Расскажите мне о леди Блейн, — попросил Алтон.

— Да, конечно. Она была очень хороша собой. Из Шотландии, как вы знаете, племянница герцога Арджилского. Все, кто был с ней знаком, уважали и любили ее.

— Герцог Арджилский… — вслух размышлял маркиз. — Это интересно.

— Вы знакомы с его сиятельством, милорд?

— Мы пару раз встречались с ним во время редких приездов герцога в Лондон.

Он глубоко задумался на несколько секунд, потом сказал:

— Я очень прошу вас, Бесси, еще раз передать мою мольбу. Вы уже пятый раз закрываете передо мной дверь. Поднимитесь сейчас наверх и попросите мисс Сильвину уделить мне всего пять минут. Я ее дольше не задержу. Скажите ей, что я даю клятву уйти из дома, как только она меня попросит об этом. Я должен с ней поговорить.

— Спрошу ее, милорд, — неохотно согласилась Бесси, — мне самой хотелось бы, чтобы мисс Сильвина согласилась на вашу просьбу. Но извините меня, ваша светлость: я не выполнила бы своего долга, если бы оставила вас здесь, пока поднимаюсь по лестнице.

— Значит, вы должны выполнить свой долг, — спокойно ответил маркиз.

Он остался дожидаться за порогом — красивый, элегантный мужчина, притягивающий взгляды прохожих; но сам Алтон этих взглядов не замечал, настолько был поглощен своими мыслями.

Когда дверь снова открылась, маркиз на лице Бесси прочитал свой приговор.

— Мне, право, жаль, милорд.

— Что она сказала? — спросил маркиз. — Передайте мне в точности ее слова.

— Мисс Сильвина сказала, милорд, — печально ответила Бесси, — что ей нечего сказать маркизу Алтону — ни сейчас, ни в будущем.

По дороге обратно в министерство маркиз не знал, был ли он когда-нибудь еще столь же несчастен; никогда еще он не встречал столь непреодолимого препятствия, особенно в том, что касалось женщин.

Единственной возможной надеждой было бы заручиться поддержкой Клайда Блейна, но маркизу это претило, так как он понимал, что окажется в весьма двусмысленном положении. В самом деле, как он мог сказать молодому человеку:

» Я хотел бы ухаживать за вашей сестрой, хотя мне и известно, что она обещала руку другому?«

Нет, это, конечно, было немыслимо. Но теперь, когда и Бесси не смогла помочь ему, к кому он мог обратиться?

Маркиз встал из-за стола и подошел к окну.

Ему видны были деревья Сент-Джеймс парка, гнувшиеся на ветру. Он вспомнил, как Сильвина подняла к нему лицо, освещенное луной. Она была так хороша, что дух захватывало — и в глазах ее было беспокойство, когда она спросила его о награде, которая была на его вечернем фраке.

Почему в эту минуту он не был с ней откровенен? Почему не сказал ей, кто он? Он знал ответ: потому что боялся потерять ее!

Он помнил, как Сильвина отказывалась подойти к Алтон-Парку. Невозможно было забыть, как она спросила, не принадлежит ли пугающему ее маркизу угощение, ожидавшее их в греческом храме.

» Старый и страшный»— так она представляла себе маркиза Юстина Алтона. Он видел, как потемнели ее зеленые глаза, как в необъяснимом страхе задрожали губы при одной только мысли о встрече с маркизом…

Почему она боялась его? Что это значило? Где можно было искать разгадку этого запутанного дела?

Он вспомнил, как говорил Сильвине, что умеет решать сложные проблемы, но эта казалась неразрешимой. Как мог он, никогда не знавший поражения, потерпеть его от этой маленькой, неизвестной в обществе девушки?

Может быть, это было абсурдным, но маркизу подумалось, что именно чистота Сильвины, не замутненная светскими условностями, делала ее противницей более серьезной, чем была бы искушенная во всех уловках женщина.

— Я должен найти зацепку, — вслух проговорил маркиз и вздрогнул, когда голос у двери произнес:

— Я извиняюсь, милорд, что не был рядам с вами. Я не знал, что вы вернулись.

— Ничего, Лоусон, входите, — ответил маркиз.

— Вы чем-то обеспокоены, милорд?

— Да, это так, — мрачно подтвердил тот. Мистер Лоусон мгновение помедлил, как будто ожидая, что маркиз доверится ему, но тот молчал. Тогда секретарь сказал:

— Мне не хотелось беспокоить вашу светлость, но граф Арман де Вальен явился за ответом, надеясь узнать о положительном решении относительно своей просьбы.

— Черт бы побрал этого типа! Когда он наконец оставит меня в покое?!!

— Мне сказать ему, чтобы он ушел, милорд?

— Нет, подождите минуту, — ответил маркиз. — У меня есть идея!

Любой человек, знавший его, понял бы по его лицу, что он сейчас в самом своем опасном настроении.

Маркиз обладал уверенностью в себе и внутренней силой, которые помогали ему, когда, казалось бы, все было потеряно. Вот и сейчас из пепла отчаяния родился новый огонь.

Сильвина назвала его упорным! Он покажет ей, что хотя бы этим качеством он обладает вполне.

Только что, словно сама мысль о Сильвине обладала какими-то магическими свойствами, у него в голове сложился план.

Алтон порой обладал прямо-таки сверхъестественной проницательностью, и это качество сделало его блестящим командиром во время боевых действий. Когда поражение представлялось неизбежным, когда, казалось, не было ни малейшего шанса достичь цели, внезапно маркиз принимал какое-то неожиданное и на первый взгляд парадоксальное решение. Он настолько ясно видел, что следует делать находившимся под его командованием войскам, словно перед ним лежала карта с диспозицией. И поскольку маркиз был отчасти убежден, что это вдохновение дается ему свыше, он всегда готов был действовать в соответствии с ним.

— Пока не отсылайте графа, мистер Лоусон, — распорядился он сейчас. — Пусть поскучает в передней, ему это не повредит. Найдите помощника министра иностранных дел. Попросите мистера Каддингтона, если он не занят, чтобы он любезно уделил мне несколько минут своего времени.

— Хорошо, милорд.

Маркиз сидел за столом, сосредоточив свои мысли на Каддингтоне. На прошлой неделе он долго наводил о нем справки, но узнал очень мало.

Человек этот был очень богат и считался весьма способным; все были в этом единодушны.

Но никто, как отметил маркиз, не смог назвать мистера Каддингтона своим другом или даже просто тепло отозваться о нем, если речь не шла о его деловых качествах. Оказалось, что мало кто более или менее хорошо его знает, да и те были людьми, чье положение в обществе было ниже, чем положение Каддингтона.

Маркиз также узнал, что помощник министра — завсегдатай домов терпимости, причем главным образом тех, что предназначены для клиентов с не вполне обычными вкусами в сексе.

— У него не слишком хорошая репутация в том, что касается женщин, — объяснил какой-то пожилой мужчина, которого расспрашивал маркиз.

По всей справедливости маркиз должен был бы признаться, что и о нем самом тоже можно было сказать нечто подобное. В то же время женщин, которым он посвящал часы досуга, Юстин Алтон находил отнюдь не в борделях, и ему не было нужды платить за их ласки.

Итак: маркиз не смог почти ничего узнать о мистере Каддингтоне. А в том, что он узнал, единственным существенным обстоятельством было то, что Каддингтон был на редкость умен. Он владел несколькими языками, окончил Оксфорд в числе лучших, и можно было не сомневаться, что если бы лорд Хоксбери завтра вышел в отставку, помощник министра занял бы его место, но до сих пор маркиз просто не думал о существовании мистера Каддингтона, а неделю назад он бы просто не узнал его в лицо за стенами министерства иностранных дел.

Маркиз все еще продолжал размышлять о помощнике министра, когда дверь распахнулась и мистер Лоусон доложил:

— Помощник государственного министра иностранных дел, милорд. Маркиз стремительно встал.

— Дорогой мой, — сказал он чрезвычайно приветливо, — я не имел намерения просить вас прийти в мой кабинет. Я всего лишь послал моего секретаря узнать, не примете ли вы меня.

— Мой кабинет полон народа, и я решил, что если вы хотите поговорить со мной наедине, то у меня это сделать будет невозможно, — ответил мистер Каддингтон.

— Это очень любезно с вашей стороны, — откликнулся маркиз. — Зная, как вы должны быть заняты сейчас, я не хотел бы отнимать у вас время. Тем не менее я должен просить вашей помощи.

— Моей помощи, милорд?

Было очевидно, что мистер Каддингтон приятно удивлен. Он уселся у стола маркиза, скрестив вытянутые ноги и откинувшись на спинку стула. Казалось, он держится совершенно непринужденно, но маркиз ощутил в нем какую-то настороженность. Взглянув в лицо мистера Каддингтона, он подумал, что никогда еще ему не был так неприятен кто-то. Недаром Сильвина назвала его зловещим. Может быть, это было слишком сильно сказано, но, тем не менее, маркизу (хотя, вероятно, он был предубежден) показалось, что было что-то странно отталкивающее в этих близко посаженных глазах и толстых губах.

Тем не менее голос маркиза оставался любезным, а улыбка — открытой. Он сказал:

— Может быть, вы решите, что я делаю из мухи слона, но, поскольку я не хочу беспокоить лорда Хоксбери, я должен просить вашей помощи.

— Я готов оказать вам любую помощь, милорд.

— Да, прежде, чем я начну, — небрежно заметил маркиз, — я должен вас поздравить. Мне сказали, что вы собираетесь жениться.

Он прочел удивление во взгляде мистера Каддингтона, который ответил:

— Интересно, кто вам это сказал, милорд?

— Если это безосновательный слух, я прошу у вас прощения, — отозвался маркиз. — Но мне сообщили, что вы намерены вступить в брак. Кажется, кто-то на балу говорил об этом. Может, это был лорд Хоксбери. Но кто бы это ни был, было сказано, что вы приехали с леди, с которой собираетесь вступить в брак.

— Это так, — отрывисто сказал мистер Каддингтон, — и я действительно помолвлен, милорд. Но по соображениям частного порядка я буду благодарен, если ваша светлость оставите эти сведения при себе — по крайней мере пока.

— Но конечно же, — улыбнулся маркиз. — Мне жаль, что я заговорил об этом. В то же время позвольте мне вас поздравить. Насколько я понял, ваша суженая — это мисс Сильвина Блейн. Она была здесь несколько дней назад, и я нахожу ее совершенно очаровательной.

— Она — дочь сэра Ренделла Блейна, — пояснил мистер Каддингтон. — Полагаю, ваша светлость его помнит. Сильвина будет, я думаю, покладистой женой, когда я ее вышколю. Всем женщинам нужен господин.

Последние слова мистер Каддингтон произнес так, будто говорил сам с собой. На его толстых губах появилась улыбка, заставившая маркиза быстро отвести взгляд: помощник министра понятия не имел, в какой опасности находится его самодовольная улыбка.

— Как и вы, милорд, я долго был холостяком, — продолжал мистер Каддингтон, не заметив, что нож для бумаги, которым поигрывал маркиз, вдруг переломился пополам, — но считаю, что тем, кто занимается политикой, нужна рядом женщина, которая принимала бы гостей, была бы украшением званых вечеров и, конечно, согревала его постель холодными ночами.

Мистер Каддингтон расхохотался. Этот разговор совершенно не вязался с его репутацией человека блестящего ума, но маркиз, прекрасно разбиравшийся в людях, быстро понял, в чем дело.

Каддингтон пытался говорить с ним на равных!

Он знал репутацию маркиза: сердцеед, друг принца Уэльского, представитель сливок общества, любитель спортивных развлечений, — и в своем бесконечном невежестве вообразил, что именно так разговаривают между собой щеголи и денди, о которых он столько слышал. Он разыгрывал спектакль, играя роль одного светского джентльмена, беседующего с другим. Его слова казались ему остроумными и светскими, и Каддингтону даже в голову не приходило, что маркизу он может быть противен не меньше, чем омерзительная, скользкая рептилия.

— Но я надоем вам со своими семейными делами, — остановил Каддингтон поток словоизвержения. — Ведь вы, милорд, хотели меня видеть?

Огромным усилием воли маркиз заставил свой голос звучать ровно, никак не выдавая отвращения и ненависти, которые испытывал к сидящему напротив него человеку.

— Три дня назад, мистер Каддингтон, мисс Сильвина Блейн принесла мне тепло написанное письмо, в котором рекомендовала графа Армана де Вальена. Я говорил с ней, и она объяснила мне, что знает графа давно — с детства. Потом я принял графа, побеседовал с ним и нашел его достаточно приятным человеком. В то же время меня несколько удивило его сильное желание работать со мной, именно в этом департаменте. Однако он объяснил, сколь глубоко он сам и его семья ненавидят бонапартовский режим во Франции, сказав, что эта ненависть заставила его пересечь Ла-Манш, чтобы присоединиться к Великобритании в ее борьбе за восстановление равновесия сил в Европе.

Маркиз сделал паузу, и мистер Каддингтон спросил:

— Вам понравился этот молодой человек?

— Вы с ним встречались ? — в свою очередь осведомился маркиз.

— Только один раз на каком-то вечере, — небрежно ответил его собеседник. — Конечно, мисс Блейн сообщила мне, что он умолял ее содействовать его стремлению служить нашей стране там, где он считает себя наиболее полезным. Боюсь, что если вы просите меня поручиться за графа, я не смогу вам помочь, так как мало знаком с ним лично.

— Думаю, француз мог бы быть нам полезен, — заметил маркиз. — Несомненно, он мог бы разнюхать для нас, кто из его соотечественников только и ждет , чтобы раскрыть наши секреты Бонапарту, отплатив нам таким образом за гостеприимство, которое Англия оказывала им с самой революции. В то же время лорд Хоксбери просил нас проявлять особую осторожность в том, кому мы оказываем доверие. Я полагаю, вам известно, мистер Каддингтон, что я нахожусь здесь в соответствии со специальным пожеланием мистера Питта.

Мистер Каддингтон снисходительно улыбнулся:

— Мистеру Питту вечно чудятся шпионы под обеденным столом. Тем не менее я склонен согласиться с вашей светлостью, что мы должны быть как можно осторожнее.

— Тогда, я уверен, вы согласитесь на то, что я собираюсь предложить, мистер Каддингтон, — сказал маркиз.

И опять ему показалось, что он заметил настороженность в глазах собеседника.

— Я всегда считал, — продолжал маркиз, — что практически бессмысленно пытаться оценить характер человека или его способности, разговаривая с ним через письменный стол. Иногда соискатель нервничает, иногда чересчур самоуверен, но он всегда пытается сыграть какую-то роль. Он никогда не чувствует себя совершенно свободно, никогда не бывает совершенно естествен. Да и как это возможно, когда решается, может быть, вопрос о всей его карьере?

— Тут я с вами согласен, милорд, — вставил мистер Каддингтон.

— И я предлагаю вот что: я приглашу графа ненадолго в Алтон-Парк, на пару дней, и если бы вы, мистер Каддингтон, нашли возможность быть в этот момент моим гостем, мы с вами могли бы определить, действительно ли он так искренен в своем желании помочь Великобритании, как говорит, и вообще может ли он быть нам полезен.

— Вы хотите пригласить меня в Алтон-Парк, милорд?

Голос мистера Каддингтона звучал ровно, но он не смог стереть со своего лица довольной улыбки.

Маркизу было прекрасно известно, что приглашения в Алтон-Парк ценились чрезвычайно высоко — даже в кругу его самых близких друзей.

Он всегда был очень разборчив, приглашая гостей. Поговаривали, что принцу Уэльскому нравилось бывать в Алтон-Парке больше, чем в других домах, которые он удостаивал своим посещением.

Маркиз подозревал, что мистер Каддингтон был снедаем честолюбивым желанием попасть в светское общество, и теперь он увидел, что не ошибся.

В его собеседнике теперь заметно было возбуждение, отсутствовавшее прежде, и губы его растянулись в самодовольной улыбке, когда он выслушивал ответ маркиза:

— Я был бы чрезвычайно благодарен вам, если бы вы сочли возможным принять мое приглашение.

— Я с удовольствием приму его, — быстро сказал мистер Каддингтон.

— Тогда как насчет ближайшей пятницы? — предложил маркиз. — Однако, я думаю, не стоит слишком явно показывать графу, каковы наши намерения. А что, если мы пригласим также и мисс Блейн, как его поручительницу — и, конечно, ее брата, который, как я понимаю, работает здесь же? Это создаст впечатление обычного приглашения.

— На мой взгляд, это прекрасная мысль, милорд.

— Я попрошу мою бабушку, вдовствующую герцогиню Уэндоверскую, которая всегда выполняет роль хозяйки дома, когда я принимаю у себя гостей, написать мисс Блейн официальное приглашение. Но поскольку времени до пятницы осталось немного, может быть, вы будете настолько добры, что убедите мисс Блейн и ее брата принять мое приглашение до завершения всех формальностей?

— Я уверен, что смогу это сделать, милорд, — самонадеянно заявил мистер Каддингтон.

— Я глубоко благодарен вам, господин помощник министра, — сказал маркиз. — Естественно, хочется быть справедливым к такому человеку, как граф, чей отец, насколько мне известно, сделал блестящую карьеру, будучи послом Франции во многих странах Европы. В то же время приходится быть осторожным: сейчас не такое время, чтобы можно было рисковать.

— Поистине так, милорд.

— Кажется, граф сейчас дожидается в приемной моего решения, можно ли ему надеяться на работу здесь, в министерстве иностранных дел. Я увижусь с ним и скажу, что я в настоящее время так занят, что нам было бы лучше продолжить наш разговор в Алтон-Парке.

Мистер Каддингтон встал.

— И в этом случае мое присутствие здесь излишне, милорд. Как вы сказали, надо избегать видимости заговора между нами относительно того, принять или не принять графа.

— Не знаю, как и благодарить вас за вашу любезность. У меня просто груз с души свалился. Я чувствовал, что это решение чересчур важно, чтобы принимать его самостоятельно, без помощи такого человека, как вы, — с большим опытом в дипломатии.

— Когда вы будете ждать нас в Алтон-Парке в пятницу? — спросил мистер Каддингтон.

— Полагаю, вы будете заняты в пятницу здесь — как, впрочем, и все остальные дни, — ответил маркиз с улыбкой. — Но Алтон-Парк всего в часе езды от Лондона, и если вам удастся приехать около пяти часов, то до обеда у нас будет еще много времени. Конечно, я приглашу кое-кого из моих друзей, чтобы познакомить их с вами. Мне посчастливилось иметь чудесных соседей, и, я думаю, вам не будет скучно в субботу и в воскресенье.

— Я уверен в этом, милорд.

Маркизу казалось, что Каддингтон только что не мурлычет как кот, дорвавшийся до сливок, при одной только мысли о том, что его ждет.

— Как это ни прискорбно, — продолжил маркиз, — боюсь, что в воскресенье вечером мы должны будем вернуться. Мне было бы в высшей степени приятно оставить вас и на понедельник, но, поскольку дела находятся в столь критическом состоянии в связи с войной, не думаю, что в министерстве смогут дольше обходиться без вас.

— Ваша светлость, вы мне льстите, — отозвался его собеседник. — Уверяю вас, что в настоящий момент вы более необходимы, нежели я.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — заметил маркиз.

Оба собеседника обменялись поклонами, и помощник министра иностранных дел вышел.

Маркиз снова уселся за свой письменный стол, но теперь мгла, окутывавшая его, когда он вошел в кабинет, рассеялась.

Он планировал, он действовал, он предвкушал ожидающую его битву.

Он был абсолютно уверен, что, как бы Сильвина ни была недовольна его приглашением в Алтон-Парк, как бы ни старалась отказаться от поездки туда, честолюбивый выскочка Каддингтон заставит ее принять приглашение маркиза. Однако сама мысль о толстогубом мистере Каддингтоне рядом с Сильвиной вызвала у маркиза вспышку неистовой ярости.

Он опустил взгляд на сломанный нож для бумаги и подумал, что случилось бы, не удержись он от желания сжать руками толстую шею Каддингтона и придушить его.

Он этого заслуживал! Как смел он так говорить о Сильвине? О СИЛЬВИНЕ!

И теперь маркиз наконец понял, почему она была так испугана, почему ее нежное, грациозное тело содрогалось при приближении мужчины, которому каким-то необъяснимым образом удалось убедить ее принять его предложение.

Как он мог это сделать? Откуда у него такая власть над ней?

Маркизу стало физически нехорошо от мысли, что Сильвина, такая чувствительная, должна терпеть общество мужчины, который даже о женщине, на которой собирается жениться, не может говорить пристойно и с уважением.

— Я спасу ее, — поклялся маркиз. — Клянусь небом, я спасу ее, даже если для этого мне придется убить Каддингтона!